"не теряйтесь... и ничего не бойтесь!"
в эту скользкую минуту расставания, на берегу мелкого темного моря, на серебристо-сером крупном песке остаются отпечатки наших ног. и я не могу говорить ничего, кроме правды.
подходит тигр и мы засыпаем на деревянных мостках, я кладу голову на его лапу и тигр уменьшается, летят темные брызги. мы просыпаемся среди воды.
сельский магазин "иностранные книги" и широкие перекрестки, город плавно качается, как на волнах, и если будет война, то мы спрячемся в доме на сваях, где всегда холодный пол и потеки солнца на стенах. позапрошлой зимой шли солдаты, теперь город пуст, воскресенье, исход осени. иностранные книги в коричневых бумажных пакетах. закрытые кофейни на набережной и сосны у самой воды.
я боюсь, говорю я.
но быстрое море не замерзает.

Ночь никогда не бывает кромешной!
Я говорю, я утверждаю,
Что даже в самой черной печали
Всегда найдется распахнутое окно,
Окно, залитое светом,
Всегда найдется мечта,
Которая бодрствует ночью,
Желание, которое хочет сбыться,
Голод, который нужно унять,
Щедрое сердце, рука, открытая другу,
Заботливые глаза,
И жизнь, готовая с кем-нибудь поделиться жизнью...

ПОЛЬ ЭЛЮАР

***
я не могу удержать все это в себе. сердце безгранично.

актер какой-то пантомимы, дитя райка. в зале с деревянными скамьями и живыми цветами. разыграю за плату, за улыбку, за глоток воздуха из ваших рук.
я принадлежу возлюбленному моему, и возлюбленный мой мне; он пасет между лилиями.
последний спектакль уже окончен. пыль оседает на сцене. разбирают декорации.
оставалась неподвижной все это время
звучала и двигалась
пришивала пуговицу
готовила еду
в моей памяти спектакль уже живет и то, что я никогда больше его не увижу, не помешает помнить его
я буду помнить вас
обязательно
обязательно
я принадлежу возлюбленному моему, и ко мне обращено желание его.
мимы в моих снах ходят друг за другом, лунные любовники видят печальные сны.

тянусь веревочкой к одному, к другому, к третьему.
имя во рту как облако; одна ночь с немецкими философами, одна ночь на всю жизнь. под кожей, под костью что-то раскрывается, дышит, во мне там рождается пустота и гулко, щекотно - ночью оттуда выльется весь мой страх. я лежу на полу и кто-то входит с балкона в кухню; я лежу, раскрыв рот, щупаю каждый вздох стен; поиграйте со мной в сказки; боюсь сама себя

дорогой дедушка, все уезжают на новый год домой, но я согласна не уезжать, раз мне не разрешают ехать, и не собираюсь ничего у тебя просить - ни феллини, ни куросава, ни одзу, ни собрание сочинений голсуорси в восьми томах, ни что-нибудь такое из магазина лаш, ни цветные колготки, ни бабушкино кольцо, ни ящики для бумаг, ни буфет, ни чемодан зеленого цвета, ни резиновые сапоги в горошек, ни бергман, ни чехов в двух томах, ни лотреамон мне, на самом деле, вовсе не нужны, как не нужны мне знаки внимания и льстивые фразы, цветы и поцелуи,
созерцать тебя - единственная радость моя!
мне ничего не нужно, все случилось в этот вечер и, возможно, большего я не могу просить, не могу желать, нет сил, нет слов,
во мне
который уже день?
звучит песнь песней, дедушка, и ты не можешь ничего изменить.
но если ты подаришь мне елочный шарик, который я разбила в пять лет цвета чая и золота, то я буду рада.

я так закутала голову - в тридцать три покрывала - что не заметила дворника, поднимаясь по лестнице, и мы пережили несколько очень занимательных минут.
если отбросить поэзию, то я, как всякий юный и деятельный человек, живу среди множества встреч, событий, слов, грязи и красоты, не обремененная ничем, если посмотреть объективно, кроме тягот одинокого взросления, но это интересно, как интересно все, что нужно пережить. если посмотреть объективно. и отбросить поэзию.

мы я и моя тень танцуем у окна, ведь никто не пригласил нас, не подал нам руки, не угадал нас из всех ждущих, и мы танцуем я и моя тень вдвоем, шепча друг другу прямо под ресницы. и радуга три раза обвивается вокруг земли. кто-кто бежал по лестнице к зеленым почтовым ящикам, ждал письма, каждое утро ждал, в дождь и в воскресенье ждал, и бежал по лестнице, с пятого на первый, с шестого на девятый, и не мог остановиться... не ты? ну, если нет, то извини.

что я сегодня сказала:

- это вы мне говорите?

- маша, я сейчас улечу от тебя на этом стихотворении.

- никто не узнает.

- папа, с днем рождения.

- да, вот прямо так и зовут.

- по-моему, вы потеряли салат.

- можно я задам вам вопрос, а вы ответите.

- алхас, прости меня.

- тебе нравится артистка наталья гундарева?

- я ваша.

а еще подари десять килограммов хурмы тому, кто оставил сегодня около почтовых ящиков книжку kappa novels, на японском, ну и что, что я только название пока могу прочесть, и то лишь потому, что там хираганой все подписано; потому что это было нужно именно сегодня, не вчера и не завтра, именно сегодня в четыре часа дня, когда все провода перерезаны и связь с трансваалем утеряна, когда я сижу на острове и ничего не происходит, когда я с утра вспоминаю послеполуденные аудитории с черным бархатом и как спиной чувствуешь майский дождь и поджимаешь пальцы ног при мысли о длинной дороге домой и этот запах; на первом курсе ты еще такая глупая, но самое важное случается с тобой каждый день; а потом так много всего и ты пьянеешь и не чистишь на ночь зубы, потому что ночь начинается по дороге в институт и длится те тридцать минут полусна в вагоне, прижавшись к незнакомому с бородой, а потом опять все сначала; и, кажется, тоже важное, но уже совсем не то. прошел год, я думала летом, прошел год, а ничего не изменилось - все те же сны, все те же знаки, все тем же жить. а теперь прошло уже два с половиной года с того сентябрьского дня, и было так много, было столько встреч, людей, радостей и от них летала; все изменилось, я изменилась - и нет, ничего не изменилось на самом деле. все те же сны, все те же знаки. только реже и труднее встречи. от усталости продолжаешь жить.

It was the knowledge that you had when you watched a dark menacing sea; or a forest covered in snow set against a stormy turbid sky; or a desert, as calm, unmoved and deadly as a snake—the knowledge that there was a divine will for everything. One which man could never strive to comprehend.

No matter how great a man... no matter how great.
(c)

ведь это один из редких вечеров, когда я в точности знаю, где вы; и каждую минуту я могу прожить вместе с вами, зная какой вы сделаете шаг, какое произнесете слово; но никогда не могу и не можете вы знать, как - как это будет

вим вендерс так хорошо снял документальную ленту про токио и про одзу, которому многие люди отдали свое самое лучшее.
я стала больше говорить по телефону и меньше стремится.
в одиночку дни тянутся долго. у зебры полоски.

весь день я ужасно боялась туда идти - ведь я же ровным счетом ничего не знаю, я даже как меня зовут говорю с ошибкой, я читаю хуже чем по слогам, как ребенок, который все буквы видит в первый раз и не может связать и путает, я же, я же, я же боже мой, я не знаю, почему я так боялась. я выпила имбирного кофе, пережила что-то очень чувственное и волнительное, глядя как мужчина разрезает туго завернутый, золотистый, наполненный белой густой начинкой блинчик и кладет кусочки себе в рот, помечтала и пошла;
и я правда была самой худшей, я ничего не знала сначала и по-моему, меня все презирали, но все равно было классно - мы играли в дни недели и в награду давали стеклянные шарики, я даже заполучила один, как-то угадав правильный день; и мы читали, я стыдилась, ошибаясь, но тоже читала, и потом составляли диалоги про то, как мы пойдем играть в теннис, но они знают уже сорок кандзи, боже мой, а я путаюсь в катакане; я думал, вы совсем ничего не знаете, но вы можете здесь остаться, если догоните; и кио-сан обещала дополнительно позаниматься со мной; но что я буду делать, что буду делать, что буду делать; я так давно этого хотела; подумай и реши; хочу и буду; как я хочу спать; мой дорогой мистер свифт, до завтра; до завтра, хорошо? хорошо?

среди вас есть поклонники "евангелиона", спрашивает. помните аянами? ее звали - рэй.
с одной стороны от меня дивная настя, с которой мы играем в магазин "где рыба?", а с другой две девицы, которые говорят друг другу "бла-бла" и чувствуют себя умнее всех на свете.
выучила хирагану и могу пользоваться словарем.
снова одна и могу играть, во что угодно.
пока я решила играть в детей из фильма "никто не узнает".
рэй по-японски - это ноль, ничто.

после мы помчались в паб "англия", что сразу за театром, нужно только пересечь трамвайные пути. поднялись на второй этаж и в полутемном синем зале кому-то не хватило место, а длинноволосый, в белой рубашке, прямо за стойкой водил мокрыми пальцами по кромкам стаканов; и весь паб молчал. иди же, найди себе стул, но мы вышли вдвоем, и нас носило по бесконечным крошечным лесенкам, и от пьяного воздуха мы сделались совсем легкие. вновь так хорошо - ощущение осталось в сгибах локтей, на ладонях. я не помню слов, кроме горьких, и разуверений, и признания в печали, которой не слышно, потому что все случилось шепотом. у паба была черная вывеска с эйфелевой башней.

- п.а., ну произнесите же что-нибудь!
- нет, не нужно, я лучше маслин поем.
мы забрались на диван с ногами. фойе блестело. закрывала глаза, потом плыла над толпой до зеркала и обратно, вокруг хрустального шара люстры, в трещины старых милых бело-голубых стен. на зеркале было написано "саша черный". потом вышел артист и дописал размашисто - "под сурдинку", и восклицательный знак съехал со строки.
мы уже столько живем вместе, что я перестала помнить другие дни; мы вместе едим, вместе выходим из дому, вместе ездим в метро:
- ты еще наплачешься, - говорит;
вместе засыпаем после полуночи.
они опять снесли к консъержке книги - я отхватила четырехтомник вересаева, китайскую прозу и гимназические мемуары; ямамото-сенсей хвалится знанием русского сленга, я прилежно учу хирагану, просрочила библиотечные книжки и часто испытываю чувство стыда.
васильевский остров прекрасен. как жаба в манжетах.
ты готов к холодам? укрывайся теплей

пишу тоже сто фактов


1. я люблю быть героиней
2. я люблю сидеть на чьей-нибудь кухне в полдвенадцатого и думать, что скоро домой, но все равно сидеть
3. я не люблю ровную вежливость
4. я не люблю громкие слова и аллегории. если они только не алхимические. тогда другое дело.
5. я люблю, чтобы меня ждали
6. меня никогда не кусала собака
7. я один раз лежала в больнице
8. в нашем подъезде прекрасная традиция - сносить ненужные книги консъержке и оставлять - пусть берет, кто хочет. отхватила сегодня "улицу ангелов" пристли и детгизовскую книжку про китай. рыбный день.
9. я серьезно думаю, что доброты и нежности всем не хватает.
10. я не могу верить тем, кого не люблю.
11. я люблю четырех человек на земле
12. не считая родителей
13. один из них, правда, книжный персонаж, превращающийся в архетип
14. я очень жду смсок, но вечером мне приходит одна, которая говорит: "приснился голос пушкина. был высокий, горячий, седой. упирался в висок. проснулась в слезах". она от меня, что была шесть двенадцать часов назад.
15. я не знаю, откуда еще черпать силы
16. хорошо быть женщиной, которая держит за руку своего ребенка
17. я должна написать рассказ о дискуссии "оптика стоппарда". до четверга. потому что хватит уже. да. точка.
18. я отчего-то не переношу театр фоменко и кутеповых. в больших количествах.
19. самые прекрасные на свете - это раневская и елена морозова.

сидит ночью на кухне, курит
- ты спишь? извини, я забыл.
кто еще ночью смотрит из окон?
- я здесь совершенно не ориентируюсь, совершенно, понимаешь?

мы шли вечером, и кто-то лежал, запрокинув голову и кровь стекала на лоб;
и давить ожидание звонка и голоса, и каждую ночь проживать все без оглядки.
у меня нет вредных привычек монамур.
я боюсь все равно

и вот мы съездили на утренний спектакль, вернулись домой, приготовили обед и я после мыла одну миску вместо двух. скоро зима. я так и говорю - скоро зима, каак отпразднуем; еще полтора месяца говорит а., еще полтора месяца, и опять углубляется в вальтера скотта - полтора месяца до "идиота", до последнего срока рефератов, до имбирного печенья, до "а ты скоро приедешь?", до конфетти из закладок всех прочитанных за четыре месяца книг, до рождественских считалок и писем без надежды на ответ, до лежать в сугробе в пять утра и просыпаться в синем дне, как будто ты в горах и сейчас выйдешь кататься на лыжах, а потом будешь есть блины с шоколадным сиропом; до всего этого, до январской глубокой нежности даже больше чем полтора месяца; как же а. прав со своим вальтер скоттом, второй том, розовая обложка.
мне он так нравится с его добротой, говорю, и
но это же все спорно, это нужно воспринимать критически, это же не истина, тут же говорит е.н., а первый том самый увлекательный.
мы смотрели "тома сойера" и мне было и весело, и грустно. особенно местами.

а вот здесь машу я сфотографировала

http://www.flickr.com/photos/33249309@N00/293716826/