Пост поэтессы Виктории Иноземцевой
ЖИЗНЬ БЕЗ МУСОРА
Иногда слово вертится на языке, и ты как-то чувствуешь его, но сказать не можешь - то ли время еще не пришло, то ли ясность полная еще не наступила. Но происходит событие, и вот оно, слово, найдено уже - хоть и кем-то другим, но лучше все равно не скажешь. Гений, который его сказал, себя таковым не считает, но мы воздадим ему должное. Вывоз мусора. Мусор. Точнее сумбурное наследие двадцатого века еще никто не называл
Мусор - это вещь бесполезная, то есть вещь, от которой нет никакой пользы. И вещь, которой уже давно не пользуешься, - тоже мусор, бесполезная вещь. Давно ли мы пользовались нашей национальной литературой? Так ли нужна эта вещь в быту? Это слишком тяжелый груз, чтобы вечно его нести, изящная российская словесность. Применение его совсем непонятно, а обладание им в жизни не дает никаких преференций. Дружба вообще обязывает соответствовать. Дружба с литературой обязывает сомневаться и верить, заблуждаться и чувствовать, раскаиваться и мучиться в поисках выбора, а значит быть изгоем в современной прагматичной среде. В принципе, тихий Ерофеев никому не мешал, его можно было бы взять с собой. Но за ним потянутся и другие, а они уже вообще ни к чему.
Мы живем одновременно в нескольких пространствах сразу, и они не совпадут никогда. То, что для одних - барак, для других - объект культурного наследия. Речь идет об одном и том же доме, но отношение к нему зависит от степени образованности гуманитарного геймера, преодолевшего определенный читательский уровень. Но вот то, что стоянка для уборочной техники гораздо важнее любого литературного музея, каждый административный гуманитарий понимает хорошо.
В наше время сложно кого-то заподозрить в искренности их намерений, нужно быть всегда начеку. У семьи Болдыревых, защищавших «дачу Муромцева», устойчивая репутация рейдеров, захвативших земельный участок. Бороться с ними, как и с любыми рейдерами, тяжело - у них, типичных рейдеров, есть невидимый ресурс. Студенты, всесильная интеллигенция, домохозяйки, сочувствующие, просто совестливые люди - человек триста набирается в эту активную армию, готовую сражаться без денег. Эта мощная группировка контролирует глобальную сеть, мастерски владея своим криминальным оружием – словом. А против слова можно направить только слово или ОМОН, но фактор времени уже не дает права на долгий выбор.
Из разговоров за оцеплением: Представьтесь, пожалуйста, предъявите свое удостоверение! - А ты кто? – Называется фамилия. - Ты никто! - А кто Вы? – И я никто!
Кроме обезличенности сторон, современная дискуссия подразумевает умение не слышать собеседника. В этом доме жил Ерофеев. - А дача Муромцева давно сгорела!- Здесь бывали диссиденты. – В нее попал фашистский снаряд! – В этом саду Бунин познакомился с Верой. - Да не тот это дом, а барак на его месте! А почему барак не может быть музеем? Что именно как не барак идентично культуре двадцатого века? Это идеальное место для литературного музея, тем более, что он стоит на территории государственного (!) музея-заповедника (!), так что он уже (!) фактически музей. А из музея не выбрасывают экспонатов по причине их ветхости, наоборот, для них создают барокамеры, ставят на особый учет и охрану (тут пригодится и МВД). Но это по законам прямой логики, где суть соответствует содержанию. Выдержавший две революции и две мировые войны, приспособившийся к новым временам дом пал в нашей вялотекущей унылой третьей мировой войне, где шансов на новую жизнь ни у него, ни у кого- либо вообще никаких не осталось.
Мы все давно сгорели, как этот дом. В нас попал фашистский снаряд, но не он причина гибели нашей. Есть ли вообще наследие - вот вопрос. То ли есть, то ли нет. То ли Бунин, то ли Ерофеев. Все литературные герои девятнадцатого века, да и двадцатого, да и герои вообще - лишние и полезные, все, в общем, вымерли, не оставив потомства. Так что мы даже не их наследники. И признаков нашей не-жизни гораздо больше, чем признаков вялого существования. Нечего ждать от нас какого-то действия. Мы не живой щит, да какой мы щит, что мы можем защитить. От нас давно нет никакой пользы (смотри начало статьи).
Жизнь без рухляди и хлама, с чистого листа, создает новую реальность, в которой возможно все, но нет никакого к этому отношения. Я не знаю, во что должен въехать бульдозер, чтобы кто-нибудь по-настоящему удивился. Да и в будущее заглянуть несложно, и удивляться ему тоже не придется. Простая повсеместная красота, вывоз мусора из каждого двора. Армия ДПС, дивизион спецтехники, кордон. ОМОН шерстит по домам в поисках бесполезных вещей - ненужных книг, воспоминаний, слепых фотографий и сентиментальных писем, пухлых пыльных альбомов, ржавых орденов и ветхих газет. Граждане отдают это сами, практически без сопротивления. Гастарбайтеры все грузят и увозят. Чисто.
Можно ехать в следующий двор.
Мой комментарий: Знаете, Виктория, это конечно грустное зрелище, но надо понимать, что плетью обуха не перешибешь. Честно говоря, эта истерия произвела на меня не лучшее впечатление. К истерикам никто не прислушивается. Только к тем, кто хладнокровен и спокоен, и уверен в своей правоте. Истерик изначально не прав: он потерял самообладание, а следовательно способность судить здраво и говорить от разума, а не от чувств. Тот же самый Омон просто выполнял свою работу: у них был приказ. Конечно, рушить дом, когда там находились живые люди, бесчеловечно. И на этом "мероприятии" должны были все сделать по-другому, более гуманно и человечно. Но истерика рождает сопротивление. Мир меняется, и порой кажется, что не в лучшую сторону. Но это иллюзия. Мир всегда меняется многогранно. В нем всегда остаются и рабость, и боль. Кому-то понадобилось это место для нового здания... В самой Москве мне тоже приходилось наблюдать это неоднократно. Но мне кажется, что так было всегда. Во все времена. И ничего не изменилось. Защищать памятник культуры без самой культуры в самом сердце правительства - дело безнадежное и бессмысленное. Слов можно сказать еще много, но суть от этого не изменится, увы.
