Бог есть добро.
В этом постулате суть олгеменов, душа олгеменов, сила олгеменов и их слабость. В этом постулате определяется их взгляд на людей и самих себя. В этом постулате – идея того мира, когда быть человеком означало быть олгеменом. Когда малочисленные и немного растерянные общины проходили через Вечные Дыры и начинали обустраивать свои новые миры. Когда ценился каждый человек, и все понимали, что без взаимной поддержки не выжить.
И тогда Бог сказал, что он есть добро.
И того, кто творит добро, Бог оделяет улыбкой. Незримой, но тёплой. И печалится над теми, кто по глупости или недомыслию сеет среди людей семена раздора. Не наказывает, но печалится, ибо Создатель совершенен и в нём нет места злу. Бог любит всех и прощает устыдившихся неправедных дел своих. И потому нельзя поднимать имя Бога на знамёнах войны, ибо нет в ней добра, а лишь его противоположность.
Бог есть добро.
Именно эта мысль красной нитью проходит через священные книги олгеменов, и именно эта мысль подверглась наибольшим сомнениям в Эпоху Белого Мора, в те страшные годы, которые унесли больше половины человечества. Если Бог – добро, то как он допустил подобный ужас? Почему не уберёг? Почему лишь Добрая Дочь Его пришла на помощь? Мы провинились?
ДА!
Именно такой ответ дали священники Галаны.
Создатель скорее строг, чем добр, и есть в Его сердце место гневу, который люди навлекают на себя творимым злом. Благодать вечная откроется лишь просветлённым, чиритам, остальных ожидает страшная Белая Свигла, где безжалостные демоны станут вечно пытать недостойных.
Именно в этом заключался главный итог ревизии чиритами священных книг Олгеменизма и священного образа: они допустили в канон понятие «божьего гнева» – совершенно невозможное для ортодоксов, допустили, что «правду божью» можно устанавливать силой, а правда – на стороне чиритов всегда, этот постулат сомнению не подвергался.
Они допустили и приняли, что Бог способен одобрить убийство.
«Творите добро»?
Ха! И даже так: ХА! «Творите добро». Что может быть глупее? Что может быть бесперспективнее в нашем жестоком мире? И почему Бог призывает к добру, а не требует делать так, как он велит? Бог слаб? Но он – Создатель и Верховный Судия. Он вершит Вселенную. Кто мы перед ним, как не пыль? Идеи олгеменов глупы, потому что они так и не познали истину:
Бога нужно бояться!
И любовь его можно заслужить лишь послушанием и…
Бог любит сильных. Смелых. Жестоких. Упрямых и твёрдых. Потому что выигрывает тот, кто не позволяет себе сомневаться, а победа есть единственное доказательство Божьего благоволения. То есть любовь Бога можно заслужить силой, без которой глупо говорить о победе.
А там, где сила, там и жестокость.
И всё ради того, чтобы стать первым.
Потому что неудачники не нужны никому, даже Создателю, – эту нехитрую аксиому Саймон усвоил в раннем детстве, после чего принялся спокойно и целеустремленно перенимать повадки и философию победителей, ибо другого способа подняться у сироты-беляша попросту не было.
* * *
«Творите добро!»
Именно так священники-олгемены благословляли и напутствовали прихожан. Добра просили и добру учили, поскольку все священные книги единодушно утверждали: в Добре кроется Истина. Добро есть Слово Господа. Добро есть завет Господа. Добро и есть Господь.
Творите добро. Делайте жестокий мир хоть чуточку лучше, ибо нет Бога в том, в ком нет добра. Тем было пронизано учение олгеменов.
И именно этого Вениамин Мритский не мог себе позволить – быть добрым.
Он строил храмы – даже самые маленькие мритские поселения не обходились без церкви или часовни; он безжалостно истреблял еретиков – в Мритии шутили, что лучше оказаться свободянином, чем чиритом, поскольку первых убивают без пыток; он поддержал архиепископа Менсалийского, не позволив ему сгинуть в самые страшные годы гражданской войны…
Но он не мог позволить себе быть добрым.
И в глубине души смирился с тем, что Господь забудет его, безжалостного палача и убийцу. Смирился с тем, что душу его ожидает грусть беспросветного одиночества в компании таких же заблудших. Смирился, что не познает радости общения с Ним, но… но не озлобился, не проклял Бога, как сделали многие олгемены, вставшие на путь смерти, а всё равно строил и восстанавливал храмы.
Потому что верил? Потому что надеялся? Потому что боялся?
Гадать можно сколько угодно, но одно не вызывало сомнений: Вениамин не боялся. Он вообще ничего и никого не боялся.
* * *
Не можешь быть добрым – не будь злым.
Казалось бы, что проще?
Казалось бы, самый естественный выбор в том случае, если дорожишь душой.
Казалось бы, остановись.
Казалось бы…
Удержи равновесие в поступках, не пей из чаши гнева лишку, окутываясь кровавой тьмой. Не позволяй корявому править из тебя себе подобное. Держись, но…
Но так, увы, не бывает.
Тень и свет не играют внутри тебя, а ведут смертельную схватку, и, отказываясь от добра, ты открываешь двери злу. Пусть не желая. Пусть страдая. Пусть ненавидя себя… И выплёскивая эту ненависть на жертв. Становясь чернее и чернее.
У Тьмы нет дна, и всегда есть возможность опуститься ниже. Было бы желание или «обстоятельства», на которые любят ссылаться слабаки и лицемеры. Впрочем…
Вениамин Мритский не был ни тем, ни другим, ему не требовались оправдания ни перед Создателем, ни тем более перед самим собой. Он точно знал, на что променял милость Господа: на удовлетворение амбиций, на безграничную власть, на возможность стать первым, и не собирался извиняться и каяться. Он смирился с тем, что душа его будет страдать в одиночестве, но оставался ревностным олгеменом.
Творил и вытворял одновременно.
Правой рукой губернатор строил храмы, а левой – устраивал для приближённых кровавые развлечения, поскольку демонстрация жёсткости и жестокости входила в «обязательную программу» правления любого менсалийского губернатора.
Вадим Панов
"Сокровища чистого разума"
серия "Герметикон"
