так искренно, так нежно

ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

- Я красив! – подумал Бушкатов, глядя на себя в зеркало после бритья.
- Я силён! – подумал Бушкатов и поиграл мускулами.
- Я богат! – подумал Бушкатов и голышом прошелся по своей модно обставленной квартире. В спальне распахнул дверь шкафа, где висели его костюмы. Открыл комод и вытащил толстый бумажник с пластиковыми карточками и конверты с наличностью в рублях, долларах и евро.
- Я еще не стар! – подумал Бушкатов, заглянул в лежащий рядом с бумажником паспорт и убедился, что ему только через неделю исполнится сорок лет.
- Я умен! – подумал Бушкатов и выдвинул ящик, где лежал диплом кандидата наук и сертификаты о курсах и стажировках.
- Я влиятелен! – он прокрутил записную книжку в своем айфоне: сплошные директора банков, заместители министров, генералы и главные редакторы. – Ну, в смысле, обладаю большим социальным капиталом, - честно поправил сам себя Бушкатов.
- То есть я вдобавок честен! – отметил он.
- К тому же я совершенно здоров, - подумал Бушкатов, выдвигая еще один ящик, где лежали анализы крови и мочи, результаты КТМ и холтер-мониторинга, отчеты об УЗИ, и везде написано: «норма, норма, норма».
Оделся, посмотрел на себя в зеркало, висевшее в прихожей и сказал вслух:
- Но почему я так одинок и несчастен?

Мужчинам не положено отмечать сорокалетие, есть такая примета. Но Бушкатов решил сделать себе подарок в виде перемены судьбы.
Он взял отпуск. Закупил себе дешевую одежду, от куртки до трусов. Достал с антресолей старый костюм, он в нем весь институт ходил и диплом защищал, счастливый костюм, и поэтому запретил жене его выбрасывать.
Бывшей жене, разумеется! Ох, даже вспоминать неохота.
Вот. Купил одеколон попроще. Стал принимать душ через день. А потом снял квартиру – однокомнатную, в блочной девятиэтажке - в небольшом, но не очень маленьком городе, триста километров от Москвы. Размер имел значение – в крохотном городке его бы сразу угадали как заезжего, а город от полумиллиона и выше – та же Москва, те же нравы. А ему хотелось других нравов. Простых, чистых и добрых.

Он познакомился с девушкой из библиотеки. Дня три гуляли, сходили в театр, в музей и в кафе. Держались за руки. Потом он позвал ее к себе.

Вошли в квартиру, зашли в комнату, Бушкатов обнял ее, и они в первый раз поцеловались. Бушкатов стал снимать с нее кофточку. Она сказала:
- Я сама.
Медленно разделась перед ним и красиво легла на диван.
Бушкатов снял пиджак, расстегнул рубашку, скинул туфли, стянул брюки вместе с носками – и только шагнул к ней, как вдруг ледяная боль сковала его грудь и поднялась выше, по горлу, к челюстям, так что зубы заныли и холодный пот полился с висков на щеки.
- Света, - просипел он, падая в кресло. – Сердце…
Она вскочила, побежала на кухню, принесла чашку воды:
- Попей. Скорую вызвать?
- Не знаю… Постой. Кажется, всё. Фу. Всё. Отпустило. Честное слово, думал, кранты. Подумал, бедную Свету по судам затаскают. Фу, какое счастье…
- Зачем ты меня позвал? – вдруг обиделась она.
- Я не нарочно! – он, взял ее руку, прижал к своему мокрому лбу.
- Ладно, ладно. Сейчас-то нормально? – Он кивнул, она погладила его по голове, по плечу. – Вот такой облом… Ничего, чувство юмора спасает! А вроде здоровый, молодой… Тебе сколько лет?
- Сорок, - сказал Бушкатов. – Выходи за меня замуж! – Встал, обнял ее.
- Смеешься? – она вырвалась и принялась одеваться.
- Понял. Старый, больной, да еще и бедный, – он пнул ногой свои потертые брюки от студенческого костюма. – А ты молодая и богатая, так?
- Представь себе! – сказала она. –У меня квартира двухкомнатная собственная на Красном проспекте, сталинский дом, и дача тридцать пять соток, от мамы в наследство. Мне двадцать два, ты понял?
- А зачем со мной пошла?
- Про умное поговорить! А то я с книжками работаю, а поговорить особо не с кем. Думала, тебе лет тридцать. Восемь лет разницы – ещё туда-сюда. А восемнадцать – извини. А кто ты по работе, теперь-то скажи?
- По образованию химик, а по работе – миноритарный акционер. Компания «Ист-Вест-Лактам». И еще «Нитро-Дилон». Член совета директоров.
- Ну и тем более. Я же не бэ какая-то, на большие деньги идти. Если ты не врешь, конечно. Бедной девочкой при богатом дяде не буду. Извини еще раз.
- Понятно, - вздохнул Бушкатов, растер грудь, оделся. – Ты меня тоже извини. Я не вру. Пробей меня в Гугле, там мои фото, всё честно. Ну, сердце закололо – бывает. Я здоров, я раз в полгода проверяюсь в Президентской Клинике. У меня есть всё. Только любви нет.
- Есть у тебя любовь! – сказала она. – Ты сам себя очень любишь. И это взаимно. Поэтому тебя чуть инфаркт не хватил. Со страху, что я вашу любовь разрушу… Третий лишний!
- Умна! – сказал Бушкатов. – Ох, умна…
- Стараюсь, - сказала Света.

http://clear-text.livejournal.com/429595.html

Серия сообщений "ЖЗЛ":
Часть 1 - Олег Белаковский: «Когда Харламов натягивал коньки, мы еле сдерживали слезы»
Часть 2 - Любовь и счастье звездной пары
Часть 3 - 7 теней Салтыкова-Щедрина
Часть 4 - Бетховен, или Гордость из предубеждения
Часть 5 - О ЛИДИИ ЧУКОВСКОЙ

Суточный ребёнок, или что такое счастье…


Нет, не ждите научного трактата и глубокомысленных рассуждений о сути счастья.
Всё значительно проще.
Подруга последние дни жила в ожидании рождения правнука. Сама-то, еле тянет на бабушку. Ритм, темп – не угнаться. Ей всегда не хватает суток. Нет, там - ни драмкружка, ни кружка по фото. Там жажда жизни. Встречи, поездки, всматривание, вслушивание …и обязательное опекунство. Людей, детей, разную живность. Двери не закрываются. Это вот и есть то, что называется - жить взахлёб. Болячки к ней не пристают, а душа всегда на взлёте.
Звоню узнать, что новенького.

- Приходи. У меня суточные щи и суточный ребёнок, - чувствую, что эмоции разрывают её.

Быстренько собираюсь, а в голове мысль: – «Кого же ей опять подбросили на сутки?»
Мне тоже вот вручили барышню - на сутки. Внучка. Почти шесть. Задавила интеллектом.
Предвкушая «схватку мудрецов», весело звоню в дверь подруги.

Есть передача такая – «Ты не поверишь…».
Предупредила, …а теперь подробнее.

Дверь открывает, …как бы это определённее высказаться, чтобы личность увАжить и возраст не обидеть…
Скажем так: порхающая особь женского рода. Благоухающая. Вся сверкающая, с улыбкой от уха до уха.
Мы с ребёнком задержались в дверном проёме.

- Привет, хорошие мои!! - и выдох, - я уже сутки ношу самое почётное звание!!

Я не успела сообразить, что к чему, за моей спиной запрыгала Алёнка.

- Ура! Тётя Женя, вы стали народной артисткой?

- Девонька моя, я стала – ПРА-БАБУШКОЙ! Уже целые сутки ликую.

Пока мы обнимались-целовались, на личике ребёнка появился испуг.

- Вас заколдовали? – с ужасом спрашивает ребёнок.

Смотрим друг на друга, ничего не понимаем.

- Алёнушка, ты о чём?

- Пра – это же река, и гора такая есть. Где-то далеко. Деда рассказывал, что вы там были. А про реку я у тебя, ба, в книжке вычитала, - поджала губки, - хорошо, что хоть не Бабой Ягой вас обозвали.- Подошла, пощупала молодую прабабушку,- нет вы настоящая, пошутили, да?

- О, боже, это она до Паустовского добралась. Там про реку ПРА. Жень, прав был мой папа, когда ещё глядя на нас, говорил – «Мужики умными от книг бывают, а бабы от природы».

- Алёнушка, дорогая, прабабушка, это бабушка с плюсом, очень везучая и счастливая бабушка. У моей внучки вчера родился сын, так я поднялась в своей семье на ступеньку выше. Знаешь, как по лесенке жизни шагают - девочка, девушка, дама, мама, бабушка, прабабушка. Это огромное счастье. Идёмте, покажу вам, о ком речь идёт.

- Тётя Женя, вам его по электронной почте послали, или почтальон принёс? - очень серьёзно спрашивает.

- По электронной. Муж внучки - оператор. Это его первый репортаж о сыне.

Мы застыли у монитора. Суточный человечек….
Словами не передать всех ощущений.
Вот… Человечек морщится, как бы улыбается, зевает…
Это настоящее чудо.

- Бабуля, а когда ты станешь Пра? – голосом просящего ребёнка вопрошает Алёнка

- Да, детка, припозднились мы с этим счастьем. Мама твоя поздний ребёнок, ты поздний ребёнок. Теперь уж всё от тебя будет зависеть, - смотрим на ребёнка, улыбаемся.

- Бабуль, я тебя не подведу. Хочешь, на следующий Новый год я тебе подарю,как вы сказали, – суточного человечка. Он такой миленький.

Дошла очередь и до суточных щей, и вкусных пирогов.
Притомились за обедом, Алёнка задремала, а мы ударились в воспоминания.

Не так мы со своими первенцами встречались. Приносили их нам только на третий день, туго запеленавшими. Общение с внешним миром через записочки и выкриками из окон.
А тут, Женя рассказывает, отдельная палата. Родился человек и его прямо из родильного отделения в руки папаше. И бабушка, больше похожая на зрелую мамашу, тут же приступает к своим обязанностям.
И Женя сидит у экрана, и ловит фото, восторги. Не на обочине она семейной радости, так вот водится в хороших семьях.

Новорожденный парнишка - мужик. Четыре с половиной килограмма. Богатырь. Есть чем Иллариону, отцу ребёнка, гордиться.
Имя доверили выбрать внучке. Ей очень хотелось, чтобы не дублировать имя мужа, но сохранить в нём общий с его именем корень. Вот и получилось – Иларий Илларионович. С греческого это означает радость, веселье.

Замечаю какую-то тучку на лице подруги. Спрашиваю – «Что так?».
Молчит.

- Знаешь, конечно, я счастливая. А вот ведь какой-то паршивенький голосок нашептывает: крайняя, старейшая в роду.

- Брось. Прабабушка – это не возраст. Глядя на тебя – это просто состояние души.

- Так и я не о возрасте. Помнишь у Пушкина….
Так наше ветреное племя,
Растёт, волнуется,кипит
И к гробу прадедов теснит…

Да, сложная штука жизнь. Радость и грусть всегда в обнимку.
Посмотрели на Илария, с его пробивающейся улыбкой.
На улыбающуюся во сне Алёнушку...

Главное, чтобы они были счастливыми.
И чтобы это была не сказка, а быль…

© 27.11.2013 Ди.Вано

Image: Siberian Night, oil on canvas, 22’’x28’’, 2013. Irene Nedelay

Однажды, засыпая, я решила по старому папиному методу попытаться согреться и заснуть. Папин метод был прост: надо было представить картину жизни, которая была бы тебе милой и гармоничной, которая успокаивала бы тебя и согревала… А потом поместить в эту картину себя. По словам самого папы, он представлял себе Черное море, галечный пляж, яркое солнце, а также запах арбузов, которыми иногда пахнет море. После этого он мысленно помещал в эту картину себя, сидящего на берегу за минуту перед погружением в прозрачную воду.

Всю свою жизнь, с шестилетнего возраста, папа прожил в Сибири. До этого он жил в Белоруссии, но помнил ее смутно и не подробно. Хотя часто рассказывал мне страшные и смешные истории из той жизни в белорусской деревне под названием, кажется, Тростенец.

В рассказах этих на равных правах с людьми фигурировали русалки и ведьмы, которые в Сибири не водились. Насколько я помню по своему детству, их отродясь никто не видел в Сибири. Видимо, они либо остались там, в Белоруссии, либо в Сибири их просто решительно отменила Советская власть.

Мое детство по всем параметрам отличалось от папиного. Когда папа представлял что-нибудь гармоничное, это никогда не было связано с порой его детства, потому что пора эта была голодная, холодная и большей частью бесправная и нищая. Мое же советское детство уже не было голодным, а если и бывало иногда холодным, то уж, скорее, по недосмотру родителей.

Не то чтобы я хочу сказать, что мое детство было счастливое, потому что было советское. Нет. Совсем нет. Но просто я констатирую: оно было советское. И это не хорошо и не плохо, оно ведь уже прошло, и ничего нельзя изменить.

Итак, когда по папиному методу я пытаюсь представить гармоничную картину жизни, такую, чтобы гармония была и снаружи, и внутри, то я представляю себе… Нет, вернее, я вижу…

Идет крупный белый снег. Горит фонарь. На улице темно. Под фонарем стоит компания людей: двое мужчин, две женщины и девочка. Над их головами, как всегда зимой в Сибири в не слишком морозные дни, висит низкое серо-фиолетовое небо. И из этого серо-фиолетового, довольно светлого, совсем не черного неба, идет белый снег. Когда он пролетает под фонарем, он становится лимонно-желтым, а за пределами света фонаря он просто белый. Он так идет, вернее, так летит, что иногда становится непонятно, куда он именно летит, то ли вверх, то ли вниз…

Люди под фонарем ждут трамвая. Они стоят у трамвайного кольца. За их спинами виднеется сосновый лес, впереди — трамвайные пути, потом дорога, а потом опять сосновый и березовый лес. Деревья все в снегу. В том смысле, что снег лежит на ветвях деревьев и стволы деревьев утопают в снегу… В городе очень тихо, слышен только шум редких машин и разговоры людей на остановке.

Один мужчина все время курит. Он является обладателем черных бакенбард, классических европейских черт лица и металлического зуба в углу рта, который поблескивает, когда мужчина вынимает сигарету, чтобы стряхнуть пепел. Его можно назвать красивым. Другой мужчина примечателен необычной одеждой. На нем серое хорошо сшитое пальто с богатым бобровым воротником и бобровая же шапка-ушанка. Вид этого мужчины немного напоминает портрет Шаляпина кисти Кустодиева, но в несколько более скромном колорите.

Женщины одеты в цигейковые шубы. У одной из них в ушах роскошные висячие серьги, исполненные в той манере, которая считалась роскошной в среде продавщиц или товароведов советского времени. Мужчина в бобровой шапке «травит анекдоты». Все смеются, а девочка глазеет по сторонам с рассеянным видом и прячет руку в кармане его пальто. Видно, что людям этим хорошо и весело. Они уже пропустили несколько трамваев, им жаль расставаться.

Только полчаса назад они еще сидели за столом. За роскошным столом, что было нечасто по тем временам. Роскошный стол был роскошным тоже по-советски, конечно. На столе на льняной белой скатерти стояла бутылка «Столичной». По тарелкам с золотыми ободками и букетиками роз, нарисованными на них, были разложены соленые помидоры, огурцы и полукопченая колбаса. В отдельных хрустальных вазочках лежали соленые грузди и маринованные опята. Салаты — оливье, селедка под шубой и небезызвестный винегрет — были украшены тщедушной петрушкой, купленной на базаре у азербайджанцев. Неизменное картофельное пюре и котлеты завершали приятно пахнущую картину мира. Работал телевизор, по которому показывали советское кино. Что-нибудь типа «Чисто английское убийство» с Баталовым или «Крутой поворот» с Басовым.

Никто не обращал внимания, как казалось, на разоблачающие «их» нравы диалоги, а только любовался аристократичным доктором «не медицины» с прекрасной сединой и благородными манерами, в исполнении Баталова. Или радовались созерцанию Басова, пусть бы и в роли двуличного и циничного дельца.

А в другой комнате, за дверью, отделявшей пиршественный стол и тумбочку с телевизором от интимного уголка хозяев, возлежали на кровати три огромных кота. В этой комнате было темно, только глаза трех котов светились внутренним золотым светом и большое окно открывало панораму парка, больше смахивающего на лес. Через это окно, сидя на большом и холодном подоконнике, можно было смотреть, как падает снег.

Взрослые смеялись, ели и выпивали, иногда они даже пытались петь, но больше двух куплетов из всякой песни они не знали, и потому больше смеялись и рассказывали разные истории.

Когда после всех возлияний и даже тортика, под названием «Зимняя сказка» или «Прага», все плелись на остановку трамвая, то плестись приходилось через бор. Бор считался парком, но он уходил постепенно в тайгу и был изрезан неожиданными спусками и подъемами, из которых лыжники норовили сделать горки для спуска. Дети с санками раскатывали эти спуски и подъемы до состояния ледяных горок, поэтому чинное шествие к остановке трамвая всегда прерывалось тем, что кто-нибудь в компании терял равновесие и, балансируя на льду, скользил вниз по склону с криком и веселым смехом. А иногда и вся компания дружно падала и кучей-малой скатывалась под горку, чтобы потом со смехом и кашлем взбираться на противоположный склон.

Девочка была счастлива в эти минуты. Ей было немного страшно из-за густого леса, обступавшего их компанию со всех сторон, но веселый дух праздника и снег, так красиво падающий на землю, делали жизнь в этот момент необыкновенно прекрасной и решительно неповторимой.

В тот момент девочка не задумывалась о том, что вот этот мужчина с черными как смоль глазами, который все время курит, был выслан когда-то с другими немцами Поволжья в Сибирь в вагоне для скота. Он никогда не говорил об этом вслух при девочке. Или о том, что его жена, с красивыми серьгами из александрита в ушах, в полной мере испытала на себе тяготы и последствия войны, будучи совсем маленькой девочкой. Они с сестрой и матерью жили очень бедно и ждали отца с фронта, а отец их попал в плен и был после этого репрессирован, как и многие другие, такие как он. О том, что и мужчина в бобровом воротнике, отец девочки, тоже когда-то был выслан в Сибирь и позднее вспоминал, как рыдали женщины в деревне, провожая их семью, отправлявшуюся на повозке, запряженной волами, на железнодорожную станцию в город Лоев в Белоруссии. Эти взрослые никогда не обсуждали ничего подобного в присутствии девочки, и потому праздники для нее были яркими и одновременно хорошо изученными. Это были угощения, кино, коты, веселые песни, рассказы и анекдоты, а также гуляние через лес до трамвайной остановки. Никакие вагоны для скота, никакая мерзлая картошка, вырытая из-под снега во время войны, никакие «репрессии» и никакие не вернувшиеся с войны дедушки не присутствовали в этой картине жизни…

Так и вижу я эту компанию людей под фонарем, на фоне высоких сосен с красными и оранжевыми стволами и лапами в снегу. Так и вижу снег, летящий то ли вверх, то ли вниз. Так и слышу звонок трамвая и веселый смех людей, стоящих на остановке, и чувствую запах сигарет мужчины с бакенбардами…

И снова становлюсь маленькой девочкой, часто болевшей простудами и пневмониями и потому одетой с необыкновенным драматизмом в теплые красные штаны с начесом, в лисью ушанку, подвязанную под подбородком, в неудобную черную цигейковую шубу с рыжими в пятнышко «доставленными» рукавами из другой цигейки. Маленькой счастливой девочкой, насмотревшейся советского детектива, наевшейся котлет и торта, всласть натаскавшей тайно жирных котов по комнате туда-сюда и засовывающей руку к папе в карман пальто. Потому что так теплее. Потому что папа смеется, и все смеются, потому что хорошо жить на свете. Потому что снег сначала падает на землю, а потом от земли… Потому что этот снег, как бриллиант, блестит под фонарями, потому что он хрустит, потому что трамвай звенит…

А ведь завтра настанет воскресенье! И мы пойдем в лес. А там белки. Мы возьмем для них кедровых орехов, тех, что папа осенью привез из леса. Потом папа будет учить меня разводить костер на снегу зимой и рассказывать, чем можно питаться в лесу зимой, если ты заблудился в тайге…

А снег все идет. Он будет долго идти. До самого марта или апреля, и потом еще…

Потом еще он будет идти вечно… Они, эти пятеро, будут вечно стоять и смеяться на остановке в ожидании трамвая. Они никогда не разойдутся.

И дядя Яша вечно будет курить и смеяться под снегом и никогда не умрет от инфаркта, в Москве, в телефонной будке, по дороге в свою обетованную Германию…

И жена его, тетя Галя, оставшись одна, никогда от горя и одиночества не накрутит петлю в своей прекрасной гостиной, где она некогда накрывала на стол…

И мой отец не будет вынужден лезть по водосточной трубе к ним в квартиру, и влезать в эту квартиру через окно, и вынимать из петли жену своего так рано умершего товарища…

И сам он не умрет от лучевой болезни.

Они все, всегда, будут ждать трамвая. Они всегда будут смеяться. И снег будет блестеть и падать на бобровый воротник и шапку моего отца и не будет таять, а время от времени папа будет сметать его рукой и говорить в сотый раз, что бобровый мех не намокает… И не только его бобровый воротник и шапка никогда не намокнут, но и смех не прекратится, и звонок трамвая будет вечным, и все они вместе будут навсегда мне ангелами, навевающими счастливый сон.

Вопреки всему. Навсегда.

Ирина Неделяй

Счастье выдается нам дозировано...Наверное, чтобы человек не почувствовал себя богом...
Знаете, как цветы по весне...
Сначала очень нежно и осторожно...
Батюшки!- хлопаешь ты глазами,- Оказывается, уже...да...
И пока вот так изумляешься, глядь, а все уже отцвело....
Радости - это как капельки крови из пальчика анемичного подростка...
Неприятности накрывают нас лавиной, потоком, словно прорвавшаяся канализация...
Понимаешь, что причина рядом, а знаний, умений и материальных ресурсов не хватает...
Иногда мне хочется напомнить этому миру, что я живая...
Я состою из обычной бренной плоти, у меня есть свои собственные "раны" и свой болевой порог...
Не умею жаловаться, просить о помощи, поэтому многие считают меня абсолютно счастливой...
В прошлой жизни я была улиткой, и в этой - я закрываюсь...
Хочется искреннего сочувствия и чтобы никто не трогал...одновременно
Свои раны я самоврачую....самоизживаю... я выплакиваю их сердцем, выкрикиваю их своим долготерпением...
Потому что я слаба...
Я очень слабая...
Но никого сильнее рядом нет...
Есть на кого опереться, но не с кем разделить...
У меня же от вечной мерзлоты до точки кипения - воробьиный шажок...
Не знаю, чего хочется больше: много-премного денег, большой и чистой любви или мира во всем мире))). Здорово бы - все вместе, но так не бывает...((((
В конечном итоге, прихожу к выводу, что мне нужен покой...
Жажда безмятежности - это пик усталости от страхов... и трусость.
Мало октября,
в этом году мне не хватило октября,
мы с ним почти не знакомы...
Он ни разу не намочил мои непослушные волосы своим дождем,
я не выпила ни одной капли его ветра....
И все-таки, Господи, не забывай про меня...

Антонина Лагачева

ПАПА-КЕНГУРУ

ПАПА-КЕНГУРУ



Учись у тех отцовству, кто отцом умеет быть.
/Публий Теренций/



Хитрит погода. 
Долго держала нас в страхе: - «Не будет вам золотой осени, не будет и бабьего лета. Залью, застужу».
Ночами появились даже заморозки.
А вот странно, что парк не сменил своего «наряда». Редко где побагровели клёны, а берёзки почти как весной, такие свеженькие стоят. 
Парк опустел. 
Изредка прогуливаются мамаши с колясками. Реже стали выходить на променад пожилые парочки.
Скамейки пусты. Непривычно.

И вдруг, на недельку из своих щедрот природа дарит удивительное тепло. 
В октябре-то днём....+14-16 градусов, а ночью …+6-9….

Есть в нашем парке уголок, так называемая «круглая площадь». Здесь на достаточно большом пространстве вокруг кустов шиповника стоят скамейки.
Любимое место отдыхающих.

Сами кусты хороши и в период цветения, и позже, когда украшенные красными плодами, они сверкают ими, как праздничными украшениями на ёлке.

А вот и чудо!
В эти тёплые дни вторично зацвёл шиповник. Да такими крупными, яркими цветами. Пространство вокруг заполнилось несильным, но дразнящим хмельным ароматом.
Это оживило всю «круглую площадь». Стайками слетелись, и прямо под ногами закопошились воробьи. 
Прохожие норовят присесть и ощутить этот благородный аромат, насладиться солнышком.
Не удержались и я со своей спутницей - маленьким той-терьером. Присела с краю свободной скамейки. Псюшка прыгнула мне на колени. Мне захотелось прикрыть глаза, чтобы лучше запомнить этот неотразимый миг торжества природы. 
Блаженно растворилась в состоянии полного умиротворения.

И вдруг, где-то совсем рядом раздались резкие, брюзжащие голоса.

- Смотри, «Это кенгуру» из третьего подъезда идёт. С дочкой видать. А жонку ни разу не видела.

- Странный мужик. Какой-то яркий. Вроде бы и не мужик ваще. А привязанное дитё.Тьфу.

- Глянь, сегодня какие-то бусы на нём болтаются. Не, не мужик. Може, в няньках у кого. Девчонка-то большая рядом идёт. А с утра его часто вижу с этим, что в сумке на пузе у него висит.

Открываю глаза, Две кумушки, напротив, в упор смотрят на кого-то, идущего за моей спиной.
Чувствую, «объект» приближается. Всезнающие, всевидящие, очень уж резко набросили замок на «роток».

На мою скамейку садятся «Это» и девочка лет восьми-девяти. 
Внутренне улыбнулась. Мужчина держал в эргорюкзаке очаровательного малыша четырёх-пяти месяцев.

«Эх, бабульки, затормозили вы на каком-то этапе. А жизнь вносит новенькое. Большое и мелкое. Вот и я, выполняя сейчас заказ внучки вяжу слингобусы». Такое приветствие отправила сидящим напротив. Не в слух, разумеется.

Мужчина лет около сорока, с приятным строгим, но добрым лицом, помогает девочке что-то достать из её маленького рюкзачка. Пакетик выпал и по дорожке покатились цветные шарики. 
Моя псюха соскочила с коленок и вдогонку…

- Ой!- воскликнула девчушка, - папа, она их проглотит.

- Спокойна, Юля, посмотри внимательно, разве может такая маленькая собачка проглотить эти шарики. – И так ловко стал собирать их, придерживая своего «кенгурёнка».

- Не волнуйся, Юлечка. – обратилась я к девочке. Окликнула Мушку, и тоже стала собирать знакомый мне «рабочий материал». - Я тоже вяжу сейчас бусы своей внучке, знаю, как дороги эти детали.

Девочка оживилась, разложила на скамейке нитки и стала советоваться, какие цвета подобрать, чтобы Диньке, так звали карапуза в рюкзаке, было радостно.

- Я люблю голубой, мальчикам всё ведь голубое покупают. А папа не хочет. Предлагает оранжевые. А на нём сейчас красные. Посмотрите, они красивые. Почему он не любит голубой цвет? – Так по-старушечьи она поджала губки.

Посмотрела на папу. Он с доброй иронией ответил: - «Слишком много ассоциаций у людей этот цвет вызывает. Я и так чуточку устаю от косых взглядов».

Мы с Юленькой остановились на бирюзовом. Сама сейчас его использую. Яркий, нарядный.
Малыш заёрзал, стал ручонками папу за бусы дёргать.

- Пора нам, дочушка, наш герой проголодался. - Сколько тепла было в этих словах.

Юля всё быстренько уложила: – «Идём, мАпапочка!».

Резануло такое обращение. Встречалась в литературе с этим словом. Его придумали и используют дети отцов-одиночек.

Юля, отойдя пару шагов, вернулась и попросила принести показать свои бусы.

- Завтра выходной, мне в школу не надо. Я хочу посмотреть на ваши бусы. Мои бабушки не умеют их вязать. Меня наша классная научила.- Помахала рукой, и побежала догонять своих.

Ко мне засеменили штатные наблюдательницы.

- Чо узнала? Он в няньках? Боится, что ли, што руки отвалятся, не может дитё взять нормально.

Смотрю на них и думаю: – «Отвечать, не отвечать?». 
Говорим-то и думаем похоже на разных языках. Но вдруг захотелось чуточку просветить их. Тем более что само не так давно о новой «транспортировке» детей узнала. Хотя это и многовековой опыт, а к нам он пришёл относительно недавно. А слингобусы ещё совсем в диковину. Меня просветили мои дети.

- Милые дамы, нормальный это мужик. Папа. И, видимо, очень чуткий и заботливый. А ребёнка носит в рюкзаке–кенгуру. Природа подсказала. В мире животных сумчатые не редкость. - Улыбнулась. Слушают.- Наши прародительницы так же носили своих детей.

- А коляски, зачем придумали? - не унималась та, что постарше, - красиво, дитё спит, как в постельке.

- У кенгуру сумка - это такой инкубатор с обогревом, там детёнышу хорошо. Многие врачи и родители убедились, что прижатый животиком к родителю и правильно закреплённый, ребёнок гармоничнее развивается, получает значительно больше информации, быстрее осваивается с окружающим. Здесь важную роль играют и такие немножко странные бусы. Я сейчас вяжу их своей внучке. Она мне популярно объяснила, что слингобусы помогают занять неугомонные ручки и рот малыша. Он, ощупывая мелкие предметы, как бы стимулирует чувствительность своих пальчиков. Это, как массаж. Такие дети начинают раньше говорить. Вот такие дела.

Мои собеседницы как-то примолкли.

- Но он-то... мужик. Ныне, много таких телевидение показывает. Да и бабы во дворе не зря же возмущаются,. чо он ребёнка напоказ таскает.

- Вы же знаете, нет ничего такого, чего нельзя было бы исказить плохим пересказом. Ребёнок в таком положении прижат близко к телу родителя, слышит его дыхание. Это так важно для ребенка впервые месяцы его жизни, он привыкает к этим ощущениям, они помогают ему «настроить» и дыхание, и пищеварение. Я от многих мам, которые носят детей в рюкзаках, слышала, что у ребёнка меньше болит животик, он лучше засыпает. А хороший папа - это дар. Согласны?

Успокоились мои новые знакомые. Помолчали.

- Спасибо тебе, голуба. Тёмные мы и глупые.- Вздохнули.

На том и попрощались.

В намеченное время состоялось свидание с милым семейством. К радости, по-моему, каждой из сторон.
С Юлей обменялись опытом вязания бус. Она мне даже пару подсказок дельных дала.- «Дети их в рот тянут. Надо обязательно проверять не линяют ли нитки. Знаете, как я проверяю: беру разные коротенькие ниточки в рот, жую. Затем проглажу их на белом листке бумаги. Следов нет. Значит нормально».

Глазёнками улыбается, а личико очень серьёзное.

- Пап, можно мне с Мушкой побегать? 

Чувствую, папино разрешение необходимо. Он строго посмотрел на дочь, одобрительно кивнул. Её мгновенно ветром сдуло. И вскоре по-хорошему расшалилась, играя с пёсиком.
Папаша уловил, что я заметила его «педагогический приём».

- С Юлей мне немножко труднее, чем с Денисом. Добреньким боюсь быть, но и перегнуть палку страшно. Я ведь мамапап. Жена умерла вскоре после родов. Юлька знает и помнит материнскую любовь и ласку. За эти полгода она повзрослела, норовит хозяйкой стать. Оберегаю, как могу. Детство должно быть счастливым.

- Мне показалось, вам удаётся воспитывать добром, взаимопониманием. Тепло около вашей троицы, здоровая аура. Так одни и справляетесь?

- У нас две бабушки. Сестра. Все помогают. Но мы стараемся не обременять их. Знаете, это удивительное чувство отцовства. Когда родилась Юля, я боялся взять её на руки. Плохим был помощником. Пожалуй, только когда она защебетала, я почувствовал себя отцом. А с Денисом всё по-другому. Я только взял его на руки, какое-то сильное чувство пронзило меня, будто в меня попала молния. Вспыхнула мгновенная, необъяснимая отцовская любовь. 

Он замолк. Видимо нахлынули воспоминания.
Я смотрела на него, спокойно и откровенно рассказывающего о своих чувствах. 
Мне было жаль этого молодого вдовца, но было в этой его исповеди столько трогательного,задушевного. 
И подумалось: - « Жизнь не в том, чтобы просто жить, а именно в том, чтобы жить и чувствовать, что живешь, преодолеваешь беды и постоянно укрепляешь свою ответственность за тех, кто рядом».
Через несколько минут мужчина тихо заговорил вновь.

- Жена умерла через неделю после родов. Явился юрист, предложил мальчика устроить в Дом Малютки, хотя бы до года, - чувствую нарастающую взволнованность в его голос, – а у меня не было ни минуты сомнения. Будем все вместе. Мы - семья.

- А как работа? Быт?

- Я по профессии педагог. Оформил отпуск по уходу за ребёнком. Коллеги не забывают. Подбрасывают дипломников, аспирантов. Серьёзно взялся за разработку темы – «Психология отцовства». Интересная, но мало исследованная проблема. А у меня, что называется, полигон на дому. Динька со мной за письменным столом, - усмехается по-доброму,- объект и субъект в одном флаконе. Простите за банальность. А Юля, развиваясь, помогает понять разницу становления отцовства у мужчин, имеющих в семье разновозрастных детей. Вот, пробую обосновать на своём опыте вывод, что отец может заботиться о ребенке так же хорошо, как и мать, и что здесь нет существенных ни генетических, ни гендерных различий.

- Пап, пойдём, пора Диньку кормить. – К нам подбежала раскрасневшаяся, довольная вознёй с собачкой Юлька. – А посуду сегодня моешь ты,- смеётся.

- Вот вам и ответ на вопрос, как строится наш быт,- тоже смеётся. - Спасибо за Юльку и за то, что сердечно выслушали. - Элегантно поклонился, бережно придерживая Диньку. – Надеюсь, что это не последняя наша встреча. Да, забыл представиться – Вадим Георгиевич.

- Вадим Георгиевич, вы когда-нибудь слышали такую французскую пословицу: - «Отец – это банкир, предусмотренный природой?».

Поднимаюсь. Юля протянула мне руку. Дружно выходим из парка.

- Интересная мысль. Природа знает, что творит,- чуточку игриво, – мужчин надо беречь!

+++
Коллаж автора.

В этом году в школу Маша ещё не идёт. Во-первых, Маше ещё нет шести с половиной лет. Во-вторых, она пока не научилась складывать буквы в слоги и слова. В-третьих, Маша по росту самая маленькая в своей группе, что ей очень не нравится: «Мамочка, скажи, вырасту я когда-нибудь или нет? Ну, я же старше многих, а меня продолжают называть маленькой!».
Под настроение Маша играет одна, сама с собой, часами исполняя роли за всех персонажей и полностью отдаваясь игре. Иногда её настроение самое романтическое.
Вот на полу лежит гитара старшей сестры, звучит нестройный перебор струн, на ходу сочиняется песня:
- Моё сердце стало красным, моё сердце стало розовым, моё сердце стало синим, моё сердце стало зелёным...
Потом включается музыка на мобильном телефоне, где молодые голоса исполняют лирические композиции о несчастной или, наоборот, счастливой любви. Маша раскачивается на качелях, приспособленных в дверном проёме, тихонько подпевает.
- Что-то у тебя одна любовь на уме, - замечает мама.
- Да, - охотно соглашается дочка. – Вообще я хочу целоваться, хочу жениться, хочу кого-нибудь родить…
- Разве Яну не будешь больше ждать? Ты ведь хотела понянчиться с племянником.
- Наверное, не дождаться мне её.
Включаюсь в разговор:
- Не за Максимку ли собралась замуж?
- Ты что?! – возмущается дочь. – Он такой проказник!
- Да я про другого Максимку...
Крутит пальцем у виска: «Он больше того стал баловаться, даже дерётся».
- Может, за Дениску?
Глубоко и мечтательно вздыхает. Потом признаётся:
- Дениска вообще-то тоже проказник. Только, конечно, очень красивый…
Прошу назвать других красивых мальчиков в детском саду. Нет, отрицательно мотает головой, других нет.
- А девочки красивые есть? На твой взгляд, кто самая красивая девочка в вашем садике?
Спокойно и уверенно:
- Я. Мне всегда говорят, что я – настоящая модница, всегда самая нарядная.
Интересуюсь: «А ещё кто красавицы в вашей группе?». Пожимает плечами.
- Значит, ты и Дениска – самые красивые?
Согласно кивает.
Вот так к перечню красивых людей в Машином представлении к маме, Яне и немножко ко мне добавился Дениска.

© 02.10.2013 Игорь Олин

У него была привычка задавать вроде бы простые, но, на самом деле, нелепые вопросы, вопросы не вовремя. "Почему ты не заведешь собаку?" - как-то ни с того, ни с сего спросил он. А, действительно, почему? Тогда она ответила: ′Потому что у меня есть кошка, и с собакой надо гулять, а ты же знаешь, какая я лентяйка′.

К чему бы это ей вспомнилось? Странно, но нелепые вопросы не только задаются, но и вспоминаются тоже почему-то не вовремя. А, может, это не вовремя как раз и есть вовремя?

В последнюю секунду она выскочила из вагона и пересела в поезд, который ехал в другую сторону. Ноги сами привели ее на Птичий рынок. Птичий. Какое-то неправильное название. С таким же успехом он мог бы быть собачьим, кошачьим, рыбным... Сегодня для нее он был щенячьим. Вислоухие, складчатые, кудрявые, сонные, забавные и озорные. Милые. Еще не очень уверенная в этом, она искала себе друга.

Он будет будить ее по утрам, грызть любимые тапочки, встречать после работы, лизать в нос и драться с кошкой. Но потом они с кошкой, конечно, подружатся и будут спать в обнимку на одном коврике.

Она будет обожать его, трепать за уши, кормить с ладошки, прощать всякие шалости, бегать наперегонки в осеннем парке, шурша листьями.

Интересно, каким он будет? Она должна сразу его узнать, почувствовать. Это как любовь с первого взгляда. Может, конечно, его и вовсе тут нет. Ну, например, он еще не родился. Или как раз сегодня его не пришли продавать. Или она его не узнает. Или...

Трогательная мордашка, черные пуговички глаз и обиженный взгляд: ′Ну, где же ты ходишь? Я уже заждался! Совсем замерз!′. Конечно же, это он. И вот он уже в ее руках. Дрожащий, пахнущий молоком. Мягкий. Маленький. Ее.

Теперь это твой дом, малыш. Сейчас мы тебя накормим и устроим уютное гнездышко. А потом ты заснешь на моих коленках и будешь забавно сопеть.

′Почему ты не заведешь собаку? - когда-то спросил он. Теперь у нее есть собака. Жаль только, что нет его. И некому рассказать, что она все-таки завела щенка. Несмотря на свою лень, кошку и на то, что с собакой нужно гулять. Под дождем и снегом, в любую погоду. Одной, без него.

′Я назову тебя его именем′, - сказала она щенку. Макс посмотрел на нее доверчивым взглядом и лизнул в нос.

2009 год

Жизненного опыта столько, что трамбую его по карманам, кошелькам, кошелкам и сумочкам…
Жизненный опыт осел скепсисом на слова, улыбку, отношения, поступки и даже стиль одежды…. Курю с ехидным прищуром… на мужчин поглядываю так, как будто закурила одну на двоих с пройдохой-Мавроди… Только фиг теперь возьмешь меня голыми руками: докурю, затушу изящной шпилькой, ни спонсирую ни грамма, уйду молча…мне все равно, что он подумает обо мне, я же о нем думать вообще не стану, своих дум навалом - девать некуда.
Хочется быть легкой, красивой и элегантной для себя. Только для себя и немного для того, чтобы кто-то вздохнул и клацнул по-вампирски, но за спиной. Уже не обернусь и не посмотрю в глаза. Я видела столько глаз, сколько оба ваши - два - не видели за всю жизнь…. стройных ножек.
Эпоха противоречий доводит людей до полного раздрая. Хочется свободы и независимости, но рассчитываясь за них, тянешься к чужим накоплениям. Отвоевав кусочек покоя, наконец-то, понимаешь, что тебе всю жизнь не хватало оригинальности и экстрима. В лучшем случае, начинаешь хотеть дорогих подарков - в знак признательности твоей исключительности, сигать с диким воплем с парашютом, если допустит врач… Если врач не допустит до прыжков, можно погружаться на дно ванной, без акваланга… Какая разница – все одно – тоска.
Еще хуже, когда женщина вовсе «не мается дурью», потому что тогда от нее можно ожидать чего угодно, не известно, где перемкнет на фоне полного благополучия и ремиссии.
Абсолютно всем довольная женщина - затаившийся и коварный разведчик в стане врага, она готовится к хорошо поставленной истерике. Тут причина будет скучной, например, не заколоченный банальный гвоздь.
Очень много сегодня работала, в голове - боль и каша (больная каша) и не понимаю, зачем теткам столько много вбитых в стену гвоздей, когда сейчас в тренде чистые стены, не обремененные рамочками, и до тошноты - жутко самостоятельные женщины.
Иногда я не только говорю, но и думаю устало… некрасиво… пардон…

Антонина Мудрая.

С утра осмысливаю максиму Ницше о том, что женщина была второй ошибкой Бога. Нет, первой ошибкой был, по великому философу, не мужчина. Про мужчин у Ницше вообще насчет связи с Божиим промыслом очень немного. А про женщин один из самых значительных мыслителей-атеистов в истории человечества порассуждать действительно любил.
В его жизни женщин было немного, собственно, насколько известно биографам, только одна, и этот факт подтверждает бытующее - есть мужчины-практики, а есть мужчины-теоретики. Помните, Сократ, женатый на стервозной Ксантиппе, призывал всех своих учеников обязательно связывать себя узами брака. Если брак будет удачным, напутствовал студентов Сократ, будете счастливы. А если неудачным - станете философами.
Интересно, что признавая женщин "ошибкой Бога", Ницше дальше добавляет занятную фразу о том, что "со скукой было покончено". То есть был выбор - или жить скучно, или у первого человека должна была появиться женщина. Женщина, получается, дарована была человеку для того, чтобы он не скучал. Ну, что из этого всего получилось, мы уже знаем.
Было ли такое решение оправданным? Или действительно речь идет об ошибке? Жил бы Адам себе и жил, наслаждаясь одиночеством. Но появилась Ева, и его жизнь очень изменилась. Стал смертным, хотя, возможно, и веселым.
Самое интересное в том, что мы все время тоже делаем ошибки. Чаще всего от скуки. И могли бы жить гораздо спокойнее и дольше, если бы этих ошибок не делали. Вот Ницше так и не женился и прожил, между прочим, очень немного. Да и веселой жизнь человека, творчество которого изучают вот уже более ста лет во всех университетах мира, не назовешь - жестоко болел, страдал и умер в психиатрической больнице. Как знать, сделал бы ошибку, завел бы семью и детей - возможно, прожил бы долгую и счастливую жизнь. Но тогда у человечества не было бы сокровищницы его книг.
Это большой философский вопрос, сами ли мы выбираем наши ошибки или же ошибки выбирают нас. Как волюнтарист сам Фридрих Вильгельмович ответил бы тут однозначно.
Но лично я в этом не уверен. Но от своих ошибок никогда не отказывался. Сколько есть - все мои. В том числе и в том пикантном вопросе, с которого началось это маленькое эссе...

komandorva