Погуляли Дома пообедав, я неторопливо отправилась до театра – снова до Таганки, пришла, когда, наверное, первый звонок уже прозвенел, приобрела традиционно сторублёвую программку. В холле некая фирма проводила дегустацию чая, и поскольку халява – друг русского человека, я не могла не поучаствовать; разливали пуэр, который я уже сегодня пила, и какой-то светлый китайский чай, пахнущий цветами – его и решила попробовать. Мне вручили пластиковую мензурку, обжигающую пальцы, и с грехом пополам я выпила её горячее содержимое до второго звонка и ввалилась в зал, пока все места ещё не заняли. Опасения оказались напрасны: мест хватало на всех, администраторша сама посоветовала мне, какое занять – в пятом ряду, почти у самого центрального прохода, красота, а не место. В антракте я вышла, памятуя обещание чаёвщиков, что заварят другие сорта, и из молочного и зелёного с женьшенем выбрала последний. Очередной стаканчик я осилила, листая на коленях увесистую книгу отзывов, на 99% хвалебных, а когда вернулась в зал, моё место было уже занято. Было бы глупо оспаривать то, что мне не принадлежит, перед тем, кто, видимо, опоздал на первое действие, но мне же лучше: пересела на откидушку четвёртого ряда, спинка есть, а перед лицом ничьих затылков нет, благодать.
Спектакль «Добрый человек из Сезуана» ознаменовал открытие театра на Таганке 23 апреля 1964 года. Ему 45 лет. Его первые составы, первая публика, первые трудности и первые триумфы – уже история. Но говорить мы будем не о шлейфе неоспоримой славы, а о том, что мы имеем на сцене здесь и сейчас, ибо спектакль, как известно, каждый раз рождается заново. Материал для него был некогда подобран великолепный: брехтовская драматургия не стареет никогда. Да, сейчас уже сложно уловить в ней призывы к классовой борьбе, но все те невесёлые выводы, к которым весело подходит Брехт, напрямую обращаясь к зрителю, актуальны и доныне. Трое богов прибывают в нищий городок Сезуан в поисках доброго человека, коим оказывается проститутка Шен Те, обеспечивают её начальным капиталом и возлагают большие надежды на то, что она продолжит творить добрые дела. Небожителям невдомёк, что в мире правят деньги, холодный расчёт, хитрость и обман – и Шен Те, бескорыстно занимаясь благотворительностью, раз за разом ставит себя на грань разорения. Но что делать, когда приходится не только выживать самому, но и спасать от нищеты любимых и близких – мужа, детей? Шен Те вынуждена обращаться за помощью к своему альтер эго – вымышленному «кузену» Шуи Та, способному наступить на горло справедливости и организовать все дела в собственную выгоду. Люди любят Шен Те, как и всех, кто помогает, ничего не прося в замен, позволяя садиться себе на шею и отплачивать неблагодарностью, и восстают против Шуи Та, как и всех, кто более успешен. Закон же на стороне Шуи Та, а добрые поступки Шен Те – вне закона. Брехт ставит суровый ультиматум: добро погибает, разум гоним, подлости торжествуют, и всё потому, что всевышние не собираются ничего менять, свято веря в то, что соблюдение их заветов поможет удержаться на плаву несмотря ни на что. Богохульства в этом нет, а вот слепота и преступная пассивность властей, не теряющих при этом всенародной любви, налицо. Как эта история выглядела сегодня? Пожалуй, недостаточно бодро и задорно, недостаточно зубасто и доходчиво, у молодых таганковцев пока лучше получается комиковать под радостный смех и аплодисменты публики, чем проводить действительно многоплановые, во многом трагические образы. Но под наизусть знакомые брехтовские зонги, которые певал ещё Высоцкий, всё равно мурашки пробегают по хребту и хочется подпевать. Да и Любовь Селютина на главной роли – однозначная удача: она в считанные мгновения с потрясающим талантом перевоплощается из «ангела предместий» в «табачного короля» - меняются голос, жесты, пластика, перед нами действительно два разных человека, мучительно борющихся в одном теле. И неожиданно уместно звучат пропетые над ней под гитару и аккордеон стихи: «Мой милый, что тебе я сделала?..» Её Шен Те как никто напоминает, что Брехт – это не только всегда о политике, но и всегда о любви. О главном смысле жизни, пусть даже и на дне её.
После трёхчасового с копейками спектакля мне оставалось только доехать до Молодёги, читая программку, и дойти до дома пешком вдоль дорог, ибо уже стемнело. Пора баиньки, завтра – снова театр.)

После отхода ко сну после театра и рецензии почти в пять утра я умудрилась встать в районе одиннадцати и в которое уж воскресенье подряд обломиться с кино – в Художественном «Похороните меня за плинтусом» не показывали, смотреть его в других кинотеатрах в дневное время выходного было бы разорением, и я отложила это мероприятие на более удобное время. Сей кинотеатр мог предложить мне только фестиваль современной отечественной документалки, и я, не копаясь в репертуаре, решила подъехать и, может быть, что-нибудь посмотреть, а потом погулять. Однако не успела я добраться до Арбатской, как поняла – сидеть перед экраном я хочу в последнюю очередь, а хочу врубить в ушах Наше и брести куда глаза глядят, выхолаживая музыкой мысли из мозгов. Погодка не особо располагала – холодный ветер по-прежнему возил по асфальту пригоршни пенопластоподобного снежка, неощутимо подсыпающегося с неба, пробирал до костей, покусывал за подбородок стягивающим кожу морозом. Но я пошагала к Библиотеке, миновав переход, вышла в Александровский, убедилась, что там по-прежнему торгуют сосисками, а не кренделями, которые можно было бы скармливать голубям и воробьям, и двинулась к Историческому музею. Сограждане толпились у дверей МакФака напротив Вечного огня, у которого мёрз караул – только во время его смены внимание публики перекинется от жратвы в ту сторону. Торговые ряды обзавелись добротными стенами и крышами, у метро Охотный ряд кучковалась полдюжина коммунистов, в любую, видимо, погоду собирающуюся на Театральной площади. Пройдя её, я спустилась в переход Лубянки и там – что я в прошлую субботу писала об охлаждении своего духа коллекционирования? – возьми да и обзаведись 30-рублёвым керамическим щенком-овчарёнком, больно уж кавайным, чтобы за такую цену оставаться не моим. Когда я вышла, следовало бы зайти в Библио Глобус, где я давно собиралась купить одну книжку по истории, но мне настолько не хотелось лезть в толпу, что я пошла дальше, мимо Алегриса до ЧП, где перед памятником Грибоедову проходил митинг в поддержку Пушкинской площади, над коей нависла угроза уничтожения московскими властями. Мероприятие было, очевидно, санкционировано – ментов и ОМОНа, охраняющих все подступы к бульвару, было очевидно раз в пять больше, чем митингующих, мимо было не прошмыгнуть, и я не пошла по бульвару, а пошла вдоль, до пересечения с Покровкой. Оттуда бы направо – и до Китай-города, но ехать с двумя пересадками не хотелось, а если быть совсем честной – хотелось ещё погулять, и я свернула налево, пошагала до самого конца улицы, где ностальгически постояла перед витринами театра на Покровке. И уже оттуда по Земляному валу я дошла до Курской и без пересадок приехала домой, закупившись по пути едой – в том числе открыв для себя вареники с картошкой и грибами (невкусно, но съедобно) и постные Лаврские пряники (объедение). В ночь на понедельник мне снились сношающиеся салатовые волнистые попугайчики и джунгарские хомячки – в каком-то зоомагазине, в своих клетках – «а наутро выпал снег»©. Настоящий снег, белый и пушистый, много снега, из-за которого я вообще не заметила прошедшего дня – всё сознание было забито только наступившей, как всегда неожиданно, настоящей зимой. Во вторник мы сползались в школу к девяти и писали уже второй пробный ЕГЭ по алгебре; в прошлый раз я не смогла воспользоваться своей линейкой со шпорами и поэтому с вечера переписала с неё все формулы на бумажку, притырила эту бумажку в кармане, а она не понадобилась – линейка на сей раз была при мне. Осилив десяток заданий из Б, не осилив ещё два и даже не став мучиться над С, я третьей сдала работу и, проигнорировав оставшиеся лицейские пары, поехала домой, вечером побродила по району с Нашим в ушах. В четверг мы с Асей снова пробили последнюю пару русского (это уже становится традицией), а вечером днём я таки открыла новое сообщество Coffee Fetish, где и буду рада видеть всех заинтересованных в фото и арте, посвящённом кофе. Пятничный же, сегодняшний, вечер и стал тем самым удобным временем, когда я подъехала в Крылатское, в кинотеатр Матрица, взяла билет аж за 250 и оставшееся до начала сеанса в шесть сорок время провела в тамошнем книжном за листанием уже когда-то прочитанных, в том числе и с Интернета, произведений. Знакомый, по-своему симпатичный антураж – запах попкорна, небольшой зал с небольшим количеством народу позади, удобные кресла, мощный звук… а всё остальное пойдёт в рецензию.
Всяк бестселлер рано или поздно получит свою экранизацию, которой непременно будет недоволен его автор. Автора можно понять – он хочет, чтобы его детище претворили в кинематографический шедевр. Я, простой зритель, не настолько требовательна и при всём своём уважении к замечательной повести Санаева разочарованной не вышла. Да, перенести на экран душераздирающий дневник девятилетнего мальчишки полностью было бы невозможно, и авторы фильма ужали сюжет, насколько вообще можно говорить о сюжете, до одного дня, практически в real-life режиме. Быть может, менее вещественный язык артхауса лучше бы подошёл для этого высказывания, чем попытка создать хоть растянутый, да экшн, но важно другое: атмосферу книги перенести в фильм удалось. Беспросветный мрак там, беспросветный мрак здесь – а чтобы докопаться до своего личного смысла, нужно читать. С актёрами если и не в яблочко попали, то и уж точно не в молоко – ребёнок играет с убедительностью детской искренности, «старая гвардия» пытается выложиться со всем присущим мастерством, но выкладывается не до конца, сдерживает себя, не имея привычки балансировать на грани актёрского нерва. Единственным «пролётом» показалась Шукшина – да, она просто умница, и материнская любовь в её исполнении ещё не раз пробьёт на слезу немалое количество зрительниц, но её героиня получилась слишком сильной, слишком упрямой и деятельной, не такой, какой должна быть безвольная, придавленная материнским авторитетом дочь, терпевшая сложившиеся обстоятельства до последнего. Читается тяжело – и смотрится тяжело, плюс прибавляется ощущение, будто подсмотрел в замочную скважину за всем этим адом, творящимся в интеллигентном обеспеченном семействе, загрузился по самые уши, а сделать с ним ничего не смог. Ощущение не то чтобы вины – скорее той бесполезности, когда за себя постоять можешь, а за других нет, потому что кто-то там наверху решил, что так надо. Но ещё тяжелее от беспрестанного смеха в зале, от встречаемых в Интернете заявлений, что-де книжка «Похороните меня за плинтусом» - ржачная чернушная комедия, а фильм получился больно скучным… да, у Санаева нарочито наивный «детский» язык, но лично мне от него становилось более жутко читать, чем если бы этот язык был сухим и точным, как милицейская сводка: как-никак, «детский» язык органично смотрится в каких-нибудь «Денискиных рассказах», а в описании невыносимого детства в когтях тронутой старухи он вступает с содержанием в резкий диссонанс. Я уж молчу о том, что нашлись и те, для кого данное кино стало всего лишь очередным поводом заявить: «Как же я ненавижу совок!», при том что 90% заявляющих никогда не жили в СССР, либо пообсуждать сходства и различия между персонажами и их предполагаемыми прототипами из числа родственников Санаева (читай – поворошить чужое грязное бельё). Кто не собирается веселиться и «актуализировать» - тому добро пожаловать на просмотр, без эмоций не уйдёте.
Ушла – не без оных – и я, завтра мне после месяца отсутствия на уроках физики, возможно, придётся писать по ней контру, а вечером идти в театр. До новой рецензии)

Предполагаемого шанса выспаться в воскресенье у меня не было: спустя несколько часов после моего отбоя на рассвете бабушке утром вызвали скорую. Затем я немного подождала, пока не приедет с работы папа, но, узнав, что он будет позже обычного, ждать больше не стала и после обеда, закинув в торбу плеер (порванные карманы мне зашили, так что теперь туда не то что плеер – даже рука еле влазит), вывалилась в предвечерние сумерки. Нужно было докупать билеты на январь, и я поехала на Арбатскую с намерением отовариться в своей любимой кассе и отправиться бродить по Ордынке, видов которой мне показалось мало за две поездки на олимпиады. Однако в кассе была не моя знакомая кассирша, а другая тётка, с которой крайне сложно было общаться – не обращая внимания на то, что я со списком, она забегала вперёд, запутывала меня, так что возвращаться назад и разбираться мне надоело очень быстро. К тому же дешёвых билетов в районе 100-200 рублей, которые всегда первыми предлагала мне моя знакомая, у неё не находилось в принципе – все расценки начинались от 300 с лишним и выше, остальное, дескать, уже раскупили. Я, конечно, понимаю, что новогодние каникулы общие для всех и на них спрос больше, чем на школьные, но тем не менее у меня закралось подозрение, что мне просто не хотят продавать подешевле, и, взяв только два билета на Бронную, я решила подъехать позже ещё раз, созвонившись со знакомой кассиршей, чтобы точно застать именно её. Однако в шаговой доступности находилось два театра, не дающих билеты в городские кассы, и прежде, чем гулять, я пошагала по Арбату к ним – то бишь первым делом к Вахтанговке. Там я быстренько приобрела ещё три билета, тут же забыла об их количестве и переместилась к кассе театра Симонова, что перед Стеной; хоть репертуара ещё не было на сайте, там он уже был, вот только билеты пока не продавали – но я хотя бы узнала, что они там недешёвые, и ещё подумаю, брать мне туда билет на что-нибудь или же нет. Покончив с шоппингом, я развернулась на 180 градусов и, двигаясь в обратном направлении, привычно проверяла содержимое конверта с билетами и кошелька… как вдруг, сопоставив суммарную стоимость билетов с оставшимися у меня после закупки деньгами, заметила исчезновение лишних ста рублей. Смирившись с тем, что меня обсчитали или я выронила купюру из кошелька, как с обидным, но непоправимым фактом, я забыла о нём и, перейдя с Арбата на Гоголевский бульвар, пришла по нему на Кропоткинскую и вместо того, чтобы, как планировала, дойти до Ордынки, машинально свернула на Остоженку и пошла по ней до Парка Культуры. Там я спустилась в подземку и только в вагоне, достав свой список и посмотрев вычеркнутые спектакли, на которые купила билеты, поняла, что сотку я не проебала, а потратила на билет, просто у меня в конверте билетов в Вахтанговку не три, а два – то бишь проебала я билет. Оказавшись дома, я туда позвонила и узнала, что потеря благополучно найдена и ждёт моего возвращения (при этом меня назвали мальчиком… ну ладно по виду я сойду, но по голосу-то!..), а также вспомнила, что на понедельник училкой по зарубежной истории была назначена ролевая по Французской революции, как в прошлом году – по Реформации, а у меня, представителя якобинцев, и конь не валялся. Посему понедельник я решила пробить, снова просидела за монитором до рассвета и снова была разбужена утром, не то чтобы очень рано, но, по крайней мере, до обеда. Пострадав ерундой, я отправилась выручать свой билет – доехала до Смоленской, дошла по Арбату до Вахтанговки, забрала пропажу и двинулась дальше, до Арбатской, к театральной кассе, в надежде застать знакомую кассиршу – но была всё та же, и я забила и пошла гулять по бульварам при фонарях. Никитский – с заходом в театр у Никитских ворот в обломившейся надежде на недорогие билеты. Тверской, Пушкинская площадь – пришлось поплутать по подземным переходам. Страстной – умерла батарейка плеера, Петровский, Трубная площадь – пора было закругляться. Я прошла ещё свой родной Цветной до конца, под бьющее по мозгам неумолчное монотонное гудение автомобильных пробок, затем вернулась к метро и приехала домой. Вторник не ознаменовался ничем особенным, кроме того, что мы с Асей таки сподобились купить в монастырской трапезной упаковку постных оладьев с маком и изюмом и осилить по три штуки, а ещё три я утащила домой подкормить родню, напрочь забыв, что покупали мы не в складчину, а на Асёнином добровольном пожертвовании. Четверг порадовал отсутствием последней пары русского, и в честь сего знаменательного события мы с Асей, как раз успевшие пообедать в монастыре пирожками, прошлись пешком по ЧП. Оказавшись дома и сев обедать, я осознала, что мне настолько не терпится снова отправиться гулять, что кусок мне решительно не лезет в горло, и после нескольких минут бесплодных попыток сосредоточиться на еде я забила на всё и пошла бродить по вечернему району – в библиотеку, мимо храма, растворившегося в кофейных сумерках и видного благодаря только отсветам от фонарей и окон на куполах да собственным окнам, вдоль дороги до метро, по неузнаваемым из-за новостроек, непроходимым из-за проваливающейся под ногами грязи и перегороженным местам «раскопок» подземных коммуникаций дворам, просто по улицам и аллеям – конечно же, с Нашим в ушах. Сон с половины третьего в ночь на пятницу, сон с половины четвёртого в ночь на субботу – и сегодня у меня весьма удачно сдох будильник, позволив мне выспаться до одиннадцати. Но в школу к последней паре я таки приехала – соскучилась по зарубежной литературе, моему давно не используемому из-за олимпиад и всегда поднимающему настроение поводу пообсуждать с умными людьми любимую литературу и немного – театр.
Теперь – сумбурно:
1)Давно создала и всё никак не открою сообщество для фотографий и рисунков с кофе. Надеюсь, что найдутся ещё фетишисты вроде меня. Вообще замечаю, что в текущем учебном году у меня прибавилось новых фетишей, в том числе касательно одежды, чего раньше за мной замечаемо не было. Впрочем, это скорее хорошо, чем плохо. Также ушло частично или полностью несколько старых – в частности, начал притупляться коллекционерский азарт (взрослею, ёпта?..).
2)Незаметно началась календарная зима – с температурой до +10, зелёной травкой, дождями и туманами. Не то чтобы это напрягало, но в такое межсезонье у меня всегда нестабильное настроение, мечущееся из крайности в крайность – от извратно-прушного до мизантропически-меланхоличного. Каждой крайности соответствует своя музыка. Свои стихи не пишутся, зато запоем читаются чужие, учебные дни тянутся медленно и муторно, несмотря на навык создавать себе халяву на ровном месте.
3)Волосы начали отрастать и лезть в лицо, пытаясь изобразить непредусмотренную чёлку. Возникла охота снова пойти в парикмахерскую и отстричь всё лишнее. Начинает казаться, что отстригание может затягивать, как татуаж или пирсинг – стоит начать, и остановиться сложно. Я сама об этом прекрасно помню, но всё же – напоминайте мне почаще на всякий случай, что стрижка под бобра/ежа мне не пойдёт.
4)Недавно (не помню уже, когда именно) приснился бред: еду с мамой в метро, читаю, как обычно, книжку. К маме подходит толстая монашка в католической рясе, с большим и тяжёлым металлическим крестом на шее, и начинает что-то говорить. Я поначалу не обращаю на это внимание, но потом понимаю, что треплется одна монашка, а мама моя молчит, и, взглянув на маму, увидела, что та сидит замерев, уставив в монашку остекленелый взгляд. Сообразив, что имеет место быть гипноз, я быстро сунула свою раскрытую книжку маме под нос, прерывая визуальный контакт, и монашка с завидной прытью убежала в противоположный конец вагона, мама очнулась, я же – проснулась. К чему бы?..
(Теперь пишу рецензию, не отвлекать))

Прободрствовав в субботу до половины пятого утра, я умудрилась проснуться в воскресенье раньше полудня. Весь день субботы, всю ночь и всё воскресное утро шёл дождь, а к обеду прояснилось и стало так тепло и хорошо, что грешно было бы оставаться без веской причины в четырёх стенах. И я решила забить на кино, тем паче что Художественный мог предложить мне только Чудо на шесть вечера, а так же и на метро, ведь о способе добраться от своей периферии до центра я задумалась ещё тогда, когда заблудилась, хотя мысли на эту тему возникали и раньше. Посему я засунула плеер в карман, включила в ушах Наше радио и отправилась за железнодорожную линию, вышла на Можайское и пошагала вдоль. Солнце светило по-мартовски прямыми греющими лучами, влажно блестевшая зелёная трава усиливала ощущение на денёк заглянувшей весны, но когда Можайское плавно перетекло в Бутусовский проспект, солнце скрылось, начали постепенно опускаться приятные сумерки. Зайдя по дороге в тамошний салон элитных аквариумов, где продавались только весьма большие рыбины и среди них маячил в клетке одинокий тукан, я дошла до Славянского бульвара и прошла по алее яблоневого сада, где все деревья уже стояли обнажёнными во всём гротескном великолепии своих перекрученных стволов, затем двинулась дальше. Когда я добралась до парка Победы и пошагала по крайней аллее из его конца к началу, начало еле уловимо моросить – лужи рябило, но на лицо падала одна холодная капля раз в несколько минут и таяла, как снежинка. Стоило мне миновать площадь и начать удаляться от парка, как зажглись фонари; у меня за спиной оставалось чертовски красивое зрелище – над подсвеченным парком быстро неслись по серебристо-седому небу тёмные дождевые облака, а впереди поднимались не менее впечатляющие зиккураты небоскрёбов Сити с подъёмными кранами на недостроенных верхушках. У меня хватило бы сил дойти до Арбатской и дальше, но время приближалось к вечеру, поэтому я ограничилась постановкой конечного пункта маршрута на Бутусовской и оттуда вернулась на метро до родной Молодёги. Домой оттуда я пошла через дворы, решив – Бог троицу любит – забить ещё и на воцарившуюся там темнотень, худо-бедно нарушаемую только горящими окнами домов, и даже сделать по этим дворам ностальгический крюк вместо привычного следования прямому вектору кратчайшего пути. Прободрствовав до примерно четырёх утра, я худо-бедно ограничилась двумя часами сна и героически приехала в школу на биологию, где помимо всего прочего нам показали кусочек фильма BBC про йифф преимущества полового размножения в сравнении с клонированием. На последней, не считая снова миновавшую нас литературу, паре состоялась контра по зарубежной истории, на которой у историчке проснулась тяга к рукоприкладству. Сначала она вздумала посадить нас по шесть человек в ряду, и поскольку никто из сидящих на задних партах пересаживаться на передние не захотел, она решила пересадить нас с Настей с передней парты на последнюю, подкрепив свои малопонятные изречения попыткой перетащить меня за локоть. Я переместилась самостоятельно, но когда контра была благополучно мною дописана и я осталась сидеть в ожидании, когда Настя не без моей помощи составит последнее предложение своей работы о Локке и Гоббсе, историчка подошла снова и спросила, закончила ли я. Я ответила, что закончила, но жду, чтобы вместе сдать и свалить, а она внезапно поинтересовалась, куда я собираюсь поступать, и услышав, что на театроведение в Рагу или ГИТИС, заявила, что полагала, будто я обладаю более точными знаниями. Я не сразу впилила, о чём она; Настя же сочла, что она о точных науках, и сообщила, что с математикой у меня хреново, а историчка ответствовала, что она не об этом, ибо, дескать, среди гуманитарных наук тоже есть более точные – видимо, это была её неудачная шутка, выражающая её разочарование в моих интеллектуальных возможностях. Затем она попыталась самостоятельно поднять меня с места за плечи и выпроводить, но я опять её опередила и вышла дожидаться Насти в коридоре. Во вторник нас было мало народу, а домашки по истории я не сделала, при том что историчка наверняка должна была с меня её потребовать, посему я с удовольствием составила компанию Даше в прогуливании второй пары; поскольку ей было в принципе всё равно, где скоротать время, а мне хотелось кофе, и мы зарулили в Кофе Хаус на Маросейке и сели в первом зале на диванчик под окном. Даша заказала чай пуэр и бутерброд, я – как обычно, тупо кофе без сахара и молока; сначала я хотела дождаться, пока чай у неё остынет, и попробовать, что это за зверь, но так и забыла, зато когда совсем остыл уже и мой кофе, периодически забываемый в разговорах, у Даши нашёлся мандарин, который мы разделили пополам (всё-таки это чертовски вкусно – заедать кофе мандаринами!). Под конец посиделок к нам заглянула Лада (всё-таки я чертовски соскучилась по этому позитивному человеку!), а к концу пары мы все разошлись от лицея в разные стороны – я, в частности, на социологию, на которой нас было четыре (после первой половины пары – три) человека. В среду я благополучно прогуляла первую пару информатики, а в четверг, после того, как история прошла без обращений исторички к моей персоне, мы с Асей, вспомнив древнегреческий глагол proeballo, переводящийся как «двигать вперёд», решили двинуть вперёд последнюю пару русского. Сперва мы пришли в монастырскую трапезную, где я предложила Асе съесть по пирожку, но она упорно отказалась, и я, взяв, как обычно, парочку с картошкой, решила есть на ходу; по дороге аппетит в Асе таки проснулся, и второй пирожок был пожертвован ей. Шли мы переулками подальше от родного лицея, и когда вышли на Покровку, в нас проснулся топографический кретинизм, и мы стали искать Белые Облака в противоположном направлении, пока не упёрлись в поворот на ЧП. Пришлось разворачиваться на 180 градусов, и в итоге мне удалось зайти в Облака и купить колбасы, после чего мы дошли до метро и разъехались по домам. Сегодня я проснулась с болью в горле, притащилась на контрольную по алгебре, а вскоре после возвращения домой с французского, на котором с месяц не была, отправилась гулять с Нашим в ушах куда глаза глядят – до метро и мимо, на каштановую аллею за Рублёвским шоссе, частое место моего обитания в далёком детстве. Быстро стемнело и зажглись фонари, небо заслоняли однотипные новостройки, и уже невозможно было вспомнить, что раньше было на их месте; из неизменного остался только детский дворик – ряд качелей и песочница, с которой уже спёрли «грибок», были там столько, сколько я себя помню. Естественно, я ностальгически немного покачалась, и сквозь врубленного на полную громкость «Беспечного ангела» какая-то сердобольная бабулька чудом докричалась до меня, что эти качели неисправны и я могу навернуться; я дождалась конца песни и слезла – старость не радость: устали ноги и поясница. Возвращалась дворами, в которых очень давно не бывала, мимо многолетних строек, по любимому микрорайону-«островку» на возвышенности, продуваемой всеми ветрами, дотягивающейся фонарными столбами до мутной растущей луны… Так и закончилась неделя, показавшаяся, несмотря на все многочисленные прогулы, длинной и тяжёлой – видимо, с непривычки после затянувшихся каникул. Завтра у меня опять окружная олимпиада, на сей раз по литературе, и снова театр, так что до завтра и прощаюсь)

Среда, с которой продолжилась моя прерванная халявным вторником минувшая учебная неделя, порадовала инглишем, на котором мне вернули моё написанное на перемене на подоконнике эссе и письмо с самостоятельной классной работы: за первое – кол, за второе – два, остальной класс, хоть и тоже не ахти как написавший, нервно покуривал в кустиках по сравнению с такими колоритными оценками. Эссе не было даже проверено, в нём просто было подсчитано количество слов – получилось 155, что на пару десятков превышает предусмотренный ЕГЭ лимит, а это уже не комильфо: словом меньше, словом больше нормы – и считай, работу ты не писал (интересно, подсчитывала ли училка слова в остальных эссе?). В письме была подчёркнута и снабжена тремя вопросительными знаками подпись (имя-фамилия-класс и дата), относящаяся не к нему, а к работе в целом, в его начале и конце проставлено по непонятному ряду из трёх галочек в каждом, плюс подчёркнуто шесть мест текста, из которых Ася при моём согласии идентифицировала как негрубые ошибки только два. Очевидно, что это учительская мстя за то, что я написала обе работы в каждой строчке листа и оставила их у неё после того, как она сообщила мне о том, что тексты полагается писать с пропуском строчек, уже тогда, когда я их закончила и принесла ей сдавать. Не менее весело было и в четверг на истории, когда я получила два за своё большое подробное сочинение об отмене крепостного права с надписью «не по теме?» (ей-богу, это был именно вопросительный знак), и к тому же мою классную работу в лице составленной по бестолковому учебнику таблицы историчка тоже не зачла. Поскольку же русичка продолжала болеть, пар в четверг было не три, а две, и, пораньше оказавшись дома, я после обеда захватила плеер с Нашим радио и отправилась гулять в компании света фонарей. Перешла через пути, дошла до зоомагазина, зашла поглазеть, да и пошла дальше вдоль Можайского, пока не добралась до высоких домов на перекрёстке, всегда привлекавших к себе мой взгляд, когда я сотни раз проезжала мимо – не зная, что не так уж они и далеко и что вполне быстро можно дойти до них от дома. Оттуда можно было бы идти хоть до Славянского бульвара, хоть до самого парка Победы, но, во-первых, время было уже позднее, а во-вторых, меня уже занимала другая цель – желание заблудиться в окрестностях этих величественных домов. И я свернула к ним от перекрёстка, намереваясь пройти мимо них к какому-нибудь параллельному шоссе, но они, конечно же, были огорожены, так что я, поплутав по дворам, вышла к какой-то улице, как выяснилось впоследствии – имени некоего Ращупкина, которая тоже вроде бы была параллелью. Я пошла по ней, но она упёрлась в какой-то перпендикуляр, как я теперь вижу по карте – имени Багрицкого, и по нему я вышла на третью параллель, оказавшуюся улицей Красных зорь – мне это показалось чертовски красивым названием, к тому же я поняла, что действительно заблудилась, как и хотела. Железная дорога тянулась на противоположной стороне, но я уже не была уверена в том, что движусь вдоль неё в правильном направлении – то бишь что я точно приближаюсь к родным пенатам, а не отдаляюсь от них. Однако я не изменила раз выбранному вектору и с приподнявшимся благодаря исполнившемуся желанию настроением (даже начала подпевать радио) пошагала по Красным зорям… пока не поняла, что заблудиться всё-таки проще, чем сориентироваться на незнакомой местности, а местность тем временем становилась всё глуше, безлюднее и темнее, и пешеходная дорога всё сильнее отклонялась в сторону от автодороги с сопутствующей ей линией жд. И я решила больше не играть в скаута и вернуться на Можайское, для чего ломанулась вбок во дворы Красных зорь… и оказалась, не сразу поверив глазам, перед респектабельных размеров прудом, окружённым домами, чьи огни отражались в нём, и обсиженным перекликающимися утками: должен же у улицы с красивым названием быть не менее красивый вид (см. неудачное фото внизу)!.. А пройдя мимо пруда, я вышла на Можайское как раз возле зоомагазина и привычным маршрутом вернулась домой, проплутав в общей сложности около двух часов. В пятницу снова не пришла наша англичанка, и мы в составе трети класса по традиции засели в Кофе Хаусе пить кофе (американо у них стал крепче, что не может не радовать), курить и трепаться, после чего мне, также по традиции, стало крайне влом идти на французский, и я пошла домой. Легла пораньше – и лучше бы не ложилась: снились сначала какие-то пытки со стороны, потом – как будто мне самой вырывают целиком ногти. Было совсем не страшно, но больно, хотя не столько больно, сколько мерзко, – неэстетичное зрелище и во время, и особенно после, – а ещё интересно, отрастут ногти заново после этого или уже нет. Проснулась раньше будильника, больше засыпать не стала, но и вставать было очень влом, а надо – меня к девяти ждали в школе для препровождения на окружную олимпиаду по русскому. Четверых из нашего класса – меня, Асю, Аню и Валю – и ещё народ из параллельных 11-х, из 10-х, 9-го и, возможно, ещё 8-го потащили на метро до Кропоткинской, а именно – повёз наш школьный препод по, кажется, русскому, очень парившийся по поводу того, что некоторые забыли дома паспорта (я давеча этот грёбаный паспорт часа два вечером искала, перерыла всю квартиру, думала – придётся новый делать, а он нашёлся… в детской книжке про таблицу умножения), и называвший памятник Энгельсу памятником Достоевскому. От Кропоткинской он повёл нас в переулки Ордынки, 1-й, 2-й и 3-й Обыденские, где напротив храма Илии Обыденского располагалась пафосная гимназия с электронными воротами во двор и с холлом с аквариумом с большими рыбками, большой клеткой с попугайчиками и витриной с кубками и прочими наградами. Мы поднялись на нужный этаж, вошли в нужный кабинет, сели с Асей за одну парту, долго ждали; когда говорить стало не о чем, я положила голову на парту, спать не хотела, но от скуки заснула. Ася разбудила меня, когда принесли распечатки с олимпиадными заданиями; я успела напрочь отлежать левые ногу и руку и еле разлепила глаза, несколько секунд не втыкая, почему я проснулась в чужой школе, а не в своей, и почему от меня требуют ответов на такие сложные вопросы. Заданий было 12, их, если верить ремарке, взяли из прошлогоднего всероссийского тура, проходившего в Брянске (нехреново, да – а откуда тогда всероссийские задания для этого года возьмут?), и долгое время я тупила, просыпаясь, возясь с наиболее простыми. Проснулась окончательно я уже тогда, когда Ася сочла свой необходимый минимум сделанным и засобиралась; пробуждение выразилось в том, что меня пропёрло и я вскорости, когда Ася уже ушла, сделала все задания, кроме одного. К этому времени нас уже осталось 6 человек, из них пятеро – из одной параллели одной школы, и все быстренько ко мне пододвинулись и возжелали моей помощи; я поняла, что осилить оставшееся задание они мне не дадут, а если я засижусь ещё немного, у нас у всех будут одинаковые олимпиады и попробуй потом докажи, что это я придумала, и сдала работу. Сфотографировав из окна Илию Обыденского со старомосковскими крышами на переднем плане и куполом Христа Спасителя на заднем, я спустилась, вышла и, дабы не делать пересадки, дошла по Гоголевскому бульвару до Арбатской и уже оттуда поехала домой. А поскольку сегодня суббота, ждите вечером с рецензией)

Давеча свалив спать как обычно в районе третьего часа ночи, я заснула как убитая и проспала до 11-ти утра, когда всех разбудил пришедший с работы папа. Решительно ничего не успев сделать в инете, я постаралась пораньше выскочить из дому, ибо ещё с вечера наметила для себя программу максимум – разведать тогда ещё неизвестный мне зелёный уголок столицы, Кусково. В спешке забыв дома бандану, обычно худо-бедно спасавшую от солнца, я вывалилась в полуденный зной; обещания синоптиков о том, что сегодняшний день будет холоднее вчерашнего, явно преувеличивали, но хотя бы имел место свежий ветерок, да к тому же у меня не было выбора: либо гуляй, либо дома сиди, а в театре и кино ничего не светит. На маршрутке доехав до метро, я добиралась до станции Новогиреево с двумя пересадками на Курской и на Римской, и уже в вестибюле поняла, что зря поверила допотопному справочнику московских достопримечательностей вместо того, чтобы посмотреть по карте Яндекса: оба выхода не подразумевали выход к парку. Какая-то молодая пара уверенно сообщила мне, что до Кусково надо будет ехать такими-то автобусами, и я вышла туда, где были ихние остановки; один из названных автобусов тут же подъехал, я в очереди на вход спросила какую-то старушку, доеду ли до Кусково, а она так же уверенно ответила, что не доеду и что мне нужны такие-то троллейбусы на противоположной стороне Зелёного проспекта. Решив поверить более опытному человеку, я перебралась на ту самую сторону, на остановке решила уточнить у ещё одной бабушки; бабушка честно сказала, что не знает, однако принялась перечислять всё, что я могу сейчас сделать (пойти туда да растуда, будто я сама не догадаюсь). С трудом переждав словесный понос и вычленив из него только то, что с Зелёного я в Кусково не уеду, а уеду со Свободного, я потопала на Свободный, проходивший перпендикуляром к Зелёному, не обнаружила там никаких остановок вообще и дёрнула по нему пешком, завидев впереди Макдональдс, который упомянула молодая пара перед тем, как перечислять мне автобусы. Ещё одна спрошенная на этом пути на всякий случай тётка, сначала было вообще заявив, что лучше мне добираться на метро, потом подтвердила, что мне надо идти прямо до упора, а уж там мне кто-нибудь да покажет; я пёрла до тех пор, пока не кончился проспект и не свернулись петлёй, обозначая конечную, сопровождавшие меня на пути по нему трамвайные рельсы, и тогда мне пришлось опять спрашивать дорогу – мне снова попалась бабушка. Да, она весьма подробно описала мне дальнейший маршрут, но когда я сказала «ага» и поблагодарила, она принялась повторять его мне по второму кругу слово в слово; я дослушала, снова дала понять, что запомнила и удаляюсь, но она завела шарманку в третий раз, а когда зашла на четвёртый прогон, я, поскольку у меня уже мозги заныли, тупо развернулась и невежливо ушла по этому самому маршруту. А именно – перешла дорогу, нырнула в проход под железнодорожными путями, вышла в какую-то промзону, поплутала там по дорогам, не предусматривающим пешеходной зоны, между гаражами и сход-развалами, прошла под автомостом и только тогда увидела скромную табличку, сообщающую, что деревья передо мной – это уже Кусковский лесопарк. Я с удовольствием вошла под сень ветвей на безлюдную аллею, направилась к видневшимся в её конце признакам цивилизации, надеясь выбрести к усадьбе; но не всё оказалось так просто: передо мной возникла дорога, отделяющая лесопарк от забора, огораживающего территорию с виднеющимися вдали зданиями – по территории гуляли люди, а стало быть, туда можно попасть, а раз можно попасть – значит, нужно попасть. Я пошла по краю дороги (обочина слишком заросла, благо автомобили проезжали по дороге нечасто, всё больше велосипедисты) вдоль этого забора, пока впереди не замаячила водная гладь; по приближении выяснилось, что забор действительно принадлежал территории усадьбы, что в заборе есть ворота, а у ворот касса, что вода – это огромное живописное озеро с зелёной шапкой острова посередине, и что последнее привлекало меня в первую очередь, а первое может подождать. Я спустилась к воде, с наслаждением растянулась на чуть влажной траве солнечного склона берега, скинув торбу и туфли; на воде крякали кряквы, ныряли нырки, пролетали чайки, с плеском ударялись об воду и снова взлетали, на лету отряхиваясь, что-то выхватив из воды, по камням пристани расхаживали окольцованные белые голуби, на траве лежали редкие отдыхающие, бродил красавец колли, которого я приметила ещё по приближении к озеру. И тут этот красавец живописно возник на верху склона, на котором я лежала, и замер в эффектной выставочной позе; я потянулась за фотоаппаратом – колли начал приближаться и после вспышки снова остановился, сел, явно позируя в стиле «Лесси смотрит вдаль». Так он немного посидел, поглядывая на меня, и, убедившись, что я, улёгшись на живот лицом к нему, разговариваю с ним вполне доброжелательно, подошёл; я протянула руку, он её обнюхал, лизнул и смело попёр на меня, чуть не поцеловал, но я села, стала гладить его густую, мягкую и лёгкую шерсть, а он сел возле меня, ласкался, лез целоваться, потом убежал проведать хозяйку, читавшую на лавке. Так он приходил ещё пару раз, потом я встала, направилась к кассе… и прочитала объявление, что 22-го числа она закрыта, сунулась к охраннику – а он послал меня в кассу с противоположной стороны усадьбы, для чего предложил обойти озеро по кругу; я немного повозмущалась, что пока я дойду, усадьба как раз закроется, но он сообщил, что ничем мне помочь не сможет, и я попёрла. На повороте пропалила невысокую развалину, использующуюся, судя по всему, под туалет и бомжатник, сфотографировала граффити; на противоположном берегу озера, куда я завернула, сквозь необычайно прозрачную воду были видны мели с песчаным или заросшим водорослями дном. Я шла, пока не упёрлась в залив, отходящий от озера вглубь берега; с мысика, образованного углом между озером и заливом, уже можно было рассмотреть во всей их красе стоящие на противоположном берегу здания главного дворца усадьбы и церкви Спаса Нерукотворного с колокольней на фоне аллеи постриженных в виде шаров деревьев. Через залив не было моста, его надо было обходить, и я спустилась к воде посмотреть, как долго он тянется, и сфотографировать его – он оказался мелким и заросшим, и конца ему видно не было; с противоположного берега устья залива девушка бросала овчарке палку в воду до самого моего берега, и та, прыгая, на секунду погружалась с головой, плыла за палкой, приносила её, вылезала, отряхивалась и снова прыгала. Я же потопала вдоль берега залива, и только когда вдруг сильно пахнуло от него невыносимой вонью склизкой протухшей воды, у меня появился повод отойти оттуда – я углядела неподалёку под деревьями одинокого деревянного идола и пошагала к нему напрямки по сырой в тени траве. Идол с полуприкрытыми глазами и лежащими на длинной дудочке ладонями оказался на редкость умиротворяющим на вид, а поблизости от него оказалась стоящая на одной из аллей лесопарка палатка, где я приобрела пачку сухариков с зеленью и вернулась на свой маршрут, бодро хрустя этой заменой полноценного обеда. Там залив как раз заканчивался, то есть заканчивалась вода, а овраг ещё несколько десятков метров продолжался, и хоть запросто можно было пройти немного и обойти его, над оврагом, словно в насмешку над моим проделанным от озера в глубь путём, был перекинут мост. Миновав его, я двинулась по противоположному берегу залива обратно к озеру мимо незаросшего участка, где прозрачная вода позволяла видеть, как плавают под водой ныряющие утки; когда я дошла до устья залива, недолго уже оставалось до той самой второй кассы, и объявление на ней гласило, что вход на территорию обеспечивает билет в один из усадебных музеев. Я меркантильно выбрала самый дешёвый билет, в некий Итальянский домик, обошедшийся мне всего в 20 рублей, и пошла гулять по усадебному парку; парк состоял из геометрически строго сходящихся и расходящихся аллей остриженных деревьев, высаженных через равные промежутки и не дающих тени, ровно выложенных квадратных клумб, псевдоантичных статуй и стел, и только по перифериям деревья давали тень, а малохоженые аллеи заросли подорожником. Туда, на периферию, которую я и видела за забором, пока шла от промзоны к озёрам, я и сбежала от зрелища изнасилованной природы и обнаружила маленькую площадку с четырьмя статуями по углам – Вулкана, Бахуса, Меркурия, которому к ногам складывали монетки, и неказистого «духа Кусково», с которым фотографировались. Читать дальше!

Спать я вчера ушла поздно – часу в третьем, но сделала это, однако, весьма опрометчиво: когда я прослушала пару песен по Нашему, по мою душу заявился один-единственный комар, зато явно голодный и опытный. Его не останавливало, как других его собратьев, то, что я набрасывала на ухо угол одеяла – садился на лоб, а когда я забралась под одеяло с головой, один нос выставив, навалилась такая жара, что я, как в бане, только и делала, что вытирала пот пододеяльником вместе со слезающими ошмётками шкуры да прислушивалась к писку комара снаружи, который не упускал случая укусить показавшуюся из-под одеяла ногу или руку. Услышав, что грузят мусор, а стало быть, уже четыре, я понадеялась, что насекомое наелось и легло спать, и с облегчением откинула одеяло; полежав на спине и переждав шум мусоровоза, я уловила шорох дождя – комары, знала я, во время дождя неактивны, и я спокойно повернулась на бок – спать. Не тут-то было – агрессор вернулся, я снова забралась в париловку, но долго не вынесла, вылезла опять и, когда комар начал одолевать снова, решила просто отмахиваться от него – авось либо он отстанет, либо я умаюсь и засну. Фигушки – атаки комара были столь частыми, что, когда окончательно посветлело в районе семи, я смирилась с тем, что ночь проведу без сна, прогулялась до окна, вернувшись, ещё немного послушала Наше, ещё немного полежала… дремота сморила меня незадолго до того, как в девять утра прозвенел будильник, пришлось со скрипом вставать – как обычно, чувствовала я себя бодрячком, но только не глаза: они как никогда возмущённо слипались и щипали, даже когда я, уже собравшись, вывалилась на улицу, сигналом к старту сочтя sms Ушастой, как обычно собирающейся подъехать раньше нашего неизменного времени встречи – 11-ти утра. Прокатившись на кружном автобусе, я не обнаружила Ушастую у Евросети и, пройдя транзитом через Трамплин, нашла её с противоположной стороны, да ещё и в костюме японской проститутки школьницы, состоящем из платьешортов, юбки, кулона Мисы-Мисы и сумки с нею же. Мы поехали на Курскую в какой-то найденный Ушастой посредством инета тамошний аниме-магазин, где всё дешевле, покупать ей нечьи уши; у неё был лист с распечатанными с анимешных форумов добираловами, каждое из которых указывало какие-то новые ориентиры и направления. В итоге мы вышли из метро на платформу Курского вокзала, выбрались оттуда к самому зданию вокзала, соединённому с торговым центром «Атриум» стеклянным надземным переходом, вспомнили, что в этом самом здании искомый магазин и должен быть, и стали заходить во все двери подряд, минуя короткие сквозные коридоры со входами во множество всевозможных магазинчиков. Наконец, я приметила большого плюшевого Тоторо – ориентир, свойственный и Аниме-раю – и мы вошли в уютный закуток, полки которого были заставлены богатым выбором относительно недорогих фигурок, за покупку которых, впрочем, меня всё равно жаба задушила бы; какой-то фотограф снимал фигурки с треноги, ставя их в трёхстенный ящик с синим задником. Но особенно меня порадовала полка с множеством крошечных, как из шоколадных яиц, пластмассовых Тоторо и Котобусов, и как только Ушастая стала счастливым обладателем чёрных ушей и хвоста общей стоимостью в полтыщи, как я выбрала и приобрела самого приглянувшегося Тоторо (на фото внизу) за 150 рублей; потом Ушастая ещё приглядела и не смогла не купить клёвый значок в виде сердечка с её любимыми персонажами Bleach – Ичиго и Гриммджо, – словно специально для неё сделанный. С приобретениями мы покинули вокзал, вернулись в метро, и я, вспомнив про Европарк при виде Атриума, с согласия Ушастой решила её туда затащить; сказано-сделано: доехали до Киевской, вошли в Европарк, добрались до нужного этажа, начали обход с Хитзоны, где Ушастая с непривычки надолго зависла в сувенирном отделе, а я весьма порадовалась увеличившемуся ассортименту DnDшных бустеров (надеюсь, таким он продержится до сентября). Потом я прилипла к полке коллекционных миниатюр автомобилей из серии 60-70-х, но их там осталось мало, всё лучшее разобрали, оставив из Шевролей только такую же, как у меня, Камаро, да Номад, и ни одного Чарджера и даже ни одного Кадиллака. Только оттуда мы пришли в «медвежатник» Build-a-Bear Workshop, где нас встретили соскучившиеся по людям консультанты с предложением помощи, но я сообщила, что моему медведю из этого магазина уже две недели, и теперь я привела в это славное местечко неофита; одна из консультантш узрела на сумке Ушастой большой значок с надписью «НЯ», озвучила сие радостное открытие и посоветовала нам «покаваиться», спросив, сама ли я проведу экскурсию – я подтвердила, что сама. Ушастая пропалила всех зверей (как я и ожидала, больше всех ей приглянулся заяц, который "Длинные уши", так что есть шанс на её др притащить её туда его покупать), посмотрела, как кому-то набивают медведя (их, как взрослых людей, прыгать и прочие ритуалы выполнять не заставляли), прошлась по медвежьей одежде, и мы вышли; в магазинчик для самых маленьких смотреть труёвую крепость она заходить отказалась наотрез, зато отменно поржала при звуках резиновой коровы, обнаруженной мною в тамошнем магазинчике приколов, и изучила ассортимент тамошнего анимешного закуточка. Сочтя исполненной свою просветительскую миссию, я вывела Ушастую из Европарка, и мы поехали в парк Победы; там мы уселись на бордюре фонтана, и Ушастая принялась пришпиливать к волосам уши, а к заднице прикалывать на булавке хвост, а я, уговорив любезно предложенное ею яблоко, скинула босоножки и, закатав джинсы выше колен, прогулялась по фонтану вдоль периметра, потом просто посидела-побрызгалась. Ушастая, закончив с установкой новых частей тела, принялась сосать купленный в переходе леденец в виде клубнички и потащила меня дать круг по площади, дабы похвастаться, и я потопала босиком по мостовой, очень быстро высохнув на припекающем солнце; во время этого моциона мы обошли два ряда палаток со всяческой сувенирнёй, и я приглядела себе и приобрела симпатичный кожано-верёвочно-металлический браслет всего за сто рублей, который продавщица так душевно затянула на моей руке, что дома я смогла его снять только с маминой помощью. Потом мы направились на Поклонную гору, забрались на свой любимый склон, смотрящий на пути и стройки, я улеглась в траву – ещё немного влажная от утреннего дождя, она при этом уже прогрелась на солнце, от неё исходил такой густой аромат, что поначалу сложно было дышать; сверху грело, пробегал прохладный ветерок, снизу щекотали стебли, ползали муравьи, вмиг облепившие бутылку кваса, приготовленного мамой Ушастой, которую я у неё тырила утолять жажду и которую бросила в траву. Мы, как обычно, трепались, просто расслаблялись, угадывали, на что похожи облака, фотографировались, слушали с плеера Ушастой подборку песен с Нашего радио, подпевали, Ушастая пыталась посредством sms-ок выпинать Костю присоединиться к нам, но он отплевался, и потом я, играясь на её мобильнике, ещё немножко ему пофлудила. Когда нам надоело лежать или сидеть на холме, мы отправились, подпевая плееру, ещё немного побродить; когда спустились обратно на площадь, я за несколько десятков метров уловила повышенный интерес к нашим персонам со стороны двух гламурок, даже начала приглядываться – не знаю ли я их откуда-нибудь часом. Приглядывание ни к чему не привело, а с расстояния десятка шагов одна помахала нам рукой – на всякий случай я махнула тоже, мы поравнялись, и выяснилось, что эти личности мне незнакомы; они спросили, не видели ли мы компанию человек в 10, когда мы ответили отрицательно – попросили позвонить. Ушастая опрометчиво достала свою мобилу первой, но звонок оказался не единичным: одна из гламурок, блондинка, звонила, спрашивала чей-то номер, диктовала его по частям своей подруге, Ушастой и мне, мы запоминали цифры, повторяли их, она звонила по этому номеру, снова спрашивала и так далее несколько раз. Попутно у нас безуспешно попытались стрельнуть сигарет, поприставали к Ушастой: спросили, не эмо ли она (бугага конечно, хотя похожа), услышав, что она анимешник, поинтересовались, под кого она косит, Ушастая ответила, что под девушку-кошку (хотя я бы на её месте припугнула невеж страшными словами «отаку» и «нека»). Читать ещё чуть-чуть

P.S. всех с Перуновым днём.)

Позавчера я снова легла в районе половины двух, вчера же встала рано, прокуковала утро дома за главную, пока мама с бабушкой ходили за пенсией последней, а затем забила на все кино и выставки, поскольку до полудня стояла погода пока нежаркая, с прохладным ветерком, и решила провести день где-нибудь на природе. Выбор пал на Кузьминки, где я сто лет не была (с прошлого года или с позапрошлого, уже и не упомнишь), и я поехала туда с двумя пересадками, через Курскую и Таганку, потом встала на платформе без малейшего понятия о том, в какую сторону лучше выходить (в прошлый раз, если мне не изменяет память, я тоже долго искала дорогу до парка). Однако нашлась добрая тётя, подсказавшая мне не только куда выйти из метро, но и куда потом пойти по подземному переходу; я надеялась, двигаясь согласно её установке, что, когда поднимусь на поверхность, узнаю местность и вспомню, в какой стороне парк. Местность узнала, но направление не вспомнила и пошла интуитивно, вскоре, впрочем, всё-таки спросив дорогу – оказалось, что угадала или подсознательная память каким-то образом сработала. В любом случае, я дошла до входа в парк, взгромоздилась на бордюр фонтана с Жар-птицей, в водах которого чётко отражалась невидимая радуга, а ветер приятно бросался в лицо его брызгами, посидела и двинулась всё время вперёд и вперёд. Вскоре с гребня перевала открылся живописный вид на пруды, вдоль которых я и пошла; в первом пруду местные жители уже вовсю купались, несмотря на запрещающие знаки, загорали и пикниковали на песке пляжа или на траве взгорка, катались на лодках и водных велосипедах вдоль противоположного берега, а по центру медленно дефилировала спасательская моторка. Я посидела немного на берегу у самой воды, позавидовала немного (немного, потому что сама скоро поеду на дачу) купающимся, а последующие пруды были уже всецело отданы кувшинкам, росшим зелёными островками и цветущим желтыми кубышками, и уткам, опекающим подрастающее поколение; там я тоже спускалась к мелководью пофотографировать, понаблюдать за живностью, просто отдохнуть в тени от нарастающего зноя. После всей этой красоты я вышла к дороге и Влахернскому храму, пошла по аллее вдоль различных построек Голицынской усадьбы, в различные музеи которых я снова поленилась заходить, а когда опять замаячили между деревьями пруды (а может, это уже была река), вырулила к ним, опять зашагала мимо праздных отдыхающих, а так же их детей и собак, и так до самой тропы, ведущей в московскую резиденцию Деда Мороза. Тропа эта была негостеприимно закрыта опущенным шлагбаумом, и я, как и в прошлый раз, пошла по пустырю под мерно потрескивающими линиями электропередач навстречу цивилизации, где я упустила автобус, но села на маршрутку и за 25 рублей с ветерком прокатилась до конечной, то бишь обратно до станции Кузьминки. Обернувшись таким образом до самой убийственной послеполуденной жары, я, прикупив газетку, поехала домой, страдать ерундой, пока Саус Парк по телеку не кончится; легла спать под богатырский мамин храп, проснулась утром, уже после полудня сначала моей маме позвонила мама Башмака, после чего я краем уха расслышала от первой, тут же засуетившейся и перевернувшей все книжные шкафы, что Башмак опять ни одной строчки не написал в эссе по русскому, а потом мне позвонили из театра «Человек», напомнили, что я сегодня к ним иду по записи нахаляву, попросили не опаздывать. После обеда мы с моей мамой поехали до метро, где она договорилась встретиться с мамой Башмака, опоздали на десять минут, но мамы Башмака не было; мы побродили туда-сюда вокруг метро, зашли внутрь, моя мама позвонила домой узнать, не звонили ли ей туда, и, чтобы не замёрзнуть от стояния на месте, я предложила выйти маме Башмака навстречу. Мы дошли до самого её дома и обратно, моя мама снова захотела позвонить домой – и углядела маму Башмака, стоящую в отдалении от метро; та заявила, что уже полчаса сидит на заборчике на входе во дворы (видимо, ожидала, что мы придём пешком) – так что немудрено, что мы её не заметили, интересно только, как она умудрилась не заметить нас. Состоялся чендж по принципу «на тебе Боже что нам негоже» - моя мама вручила маме Башмака папку с отксеренными ею из разных литературных источников листами, получила какую-то книжку для подготовки по ЕГЭ по алгебре, безуспешно попыталась сунуть ей деньги, и мы расстались, и я поехала на Арбатскую. Приехала, по Поварской и переулкам добежала до театра впритык, купила программку, встала поближе ко входу в зал; но спектакль опять задерживали, я успела съесть шоколадку, а администраторша всё так же всех встречала, требовала у неофитов загадать желание, предлагала всем программки, а когда все были в сборе, озвучила этакий эпиграф к спектаклю, дабы те, кто ещё не знает, что «Человек» - авангардный театр, были к этому готовы. Но вот зал открылся, я нагло устроилась в первом ряду, в самой середине, сделала морду топором, и хоть администраторша кинула в мою сторону пару красноречивых взглядов, связываться со мной никто не рискнул, и таким образом я бесплатно (!) смотрела полтора часа (!) хороший (!) спектакль с самого лучшего (!) места.
«Зигзаги» - посвящение Пушкину, но самого Пушкина, как реального исторического персонажа, автора художественных произведений, в нём нет. Есть Пушкин как вымышленный персонаж, герой художественных произведений, герой легендарный, практически архетипический. У главного действующего лица этого спектакля постоянно спрашивают: ты Пушкин? А он каждый раз упрямо отвечает: нет, не Пушкин. А значит, не гений, и, стало быть, злодейство, зато – сукин сын и за отца своего, суку, не в ответе. А может быть, всё-таки Пушкин?.. – с надеждой спрашивает у зала уже он сам. На этот вопрос зрителю предстоит ответить, посмотрев историю о нём – о его друзьях и женщинах, картах и вине, творческих муках и мучителях, одиночестве и гибели, – историю чувственную и жестокую, начинающуюся за здравие, заканчивающуюся за упокой. Озвучена она с помощью грубого юмора Франсуа Рабле, словесного жонглирования Даниила Хармса, эксцентричной поэзии современного эмигранта Владимира Друка и, конечно же, самого Пушкина – всё это органично сопровождает повествование и даже в виде диалогов чувствует себя вполне в своей тарелке; а когда слова заканчиваются, не менее доходчиво говорят марионеточно-акробатическая пластика, многочисленные символы и даже степ. Свет, навстречу которому уходит Не-Пушкин, декорации, ограниченные стенами с окнами, по которым можно залезать до самого потолка, как и в прошлый раз и, очевидно, как всегда, живые музыка и вокал – достойное и вполне привлекательное обрамление для этого зигзага, лишённого, как и «Entre nous», логики, зато не лишённого смысла; всё-таки театр «Человек» - недаром у него название глобальное – и проблемы ставит глобальные: «Есть я или нет меня?» и «Кто я?». И, посмотрев в этом театре уже два спектакля, могу уже с уверенностью заявлять: Алексей Агапов – замечательный актёр, с полной самоотдачей обливающийся на сцене потом и слезами, играющий на предельном натяжении нервов, и получается ярко, убедительно, любо-дорого посмотреть. Во многом благодаря нему «Зигзаги» мне понравились и я могу с чистой совестью порекомендовать их всем, не страдающим предрассудками относительно андеграундного театра.
По окончании спектакля я, попрощавшись с «Человеком» до следующего сезона, дотопала по Поварской до метро; было ещё светло, а подземный переход уже гремел исполняемой тамошним уличным оркестром «Машиной времени». И я вышла из этого перехода не в сторону Арбатской, а в сторону Арбата, где в такой час уже закрылись все бутики и он безраздельно принадлежал музыкантам и их слушателям, и прошлась по нему до Смоленской. Доехав до Молодёги и осуществив небольшой шоппинг для пропитания на сон грядущий, я на маршрутке приехала домой и теперь надеюсь лечь пораньше и встать пораньше, смотаться с родичами в Метро и начать собираться на дачу, куда я, вполне возможно, уеду уже послезавтра, а вернусь никак не позднее третьего июля. Но поскольку я и с дачи хоть пару раз да напишу, надолго не прощаюсь)

Вчера вечером мы с Ушастой долго и мучительно обсуждали крайне скромное расписание сеансов Рок-волны в московских кинотеатрах, а именно – что слишком рано, что слишком поздно, а что может оказаться слишком дорого, и даже рассматривали возможность просто погулять где-нибудь с утра, дабы на фильм я выбралась когда-нибудь потом. Сомнения в успешности нашей первоначальной задумки развеял мой вечерний звонок в кинотеатр Ролан – там на сеанс на 12 нам пообещали билеты по 120, и мы ушли спать, будучи абсолютно спокойными насчёт сегодняшнего дня; следует добавить, что я уползла из-за монитора и телека по собственным меркам рано и не без удовольствия, поскольку вчерашнее дурное известие о моём скором отбытии в поля немало поспособствовало моей усталости в частности и не лучшему расположению духа в целом (приношу свои извинения всем, на кого нагавкала в аське вчера). Сперва я послушала Наше, а потом решила бороться с убийственной жарой, распахнув окно настежь и избавившись от одеяла; жаре на эти мои действия оказалось наплевать, зато это весьма обрадовало комаров, хотя комары были меньшим злом по сравнению со всеми теми звуками с улицы, которые стали слышны кристально ясно. Какая-то пьяная болтовня далеко внизу под окном, визг шин стритрейсеров, проходящих повороты на въезде на нашу улочку и на выезде с неё, какая-то перестрелка, заставившая возмущённо взвыть автосигнализации, и прочая, и прочая… слушая всё это сквозь дрёму, я мысленно признавалась в любви к своему району, где всё это возможно. На рассвете, разбуженная чириканьем балконного воробья, я вздохнула с облегчением в отсутствие жары, комаров и шумов и ещё немного поспала по-настоящему, проснулась задолго до будильника, но провалялась ещё некоторое время после того, как он отзвонил. Позавтракав, я пораньше выкатилась из дому, прокатилась на «экскурсионном» автобусе по району, в метро спустилась раньше назначенного срока, но Ушастая уже ждала меня там несколько минут; вместе мы доехали до ЧП, и стоило нам выйти из метро, как на площади вокруг памятника Грибоедову нас встретил настраивающий инструменты оркестр в красной форме, окружённый папарацци, зеваками и ментами. Сначала мы удивились этому зрелищу, ибо день России вроде как везде отпраздновали ещё вчера, но потом Ушастая вспомнила - в связи с каким-то юбилеем данного симпатичного транспортного средства сегодня проходил парад трамваев; впрочем, трамваи, на мой взгляд, симпатичны тогда только, когда в нём едешь или когда он неспеша проплывает мимо в автомобильном потоке, а не когда вокруг них устраивают шумиху. Пока мы шли по бульвару, трамваи всех мастей, начиная от старушек Букашек и им подобных с деревянными боками, стояли пустыми в ряд на рельсах, а проезжую часть перекрыли от остального движения, и на ней тоже начинали появляться любопытствующие люди. Мы же просто гуляли, и когда дошли до фонтанов, начинающая уже умирать от жажды я бросилась было к ним с вполне определённой целью, но потом раздумала, ибо всё-таки было там мелковато и грязновато, и мы, посидев на каменном бордюре, двинулись дальше, до Ролана. Там мы приобрели обещанные билеты по 120, я наконец утолила жажду посредством тамошнего чистого фонтанчика, в котором была превосходная солоноватая вода, и мы, поскольку времени у нас было навалом, потопали назад, ибо у Ушастой после покупки билета остались деньги и она надеялась присмотреть себе ошейник в магазинчике Дяди Бори. Трамваи поехали друг за другом сначала нам навстречу по одной стороне бульвара, потом параллельно нам по другой, описывая круг; вокруг них носилось множество народу с камерами и фотоаппаратами, а возглавляла шествие, как мы увидели, когда оно поравнялось с нами, конка, запряжённая четвёркой грязно-белых, – страшное зрелище, особенно (или, вернее, даже?) для нынешнего века. Парад обогнал нас и, когда мы подошли на гремящую оркестром площадь, уже финишировал; журналисты плотной массой окружили зашоренных лошадей, совали им в морды свои записывающие бандуры, виднелись люди в майках с символикой праздника, даже одна свадебная пара попалась нам на обратном пути – всё свидетельствовало о пышном размахе нелепого мероприятия. У Дяди Бори оказался закрытым, и мы пошли назад ни с чем; вскоре парад опять тронулся на новый круг, снова догнал и обогнал нас, поперёк бульвара снова метались ловцы удачных кадров, меня же (хотя не только меня) гораздо больше привлекла кавайнейшая двухмесячная дворняжка Жучка, выгуливаемая какой-то старушкой, которую (в смысле щенка, а не бабку) я так и не успела сфотографировать. Мы с Ушастой опять тормознули у фонтанов, уютно устроились на камнях в тени дерева; когда Ушастая принялась меня, вольготно разлёгшуюся, фотографировать, мне на морду упало несколько капель, не похожих на те, которые ветром приносило из фонтана. Мы тут же выскочили из-под дерева радоваться дождю, однако он притих, не успев и начаться, и мы ещё немного посидели с противоположного края фонтана, а потом, ибо по-прежнему у нас в запасе оставались добрые полчаса, решили дать по бульвару ещё кружок. И дали, по-братски разделив наушники плеера Ушастой и подпевая Пикнику, развернувшись не доходя до площади и пройдя немного мимо Ролана до конца бульвара, дабы успеть дослушать песню; затем мы снова ввалились в кинотеатр, я снова напилась из фонтана, и мы отправились на поиски нужного нам малого зала. На незнакомой территории мы, естественно, заблудились, но нас проводили, и мы устроились в середине третьего ряда – некому было сгонять нас оттуда, ибо нас всего было в зале никак не больше пяти человек; дальнейшие примерно два часа мы провели просто прекрасно.
Несложно было догадаться, что от дубляжа вместо субтитров такой фильм, как Рок-волна, многое потерял, однако даже над переводными шутками этой потрясающей комедии я смеялась так, как не смеялась в кинотеатрах со времён Солдат неудачи. Впрочем, юмор – не единственная и далеко не главная составляющая этого фильма: главная фишка – лучшие образцы английского и американского рока 60-х, под который блестяще подобранная актёрская команда блестяще сыграла ди-джей-экипаж судна, из нейтральных северных вод круглосуточно выпускающего в радиоэфир неформатную музыку. Присущий этой музыке и этой эпохе бесшабашный и бунтарский дух с экрана просто осязаемо льётся рекой – герои незамысловатого, но при этом увлекательного сюжета гораздо серьёзнее относятся к вопросу о том, кто переспал с чьей девушкой, нежели о том, как избежать неприятностей с британскими властями, мечтающими прикрыть растлевающую законопослушных граждан свободную пиратскую коммуну. Из всего этого получилась чертовски вкусная вещь – весёлая, заводная, жизнеутверждающая, заряжающая мощной порцией позитивной энергии, немного трогательная, абсолютно безпафосная, похожая на наших Стиляг и День радио, только в астрономическое число раз круче, с достойным и красивым ответом Титанику в финале и с хорошим (спойлерю, дабы никто не вздумал проливать слёзы) концом. Одно удовольствие было посмотреть на персонажей этой рок-утопии: экстравагантного короля радиовещания Гэвина, которого начинаешь хотеть с первого его появления в кадре (Риз Айфанс, отдельное спасибо Владимиру Аверину, озвучивавшему его сексуальным голосом), харизматичного капитана Квентина (Билл Найи, который всегда мне нравился как актёр), брутального добряка Графа (Филипп Сеймур Хоффман, которого я наконец-то увидела в отлично подходящим ему амплуа) и прочая, и прочая (в кои-то веки даже на женские роли взяли приятные мордашки). В общем, уже второй за короткий отрезок времени шедевр притягательно-аморального стиля «sex-drugs-rock-n-roll», который я посмотрела (после Рубинового вторника в театре Луны), который непременно захочу (да уже хочу!) пересмотреть ещё и ещё раз и который советую посмотреть всем, причём безотлагательно, и в случае с Рок-волной – не пожидившись на хороших размеров экран и хорошего качества звук. Оно того стоит – такие вещи запоминаются надолго и поддерживают правильный взгляд на окружающую действительность)
После фильма мы вывалились в раскалившийся после полудня воздух, дошли по бульвару до метро, ввалились в ещё более раскалившийся вагон, доехали до Молодёги и там расстались: Ушастая, купив мороженое, села в свой автобус, я – в свою маршрутку, чтобы приехать к вам и написать за обедом всё это – надеюсь, написать не зря. А теперь я убегаю в театр – и сказал Феникс: да будет две рецензии за одни сутки, и это хорошо.)

В пятницу вечером ещё немного побушевало на улице сильным ветром и дождём, и за ночь наконец-то похолодало, хоть и немного сильнее, чем хотелось бы. Эту самую ночь я сперва коротала перед телеком – в кои-то веки включив новости, посмотрела и Большую разницу, и вместе с мамой со скуки Испанский английский, а потом ещё по инерции забавное старьё Большой переполох в Маленьком Китае. Это продолжалось где-то часов до трёх, а потом все фильмы кончились, я вырубила голубой экран, сделала вид, будто легла спать, и переместилась в аську, где до пятого часа обсуждала с Мелифаро гражданские права чемоданов, покуда мы оба не начали клевать носом и не отправились спать. Проснулась я вроде рано, но валялась без малого до часу, как-то тяжело было уже с утра в желудке и голове – не хочется грешить на недосып, поэтому грешу на перепады погоды. Позавтракав, вышла на улицу, пешком, с заходом на почту, дошла до метро, от метро пошагала в направлении Крылатского, пока не наткнулась на надземный переход через дорогу и не перешла на территорию соседнего района. Там я, как в музей, зашла в эко-супермаркет Грюнвальд – то есть чтобы посмотреть, а не покупать; полки с вегетарианским хавчиком занимали в пустом зале магазина центральное место, ломились от ассортимента маленьких баночек овощных смесей для бутербродов и упаковок с готовыми супами – ассортимента настолько обширного, что глаза разбегались, а в молочном отделе было не только соевое, но и рисовое и даже ржаное молоко, впечатляли также отделы соков и детского питания. Вот только стоила там вся эта красота бешеных бабок – и не только та продукция, которой больше нигде не найдёшь: всем знакомая гадость Актимэль, везде стоящая в среднем рублей 150, там стоила примерно 450, очевидно надеясь, что обитателям Рублёвки влом будет проехать ещё несколько сотен метров до обычного супермаркета. Как человек, которого ещё не душит жаба есть соевые йогурты по 25 рублей штука, но непременно задушит есть бутерброды по 300, я закончила эту экскурсию под неофициальным названием «живут же люди» со смешанными впечатлениями и двинулась дальше вдоль Рублёвского шоссе. Свернув на Осенний бульвар, дошла до метро, отсиделась на заборчике газона да и зашла, как давно собиралась, в тамошний Перекрёсток; сомнамбулически обойдя все отделы, не нашла ничего, чего бы ни было под боком, и, кое-чего таки прихватив, спустилась в подземку и приехала обратно домой. Вечером я просидела перед телеком только до конца Что-Где-Когда, потом ушла спать, то есть слушать Наше, и, в районе двух убедившись, что никому я на форумах и в асе не нужна, вырубила комп и ушла спать уже по-настоящему. Утром я снова с трудом выпинала себя из-под одеяла уже ближе к часу, окончательно сделав вывод, что засыпать раньше шести-семи мне явно вредно, после завтрака поспешила вывалиться на свет Божий, доехала до метро, прикупила в дорогу какую-то газетёнку, да и рванула до Воробьёвых Гор, где сто лет (а именно – с позапрошлого, кажется, года) не была. Спустившись со станции на набережную, я, купив холодного тоника, двинулась вдоль реки, мимо усыпанного загорающими зелёного склона; но больно сильно на открытой местности припекало послеполуденным солнцем в затылок, и я по первой попавшейся лестнице поднялась на одну из дорог, опоясывающих холмы, дальше пошла по ней. Все поляны и беседки вдоль неё заняли пикникующие, распространяющие запахи дыма, шашлыков, жареного хлеба и пива, разнообразные звуки музыки и говор; в кронах трещали и гоняли ворон дрозды (много их появилось в Москве этим летом), в прудах селезни домогались одиноких уток и дрались друг с другом, а уже устроившие личную жизнь утки на мелководье пасли утят. Так я дошла до Андреевского монастыря, по склону-газону сбежала вниз, но обнаружила, что напрочь запамятовала, где в этот самый монастырь вход; идти опять по пристани уже не хотелось, и я забила на монастырь, засусанила обратно на холм и пошла в обратном направлении по противоположной стороне озёр. Там отдыхающие горожане расположились ещё более густо и все чаще кидали ненавидящие взоры на неприкаянную меня, а меня всё больше бесили они, но склон холма там был крутой и глинистый, а глина от дождей стала скользкой, поэтому моя попытка штурма склона по бездорожью успехом не увенчалась: ноги скользили вниз, сколько ни цепляйся за корни-выступни, и только толстый слой налипшей глины остаётся на подошвах. Однако наконец-то от облюбованной пикникёрами дороги ответвилась тропа, плавно уходящая вверх и вглубь, подальше от запахов и шумов цивилизации, и я пошла по ней, теперь только изредка встречая гуляющих с детьми или собаками; по пересечении одного живописного ручейка, порогами сбегавшего со склона, я решила было подняться по уводившей наверх лестнице, но она привела меня к какому-то шиномонтажу, откуда на всю округу припахивало газом, и я спустилась обратно вниз. Вскоре моя тропа упёрлась в широкую дорогу, обегавшую холмы серпантином; между её витками склоны были достаточно пологие, чтобы сокращать себе путь за их счёт, поэтому вскоре я поднялась на вершину, в парк у противоположного входа на заповедную территорию. По парковой аллее, а потом вдоль шоссе я пошла, ориентируясь по шпилю МГУ, к смотровой площадке, но, немного не дойдя, углядела канатную дорогу, на которой я в первый и последний раз каталась в далёком детстве, зимним вечером, когда было уже темно и когда мы гуляли по Москве с Наташей, её родителями и моей мамой. А поскольку тогда кататься мне понравилось и с тех пор я много раз вынашивала идею прокатиться, но всё что-то никак руки не доходили, я не пожадничала на билет (около 150 в один конец – это, конечно, обдираловка безбожная, но что делать) и таким приятным способом, медленно планируя над зелёными просторами и слегка покачиваясь на ветру, спустилась с вершины холмов снова к их подножию, на набережную. После этого кратковременного полёта мне показали с монитора мои фотографии, сделанные из специальной палатки, навстречу которой шло движение, и предложили распечатать лучшую за 350, но я отказалась – за такие деньги можно и ещё раз прокатиться, и в театр сходить на сдачу. По набережной, ориентируясь на метромост, я вернулась на станцию Воробьёвы Горы, описав этакий круг; к шести я была уже дома, успев и в магазин заглянуть, и теперь можно не париться на счёт того, что делать завтра – завтра у моей мамы день рождения, и завтра у меня очередной визит на Юго-запад. Прощаюсь поэтому ненадолго, а до завтрашней ночной рецензии)

Сегодняшнюю ночь я снова частично провела с радио, фотиком в качестве фонарика, ручкой и блокнотом для черновиков, приписав последний, четвёртый, куплет к недели полторы назад начатому бреду; поскольку его бредовость превышает бредовость всего ранее написанного мною бреда в разы, выкладывать не буду, но буду продолжать попытки заново научиться сносно писать. Сегодня у моей мамы ближайшие к др именины, посему решено было отметить это событие в Нескучном саду, где я сто лет не была, но поскольку инициатива исходила от мамы, я была уверена, что она в курсе, как туда лучше добраться. Но перво-наперво я повезла её на Китай-город, в шоу-рум Joki, поскольку боялась, что кто-нибудь успеет купить крылатую свинью от Хонториэля (всем уже любопытствующим, что ж это за зверь такой, даю ссылку на фотографию работы) прежде, чем я сама накоплю на неё, а в том, что мама сама захочет пополнить свою коллекцию уникальным авторским экземпляром, я тогда не сомневалась. Мы доехали с двумя пересадками, так же, как я езжу в лицей, пошли по Забелина; в Москве тем временем начиналось самое тяжёлое для аллергиков время – ветер кружил тополиный пух точь-в-точь как снежные хлопья, позёмкой таскал его по асфальту, нагонял возле стен невысокие белые сугробики. По Хохловскому дошли до нужного места, в третий раз я продефилировала мимо знакомого уже охранника (и всякий раз прихожу с новым попутчиком), провела маму на второй этаж и, полистав висевшие в большом зале майки, завела её в комнатку шоу-рума. Там ошивалось несколько человек, с нашего с Ушастой прошлого визита ассортимент тамошних маек изменился полностью, что-то исчезло и прибавилось и с других полок; я в мамином сопровождении обошла все стеллажи, наподобие экскурсовода комментируя экспонаты и ставя на место то, что она брала посмотреть. Когда добрались до Хонторовских фигурок, мне пришлось объяснять, что они «не китайские» (похоже, мои неоднократные рассказы об их авторе мама умудрялась пропускать мимо ушей); с невероятным облегчением я обнаружила свинью там же, где и оставила, надёжно заслонённой более крупными пернатыми существами, но маму она не порадовала – пришлось ставить на место (хорошо, что у меня не было денег в прошлый раз и я не купила тогда эту свинью и не преподнесла её сегодня маме в качестве сюрприза). Твёрдо решив, что при случае я эту свинью обязательно приобрету для себя любимой (давно хотела что-нибудь от Хонториэля, но всё было больно уж дорогим, да и больно уж она в душу запала чёрт знает почему), я закончила обзор, и мы вышли; маме в «этой забегаловке» не понравилось, равно как и «халтура», сделанная «без души для заработка», там продающаяся, и тащить её в Облака я уже поостереглась – мы вернулись в метро. Там меня догнали Маша с Наташей – эти сознательные люди ходили возвращать учебники в лицейскую библиотеку, и я потрепалась с ними на эскалаторе, после чего мы с мамой по кольцу доехали до Октябрьской; когда вышли, солнце было скрыто за тучей, что-то мелко начало моросить, и стоило мне, задрать башку и попросить полить по-человечески, как неожиданно резко, как будто подтекавшее ведро вдруг взяло да опрокинулось кверху дном, ливануло мощным, шумным потоком крупных тёплых капель. Несколько секунд счастью моему не было предела, но мама моих вкусов в погоде не разделяла, спряталась под навесом соседствовавшего с метро Института стали и сплавов и затащила туда меня (сначала я, конечно, упиралась, но потом пришла к выводу, что лучше сухой продолжать прогулку, чем мокрой вернуться домой). Дождь то почти прекращался, еле капая, то снова хлестал ливнем, и иногда при этом выглядывало яркое солнце, делая прозрачные струи воды видимыми; ей-богу, нет ничего более обидного, когда что-то хорошее не просто уходит из-под носа, а нагло маячит под носом, а накоси-выкуси (это относится и к дождю, и к свинье в равной мере). Но, наконец, дождь перестал окончательно, мы вышли, и тут выяснилось, что мама так же, как и я, последний раз сто лет назад была в Нескучном и тоже не знала, как туда добраться; дядька на входе в луна-парк парка Горького посоветовал нам идти через него по прямой, но когда мы пересекли этот луна-парк насквозь, мы упёрлись во вход на территорию самого парка, где с нас потребовали входную плату. Я платить не захотела, поскольку собиралась отнюдь не в парк, и потащила маму к воротам, за которыми дорога вела по задворкам всяческих стройплощадок и промзон к старой Точке; под мамино неумолчное нытьё на тему того, что Нескучный мы не найдём и что надо вместо этого погулять в парке, я шла вдоль забора, огораживающего парк, пока он не закончился. Когда закончилась и мусорополоса, отделявшая нашу тропу от парка, и сама тропа начала превращаться в аллею, мы перешли в парк – халява, сэр! – и, ещё раз уточнив дорогу, мимо обмелевшего и позеленевшего Голицынского пруда вышли на набережную Москвы-реки. Там я увидела утку, уводившую с пристани в воду выводок утят и отгонявшую от них ворону, норовившую утащить какого-нибудь птенца; девять комочков (почему так много? – уткам свойственно усыновлять выводки погибших сородичей) потянулись по воде за ней цепочкой по одному, потом вышли на покрытое галькой мелководье песчаной отмели, нанесённой под пристанью. Утята что-то искали в гальке, норовили поплавать, но находившие на берег волны отбрасывали их назад на мелководье, особенно когда по середине реки проходили катера, а садившиеся на отмель чайки, сытые помойками, не обращали никакого внимания на потенциальную добычу. Уже оттуда была слышна музыка, и мы пошли дальше вдоль реки, на звук, пока не вышли с территории парка и вдали уже не показались ворота Зелёного театра; перед ними стояла небольшая толпа народу, преимущественно разношёрстного неформального вида, в отдалении стройными рядами чернел батальон секьюрити, повсюду небольшими кучками маячили омоновцы. Афиши у ворот уведомили нас, что сегодня в восемь (а было около пяти) в Зелёном театре долженствовал состояться концерт американских рокеров Papa Roach, так что логично было предположить, что на тот момент как раз проходила репетиция; мы сунулись было в ворота с вопросом, можно ли просто пройти в Нескучный погулять. «Ничего нельзя», - лаконично выразился преградивший нам дорогу парень с рацией и в майке с надписью «Православие или смерть», и мы пошли дальше, пока территория театра не закончилась и не началась территория сада. Нескучный казался бы довольно-таки скучным в своём безлюдии и замусоренности, если бы не музыка, которая отлично была оттуда слышна, и мы пошли вдоль забора, огораживающего территорию театра, по тропинке, справа от которой спускался обрыв в овраг, где когда-то мог течь ручей, а сейчас только кое-где виднелись лужи. Дойдя до тупика (там забор театра образовывал угол с забором парка Горького), мы спустились вниз, к подножию старого каменного моста, и снова поднялись вверх по противоположному склону, пошли по тропе, параллельной первой, в обратном направлении. Когда дошли опять до выхода на набережную, музыка уже стихла, остались только шелест и скрип деревьев на ветру да чириканье и щёлканье скворцов и дроздов, в великом множестве там водившихся; по мере того, как мы удалялись от театра и углублялись в сад, он становился цивилизованней – аллеи асфальтированные, стоят в тени лиственниц лавочки, остались кое-где тюльпаны на клумбах, по которым словно конница прошла. Мы посидели на мокрой лавке, отдохнули, да и пошли обратно; по набережной обойти ворота, через которые мы выходили из парка Горького, не удалось, но когда мы внаглую прошли сквозь них, никто на сей раз не потребовал с нас входной платы, и мы потопали через весь парк до главного входа, где и вышли и пошли к метро. Доехав до родной Молодёги в час пик (я была не настолько жестокой, чтобы тащить маму ещё и в Перекрёсток в Крылатском, хотя желание пропалить, чем там торгуют, у меня давно уже появилось), от метро до дома дошли дворами пешком, и вот я уже пообедала и готова к очередному вечеру блаженного безделья. Завтра у меня театр, ждите рецензию)

Вчера я снова легла в районе трёх, вскочила же уже в половине девятого, дождалась звонка будильника, читая в кровати; ещё до обеда меня настигла sms Ушастой о том, что она уже выехала, через 50 минут будет и чтобы я по возможности пораньше выезжала. Уж не знаю, рано ли я вышла из дома или как полагается, но я как в воду глядела, садясь на «экскурсионный» 757-й автобус: когда я написала Ушастой, что еду, она ответила, что стоит в пробке. В итоге у метро я была первой и уселась ждать Ушастую на заборчике напротив остановки её автобуса; мне было хреново с утра – голова и желудок настойчиво напоминали о своём существовании, но не дома же сидеть из-за этого? Ушастая, планировавшая прибыть через пять минут, прибыла через десять, мы пошли в метро, вскочили в переполненный вагон; подтвердился старый закон, гласящий, что если едешь на последнем издыхании, издыхаешь в длиннющем перегоне до Парка Победы: мне поплохело окончательно, пришлось усесться на корточки посреди вагона, зато быстро отпустило. Впрочем, на запланированный со вчерашнего вечера сеанс на половину двенадцатого на мульт «Вверх» в Художественном мы всё равно опаздывали самым безбожным образом и посему решили пойти на половину второго, а оказавшиеся свободными два часа скоротать на Поклонке. Когда мы приехали на Арбатскую, спешить нам было уже некуда, и мы спокойно дошли до кинотеатра, взяли билеты (содрали по 150), вернулись в метро и поехали обратно до Парка Победы, где выбрались на поверхность и сразу бросились к родному холму Поклонной горы, наш любимый склон которой, смотрящий на строительство океанариума, не был никем занят. Мы улеглись на прогретую землю, приятно-колючую короткую стернь кошеной травы с метёлками злаков и листиками клевера; сверху обжигало солнце, так залившее небо светом, что мне, без очков, невозможно было на него смотреть, иногда набегала туча и пробегал лёгкий прохладный ветерок. Я скинула туфли, балдела сначала лёжа на спине, потом на животе; Ушастая пикниковала в одиночестве, истребляя набранные из дому припасы – жевала вонючие бутерброды с колбасой, чавкала помидором, и мы слушали по её плееру Юту, подпевали любимым песням, трепались, ржали, фотографировались. И было там валяться настолько классно, что казалось, можно так проводить целые дни, и понималось, что жизнь, во время учебного года тёкшая по каменному руслу, снова, как прошлым летом и каждое лето, вольготно растеклась по неограниченному простору; и конечно же, в таких условиях я быстро оклемалась, словно ничего и не было. Заведённый на мобиле Ушастой будильник напомнил нам, когда пора было уходить; мы свернулись, покинули холм, возвратились в метро, опять приехали на Арбатскую, поспешили к кинотеатру (приехали таки впритык), сунулись в большой зал, и на входе нам выдали стерео-очки и по влажной салфетке в упаковке. Места у нас были хорошие, почти в середине пятого ряда, и хоть я и не отказалась бы отсесть чуть подальше и ближе к середине, Ушастая заявила, что со своего места не встанет; мы протёрли очки салфетками и надели их – они были не такие здоровенные, как те, что выдают в Nescafe Imax’е, давили на уши и переносицу. Мульт, как вы уже могли понять, нам показывали в 3D, и Ушастая, прежде ни разу не соприкасавшаяся с этим чудом технического прогресса, периодически запускала когти мне в руку; я же впервые смотрела в этом формате обычный мульт и пришла к выводу, что 3D-документалки в Аймаксе круче – там объёмное изображение может приблизиться к самому носу, а тут не выходило за рамки экрана. А оказался «Вверх» чертовски славным мультом, этакой очередной ступенькой вверх, простите за каламбур, для Disney и Pixar после Вольта (в нём даже проскользнул подозрительно знакомый хомяк): красиво нарисованным, смешным, зрелищным, трогательным, идейным и всякое такое прочее, присущее качественной анимации. Как и в Вольте, сюжет динамичен и непредсказуем, музычка вполне удачна, пафос минимален, а стало быть, вещь неминуемо запомнится очень надолго и её приятно будет пересмотреть вновь спустя некоторое время, и можно сейчас порекомендовать её всем желающим не просто скоротать время, но и гарантированно обеспечить себе хорошее настроение. После сеанса мы вывалились на свет Божий, и я предложила ехать на ВДНХ; Ушастая для виду поотпиралась, но лучшего варианта не нашла, и мы поехали. Перво-наперво по приезду на место я взяла себе попить, а Ушастая взяла мороженого и подкармливала меня сушками, и до окончания трапезы мы обошли вокруг главного павильона, посидели на бордюре вновь освобождённого от нелепого ограждения фонтана Дружбы народов; потом вошли в павильон, и я направилась к тому метальному магазинчику, где в прошлый раз увидела браслет своей мечты. Он по-прежнему был там, и я не раздумывая отдала за него 350 рублей, вот только оказался он не браслетом, а ошейником (я подозревала это с самого начала – браслеты такими красивыми не бывают); сначала я подумывала о том, чтобы его переделать в браслет, но потом решила использовать по назначению в качестве тайного парадно-выходного аксессуара, как Ушастая использует свои сетки на руки. После того, как отоварилась я, мы зашли в тот магазинчик, где я покупала себе Хеллсинговский кошелёк, и Ушастая приобрела там всего за стольник кулон с единорогом, на который я ей указала в прошлый раз и который, как видно, запал ей в душу; затем счастливые мы, напялив обновки, потопали обратно к метро – начинало поджимать время (то бишь родня Ушастой, так как темнота летом так рано не спускается). Мы доехали до родной Молодёги, я посадила Ушастую на её автобус, дождалась своей маршрутки, доехав до дома, ошейник сняла в лифте, всё вышеизложенное успела написать до, во время и после обеда, и как только написала, мы с мамой и папой поехали за пропитанием в Метро. Там я набрала тхины и хумуса, соевых йогуртов и молока, фитомайонеза, арахисового масла, детского питания в лице яблочно-черничного пюре, плюс прихватила котлеты из гречки (надеюсь, это съедобно), постное печенье и миндальные лепестки для салатов; теперь, усталая, но довольная, я собираюсь постирать хаир (сегодня как-никак последний день с тёплой водой перед отключением оной, надо как-нибудь отметить), а уже потом палить ленты и прочими делами различной важности заниматься. Завтра я продолжаю гулять, но уже без Ушастой и посему пока не знаю где, но это можно будет решить походу, к тому же и погодка налаживается (то бишь постепенно отступает убийственная жара). Теперь прощаюсь) Не забывайте про новое сообщество) Немного фоток будет позже)

Вчера вечером меня слишком сильно пёрло, чтобы подпускать себя к блокноту, который терпеливо дожидался меня те два дня, когда я ночевала у мамы; вместо этого я до половины третьего слушала Металлику, а потом отрубилась настолько быстро, что даже присутствие комаров, как всегда решивших попировать мною, мне не помешало. Утром одновременно со звонком будильника мне пришла sms от Ушастой, что встречаемся не в без 15-ти 10 у Евросети, а в 10 на платформе, ибо она приедет из Крылатского, куда заедет с мамой; позавтракав и пострадав ерундой, вышла я налегке – давеча я узнала от Маруси, что библиотека сегодня не работает, а стало быть, учебники буду сдавать в понедельник скорее всего. Одела свежепоглаженные бандану и арийскую майку, наконец-то, увидев себя в лифте в зеркале, почувствовала себя человеком (а разбирая с утра майки, обнаружила у себя ни разу ещё не надёванную Хэллоуинскую майку, которую не помнила вообще – как впервые в жизни увидела и убейте не знаю, где, когда и с кем покупала её). В десять с лишним я была на платформе, и, медленно двигаясь по ней вперёд в поисках Ушастой, увидела впереди два знакомых затылка – Дашу с Катей! Догнала, выяснила, что они тоже едут гулять, и едут на заброшенный аквапарк; я согласилась присоединиться к ним в случае, если согласится Ушастая, а Ушастая согласилась, как только попалась нам навстречу, после довольно-таки непродолжительных уговоров. Местоположение объекта нам заранее не спалили, только сообщили, что может присоединиться ещё энное количество народу, и вчетвером мы приехали на Кунцевскую, вывалились и перешли на противоположную платформу этот самый народ, и в первую очередь существо женского пола по имени Ангел, ждать. Ждали долго, безуспешно пытаясь дописаться или дозвониться, и, наконец, терпение иссякло, и Даша с Катей повели нас на поверхность и затем – на поиски остановки известного им общественного транспорта; не без помощи добрых людей остановку мы нашли, дождались маршрутки, заплатили по 20 рублей и поехали. Выяснилось, что сами Даша с Катей едут туда впервые по чьему-то добиралову и не очень хорошо знают, где следует тормозить; однако сидевшая с нами тётя по нашим разговорам опознала в нас искателей приключений на свою задницу, направляющихся в аквапарк, и подсказала, где попросить остановить маршрутку. Вышли мы на остановке на Аминьевском шоссе как раз напротив этого самого аквапарка – роскошного большого недостроя с избирательно выбитыми стёклами и кучей заманчивых ярусов и прочих модерновых конструкций, перед которым стояло несколько автомобилей и сновало несколько человек; с фасада аквапарк был обнесён невысокой решёткой, с флангов и с тыла – высоким бетонным. Мы пошли налево вдоль периметра в поисках лазейки; сначала тропа шла между забором и склоном, спускающимся в зелёную низину с болотом, в котором квакали лягушки, потом – между забором и автодорогой, причём на последнем отрезке она истончалась кое-где до одного бордюра и кое-где вовсе пропадала. Поскольку мои предложения перелезть через решётку или подлезть под забором не встречали одобрения, мы обошли почти весь периметр, пока заветная лазейка не обнаружилась; на самой крыше маячило несколько человек с камерами, но мы надеялись, что не помешаем им, и я первая пролезла в щель на груду мусора. Стараясь не шуметь, мы все перебрались на территорию и осторожно двинулись вдоль забора; увидев двоих дядек, видимо, имеющих отношение к съёмочной группе, слонявшихся по первому этажу, остановились, худо-бедно сныкались, если жиденький рядок деревьев можно считать прикрытием, стали обсуждать, что делать дальше. Ушастая изначально не хотела лезть на территорию аквапарка, но её никто не слушал и не собирался, и мы потопали было сталкерствовать дальше, но один мужик таки нас заметил и сделал убедительный жест рукой, означавший приблизительно «убирайтесь откуда пришли»; пришлось, как бы ни было жалко, разворачиваться и вылезать через ту же щель, отложив более подробное исследование объекта до лучших времён. Поскольку Даша с Катей ещё надеялись кого-нибудь дождаться, мы дислоцировались под деревом возле ближайшей детской площадки; Даша долго и упорно и с помощью «звонка другу» уговаривала Катю съездить с ней со товарищи в ХЗБ (Ховринскую заброшенную больницу, если кто не в курсе) и в итоге таки уговорила – и я бы с удовольствием рванула с ними, но Ушастая была категорически против, посему и это было отложено на неопределённый срок. Поскольку Даша с Катей так никого и не дождались и решено было встретиться уже на месте, мы снялись с насиженного тенька и отправились на остановку в ожидании транспорта, который отвёз бы нас обратно; пришёл автобус, и благодаря моей бабушкиной карточке мы все проехались до Кунцевской на халяву, а оттуда поехали по Филёвской ветке: Даша с Катей – до Киевской, мы с Ушастой – до Александровского сада. Поскольку мы собирались в очередной раз в Аниме-рай, оттуда мы перешли на Боровицкую и поехали на Пражскую, по пути угорая над фотками с последнего звонка для бывшего 11-го класса моей бывшей школы и над входящими сообщениями с мобилы Ушастой. Вопреки своему топографическому кретинизму, на сей раз мы не обошли весь цокольный этаж торгового центра электроники, а сразу нашли искомый магазин и перво-наперво просмотрели весь ассортимент, а уже потом Ушастая задалась тяжким выбором какого-нибудь одного Бличевского кошелька из тех, которые запали ей в душу ещё в первый раз. В итоге был куплен кошелёк с Ичиго, который и мне больше других понравился, да и я не ушла без сувенира: приглядела и приобрела всего за 20 рублей общую тетрадь с обложкой по Trinity Blood. Напоследок мы ещё навестили и ту анимешную лавочку, где все ещё лежит на прилавке набор моделей клинков из Bleach, и вернулись в подземку, дабы съездить таки в тот магазинчик, с которым обломались мы с Марусей; для этого добирались по кольцу – от Пражской до Серпуховской, с Серпуховской на Добрынинскую, от Добрынинской до Таганской, от Таганской после пересадки на лиловую ветку – до Китай-города. Пошли по Забелина и встретили возвращающегося из лицея однокашника моего Дениса, далее следовали уже известному внимательным читателям маршруту: прошли по Хохловскому переулку до фиолетовой двери, вошли в калитку в кованых воротах, поздоровались с уже знакомым мне говорливым охранником, прошли во внутренний дворик, миновали белую дверь, поднялись по красивой лестнице, где я сфотала Ушастую под лепным деревом, и оказались в зале с креативными тряпками. Ушастая, и так одетая в хэндмейдовскую майку из ЦДХ, принялась копаться в тамошних хэндмейдовских майках, поглядела и я – и меня так порадовало, что я, пожалуй, когда-нибудь разорюсь там на одну; но главное, искомый шоу-рум Joki был открыт, и в этой комнатке немногим больше моей было столько всего, что хотелось бы сразу всё скупить и что описать полностью просто невозможно: одежда и украшения, игрушки и подарки, свечки и мыло, значки и брелки, обложки для паспортов и часы, и многое другое. Там было даже несколько игрушек из бархатного пластика от Хонториэля, он же Хонтор (кто не знаком с творчеством этого гениального пантера – скульптора, художника и поэта – тот чертовски много потерял) – в том числе очаровательная хрюшка в тёмных очках и с белыми крыльями всего за 300 рублей (она просто обязана появиться в коллекции свиней моей мамы, тем паче эта коллекция, собираемая моими силами, стала уже и моей коллекцией тоже). Я же ушла с сувениром опять-таки скромным – приглядела чёрный значок с красным сердечком, большой белой надписью «Vegetarian» и маленькой зелёной «Никого не ем :)»; поскольку Ушастая вознамерилась притащить в это райское местечко свою маму, распечатка с добираловом, всё ещё лежавшая в моём кошельке, перекочевала в её новый кошелёк. Читать дальше!

Понедельник встретил на первом же уроке итоговой контрой по алгебре, за которую я получила свой честный трояк, продолжил известием, что у меня лучшее эссе из ЕГЭ по русскому, а за итоговую контру по инглишу 4/4, и закончил тем, что со всеобщей истории меня отпустили с четвёркой за последнюю контру и четвёркой в году автоматом. Когда вернулась домой, заставили сначала написать сочинение по литре, а потом в финале прогулки купить себе новые туфли, ибо на старых опять на одной ноге появилась дырка на пальце, а на другой начала отрываться подмётка, но я успела и то, и другое, и ерундой пострадать в полной мере. Вторник порадовал необъявленной заранее итоговой контрой по истории, на время которой училка забрала на проверку тетради, так что списывать было неоткуда, и написала я далеко не всё и далеко не идеально, а за какие-то два домашних конспекта историчка поставила мне по четвёрке. С литры мы с Марусей ушли, оставив моё и Асино сочинения Диме, чтобы сдал училке, и, после того как я взяла в буфете пирожок на дорожку, срулили от лицея во дворы, чтобы по прямой дороге к станции Китай-город не напороться на училку. Вышли на Маросейку, зашли в магазин Удивительных вещей, потом я наконец-то запинала Марусю в магазин Белые облака, куда я давно пытаюсь запинать всех, с кем прохожу мимо; Облака оказались трёхэтажным этно-супермаркетом, даже больше Пути к себе, что на Новослободке, куда в своё время свозила меня сама Маруся. Мы побродили там, поразглядывав сувениры, еду, музыку, полистав книги, да и вышли, сойдясь во мнении, что в это славное местечко надо будет возвращаться время от времени; свернув на ЧП, прошлись до метро по бульвару, напоследок зашли в магазинчик Дяди Бори и разъехались по домам. После обеда снова успела погулять – до редкого тёплого дождичка, от которого сразу раздышалось в мутном и душном от пыльной взвеси воздухе. Поскольку вставать в среду я решила к пятому уроку, под утро мне приснился свежий трэш – прям «Феникс и шоколадная фабрика» (сны мне чаще всего снятся уже после рассвета), а поскольку я проснулась раньше будильника, я успела его худо-бедно вспомнить (обычно, когда меня будят, я, резко вставая, тут же забываю, что мне снилось). Читать трэшовый сон! Пятый урок, химия, ознаменовался очередной, хоть и не сильно страшной, контрой, следующий – экология – самостоятельной, а потом я пришла на физру сдавать зачёты, потому что ни разу там не появлялась за последнюю четверть; физрук заставил меня измерить вес и рост, потом выйти из его кабинета в зал, прыгнуть в длину и честно сказать результат (он при прыжке не присутствовал), и на этом зачёты закончились – я ушла из школы с четвёркой по физре в году. Сегодняшний день был самым напряжным: первая же пара – зачёт по истории; мы с девчонками вызвались в первой пятёрке, вытащили билеты, сели на свои места, и я полезла по карманам за шпорами. Правый карман был пуст: шпору на 13 из 14-ти билетов, которую я давеча строчила весь день с конспектов и с учебника, я где-то успела проебать; но отдельная маленькая шпора на 14-й билет, который не поместился на большой шпоре, по-прежнему лежала в левом кармане, и весь прикол был в том, что именно 14-й билет мне и достался! Скатав его со шпоры на лист для ответа, практическое задание я выполнила на бум Лазаря; когда я пошла отвечать, историчка только задала мне несколько несложных уточняющих вопросов по скатанному, в практическом задании ошибок не нашла и отпустила с пятёркой (а большая шпора, как оказалось впоследствии, выпала у меня из кармана, когда я доставала ручку из портфеля, оставленного в коридоре). Асенция дождалась меня, потом мы вместе дождались Марусю и, поскольку до третьей пары было ещё долго, мы отправились гулять; поплутав по переулкам, вышли на Петровский бульвар, пересекли его перпендикуляром, улочками и переулками досусанили до Ильинского храма, что на Воронцовом поле, встретили там батюшку в спортивных штанах, который пригласил нас вечером на службу, видели трёх кошек и дохлую крысу. Оттуда дотопали до Земляного вала, двинулись по нему мимо Баррикадной, потом мимо Курской и тем маршрутом, каким я всегда хожу от метро в театр на Покровке; туда, на Покровку, мы в конце вала и свернули, прошли мимо сего горячо любимого мною театра и пилили так до тех пор, пока не дошли до поворота на ЧП, а там и до поворота к родному лицею – таким образом, мы описали огромный замкнутый прямоугольник: пришли в ту точку, откуда вышли, с противоположной стороны. На обеденную перемену мы опоздали, да и нечего уже было ловить в буфете, и разошлись по кабинетам латыни; и тут наша латинистка, объявляя автоматы, сообщила, что у меня четыре – потому что я «единственный человек, который хоть что-то делает» (и это при том, что я в латыни ни в зуб ногой, все диктанты списываю, а грамматические задания к ним не выполняю и стабильно имею трояки, реже четвёрки). Настя получила автоматом трояк, Аня – пятёрку, и остальные остались писать зачёт, а мы ушли и, подхватив на улице Машу, отправились коротать время до четвёртой пары. Я купила в палатке армянский лаваш, от которого у меня все отщипывали, и мы пошли на Славянскую площадь, где обустроились с теневой стороны постамента памятнику Кириллу и Мефодию; что-то моросило, но было очень тепло, и если лечь спиной на постамент, солнце грело пузо. Так мы просидели до последней пары, вернулись в лицей, но кабинет (вместе с моей курткой) был закрыт, а правовика всё не было; нас осталось в коридоре у окна всего человек девять ждать его, распахнув рамы в хлестанувший за окном могучий ливень, гнавший по пологой дороге такие реки воды, что казалось, ещё немного – и они унесут припаркованные автомобили. К вящему моему сожалению, этот потрясающий разгул стихии закончился прежде, чем пришёл правовик и объявил, кто будет сдавать зачёт, а кто нет (мне сдавать не надо было – стало быть, четвёрка или пятёрка автоматом, скорее всё-таки первое); я забрала куртку, поехала домой. Таким образом, всё самое страшное миновало – завтра в школу приходить нет смысла, в субботу надо будет прийти досдать хвосты по зарубежной литре, и из экзаменов остались только инглиш да география, если только ИОКашница не вздумает устроить зачёта. А театр, как я выяснила только вчера, начинается у меня не с субботы, а уже с завтрашнего дня (если бы не поглядела в стопку билетов, вполне могла бы проебать – совершенно забыла о билете на завтра и была совершенно уверена, что ближайший билет у меня на субботу), так что ждите обильного пополнения моего блоговища свежими рецензиями. Всем также сдающимся желаю так же успешно сдаться)

Сегодня я вполне осознанно проспала, как всегда, физру и совершенно нечаянно немного опоздала на ОБЖ, но успела написать (читай – скатать с тетради) контру. Тем же методом была накатана теоретическая часть последовавшей за ОБЖ контрой по шизике, и я даже решила полторы из трёх задач практической части (полторы, потому что времени уже не хватило). ИОК не было, что было чертовски приятно, и поскольку времени было ещё мало, мы с Асей и Марусей опосля уроков пошли погулять: пересекли Цветной бульвар и пошли по Последнему (он действительно так называется) переулку и по соседним с ним переулкам и дворам. В одном дворе запалили скульптуру, изображающую мужика, бабу и ребёнка, которому кто-то успел продавить щёку и грудь, и зависли там: Маруся качалась на качелях, которые на столбах туда-сюда, а мы с Асей – на качелях, которые на перекладине вверх-вниз (да, я умею объяснять). В другом дворе запалили страшное деревянное идолище – кричащими красками расписанный чурбак с нарисованной звериной мордой (выяснилось, со стороны спины у него вырезаны лапы и кусок прежней морды, а поскольку другой кусок отвалился, идолищу и нарисовали новую морду на спине). Маруся встала за спиной идолища, пригнувшись и уткнувшись ему в бывшую морду, я встала за Марусей, уткнувшись ей в затылок, и мы изобразили идолищу четыре руки, а Ася нас фотографировала; на заднем плане фотографии виднелся выходящий из машины дядя, согнувшийся от ржача (он видел нас с Марусей со спины). Вышли на Сретенку, зашли в тамошний Дом книги, стали бродить (изначально в поисках какой-то географии, но её там не оказалось) и листать книжки; сперва я пропалила книжку «Мужчины и их собаки», где по породе собаки определялся характер её владельца (при том, что большинство мужчин, кого я знаю, держат кошек, а большинство женщин – собак, а не наоборот) – в разделе про владельцев мопсов было написано очень похоже на Дениса. Потом Ася (ей в последнее время везёт на псевдоязыческую макулатуру) откопала книжонку с якобы «Ведами», где мы увидели в оглавлении сказку «Велес и Ася Звездовна» и постебались над Асей. Но сама сказка оказалась и того круче: в первом же абзаце сообщалось, что сия Ася – дочь купца Садко, который очень любил Велеса и везде ему строил храмы (уже бред, да?), а далее сюжет подчистую передирался с «Аленького цветочка» (при этом Ася и Велес исполняли в ней роли Красавицы и Чудовища соответственно). Напоследок мы пропалили ещё книжку «Кайф на колёсах» (об автомобилях, а вы о чём подумали?), погыгыкали над принтами советских плакатов и вышли – Ася пошла домой в одну сторону, а мы с Марусей в другую, к Цветному. Перебежали дорогу, перелезли через бульварную ограду, спустились в подземку на Трубной, перешли на Цветной и разъехались по домам. Выбравшись на поверхность на родной Молодёге, я приметила обеих Даш (Ушастую да Ворону) с Костей, обратила на себя внимание воплем «Люююдиии», и мы с девчонками надолго образовали обнимающийся комок. Потом постояли, потрепались, и Даша поехала гулять на кладбище, Ушастая с Костей пошли гулять в местных пенатах, а я поехала домой – чтобы спустя некоторое время выйти на свежий воздух снова и направиться на Маяковскую, в театр Моссовета. Когда позади остался гардероб, куплена и изучена была программка, я поднялась на балкон, куда ещё ни разу прежде не забиралась в этом театре, почитала книжку в полумраке до первого звонка, жалко продребезжавшего над входом в зал, и проследовала на своё место – крайнее в первом ряду одной из серединных лож; мне там никто ничего не загораживал и слышно всё было отлично, но поскольку место это оказалось высоковато, через глазок бинокля видно было лучше, так что все почти три с половиной часа спектакля я от него практически не отрывалась. Впрочем, «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» - не просто спектакль, а мюзикл, очередное детище Бродвея, перевоспитанное в степях российских.
Однако же мюзиклами я, кажется, уже наелась: памятуя Монте Кристо, я нашла между ним и Странной историей несколько сходств, отнюдь не говорящих в их пользу и в первую очередь в пользу последней. Постановку, пусть и эстрадную, загадочного романа Стивенсона о добродетельном Джекиле, мечтающем спасти человечество, и хладнокровном убийце Хайде, одержимом местью, не поделивших одно тело на двоих, хотелось бы видеть более мрачной, готичной, мистической, хотелось бы, оказавшись на месте её создателей, острее передать страх, расползающийся по гниющему изнутри светскому обществу Лондона, поярче сыграть на контрастах, лежащих краеугольным камнем в этом блестящем произведении. Но желаемое редко становится действительным: толпа великовозрастных развратников не нагнетает атмосферу, а бестолково мельтешит в качестве фона для главных героев и танцевальной группы; эпиграф в виде начала маскарада (сходство номер раз) и эпилог в виде нелепого морализаторства против наркотиков и против новаторства заодно (обидно за революционера от науки Джекила, который, судя по таким выводам, зря старался для неблагодарных соплеменников) также несколько покоробили. Прибавить к этому акценты на любовных линиях, музыку, во многом уступающую ещё одному мюзиклу Моссовета – Иисусу Христу, паршивенько переведённое либретто (в текст лучше особо не вслушиваться) – и мы имеем ещё три сходства, а вам, наверное, уже и не хочется дочитывать рецензию и вообще идти на Странную историю. Но почему же тогда, позвольте у вас спросить, я и доныне пребываю в весьма приподнятом настроении и во время аплодисментов едва ладони не отбила? Всё дело, пожалуй, в первую очередь в одном-единственном человеке, который вместо всяческих реверансов снова, как и год назад на моей памяти в роли Сирано де Бержерака, отсалютовал залу поднятыми вверх «козами». Те, кто тогдашнюю рецензию читал (присутствие таковых, впрочем, маловероятно), уже могли догадаться, что и Джекила, и Хайда играл Александр Домогаров – актёр талантливый, харизматичный, убедительный. Играл, перевоплощаясь из одного своего персонажа в его альтер эго в считанные секунды и пренебрегая при этом переодеваниями, гримом и прочими уловками: неуловимое движение – и благообразного джентльмена Джекила с прямым станом и ровным голосом сменяет брутальный невротик Хайд с движениями хищного зверя, хриплым и грубым голосом, скрытым под длинными волосами лицом. Эти двое при этом – действительно разные, как день и ночь, и сыграть, а главное – спеть их обоих наверняка трудновыполнимая задача, но Домогаров справился с ней безупречно, благодаря чему не только остался в пятёрке моих любимых актёров, но и начал претендовать на первое место среди таковых. Учитывая, что именно Хайду «перепадали» самая труёвая музыка, освещение и спецэффекты (тут я имею в виду чертовски приласкавшие глаз настоящие языки пламени), сцены с его непосредственным участием стали настолько запоминающимися, что, на мой взгляд, ради них стоит сходить на Странную историю всем ценителям настоящего музыкального шоу, вне зависимости от их отношения к жанру мюзикла (одно только убийство епископа чего стоило – мне так и казалось, что Домогаров вот-вот зарядит арийское: «Имя мне Антихрист…», но этого так и не произошло). Если же вам мало этих аргументов и нужно ещё, то их есть у меня: все прочие актёры вполне умеют петь, а играть так и тем более, декорации, как всегда у Моссовета (не считая табуны велосипедов из Учителя танцев), стоят всяческих похвал, и уже упомянутый мною свет невозможно переоценить, а что особенно порадовало из мелочей (что удивительно при моём обычно щепетильном отношении к букве классиков) – так это изменение концовки, отчего она прибавила в драматизме (а она и у Стивенсона, как известно, вполне трагична). Окончательного вердикта не выношу, ибо он становится понятен из всего вышесказанного, и надеюсь на новые встречи с хорошими спектаклями (хочется верить, что таковыми окажутся все ещё мною не посмотренные тамошние спектакли) в целом Моссовета и его же превосходными актёрами в частности)
После спектакля в метро было вполне людно – видимо, в честь очередной Ночи музеев; какое-то бухое в хлам существо лет тринадцати альтернативчатого вида попыталось приклеиться на эскалаторе, было проигнорировано и отстало. Автобус довёз меня от метро до дома, и вот я сижу со ждущими меня непропаленными лентами, без каких бы то ни было планов на завтра, но с твёрдым намерением не просидеть дома весь выходной. Спокойной ночи всем)

Ночная подборка Нашего снова долго не отпускала меня в царство Морфея, а когда я, наконец, собралась отрубиться, недавно проснувшиеся комары, вовсе не считающие ночь временем для сна, заставили меня укрываться с головой, взмокая даже при приоткрытом окне. Впрочем, в итоге мне таки удалось выспаться и вовремя среагировать на заведённый на половину девятого будильник, потом откопать в недрах шкафа свою верную бандану, позавтракать, одеться, выгулять собака и отправиться в путь. Мы с Ушастой договорились встретиться в десять у Евросети, но она была на месте уже минут за двадцать и к тому времени, как я подъехала за пять минут, упёрла гулять по Трамплину – благо быстро вернулась, и мы направились к противоположному вестибюлю (ближайший по-прежнему закрыт на, поговаривают, строительство гермоворот) родной Молодёги. По дороге до Арбатской Ушастая вручила мне мой пасхальный подарок – сшитую ею кавайную мягкую курицу – и показала с мобилы видюшки о жизни моих бывших однокашников и одношкольников. С Арбатской мы перешли на Боровицкую, где я чуть было не затащила Ушастую в поезд, идущий в направлении моих школы и лицея (вот что значит безусловный рефлекс учащегося человека), и поехали на Пражскую, место нахождения Аниме-рая: у меня было всего 400 рублей с десятками за душой, посему я решила сначала поехать туда (ибо существовала возможность сразу потратить там все мои средства, а если бы я потратила их часть до Аниме-рая, мне могло бы на него уже не хватить). Сориентировавшись на местности, когда мы поднялись на Пражской на поверхность, Ушастая уверенно потащила меня в тамошний торговый центр «Мир электроники», а я окончательно уверилась в том, что ни разу прежде в этом пресловутом Аниме-рае не была, ибо для меня местность оказалась незнакомая. Спустившись в подвальный этаж «Мира», мы поплутали в лабиринтах закрытых по большей части павильонов, пока не набрели на небольшой анимешный прилавочек, который даже Ушастая ни разу прежде не видела, и не прилипли к стёклам. Впрочем, я сразу сказала себе, что на кулоны заглядываться не буду, – хватает мне молота Тора, болтающегося на шее, – хотя те, что были из Final Fantasy и Trinity Blood, были чертовски славными, а набор миниатюрных копий клинков из Bleach, на который покапали слюнями мы с Ушастой обе, стоил аж 800; зато там было множество значков, и хоть я далеко не любитель оных, те два, что были с артами Solid’а по Hellsing’у, порадовали меня весьма. Однако сначала следовало изучить предложения, а потом создать спрос, поэтому мы отправились на поиски Аниме-рая, ещё немного покружили в трёх соснах и, наконец, одновременно заметили большого плюшевого Тоторо, обозначавшего вход в магазин. Если описать его в двух словах, то это действительно рай для анимешника, иначе и не скажешь: аниме и манга, кулоны и значки, кошельки и сумки, фигурки, сувениры, стафф для косплея, плюшевые Тоторо и Моконы, неко-ушки (цуко ОЧЕНЬ дорогие), журналы, календари и многое другое. Будь там фигурки героев из Gungrave, Wolf’s Rain, Hellsing, Trinity Blood и прочая, хрен бы Ушастая утащила меня оттуда, однако из знакомых персонажей там были нарутовцы, всё тот же Блич да один Лелуш, остальные плохо поддавались идентификации (ибо были в основном женского пола и потому внимания не привлекали). Пролистали мы и кипу картонок со значками, но среди них не обнаружилось ничего вдохновляющего – только один худо-бедно симпатичный по Loveless, но я видела и симпатичнее; выйдя, проглядели и майки, но на них на всех были больно кривые рисунки (разве что майка с всё тем же символом-волком из Final Fantasy порадовала глаз). Чтобы не тратить даром время, отведённое на раздумья на тему «что купить», мы снова поднялись на первый этаж торгового центра и принялись искать Ушастой новые наушники для плеера в пределах 300 рублей, но все они были слишком дорогие, так что остановились на том, что я уверила Ушастую, что в первом же попавшемся подземном переходе она сможет купить наушники и за 150 рублей. Спустившись, мы опять заплутали в поисках вышеописанных торговых аниме-точек, после чего сначала зашли в первую, где я (не уходить же без сувенира!) за 60 рублей приобрела наиболее приличный из тех двух солидовских значков (см. фотго), а потом во вторую, где Ушастая разорилась на кулон Мисы-Мисы (собственно, ради этого, а не из просветительских побуждений, она меня и потащила в Аниме-рай). Довольные, мы покинули торговый центр и, действительно, стоило нам снова спуститься в метро, как в первой же палатке, которую мы увидели, продавались наушники не только за 150, но и за 100 – на последних Ушастая и остановила свой выбор по моему совету, поскольку у меня примерно такие же и служат не по месяцу, как она спрогнозировала, а по году как минимум. Однако новые наушники не удовлетворили высоким требованиям новой хозяйки, и всю обратную дорогу до Серпуховской Ушастая разбухала на тему того, что более говённых наушников нельзя было купить и сто рублей были потрачены зря (впрочем, мы всё равно слушали по ним Арию по её плееру всю дорогу) – радует меня в этом только то, что когда ей купят наушники получше, Ушастая эти, вместо того, чтобы выкидывать, отдаст мне (по крайней мере я на это надеюсь – мои нынешние как раз начинают изнашиваться). А ехали мы до Серпуховской для того, чтобы перейти на кольцо, на Добрынинскую, и доехать до Октябрьской, поскольку Даша-де говорила Ушастой, по словам последней, что во втором доме по Ленинскому проспекту есть какой-то славный недорогой метальный магазинчик (Ушастой для полного косплея Мисы-Мисы не хватало сеточек на руки, а мне давно был нужен новый браслет взамен сломавшегося). Несколько минут метаний вдоль ацки ревущей на все голоса пробки – и совсем бок о бок с метро искомый дом был найден, но никакого магазинчика в нём не было (более того, сколько я ни бывала в этих местах, его там никогда не было). Я вспомнила про Хобгоблина, куда давно предлагала Ушастой смотаться, но та всё время пропускала это мимо ушей (простите за каламбур); однако точного адреса оного я так и не вспомнила, и, написав: Ушастая – Даше, а я – Асе, мы решили сперва съездить на ЧП, к Дяде Боре. Сказано-сделано: поехали до Тургеневской, перешли на ЧП, сунулись в искомый магазинчик, и я пропалила тамошний ассортимент браслетов, но они все были больно крутые и дорогие, а Ушастая приобрела вожделенные сеточки, и мы отправились на лавочку перед памятником Грибоедову, где она их примерила на фоне очереди бомжей, выстроившихся к машине с гуманитарной помощью. Потом мы прогулялись по бульвару до фонтанов, посидели на них немного и, поскольку Даша ответила нам, что Гоблин где-то на Киевской, а нас такие неточные координаты не устроили, решили ехать на ВДНХ, для чего вернулись и снова с ЧП перешли на Тургеневскую. На ВДНХ я зашла в два небольших закуточка с атрибутикой, где ничего из ряда вон выходящего не пропалила, а потом захотела есть и не смогла устоять перед горячим кукурузным початком за 50 рублей; в итоге мы уселись на тамошний фонтан и устроили пикник – пока я вгрызалась в кукурузу, Ушастая ела пиченьки, захваченные из дома. Потом мы зашли в главный павильон, где в первом из метальных магазинчиков мне не приглянулся ни один браслет, зато лёг глаз на кошелёк с артом Pu-Sama по всё тому же Хеллсингу (так же Ушастой приглянулись Бличевские кошельки в Аниме-рае). Решив вернуться, если деньги останутся, я двинулась в следующий, более труёвый магазинчик, где выбор был побогаче и я сразу же увидела браслет своей мечты – вот только стоил он 350 рублей, так что мне сотни не хватало (кабы не чёртова кукуруза или не значок, не стала бы я эту сотню разменивать). Для успокоения совести я ещё спросила продавца о цене Молота, который был гораздо крупнее и красивее моего; тот поискал в каталоге и сообщил, что более 750 рублей – для меня непозволительная роскошь (хотя не такие дорогие Молоты крупней моего продаются во многих точках, и я подумываю о том, чтобы когда-нибудь сделать такой хвостом моей торбы). Пришлось покупку браслета отложить до следующего раза, а имевшиеся у меня 250 рублей потратить на вышеописанный кошелёк (см. фотго) – воистину сегодняшний день прошёл для меня под знаком Алукарда (ну и под знаком растраты: после этой, последней, покупки денег у меня осталось только на обратную дорогу от метро до дома на маршрутке). Покинув ВДНХ, мы с Ушастой и на Арбат рванули бы, но поскольку у неё заболел желудок, мы поехали домой – до кольца, по кольцу до Курской, а от Курской прямиком домой. Завтра стартует первая экзаменационная неделя, посему ждите новостей с полей не далее выходных)

Поскольку поход в кино у нас с Асенцией накрылось медным тазом, сегодня с утра мы решили просто погулять, избрав для конечной цели старообрядческий райончик, куда Асенция некогда забрела после олимпиады по русскому и куда я давно хотела попасть в её компании. Ничтоже сумняшеся руководствоваться мы решили маршрутом, откопанным Асенцией в какой-то книжке 1917 года, который звучал так: Всё понятно?) Этот текст я распечатала, вырезала и упрятала в кошелёк, и с учётом того, что помимо этой бумажки и схемки, нарисованной Асей ручкой на листке, у нас ничего больше не было, а общественным транспортом мы решили пренебречь, прогулка обещала быть увлекательным квестом – впрочем, обо всём по порядку. Позавтракав и выгуляв собака (маму опять угораздило приболеть), я поехала за Асей на Чеховскую, где вышла к кинотеатру и уселась на нагретом солнцем бордюре; вскоре появилась Асенция и незамедлительно взяла в свои руки роль Сусанина, но я таки упросила её перейти дорогу напротив кинотеатра, дабы сфотографировать роскошную аэрографию с орлами на Эсталаде с номером 777. Долго ли, коротко ли, и мы вырулили к станции Тверской и поехали до Новокузнецкой, где перешли на жёлтую ветку и приехали на Площадь Ильича (это и была Рогожская застава). Нужную нам улицу Сергия Радонежского мы обнаружили, немного покружив вокруг метро, а вот в какую сторону из двух по ней идти – Асина схемка не разъясняла; в итоге мы двинулись туда, где виднелись на горизонте купола храма (как ныне выяснилось благодаря Яндексу, также носящего имя Сергия Радонежского). Улица, с одной стороны, по которой мы и шли, состоящая из низеньких старомосковских домиков, а с другой обросшая панельными многоэтажками, магазинами и офисными строениями, у подножия этого храма и кончалась – мы дошли до первого дома по С.Радонежского, так и не увидев ни железную дорогу, ни Третье Транспортное кольцо, которое должны были увидеть. Сфотографировав храм, мы огляделись и, увидев ещё купола в отдалении, свернули к ним, хотя это была уже Николоямская, никакими планами и схемами не предусмотренная; вскоре стало видно, что купола – за белокаменной стеной, явно монастырской, а в сквере напротив них стоит какой-то памятник. Когда мы перешли дорогу и подошли к нему, подтвердились мои догадки о том, что это памятник Андрею Рублёву, а монастырь, стало быть, - Спасо-Андроников, где располагается музей его имени, и там я, к стыду своему, ещё ни разу прежде не была. А поскольку досадные упущения следует исправлять, я не стала слушать Асины возражения по поводу нашего непотребного внешнего вида, и мы прошли на территорию монастыря – безлюдную, зелёную, живо напомнившую мне монастыри и кремли провинциальных городков, куда уже так сильно тянет по мере приближения лета. Сфотографировав церковь Михаила Архангела и реставрирующийся Спасский собор, мы обошли территорию монастыря по периметру и посмотрели ещё и куски древних надгробий, сваленные во дворе под навесом и за решёткой, и звонницу с табличкой «Не звонить», а потом вышли и ещё немного прошли вперёд, дабы сфотографировать ещё какой-то храм. К этому времени до нас уже дошло, что мы пошли по С.Радонежского не в ту сторону, так что наш марш-бросок до Андроникова был ещё не квестом, а обучающей миссией, и мы, развернувшись, пошли обратно до самого метро, и далее прямо. Очень скоро мы увидели железнодорожный мост, растяжка на котором приветствовала нас на пороге Лефортовского района Юго-восточного округа, прошли под ним и двинулись вдоль шоссе Энтузиастов по улице Войтовича, любуясь индустриальными пейзажами полузаброшенных заводов, сход-развалов и железнодорожной станции Москва-Курская-Товарная. Третье Транспортное нависло над шоссе хитрым переплетением мостов – под этими-то мостами мы и прошмыгнули, пройдя по двору какого-то ресторана и занюханной трёхзвёздной гостиницы, и оказались теоретически в Подмосковье, на улочке со смешным названием Шепелюгинская. Там были так трогательно посажены клумбы под окнами невысоких домов и развешано бельё на верёвках, что я не удивилась бы, увидев там какую-нибудь козу, пасущуюся на газоне, но не это было целью нашего путешествия – мы пошагали по улице Старообрядческой, пока не увидели ворота Рогожского старообрядческого кладбища – чёрт знает, какие, особенно при том, что они были закрыты; огораживающая кладбище стена кое-где доходила нам до плеч, а её кирпичи были выщерблены и кое-где выбиты, но Асенцию не прельщала перспектива спрыгнуть со стены на какую-нибудь могилу, и идею через стену перелезть я оставила. Мы пошагали вдоль стены, пока не увидели купола и, шмыгнув в проулочек, не оказались неожиданно между открытыми воротами на кладбище и узорчатым православным храмом Николая Чудотворца, шатёр под колокольней которого служил входом на территорию храмового комплекса Рогожского посёлка. Мне снова пришлось уговаривать Асю сунуться туда, и мы сунулись; на территории этой вовсю шли ремонт и реставрация, землю разрыли, и оба старообрядческих храма – церковь-колокольню Воскресения и собор Покрова – закатали в леса по самые купола, виднелся только вход-портик с фреской последнего. Мы побродили, пофотографировали, и тут сидевшая у какой-то сторожки низенькая старушка-староверка в платке подозвала нас к себе; я думала, она будет ругаться на то, что мы снимаем, без платков, без юбок, но она, узнав, что мы москвичи и не старообрядцы, разговорилась: звала на службу в воскресенье в их храм, только чтобы непременно вдвоём и непременно тайком, никому не говоря, рассказала притчу о юноше, который, отстояв службу до конца, спас себе жизнь и наказал неверную жену, а когда она было отпустила нас и мы отошли, вернула и рассказала ещё про богатых людей, помогавших храмам, расписала преимущества старообрядчества над православием, повторяя, что мы не виноваты в том, как сократили и исказили молитвы и обряды в наших церквях, и пообещала нам озарение, когда мы сравним службы в разных храмах. Мы послушали, покивали – может, и удастся когда-нибудь отстоять службу в старообрядческом храме интересу ради; да и вообще бабушка была приятная, говорила со старинными словечками в речи и будто светилась вся, когда улыбалась своей белозубой улыбкой. Чуть поодаль запалили мы кошку, которая вела себя так, словно на кого-то охотилась – кралась, вытянувшись в струну, но при этом больно уж нервничала: дрожали хвост и поднятая при каждом шаге лапа, сама же кошка мявом выводила жалостные рулады. И тут метнулась в сторону, раздался хоровой кошачий ор, и когда мы подоспели, две кошки (а скорее, кот и кошка или два кота) сидели друг напротив друга, напружинившись, вздыбив шерсть на загривке и мяукая; я попыталась снять на видео этот концерт, но вскоре звери успокоились, притихли, и первая кошка отбежала подальше от людского присутствия, после чего мы решили им больше не мешать. Выйдя же с церковной территории, мы пошли на кладбище, где, не ставя перед собой такой цели, увидели все местные достопримечательности: древний некрополь рода Морозовых (небезызвестный меценат в их числе) и гробницы других богатых купцов-старообрядцев, ряд белых крестов над усыпальницей старообрядческих архиереев, братские могилы воинов, погибших во Второй Мировой; нашёлся там повод и для чёрного юмора: на одной из могил стояла табличка, выражавшая просьбу зайти в контору (видимо, адресованная владельцу могилы). Не найдя других, вышли мы через те же ворота, в которые и вошли, и тем же маршрутом пошли назад к метро; под автомостом Асенция сфотографировала индустриальный пейзаж, а я – вонючую, но фотогеничную дохлую кошку. От Площади Ильича я проехалась с Асей до Чеховской, откуда с одной пересадкой вернулась домой как раз вовремя, чтобы всё вышенакатанное изложить. Скоро будут фотки, а завтра я выгуливаю Ушастую, но это будет уже совсем другая история)

Ночь сегодня выдалась на славу – подёрнутая инеем и залитая лунным светом, то бишь светлая, тихая и свежая. Немудрено, что полночи я провела, пялясь на луну под Наше радио, однако выдернуть себя из-под одеяло в половине десятого мне всё-таки удалось, равно как и позавтракать, и выпинать себя на улицу, ибо, если кто ещё не в курсе, давеча мы с Ушастой условились немного выгуляться. Когда я доехала до метро, мне пришлось ещё минут десять мёрзнуть на остановке, поджидая её; потом мы спустились в подземку, причём предварительно мне пришлось ещё и в очереди за билетами с Ушастой постоять, так как она была не в курсе, что я временно не могу пользоваться бабушкиной соцкартой москвича. Доехав до Смоленки, мы затарились выпивкой и закуской в первом же попавшемся ларьке и потопали по пустынному с утра Арбату. Дотопав до Арбатской, мы со Старого передислоцировались на Новый Арбат и дошли до Дома книги, где Ушастая купила учебник по инглишу, а заодно потопталась у полки с Сальваторе, а я успела немного полистать альбом с фотографиями ножей, пока она стояла в очереди в кассу. Вернувшись от книжного к Арбатской, мы благополучно миновали её, дошли до Библиотеки и через подземный переход оказались в Александровском саду, где Ушастая купила себе крендель, и мы приземлились на ближайшую лавочку. Крендель Ушастая не столько ела, сколько крошила голубям, воронам и воробьям, причём её немало забавляло, как последние ловят крошки на лету; когда мы двинулись дальше, нами был замечен весьма жизнерадостный бездомный пёс, гонявший ворон, которые явно над ним издевались, я его подозвала, и Ушастая сфотографировала меня с ним в обнимку. Поскольку вход на Красную площадь снова был ограничен и к нему выстроилась очередь, мы прошли на Васильевский спуск, ныне немноголюдный, а оттуда на Театральную площадь, где тихо-мирно митинговали коммунисты. Вслед за бабушкой с самодельным плакатом, гласящим: «Слава СССР, социализму, Советской армии», мы втёрлись в разреженную толпу, где не столько было плакатов и флагов, сколько развалов с ностальгическими товарами – значками, газетами и книжками, а на постаменте памятника Островскому перед этой толпой какой-то мужик бодро вещал о грядущей победе социалистической революции. Какой-то гопник влез на постамент и тоже потребовал слова, уверяя, что он простой рабочий; слова ему не дали, и вскоре подбежали омоновцы, загребли его и утащили куда-то – совсем рядом от тётки, державший самодельный плакат с надписью: «Где народ – там ОМОН. А нужен ли он?». Мы же с Ушастой пошли дальше, до Лубянки, где спустились в подземный переход, и я таки купила маме ту селенитовую свинью – теперь у неё три поросёнка примерно одинакового размера: нефритовый, янтарный и селенитовый, один другого кавайней; а Ушастая под шумок купила себе там же какую-то подвеску. Снова выбравшись на поверхность, мы, вначале немного заплутав, двинулись вперёд по той улице, которая, как мне казалось, должна была вывести нас к ЧП; мои предположения подтвердились, когда мы наткнулись на Алегрис и, конечно же, не преминули заглянуть туда полупоглазить (какие там были гончие Кхорна, просто загляденье!) – жаль, что крашеное там не продаётся. А вскоре показалась станция метро Чистые пруды, и на лавочке напротив памятника Грибоедову мы остановились, дабы извлечь из торбы Ушастой тот самый плеер, который она чинила при помощи ниточек и иголочек и ныне действительно густо обмотанный скотчем. Подпевая Арии, мы под ручку пошагали вперёд по бульвару, мимо милого моему вегетарианскому сердцу Авокадо, мимо прудов, уже покрывшихся тонкой корочкой льда, по которой утки и голуби ходили от полыньи к полынье (да, голуби тоже купались – на мелководье). Когда Чистопрудный кончился, я свернула на пересекающую бульварное кольцо перпендикуляром Покровку, по логике вещей соображая, что рано или поздно мы должны будем дойти до моего любимого театра на Покровке, оттуда свернуть на Земляной вал и дойти до Курской – доходила же я уже однажды до Курской от ЧП! Ну, а там легко можно будет найти и Винзавод, и Арсенал. Однако я не приняла во внимание свой топографический кретинизм: мы упёрлись ни разу не в Земляной вал, а очень даже в Садовое кольцо. Ушастая заявила, что это совсем противоположная сторона (как выяснилось позже – ошиблась), и мы как нефиг делать развернулись на 180 градусов и потопали обратно – снова миновав перекрестье Покровки с бульварами и далее, мимо музея кукол. Но каково было наше изумление, когда под ускоряющий шаг Wishmaster из наушников Покровка просто-напросто… закончилась, плавно перейдя в Маросейку! Вторично возвращаться мы не сочли уместным, посему двинулись по Маросейке – до самой станции Китай-город. Там я худо-бедно сориентировалась на смутно знакомой местности, и мы, передохнув по просьбе (точнее, мольбе) Ушастой в каком-то сквере, гордо именуемом Старой площадью, двинулись по нему до самой Славянской площади со знакомыми очертаниями Кирилла и Мефодия. Там, слава Богу, никто не митинговал, только стояла напротив Всехсвятская церковь на Куличках, и стоило пройти чуть-чуть влево, чтобы дойти до ЦДО, где я учусь два раза в неделю. Оттуда можно было бы добраться снова до Лубянки, но мы сочли неизведанное более притягательным, нежели уже пройденное, и мы ломанулись в кардинально противоположную сторону, где нашли на столбе карту Москвы, вселившую в Ушастую надежду добраться-таки до Курской. Продолжение движения в этом направлении привело нас на набережную реки Москвы, в то её место, откуда рукой было подать до Кремля – то есть мы фактически описали огромную подкову по центру столицы; однако мы снова отказались следовать законам логики и пойти к Кремлю – вместо этого мы пошли прочь от Кремля, всё вдоль и вдоль реки, проходя под мостами и подпевая Рыжему Канцлеру. Когда Кремль пропал из виду за поворотом реки, мы поняли, что заблудились окончательно и бесповоротно и что теперь держаться русла будет значительно более разумным решением, нежели раньше. Так мы и поступили, и я даже лелеяла надежду, что таким образом мы доберёмся до театра Фоменко, выйдем на Бутусовский проспект и дойдём до парка Победы, и тут мы неожиданно наткнулись на… Музторг. Боги, как же давно я не была в этом культовом местечке! Естественно, я заглянула и Ушастую затащила, и мы немного побродили по нему, обливаясь слюнями при виде гитарного ассортимента. Потом мы ещё немного прошли, и тут слева над деревьями замаячили подозрительно знакомые купола… сообразив, что это Новоспасский монастырь, соответственно, что мы на Крутицкой набережной, конечном пункте пароходных прогулок по Москве-реке от Киевской, я с минуту ржала и материлась от крайней степени удивления, потому что совсем недавно вышкой своих возможностей я считала пройти Кольцевую по диаметру, а о том, чтобы выйти при этом за её пределы, не могла и мечтать! Да и о том, что намерение пройтись с Ушастой «от Смоленки до Лубянки, а там посмотрим» закончится тем, что мы заберёмся в такую жопу, я тоже и не предполагала. Ближайшей от этой жопы станцией была Пролетарская, благо я хорошо помнила дорогу до неё, и к ней мы и поплелись – все силы как-то сразу улетучились, а вся накопившаяся усталость сразу навалилась, как только впереди замаячила возможность отдыха. Однако прежде, чем мы сидя стартанули от Курской до родной Молодёги, нам пришлось добираться до неё в час пик с двумя пересадками; зато стоило доехать до парка Победы, я уже почувствовала свои силы полностью восстановившимися и была бы готова гулять ещё хоть столько же, если бы Ушастой не надо было домой. На Молодёге посадив Ушастую в автобус, я влезла в маршрутку и сама скоро была дома, где вручила маме свинью и посмотрела по карте, какой буквой Зю мы двигались – и при этом наш грандиозный маршрут отнял у нас всего четыре часа, а насколько быстрее мы управились бы, если бы двигались по прямой? А насколько больше прошли бы, если бы гуляли, скажем, с десяти утра до десяти вечера? Вобщем, Москва не такая уж и большая, какой она кажется. Но главное, что погуляли мы славно и весело, как обычно, так что надо будет при первой же возможности снова встретиться и, возможно, переплюнуть свой сегодняшний подвиг. А сейчас я уже успела постирать хайратину и вовсю отдыхаю, и не думая об уроках, как и не думала все каникулы, хоть завтра и в школу. А значит, следующий оччот будет вам только через неделю. Ну да я отыгрыши буду выкладывать, старые стихи, мысли и прочая) До встречи) Проиллюстрируюсь завтра если не забуду, а то от Ушастой фоток не дождёшься)

Сегодня утром, проснувшись задолго до звонка будильника, я, тем не менее, провалялась в полудремотном состоянии, пока его не дождалась, и, хотя собиралась приехать к метро, как обычно, за полчаса, закопалась и в это время была ещё только на автобусной остановке, получая поторапливающие sms-ки от замерзающей Ушастой, уже ждущей меня на оговорённом месте встречи. Но вот я примчалась к выходу из Трамплина и сзади подкралась к Ушастой, после чего последовали объятия и вручение подарков. Первым стали перчатки-беспальцовки вроде тех, что у неё, моя мечта трёхлетней давности; я незамедлительно их напялила и к концу праздника вполне разносила, вот только дома потом уже обнаружила, что у меня ладони от них покрасились в чёрный цвет, и едва их отмыла. Вслед за перчатками из подарочной сумочки с котятами было извлечено пиратское DVD с аниме Darker then Black (Темнее Чёрного) от создателей моего любимого Волчьего Дождя – как сообщила Ушастая, порадовать меня этой вещицей посоветовал Моркрист, так что и ему тоже полагается спасибо за данный подарок (ибо не сомневаюсь, что мне просто обязано это понравиться, особенно после того, как я почитала про сие аниме на Википедии и нескольких других ресурсах). Но самым главным подарком была открытка – Ушастая смастерила оную самостоятельно, нарисовав меня в виде ангела в красном купальнике (головой ангелу послужила моя собственная голова, вырезанная из распечатанной фотографии), гордо стоящим над нарисованным полностью коленопреклонённым демоном. Внутри она исписала очаровательным пафосом целый разворот, кривым почерком по криво начерченным линиям, что особенно трогательно. Пока я, прерываясь на ржач, читала это эпическое поздравление, появился Паравоз со своими подарками. Сначала он долго вытаскивал из своей сумки цепь, спутавшуюся с наушниками; я не стала сразу прицеплять её конец с кольцом к кошельку, а просто завязала его узлом, чтобы цепь болталась как ей полагается. Далее последовала майка со смертушкой – уже вторая моя майка с костлявой, ничуть не хуже первой. И, наконец, вызвавший у меня кучу неприличных ассоциаций пыточный инструмент – то есть, простите, металлическая головоломка, из которой можно собрать полдюжины различных комбинаций. Когда все не надетые на меня подарки отправились ко мне в торбу, наша троица ввалилась в метро и вполне себе весело доехала до Арбатской, а там и до ЧП, где мы начали выглядывать Дениса: я стояла с приложенной ко лбу козырьком ладонью, а Ушастая вертела меня из стороны в сторону. Денис не заставил себя ждать, появившись с двумя букетами и с двумя сумками с подарками, аки дед Мороз (не забываем, что у Ушастой две недели назад тоже был др); я выбрала букет лиловых хризантем, а Ушастая – жёлтых, и сначала я не без труда докопалась до днища своей розовой сумки, а уже потом Ушастая покопалась в своей голубой. Почему не без труда – потому что я сразу, заглянув в неё, поняла, что Денис не шутил, когда говорил, что скупил половину вишлиста! Первым, что привлекло моё внимание, был офигенный стилет с изящной рукояткой – истинно женское оружие; к нему бы ещё ножны, однако дома обнаружилась только подставка, позволяющая любоваться сей красотой. Затем была бандана, узоры на которой сообщали, как и мой старый добрый кошелёк, что анархия – мать порядка. От того, чтобы распаковать попавшуюся мне в руки коробочку, я не удержалась, и там между двумя толстыми кусками пенопласта оказался офигенный оловянный рыцарь со львом на щите и львиной головой на шлеме, тяжёлый и чертовски красивый, несомненное украшение моей коллекции. Весьма приятной неожиданностью оказалась чёрная керамическая кошечка – из той же серии, что я покупала в Ростове, только та, первая, играет с золотым мячиком, а эта, вторая, мирно спит. Не припомню, чтобы я когда-нибудь говорила Денису, что собралась при случае скупить всю серию этих очаровательных кошаков, но, в любом случае, начало новой коллекции положено! Так же мне достался ещё один талисман – одна его сторона изображала волка и надпись «и волки сыты», а другая – барана и надпись «и овцы целы», инструкция к нему гласила, что это древнеславянский символ мудрости и дипломатизма, а от него самого ещё пахло благовониями того этномагазинчика, в котором в начале лета Денис купил мне Молот Тора – завтра же уже оба этих амулета будут болтаться на моей шее. Самым крупным подарком в сумке оказалось нечто стеклянное и в рамочке – посмотрев в него, мы с Ушастой решили было, что это зеркало, которого у меня как раз нет в доме, и только когда я доехала до дома, при ярком освещении выяснилось, что это не зеркало, а голограмма, из которой на меня вытаращилась длинная морда пса с висячими ушами и грустными глазами, подозрительно напоминающая морду моего Микеланджело. Шоколадка «Альпен Гольд» была найдена уже на самом дне сумки, после чего я вернула все Денисовы подарки в неё и принялась помогать Ушастой разглядывать доставшееся ей. А достались ей новая офигенная торба с волком, ещё более офигенная майка с волком, при виде которой я едва не загрызла подругу от чернейшей зависти, и не менее офигенный кожаный пульс с двумя серебряными волками, воющими на луну, а также талисман, тоже что-то обозначающий, диск саксофонной музыки и другую шоколадку, и, может быть, ещё что-то, я могла не всё запомнить. И только после этого мы вывалились на свет Божий, и в самом начале бульвара к нам подкатили парень с камерой и девушка с микрофоном, и вторая поинтересовалась, можно ли задать нам несколько вопросов. Я согласилась, посему девушка обращаться решила ко мне, и диалог наш выглядел следующим образом:
- Вы уже слышали, что появился новый цитрусовый Burn?
- Нет, - говорю, - я рекламу не смотрю.
- А вы согласны, что осенью надо заряжаться от цитрусовых?
- Не знаю насчёт цитрусов, - ответствую, - но что заряжаться надо – это точно!
После этого нам предложили прямо на месте попробовать новый Burn и поделиться впечатлениями. Мы согласились, нам выдали на халяву по баночке, и, испив, мы подтвердили, что это действительно вкусно, освежает и т.п., после чего нас отпустили с миром – теперь, наверное, попадём в рекламу. Попивая кислый энергетик, мы неспеша дошли по бульвару до Авокадо, где я назвала пароль, то бишь сообщила маячившей у входа официантке, что это Парфёнова со товарищи, и нас препроводили за наш столик у окошка – пацаны сели на стулья, а мы с Ушастой расположились на скамейке с подушками, сложив свои сумки на подоконник и поставив букеты в принесённую нам вазу, а Денис сбегал повесить на вешалку наши куртки. Долго ли, коротко ли, и трапеза началась – я, конечно, знала, что порции здесь большие, но то, что переборщила с количеством блюд в меню, я поняла только непосредственно в процессе. Из аперитива, то есть, простите, закуски в лице двух салатов мы съели только «весенний», представлявший из себя набор овощей, а понравившийся мне в прошлый раз, что с авокадо и брынзой, не доели, хотя официанты долго не убирали его, видимо надеясь, что доедим. Горячее в виде макарон с сыром прошло не то чтобы на ура, но ещё без особого скрипа, а вот уже с запеканками из риса с белыми грибами и с капустой брокколи мы справились с большим трудом, то есть не справились, оставив где-то треть, да и то, с чем справились, съели уже в основном пацаны. Десерт состоял из двух частей – свои куски торта-тирамису мы уничтожили, а вот с засахаренными и засыпанными маком в шоколаде фруктами в вазочке я уже не справилась вообще, как ни пыталась Ушастая накормить меня из ложечки. Пили сначала яблочный свежевыжатый сок, потом апельсиновый, Денис ещё успел заказать и даже осилить сливочно-апельсиновый коктейль и порывался за него самостоятельно заплатить, но мои родичи, обретавшиеся в соседнем зале, ему не дали; Ушастая же добросовестно фотографировала все блюда и напитки. Ели мы очень весело – мало того, что, естественно, трепались и ржали, так ещё и Ушастая периодически валялась у меня на коленях, вытянув ноги вдоль лавки, а мне довелось слазить под стол, ибо я уронила телефон между лавкой и стеной, и меня даже сфотографировали вылезающей из-под стола, но Ушастая эту фоту удалила, ибо получилась на ней со стрёмной рожей; сама же она фотографировала меня беспрестанно и как раз потому, что благодаря своей антифотогеничности я на каждой фоте выходила с новой стрёмной рожей. Самое интересное впереди!

Сегодняшняя ночь прошла у меня несколько неординарно. Послушав альбомчик 99-го года Нарнии, довольная я было заснула, но проснулась оттого, что комар укусил меня в середину стопы. С жуткой почесухой я ворочалась добрые полтора часа, потом заснула… проснулась оттого, что тот же комар, явно изощрённый садист, укусил меня на сей раз в палец на ноге, что есть почесуха не меньшая. В итоге я так и не поспала толком, на завтрак ограничилась яблоком и невыспавшаяся и голодная поехала к Трамплину, к месту встречи. Прибыв туда за полчаса до назначенного времени, что вполне в моём духе, я приготовилась долго ждать, однако минут десять спустя появился Паровоз и невозмутимо прошествовал мимо меня, на приветственный свист не среагировав – пришлось его догонять. Вместе мы принялись высматривать Ушастую со стороны автобусов, но вскоре она появилась откуда-то со стороны Трамплина, и мы отправились в путь. Началась череда забавностей с того, что я попёрлась через турникет, не дождавшись зелёного сигнала, и огребла от него по правому бедру весьма ощутимо (левое я как-то умудрилась вывести из-под удара). Затем мы засели в вагон и поехали до Партизанской подбирать Дениса; давеча я уверяла, что до неё 20 минут езды, Ушастая – что 50, сегодня же мы забыли засечь время и всю дорогу, как обычно, протрепались и проржали с Ушастой. Из нас троих никто не был осведомлён о внешности или каких-либо иных приметах Дениса, однако поезд ещё не успел остановиться у платформы, как проплывший мимо окна силуэт парня с букетом сразу же показался мне искомой нами личностью. Когда мы вывалились на платформу и личность вскоре направилась к нам, я попыталась развернуть Ушастую на встречную траекторию и придать ускорение пинком под зад, однако та увернулась и была настолько занята возмущениями, что даже не услышала, как Денис – а это был именно он – её окликнул, пока он окончательно не подошёл. Всучив Ушастой розовую розу, простите за тавтологию, Денис безошибочно признал в моей персоне того самого «Феникса Эдмундовича», который некогда флудил ему в аську, будучи у Ушастой в гостях, и познакомился с Паровозом. Далее мы выбрались на поверхность, и я повела всю честную компанию на свой любимый блошиный рынок. Однако когда мы пересекли вернисаж, за вход на который с нас содрали по пятаку, стало видно невооружённым глазом, что рынок совершенно пуст. Однако упёртые мы топали вперёд и вперёд, пока не обошли едва ли ни весь пустынный рынок, где не было ни души, окромя рабочих, и, едва не заблудившись, несолоно хлебавши нашли дорогу обратно на вернисаж. Оттуда мы вернулись к метро, и Ушастая отнюдь не повела гулять нас в парк с того места, откуда я обычно хожу в него гулять, а затащила обратно в подземку и довезла до Измайловской. Там мы первым делом решили закупиться выпивкой и провиантом – каждый на свой вкус – в ближайшем ларьке; я, одолжив у Ушастой её тёмные очки, потребовала у двух продавщиц две баночки Эфеса и пачку сухариков, и, несмотря на их, продавщиц, продолжительное недоверие, получила желаемое. Одна из баночек отправилась в сумку Ушастой, другая же, равно как и сухарики, были открыты, дабы составить мне компанию; отоварившись же всем народом, мы отправились искать любимую тропу Ушастой, коя принялась вдохновенно предаваться ностальгии и пороть всякий пафос (хорошо хоть с деревьями не стала обниматься), из коего можно было уяснить, что тропа сия могла бы привести нас к некоей поляне с дубом; стоит ли добавлять, что тропу мы не нашли и по той дорожке, по которой шли, пришли на широкую заасфальтированную аллею? Однако уже там мы начали трепаться, фотаться и любоваться красотой природы и мусорных контейнеров, пока не свернули на другую тропу, которая повела нас по живописной холмистой местности через не менее живописное чертополоховое поле. Поскольку там был не только чертополох, но и вполне мягкая трава и вьюнки, при первой же остановке я не преминула в эту траву с огромным удовольствием завалиться, заставить Ушастую себя сфотать и потом с трудом найти отложенные в сторону от места лежания сухарики. Спустившись со склона, тропа окончилась мостиком, перекинутым через небольшую мелкую речушку, названную Ушастой Серебрянкой. Перейдя по мосту, мы, долго ли, коротко ли, пришли к первому из озёр, по которым Ушастая решила устроить нам обзорную экскурсию; при этом мы с ней исполнили хором свой коронный хит, Романс о слезе, и Денис записал нас на диктофон. Первое озеро было чертовски живописным, с кронами деревьев на противоположном берегу, похожими на брокколи; недалеко обнаружилось и второе озеро, сильно заросшее, на поверхности которого дремало несколько уток. Дабы дойти до третьего, кое Ушастая называла Моржовым (причём тут моржи?), мы прошлись ещё по одной заасфальтированной аллее, и Денис исполнял нам переделки на всяческие песенки, в частности на «Скатертью-скатертью…», а я радовалась богатству местной фауны (бабочек и всяческих птичек, типа синиц и зябликов, там явно было больше, чем у меня на даче). На подступах к Моржовому, помимо всяческих небольших ручейков и болотц, а так же небольшого водоёма, возле которого мы с Ушастой фотографировали пацанов сидящими на какой-то трубе, а так же она запечатлела меня со стрёмной рожей в процессе борьбы с глючащим фотиком (причём впадал в кому он только у меня в руках, в руках же Ушастой оживал), был обнаружен мелкий родничок, в который Ушастая не преминула залезть, разувшись. Мы с Денисом вскоре к ней присоединились – вода была тёплой, приятной, и дно мягким – а Паровоз воздержался, оставшись на берегу с нашими с Ушастой фотиками и Денисовой мобилой и фотографируя нас на оные. По окончании сей процедуры Паровозу пришлось нас покинуть, а мы втроём двинулись дальше, босиком, ибо ноги-то мокрые, к берегам Моржового. Там я запалила утку с утёнками, но они успели уплыть от моего громкого «цып-цып-цып» прежде, чем я их сфотографировала; затем мы с Ушастой уселись у кромки воды, и когда Денис попросил нас развернуться, чтобы сфотографировать нас, я это проделала столь неудачно, что плюхнулась в какую-то илистую лужу и потом некоторое время ходила с мокрой задницей. Однако прежде мы передохнули, сидя на какой-то балке на берегу, болтая ногами и болтая за жизнь; с противоположного берега с громкими довольными визгами бросались в воду купающиеся люди, у нас же купальников не было, и нам оставалось только завидовать. Под балкой начиналась труба, которая вела к роднику, в котором мы ходили босиком; когда Денис со скуки что-то в неё крикнул, были обнаружены хорошие акустические свойства сей трубы, и в итоге решено было провести эксперимент: я осталась у того её конца, что на берегу, а Денис пошёл к тому, что у родника. Поскольку Ушастая участвовать в сей затее отказалась, я проорала в трубу своё коронное «Дятел-дятел, я кукушка, как слышно, приём» и услышала в ответ нечто маловразумительное; закончилось же это тем, что Денис полез по трубе мне навстречу, минуя небольшой водный поток, какую-то корягу и пустую бутылку. После этого мы двинулись дальше, по очередной заасфальтированной аллее, мимо некоей пасеки, ныне закрытой, и мы с Денисом уломали Ушастую поведать нам о тёмных эльфах. Покуда она разглагольствовала, я допила первую банку пива и легкомысленно запустила её в траву, однако Ушастая заставила меня вернуться, подобрать загрязняющую окружающую среду банку и пилить с ней до первой урны; и даже когда мы уломали Ушастую исполнить нам гимн Элберет, попытки втихую оставить банку на дороге у меня провалились, поскольку Денис крепко придерживал меня за левую руку, а сама Ушастая страховала правую, в коей и была банка. На том же отрезке пути Ушастой позвонил Паровоз и сообщил, что шёл по дороге, как она ему и наказывала, однако пришёл не на Измайловскую, а на Партизанскую – как ему это удалось, даже Ушастая, как старожил парка (мы-то, все остальные, ещё ни разу не были до сегодняшнего дня в той его части, по коей водила нас Ушастая), не смогла понять. И вот за деревьями замаячило самое большое и красивое озеро – Лебедянское, о котором нам Ушастая в начале пути говорила, что оно очень далеко; на радостях мы с ней затянули На пороге ада, что Денис опять-таки записал на диктофон, а так же я наконец заприметила мусорный контейнер и отправила в него пустую банку. Читать дальше!