Цифровой стих! Читать с выражением...


2 15 42. 42 15. 37 08 5. 20 20 20! 7 14 105. 2 00 13. 37 08 5. 20 20 20!

（C)Автор Екатерина Сизова

В тот день, когда в небе исчезли птицы...
В тот день, когда в лесу исчезли звери,
Лес затаил дыхание в полной тишине.
В тот день, когда в лесу исчезли звери,
Люди продолжали прокладывать дороги.



Таникава Сюнтаро широко известен и популярен в Японии в наши дни, особенно среди людей среднего и пожилого возраста. Японские исследователи даже относят его к числу ныне живущих классиков. Практически во всех словарях, отзывах, критических статьях и рецензиях его имя стоит напротив слов «олицетворение современной японской поэзии» (гэндайси). Он достиг того уровня, когда сам придирается к критикам («…так много критики содержания «в современном обществе это стихотворение имеет такой-то смысл» или «автор хотел сказать то-то и то-то», но нет [реальной помощи поэтам], когда с первой строчки разбирается, где ошибся поэт [в поисках красоты]»…
Читать далее...

Юрий Норштейн: Идея сделать фильм по циклу стихов Басё «Зимний день», который называется Рёнку («Сцепленные строфы»), родилась у самих японцев. В цикле тридцать шесть строф; проект заключался в том, чтобы раздать их разным режиссерам, каждый из которых должен делать свой кусок, без каких-либо ограничений стилистических, сюжетных, формальных, каждый в согласии со своей индивидуальностью. А затем отдельные сюжеты сложить воедино. Японцы решили, что проект будет интернациональным, и пригласили для участия в нем режиссеров из Канады, Бельгии, Китая, Англии, России и т.д., всего тридцать пять авторов, включая японских. Каждый режиссер должен был сделать тридцатисекундный фильм без «покушений» на японскую стилистику. Далее художественный руководитель проекта Кихатиро Кавамото соединил фильмы один с другим, перекладывая зазоры между ними чтением стихов.

"Безумные стихи... Осенний вихрь.../ О, как же я теперь в своих лохмотьях/ На Тикусая нищего похож!" На экранизацию этого хокку у Юрия Норштейна ушло 9 месяцев.
Читать далее...

Иосиф Бродский стихи
Антология русской поэзии

БАБОЧКА

I

Сказать, что ты мертва?
Но ты жила лишь сутки.
Как много грусти в шутке
Творца! едва
могу произнести
"жила" - единство даты
рожденья и когда ты
в моей горсти
рассыпалась, меня
смущает вычесть
одно из двух количеств
в пределах дня.

II

Затем, что дни для нас -
ничто. Всего лишь
ничто. Их не приколешь,
и пищей глаз
не сделаешь: они
на фоне белом,
не обладая телом,
незримы. Дни,
они как ты; верней,
что может весить
уменьшенный раз в десять
один из дней?
Читать далее...

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.

Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.

И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою -- нимб золотой.

Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства --
основной механизм Рождества.

То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.

Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет -- никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.

Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь -- звезда.

Приехал в дальнюю деревню
Веселый доктор из Москвы.
Кружась на землю падал снег,
Зима в тот год была в России.

Была деревня небольшой
В известной песнями губернии.
Болели редко в ней крестьяне, -
Все больше в озере тонули

В церковном маленьком приходе
Ютилась сельская лекарня,
В ней и устроился с женою
Веселый доктор из Москвы.

Окошки с видом на сугробы
Синели в крохотной каморке.
На дверь повесив две подковы,
Уснули быстро врач с женою.

Мальчишки с мокрыми носами
Глазели в окна их жилища,
Другие - дохлую ворону
Совали им под дверь. Смеркалось.

Дворы мохнатились дымами,
Хвостами стужу разгоняя.
В лесу печально выли волки,
Тревожа тварей по чащобам.

Звенел почтовый колокольчик,
Не замечая волчих песен.
Роняли елки снег тяжелый
на зайцев, мерзнущих под ними.

В дому у докторской четы
Дровишки в русской печке тлели...
Открыть забывши дымоход,
Жена и доктор угорели.

А утром сани еле-еле
Тела везли их на погост.
Все деревенские рыдали.
К саням, на тоненькой веревке,
Была привязана ворона,
Что ночью им под дверь совали...
То, видно, был им знак.

Жабий блюз
Уже неделю
На телефоне я вишу.
Ищу работу,
любую, в общем, но ищу.
Хочу как лучше,
хочу как белый человек,
но неизменно «нет вакансий,
позвоните через век».

У жабы тоже есть сердце,
зеленое, но свое.
У жабы тоже есть блюз.

Какая мерзость —
все эти поиски пути
в родном болоте,
где легче квакать, чем идти,
где что ни утро —
ты словно в тине до ушей.
Тебя считают глупой жабою
и гонят взашей.

У жабы тоже есть сердце,
зеленое, но свое.
У жабы тоже есть блюз.

Ты мог быть рыбкой,
сверкать красивым плавником,
ты мог быть птичкой
с веселым чистым голоском,
ты мог быть змейкой,
струиться струйкой по камням,
но все считают тебя жабой
и посылают к чертям.

Но и у жабы есть сердце,
зеленое, но свое.
У жабы тоже есть блюз


Если понравилось, то загляните в ЖЖ
http://drakoniha.livejournal.com/884208.html
Вам там понравится )))

Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.


Иначе зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.

Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.

Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах...
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.

http://www.erfolg.ru/hall/inna_kabysh.htm

Настоящее имя поэтессы – Хо Сёко. В юности она получила отменное по тем временам образование в японском духе, также увлекалась классической литературой, поэтому выбор ее канонической формы пятистиший танка, зафиксированной японской традицией еще в VIII в. в первой антологии поэзии «Собрание мириад листьев» (Манъёсю), не случаен. К тому времени, когда в 1900 году молоденькая дочка купца из Сакаи послала свои первые стихотворения в прославленный Мёдзё («Утренняя звезда»), традиция танка насчитывала уже двенадцать столетий.

Первые танка Ёсано печатались на страницах журнала, главным редактором которого был Ёсано Тэккан. Он и стал героем ее лирики: отношениям поэтов-любовников посвящена первая книга Ёсано Акико «Спутанные волосы».

Юная поэтесса бежала из дома и вышла замуж за Ёсано Тэккана, который поспешно освободился от связывавших его прежде брачных уз. Именно ему посвящены, видимо, все ее стихотворения, публиковавшиеся в 1900 по 1906 годы в журнале «Утренняя звезда» и другом романтическом издании «Плеяды» (Субару) и в других сборниках. После 1912 года Акико находилась на вершине славы и очень много сделала в литературе: выступала как литературный критик, пыталась (впрочем, безуспешно) возродить журнал романтической поэзии «Утренняя звезда», сочиняла эссе в старинном духе – дзуйхицу (букв. «вслед за кистью»). Ее значительный труд тех лет – перевод на современный японский язык классического романа X века «Повести о Гэндзи», самого знаменитого произведения японской словесности. Перевела она и другие классические произведения. Ёсано писала книги и статьи по теории поэзии танка, например «Как сочинять танка» (1915 г.), создала несколько прозаических произведений, выступала как поборница прав женщин и основала женский институт Бунка гакуин.

Стихи она писала всегда и создала за всю жизнь более 40 000 (а по другим данным – более 50 000) стихотворений. Сочинение стихов было для нее особой формой существования, это лирический дневник длиною в жизнь. При этом Ёсано родила одиннадцать детей, воспитанию которых отдала много сил.

Самое лучшее в ее творчестве, оригинальное, сделавшее поэтессу чудесно знаменитой, было написано на протяжении всего только нескольких лет, примерно с 1900 по 1906 год. Это сборники «Спутанные волосы» (1901 г.), «Маленький веер» (1904 г.), «Плащ любви» (1905 г.), «Танцовщица» (1906 г.).

* * *
Об осенних
Жухнущих травах думаю.
Они тоже
Блекнут, вянут –
Со мною сходно.
Читать прекрасные танка Ёсано Акико...

рождественская звезда
В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти;
мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь Матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы - Бальтазар, Каспар,
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была Звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях Ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
Звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.
Иосиф Бродский

Одинокий гитарист

В придорожном ресторане.



Черной свечкой кипарис

Между звездами в окне.

Он играет и поет,

Сидя будто в черной раме,

Море Черное за ним

При прожекторной луне.



Наш милейший рулевой

На дороге нелюдимой,

Исстрадав без сигарет,

Сделал этот поворот.

Ах, удача, Боже мой,

Услыхать в стране родимой

Человеческую речь

В изложенье нежных нот.



Ресторан полупустой.

Две танцующие пары.

Два дружинника сидят,

Обеспечивая мир.

Одинокий гитарист

С добрым Генделем на пару

Поднимают к небесам

Этот маленький трактир.



И витает, как дымок,

Христианская идея,

Что когда-то повезет,

Если вдруг не повезло.

Он играет и поет,

Все надеясь и надеясь,

Что когда-нибудь добро

Победит в борьбе со злом.



Ах, как трудно будет нам,

Если мы ему поверим:

С этим веком наш роман

Бессердечен и нечист.

Но спасает нас в ночи

От позорного безверья

Колокольчик под дугой -

Одинокий гитарист.

Дело было в январе,
Стояла ёлка на горе,
А возле этой ёлки
Бродили злые волки.

Вот как-то раз
Ночной порой,
Когда в лесу так тихо,
Встречают волка под горой
Зайчата и зайчиха.

Кому охота в Новый год
Попасться в лапы волку!
Зайчата бросились вперёд
И прыгнули на ёлку.

Они прижали ушки,
Повисли, как игрушки.
Десять маленьких зайчат
Висят на ёлке и молчат -
Обманули волка.
Дело было в январе -
Подумал он, что на горе
Украшенная ёлка.


Агния Барто