Известный кинорежиссер отвечает на вопросы журналистов...
Народный артист России, член Европейской киноакадемии, режиссер, сценарист, педагог, председатель жюри IV «Хрустального источника» в Ессентуках, размышляет о судьбе художника.
На встрече с журналистами Владимира Хотиненко сразу подкупили вопросом, верит ли он в судьбу. Он признался, что говорить на эту тему может с утра до вечера, и сделал яркое введение в тему. Во-первых, сказал, что человек он мистический, подарком судьбы считает встречу с женой Татьяной, а любимый бабушкин тост – «Дай Бог не последнюю» преобразовал в «волшебство жизни». И именно таковым считает свое появление на белом свете. Уверен, что все ноты нашей жизни записаны на скрижалях, мы должны только их исполнить, а на каком инструменте, зависит от нас. На пианино или скрипке, а, может, на баяне или неумело тыкая одним пальцем в клавиши... И – никаких рассуждений о «черных дырах» или «теории большого взрыва», главное – жить по семи божьим заповедям, не нарушая их.
Крыло бабочки
Подтверждением «волшебства жизни» стал микроскоп, который принес однажды отец Владимира, и для него началось открытие мира. Он увидел под микроскопом крыло бабочки и был потрясен трансформациями красоты. «Мои исследования продолжались долго, масла в огонь подлил Набоков с его страстью к бабочкам. Однажды я сам километра три бежал за бабочкой, собирал тогда мутации крапивниц, ловил их пальцем, не всегда сачок был под рукой. Позднее побывал в Монтрё, в Швейцарии, где Набоков неудачно упал во время ловли бабочек, что сильно подорвало его здоровье. Вот драматургия: он лежит, с его самолюбием и гордыней, и не может подняться,а наверху фуникулёр с туристами, он подает им знаки – "Помогите!", а они в ответ весело машут руками».
По мнению Хотиненко, люди не всегда слышат звук судьбы.
У режиссера на этот счет масса аллегорий: «Для меня звук судьбы звучит как охотничий рог, ощущаю себя в этот момент пойнтером. Но несколько раз я услышал звук этого рога, в частности, когда увидел девушку на сцене, представляющую фильм. Мы познакомились, но я был презрен – гуляка вольный, выпивун, а она леди с английским образованием. Но через неделю в Таллин отправлялась большая делегация, я стоял у окошка, размышляя о том, что жизнь не удалась. И увидел, что эта девушка в белом плаще идет по перрону. Понял, что если сейчас не изменю судьбу, не изменю ее никогда. Спустился по ступеням, подал ей руку. У Тани были свои неприятности, увидев меня, она произнесла: "Боже, и вы здесь?!", видимо, я был последней каплей. Но я настойчивый алтайский парень. С Татьяной Витальевной мы вместе уже 25 лет».
Музыка, в которой есть красота и надежда
Отношения с судьбой у Хотиненко складываются по-разному: «Иногда она меня пинком загоняла куда-то. Даже если сопротивлялся, грозно приказывала – "Иди!" Так было с фильмом "72 метра". Мои картины часто начинаются с музыкальной темы, а здесь все было наоборот. Кино уже снял, смонтировал, а музыки нет. Продюсеры требуют показать материал, дай, думаю, подложу что-нибудь.
Перебираю диски и вытаскиваю наугад – "Малену", музыка Морриконе. Ставлю – и с первых звуков ощущаю запах моря. Ставлю под изображение и понимаю, сколь сильно переплетение с темой картины – с драматическими событиями на подводной лодке "Славянка", столкнувшейся с миной времен войны.
Показал продюсеру, а через неделю мы с женой оказались во Флоренции, которую называем второй родиной, и решили пойти наконец посмотреть на Давида в музее. И когда подходили к мрамору, раздался звонок от продюсера: "Завтра в пять вечера Морриконе ждет вас". А до этого мне предложили написать письмо композитору. Я еще подумал – как на деревню дедушке. Посоветовались с Танечкой и решили написать очень коротко. Я представился, фильмы перечислять не стал и написал: "В Вашей музыке есть красота и надежда, а это именно то, что нужно моему фильму и моей стране". Самое замечательное, когда мы подружились с Морриконе, он вспомнил об этом письме на банкете. Собственно, оно и подвигло его на участие в нашем фильме. Это был перст судьбы, я же не Моцарта и не Вагнера вытащил, так что я верю в судьбу».
Из кино уходит человек
На глобальный вопрос о состоянии российского кинематографа Хотиненко ответил репризно, заявив, что для одних 90-е были катастрофой, а для других – временем надежды. «Когда я снимал "Зеркало для героя", не сплясать чечётку на гробе Сталина означало не проявить себя гражданином. Но я подумал о родителях, которые были молоды и жили в те времена, когда все происходило, и плясать не стал. Посмотрев мою фильмографию, легко понять, что каждый мой фильм – попытка создать портрет времени. Мой дипломный проект про Хабарова назывался "Голос дракона в бездонном море" – по названию китайской музыки V века, исполняемой на инструменте цинь. Мне нужна была именно китайская музыка, чтобы найти нужное состояние. В фильме была Манчжурия и Хабаров, 300 казачков-разбойничков, так что на картине я делал какие-то вещи и в стиле китайской живописи.
Думаю, современное кино критикуют правильно, хвалиться нечем. Во времена титанов оно имело другое значение, но не вижу смысла в том, чтобы посыпать голову пеплом и лишний раз говорить с молодыми о том, как все плохо.
К сожалению, кино перестает быть элементом культуры: из него исчез человек. В пресловутом "совке" были люди, когда я в "Макарове" (1993) поставил "Когда весна придет, не знаю" из "Весны на Заречной улице", народ был в восторге, потому что соединились времена. Красоту, которая существует в высшем искусстве, и которую мы даже сформулировать сегодня не можем, ничем не заменить. Но она есть, и она наполняет нас, вспомните кадры, где Маковецкий идет под эту музыку по свердловской улице, – вы чувствуете человеческую драму.
Так что говорим пока о тенденциях, я спокойно отношусь к поколению молодых, мне любопытно, к чему они придут. Возможно, мы до конца чего-то не понимаем в их творчестве, не видим, что из них вырастет. Есть много талантливых ребят, которые еще не успели пробиться. Поэтому ратую за большое количество дебютов, предлагаю хотя бы в одном году отдать все деньги дебютантам. И пусть на выходе будет 10%, но мы поставим диагноз, увидим фильмы, а о безнадеге говорить не приходится».
В ожидании «Беспечных ездоков»
Когда разговор зашел о том, возможно ли кардинально изменить ситуацию в российском кинематографе, Хотиненко напомнил, как молодые талантливые кинематографисты, среди которых были Скорцезе, Коппола, Спилберг, вместе с такими актерами нового поколения, как Де Ниро, Пачино и Николсон, спасли Голливуд, когда он «загибался» в 60-х. Малобюджетный байкерский фильм «Беспечный ездок»потряс всех прокатным успехом и возвестил о начале новой эры. Эти режиссеры и актеры стали влиятельными фигурами в кинематографе и создали современную киноклассику.
На подобное надеюсь и в нашей ситуации, но для этого нужна компания талантливых ребят, преданных кино. Напомню, как работала голливудская группа: воскресенье, свободная камера – и они бегут сломя голову, какой-то актер задолжал один съемочный день, берут его и снимают, потому что очень хотели делать кино. При этом учились на «новой французской волне», а сейчас ребятки приходят необразованные.
В наши же времена было так - если ты Камю и Сартра не читал, пусть слушаешь «Роллинг стоун», «Пинкфлойд», сам играешь на гитаре и поешь, ты не рукопожатный, о чем с тобой говорить, убогим. А для нынешних Камю и Сартр – почти декоративная краска. Еще парируют – «Тарантино образования не получал и стал режиссером». Но Тарантино, как сумасшедший, смотрел кино, а это и есть обучение. И это меня особо пугает в нынешних – нет почвы, приходится сначала «грунт» завозить, чтобы было куда семена посадить».
Не было бы счастья...
Режиссер засомневался, что сможет назвать любимый фильм из своих даже себе, но рассказал интересную историю. «К 1987 году я снял два успешных фильма – «Один и без оружия» (лучший дебют) и «В стреляющей глуши». Я был молодым перспективным режиссером, мне уже все разрешали снимать, меня видели. Но мое личное ощущение было трагическим: когда снимал, я подозревал нечто другое в каждом из этих фильмов. В любом случае, это были вступительные ноты и настройка оркестра. Так что я пребывал с печальным выражением лица, с таковым и прибыл в Москву к драматургу, написавшему сценарий для фильма, с которым я должен был запускаться. По мере того, как он читал текст, я понимал, что он написал не то, что я хотел снимать. Сказал об этом, он не обиделся, и наша дружба не нарушилась.
От драматурга я поехал в Госкино к министру Сычеву, объяснил ситуацию и сказал, что у меня есть другая история, и в лицах, с падениями на колени на министерский ковер, рассказал ее. «Замечательно», – сказал министр, – в эти деньги уложишься»? Оказывается, мне и деньги были отмерены на фильм, снимать который я отказался. «Уложусь», – на всякий случай ответил я. «Хорошо, я тебя допускаю», – сказал серьезный чиновник. Так я запустился с фильмом «Зеркало для героя»(1987) по сценарию Надежды Кожушаной, и до сих пор не понимаю, как могло случиться такое счастье. Эта картина, в определенном смысле, мой первенец, увидев материал на экране, я сказал себе: «Ладно, всё было не зря».
С этим знаковым фильмом Хотиненко связана неприятная история: шесть лет спустя в Америке вышел фильм «День сурка» с Биллом Мюрреем, в котором, по мнению Хотиненко, была украдена идея «Зеркала для героя». «Есть вещи, которые два раза придумать нельзя, – говорил режиссер в интервью. – Одно дело образы, а тут совершенно новый, неординарный драматургический ход».
Адвокаты предлагали «засудить» авторов «Дня сурка», Хотиненко отказался. «Во-первых, не хочу, – говорит он, – "День сурка" – хорошая картина. Вопрос в другом, там сама форма легче мифологизировалась, чем в "Зеркале для героя", картине более серьезной и глубокой. Это разные миры, "День сурка" легче выговаривается, более аллегоричен, но зацикленный день придумала Надя Кожушаная. К сожалению, право на идею нельзя зафиксировать, помните мелодию у Чайковского – "Мой миленький дружок", он взял ее у Моцарта, а Моцарт еще у кого-то, и никто ни с кем не судился. Мы, кстати, тоже ее использовали в "Мусульманине". Кино – культура заимствований, в нем много перетеканий, и все серьезные режиссеры, включая Тарковского, замечены в этом. Видео тогда не было, и все ехали в Белые столбы смотреть американское кино, чтобы не делать так, как уже сделано, но в подсознании интонационно что-то усваивалось и впоследствии могло проявиться. А бывало, что тема висела в воздухе и вдруг материализовалась: помню, в один год в Голливуде одновременно снималось две "Мадам Бовари"».
За что автор «Мусульманина» любит 90-е
Не просто любит – называет любимым периодом. «Когда снимали "Рой" – аллегорию распада Советского Союза, Союз и развалился. Уезжали с картиной на фестиваль из СССР, вернулись в СНГ. "Патриотическую комедию" снимали во время первого путча, буквально во время съемок в кадре дежурила милиция, милиционеры переговаривались по рации, бежал Ельцин....Мы снимали происходящее,а на следующий день Маковецкий на съемках смотрел эти события по ТВ,то есть, события из реального мира мы выносили в вымышленный, больше никому так "не повезло"».
В 1993-м снимался «Макаров», по словам самого Хотиненко, фильм «про конфликт человека со временем, которое выбрасывает его», а два года спустя – «Мусульманин», и режиссера обеспокоенно стали спрашивать: «Расскажи, что еще собираешься снимать?» Он отбивался: «Я же не до событий снимаю, а одновременно, использую то, что происходит в реальности».
Историю про «мусульманина» сценарист Валерий Золотуха рассказал ему, когда «афганцы» стали возвращаться домой, по телевизору передавали репортажи, и все они были на слуху. «Во всех них было что-то необычное, – говорит режиссер. – Валера рассказал, как придумал эту историю. Шел с друзьями по набережной Ялты, в море почему-то плавали лебеди, и он придумал, как после пятилетнего плена парень возвращается в родную деревню. "Интересно", – похвалил я. Золотуха сделал драматургическую паузу и произнес: "Дело в том, что там он принял ислам". У меня волосы дыбом. "Пиши, – говорю, – кто кому что сказал, история есть". Чувствую, что есть драма, и предвижу, как это будет работать. Буквально на следующий день увидел кадр, в котором он читает азан,увидел панораму средней полосы на фонограмме – это был ключ.
На "Патриотической комедии" я делал много рисунков.У нас была основная идея, и мы постоянно что-то придумывали, фантазировали, потому что вокруг все менялось. Здание захватывал настоящий ОМОН, флаг вначале был красный, потом никакого, потом триколор. Меняя план, нам надо было передать целую эпоху. Люблю эту хулиганскую картину, на ней мы встретились с Маковецким и научились понимать друг друга.
Снимая в девяностых, я находился в гуще событий, и, странное дело, понимая, что времена трагические, не помню себя несчастным.
Да, прилавки были пустые, голодуха чудовищная, до сих пор помню, как стоял в очереди за черным хлебом и мечтал, чтобы мне отдали обрезки хвостиков от копченой колбасы, но не осталось ощущения несчастной жизни.
У меня есть фото родителей, где мама в крепдешиновом платье рядом с батей, и за всем этим была жизнь… Помню, как я захотел побыть несчастным, и стал рассказывать детям в детсадовской песочнице, что я сирота. И не заметил, что пришел батя за нами с сестрой и с интересом слушал, как все изгалялись надо мной. И вот он забирает сестру, а на меня не обращает внимания. Я: "Папа, папа!.." А он: "Ты же нам не родной!.." Это был хороший урок. Но по-настоящему строгой была у нас мама – казачка. А папа был педант, требовал, чтобы все лежало на своих местах, мы с сестрой всегда прибирались к его приходу. И все равно он находил какие-то невидимые соринки и со вздохом их убирал. Мы ненавидели эти моменты. А недавно, зайдя в дом и постояв несколько секунд, я наклонился, чтобы поднять соринку… гены нашли меня!»
Что открыл Нострадамус
Хотиненко вспоминает, как 80-х, когда в Москве появились первые видео, избранная публика собиралась смотреть кино на квартире у Ивана Дыховичного, с которым они дружили. Смотрели, например, документальный фильм про Нострадамуса, и фигурой, едва ли не самой знаковой, был на этих просмотрах грузинский философ Мераб Мамардашвили. Журналисты поинтересовались, ощутил ли Хотиненко на себе влияние его философии. «Разве что, косвенно, – ответил он. – Мамардашвили с большой симпатией относился ко мне. Мы часто общались, мне нравился запах его табака, всегда ощущаю, когда произношу его имя. Интересен был мир его рассуждений, когда философия это, знаете, не умничанье, не конструкция словообразований и смыслов, – вы глупые, не поймете, а образы, которые западут вам в душу. Для себя, он, может, сложнее все объяснял, но тебе рассказывал так, чтобы доходило, и всегда с чувством юмора.
Параллельно вспоминаю Тарковского, незадолго до отъезда он читал нам на Высших курсах свои лекции. Мы его мало интересовали на тот момент, плюс ко всему были циничны и задавали неудобные вопросы. Например, вставал Юра Мамин и спрашивал, а что вы вот там это делаете, и он начинал с нами разговор. И при этом не меньше, чем треть времени беседы, крутил на пальце колечко с бриллиантиком. Мне это нравилось.
А запомнилось, как Тарковский сказал: "Свобода художнику не нужна. Андрей Рублев писал "Троицу" в условиях жесточайшего канона, и - создал шедевр". …Что называется,"приехали", это Тарковский сказал или нам послышалось? Он еще много что говорил, я читал его воспоминания, а помню вот это выражение.
А о кольце Тарковского рассказывала мне искусствовед Паола Волкова (преподавала во ВГИКе историю искусств,организовывала лекции Мамардашвили, один из специалистов в области творчества Андрея Тарковского – Н.К.). Оказывается, кольцо Тарковскому подарил Параджанов. Потом оно перешло подруге Паолы, с которой однажды они стояли на набережной Парижа, неподалеку от Нотр-Дама, и рассматривали его. Был туман. И кольцо вдруг упало и куда-то закатилось. И представьте картинку: две уважаемые дамы ползают на карачках и не могут найти кольцо, которое само по себе дорогое, а главное – это дар Тарковского. И в этот момент из тумана появляется ангел, так рассказывать могла только Паола, и говорит: "Вы не это ищете?" И даёт им кольцо. Представляете, что было бы с ними, если бы они не нашли его?.. Это к разговору об образах, которые западают в память. И когда произносят имена Мамардашвили и Тарковского, мне вспоминается разное, но, главное, это кольцо, потому что за ним есть образ».
Жорж Бизе и Данте Алигьери
Кинематографисты – народ суеверный, но в финале беседы Хотиненко посвящает нас в два замысла. В дальний, связанный с Данте и его «Божественной комедией», и ближний – с Жоржем Бизе. С предложением снять фильм о Данте судьба заходила к нему не раз. «Может и сейчас он где-то стоит и машет рукой: не забыли про меня?» – шутит режиссер. И без перехода: «Арию из «Зеркала для героя» помните - «На призыв мой тайный и страстный,/О друг мой прекрасный,/Выйди на балкон». С этой музыки начиналась тема моей картины, но самое смешное в том, что под неё прошло все мое детство, мать ставила пластинку, и я думал,что это народная мелодия. Стал узнавать, и оказалось, что это серенада Смита из оперы "Пертская красавица" Жоржа Бизе. Она редко исполняется, поэтому ее мало кто знает. А меня эта ария просто преследовала…
Мне не раз предлагали поставить оперу, но в "Пертской красавице", в "Искателях жемчуга" и даже в "Кармен" мне чего-то не хватало. И я придумал идею оригинального либретто: нырнул в биографию Бизе, и был потрясён. Не знаю другой такой трагедии творческого человека, – у Ван Гога другое, – написав пятнадцать опер и множество другой музыки, Бизе прожил всего 36 лет. Премьера "Кармен": народ смеется и уходит, в прессе над ним издеваются, жена считает неудачником и изменяет, гнобит по-чёрному. При жизни Бизе состоялось около 30 показов "Кармен", но он не вкусил и сотой доли того аромата славы, которая обрушилась на него после смерти. Сегодня "Кармен" – самая знаменитая опера, конкурентов нет. И мне захотелось спеть гимн судьбе и красоте. Бизе на смертном одре будет вспоминать свою жизнь и попытается спеть знаменитые арии, и это будет та музыка, которая звучит в нем».
Заключительный вопрос – «Оставила ли Владимира Хотиненко тема Ленина», задала корреспондент «Столетия». Режиссер живо откликнулся: «Хороший вопрос, мы же начали с разговора о судьбе, завершаем разговором о том же самом».
– Про Сталина не знаю, что снимать, а про Ленина мог бы не один еще фильм сделать. У меня уже есть триптих:сериалы «Демон революции» и «Меморандум Парвуса» для каналов «Россия» и «Культура» и в центре композиции – фильм «Ленин. Неизбежность». В этой картине для меня очень важна сцена из воспоминаний соратников, когда по замерзшему Финскому заливу на двенадцати санях едут 30 человек, которые изменят мир. Единственная фантазия – красный платочек, купленный в горах Швейцарии и привязанный к альпийской палке. Эта жалкая процессия и привела ко всему тому, что у нас есть, и, конечно, к фигуре Ленина никогда не будет однозначного отношения.
А тем временем Владимир Ильич, человек универсальный, был просто исполнителем воли. Считаю несусветной чушью все разговоры об отрицании революции в России, мы, что называется, вызрели, читайте, что творилось в монастырях, какое разложение было повсюду. К революции следовало относиться как к наказанию и к уроку: «Не говори Господу – за что, спрашивай – для чего».
Так и с нами случилось, эта пьеса была написана на небесах, судя по тому, как они пробирались сюда, это была неизбежность. Ленин был назначен на эту роль, и кончина его говорит об этом же. Пришел Иосиф, совсем другой человек, потому что дальше Ленин не тянул эту роль, и здоровье его было абсолютно ни при чем. Поменялся генотип. Мы выкладывали фотографии, когда я снимал "Гибель империи": лица были совсем другие, и актеры не играли эпизоды.
Так что я снял бы еще о революции, потому что это исключительное явление, изменившее судьбу России. Не говорю, что нашел бы ответ, но мог, как в музыке, хотя бы почувствовать аромат времени…»
Специально для «Столетия»
