УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

(Этот список для того, чтобы те люди, котрые заинтересовались соответствующими цитатами, смогли найти больше информации в интернете - leopoliss)

Аврелий Марк (121-180), римский император (с 161) из династии Антонинов
и философ-стоик
Али ибн Абу-Талеб (602-661), зять и сподвижник Мухаммеда
Аллен Грант (1848-1899), американский писатель и естествоиспытатель
Амаель Анри Фредерик (1821-1881), швейцарский писатель и философ
Анания, член раннехристианской Иерусалимской общины
Ангелус Силезиус (псевдоним Иоганна Шеффлера) (1624-1677), немецкий теолог и поэт
Архангельский Александр Иванович (псевдоним: Бука) (1857-1906),
фельдшер, ветеринар, литератор, последователь Л. Н. Толстого, автор
сочинения "Кому служить?"

Бабидов таблички, религиозные писания мусульманской секты бабидов,
возникшей в Иране в середине XIX в.
Бакстер Ричард (1615-1691/1692), английский пуританский проповедник и теолог
Бакунин Михаил Александрович (1814-1876), русский революционер,
теоретик анархизма
Балу (Баллу, Бэллоу) Адин (Эдин) (1803-1890), американский пастор и писатель
Бентам Иеремия (1748-1832), английский философ и юрист, теоретик
утилитаризма
"Благочестивые мысли и наставления для руководства христианина на пути
к совершенству" (М., 1879), сборник высказываний отцов церкви
Бондарев Тимофей Михайлович (1820-1898), крестьянин, автор сочинения
"Трудолюбие и тунеядство, или Торжество земледельца"
Браун Эдуард (1811-1891), английский религиозный писатель и церковный
деятель
Будда ("просветленный"), имя, данное Сиддхартхе Гаутаме (623-544 до н.
э.), основателю буддизма
"Бхагавадгита", древнеиндийская религиозно-философская эпическая поэма,
составная часть "Махабхараты"

"Вамана-пурана ", одна из пуран (мифологических произведений индуизма)
Василий Великий (ок. 330-379), епископ Кесарии Каппадокийской, один из
отцов церкви
Вивекананда Свами (1863-1902), индийский мыслитель, религиозный
реформатор и общественный деятель
Вилькинс (Уилкинс) Джордж (1785-1865), английский пастор и писатель
"Вишну-пурана ", мифологическое произведение индуизма, относится к
группе вишнуитских пуран
Вольслей (Уолсли) Чарлз (ок. 1630-1714), английский писатель

Гейкей (Гейки) Куннингам Джон (1824-1906), английский теолог и церковный деятель
Гейне Генрих (1797-1856), немецкий поэт и публицист
Гераклит из Эфеса (кон. VI - нач.V в. до н. э.), древнегреческий
философ, представитель ионийской школы
Герцен Александр Иванович (1812-1870), русский писатель, философ и
общественный деятель
"Гитопадеша" ("Хитопадеша"), собрание индийских нравоучительных
рассказов, басен (создано между Х и ХIVв.)
Гумбольдт Вильгельм (1767-1835), немецкий языковед, философ и
политический деятель
Гус Ян (1371-1415), чешский проповедник, идеолог Реформации, сожжен на
костре по приговору церковного собора

Давид, царь Израильско-Иудейского государства (ок.1000- ок.965 до н.э.)
Демофил, древнегреческий философ-пифагореец, автор сочинения "Врачевание
жизни", от которого сохранились лишь фрагменты
Джефферсон Томас (1743-1826), американский просветитель и политический
деятель
Джордж Генри (1839-1897), американский экономист и публицист
"Дхаммапада", памятник раннего буддизма, содержит
религиозно-философские и моральные изречения, входит в буддийский канон
"Трипитаку"
"Дхербелот" ("Джербелот"), персидский литературный памятник

Заведен (Зеведей), в Новом Завете отец апостолов Иакова и Иоанна
Зороастр (Заратуштра) (между Х и VI в. до н. э.), древнеиранский пророк
и религиозный реформатор

Ибрагим Кордовский (X в.), испано-арабский писатель
Иоанн Богослов, апостол, евангелист
Иоанн Златоуст (344/354-407), византийский церковный деятель, епископ
Константинопольский
Иоанн Креститель, христианский пророк, непосредственный предшественник
Иисуса
Ирод Антипа (20 до н.э.- после 39 н.э.), правитель из династии Ирода
(Иродиады), тетрарх Галилеи и Переи во времена Иисуса Христа (с 4 до н.э.-39
н.э.)

Кант Иммануил (1724-1804), немецкий философ и ученый
Карлейль Томас (1795-1881), английский историк и философ-моралист
Карпентер Эдуард (1844-1929), английский писатель и публицист
Картуш Луи Доминик (1693-1721), французский разбойник, глава
террористической банды, казнен
Катон Старший (234-149 до н. э.), римский писатель и политический
деятель
Клеовул (Клеобул) (VI в. до н. э.), один из "семи греческих мудрецов",
тиран родосского города Линдоса (Линда)
Клиффорд Артур (1778-1830), английский писатель
Комб Абрахам (1785-1827), английский социалист, последователь Р. Оуэна
Консидеран Виктор (1808-1893), французский социалист, последователь Ш.
Фурье
Конфуций (Кун-цзы) (ок. 551-479 до н. э.), древнекитайский мыслитель
Кришна, в индийской мифологии воплощение бога Вишну в человеческом
облике, считается автором религиозно-философской доктрины индуизма
Кропоткин Петр Алексеевич (1842-1921), русский революционер, теоретик
анархизма, ученый
Кросби Эрнест (1856-1907), американский писатель и общественный деятель
Ксенофонт (ок. 430-355/354 до н. э.), древнегреческий историк и
писатель
"Курал", индийская книга изречений

Ла Боэти (Ла Боэси) Этьен (1530-1563), французский поэт и публицист
Лабрюйер Жан де (.1645-1696), французский писатель-моралист
Лавеле Эмиль Луи Виктор (1822-1892), бельгийский историк и экономист
Лактанций Луций Цецилий Фирмиан (ок. 260-325/330), христианский теолог и писатель
Ламартин Альфонс (1790-1869), французский поэт, историк и политический деятель
Ламенне Фелисите Робер де (1782-1854), французский публицист и
религиозный философ
Лао-Тсе (Лао-цзы) (IV-III в. до н. э.), древнекитайский мыслитель,
основатель даосизма
Ларрок Патрис (1801-1879), французский философ
Лафатер Иоганн Каспар (1741-1801), швейцарский проповедник и писатель
Лев, монах, ученик Франциска Ассизского
Лейтон Александр (1568-ок. 1649), английский врач, доктор философии,
проповедник, за памфлеты, направленные против официальной церкви, подвергся
жестокому наказанию
Лессинг Готхольд Эфраим (1729-1781), немецкий драматург, философ и
литературный критик
Лихтенберг Георг Кристоф (1742-1799), немецкий писатель и ученый
Лука, евангелист
Людовик XI (1423-1483), французский король (с 1461) из
династии Валуа
Лютер Мартин (1483-1546), немецкий религиозный реформатор, основатель лютеранства
Люцилий (Луцилий), друг Сенеки, адресат его "Нравственных писем"

Магомет (Мухаммед) (ок. 570-632), основатель ислама, в котором
почитается как пророк
Мадзини Джузеппе (1805-1872), итальянский политический деятель, революционер
Маймонид Моисей (1135-1204), еврейский философ
Макиавелли Никколо (1469-1527), итальянский политический мыслитель и историк
Малори (Мэлори) Люси, американская писательница, переписывалась с Л. Н. Толстым
Миртино Гарриет (1802-1876), английская писательница
Матфей, апостол, евангелист
"Махмуд-гаша", индийский мусульманский сборник
Мен-дзе (Мэн-цзы) (ок. 372-289 до н.э.), древнекитайский философ-конфуцианец
Менедем (ум. 278 до н. э.), древнегреческий философ
Ми-ти (IV-III вв. до н. э.), древнекитайский философ-конфуцианец
Моисей, в Ветхом Завете предводитель израильских племен, основатель иудаизма
Молинари Гюстав (1819-1912), бельгийский экономист и журналист
Монтень Мишель (1533-1592), французский философ, сторонник скептицизма
Монтескье Шарль Луи (1689-1755), французский просветитель, правовед и философ
Мор Томас (1478-1535), английский политический деятель и писатель, автор "Утопии"
Моррисон-Давидсон Джон (1843-1906), английский писатель и общественный деятель

Наживин Иван Федорович (1874-1940), русский писатель, эмигрант
Несауалькойотль (1402-1472), вождь племени науа в Тескоко, мыслитель,
ченый и поэт доиспанской Мексики
Ньютон Ричард Хебер (1840-1914), американский проповедник и писатель

Павел, апостол
Паркер Теодор (1810-1860), американский проповедник и писатель
Паскаль Блез (1623-1662), французский ученый, религиозный философ и писатель
Паульсен Фридрих (1846-1908), немецкий философ
Петр, апостол
Пилат Понтий (Понтий Пилат), римский наместник Иудеи (26-36)
Пифагор (VI в. до н. э.), древнегреческий философ, религиозный и
политический деятель
Платон (428/427-348/347 до н. э.), древнегреческий философ
Плутарх (ок. 45-ок. 127), древнегреческий писатель и историк
Прудон Пьер Жозеф (1809-1865), французский экономист, теоретик анархизма
Пюисье Мадлен д'Арсан (1720-1798), французская писательница

Разин Степан Тимофеевич (ок. 1630-1671), донской казак, предводитель
крестьянского восстания
Рамакришна (наст. имя Гададхар Чаттерджи) (1836-1886), индийский
религиозный мыслитель и общественный деятель
Рескин Джон (1819-1900), английский писатель и теоретик искусства
Род Эдуард (1857-1910), швейцарский писатель-моралист
Руссо Жан Жак (1712-1778), французский писатель и философ

Саади (1203/1210-1292), персидский писатель и мыслитель
Сайд бен Хамед
Сенека Луций Анней (ок. 4 до н.э.-65 н.э.), римский политический
деятель и философ-стоик
Сковорода Григорий Саввич (1722-1794), украинский философ-просветитель и поэт
Сократ (ок. 470-399 до н. э.), древне-греческий философ
Соломон, царь Израильско-Иудейского государства (ок. 965 - ок. 926 до
н.э.)
Солтер Сэмюэл (ум. 1778), английский религиозный писатель
Спенсер Герберт (1820-1903), английский философ и социолог
Страхов Федор Алексеевич (1861-1923), единомышленник Л. Н. Толстого, философ
Сутты буддийские, произведения раннего буддизма

Талмуд, свод религиозно-культовых и правовых положений иудаизма,
сложившихся в IV в. до н.э.- V в. н.э.
Тетскуко Незагуал Копотль - см. Несауалькойотль
Торо Генри Дэвид (1817-1862), американский философ и писатель
Тукер (Такер) Бенджамин (1854-1939), американский писатель, анархист

Улисс, лат. форма имени Одиссей, в греческой мифологии царь Итаки,
герой "Одиссеи"

Фенелон Франсуа (1651-1715), французский писатель и церковный деятель
Фламмарион Камиль (1842-1925), французский астроном
Фома Кемпийский (1380-1471), монах, философ-мистик
Франциск Ассизский (1181/1182-1226), монах, основатель ордена францисканцев
Фридрих II (1712-1786), прусский король (с 1740) из династии Гогенцоллернов

Хельчицкий Петр (ок. 1390-ок. 1460), чешский мыслитель

Цирцея (Кирка), в греческой мифологии волшебница с острова Эя
Цицерон Марк Туллий (106-43 до н.э.), римский политический деятель,
оратор и писатель

Чаннинг Уильям Эллери (1780-1842), американский проповедник и писатель
Чернышевский Николай Гаврилович 1828-1889), русский ученый, писатель и
общественный деятель
Чинг-Чанг, легендарный китайский император
Чокке Иоганн Генрих (1771-1848), немецко-швейцарский писатель

Шопенгауэр Артур (1788-1860), немецкий философ

Элиот Джордж (наст. имя Мэри Энн ванс) (1819-1880), английская писательница
Эмерсон Ральф Уолдо (1803-1882), американский философ, поэт и эссеист
Эпиктет (ок. 50-ок. 140), римский философ-стоик
Эразм Роттердамский (1469-1536), ученый-гуманист, писатель, теолог


Ювенал Децим Юний (ок.60 - ок.127), римский поэт-сатирик

ПЯТАЯ КНИГА

1. Если тебе не хочется подыматься чуть свет, то скажи себе: "Я встаю, чтобы приняться за дело человеческое. Неужели же я буду досадовать, что иду на дело, ради которого я создан и послан в мир! Неужели мое назначение – греться, растянувшись на ложе?" – "Но последнее приятнее". – "Так ты создан для наслаждения, а не для деятельности и напряжения сил? Почему ты не смотришь на растения, пичужек, муравьев, пауков, пчел, делающих свое дело и, по мере сил своих, способствующих красоте мира? Ты же не желаешь делать дела человеческого? И не спешишь к тому, что отвечает твоей природе?". – "Но ведь нужно и отдохнуть". – "Согласен. Однако природа установила для этого известную меру, как установила ее и для еды, и для питья. Но ты идешь дальше меры и дальше того, что достаточно. В деятельности же своей ты не достигаешь этой меры, не доходишь до границ возможного, ибо ты не любишь самого себя. Иначе ты бы любил и свою природу, и ее требования. Другие, любящие свое искусство, всецело отдаются своему делу, забыв и помыться, и поесть. Ты же меньше ценишь свою природу, нежели гравер – гравирование, танцор – танцы, сребролюбец – деньги, честолюбец – славу. Все они, когда увлекутся, предпочитают не есть и не спать, только бы приумножать то, к чему лежит их душа. Неужто общеполезная деятельность кажется тебе менее значительной и менее достойной усилий?".
2. Как легко, отбросив и подавив всякое тягостное и неподобающее представление, тотчас же достичь полного мира душевного.

3. Считай себя достойным всякого слова и дела, согласных с природой. Пусть не смущают тебя чьи-нибудь последующие упреки и пересуды. Если можешь сделать или сказать что-нибудь прекрасное, то смело берись за это! Ведь у каждого свое руководящее начало, и каждый следует своим стремлениям. Не смотри на это, но прямо иди, следуя и своей природе, и общей, ибо един путь и той, и другой.

4. Я буду идти, неуклонно держась своей природы, пока не свалюсь; лишь тогда я отдохну, отдав свое дыхание тому, из чего я черпал его ежедневно, и возвратившись туда, откуда изошло семя моего отца, кровь матери, молоко кормилицы, в ту землю, которая столько лет кормила и поила меня, которая носит меня, топчущего ее и пользующегося сверх меры ее дарами.

5. Ты не можешь никого удивить своей быстрой сообразительностью. Пусть так. Но есть многое другое, относительно чего ты не можешь сказать: "Я не рожден для этого". Проявляй же те свойства, которые всецело зависят от тебя: чистосердечие, серьезность, выносливость, пренебрежение к наслаждениям, довольство своей судьбой, умеренность в потребностях, благожелательность, свободу, скромность, отсутствие пустословия и высокомерия. Знаешь ли ты, что еще во многом мог бы проявить себя, не ссылаясь на природную неспособность, и все же добровольно остаешься на прежнем уровне? Или же к тому, чтобы роптать, жадничать, льстить, во всем винить свое жалкое тело, потворствовать ему, превозноситься и испытывать подобные душевные волнения, также принуждает тебя отсутствие способностей? Нет, клянусь богами, нет! Напротив, ты давно бы мог отделаться от всего этого. Если же ты действительно признаешь в себе недостаточную быстроту понимания и сообразительности, то этот недостаток следует уничтожить упражнением, а не потворствовать своей лени, махнув на все рукой.

6. Одни люди, сделав кому-нибудь одолжение, склонны требовать от пего признательности. Другие не склонны к этому, но в глубине души считают его своим должником и отдают себе отчет в том, что они сделали. Есть, наконец, и такие, которые не думают об этом. Они подобны лозе, приносящей виноград и ничего не требующей после того, как произведет свой плод: так бегает лошадь, так выслеживает собака, так собирает мед пчела. Человек, сделавший добро, не кричит об этом, а переходит к другому делу, как лоза, которая в урочное время должна вновь принести виноград. – "Итак, следует быть в числе тех, которые, делая добро, некоторым образом не отдают себе отчета в том, что они делают?" – "Да". – "Но добро и есть именно то, в чем необходимо отдать себе отчет; ведь человеку, преданному общему благу, свойственно знать, что его деятельность отвечает общему благу, и желать, чтобы и другие знали об этом". – "Ты говоришь правду. Но ты не улавливаешь смысл сказанного и потому будешь одним из тех, о которых я упомянул раньше. Ведь и их вводит в заблуждение видимость разумной убедительности. Но если ты хочешь понять сказанное, то не бойся, что тебе придется из-за этого упустить какое-нибудь общеполезное дело".  
7. Смысл выражений: "Асклепий назначает такому-то верховую езду, холодные обмывания или ходьбу босиком" и "Природа Целого назначает такому-то болезнь, или увечье, или лишение чего-нибудь" – вполне совпадает. Ведь в первом случае слово "назначает" показывает, что врач определил такому-то нечто помогающее его здоровью, а во втором, – что приходящееся на долю каждого определено ему, как отвечающее его судьбе. Поэтому мы и говорим, что нечто "пришлось" на нашу долю, подобно тому, как строители говорят о четырехугольных камнях в стенах или пирамидах, что они "пришлись" друг к другу, если они находятся в каком-нибудь гармоническом сочетании. Ведь единая гармония проникает все. И подобно тому, как изо всех тел слагается мир – совершенное тело, так и из всех причин слагается судьба – совершенная причина. Мои слова должны быть понятны и для людей совсем простых. Ведь они же говорят: "Судьба ниспослала это". Следовательно, такому-то ниспосылается то-то, такому-то назначается то-то. Будем же относиться к этому так же, как к тому, что назначает Асклепий. Ведь и в последнем случае многое нам не по вкусу, однако надежда на здоровье побуждает нас с радостью пойти на это. Пусть же исполнение и осуществление замыслов общей природы кажется тебе чем-то подобным твоему здоровью. Поэтому приемли с радостью все совершающееся, даже если оно кажется тебе тягостным, ибо оно ведет к известной цели, к здравию мира, благоденствию Зевса и успеху его начинаний. Он никому не ниспослал бы этого, если не способствовало бы это благу Целого. Ведь и природа любой вещи не производит ничего, что не было бы на потребу подвластному ей. Итак, следует любить все происходящее с тобой по двум причинам. Во-первых, происшедшее с тобой было предназначено тебе и как бы имело в виду тебя, будучи связано с тобой еще силой изначальной причины. Во-вторых, оно является причиной благоуспешности, совершенства и самого существования миродержавного правителя [1]. Ведь Целое будет извращено, если ты хоть в чем-нибудь нарушишь согласие и связь, как частей его, так и причин. Но именно это ты и делаешь, по мере своих сил, когда выражаешь недовольство чем-нибудь и как бы устраняешь его.
8. Не следует ни негодовать, ни унывать, ни разочаровываться, если тебе не вполне удается во всем действовать согласно правильным основоположениям. Пусть ты потерпел неудачу, все же нужно вновь вернуться к тому же, быть довольным, если в большинстве случаев ты поступаешь достойно человека, и любить то, к чему ты возвращаешься. К философии следует возвращаться, не как ребенок к своему дядьке, но как страдающие глазами к своим лекарствам, губке или яйцу, другие – к целебной мази или водяному душу. Тогда легко тебе будет повиноваться разуму и ты найдешь в нем свое успокоение. Помни же, что философия желает того же, что и твоя природа; ты же желаешь и другого, несогласного с твоей природой. Но что более привлекательно? Разве наслаждение не сбивает нас на ложный путь именно благодаря тому, что кажется (воспринимается) таковым? Вникни, однако, не будут ли более привлекательны великодушие, свобода, простота, праведность, благочестие. А что привлекательнее самого разумения, если под ним понимать способность соображения и познания, счастливо преодолевающую все препятствия?
9. Сущность настолько сокрыта от нас, что многим философам, и незаурядным, она представляется совершенно непостижимой. И даже стоики сами признают ее труднопостижимой. Наше согласие с чем-нибудь не есть нечто неизменное. Где, в самом деле, человек, не менявший своих взглядов? Перейди теперь к окружающим тебя предметам: как все кратковечно и мимолетно, как легко может стать достоянием распутника, блудницы или разбойника! Присмотрись, далее, к нравам твоих современников: с трудом можно ладить даже с самый уживчивым из них, чтобы не сказать, что кое-кто еле выносит самого себя. Я отказываюсь понять, что в этом мраке, в этой грязи, при такой текучести и материи, и времени, и движения, и движимого могло бы еще стать предметом почитания или вообще серьезного отношения. Наоборот, следует бодро ждать своего естественного конца, не досадуя на его замедление и утешая себя следующими двумя положениями. Во-первых, со мной не может случиться ничего, что не отвечало бы природе Целого. Во-вторых, я могу не делать ничего против моего божества и гения. Ибо никто не может принудить меня к этому.
10. Какое употребление делаю я теперь из моей души? Вот вопрос, который следует себе ставить во всяком положении и исследовать далее, что происходит с тою частью моего существа, которую называют руководящей. Чья душа теперь у меня? Не ребенка ли? Не юноши ли? Не слабой ли женщины, или тирана, или скота, или дикого зверя? [2].
11. Ничто из того, что не принадлежит человеку, поскольку он человек, не может быть названо свойственным человеку. Все это не составляет требований человека, не предписывается ему природой, не является ее совершенством. Не в этом цель человека, а следовательно, и завершение цели – благо.

    Ведь если бы, далее, что-нибудь из этого было свойственно человеку, то не могло бы быть свойственно ему пренебрежение и противодействие по отношению к этому, и не был бы достоин похвалы тот, кто стремится не нуждаться в этом. Будь это благом, не мог бы быть хорошим человек, отказывающий себе в чем-нибудь подобном. На самом деле человек тем лучше, чем полнее его отречение от этого, или чем легче он переносит лишение чего-нибудь подобного [5].

12. Каковы по большей части твои представления, таковым же будет и твое помышление. Ибо душа пропитывается этими представлениями.

13. Стремиться к невозможному – безумно. Но невозможно, чтобы дурные люди так не поступали.

14. Ни с кем не случается ничего такого, чего он не в силах был бы вынести. Случается то же самое и с другими, и они, потому ли что не знают, что с ними случилось, или потому, что желают щегольнуть своим возвышенным образом мыслей, остаются твердыми и непоколебимыми. Было бы ужасно, если бы невежество и тщеславие оказались сильнее разумения.

15. Сами вещи отнюдь не соприкасаются с душой. Им нет доступа в душу, они не могут ни изменить ее, ни привести ее в движение [7]. Изменение же и движение в ней лишь от нее самой. А каким будет для нее все предлежащее ей – зависит от того, каких суждений она сочтет себя достойной.

16. Человек является для нас существом наиболее близким, поскольку мы обязаны делать людям добро и не тяготиться ими. Если же кто-нибудь из людей противодействует исполнению моих обязанностей, то он становится для меня не менее безразличным, нежели солнце, ветер, дикий зверь. Все это может помешать какому-либо делу, но не изменить настроения и стремления, благодаря способности души к преодолению препятствия и претворению противодействия в нечто более предпочтительное. Поэтому то, что было препоной для данного действия, может стать средством для другого, а то, что стояло на пути, само укажет путь [8].
17. Что не причиняет вреда Граду, не вредит и гражданину. Каждый раз, когда возникает представление о вреде, применяй следующее правило: "Если это не приносит вреда Граду, то не приносит и мне". Если же Граду причинен вред, то не сердиться следует на виновного, а указать ему его заблуждение.

18. Чаще размышляй о том, с какой быстротой проносится и исчезает из виду все сущее и происходящее. Ибо сущность подобна непрерывно текущей реке; действия беспрестанно сменяют друг друга, причины подлежат бесчисленным изменениям. И нет, по-видимому, ничего устойчивого, а рядом с нами – безмерная бездна прошедшего и грядущего, в которой все исчезает [9]. Так не глупцом ли будет тот, кто станет гордиться чем-нибудь подобным, или волноваться по его поводу, или же жаловаться, точно дело идет о бремени, которому предстоит длиться века?

19. Вспомни о сущности в ее целом: в какой ничтожной доле ты участвуешь в ней; о времени в его целом, от которого тебе уделен лишь краткий и мимолетный срок; о судьбе: какой незначительной частицей ее ты являешься!

20. Кто-нибудь поступает плохо по отношению ко мне? Ну что ж, это его дело. У него свое душевное настроение и свой образ действий. Я же таков, каким желает, чтобы я был, общая природа, и поступаю так, как желает, чтобы я поступал, моя собственная природа.
21. Живи в общении с богами! Но в общении с богами живет тот, кто постоянно являет им свою душу довольной своим уделом, действующей согласно желаниям гения (души), которого Зевс дал каждому человеку, как наставника и руководителя, и который есть частица его самого. Этот гений есть дух и разум каждого из нас внутри нас [11].

22. Будешь ли ты сердиться на человека, от которого пахнет потом, или у которого скверно пахнет изо рта? Что ему делать? Такой уже у него рот и такие подмышки, что, против его воли, исходит от них такой запах. "Но ведь человек", – возразят мне, – "обладает разумом и может, при некотором внимании, усмотреть, в чем его недостаток". – Правильно. Но в таком случае и ты обладаешь разумом. Пусть же разумное убеждение в тебе приведет в движение разумное убеждение в другом. Доказывай, напоминай. Если он услышит тебя, то исцелится, и не будет уже нужды в гневе.

    Не следует уподобляться ни трагическому актеру, ни блуднице.

23. Ты можешь здесь жить так, как рассчитываешь жить, уйдя отсюда. Если же тебя лишают этой возможности, то расстанься с жизнью, но как человек, не усматривающий в этом никакого зла. Дым ест мне очи, и я ухожу [12]. Считаешь ли ты это особым подвигом? Но пока ничто не гонит меня вон, я остаюсь свободным, и никто не помешает делать то, что я желаю. Желания же мои согласны с природой существа разумного и общежительного.
24. Как ты вел себя до сего дня по отношению к богам, родителям, братьям, супруге, детям, учителям, воспитателям, друзьям, родственникам, домочадцам? Можешь ли ты сказать о себе:

    "До сир пор никого не обидел ни словом, ни делом" [14]?

    Вспомни, сколько ты пережил и сколько имел мужество перенести. Вспомни, что история твоей жизни уже близка к окончанию, и срок служения – на исходе. Вспомни, сколько ты видел прекрасного, ко скольким наслаждениям и страданиям отнесся с пренебрежением, как презирал суетную славу и сколько раз показал себя праведным по отношению к неправедным.

25. Как могут люди без образования и неучи смутить покой человека образованного и знающего? Кого же следует назвать образованным и знающим? Того, кто знает начало и цель, и разум, проникающий все сущее и извечно управляющий всем по размеренным периодам.

26. Еще немного – и ты прах или кости; останется одно имя, а то и его не найти. Имя же – пустой звук и бездушное эхо. Все блага, ценимые в жизни, суетны, бренны, ничтожны и подобны молодым псам, кусающим друг друга, и капризным детям, то смеющимся, то вновь плачущим. Верность же и стыд, справедливость и истина удалились с пространной земли на Олимп [15].

    Что еще удерживает тебя тут? Все воспринимаемое чувствами изменчиво и неустойчиво, сами чувства смутны и легко поддаются обману, а сама наша душонка – испарина крови. Разве не суетно желание пользоваться славой у таких созданий? Почему же не ожидаешь ты с легким сердцем своего уничтожения или изменения во что-нибудь другое? Но как быть до тех пор, пока не наступил еще этот момент? Чтить и славить людей, делать добро людям, не тяготиться ими, но и не сближаться с ними слишком, помнить, что все, находящееся вне твоего бренного тела и такой же жизненной силы, не принадлежит тебе и от тебя не зависит.

27. Куда бы я не попал, я могу быть счастлив. Счастлив же тот, кто уготовил себе благую участь. Благая же участь – это благие склонности души, благие стремления, благие дела.

ЧЕТВЕРТАЯ КНИГА

1. Когда внутренне господствующее начало верно природе, то его отношение ко всему происходящему таково, что оно всегда может легко приноровиться к возможному и данному. Ведь оно не испытывает любви к какой-нибудь определенной материи, а к предпочтительному стремится лишь условно, обращая в материал для себя все, что оказывается впереди. Оно подобно огню, овладевающему тем, что брошено в него: слабая Лампада была бы потушена, а яркое пламя мгновенно охватывает попавшее в него, пожирает его и вздымается благодаря этому еще выше [1].
2. Люди ищут для себя уединения поближе к простой сельской жизни, где-нибудь на берегу моря или в горах. Ты тоже мечтаешь о чем-нибудь подобном, между тем это явное недомыслие: ведь есть возможность в любое время уединиться в самом себе. Нигде человек не уединяется так спокойно и безмятежно, как в своей собственной душе. Особенно тот, у кого есть внутри нечто такое, во что стоит только пристально вглядеться, как сейчас же станет легче. Это облегчение, по-моему, не что иное, как душевная благоустроенность. Вот этому уединению ты и предавайся постоянно, таким образом обновляя себя.

Пусть будут кратки и просты те доводы, которые, чуть только к ним прибегнешь, уже оказываются достаточными, чтобы устранить всякое раздражение, так что ты вернешься к своим делам уже без досады.

Ведь что тебе тягостно? Испорченность людей? Но если ты поразмыслишь над тем, что разумные существа рождены друг для друга, что терпение входит в понятие справедливости, что люди заблуждаются лишь невольно, и сколько людей враждовавших, подозревавших, ненавидевших, сражавшихся уже умерло и обратилось в прах, – тогда ты перестанешь огорчаться.

Или тебе тягостен твой, удел во вселенной? Возобнови в памяти взаимоисключающие утверждения: "или Провидение, или атомы" [3], вспомни все доказательства, уподобляющие мир Граду. Или тебя еще связывает твоя телесная сторона? И это после того, как ты уже заметил, что мышление, отрешенное ото всего и познавшее свои собственные возможности, не зависит от "пневмы" [4], движущейся то мягко, то резко? Вспомни и все прочее, что ты слышал и усвоил относительно страдания и наслаждения.

Или тебя увлекает жалкая слава? Посмотри, с какой быстротой все погружается в забвение, как зияет вечность, беспредельная в обе стороны, как пуст всякий отзвук, какая переменчивость и неразборчивость у тех, кто как будто бы хвалит себя, и какое узкое очерчено для тебя пространство. Да и вся-то земля – точка. Какой же уголок на ней занимает твое местопребывание? И много ли здесь таких, что станут хвалить тебя, да и каковы они сами?

Вспомни же, наконец, об удалении в свою собственную обитель и, главное, не разбрасывайся, не суетись, но будь свободным и смотри на вещи как муж, гражданин, смертный! Среди истин, которые всегда должны быть под рукой, заметь особенно две. Во-первых, вещи не касаются души, но пребывают в покое вне ее; причины жалоб коренятся в одном лишь внутреннем убеждении. Во-вторых, все то, что ты видишь, подлежит изменению и вскоре исчезнет. Размышляй постоянно и о том, скольких изменений ты уже был свидетелем. Мир – изменение, жизнь – убеждение.

3. Если духовное начало у нас общее, то общим будет и разум, в силу которого мы являемся существами разумными. Если так, то и разум, повелевающий, что делать и чего не делать, тоже будет общим; если так, то и закон общий, если так, то мы граждане. Следовательно, мы причастны какому-нибудь гражданскому устройству, а мир подобен Граду. Ибо кто мог бы указать на какое-нибудь другое общее устройство, которому был бы причастен весь род человеческий? Отсюда-то, из этого Града, и духовное начало в нас, и разумное, и закон. Откуда же иначе?

4. Смерть есть такая же тайна природы, как и рождение. В одном случае соединение, в другом разложение одних и тех же элементов. Вообще в них нет ничего, что могло бы быть для кого-нибудь постыдным, ибо нет ничего несоответствующего одухотворенному существу или разуму того же строения.

5. Людям, которые часть этого мироздания, следует поступать таким же образом. Противодействовать этому все равно, что лишать сока смоковницу. Помни о том, что по истечении самого незначительного промежутка времени вы оба, и ты, и твой противник, умрете; а вскоре затем забудутся и ваши имена.

6. Устрани убеждение, устранится и жалоба на вред. Устрани жалобу на вред, устранится и сам вред.

7. То, что не делает человека худшим, чем он есть, не делает худшей и его жизнь и не вредит ни внешней, ни внутренней стороне его существа.

8. Польза вынуждает природу поступать таким образом.

9. Все совершающееся совершается согласно справедливости; если будешь наблюдать внимательно, то убедишься в этом. Все совершается, говорю я, не только согласно определенному порядку, но и согласно справедливости, точно кто-то распределил все сообразно достоинству. Продолжай же начатое тобою наблюдение и, что бы ты ни делал, делай с той мыслью, чтобы стать хорошим в истинном значении этого слова. Храни эту мысль во всех твоих начинаниях.

10. Не проникайся ни тем убеждением, которого держится обидчик, ни тем, которое он хочет навязать тебе, но все рассматривай со стороны истины.

11. Во всех случаях жизни руководствуйся двумя правилами. Во-первых, делай только то, что внушает разум. Это господствующая часть твоего существа, которая направляет действия на пользу людей. Во-вторых, умей изменить свое мнение, если кто-то указал на твою ошибку или сумел переубедить тебя. Но изменять свое мнение возможно лишь в соответствии со справедливостью, общей пользой и тому подобным, а не потому, что новый взгляд кажется более легким, приятным или сулит славу.

12. "Обладаешь ли ты разумом?". – "Обладаю". – "Почему же ты не пользуешься им? Ведь если он будет делать свое дело, что останется тебе желать?".

13. Ты существовал, как часть Целого. Тебе предстоит исчезнуть в породившем тебя, вернее, ты, в силу изменения, будешь поглощен логосом, который есть семя вещей [6].

14. На жертвеннике много кусочков ладана. Один из них попал сюда раньше, другие позже – разницы здесь нет никакой.

15. Если ты проникнешься известными основоположениями и отдашься служению разуму и гению (душе), то через десять дней покажешься богом тем, кому теперь кажешься зверем и обезьяной.

16. Не живи так, точно тебе предстоит еще десять тысяч лет жизни. Уже близок час. Пока живешь, пока есть возможность, старайся стать достойным.

17. Сколько досуга выигрывает тот, кто не смотрит на то, что сказал, сделал или подумал его ближний, но лишь на то, что он делает сам, чтобы соблюсти в своих действиях справедливость и благочестие! По слову Агафона [7], не выискивай пороки других, а иди своей прямой дорогой, не уклоняясь в сторону.

18. Тот, кто мечтает о посмертной славе, упускает из виду, что каждый, помнящий о нем, сам скоро умрет, за ним последует и тот, кто унаследовал ему, и так до тех пор, пока не угаснет вся память, пройдя поколения помнивших и обреченных. Но допусти, что бессмертны помнящие о тебе и неистребима память. Что тебе до этого? Я не говорю уже, что это – ничто для умерших. Но что до похвалы живому, кроме разве имущественных выгод? Оставь же теперь заблаговременно заботы, об этом суетном даре, зависящем только от людской молвы.

19. Все прекрасное, чем бы оно ни было, прекрасно само по себе: похвала не входит в него составной частью. Поэтому от похвалы оно не становится ни хуже, ни лучше. Я имею здесь в виду и то, что называется прекрасным с обычной точки зрения, как, например, материальные вещи и произведения искусства. А в какой похвале могло бы иметь нужду действительно прекрасное? Не более, чем закон, не более, чем истина, не более, чем благожелательность, не более, чем порядочность. Что из всего этого прекрасно вследствие похвал или извращается благодаря порицанию? Разве смарагд от отсутствия похвалы становится хуже? А золото, слоновая кость, пурпур, мрамор, цветок, растение?

20. Если души продолжают существовать, то каким образом воздух из века вмещает их в себя? – А каким образом вмещает в себе земля тела погребаемых в течение стольких веков? Подобно тому, как здесь тела, после некоторого пребывания в земле, изменяются и разлагаются, и таким образом очищают место для других трупов, точно также и души, нашедшие прибежище в воздухе, некоторое время остаются в прежнем виде, а затем начинают претерпевать изменения, растекаются, становятся причастными мировому огню, семенообразному логосу Целого, и таким образом уступают место вновь прибывающим. Вот что можно ответить при предположении, что души продолжают существовать. Следует поразмыслить не только над числом погребаемых трупов, но и над числом живых существ, ежедневно поедаемых нами и другими плотоядными животными. А в каком количестве они уничтожаются и как находят свою могилу в телах тех, кому они были на потребу? И однако места для них хватает, ибо они преосуществляются в кровь и принимают свойства воздуха или огня [8].
21. Осмыслил ли ты предыдущее? Ознакомься тогда и с нижеследующим. Не мудри над собой, старайся быть простым. Прегрешает кто-нибудь? Он прегрешает против самого себя. Случилось с тобой что-нибудь? Прекрасно. Все случающееся с тобой было изначально суждено тебе и сопряжено с тобой в силу устройства Целого. Вообще же жизнь мимолетна, надо разумно и справедливо использовать настоящее. Не предавайся излишествам и в часы досуга.

22. Мир или стройный порядок, или же смешение и путаница. Но несомненно первое. Или в тебе может существовать известный строй, а во всем должно быть настроение? И это, когда все обособлено, расчленено и находится в постоянном взаимодействии!

23. Есть характеры мрачные, характеры женственные, упорные, зверские, ребяческие, скотские, вялые, фальшивые, нелепые, вероломные, тиранические.

24. Если чужд миру тот, кто не знает сущего в нем, то не менее чужд и не знающий происходящего. Беглец тот, кто уклоняется от разума гражданственности, слепец – смежающий очи духовные, нищий – кто нуждается в другом и не имеет в самом себе всего полезного для жизни. Кто отступает и удаляется от разума общей природы, выражает неудовольствие происходящим – отступник от мира. Ведь порождает все происходящее та же природа, что породила и его. Отверженец Града тот, кто обособляет свою душу от души всех разумных существ – единой для всех.

25. Кто философствует без хитона, кто без книг, кто – полуголый. "У меня нет хлеба", говорит он, "и все же я верен разуму" [11]. И меня наука не кормит, а все же я остаюсь ей верным.

26. Люби то немудреное искусство, которое ты изучил, и в нем находи удовлетворение. Остаток жизни проживи, как человек всей душой предавшийся во всем, что его касается, на волю богов, не желая быть ни рабом, ни тираном по отношению к кому-нибудь из людей.

27. Окинь мысленным взором хотя бы времена Веспасиана, и ты увидишь все то же, что и теперь: люди вступают в браки, взращивают детей, болеют, умирают, ведут войны, справляют празднества, путешествуют, обрабатывают землю, льстят, предаются высокомерию, подозревают, злоумышляют, желают смерти других, ропщут на настоящее, любят, собирают сокровища, добиваются почетных должностей и трона. Что сталось с их жизнью? Она сгинула. Перенесись ко временам Траяна: и опять все то же. Опочила и эта жизнь. Взгляни, равным образом, и на другие периоды времени в жизни целых народов и обрати внимание на то, сколько людей умерло вскоре по достижении заветной цели и разложилось на элементы. Чаще же всего следует возвращаться к тем, которых ты знал лично, как людей стремящихся к суетному и пренебрегавших делом, отвечавшим их собственному строю, не остававшихся ему верными и не довольствовавшихся им. Необходимо также помнить, что внимание, уделяемое каждому делу, оценивается по нему и должно быть соразмерно ему. Таким образом, если ты не будешь заниматься незначительными делами более, чем приличествует, то не придется тебе и разочаровываться.

28. Слова, бывшие некогда обычными, теперь нуждаются в пояснении. То же и с именами некогда прославленных мужей, как Камилл, Цезон, Волез, Леоннат; скоро та же участь постигнет и Сципиона, и Катона, затем Августа, а потом очередь и Адриана, и Антонина [12]. Все краткотечно и вскоре начинает походить на миф, а затем предается и полному забвению. И это я говорю о людях, в свое время окруженных особенным ореолом. Что же касается остальных, то стоит им испустить дух, чтобы "не стало о них и помину" [13]. Что же такое вечная слава? – Сущая суета. Но есть ли что-нибудь, к чему следует отнестись серьезно? Только одно: праведное помышление, общеполезная деятельность, речь, неспособная ко лжи, и душевное настроение, с радостью приемлющее все происходящее, как необходимое, как предусмотренное, как проистекающее из общего начала и источника.

29. Предайся добровольно Клото [14], и пусть она ставит тебя в те условия, которые пожелает.

30. Все мимолетно: и тот, кто помнит, и то, о чем помнят.
31. Твой конец уже близок, а ты все еще не отрешился от всего искусственного, все еще не свободен от треволнений, все еще опасаешься вреда извне, не преисполнен благосклонности ко всем, не понимаешь, что мудрость исключительно в справедливой деятельности.

32. Вникни в руководящее начало людей, в то, что их заботит, к чему они стремятся и чего избегают.

33. Зло коренится для тебя не в руководящем начале других людей и не в превращениях и изменениях твоего тела. – "Но где же?". – В твоей способности составлять себе убеждение о зле. Пусть эта способность пребывает в покое даже тогда, когда наиболее ей близкое, ее тело, режут, жгут, когда оно гноится и гниет, т.е. пусть она рассудит, что нет ни добра, ни зла в том, что равно может случиться как с дурным, так и с хорошим человеком. Ведь то, что одинаково может случиться как с живущим в противоречии с природой, так и с живущим согласно ей, то согласно с природой и не идет против нее.

34. Ты всегда должен мыслить мир, как единое существо, с единой сущностью и единой душой. Подумай о том, как все сводится к его же единому ощущению, как создает оно все единым стремлением, как все содействует возникновению всего, какая во всем связь и соответствие.

35. "Человек – это душа, обремененная трупом", как говорил Эпиктет [15].

36. Нет ничего дурного в том, чтобы претерпеть изменение, как нет ничего хорошего в существовании благодаря ему.

37. Время есть река Возникающего и стремительный поток. Лишь появится что-нибудь, как уже проносится мимо, но проносится и другое, и вновь на виду первое.

38. Все происходящее так же обычно и известно, как роза весной и виноград осенью. Таковы и болезнь, и смерть, и клевета, и злоумышление, и все то, что радует или огорчает глупцов.
39. Всегда помни изречение Гераклита: "Для земли смерть стать водой, для воды – воздухом, для воздуха – огнем и наоборот". Следует помнить и о человеке, забывшем, куда ведет путь [16], и о том, что люди отступают от все пронизывающего разума Целого, с которым они находятся в постоянном общении, о том, что чуждым кажется им то, с чем они сталкиваются каждый день, что не нужно говорить и поступать как во сне (ибо и тогда нам кажется, будто мы говорим и действуем), и что не следует поступать подобно детям, слепо подражающим примеру родителей.

40. Если бы кто-нибудь из богов сказал тебе, что ты умрешь завтра или уже во всяком случае послезавтра, то едва ли ты стал бы добиваться, чтобы это произошло послезавтра, если ты не труслив до низости. Ибо ничтожна разница! Точно так же не считай очень важным, умрешь ли ты по истечении многих лет или же завтра!

41. Всегда размышляй о том, сколько умерло врачей, хмуривших чело над ложем больного, сколько математиков, гордившихся своими предсказаниями смерти другим людям, сколько философов, распространявшихся о смерти и бессмертии; сколько воителей, загубивших множество людей, сколько тиранов, пользовавшихся своей властью над чужой жизнью с таким высокомерием, точно они сами были бессмертны. Сколько погибло целых городов, как Геликия, Помпеи, Геркуланум [17] и бесчисленное множество других. Вспомни и тех, кого ты знал лично: один хоронит одного, другой – другого, а затем умирают и сами – и все это в течение краткого промежутка времени. Смотри на все человеческое, как на мимолетное и кратковечное – то, что было вчера еще в зародыше, завтра уже мумия или прах. Итак, проведи оставшийся момент времени в согласии с природой, а затем расстанься с жизнью так же легко, как падает созревшая олива: славословя природу, ее породившую, и с благодарностью к произведшему ее древу.

42. Будь подобен скале: волны беспрестанно разбиваются о нее, она же стоит недвижимо, и вокруг нее стихают взволнованные воды.

    Я несчастен потому, что со мной случилось то-то и то-то. – Отнюдь нет. Наоборот, я счастлив потому, что, хотя это и случилось со мной, я все же не предаюсь печали, не сломлен настоящим, не трепещу перед грядущим. Случиться ведь это могло со всяким, но не всякий бы остался чуждым печали. Почему же первое более несчастье, нежели второе счастье? Назовешь ли ты вообще несчастьем для человека то, что не препятствует человеческой природе достичь ее цели? Но кажется ли тебе таким препятствием то, что не вступает в. противоречие с требованиями человеческой природы? В чем же заключаются эти требования? Ты знаешь их.

    Разве случившееся мешает тебе быть справедливым, великодушным, благоразумным, рассудительным, осторожным в суждениях, правдивым, скромным, откровенным и обладать всеми другими свойствами, в наличии которых особенность человеческой природы? Не забывай при всяком событии, повергающем тебя в печаль, опираться на основную мысль: "Не событие это является несчастьем, а способность достойно перенести его – счастьем".

43. Простое, но действенное средство для того, чтобы научиться презирать смерть – это воскрешать в памяти тех, кто жадно цеплялся за жизнь. Чем им лучше, нежели умершим преждевременно? Лежат где-нибудь и Катилиан, и Фабий, и Юлиан, и Лепид [18], и им подобные, многих схоронившие, а затем погребенные и сами. Разница во времени вообще незначительна, да и при каких условиях, с какими людьми и в каком жалком теле придется провести это время! Итак, не считай все это важным. Оглянись назад – там безмерная бездна времени, взгляни вперед – там другая беспредельность. Какое же значение имеет, по сравнению с этим, разница между тем, кто прожил три дня, и прожившим три человеческих жизни?

44. Всегда иди кратчайшим путем. Кратчайший же – путь, согласный с природой: он в том, чтобы блюсти правду во всех речах и поступках.

    Подобное решение избавит тебя от утомления, борьбы, притворства и тщеславия.

ПРИМЕЧАНИЯ

КНИГА ТРЕТЬЯ

Это уникальный образец эстетической мысли поздней античности. До Марка Аврелия никто из мыслителей древности не обращал столь пристального внимания на что, что современные мастера назвали фактурой. Латинский термин, обозначавший обработку поверхности, приобрел в современном искусстве именно то значение, которое сумел описать Марк Аврелий. Интуитивно это понимали этрусские мастера и римские создатели скульптурных портретов III – нач. IV вв. Но теоретики того времени были далеки от понимания художественного смысла явления. В своем остром видении окружающего император-философ гораздо ближе к XX веку, нежели к своим современникам и предшественникам.

Гиппократ (ок. 460 – ок. 370 гг. до н.э.) – врач, реформатор античной медицины, выдвинувший положение о моральной ответственности врача.

Халдеи – семитические племена Южной Месопотамии. В данном случае – жрецы и маги Нововавилонского царства, которые славились как астрологи и предсказатели.

Александр Македонский (356-323 гг. до н.э.) – царь Македонии с 336 г. до н.э., завоеватель, создавший мировую державу, которая распалась после его смерти. Со времени завоеваний Александра Македонского начинается эпоха эллинизма.

Помпей Гней, прозванный Великим (106-48 гг. до н.э.) – римский полководец, боролся против Цезаря, разбитый Цезарем при Фарсале (Греция), был убит в Египте.

Цезарь Гай Юлий (102 или 100 – 44 гг. до н.э.) – полководец, выдающийся писатель. После разгрома Помпея – глава римского государства. Убит в результате заговора.

Гераклит Эфесий (кон. VI – нач. V вв. до н.э.) – философ ионийской школы. Его учение о Мировом огне, который есть душа и разум (логос), оказало влияние на стоиков. Диоген Лаэртский передает рассказ о том, что, заболев водянкой, Гераклит закопался в бычьем навозе в хлеву, теплотою навоза надеясь испарить дурную влагу. Однако и в этом не найдя облегчения, он скончался, прожив 60 лет.

Демокрит из Абдер (460 – 371/70 или 361 гг. до н.э.) – философ, создатель атомистической теории. Считал высшим благом достижение блаженства путем обуздания желаний и умеренного образа жизни. Он всегда стремился выглядеть веселым, и современники называли его "смеющимся философом". О конце жизни Демокрита существует много анекдотических рассказов, но Диоген Лаэртский сообщает, что философ тихо скончался, прожив более ста лет. Возраст Демокрита несколько преувеличен. Римский поэт и философ Лукреций Кар (96 г. до н.э. – 55 г. н.э.) передает рассказ о самоубийстве Демокрита, почувствовавшего приближение старческого слабоумия.

Сократ (469 – 399 гг. до н.э.) – самый известный, наряду с Платоном и Аристотелем, философ античности. Марк Аврелий имеет в виду доносчиков ("сикофантов"), непостоянных в своих мнениях и эмоциях, афинских граждан и судей, вынесших в 399 г. до н.э. смертный приговор Сократу по несправедливому обвинению в отрицании богов, признанных городом, введении "новых божественных существ" и совращении молодежи. Это было едва ли не "важнейшим актом" вновь пришедшей к власти афинской демократии. Несмотря на уговоры друзей, Сократ отказался спасти свою жизнь бегством из тюрьмы, подтвердив мысль, высказанную в речи на суде: "Только и на этот раз я опять доказал не словом, а делом, что мне смерть, попросту говоря, нипочем, а вот воздерживаться от всего несправедливого и нечестивого – это для меня все" (Платон, Апология Сократа, 32а). Непоколебимая твердость моральных устоев Сократа была особенно близка Марку Аврелию.

Мы сохраняем местами термин переводчика – "руководящее начало" (см. прим. 2, кн. II), поскольку Марк Аврелий подразумевает разум, руководящий поведением человека.

Наряду с этим термином употребляем и "господствующее начало" – в зависимости от контекста. Читатель сам выберет тот вариант перевода, который ему покажется точнее. В некоторых случаях второй вариант перевода мы оставляем в скобках (cм. также прим. 2 к кн. II и прим. 1 к кн. IV).

В некоторых рукописях параграфы 9-11 читаются, как нераздельный текст.

Некоторые стоики выделяли в логике "науку об определениях", которая "служит для распознания истины, поскольку здесь предметы охватываются понятиями" (Диоген Лаэртский. Указ. соч., кн. VII).

Анализ (греч.) – разложение, расчленение, разбор. Стоик Дионл Магнесийский писал, что "вначале бывает представление, а уже за ним – мысль, способная выговориться, и она выражает в слове то, что испытывается в представлении" (Диоген Лаэртский. Указ. соч., кн. VII).

Вышний Град – образное определение вселенной, состоящей из вещей, спаянных обоюдной симпатией.

Древнегреческий термин "аретЕ" обычно переводится как "добродетель", хотя последнее понятие далеко не в полной мере отвечает тому смыслу, который вкладывался в "аретЕ" античными мыслителями. В комментарии к диалогу Платона "Протагор", А. Лосев отмечает невозможность адекватного перевода "аретЕ" на любой современный язык. Христианская добродетель, не соответствует античной во многих этических, духовных и политических аспектах и оттенках. "АретЕ" обладает своим смыслом только в контексте античного полисного мышления. Уже в период римской империи, когда Марк Аврелий писал свое произведение, это понятие в определенной мере трансформировалось в духе имперской государственности. Термин "аретЕ" включает в себя представление о "прекрасной организации" или "добротной обработке" какого-либо человеческого качества в духе соответствия "природе" или "космосу". В то же время "аретЕ" отвечают и такие различные понятия, как благородство, достоинство, доблесть, "телесная крепость" или "здоровье" духа и тела. Рассматривая учение стоиков, Диоген Лаэртский пишет: "Добродетель есть согласованность предрасположения (человека с природой). Она заслуживает стремления сама по себе, а не из страха, надежды или иных внешних причин. В ней заключается счастье, ибо она устрояет душу так, чтобы вся жизнь стала согласованной" (указ. соч., кн. VII). Стоик Панэтий указывал, что существует две основных добродетели – умственная и деятельная. Другие философы отмечают логические, физические и этические добродетели, а также – первичные, – как разумение, мужество, справедливость и т. п., и вторичные, производные от них. Каждая добродетель представляет собою знание чего-либо существенного. Разумение – это знание, что есть зло, что – добро, а что – ни то ни другое. Мужество – это знание, что предпринять, чего остеречься, а в чем не держаться ни того, ни другого. Величие души – это знание или самообладание, позволяющее быть выше всего, что с тобой происходит, как хорошего, так и дурного (Диоген Лаэртский. Указ. соч., кн. VII).

Андрогин – термин, который употребляется не только в смысле физического гермафродитизма, но и в смысле нравственного ничтожества.

Фаларис – тиран Агригентский (Агриженто, о. Сицилия)., правивший в 565-549 гг. до н.э. Он был одним из первых тиранов, благодаря которому этот титул стал синонимом жестокости и бесчеловечности.

Нерон – римский император в 54-68 гг., запятнавший свое имя жестокостью, развратом и тщеславием.

ТРЕТЬЯ КНИГА

1. Пойми не только то, что жизнь убывает с каждым днем и остается все меньшая ее доля, но и то, что при очень долгой жизни не всегда сохраняется сила мысли для понимания происходящего и постижения дел божеских и человеческих.

Если человек тупеет, это не отражается на его дыхании, пищеварении, воображении, желаниях и тому подобном. Но слабеет власть над самим собой. Он уже не понимает своих обязанностей, не способен разобраться в окружающем и не может дать себе отчет в том, что уж лучше расстаться с такой жизнью. Все это требует твердого разума, который уже потерян безвозвратно. Итак, нужно торопиться не только потому, что мы все ближе подходим к смерти, но и потому, что еще при жизни нас подстерегает потеря способности правильного понимания и наблюдения вещей.

2. Следует обратить внимание и на то, что нечто привходящее и изменчивое в произведениях природы обладает особой привлекательностью и заманчивостью [1]. На печеном хлебе местами появляются трещинки. Эти расщелины чужды основной цели искусства пекаря, но они придают хлебу особенно аппетитный вид. Плоды смоковницы лопаются, достигнув наибольшей зрелости, а в переспелых маслинах самая близость гниения сообщает какую-то особую прелесть плоду. Низко склоненные колосья, хмурое чело льва, пена, бьющая из пасти вепря, и многое другое, далеко не привлекательное сама по себе, сопутствуя тому, что произведено природой, усиливает общее впечатление. Все это влечет к себе человека, обладающего особой восприимчивостью и более глубоким пониманием сущности Целого. Вряд ли он сможет не почувствовать важность подобных явлений, всегда сопутствующих деятельности природы. На пасти живых зверей он будет смотреть с не меньшим восхищением, чем на изображения, подражающие природе, которые созданы художниками и ваятелями. Проникновенным взглядом он сумеет распознать не только красоту времени расцвета, но и особую красоту старца, старухи, привлекательность ребенка. И много есть такого, что доступно не всякому, а открывается лишь тому, кто действительно сблизился с природой и ее делами.

3. Гиппократ, исцелив множество болезней, сам заболел и умер. Халдеи предсказали многим смерть, а затем и их самих судьба настигла. Александр, Помпеи, Гай Цезарь, разрушив дотла столько городов и умертвив в боях десятки тысяч всадников и пехотинцев, в конце концов и сами расстались с жизнью. Гераклит, столько рассуждавший о всемирном пожаре, умер от водянки; не помог ему и коровий помет, которым он был намазан. Демокрита заели паразиты, Сократа убили тоже своего рода паразиты [2]. Но какой вывод из всего этого? Ты взошел на корабль, совершил плавание, достиг гавани: пора слезать. Если тебя ждет другая жизнь, то, так как боги вездесущи, они будут и там. Если же это будет состояние бесчувственности, то тебе не придется более терпеть от страданий и наслаждений и служить оболочке, которая хуже того, кто у нее в плену. Ибо последний есть разум и гений, оболочка же – прах и тлен.

4. Не расточай остатка жизни на мысли о других, если только дело не идет о чем-либо общеполезном. Ведь раздумывая о том, кто что делает и ради чего он это делает, кто что говорит, замышляет и предпринимает, ты упускаешь другое дело: все подобное отвлекает от забот о собственном руководящем начале. Надлежит удалять из своих представлений все бесцельное и праздное, а в особенности все, внушаемое любопытством и злобой. Следует приучать себя только к таким мыслям, относительно которых на внезапный вопрос: "О чем ты теперь думаешь?", ты мог бы откровенно ответить, что о том-то и о том-то. Эти мысли исполнены искренности, и благожелательности и достойны существа общежительного, гнушающегося чувственных удовольствий, наслаждений, строптивости, зависти, подозрительности и всего, что заставит покраснеть при сознании, что оно было в тебе. Человек, никогда не оставляющий попечения о том, чтобы быть в числе наилучших, есть жрец и пособник богов. Он дружен и с живущим внутри его божеством, которое делает человека недосягаемым для наслаждений, неуязвимым для страданий, чуждым всякой гордыне, нечувствительным к какому бы то ни было проявлению злобы, борцом в величайшей борьбе, где он должен противостать всем страстям. Оно побуждает его глубоко проникнуться справедливостью и от всей души приветствовать все происходящее и выпадающее на его долю. А о том, что говорит, делает или помышляет другой человек, следует думать не часто, в случае, если этого требует великое и общеполезное дело. Такой человек занят исключительно своими личными делами, а постоянным предметом его размышлений является жребий, предуготовленный ему строением Целого. Первое он стремится довести до совершенства, а что касается второго, то он твердо уповает на его благость. Ибо жребий, выпадающий на долю каждого, и приноровлен к нему и полезен. Он помнит также, что все разумное в родстве между собой, что забота о всех людях отвечает природе человека, но ценно одобрение не всех людей, а только живущих согласно природе. Он никогда не упускает из виду, что представляют собою те, кто живут не так, каковы они дома и вне дома, ночью и в течение дня, и с кем, и какую водят дружбу. И похвалу людей, которые и сами-то себя не удовлетворяют, он ставит ни во что.

5. Не поступай ни против своей воли, ни в противоречии с общим благом, ни как человек опрометчивый или поддающийся влиянию какой-нибудь страсти. Не облекай свою мысль в пышные формы, не увлекайся ни многоречивостью, ни многоделанием. Пусть божество в тебе будет руководителем существа мужественного, зрелого, преданного интересам людей; римлянина, облеченного властью, чувствующего себя на посту, подобного человеку, который, не нуждаясь ни в клятве, ни в поручителях, с легким сердцем ждет зова оставить жизнь. И светло у тебя будет на душе, и ты не будешь нуждаться ни в помощи извне, ни в том спокойствии, которое зависит от других.

   Итак, следует быть исправным, а не исправляемым.

6. Если ты находишь в человеческой жизни что-нибудь лучшее, нежели справедливость, истина, благоразумие, мужество, другими словами, – самодостаточность твоей мысли, способной указать путь действия, путь, согласный с разумом и твоей участью, т.е. со всем тем, что выпадает на долю независимо от выбора; тогда, говорю я, если действительно видишь нечто лучшее по сравнению со всем этим, то положи всю свою душу, чтобы испытать возможность наилучшего.

   Если же не знаешь ничего прекраснее живущего в тебе гения, подчинившего себе отдельные стремления, способного исследовать все представления, сделавшего себя, по словам Сократа, недоступным для обольщения чувств, послушного воле богов и полного сочувствия к людям, если, по сравнению с этим, ты находишь все остальное мелким и ничтожным, то не уделяй своего внимания ничему постороннему.

   Уклонившись в сторону, прельщенный чем-либо второстепенным, ты уже не сможешь безраздельно отдаться служению единственному, принадлежащему тебе благу. Ведь непозволительно же рядом с благом разума ставить нечто чужеродное: одобрение толпы, упоение властью, богатством, жизнью, полной наслаждений. Но все это способно внезапно увлечь и овладеть тобой, едва ты припишешь ему хоть незначительную ценность. Поэтому, говорю тебе, искренне и свободно избирай лучшее и держись его. – "Но лучшее это полезное". – Если оно полезно для тебя, как существа разумного, – то береги его, если для тебя, как животного, – отрекись от него. Оберегай способность суждения от надменности, чтобы иметь возможность осторожно производить исследование.

7. Никогда не считай полезным для себя то, что когда-либо побудит тебя преступить обещание, забыть стыд, ненавидеть кого-нибудь, подозревать, клясть, лицемерить, пожелать чего-нибудь такого, что прячут за стенами и замками. Ведь тот, кто отдал предпочтение своему разуму, своему гению и служению его добродетели, не надевает трагической маски, не издает стенаний, не нуждается ни в уединении, ни в многолюдстве. Его совершенно не беспокоит, в течение большего или меньшего времени его душа будет пребывать в телесной оболочке, и когда придет момент расставания с жизнью, он уйдет с таким же легким сердцем, с каким он стал бы приводить в исполнение что-нибудь другое из того, что может быть сделано с достоинством и честью. Ведь всю свою жизнь он только и думает о том, чтобы не дать своей душе опуститься до состояния, недостойного разумного и призванного к философии существа.

8. В душе человека, облагороженного и претерпевшего очищение, ты не найдешь ни гнойников, ни скверны, ни скрытой порчи. Когда бы ни настигла его судьба, его жизнь не будет не окончена, как про трагического актера говорят, что он оставил сцену, не окончив и не доиграв роли. В нем нет ничего рабского, вынужденного, нет навязчивости, отчужденности, нет ничего заслуживающего порицания и боящегося света.

9. Относись бережно к способности составлять себе убеждение. От этой способности всецело зависит, чтобы не возникло в руководящем тобой начале [3] никакого убеждения, несогласного с природой и строем разумного существа. Она же предписывает нам не быть скорыми на решения, относиться с благожелательностью к людям и слушаться богов.

10. Отринув все, держись лишь этих немногих правил [4]. Помни также, что каждый живет лишь настоящим, ничтожно малым моментом; все же остальное или уже прожито, или покрыто неизвестностью. Ничтожна жизнь каждого, ничтожен тот уголок земли, где он живет, ничтожна и самая долгая слава посмертная: она держится лишь в нескольких кратковечных поколениях людей, не знающих и самих себя, не то что тех, кто уже давно опочил.

11. К вышеуказанным правилам нужно добавить еще одно. Следует так подходить к определению или описанию каждого представляющегося предмета [5], чтобы под внешним покровом, в анализе [6] его частей раскрыть сущность предмета и то, из чего он состоит, называя все его элементы соответствующими именами.

    Ведь ничто не содействует так возвышенному настроению, как способность планомерного, истинного проникновения во все явления жизни, и умение найти такую точку зрения относительно рассматриваемого предмета, чтобы сразу решить, какому миру и какая от него польза, в чем его ценность как для Целого, так и для человека, гражданина вышнего Града, по отношению к которому все остальные государства только отдельные домохозяйства [7]. Следует понять, из чего состоит и сколько времени будет длиться то, что сейчас возбуждает мое представление, и какую добродетель следует к нему применить [8]: кротость ли, мужество, правдивость, верность, простоту, самоудовлетворенность или что-либо в этом роде. Поэтому в каждом отдельном случае следует дать себе отчет: вот это исходит от бога, это происходит в силу связи, предопределенного соединения, такого же сочетания и судьбы, это же обязано своим существованием моему единоплеменнику, сородичу и согражданину, хотя и не знающему, чего требует от него природа. Но я-то ведь знаю и поэтому отношусь к нему благожелательно и справедливо, согласно естественному закону общения. Вместе с тем, я стремлюсь определить и относительную ценность вещей собственно безразличных.

12. Если ты, следуя правому разуму, будешь старательно, ревностно и любовно относиться к делу, которым ты в данный момент занят, и, глядя по сторонам, будешь блюсти чистоту своего гения, как будто уже пора с ним расстаться, если ты будешь поступать так, ничего не ожидая и не избегая, но довольствуясь наличной деятельностью, согласной с природой и геройским правдолюбием во всем, что ты говоришь и высказываешь, – ты будешь хорошо жить. И никто не в силах помешать этому.

13. Как врачи всегда имеют под рукой инструменты и приборы на случай внезапной операции, так и ты имей наготове основоположения для познания вещей божеских и человеческих и во всех даже самых незначительных действиях помышляй о связи тех и других. Без соображения с божественным не сделаешь хорошо ничего человеческого и наоборот.

14. Пора угомониться. Иначе тебе не придется прочесть ни твоих воспоминаний, ни деяний древних римлян и греков, ни тех отрывков из писателей, которые ты отобрал себе под старость! Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе.

15. Люди не знают, сколь многозначны такие слова, как воровать, сеять, покупать, бездействовать, усматривать надлежащее; для этого знания нужны не телесные очи, а некий другой орган зрения.

16. Тело, душа, ум. Телу принадлежат ощущения, душе – стремления, уму – основоположения. Способностью получать впечатления обладают и скоты, стремления проявляются бурно и в диких зверях, и в андрогинах [9], и в Фаларисе, и в Нероне [10], пользоваться умом для внешнего соблюдения обязанностей могут люди и не признающие богов, и изменяющие своей родине, и творящие, запершись у себя, всякие гнусности. Если все это, согласно сказанному, общее всем, то одному лишь хорошему человеку свойственно любить и приветствовать происходящее и сопряженное с ним, не осквернять живущего в его груди гения, не беспокоить и не смущать его обилием представлений, а сберечь его чистым, строго послушным богам, не говорящим никогда наперекор истине и не делающим ничего вопреки справедливости. Если даже все люди откажутся поверить, что он живет так просто, скромно и счастливо, то он не будет сердиться ни на кого из них и не сойдет с пути, ведущего к цели жизни, к которой следует подойти чистым, спокойным, с легким сердцем и с безропотной покорностью своей судьбе.

ПРИМЕЧАНИЯ

КНИГА ВТОРАЯ

С точки зрения стоической концепции мироздания, все элементы вселенной связаны взаимным влечением друг к другу – симпатией. Этим обусловлено и представление о равенстве и родственности по духу всех людей – граждан космического Града.
Противодействие одного человека другому является, таким образом, нарушением основного закона природы, на которое не может пойти человек, обладающий подлинным знанием.

Жизненная сила, дыхание, по учению стоиков, – проявление в живых существах мирового творящего огня – пневмы. Марком Аврелием термин употреблен в уменьшительном значении, указывающем на малую часть этой вселенской силы.
Господствующее ("ведущее", "руководящее") начало в человеке является также истечением тончайших эфирных слоев пневмы, мирового огненного разума, исполненного художественно-творческих сил. Господствующее начало не отождествляется полностью с душой, но определяет ее способности и органическую связь с высшим разумом. Оно не руководит всеми поступками и действиями человека (поэтому мы, в зависимости от контекста используем либо термин "руководящее начало" С. Роговина, либо – "господствующее начало"), а, скорее, требует достижения внутренней гармонии. Блаженное, самодостаточное состояние, независимое от внешних вещей и низменных страстей – автаркия – цель мудреца-стоика, которому "достаточно самого себя". Нельзя не заметить определенной близости представлений античных стоиков (с III в. до н.э.) о "пневме" с "праной" древних индийских упанишад (VIII-VI вв. до н.э.), которая обозначает "душу", "дыхание" и "мышление". С другой стороны, состояние стоической "автаркии" во многом близко к буддийскому представлению о "нирване". Поэтому текст Марка Аврелия, с его постоянными повторами и "обработками" одной мысли, можно рассматривать как своеобразную медитацию.

Ряд исследователей считает эту фразу позднейшей вставкой. По нашему мнению, она вполне могла принадлежать самому Марку Аврелию, поскольку в тексте довольно часты эмоциональные сентенции автора, противоречащие, порой ранее высказанной мысли.

Марк Аврелий предполагает целостную стоическую концепцию вселенной. Целое ("Единое" Гераклита, греч. философа VI-V в. до н.э., на идеи которого во многом опирались стоики) – сферическая вселенная, сотканная в верхних слоях из тончайшего эфира – мирового творящего огня (стоики отличали его от обычного "разрушающего" огня), исполненного направляющего, созидательного разума, который по латыни называется провидением, а в данном переводе – промыслом.
Провидение не является чем-то внешним по отношению к природе Целого, а присущей ему, как живому существу, способностью, качеством и сущностью. Ибо Целое – и целое, и единое, поскольку оно – единственное сущее, обладающее всей полнотой разума, нераздельной сущностью и природой, которое включает в себя все вещи, все живые формы (являющиеся его внутренними формами), как материал непрерывного самообновления посредством рождения и смерти, т.е. перехода в различные состояния этих форм. "В мире есть добродетель, он и мудр, и поэтому он – бог!" – говорил один из ведущих представителей ранней Стой Хрисипп (III в. до н.э.). Ему же принадлежит изречение" в нем (боге-космосе) мы живем, движемся и существуем". На это изречение ссылается и апостол Павел (Деяния апостолов, XVII, 28).

Бог-вселенная отождествляется стоиками с греческим отцом богов Зевсом или римским – Юпитером, все остальные боги выступают как его проявления, то ли в образах небесных светил, то ли других природных явлений. Подобное отношение стоиков к богам не противоречило официальному римскому культу и позволило стоицизму стать едва ли не признанной религией Рима конца I в. до н.э. – II в. н.э. С другой стороны, их монотеизм (признание единой сущности бога) дал возможность многим их идеям свободно перелиться в христианство. Отказывая богам в антропоморфизме, стоики, в то же время, представляют Целое, как внутренне антропоморфную структуру (а не форму), включая и "семенные логосы" (см. ниже).

Феофраст (Теофраст. 372-287 гг. до н.э.) – ученик Аристотеля. Известно его сочинение "Характеры". Марк Аврелий согласен с его взглядами на проступки в бытовом, обыденном плане. С точки зрения стоической этики, достойны лишь согласные с природой добродетели, а все действия, идущие против природы – безусловно вредны. Исключение делается для тех проступков человека, которые вредны в данный момент, но предпочтительны по сравнению с преступными делами, поскольку могут стать соответствующими природе в других условиях, или могут быть использованы с целью добра.

Природа целого абсолютно разумна и абсолютно добродетельна, с точки зрения стоиков, она принимает во внимание, лишь то, что отвечает ее высшему замыслу. Оценки, которые учитывают личные желания человека, его представления о том, что ему приносит добро, а что зло, эти оценки безразличны провидению, и не могут рассматриваться как добро или зло в космическом масштабе. Природе не нужно оправдания, оно в ней самой. Сетования человека по поводу зол и горестей, выпавших на его долю – не только бессмысленны для природы, но даже являются злом, поскольку противоречат ее беспрекословному и неумолимому закону.

Слова древнегреческого поэта Пиндара (921-441 гг. до н.э.), приведенные Платоном (великий древнегреческий философ, 427-347 гг. до н.э. (в его диалоге Теэтет (174).

Моним Сиракузский (IV в. до н.э.) – философ-киник, ученик Диогена из Синопа, наиболее знаменитого представителя кинической философии и соответствующего ей образа жизни (ок. 412-323 гг. до н.э.). Был рабом, но изгнан хозяином, как сумасшедший. Диоген Лаэртский, автор известного сочинения "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов" (кон. II – нач. III в., далее в ссылках – Диоген Лаэртский, сообщает о книге Монима Сиракузского "Безделки, с которыми незаметно смешаны важные вещи". О Мониме рассказывали, что он сравнивал все существующее вокруг с театральными декорациями, считая, что оно подобно сновидениям или бреду сумасшедшего.

Древнейшему Граду уподоблена вселенная, обладающая разумом. (См. также примечание 6 к кн. II).

Карнунт – город в Паннонии, место зимовки римских легионов во время войны с маркоманами, германскими племенами, начавшими наступление на границы империи.

ВТОРАЯ КНИГА

1. Поутру следует сказать себе: "Сегодня мне придется столкнуться с людьми навязчивыми, неблагодарными, заносчивыми, коварными, завистливыми, неуживчивыми. Эти свойства проистекают от незнания ими добра и зла. Я же, познавший прекрасную природу добра и постыдную – зла, понимаю и природу тех, кто заблуждается [1]. Они мне родственны не по крови и происхождению, а по божественному духу и разуму. Я защищен знанием от их зла. Они не могут вовлечь меня во что-либо постыдное. Но нельзя и гневаться и ненавидеть тех, кто мне родственен. Мы созданы для совместной деятельности, как ноги и руки, веки, верхняя и нижняя челюсти. Поэтому противодействовать друг другу – противно природе; а досадовать и чуждаться таких людей и значит им противодействовать".
2. Чем бы я ни был, я только немощное тело, слабое проявление жизненной силы и господствующего начала [2]. Оставь книги, не отвлекайся от дела, время не терпит [3]. Пренебреги своим телом, как будто ты при смерти. Оно лишь кровь да кости, бренное плетение нервов, жил и артерий. Рассмотри также существо жизненной силы; оно – изменчивое дуновение, каждое мгновение то вдыхаемое, то выдыхаемое.

   Итак, остается лишь третье – господствующее начало, о нем то ты должен подумать. Ты стар: не допускай же более его порабощения, не допускай, чтобы им помыкали противоборствующие стремления, чтобы оно жаловалось на свой настоящий удел и приходило в ужас пред будущим.

3. Созидаемое богами преисполнено промысла. Приписываемое случаю также возникает не без участия природы, т.е. в связи с тем, над чем господствует промысел. Все проистекает из этого источника, в нем и неизбежное, и полезное всему миру, часть которого – ты. Для всякой части природы благо то, что производит природа Целого и что содействует ее поддержанию. Изменения как элементов, так и сложных тел способствуют поддержанию мира [4]. Вот мысли, которые должны дать тебе удовлетворение, пусть они будут твоими основоположениями. Умерь жажду книжного знания, чтобы не роптать, когда придет смерть. Уходя из жизни, храни спокойствие духа, воздав богам искреннюю, сердечную благодарность.

4. Вспомни, с каких пор ты откладываешь эти размышления, и сколько раз, получив у богов отсрочку, ты не воспользовался ею. Следует, в конце концов, осознать к какому миру ты принадлежишь, как часть, истечением какого мироправителя ты являешься. Знай, что положен предел времени твоей жизни, и если не воспользуешься им для собственного просвещения, оно исчезнет, как исчезнешь и ты, и более не вернется.

5. Заботься о деле, которым сейчас занят, чтобы выполнить его достойно римлянина и мужа, с полной серьезностью, искренностью, с любовью к людям и справедливостью. Отстрани от себя иные побуждения.

   Будет удача, если каждое дело исполнишь как последнее в своей жизни, освободившись от безрассудства, подогреваемого страстями, пренебрежения к велениям разума, лицемерия, себялюбия и недовольства собственной судьбой.

   Видишь, как скромны требования, исполнив которые всякий сможет достичь блаженной, божественной жизни. Да и сами боги от того, кто исполняет это, ничего большего не потребуют.

6. Ну, что ж, пренебрегай, пренебрегай собой, душа! Ведь отнестись к себе с должным вниманием ты уже скоро не сможешь. Жизнь вообще мимолетна, твоя жизнь уже на исходе, а ты не уважаешь себя, но ставишь свое благоденствие в зависимость от душ других людей.

7. Пусть не рассеивает тебя приходящее к тебе извне! Создай себе досуг для того, чтобы научиться чему-нибудь хорошему и перестать блуждать без цели. Следует беречься также и другого тяжкого заблуждения. Ведь безумны люди, которые всю жизнь без сил от дел и не имеют все-таки цели, с которой они сообразовали бы всецело все стремления и представления.

8. Нелегко указать на кого-либо, кто стал бы несчастным от того, что был невнимателен к происходящему в чужой душе. Но неизбежно будет несчастен тот, кто не следит за движениями своей собственной души.

9. Всегда следует помнить о том, какова природа Целого, какова моя природа, каково отношение одной к другой и какой частью какого Целого является природа меня самого, а также о том, что никто не может помешать всегда действовать и говорить согласно природе, частью которой ты являешься.

10. Феофраст, оценивая различные проступки (поскольку такая оценка возможна с обычной точки зрения) [5], замечает как истинный философ, что проступки, сделанные по влечению, более тяжких, чем проступки под влиянием гнева. Ведь гневающийся, отвернувшись от разума, испытывает, по-видимому, какую-то горечь и тайное сокрушение, прегрешающий же по влечению, не будучи в силах устоять перед соблазном наслаждения, проявляет, по-видимому, в своих проступках большую распущенность и изнеженность. Правильно поэтому, решает Феофраст, что большего порицания заслуживает проступок, сопряженный с наслаждением, нежели сопряженный с горем. Вообще один из этих людей подобен скорее тому, кого вызвало на гнев чувство горечи, связанное с причиненной ему ранее несправедливостью, другой 'же самопроизвольно стремится к несправедливости, увлекаемый своим вожделением к какому-нибудь действию.

11. Все следует делать, обо всем говорить и помышлять так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним. Если боги существуют, то выбыть из числа людей вовсе не страшно: ведь боги не ввергнут тебя во зло. Если же богов не существует, или им нет дела до людей, то что за смысл жить в мире, где нет богов или нет промысла? Но боги существуют и проявляют заботливость по отношению к людям. Они устроили так, что всецело от самого человека зависит, впасть или не впасть в истинное зло. А если злом является и что-нибудь другое, то они позаботились также, чтобы от каждого зависело не впасть в оное. Но то, что не делает худшим человека, может ли сделать худшей жизнь человеческую? Природа Целого не могла оплошать таким образом ни по неведению, ни по бессилию предупредить или исправить, в случае если она обладает всезнанием; не могла бы она также ни по бессилию, ни по неумелости допустить такую ошибку, как распределение благ и зла между всеми людьми без разбора, как между хорошими, так и между дурными. Смерть и жизнь, слава и бесчестье, страдание и наслаждение, богатство и бедность – все это одинаково выпадает на долю как хорошим людям, так, и дурным. Все это не прекрасно и не постыдно, а следовательно не благо и не зло [6].

12. Как быстро все исчезает: самые тела в мире, память о них в вечности! Каково все воспринимаемое чувствами, в особенности то, что манит нас наслаждением, или отпугивает страданием, или прославляется тщеславием? Как все это ничтожно, презренно, низменно, бренно и мертво! Вот на что следует направить способность мышления. Что представляют собою те, убеждения и голоса которых рождают славу? Что такое смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы – ребячество; смерть же не только действие природы, но и действие полезное ей.

    Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом, и что делается с этой частью по ее отделении?

13. Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, "мерить просторы земли, спускаясь под землю" [7], разгадать тайну душ окружающих его людей, но не сознающий, что для него вполне достаточно общения только со своим внутренним гением и честного служения ему. Последнее же заключается в том, чтобы уберечь, его от страстей, безрассудства и недовольства делами богов и людей. Дела богов почтенны своим совершенством, дела людей любезны нам в силу нашего родства с ними. Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость: когда в них проявляется неведение добра и зла – уродство не меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.

14. Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?

    Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых: все от века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или двести, или же бесконечное время. Во-вторых: наиболее долговечный и умерший, лишь начав жить, теряют, в сущности, одно и то же. Настоящее – вот все, чего можно лишиться, ибо только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.

15. Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений циника Монима [8]. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет уловить заключающееся в них ядро истины.

16. Наибольшим позором покрывает себя душа человеческая, когда возмущается против мира, становясь (поскольку то зависит от нее) как бы болезненным наростом на нем. Ибо ропот по поводу чего-либо происходящего есть возмущение против природы Целого, содержащего в своей части все другие существа. Далее, когда она чуждается какого-либо человека или устремляется против него с намерением причинить ему вред, как это бывает с разгневанными. В-третьих, она покрывает себя позором, когда не в силах устоять против наслаждения или страдания. В-четвертых, когда она лицемерит и фальшиво и неискренно делает что-нибудь или говорит. В-пятых, когда она не сообразует своего действия и стремления с целью, но делает что-нибудь зря и без толку, ибо даже в пустяках следует сообразоваться с целью. Целью же разумных существ является повиновение разуму и закону древнейшего Града и устройства [9].

17. Время человеческой жизни – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе – сновиденью и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии. Философствовать же – значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний, чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел, как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо. Но если для самих элементов нет ничего страшного в их постоянном переходе друг в друга, то где основания бояться кому-либо их общего изменения и разложения? Ведь последнее согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может быть дурным.

    Карнунт [10]

18. ИСТОЧНИК - Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)

Марк Аврелий

НАЕДИНЕ С СОБОЙ

РАЗМЫШЛЕНИЯ

Перевод с древнегреческого
под общей редакцией А.В.Добровольского
с примечаниями Б.Б.Лобановского

К.: Collegium Artium Ing, Ltd. – Черкассы: РИЦ "Реал", 1993

---

[Книга 1]  [2]  [3]  [4]  [5]  [6]  [7]  [8]  [9]  [10]  [11]  [12]

---

"Размышления" – это личные записи римского императора Марка Аврелия Антонина, сделанные им в 70-е гг. II в. н.э. Благодаря исключительному положению Марка Аврелия и его литературному дарованию этот документ, позволяющий (редчайший случай в истории античной литературы) наблюдать не столько даже личную жизнь, сколько напряженную личную работу над освоением достижений многовековой стоической традиции, стал впоследствии одним из наиболее читаемых памятников мировой литературы.

В основу издания положен полный русский перевод труда Марка Аврелия, сделанный С.Роговиным и вышедший в серии "Памятники мировой литературы" в издательстве М. и С.Сабашниковых в 1914 году в Москве. В значительной степени перевод С.Роговина есть не что иное, как добросовестный подстрочник, и потому он нуждался в определенной адаптации. Однако, при редактировании смысл и дух высказываний Марка Аврелия, безусловно, сохранен.

Учитывая, что автор "Размышлений" использовал сложную и многозначную терминологию стоической философии, не всегда понятную современному читателю, в тексте примечаний эти понятия раскрываются, прежде всего, на основании античных источников.

---

ПЕРВАЯ КНИГА

1. От Вера [1], моего деда, я унаследовал сердечность и незлобивость.
2. От славы моего родителя [2] и оставленной им по себе памяти – скромность и мужественность.

3. От матери [3] – благочестие, щедрость, воздержание не только от дурных дел, но и дурных помыслов. А также – простоту образа жизни, далекую от всякой роскоши.

4. От прадеда [4] – то, что не пришлось посещать публичных школ; я пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это стоит потратиться;

5. От воспитателя [5] – равнодушие к борьбе между зелеными и синими, победам гладиаторов с фракийским или галльским вооружением [6]. Неприхотливость, выносливость в трудах, несуетливость и стремление к самостоятельности в решении дел, невосприимчивость к клевете.

6. От Диогнета [7] – нерасположение к пустякам, недоверие к россказням чудотворцев и волшебников о заклинаниях, изгнании демонов и тому подобных вещах. А также и то, что не разводил перепелов, не увлекался глупостями, а отдался философии, слушая сначала Бакхия, затем Тандасида и Маркиана [8]. Уже с детских лет писал диалоги и полюбил простое ложе, звериную шкуру и прочие принадлежности эллинского образа жизни [9].

7. От Рустика [10] – мысль о необходимости исправлять и образовывать свой характер, не уклоняться в сторону изощренной софистики и сочинения бессмысленных теорий, не составлять увещательных речей, не разыгрывать напоказ ни страстотерпца, ни благодетеля, не увлекаться риторикой, поэтическими украшениями речи, и не разгуливать дома в столе [11]. Благодаря ему, я пишу письма простым слогом, по примеру письма, написанного им самим из Синуэссы к моей матери. Я всегда готов к снисхождению и примирению с теми, кто в гневе поступил неправильно, оскорбительно, едва они сделают первый шаг к восстановлению наших прежних отношений. Я стараюсь вникнуть во все, что читаю, не довольствуясь поверхностным взглядом, но не спешу соглашаться с многоречивыми пустословами. Рустик первый познакомил меня с "Воспоминаниями об Эпиктете" [12], ссудив их из своей библиотеки.

8. От Аполлония [13] – свободомыслие и осмотрительность, стремление неуклонно руководствоваться ничем иным, кроме разума, оставаясь верным себе при невыносимой боли, потере ребенка и тяжелой болезни. На его примере я наглядно убедился, что в одном и том же лице величайшая настойчивость может сочетаться со снисходительностью. Когда приходится с трудом растолковывать что-либо, я не раздражаюсь и не выхожу из себя, ибо видел человека, который опытность и мастерство в передаче глубочайших знаний считал наименьшим из своих достоинств. От него я научился, каким образом следует принимать от друзей так называемые услуги, не чувствуя себя вечно обязанным, но и не проявляя равнодушия.

9. От Секста [14] – благожелательность; образец дома, руководимого отцом семейства, представление о жизни, согласно природе [15], и подлинном величии, заботливое отношение к нуждам друзей, способность терпеливо сносить невежество, верхоглядство, самомнение и ладить со всеми. Общение с Секстом было приятнее всякой лести, да и у самих льстецов он пользовался величайшим почетом, вопреки собственному желанию. От него я научился методически находить и связывать между собою основополагающие правила жизни, не выказывать признаков гнева или какой-либо другой страсти, сочетать невозмутимость с самыми нежными почтительными привязанностями, пользоваться доброй славой, соблюдая благопристойность, накоплять знания, не выставляя их напоказ.

10. От Александра-грамматика [16] я научился воздержанию от упреков и обидных замечаний тем, кто допускал варваризмы, коверкание и неблагозвучность речи, предлагая им надлежащие выражения в форме ответа, подтверждения или совместного разбора самого предмета, а не оборота речи, либо посредством другого уместного приема напоминания.

11. От Фронтона [17] – понимание того, что тирания влечет за собой клевету, изворотливость, лицемерие, и что, вообще, люди, слывущие у нас аристократами, отличаются бессердечием и черствы душой.

12. От платоника Александра [18] я научился избегать частых, не вынужденных обстоятельствами, ссылок в письмах и разговорах на свою занятость и не увиливать от обязанностей по отношению к ближним под предлогом "неотложных" дел.

13. От Катула [19] – внимательность к жалобам друзей, даже неосновательным и вздорным, стремлением к улаживанию всех конфликтов, чистосердечная уважительность в отношении к своим учителям, желание воздать им хвалу, как это делали, судя по воспоминаниям, Домиций и Афинодот, а также – истинная любовь к детям.

14. От брата моего Севера [20] – любовь к близким, любовь к истине и справедливости. Полученные благодаря ему знания о Тразее, Гельвидии, Катоне, Дионе, Бруте [21] и представление о государстве с равными для всех законами, устроенном на началах равноправия и всеобщего равенства, о власти, ставящей превыше всего свободу граждан. Ему же я обязан неизменным почтением к философии, благотворительностью, постоянством в щедрости, надеждами на лучшее и верою в дружеские чувства. Его друзьям не приходилось догадываться о его желаниях – они были всем ясны.

15. От Максима [22] – самообладание, неподатливость чужим влияниям, бодрость в трудных обстоятельствах, в том числе и болезнях, уравновешенный характер, обходительность и чувство собственного достоинства, старательность в своевременном исполнении очередных дел. Что бы ни говорил Максим, все верили в его искренность, что бы ни делал – в его добрые намерения. У него я научился ничему не удивляться, не поражаться, ни в чем не спешить и не медлить, не теряться, не предаваться унынию, не расточать излишние похвалы, вызывающие позднее гнев и подозрительность, а быть снисходительным, оказывать благодеяния, чуждаясь лжи, имея в виду непоправимость содеянного, а не запоздалые исправления.

    Он умел шутить, соблюдая благопристойность, не выказывая презрительного высокомерия, но никто не считал себя выше его.

16. От отца [23] – кротость и непоколебимая твердость в тщательно обдуманных решениях, отсутствие интереса к мнимым почестям, любовь к труду и старательность, внимание ко всем, кто может внести какое-либо общеполезное предложение, понимание того, где нужна строгость, а где большая мягкость. Он сохранял постоянство в отношениях с друзьями, не меняя их из-за пресыщения, но и не поддаваясь чрезмерному увлечению ими. Самостоятельность во всем, ясный ум, предвидение событий далеко вперед. И никто не сказал бы про него, что он софист, вульгарный болтун или педант, а напротив, – что он человек сложившийся, совершенный, чуждый лести и способный руководитель и своими, и чужими делами. Вдобавок он ценил истинных философов, а остальных не порицал, хотя и не поддавался им. Кроме того, общительность и обходительность, но не через меру. О своем теле он заботился надлежащим образом, не как какой-нибудь жизнелюбец и не напоказ, однако и не пренебрегал им, чтобы благодаря уходу за телом как можно меньше нуждаться в медицине, во внутренних и наружных лекарствах.

    В особенности же он без всякой зависти уступал людям, в чем-либо выдающимся, будь то выразительная речь, исследование законов, или нравов, или еще что-нибудь.

    Он не пользовался банями в неурочное время, не увлекался постройкой роскошных зданий, был непритязателен в еде, тканях, цвете одеяний, выборе красивых рабов. В Лориуме [25] он носил парадную одежду, изготовленную в близлежащем поместье, в Ланувии, по большей части, ходил одетым в хитон, в Тускулане носил плащ, считая нужным извиняться в этом – таков он был во всем. Не было в нем ничего грубого, непристойного, необузданного, ничего такого, что позволило бы говорить об "усердии не по разуму", напротив, он все разбирал во всех подробностях, словно на досуге, спокойно, по порядку, терпеливо, соответственно сути дела. К моему отцу подошло бы то, что рассказывают о Сократе – о его умении и воздерживаться и наслаждаться, в то время как большинство не в состоянии воздерживаться, не предаются наслаждениям. Быть стойким и в том и в другом, быть сильным и трезвым в суждениях – это свойство человека с совершенной и непобедимой душой. Именно таким он показал себя во время болезни Максима.

17. От богов – то, что у меня хорошие деды, хорошие родители, хорошая сестра, хорошие учителя, хорошие домочадцы, родичи, друзья, почти все. И то, что я никого из них ничем не обидел, хотя у меня есть такая склонность, и при случае я мог бы это сделать.

    Благодеяние богов, что не было такого стечения обстоятельств, которое посрамило бы меня.

    И то, что я недолго воспитывался у любовницы моего деда. И что я спас свою юность; и что я не возмужал преждевременно, но еще и несколько отсрочил это.

    Я научился подчиняться начальнику и отцу [26], который намеренно искоренял во мне всякую спесь и внушал мне, что даже при дворе не нужны ни телохранители, ни роскошные одеяния, ни факелы, ни статуи и тому подобная пышность, но что есть возможность ограничить себя, приближаясь как можно больше к быту частных лиц, и что от этого вовсе не сделаешься более медлительным и робким, когда надо проявить силу в делах правления.

    Я имею такого брата [27], который по своим нравственным свойствам мог побудить меня к развитию и вместе с тем радовал меня и почетом и любовью.

    Дети мои уродились неглупыми и без телесных недостатков. Хорошо и то, что я не оказал особых успехов ни в риторике, ни в поэтике, ни в остальных занятиях, которым я, пожалуй, предался бы, если бы чувствовал, что быстро иду в них вперед.

    И то, что я познакомился с Аполлонием, Рустикой и Максимом. 

18. И то, что я настолько еще сохранил свое здоровье при такой жизни. И то, что я не коснулся ни Бенедикты, ни Федота, да и впоследствии оставался здоровым, когда овладевали мной любовные страсти. Я часто сердился на Рустика, но ничего не сделал такого, о чем бы потом пожалел.

    И то, что когда я стремился к философии, я не наткнулся на какого-нибудь софиста, не сидел над сочинениями историков, не занимался разбором умозаключений и не предавался изучению небесных светил.

    Писано в области квадов, на берегу Грануи [28].

XIV. НАСИЛИЕ

Одна из главных причин бедствий людей - это ложное представление о том,
что одни люди могут насилием улучшать, устраивать жизнь других людей.

ЗАБЛУЖДЕНИЕ О ТОМ, ЧТО ОДНИ ЛЮДИ МОГУТ НАСИЛИЕМ УСТРАИВАТЬ ЖИЗНЬ СЕБЕ ПОДОБНЫХ

1

Заблуждение о том, что одни люди могут силой заставлять других людей
жить по своей воле, произошло не оттого, что кто-нибудь придумал этот обман,
а оттого, что люди, отдаваясь своим страстям, начали насиловать людей и
потом старались придумать оправдание своему насилию.

2

Люди видят, что в их жизни что-то нехорошо и что-то надо улучшить.
Улучшать же человек может только то одно, что в его власти, - самого себя.
Но для того, чтобы улучшать самого себя, надо прежде всего признать, что я
нехорош, а этого не хочется. И вот все внимание обращается не на то, что
всегда в твоей власти, - не на себя, а на те внешние условия, которые не в
нашей власти и изменение которых так же мало может улучшить положение людей,
как взбалтывание вина и переливание его в другой сосуд не может изменить его
качества. И начинается, во-первых, праздная, а во-вторых, вредная, гордая
(мы исправляем других людей) и злая (можно убивать людей, мешающих общему
благу), развращающая деятельность.

3

Правители думают насилием заставить людей жить доброй жизнью. А они
первые этим самым насилием показывают людям пример дурной жизни. Люди в
грязи, и, вместо того чтобы самим выбраться из нее, учат людей, как им не
загрязниться.

4

Заблуждение о возможности устройства среди людей порядков насилием тем
особенно вредно, что оно переходит из рода в род. Люди, выросшие в
насильническом устройстве, уже не спрашивают себя, нужно ли, хорошо ли
принуждать людей силою, а твердо верят, что без насилия нельзя жить людям.

5

В государстве говорят о свободе. А между тем все устройство его
основано на насилии, которое все противно самой какой бы то ни было свободе.

6

Устраивать жизнь других людей легко оттого, что, если и плохо устроишь
ее, будет худо не тебе, а им.

7

Думают, что устраивать жизнь других людей можно только насилием, а
насилие не устраивает, а расстраивает жизнь людей.

8

Только тот, кто не верит в Бога, может верить в то, что такие же люди,
как и он сам, могут устроить его жизнь так, чтобы она была лучше.

9

Заблуждение о том, что есть люди, которые могут устраивать жизнь других
людей, тем ужасно, что при этой вере люди ценятся тем выше, чем они
безнравственнее.

10

Те люди, которые имеют власть, всегда уверены в том, что руководит
людьми только насилие, и потому для поддержания существующего порядка смело
употребляют насилие. Существующий же порядок держится не насилием, а
общественным мнением; общественное же мнение нарушается насилием. И потому
деятельность насилия ослабляет, нарушает то самое, что оно хочет
поддерживать.

11

Когда люди говорят, что всем надо жить мирно, никого не обижать, а сами
не миром, а силою заставляют людей жить по своей воле, то они как будто
говорят: делайте то, что мы говорим, а не то, что мы делаем. Можно бояться
таких людей, но нельзя им верить.

12

Жестокости всех революций - только следствие жестокостей правителей.
Революционеры понятливые ученики. Никогда свежим людям не могла бы прийти
дикая мысль о том, что одни люди могут и имеют право силою устраивать жизнь
других людей, если бы все властвующие люди, все правители не обучали бы
этому народы.

13

Отчего революции и жестокость их? Оттого, что насилие властвующих учит
суеверию устройства насилием.

14

До тех пор, пока люди будут неспособны устоять против соблазнов страха,
одурения, корысти, честолюбия, тщеславия, которые порабощают одних и
развращают других, они всегда сложатся в общество насилующих, обманывающих и
насилуемых и обманываемых. Для того, чтобы этого не было, каждому человеку
надо сделать нравственное усилие над самим собой. Люди сознают это в глубине
души, но им хочется как-нибудь помимо личного усилия достигнуть того, что
достигается только таким усилием.
Выяснить своими усилиями свое отношение к миру и держаться его,
установить свое отношение к людям на основании вечного закона делания
другому того, что хочешь, чтобы тебе делали, подавлять в себе те дурные
страсти, которые подчиняют нас власти других людей, не быть ничьим
господином и ничьим рабом, не притворяться, не лгать, ни ради страха, ни
выгоды, не отступать от требований высшего закона своей совести, - все это
требует усилий; вообразить же себе, что установление известных порядков
каким-то таинственным путем приведет всех людей, в том числе и меня, ко
всякой справедливости и добродетели, и для достижения этого, не делая усилий
мысли, повторять то, что говорят все люди одной партии, суетиться, спорить,
лгать, притворяться, браниться, драться, - все это делается само собой, для
этого не нужно усилия.

15

И вот является учение об улучшении общественной жизни посредством
изменения внешних порядков. По этому учению выходит то, что люди могут без
усилия достигнуть плодов усилия, точно так же как по церковному учению
молитвой о своем совершенствовании, верой в искупление грехов кровью Христа
или в благодать, передаваемую таинствами, люди могут без личного усилия
достигнуть праведной жизни. Такое учение произвело и производит ужасные
бедствия и более всего другого задерживает истинное совершенствование
человечества.

БОРЬБА СО ЗЛОМ ПОСРЕДСТВОМ НАСИЛИЯ НЕДОПУСТИМА,

ПОТОМУ ЧТО ЗЛО ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ЛЮДЬМИ ПО-РАЗНОМУ

1

Казалось бы, как несомненно ясно, что так как все люди каждый по-своему
определяют зло, то противление предполагаемому различными людьми злу злом
может только увеличить, а не уменьшить зло. Если то, что делает Петр,
считается Иваном злом, и он считает себя вправе делать зло Петру, то на
таком же основании и Петр может делать зло Ивану, и зло от этого может
только увеличиться.
Но удивительное дело: люди понимают отношение звезд между собою, а
этого не понимают. Отчего это? Оттого, что люди верят в благодетельность
насилия.

2

Если я могу силой заставлять человека делать то, что считаю хорошим, то
точно так же другой человек может заставлять меня силой делать то, что он
считает хорошим, хотя бы то, что мы, я с ним, считаем хорошим, было совсем
противно одно другому.

3

Как правители, так и революционеры считают справедливым и полезным
убивать некоторых людей. У них есть такие рассуждения, по которым они
думают, что можно узнать, кого именно можно убить для общего блага.
Для людей же, не принадлежащих ни к тем, ни к другим, рассуждения эти
не могут не представляться удивительными уже по одному тому, что по точно
таким же рассуждениям, по которым правители уверены, что полезно убить если
не всех, то многих революционеров, революционеры уверены, что полезно убить
если не всех, то многих правителей.

4

Учение о том, что человек никогда не может и не должен делать насилия
ради того, что он считает добром, справедливо уже по одному тому, что то,
что считается добром и злом, не одно и то же для всех людей. То, что один
человек считает злом, есть зло сомнительное (другие считают его добром);
насилие же, которое он совершает во имя уничтожения этого зла - побои,
увечья, лишение свободы, смерть, - уже наверное зло.

5

На вопрос о том, как разрешить постоянные между людьми споры о том, что
добро и что зло, учение Христа отвечает тем, что так как человек не может
несомненно определить зло, то он и не должен стараться злом насилия
побеждать то, что он считает злом.

6

Главный вред суеверия устроительства жизни других людей насилием в том,
что как только человек допустил возможность совершить насилие над одним
человеком во имя блага многих, так нет пределов того зла, которое может быть
совершено во имя такого предположения. На таком же предположении
основывались в прежние времена пытки, инквизиции, рабство, в наше время
суды, тюрьмы, казни, войны, от которых гибнут миллионы.

НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ НАСИЛИЯ

1

Заставлять силою людей переставать делать худое - все равно что
запрудить реку и радоваться, что река на время ниже плотины мелеет. Как
река, когда придет время, перельется через плотину и будет течь все так же,
так и люди, делающие худое, не перестанут его делать, а только выждут время.

2

Принуждающий нас силой как бы лишает нас наших прав, и мы потому
ненавидим его. Как благодетелей наших, мы любим тех, кто умеет убедить нас.
Не мудрый, а грубый, непросвещенный человек прибегает к насилию. Чтобы
употребить силу, надо многих соучастников; чтобы убедить, не надо никаких.
Тот, кто чувствует достаточно силы в самом себе, чтобы владеть умами, не
станет прибегать к насилию. Государство прибегает к насилию именно потому, что оно
сознает свое бессилие убедить людей в своей необходимости.
По Сократу

3

Заставить людей силой делать то, что мне кажется хорошим, это самое
лучшее средство внушить им отвращение к тому, что мне кажется хорошим.

4

Всякий по себе знает, как трудно изменить свою жизнь и стать таким,
каким хотел бы быть. Когда же дело идет о других, то кажется, что стоит
только приказать и припугнуть, и другие сделаются такими, какими мы хотим,
чтобы они были.

5

Сила есть то орудие, посредством которого невежество заставляет своих
последователей делать те дела, к которым они по природе не склонны; и
(подобно попытке заставить воду идти выше своего уровня) в тот момент, когда
орудие это перестанет действовать, прекращаются и его последствия. Есть
только два средства направлять человеческую деятельность. Одно в том, чтобы
завладеть склонностью, убедить рассуждением, и другое в том, чтобы заставить
человека действовать противно его склонностям и суждениям. Один способ
подтверждается опытом и всегда увенчивается успехом, другой употребляется
невежеством, и последствия его - разочарование. Когда ребенок кричит, чтобы
ему дали погремушку, он хочет силой получить ее. Когда родители бьют своих
детей, то это с тем, чтобы силою заставить их вести себя хорошо. Когда
пьяный муж бьет свою жену, то он делает это ввиду исправления ее силою.
Когда преступник наказывается, то это делается для того, чтобы улучшить мир
силою. Когда один человек судится с другим, то это с тем, чтобы достигнуть
справедливости посредством силы. Когда священник говорит об ужасах адских
мучений, он делает это с целью направить своих слушателей на небо силою.
Когда один народ воюет с другим, то цель его состоит в том, чтобы приобрести
желательное положение силою. И удивительное дело: и до сих пор невежество
вело и ведет человечество тем самым путем насилия, который всегда ведет к
разочарованию.
Комб

6

Всякий человек знает, что всякое насилие зло. И вот, чтобы отучить
людей от насилия, мы ничего лучше не можем придумать, как то, что мы, люди,
требующие к себе высшего уважения, делаем для этой цели самые жестокие
насилия: тюрьмы, казни.

7

Из того, что возможно насилием подчинить людей справедливости, вовсе не
следует, чтобы было справедливо подчинять людей насилием.
Паскаль
8

Человек так же мало сотворен для того, чтобы принуждать, как и для
того, чтобы повиноваться. Люди взаимно портятся от этих двух привычек. Тут
одурение, там наглость - и нигде истинного человеческого достоинства.
Консидеран

ГОСУДАРСТВО ОСНОВАНО НА НАСИЛИИ

1

Как удивительно заблуждение о том, что одни люди могут заставить других
людей делать то, что они считают хорошим для этих людей, а не то, что эти
люди сами для себя считают хорошим! А между тем на этом удивительном
заблуждении основываются все устройства жизни: семейные, общественные,
государственные и даже церковные. Одни люди заставляют других притворяться,
что они делают охотно то, что им предписано, угрожая всякого рода насилием
за прекращение этого притворства, и вполне уверены, что они делают нечто
полезное и даже достойное восхваления всеми людьми, даже и теми, кого они
насилуют.

2

Из суеверия о том, что одни люди могут насилием устраивать жизнь других
людей, зародилось и утвердилось еще худшее суеверие о том, что людям нельзя
жить без того, чтобы не устраивать у себя такую власть, которой надо во всем
повиноваться.

3

Люди так привыкли к насилию, что думают, что они живут мирно только
оттого, что есть суды, полиция, войска.
Это не только неправда, но, напротив, все эти суды, полиция, войска
больше всего другого мешают дружной и согласной жизни людей. Люди, возлагая
свои надежды на все эти устройства, уж не заботятся о том, чтобы своими
силами установить мирную жизнь между собою.

4

Никакие условия не могут сделать того, чтобы убийство перестало быть
самым грубым и явным нарушением закона Бога, выраженного и во всех
религиозных учениях и в совести людей. А между тем при всяком
государственном устройстве убийство - и в виде казни и на войне - считается
законным делом.

5

Люди признают насильническую власть и подчиняются ей, потому что
боятся, что если не будет такой власти, то злые люди будут насиловать и
обижать добрых. Пора людям понять, что этого нечего бояться; нечего бояться
потому, что то, чего они боятся, то и есть, то есть что теперь, при
теперешних властях злые не переставая насилуют и обижают добрых, и обижают и
насилуют так, что трудно думать, чтобы без этих властей и обиды были бы
хуже.

6

Правители учат и говорят, что насилие власти охраняет всех людей от
насилий и обид дурных людей, что как только насилия властей прекратятся, так
немедленно им на смену начнут злые люди убивать и мучить добрых. Очень мало
еще людей, понимающих всю явную и бесстыдную ложь таких утверждений. Масса
привыкла поклоняться насилию, и она молится на него в виде меча, тюрьмы,
виселицы. Они воздают ему почести, в виде священства, армии, флотов,
народных ополчений, крепостей, арсеналов, судов, исправительных заведений и
т.п. На предложение же отложить все эти возмутительные дела в сторону и
поверить на слово тому, кого они же называют Богом, мы слышим полное ужаса
восклицание:
- Отойдите от нас, не искушайте; деятельность ваша вредна: проповедь
ваша клонится к низвержению всех тех благ, которые завоевало себе
человечество кровью и потом всех прежних поколений. Все погибнет, если
уничтожится власть запирать и убивать тех, кого мы считаем преступниками.

7

И толпа повторяет, и что ужаснее всего, это то, что повторяет искренно:
"Что станет с человечеством, если война и смертная казнь вдруг будут
отменены?!"
На алтарь Бога насилия столько уже принесено жертв, что этих жертв
хватило бы на заселение двадцати планет таких, как Земля, а достигнута ли
хотя бы малейшая часть цели?
Ничего нет, кроме того, что положение народов становится все хуже и
хуже. И все же насилие остается богом толпы. Перед его залитым запекшейся
кровью алтарем человечество как будто порешило преклоняться вовеки под звук
барабана, под грохот орудий и под стон окровавленного человечества.
Адин Балу

8

- Самосохранение - первый закон природы, - говорят отрицатели закона о
непротивлении.
- Согласен, что ж из этого следует? - спрашиваю я.
- Следует то, что закон природы будет и самозащита от всего того, что
угрожает уничтожением. А из этого вывод тот, что борьба и, как последствие
всякой борьбы, гибель слабейшего есть закон природы, а этим законом,
несомненно, оправдывается и война, и насилие, и судебное возмездие; так что
прямой вывод и последствие закона самосохранения - тот, что самозащита
законна, а потому учение о неупотреблении насилия неверно, так как оно
противно природе и неприменимо к условиям жизни на земле.
Согласен с тем, что самосохранение - первый закон природы, что он
побуждает к самозащите. Согласен с тем, что люди обыкновенно, по примеру
низших организмов, борются друг с другом, обижают и даже убивают друг друга
под предлогом самозащиты или возмездия, мести. Но вижу в этом только то, что люди,
большинство их, к сожалению, несмотря на то, что закон их высшей
человеческой природы открыт им, все еще продолжая жить по закону животной
природы, этим лишают себя самого действительного средства самозащиты:
воздаяния добром за зло, которым они могли бы пользоваться, если бы
следовали не животному закону насилия, а человеческому закону любви.
Адин Балу

9

Понятно, что насилие и убийство возмущают человека, и он, по первому
влечению, естественно, против насилия и убийства употребляет насилие и
убийство. Такая деятельность, хотя и близка к животным и неразумна, но не
имеет в себе ничего бессмысленного и противоречивого. Но не то с оправданием
такой деятельности. Как только правительства или революционеры хотят
оправдать такую деятельность разумными основаниями, тотчас же становится
необходимым, чтобы не видна была бессмысленность такой попытки,
нагромождение хитрых и сложных выдумок.
Главное средство оправдания сводится к воображаемому разбойнику,
который мучает и убивает на наших глазах невинных.
"Собой, мол, вы можете еще пожертвовать ради убеждения о незаконности
насилия, но здесь вы жертвуете жизнью другого", - говорят защитники насилия.
Но, во-первых, такой разбойник есть исключительный случай; многие люди
могут прожить сотни лет, никогда не встретив такого, на их глазах убивающего
невинных, разбойника. Зачем же я буду правило своей жизни основывать на этой
выдумке? Рассуждая о действительной жизни, а не о выдумках, мы видим совсем
другое. Мы видим людей, и даже самих себя, совершающих самые жестокие дела,
во-первых, не в одиночку, как этот воображаемый разбойник, а всегда в связи
с другими людьми, и не потому, что мы злодеи, как этот разбойник, а потому,
что находимся под влиянием суеверия о законности насилия. [Во-вторых, мы]
видим, что самые жестокие дела, как побоища людей, виселицы, гильотины,
одиночные тюрьмы, собственность, суды, - все это происходит не от
воображаемого разбойника, а от людей, которые основывают свои правила жизни
на предположении воображаемого разбойника. Так что человек, рассуждающий о
жизни, не может не видеть, что причина зла людей никак не лежит в
воображаемом разбойнике, а в заблуждениях людей, из которых одно из самых
жестоких состоит в том, чтобы во имя воображаемого зла совершать
действительное. И потому человек, понявший это, направив свою деятельность
на причину зла, на искоренение заблуждений в себе и других и посвятив на это
свои силы, увидит перед собой такую огромную и плодотворную деятельность,
что никак не поймет даже, зачем ему для его деятельности выдумка о
разбойнике.

ГУБИТЕЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ СУЕВЕРИЯ НАСИЛИЯ

1

То зло, от которого люди думают защититься насилием, несравненно меньше
того, которое они делают себе, защищаясь насилием.

2

Не один Христос, но все мудрецы мира, и брамины, и буддисты, и
таосисты, и мудрецы греческие, учили тому, что разумным людям надо не злом,
а добром платить за зло. Но те люди, которые сами живут насилием, говорят,
что этого нельзя, что от этого жизнь будет не лучше, а хуже. И они правы для
себя, но не для насилуемых. В мирском отношении для них действительно будет
хуже, но для всех будет лучше.

3

Все учение Христа в том, чтобы любить людей. Любить же людей значит
поступать с ними так же, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой. А
так как никто не хочет, чтобы его насиловали, казнили, садили в тюрьмы, в которых хуже ада, то, поступая с другими, как
хочешь, чтобы поступали с тобой, ни в каком случае нельзя насиловать их. И
потому говорить, что мы, исповедуя и исполняя учение Христа, считаем, что
христианину все-таки можно насиловать людей, все равно что, имея ключ,
засовывать его в замок не до того места, где он поворачивается, и говорить,
что мы употребляем ключ по его назначению. Без признания того, что человек
ни в каком случае не может сделать над другими насилия, все учение Христа
только пустые слова.
При таком понимании учения возможно мучить, грабить, казнить людей,
убивать их тысячами на войнах, как это и делают теперь народы, называющие
себя христианами, но невозможно признавать себя христианами.

4

Следовать учению непротивления трудно, но легко ли следовать учению
борьбы и возмездия?
Для получения ответа на этот вопрос раскройте историю любого народа и
прочтите описание одного из тех ста тысяч сражений, которые вели люди в
угоду закона борьбы. На этих войнах убито несколько миллиардов людей, так
что в каждом из тех сражений загублено больше жизней, перенесено больше
страданий, чем бы их накопилось веками по причине непротивления злу. Не зря, историю человечества, называют историей воен.
Адин Балу

5

Употребление насилия вызывает злобу людей, и тот, кто употребляет
насилие для своей защиты, большею частью не только не обеспечивает себя, но,
напротив, подвергается большим опасностям, так что употреблять насилие для
своего обеспечения - это и несообразительно и нерасчетливо.

6

Всякое насилие не укрощает человека, а только раздражает его. И потому
явно, что не насилием можно исправлять жизнь людей,

7

Если бы был поставлен вопрос, как сделать так, чтобы человек совершенно
освободил себя от нравственной ответственности и делал бы самые дурные дела,
не чувствуя себя виноватым, то нельзя придумать для этого более
действительного средства, как суеверие о том, что насилие может
содействовать благу людей.

8

Заблуждение о том, что одни люди могут насилием устраивать жизнь других
людей, тем особенно вредно, что люди, подпавшие этому заблуждению, перестают
различать добро от зла. Если можно для хорошего устройства забирать людей в
солдаты и велеть им убивать братьев, то нет уже ничего недолжного, все
можно.

9

Насилие производит только подобие справедливости, но удаляет людей от
возможности жить справедливо без насилия.

10

Отчего так извращено христианство, отчего так пала нравственность? Одна
причина: вера в благодетельность насильнического устройства.

11

Мы не видим всей преступности насилия только потому, что подчиняемся
ему.
Насилие же по существу своему неизбежно ведет к убийству.
Если один человек говорит другому: сделай то-то и то-то, и если не
сделаешь, я силою заставлю тебя исполнить мое приказание, то это значит
только то, что если ты не сделаешь точно, чего я хочу, то в конце концов я
убью тебя.
Всякий насильник - убийца.

12

Трудно найти в наше время человека, который за самые большие выгоды,
деньги или даже для того, чтобы избавиться от самой большой беды, решился бы
убить беззащитного человека. А между тем при смертных казнях самые кроткие,
миролюбивые люди признают необходимость убийства людей и участвуют в них
составлением законов, судами, военной службой. Отчего это? Оттого, что люди
эти подпали суеверию о том, что одни люди могут распоряжаться жизнями других
людей.

13

Ничто так не задерживает осуществления Царства Божия на земле, как то,
что люди хотят установить его делами, противными ему: насилием.

ТОЛЬКО НЕПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ НАСИЛИЕМ ПРИВОДИТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО К ЗАМЕНЕ ЗАКОНА НАСИЛИЯ ЗАКОНОМ ЛЮБВИ

1

Значение слов: "Вы слышали, что сказано: око за око, зуб за зуб. А Я
говорю вам: не противься злому. И кто ударит тебя" и т. д. совершенно ясно и
не требует никаких разъяснений и толкований. Нельзя не понимать, что слова
эти значат то, что Христос, отвергая прежний закон насилия и мести: око за око и зуб
за зуб, отвергает этим и все то устройство мира, которое основывается на
этом законе, и устанавливает новый закон любви ко всем без различия людям,
устанавливает этим самым новое устройство мира, основанное уже не на
насилии, а на этом законе любви ко всем без различия людям. И вот одни люди,
поняв это учение во всем его истинном смысле и предвидя, вследствие
применения к жизни этого учения, уничтожение всех тех выгод и преимуществ,
которыми они пользовались и пользуются, распяли Христа и потом распинали и
до сих пор распинают, пытают и убивают Его учеников. Другие же люди, также поняв учение в его
истинном смысле, шли и идут на распятие, пыткы и смерть все ближе и ближе подвигая время
своего устройства мира на законе любви.

2

Учение о непротивлении злу насилием не есть какой-либо новый закон, а
есть только указание на неправильно допускаемое людьми отступление от закона
любви, есть только указание на то, что всякое допущение насилия против
ближнего, во имя ли возмездия и предполагаемого избавления себя или ближнего
от зла, несовместимо с любовью.

3

Ничто так не мешает улучшению жизни людей, как то, что они хотят
улучшить свою жизнь делами насилия. Насилие же людей над людьми более всего
отвлекает людей от того одного, что может улучшить их жизнь, а именно от
того, чтобы стараться самим становиться лучше.

4

Только те люди, которым выгодно властвовать над другими людьми, могут
верить в то, что насилие может улучшить жизнь людей. Людям же, не подпавшим
этому суеверию, должно бы быть ясно видно, что жизнь людей может измениться
к лучшему только от их внутреннего душевного изменения, а никак не от тех
насилий, которые над ними делаются.

5

Чем меньше человек доволен собою и своею внутреннею жизнью, тем больше
он проявляет себя во внешней, общественной жизни.
Для того, чтобы не впадать в эту ошибку, человек должен понимать и
помнить, что он так же не властен и не призван устраивать жизнь других, как
и другие не властны и не призваны устраивать его жизнь, что он и все люди
призваны только к одному своему внутреннему совершенствованию, в этом одном
всегда властны и этим одним могут воздействовать на жизнь других людей.

6

Люди очень часто живут дурно только оттого, что они заботятся о том,
как устроить жизнь других людей, а не свою собственную. Им кажется, что своя
жизнь только одна, и потому устройство ее не так важно, как важно устройство
многих, всех жизней. Но они забывают при этом то, что в устройстве своей
жизни они властны, а устраивать чужую жизнь они не могут.

7

Если бы то время и те силы, которые расходуются людьми теперь на
устроительство жизни людей, расходовались бы каждым на дело борьбы с своими
грехами, то то самое, чего желают достигнуть люди - наилучшее устройство
жизни, - было бы очень скоро достигнуто.

8

Человеку дана власть только над самим собою. Только свою жизнь может
устраивать человек так, как он считает для себя хорошим и нужным. А почти
все люди заняты тем, чтобы устраивать жизнь других людей, и из-за этой
заботы об устройстве жизни людей сами подчиняются тому устройству, которое
приготавливают для них другие люди.

9

Устройство общей жизни людей посредством законов, поддерживаемых
насилием, без внутреннего совершенствования, это все равно что
перекладывание без извести из неотесанных камней на новый лад
разваливающееся здание. Как ни клади, все не будет толка, и здание все будет
разваливаться.

10

Как много нужно для удержания государственного устройства извне
посредством насилия и как мало нужно для уничтожения государственного
насилия изнутри посредством разума; нужно только одно - признание суеверия
суеверием.

11

Когда мудреца Сократа спрашивали, где он родился, он говорил: на земле.
Когда его спрашивали, какого он государства, он говорил: всемирного.
Слова эти великие. Для того, чтобы человеку не пришлось ненавидеть
людей и делать им зло только потому, что они живут в отмежеванной от нашей
части земли и признают над собой власть тех, а не других людей, всякому
человеку надо помнить, что границы земельные и разные власти - это дела
людские, а что перед Богом мы все жители одной и той же земли и все под
высшей властью не людской, а закона Божьего.

12

Когда закон человеческий требует того, что противно закону Божескому,
человек не может и не должен повиноваться.

13

Законы человеческие уже потому нельзя исполнять так же, как закон
божеский, что закон божеский всегда один и тот же везде для всех людей.
Законы же человеческие не только одни в одном месте, а совсем другие в
другом, но даже в одном государстве нынче такие, а завтра совсем другие.

14

Ни один человек не может быть ни орудием, ни целью. В этом состоит его
достоинство. И как он не может располагать собою ни за какую цену (что было
бы противно его достоинству), так же не имеет он права распоряжаться жизнями
других людей, то есть он обязан в действительности признать достоинство
человеческого звания в каждом человеке и потому должен выражать это уважение
к каждому человеку.
Кант

15

Суеверие насильнического устройства до такой степени укоренилось в
нашем обществе, что постоянно слышишь от людей то, что они хотят служить
людям, народу, хотят осчастливить его своим трудом, кто воспитывая, кто
образовывая, просвещая, кто, что чаще всего, управляя им. Все эти люди
делают то, о чем никто не просит их. Всех этих людей, как для их блага, так
и для блага народа, можно просить только об одном: чтобы они заботились о
себе, о своей душе и оставили бы в покое тот народ, которому они хотят
служить с таким усердием.

16

Для чего же разум у людей, если на них можно воздействовать только
насилием?

17

Люди - разумные существа и потому могут жить, руководясь разумом, и
неизбежно должны заменить насилие свободным согласием. Всякое же насилие
отдаляет это время.

18

Странно! Человек возмущается злом, исходящим извне, от других, - тем,
чего устранить он не может, а не борется с своим собственным злом, хотя это
всегда в его власти.
Марк Аврелий

19

Учить людей можно тем, чтобы открывать им истину и показывать пример
добра, а никак не тем, чтобы заставлять их силою делать то, что нам хочется.

20

Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя;
вместо того чтобы освобождать человечество, себя освобождать, - как много бы
они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!
Герцен

21

Исполняя свое внутреннее назначение, живя для души, человек невольно и
самым действительным образом служит улучшению общественной жизни.

22

В молодых годах люди верят, что назначение человечества в постоянном
совершенствовании и что возможно и даже легко исправить все человечество,
уничтожить все пороки и несчастья. Мечты эти не смешны, а, напротив, в них
гораздо больше истины, чем в суждениях старых, завязших в соблазнах людей,
когда люди эти, проведшие всю жизнь не так, как это свойственно человеку,
советуют людям ничего не желать, не искать, а жить, как животное. Ошибка
мечтаний молодости только в том, что совершенствование себя, своей души
юноши переносят на других.
Делай свое дело жизни, совершенствуя и улучшая свою душу, и будь
уверен, что только этим путем ты будешь самым плодотворным образом
содействовать улучшению общей жизни.

23

Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить
его, то знай, что для этого есть только одно средство: то, чтобы все люди
стали лучше; а для того, чтобы люди стали лучше, в твоей власти только одно:
самому сделаться лучше.

24

Во всех случаях, где употребляется насилие, прилагай разумное
убеждение, и ты редко потеряешь в мирском смысле и всегда будешь в большом
выигрыше в духовном.

25

Анархия не значит отсутствие учреждений, а только отсутствие таких
учреждений, которыми заставляют людей подчиняться насильно. Казалось, иначе
бы не могло и не должно бы быть устроено общество существ, одаренных
разумом.

26

Жизнь наша стала бы прекрасна, если бы мы только увидали то, что
нарушает наше благо. А нарушает наше благо более всего суеверие о том, что
насилие может дать его.

27

Безопасность и благо общества обеспечиваются только нравственностью его
членов. Нравственность же основывается на любви, исключающей насилие.

28

Предстоящее изменение устройства жизни людей нашего христианского мира
состоит в замене насилия любовью, в признании возможности, легкости,
блаженства жизни, основанной не на насилии и страхе его, а на любви. И
потому произойти это изменение никак не может от насилия власти.

29

Можно жить по Христу и можно жить по сатане. Жить по Христу значит жить
по-человечески, любить людей, делать добро и за зло воздавать добром. Жить
по сатане значит жить по-звериному, любить только себя и за зло воздавать
злом. Чем больше мы будем стараться жить по Христу, тем больше будет любви и
счастья между людьми. Чем больше мы будем жить по сатане, тем жизнь наша
будет бедственнее.
Заповедь о любви показывает два пути: путь истины, путь Христов, добра
- путь жизни, и другой путь: путь обмана, путь лицемерия - путь смерти. И
пусть страшно отречься от всякой защиты себя насилием, но мы знаем, что в
этом отречении дорога спасения.
Отказаться от насилия не значит, что нужно отказаться и от охраны жизни
и трудов своих и других людей, а значит только, что охранять все это надо
так, чтобы охрана эта не была противна разуму и любви. Охранять жизнь и
труды людей и свои нужно тем, чтобы стараться пробудить в нападающем злодее
добрые чувства. А для того, чтобы человек мог это сделать, надо, чтобы он
сам был добр и разумен. Если я вижу, например, что один человек намерен
убить другого, то лучшее, что я могу сделать, это поставить самого себя на
место убиваемого и защитить, накрыть собою человека и, если можно, спасти,
утащить, спрятать его, - все равно как я стал бы спасать человека из пламени
пожара или утопающего: либо самому погибнуть, либо спасти. Если же я не могу
этого сделать, потому что я сам заблудший грешник, то это не значит то, что
я должен быть зверем и, делая зло, оправдывать себя.
По Архангельскому (Буке)

ИЗВРАЩЕНИЕ ЗАПОВЕДИ ХРИСТА О НЕПРОТИВЛЕНИИ ЗЛУ НАСИЛИЕМ ЦЕРКОВНЫМ УЧЕНИЕМ

1

Основа общественного устройства язычников было возмездие и насилие. Так
это и должно было быть. Основа нашего христианского общества, казалось бы,
неизбежно должна быть любовь и отрицание насилия. А между тем насилие все
еще царствует. Отчего это? Оттого, что то, что проповедуется под именем
учения Христа, не есть это учение.

2

Замечательно то, что в учении Христа в особенности не нравится людям, не
понимающим его, упоминание о непротивлении злу насилием. Упоминание это
особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь
привычный порядок их жизни. И потому люди, не желающие изменить привычный
порядок жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий любви, называют
особенной, независимой от закона любви заповедью и всячески ее исправляют
или просто отрицают.

3

Понимать ли слова Христа о любви к ненавидящим, к врагам, не
допускающей никакого насилия, так, как они сказаны и выражены, как учение
кротости, смирения и любви, или как-нибудь иначе? Если как-нибудь иначе, то
надо сказать как. А этого-то никто и не делает. Церковные учителя молчат об
этом. Что же это значит? Значит это то, что все эти люди, именующие себя
христианами, хотят скрыть от себя и людей сущность учения Христа, потому
что, если оно понято, как должно, оно изменяет все устройство их жизни. А
устройство это им выгодно.

4

Церковные учителя прямо не признают заповеди непротивления
обязательною, учат тому, что она необязательна и что можно и есть случаи,
когда должно отступать от нее, и вместе с тем не смеют сказать, что они не
признают эту простую, ясную заповедь, неразрывно связанную со всем учением
Христа, учением кротости, смирения, покорного несения креста, самоотвержения
и любви к врагам, - заповедь, без которой все учение становится пустыми
словами.
От этого и не от чего другого происходит то удивительное явление, что
такие христианские учители проповедуют 1900 лет христианство, а мир
продолжает жить языческой жизнью.

5

Всякий мирской человек, читая евангелие, в глубине души знает, что по
этому учению нельзя ни под каким предлогом: ни ради возмездия, ни ради
защиты, ни ради спасения другого, делать зло ближнему, и что поэтому, если
он желает оставаться христианином, ему надо одно из двух: или переменить всю
свою жизнь, которая держится на насилии, то есть на делании зла ближнему,
или скрыть как-нибудь от самого себя то, чего требует учение Христа. И вот
тут-то люди и принимают так легко ложное церковное учение, которое заменяет
сущность христианства разными догмами.

6

Удивительное дело: люди, признающие учение Христа, негодуют на правило,
не допускающее ни в каком случае насилия.
Человек, признающий то, что смысл и деятельность в любви, негодует на
то, что ему указан верный и несомненный путь этой деятельности и те самые
опасные ошибки, которые могут отвлечь его от истинного пути. Вроде того, как
если бы мореплаватель негодовал на то, что определен среди мелей и подводных
камней верный путь для его плавания. "Зачем это стеснение? Может случиться,
что мне надобно будет сесть на мель". То же самое говорят люди, когда
возмущаются на то, что нельзя ни в каком случае употреблять насилие и
воздавать злом за зло.

    7

Когда мы читаем заповеди Не убей, Не укради, Не прелюбодействуй, и прочие сему подобные, то мы должны понимать, что они имеют ввиду не то, что бы не убивать, когда такой возможности и в помине нету, а когда такая возможность есть, когда ты стоишь перед выбором, лицом к лицу - убить или не убить, то есть не тогда когда человек мирно себе живет в своем мире, а когда его к этому призывают другие люди. украсть или не украсть когда есть возможность и так далее.

XI. ГНЕВ

В ЧЕМ ГРЕХ НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА?

1

Вы слышали, что сказано древним: "не убивай; кто же убьет, подлежит
суду" (Исх. XX, 13). А я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего
подлежит суду.
Мат. V, 21-22

2

Если чувствуешь боль в теле, то знаешь, что что-нибудь неладно: либо
делаешь то, чего не надо делать, либо не делаешь того, что надо делать. То
же и в духовной жизни. Если чувствуешь тоску, раздражение, то знай, что
что-нибудь неладно: либо любишь то, чего не надо любить, либо не любишь
того, что надо любить.

3

Грехи объедения, праздности, сладострастия дурны сами по себе. Но
больше всего дурны эти грехи тем, что от них заводится самый дурной грех
недоброжелательства, нелюбви к людям.

БЕССМЫСЛЕННОСТЬ ГНЕВА

1

Буддисты говорят, что всякий грех от глупости. Это справедливо обо всех
грехах, особенно же о недоброжелательстве. Рыбак или птицелов сердится на
рыбу или птицу за то, что он не поймал ее, а я на человека за то, что он
делает для себя то, что ему нужно, а не то, что я хотел бы от него. Разве
это не одинаково глупо?

2

Человек обидел тебя, ты рассердился на него. Дело прошло. Но в сердце у
тебя засела злоба на этого человека, и когда ты думаешь о нем, ты злишься.
Как будто дьявол, который стоит всегда у двери твоего сердца, воспользовался
тем часом, когда ты почувствовал к человеку злобу, и открыл эту дверь,
вскочил в твое сердце и сидит в нем хозяином. Выгони его. И вперед будь
осторожнее, не отворяй той двери, через которую он входит.

3

Была одна дурочка; она ослепла от болезни и никак не могла понять, что
она слепа, и сердилась на то, что, куда она ни пойдет, все на дороге ей
мешает, толкает ее. Она думала, что не она толкается о вещи, а вещи толкают
ее.
То же бывает и с людьми, когда они слепнут для духовной жизни. Им
кажется, что все, что с ними случается, делается им назло, и они сердятся на
людей, а не понимают того, что им, как той дурочке, нехорошо не от других
людей, а оттого, что они слепы для духовной жизни и живут для тела.

4

Чем выше считает себя человек, тем он легче держит зло на людей. Чем
человек смиреннее, тем он добрее и меньше сердится.

5

Не думай, что добродетель в храбрости и силе: если ты можешь стать выше
гнева, простить и полюбить того, кто обидел тебя, то ты делаешь лучшее, что
можешь сделать человеку.
Персидский Дхербелот

6

Правда, что ты, может быть, не в силах не рассердиться на того, кто
оскорбил, обидел тебя. Но ты всегда можешь сдержаться от того, чтобы ни
словом, ни делом не показать своего сердца.

7

Злость - всегда от бессилия.

8

Человек бранит, оскорбляет тебя - не поддавайся ему, не становись на
тот путь, на который он хочет завести тебя, не делай того же, что он.
Марк Аврелий

ГНЕВ НА БРАТЬЕВ НЕРАЗУМЕН ПОТОМУ, ЧТО ВО ВСЕХ ЛЮДЯХ ЖИВЕТ ОДИН И ТОТ ЖЕ
БОГ

1

"Будь осторожен, когда хочешь в человеке бить по дьяволу, как бы не
задеть в нем Бога". Это значит то, что, осуждая человека, не забывай того.
что в нем дух Божий.

2

С самого утра надо следить за собой и сказать себе: сейчас может
случиться, что придется иметь дело с дерзким, наглым, лицемерным,
докучливым, озлобленным человеком. Часто бывают такие люди. Люди эти не
знают, что хорошо и что дурно. Но если я сам твердо знаю, в чем добро и зло,
понимаю, что зло для меня только то дурное дело, если я сам его сделаю, если
я знаю это, то никакой злой человек не может повредить мне. Никто ведь не
может заставить меня делать зло. Если же я помню еще и то, что всякий
человек не по плоти и крови, а по духу близок мне, что в каждом из нас живет
один и тот же дух Божий, то я не могу сердиться на такое близкое мне
существо. Я ведь знаю, что мы сотворены друг для друга, призваны помогать
друг другу, как рука руке, нога ноге, как глаза и зубы помогают друг другу и
всему телу, - как же мне отворачиваться от ближнего, если он, противно своей
истинной природе, делает мне зло?
Марк Аврелий

3

Если ты рассердился на человека, то это значит, что ты жил не божеской,
а телесной жизнью. Если бы ты жил божеской жизнью, никто бы не мог обидеть
тебя, потому что Бога нельзя обидеть, и Бог, тот Бог, который в тебе, не
может сердиться.

4

Для того, чтобы хорошо жить с людьми, надо, когда сходишься с ними,
помнить, что важно не то, что мне нужно, и не то, что нужно тому, с кем я
сошелся, а то, что от нас обоих нужно тому Богу, который живет в нас обоих.
Только вспомни про это, когда поднимется недоброе чувство к человеку, и
тотчас освободишься от него.

5

Не надо ни особенно презирать, ни особенно почитать никакого человека.
Будешь презирать человека - не оценишь того добра, которое есть в нем.
Будешь слишком почитать человека, будешь слишком много требовать от него.
Для того, чтобы не ошибиться, надо презирать, так же как и в себе, телесное
человека и уважать его как духовное существо, в котором живет дух Божий.

ЧЕМ НИЖЕ ПОНИМАЕТ СЕБЯ ЧЕЛОВЕК, ТЕМ ОН БЫВАЕТ ДОБРЕЕ

1

Говорят, что хорошему человеку нельзя не сердиться на дурных. Но если
так, то чем человек лучше против других людей, тем сердитее ему надо быть, а
бывает напротив: хороший человек, чем он лучше, тем он мягче и добрее ко
всем людям. Бывает это оттого, что хороший человек помнит, как часто он сам
погрешал, и что если ему сердиться на дурных, то ему прежде всего надо
сердиться на самого себя.
Сенека

2

Разумному человеку нельзя сердиться на злых и безрассудных людей.
- Да как же не сердиться, если они воры и мошенники? - говоришь ты.
- А что такое вор и мошенник? Ведь это человек заблудший. А такого
человека жалеть надо, а не сердиться на него и мстить ему. Если ты можешь, то убеди его в том, что для него самого нехорошо так жить, как он живет, и он перестанет
делать зло. А если он еще не понимает этого, то не удивительно, что он дурно
живет.
Но ты скажешь, что таких людей надо наказывать.
Если у человека глаза заболели и он ослеп, то ведь ты не скажешь, что
его надо за это наказывать. Так почему же ты хочешь наказать такого
человека, который лишен того, что дороже глаз, лишен самого большого блага
умения жить разумно? Не сердиться нужно на таких людей, а только жалеть их.
Пожалей же этих несчастных и старайся, чтобы их заблуждения не обозляли
тебя. Вспомни, как часто ты сам заблуждался и согрешал, и сердись лучше на
себя за то, что в душе твоей так много недоброты и злости.
Эпиктет

3

Ты говоришь, что вокруг тебя все дурные люди. Если ты так думаешь, то
это верный признак того, что ты сам очень плох.

4

Часто люди думают выказать себя тем, что подмечают недостатки людей. А
они этим только выказывают свою слабость.
Чем человек умнее и добрее, тем больше он видит добра в людях, а чем
глупее и злее, тем больше он видит недостатков в других.

5

Правда, что трудно быть добрым с человеком развратным, с лгуном,
особенно если еще он оскорбляет нас, но с ним-то, с этим именно человеком, и
нужно быть добрым и для него, и для себя.

6

Когда сердишься на кого-нибудь, то обыкновенно ищешь оправданий своему
гневу и стараешься видеть только дурное в том, на кого сердишься. И этим
усиливаешь свое недоброжелательство. А надо совсем напротив: чем больше
сердишься, тем внимательнее искать всего того хорошего, что есть в том, на
кого сердишься, и если удастся найти хорошее в человеке и полюбить его, то
не только ослабишь свой гнев, но и почувствуешь особенную радость.

7

Жалко человека, когда он раздет, холоден, голоден, но во сколько раз
больше надо жалеть человека, если он обманщик, пьяница, вор, грабитель,
убийца! Тот человек страдает телом, а этот тем, что дороже всего на свете,
душою.
Хорошо пожалеть бедного и помочь ему, но самое хорошее то, чтобы не
осудить развратного, а пожалеть его и помочь ему.

8

Если хочешь упрекать человека за его несообразности, то не называй его
поступки или слова глупостями, не говори и не думай, что то, что он сделал
или сказал, не имеет никакого смысла. Наоборот, всегда предполагай, что он
хотел сделать или сказать что-нибудь разумное, и старайся найти это. Надо
постараться найти те ложные представления, которые обманули человека, и
показать их ему так, чтобы он сам своим разумом решил, что он ошибался. Ведь
убедить человека можно только его же разумом. Точно так же и убедить
человека в безнравственности его поступка можно только его же нравственным
чувством. Не надо предполагать того, чтобы самый безнравственный человек не
мог сделаться нравственным, потому что всякий человек никогда не может
перестать быть нравственным, свободным существом.
По Канту

9

Если рассердился на человека за то, что он сделал то, что ты считаешь
дурным, постарайся узнать, зачем человек сделал то, что считаешь дурным. А
как только поймешь это, то сердиться на человека уже нельзя будет, так же
нельзя будет, как нельзя сердиться на то, что камень падает книзу, а не
кверху.

НЕОБХОДИМОСТЬ ЛЮБВИ ДЛЯ ОБЩЕНИЯ С ЛЮДЬМИ

1

Для того, чтобы общение с людьми не было страданием для тебя и для них,
не вступай в общение с людьми, если не чувствуешь любви к ним.

2

Без любви можно обращаться только с вещами: без любви можно рубить
деревья, делать кирпичи, ковать железо, но с людьми нельзя обращаться без
любви, так же как нельзя обращаться с пчелами без осторожности. Свойство
пчел таково, что если станешь обращаться с ними без осторожности, то им
повредишь и себе. То же с людьми.
Не чувствуешь любви к людям, сиди смирно, занимайся собой, вещами, чем
хочешь, но только не людьми. Только позволь себе обращаться с людьми без
любви, и не успеешь оглянуться, как станешь не человеком, а зверем, и людям
повредишь и себя замучаешь.

3

Если ты обижен человеком, то на обиду ты можешь отвечать, как собака,
как корова, как лошадь: либо бежать от обидчика, если обидчик сильнее тебя,
либо огрызаться, бодаться, брыкаться. А можешь отвечать на обиду как
разумный человек, - можешь сказать себе: человек этот обидел меня, это его
дело; мое же дело - делать то, что я считаю хорошим: делать ему то, чего я
себе желаю.

4

Когда видишь людей, всегда всем недовольных, всех и все осуждающих,
хочется сказать им: "Ведь вы не затем живете, чтобы понять нелепость жизни,
осудить ее, посердиться и умереть. Не может этого быть. Подумайте: не
сердиться вам надо, не осуждать, а трудиться, чтобы исправить то дурное,
которое вы видите.
Устранить же то дурное, которое вы видите, вы можете никак не
раздражением, а только тем чувством доброжелательства ко всем людям, которое
всегда живет в вас и которое вы сейчас же почувствуете, как только
перестанете заглушать его".

5

Надо привыкать к тому, чтобы быть недовольным другим человеком только
так же, как бываешь недоволен собой. Собой бываешь недоволен только так, что
недоволен своим поступком, но не своей душой. Так же надо быть и с другим
человеком: осуждать его поступки, а его любить.

6

Для того, чтобы не делать ближнему своему дурного - любить его, нужно
приучать себя не говорить ни ему, ни о нем дурного, а для того, чтобы
приучить себя к этому, надо приучить себя не думать о нем дурного, не
допускать в свою душу чувство недоброжелательства даже в мыслях.

7

Можешь ли ты сердиться на человека за то, что у него гнойные раны? Он
не виноват, что вид его ран тебе неприятен. Точно так же относись и к чужим
порокам.
Но ты скажешь, что у человека есть разум для того, чтобы он мог
сознавать и исправлять свои пороки. Это верно. Стало быть, и у тебя есть
разум, и ты можешь обсудить то, что тебе не сердиться надо на человека за
его пороки, а, напротив, постараться разумным и добрым обхождением без
гнева, нетерпения и надменности пробудить в человеке его совесть.
Марк Аврелий

8

Есть такие люди, что любят быть сердитыми. Они всегда чем-нибудь заняты
и всегда рады случаю оборвать, обругать того, кто к ним обратится за
каким-нибудь делом. Такие люди бывают очень неприятны. Но надо помнить, что
они очень несчастны, не зная радости доброго расположения духа, и потому
надо не сердиться на них, а жалеть их.

9

Ничем нельзя смягчить гнева, даже справедливого, так быстро, как
сказавши гневающемуся про того, на кого он гневается: "Да ведь он
несчастный!" Что дождь для огня, то и сострадание для гнева.
Стоит только человеку, желающему сделать зло своему врагу, живо
представить себе, что он сделал уже все то зло, которое хотел, и что враг
его страдает уже телесно или духовно: от ран, болезни, унижения, нищеты,
стоит только человеку представить себе это и понять, что это дело его рук, и
самый злой человек перестанет злиться, представив себе живо страдания врага.
Шопенгауэр

10

Помилуй Бог притворяться, что любишь и жалеешь, когда не любишь и не
жалеешь. Это хуже ненависти. Но избави Бог не уловить и не раздуть в себе
искру жалости и божеской любви к врагу, когда Бог посылает тебе ее. Ведь
драгоценнее этого ничего нет.

БОРЬБА С ГРЕХОМ НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА

1

Меня осуждают, мне неприятно, тяжело. Как избавиться от этого
неприятного чувства? Прежде всего смирением: когда знаешь свою слабость, не
будешь сердиться за то, что другие указывают на нее. Это нелюбезно с их
стороны, но они правы. Потом рассуждением: в том, что в конце концов
останешься все-таки тем, чем был, и если слишком уважал себя, то приходится
только изменить о себе мнение. Главное же - прощением: есть только одно
средство не ненавидеть тех, которые делают нам зло и обиды, - это делать им
добро; если и не переменишь их, то зато себя обуздаешь.
Амиель

2

Если немного рассердился, то прежде, чем что-нибудь сделать или
сказать, сочти десять. Если очень рассердился, сочти сто.
Если вспомнишь об этом, когда рассердился, то и не придется считать.

3

Самое лучшее на свете питье это то, когда у человека злое слово уже во
рту, а он не выпустил, а проглотил его.
Магомет

4

Чем больше живет человек для души, тем меньше ему бывает помех во всех
делах его и потому тем меньше он будет сердиться.

5

Пойми хорошенько и помни, что всякий человек всегда поступает так, как
ему кажется лучше для себя.
Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь
сердиться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить, потому что если
человеку точно лучше делать то, что тебе неприятно, то он прав и не может
поступать иначе. Если же он ошибается и делает то, что для него не лучше, а
хуже, то ему же хуже, и можно о нем сожалеть, но нельзя на него сердиться.
Эпиктет

6

Глубокая река не возмутится от того, что в нее бросить камень; так же и
человек. Если человек возмущается от оскорблений, то он не река, а лужа.

7

Будем помнить, что все мы вернемся в землю, и будем смиренны и кротки.
по Саади

НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВО ВРЕДНЕЕ ВСЕГО ТОМУ, КТО ЕГО ИСПЫТЫВАЕТ

1

Как ни вреден гнев для других людей, он более всего вреден тому, кто
гневается. И всегда гнев вреднее того, из-за чего гневаешься.

2

Есть такие люди, которые любят сердиться и сердятся и вредят людям без
всякой причины. Можно понять, зачем скупой человек обижает других: он хочет
завладеть имуществом, чтобы самому обогатиться; он вредит людям для своей
пользы. Злой же человек вредит другим без всякой для себя выгоды. Какое
безумство!
По Сократу

3

Не делать зла даже врагам - в этом великая добродетель.
Наверное погибает тот, кто обдумывает погибель другого.
Не делай зла. Бедность не может служить оправданием зла. Если будешь
делать зло, станешь еще беднее.
Люди могут избежать последствий злобы своих врагов, но никогда не
избегнут последствий своих грехов. Эта тень их будет преследовать по пятам
до тех пор, пока не погубит их.
Пусть не делает зла другому тот, кто не хочет жить в печали и горести.
Если человек любит себя, пусть он не делает зла, как бы мало оно ни
было.
Индийский Курал

4

Быть добродетельным значит быть свободным душой. Люди, постоянно
гневающиеся на кого-нибудь, беспрестанно боящиеся чего-нибудь и отдающиеся
страстям, не могут быть свободны душой. Кто не может быть свободным душой,
тот видя, не увидит, слыша, не услышит, вкушая, не различит вкус.
Конфуций

5

Ты думаешь, что тот, на кого ты сердишься, твой враг; а твой главный
враг - это тот гнев, который запал тебе в сердце. И потому скорее мирись с
врагом своим, потуши в себе это мучительное для тебя чувство.

6

Капля за каплей наполняется ведро; так и человек становится полон зла,
хотя бы он собирал его понемногу, если он позволяет себе сердиться на людей.
Зло возвращается на того, кто его сделал, так же как пыль, брошенная против
ветра.
Ни на небе, ни на море, ни в глубине гор, нет во всем мире места, в
котором человек мог бы освободиться от того зла, которое в его сердце.
Помни это. Дхаммапада

7

В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно,
а летом тепло, так же верно и то, что злому человеку бывает дурно, а доброму
хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал,
пусть не оскорбляет никого ни делом, ни словом, ни мыслью. Все это лишает
человека истинного блага.

8

Если я знаю, что гнев лишает меня истинного блага, то я не могу уже
сознательно враждовать с другими людьми, не могу, как я делал это прежде,
радоваться на свой гнев, гордиться им. разжигать, оправдывать его,
признавать себя важным и умным, а других людей ничтожными - потерянными и
безумными, не могу уж теперь при первом напоминании о том, что я поддаюсь
гневу, не признавать себя одного виноватым и не искать примирения с теми,
кто враждует со мной.
Но этого мало. Если я знаю теперь, что гнев мой - это зло для души
моей, то я знаю еще и то, что приводит меня к этому злу. Приводит меня к
этому то, что я забываю то, что во всех людях живет то же, что и во мне. Я
вижу теперь, что это отделение себя от людей и признание себя выше других
людей - одна из главных причин моей вражды с людьми. Вспоминая свою прежнюю
жизнь, я вижу теперь, что я никогда не позволял разгораться своему
враждебному чувству на тех людей, которых считал выше себя, и никогда не
оскорблял их; но зато малейший неприятный для меня поступок человека,
которого я считал ниже себя, вызывал мой гнев на него и оскорбление, и чем
выше я считал себя перед таким человеком, тем легче я оскорблял его; иногда
даже одна воображаемая мною низость положения человека уже вызывала с моей
стороны оскорбление ему.

9

Однажды зимой Франциск шел с братом Львом из Перузы к Порционкюлю; было
так холодно, что они дрожали от стужи. Франциск позвал Льва, который шел
впереди, и сказал ему: "О брат Лев, дай Бог, чтобы наши братья подавали по
всей земле пример святой жизни: запиши, однако, что не в этом радость
совершенная".
Пройдя немного далее, Франциск опять позвал Льва и сказал:
"И запиши еще, брат Лев, что если наши братья будут исцелять больных,
изгонять бесов, будут делать слепых зрячими или будут воскрешать
четырехдневно умерших, - запиши, что и в этом не будет радости совершенной".
И, пройдя еще далее, Франциск сказал Льву: "Запиши еще, брат Лев, что
если бы наши братья знали все языки, все науки и все писания, если бы они
пророчествовали не только про будущее, но знали бы все тайны совести и души,
- запиши, что и в этом нет радости совершенной".
Пройдя еще далее, Франциск опять позвал Льва и сказал: "И еще запиши,
брат Лев, овечка божия, что если бы мы научились говорить на языках
ангельских, если бы узнали течение звезд и если бы нам открылись все клады
земли и мы познали бы все тайны жизни птиц, рыб, всех животных, людей,
деревьеэ, камней и вод, - запиши, что и это не было бы радостью
совершенной".
И, пройдя еще немного, Франциск опять позвал брата Льва и сказал ему:
"Запиши еще, что если бы мы были такими проповедниками, что обратили бы всех
язычников в веру Христа, - запиши, что и в этом не было бы радости
совершенной".
Тогда брат Лев сказал Франциску: "В чем же, брат Франциск, радость
совершенная?"
И Франциск отвечал: "А вот в чем. В том, что если когда мы приедем в
Порционкюль грязные, мокрые, окоченелые от холода и голодные и попросимся
пустить нас, а привратник скажет нам: "Что вы, бродяги, шатаетесь по свету,
соблазняете народ, крадете милостыню бедных людей, убирайтесь отсюда!" - и
не отворит нам. И если мы тогда не обидимся и со смирением и любовью
подумаем, что привратник прав, и мокрые, холодные и голодные пробудем в
снегу и в воде до утра без ропота на привратника, - тогда, брат Лев, только
тогда будет радость совершенная".