Последнюю часть ночи ему пришлось провести сидя перед костром в ожидании, когда тень, всю ночь бродившая в междревной темноте, отделится от стволов деревьев справа или слева, или выйдет навстречу, презрев закон, повелевающий пожирателями падали. Но здесь не было мертвецов, горевший всю ночь костер и сидевший неподвижно человек спутали чутье и опыт зверя. Человек сохранял дыхание, не храня дыхание костра.
Последний раз, когда глаза его были открыты, костер еще давал тепло и свет, но утро пришло из-за спины, предательски опустив на землю облако, всю ночь плававшее в холодном свете луны. Утро пришло, принеся с собой старые мысли, неспешно занимавшие свои места с каждым мгновением ока. Не пытаясь нарушить их ход, Дапкойг вытащил длинный нож. Ощупав холодное лезвие, он начал ворошить серую золу, дымившую пылью, в которую рассыпались тлевшие уголья. Он искал багровые огоньки, они должны были вернуть ему сон, как возвращали не раз на долгих стоянках в ожидании битв. Зверь ушел и путь был долгий.
Он медленно поворачивал лезвие из стороны в сторону, рассматривая цвет, пока догоравший уголь не превратился в каплю крови. Капля крови на клинке жертвенного бойца. Железные Пещеры Сикла, Адараха, Квадратый зал, сидящие вокруг огойдсикли и тердкайсы. Они были похожи на статуи своих предков, те стояли в галереях, выше. Ровный свет багровых факелов, в ненарушаемом сквозняками покое Залов Битвы. Кайшот и Нойпап, схватка, что была еще до рождения гор, бой, что предстоит в день прощения всех грехов. Огойды сидели так, как будто все их грехи давно прощены. Им уже не нужен Пройн, этот день пришел еще до их рождения. Сонливые глупцы. Факела коптили, забиваясь дым под веки их глаз. Призраки Отакойна не будили их по ночам. Не напоминали о дне, когда море ушло. Море ушло и город умер вместе с людьми его. Нет, они заснули, никто не видел, как оно ушло. Никто не видел Отакойн изнутри. Его улицы. Город на берегу Кейтры. Он слишком велик. Весь Сикл уместится в этом городе. Старики с воспоминаниями о былых походах. Это уже наполовину сказки. Женщины, дочери воинов, матери, качающие колыбели воинов. Он был там однажды. Как все бывшие там, он не сказад ни слова о виденном. Женщины Сикла, это не ваш город. Вашим детям снились бы сны конского навоза. Чужие руки мостили эти улицы. В Железных Пещерах вам будет спокойно под крики погибшего. Вы успокоите детей словом о древнем обычае и тем привидятся новые походы на Юг. Походы во славу Дня Пройна и славного воинства Кайшота, под багровым знаменем чужого владыки. Уголь бился, как сердце умирающего, Дапкойг легко выдохнул на него согретым теплом тела, воздухом холодного утра. Тление. Покраснев он рассыпался на две части, угли потухли, серая пыль, серая пыль севера Варалиеннона. Там начинались степи, дорога превращалась в бесконечность, что росла вширь. Позади оставалась Эксимена. Стражники Дертсвея нарушали приказ, они отдавали поклон меласгам. Эйнарет, поклонившийся меласгу. Юг и Север. Натиск Юга и крепости Севера. Он уважал безыменных стражников последних крепостей Эксимены, как так уважают друг друга соратники. Сикл всегда стоял на своем. Первый натиск, ставших потом эйнаретами превратился в крепости на берегу Манха и Аталапа. Разная вера и единая совесть, страшный сон горожанина или пастуха речной долины. Манх, Отец Равнин, несущий раненых. Костры погребений, товары и слова, что еще не стали сказками. Последние годы все чаще он видел неподвижность фигур, сливавшихся с камнями. Если это было неуважение, почему в вечер перед этим наместник желал им доброго пути и искренность его была неподдельной? Другое превращало их в в валуны Дертсвея. И там, где они были, Манх нес на себе корабли с добрыми вестями, но не трупы купцов севера.
Читать далее...
