.В книге «Мудрость прощения» Далай-Лама рассказал, в каких обстоятельствах он считает для себя возможным
применить силу; как глубокие духовные переживания и достижения воздействуют на тело и разум; как он научился любить тех, кого прочие сочли бы врагами; чего он боится; что показывают медицинские исследования сердца святого человека; как высокодуховный человек страдает от боли. Прочтите- не пожалеете.
"В основе мирной философии Далай-Ламы—его способность культивировать в себе прощение.
— Ваше Святейшество, все же, хотя бы иногда, вы испытываете чувство враждебности?
— Почти никогда, — ответил Далай-Лама.—Я рассуждаю так: если я буду вынашивать недобрые чувства к тем, кто заставил меня страдать, это только взбудоражит мирный настрой моих собственных мыслей. Но если я прощаю, мой разум успокаивается...Практикуя аналитическую медитацию, я полностью убедился,
что деструктивные эмоции, вроде ненависти, бесполезны. И теперь ни гнев, ни ненависть во мне не возникают.
Только иногда — легкое раздражение. Всякий раз, когда Далай-Лама говорит о прощении, он любит приводить в пример историю Лопон-ла, лхасского монаха, которого знал еще до китайской оккупации.
— После того как я бежал из Тибета, китайцы посадили Лопон-ла в тюрьму,— рассказывал мне Далай-Лама.— Он провел там восемнадцать лет. Когда его наконец освободили, он приехал в Индию. Я не видел его двадцать лет. Но он показался мне таким же. Конечно, выглядел постарше. Но физически— совершенно нормально. Его разум после стольких лет тюрьмы остался острым. Он был все тем же кротким монахом. Лопон-ла сказал мне, что китайцы понуждали его отречься от веры. Они пытали его. Я спросил, испытывал ли он страх. Лопон-ла ответил: «Да, была одна вещь, которой я боялся. Я боялся утратить способность сострадать китайцам». Прощение помогло ему в тюрьме. Благодаря прощению его горький опыт отношений с китайцами не стал горше. Умственно и эмоционально он страдал не слишком сильно. Он знал, что не сможет бежать. Но лучше принять действительность, чем быть сломленным ею. Далай-Лама убежден, что сила прощения помогла Лопон-ла пережить все эти годы тюрьмы без непоправимого ущерба для души. ......

—Так, значит, способность простить своих врагов может подстегнуть духовный прогресс?—спросил я Далай-Ламу.
— Да, да, без сомнения,—ответил он.—Это ключевой момент. Одна из самых важных истин. Это может изменить жизнь. Сдерживая ненависть и другие деструктивные эмоции, можно развить противоположные— сочувствие и доброту. Если в человеке развито сочувствие, глубокое уважение к другим, то прощать значительно легче. В основном мотив такой: я не хочу вредить другим. Прощение стимулирует позитивные эмоции. И помогает
нам совершенствоваться духовно.
— Есть ли специальная техника медитации, которую используете лично вы? — спросил я.
— Я использую технику медитации, которая называется «Давай и бери»,— объяснил Далай-Лама — Я практикую визуализацию: посылаю окружающим свои позитивные эмоции,—скажем, счастье, любовь. Затем другая визуализация. Я визуализирую, как поглощаю их страдания, их негативные эмоции. Я делаю это каждый день. Особое внимание уделяю китайцам — особенно тем, кто совершал жуткие преступления против тибетцев. То есть пока я медитирую, я вдыхаю все, чем они отравлены, — ненависть, страх, жестокость. А потом выдыхаю. Выдыхаю все самое лучшее — сострадание, прощение. Мое тело вбирает все плохое. А потом я заменяю все пагубное свежим дыханием. Отдаю и забираю. Я стараюсь избегать обвинений — не обвинять китайцев, не обвинять себя. Эта медитация очень эффективная, она уменьшает ненависть и стимулирует способность прощать.

Далай-Лама продолжал: Если говорить обо мне, о моем тибетском опыте, то разрушения, смерти— все
случалось. Болезненный опыт. Но месть...она несет еще большие несчастья. Так что взгляните под более широким углом зрения: раз в мести нет ничего хорошего, остается—прощение. Прощение не подразумевает,
что вы просто забываете прошлое. Нет, вы помните прошлое. Но следует понимать, что все прошлые страдания проистекали из ограниченности мышления обеих сторон. И вот теперь—время прошло.
Мы чувствуем себя более мудрыми. Думаю, это единственный путь.
— Как вы развиваете способность к прощению? — спросил я.
— Прежде всего, основываясь на личном опыте, я думаю о других, включая моих так называемых врагов. Они ведь люди—такие же люди, как и все. У них есть такое же право достигнуть счастья и избежать страданий. Красоту, свежесть, улыбки любят все. А преступления и кровопролитие не любит никто. Теперь второе. Мое будущее связано с другими людьми, и с врагами тоже; а мои интересы связаны с их интересами.

Далай-Лама обладает редкой способностью ставить себя на место другого человека. Особенно если этот человек — его враг. Он когда-то сказал мне, что считает своих врагов самыми ценными учителями. Он любит друзей и дорожит ими. Но верит, что именно враги бросают нам вызов, который стимулирует нас развивать в себе такие качества, как прощение и сострадание. Прощение и сострадание, в свою очередь, являются необходимыми составляющими спокойствия духа. Сущность буддизма: с одной стороны— сострадание, с другой—принцип взаимозависимости,—продолжал Далай-Лама.— И я всегда говорю людям, насколько важно различать действующее лицо и само действие. Мы должны протестовать против
дурного действия. Но это не означает, что мы против того человека, который действует. Одно действие завершено, за ним следует другое, когда этот человек может проявить себя как друг. Вот почему сегодня китаец — враг, а завтра он, возможно, станет другом. Поэтому мне нетрудно простить китайцам то, что они сделали с моей страной и моим народом.

Развивая учение Будды, Нагарджуна создал теорию реальности, основанную на идее взаимозависимости всего сущего. Далай-Лама за несколько десятилетий полностью постиг сущность этой концепции.
Взаимозависимость обусловливает его поведение и его взгляды на жизнь. Взаимозависимость — идея не самая простая для понимания. Далай-Лама объяснял мне ее на примере своего видения проблемы мирного сосуществования с китайцами. Как обычно, с нами был Лхакдор, монах-переводчик. Взаимозависимость— одна из любимейших тем Далай- Ламы, и он находил удовольствие в том, чтобы объяснять ее мне.
— Идея взаимозависимости позволяет расширить и углубить наше видение жизни, — начал Далай-Лама. — Чем менее ограничен ум, чем менее он привязан к деструктивным эмоциям вроде гнева, тем больше в нем прощения. В сегодняшнем мире все нации взаимозависимы, взаимосвязаны. В этих обстоятельствах уничтожение врага —своего соседа—означает уничтожение в конце концов самих себя. Вы нуждаетесь в вашем соседе. Благополучие соседа вам выгодно. Нет, речь не идет о полном избавлении от таких чувств, как гнев, привязанность или гордость. Только об их обуздании, снижении накала страстей. Взаимозависимость важна потому, что это не просто концепция; она действительно помогает уменьшить страдания, порождаемые разрушительными эмоциями.

— Можно сказать, что концепция взаимозависимости—это способ осознания действительности, — продолжал Далай-Лама. — Мы понимаем, что наше будущее зависит от всеобщего, глобального благосостояния. Следование этой концепции помогает развить широту ума. Ограниченный ум стремится создавать привязанности, склонен к ненависти. Думаю, самый положительный момент в концепции взаимозависимости — это то, что она объясняет законы природы. Самым серьезным образом она касается, например, окружающей среды. Взаимозависимость —фундаментальный принцип не только буддизма, но и экологии. Принцип взаимозависимости основан на таком представлении: все сущее связано неким непостижимым, но вещественным образом. В итоге все сущее зависимо друг от друга. Все мы вплетены в сеть Индры. Я вдруг вспомнил то, что когда-то прочел о Чарльзе Дарвине. Как-то он выдвинул несколько фантастическую идею, что обожающие кошек старые девы сделали Лондон одним из самых приятных мест в мире для проживания. Рассуждал он так. Большое количество кошек и котов, которых держат эти дамы, оказалось фактором, сдерживающим прирост мышей. Что положительно сказалось на шмелях — их подземные гнезда теперь реже разрушались мышами-мародерами. Большее количество шмелей, в свою очередь, способно опылить большее количество цветов. Таким образом, Дарвин пришел к выводу, что чем больше будет в Лондоне старых дев, любящих кошек, тем больше в нем будет цветов. Похожие взгляды изложил когда-то вьетнамский учитель буддизма Тхич Нхат Хан: «Если вы поэт, вы увидите в листе бумаги облако. Ведь без облака не пойдет дождь, без дождя не вырастут
деревья, без деревьев не из чего будет делать бумагу».

Я оставил фантазии о Дарвине, поэтах и цветах, чтобы спросить Далай-Ламу:— Как развивалось ваше понимание взаимозависимости?
— С течением времени, с течением времени,—ответил он.—Духовный рост требует времени. Это ведь не то, что включить свет: повернул выключатель — и светло. Скорее, это похоже на разжигание костра: сначала маленькая искорка, затем огонек, потом он растет, становится ярче и ярче; вот так. Так происходит любая трансформация мышления. Нет, не то чтобы до определенного уровня, до определенного момента — темнота... а потом появляется свет. Нет, не так. Постепенно, постепенно. Сначала почти ничего не заметно. Поэтому я часто говорю людям: духовное развитие — процесс медленный, мы не видим результатов неделями, месяцами. Долгие годы. Но если мы сравним свои нынешние представления с теми, что были десять или двадцать лет назад, мы заметим некоторые изменения. Так я говорю другим. Но и в моем случае все так же.
— И каковы ваши сегодняшние представления? — спросил я.
— Поскольку я размышляю и анализирую взаимозависимость много лет, я уже хорошо освоил этот принцип,—ответил Далай-Лама.—Поэтому я всегда смотрю на все, не забывая истины о взаимозависимости, и картина постепенно проясняется, а бывает, начинаешь видеть все в совершенно новом свете. Понимание ситуации приходит без усилия — почти непроизвольно.

Мне казалось, что я часть всех и каждого, всего существующего. Что я связан со всем». Это было как раз то, что столетиями повторяли духовные учителя и йоги. И это удивительно походило на то, что только что рассказал мне Далай-Лама: когда он сосредоточился на взаимозависимости, он увидел мир иным—предметы и люди показались ему лишенными жестких физических границ; в моменты духовного озарения физические границы между тобой и всем прочим исчезают, размываются, становятся зыбкими.
Благодаря подобному опыту Далай-Лама гораздо глубже ощущает связь между собой и другими.
— Вы говорили мне, что можете ощутить взаимозависимость, просто подумав о ней, — сказал я Далай-Ламе.— Для примера, возьмем вас и меня. Когда вы думаете о взаимозависимости, я выгляжу для вас как-то иначе?
— Остаетесь человеком, но... но не таким, каким выглядите, не жестко очерченным. Несколько расплывчатым. Связь между нами сильнее, сострадание сильнее, — ответил Далай-Лама. Он на мгновение задумался и снова обратился к Лхакдору по-тибетски: — Через понимание взаимосвязанной реальности вы приходите к пониманию, что, если что-то хорошее случается с другими, вам это тоже пойдет на пользу, — пусть не сразу, но пойдет. Если другие страдают, то в конечном счете пострадаете и вы. Таким образом, усиливается ваша способность сострадать даже тем людям, чьи представления о жизни
совершенно отличны от ваших. Сострадать им становится легче, — перевел Лхакдор.

— Например, Саддам Хусейн, — продолжил Далай-Лама. — Заглянув в глаза президента Буша, я понял его чувства: Саддам для него — на 100 % отрицателен, абсолютно отрицателен. Единственное, что остается, — уничтожить его. Но реальность далека от этого.
— Какова же реальность? — спросил я.
— Думаю, есть два уровня. На обыденном уровне,с обыденной точки зрения,Саддам Хусейн не стопроцентно
порочный человек от рождения — не абсолютное зло. — Ладони Далай-Ламы кружились друг вокруг друга, формируя
невидимую сферу. —Его порочность сформировалась под воздействием множества факторов, а не сама по себе. Не изолированно. Она связана со многими другими факторами, включая самих американцев. Во время
войны в Заливе все обвиняли Саддама Хусейна. Я понимал, что это несправедливо, и сочувствовал ему. Далай-Лама сочувствовал Саддаму Хусейну? Человеку, который принес бедствия миллионам людей? Я начал постигать простую истину о Далай-Ламе. Его взгляды на мир и способ его мышления — сколь бы рациональными и вдохновенными они ни были — очень отличаются от моих.
— Диктатура Саддама Хусейна не свалилась с неба сама собой, — объяснял Далай-Лама.— Саддам Хусейн — диктатор,захватчик, плохой,— Он перечислял пункты, загибая пальцы; выражение лица было серьезным. — Но все скверное он совершал не без помощи армии. Без армии, без оружия он не стал бы агрессором. А оружие производит не Ирак, оно поступает с Запада. Западные компании помогли создать этого агрессора. Они создали его, а теперь обвиняют. Несправедливо.

— Далай-Лама наклонился вперед, его голос поднялся на тон выше. Разговор явно взволновал его.— Значит, на обыденном уровне Саддам Хусейн не стопроцентный негодяй,— сказал он. — Теперь более тонкий уровень: когда некто, например Буш, испытывает отрицательные чувства к Саддаму Хусейну, в его глазах Хусейн — нечто однородное, отдельное, самовластное и абсолютно скверное. — Далай-Лама вытянул перед собой сжатый кулак и зафиксировал на нем взгляд. — Точно так же в глазах Саддама Хусейна... —Далай-Лама с трудом, закончил фразу:—Буш—нечто очень плохое. Абсолютное, отдельное,независимое... воплощение зла. Итак, в обоих случаях — существенное непонимание реальности. Их реальности —
просто фантазии.
— Вы говорите, что Саддам Хусейн не стопроцентное абсолютное зло, потому что, например, он может быть хорошим в глазах своей жены? — спросил я Далай-Ламу.
— О да, да, — с энтузиазмом согласился Далай-Лама. Он был доволен, что я ухватил нить его рассуждений. — Если обстоятельства изменятся, такой человек может стать хорошим. Это вполне возможно. Другой пример. В глазах Бен Ладена Америка — стопроцентное зло. Такое заблуждение чревато бедствиями. Для Бен Ладена весь Запад — антимусульманский, а Америка—мировой агрессор. И он приходит к выводу, что это однородный, имеющий
четкие границы, отдельный враг. Это — неправильное представление действительности.
— Каким же должен быть его взгляд на действительность? — спросил я.
— Америка — часть арабов, значит, Америка — часть его самого, — ответил Далай-Лама без колебаний.
— Взаимозависимость? — нерешительно произнес я.
— Да, взаимозависимость. И не только Америка. В Западной Европе тлеет недовольство тамошними мусульманами. Но ни Америка, ни Европа не являются стопроцентно антимусульманскими. Безусловно, нет. Значит, снова придуманный образ. Узость взглядов. Ошибка. А вот взгляд с точки зрения взаимозависимости — шире и человечнее. Нет ничего отдельного, ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Такой взгляд предотвращает жесткие привязки и привязанности — потому что нет объекта, за который можно ухватиться. И наши пристрастия и жажда обладания по отношению и к предметам, и к людям становятся слабее. За несколько десятилетий постоянной практики вневременная истина о взаимозависимости стала частью сознания Далай-Ламы. Она формирует его мысли, представления и поступки. Он приступает к осуществлению своих планов, реагирует на события в мире, ища и находя взаимозависимости. Он не боится спорить с общепринятым мнением. Он принимает решения не под влиянием советников и не на основании опросов общественного мнения. Его сочувствие или по меньшей мере не слишком сильная неприязнь к Саддаму Хусейну — результат его особого способа видения, преломляемого призмой взаимозависимости.

... однажды я получил разрешение провести с ним утренние часы в Дхармсальской резиденции.В тот день, окончив медитацию, Далай-Лама поднялся и предложил показать мне свое жилище. Из безмятежной атмосферы внутренних покоев мы попали в коридор, ведущий к просторной гостиной. Взяв за руку, Далай-Лама повел меня в маленькую, скромно обставленную комнатку. Большую часть облицованного деревянными панелями помещения занимала маленькая односпальная кровать, рядом на столике стояла лампа под
абажуром в форме лотоса и портативный радиоприемник. — Это моя старая спальня, — сообщил Далай-Лама. — В прошлом году после нескольких предупреждений о землетрясении я перебрался в комнату на первом этаже. Он указал на несколько выцветших фотографий. То были портреты тибетских монахов, его учителей. Среди них —редкая фотография самого любимого из них, ныне покойного, старшего наставника Линга Ринпоче; на ней известный своей строгостью учитель едва заметно улыбался. В углу—групповая фотография семьи Далай-Ламы: он с братьями, сестрами и родителями. И тут я увидел на стене нечто неуместное, даже шокирующее. Над кроватью Далай-Ламы висело ружье. Оно висело вертикально, на кожаном ремне. У меня был с собой фотоаппарат, и я уже собрался сфотографировать этот столь неуместный здесь предмет.—Нет, нет, нет, не снимайте,—поспешно остановил меня Далай-Лама.—Люди могут сделать
неверный вывод, что Далай-Лама склонен к насилию и любит оружие. Я послушно опустил камеру. И вдруг меня пронзила неприятная, даже раздражающая мысль: с каких это пор Далай-Лама беспокоится о том, что подумают другие? Он повел себя неожиданно, совсем не так, как Далай-Лама, к которому я привык. Неужели Далай-Лама — противоречивый человек? Далай-Лама рассказал, что эта пневматическая винтовка у него уже несколько десятилетий.
— Я часто подкармливаю маленьких птичек, но когда они прилетают, прилетают и ястребы. Этого я не люблю. Большие ястребы поедают маленьких птичек. Поэтому, чтобы защитить этих маленьких живых существ, я держу пневматическую винтовку. Не для того, чтобы убить, только чтобы отпугнуть.

скачать книгу: http://www.onlinedisk.ru/file/226665/
Нашла здесь:http://nedorazvmenie.livejournal.com/1057282.html#cutid1