Как четвероногие любимцы разделили трагическую судьбу своих хозяев...
Лариса Черкашина
13.08.2021
Вот уж истинно, царские собаки служили Дому Романовых верой и правдой не одно столетие. «Состояли» на службе при Дворе первых русских царей настоящие «дворовые» – псы чисто «дворянского» происхождения, исправно охранявшие кремлевские терема. История, правда, о них умалчивает. Великие княжны и великие князья, императоры и императрицы, – все они с юных лет, и чуть ли не на генетическом уровне, впитали любовь к собачьему племени. И как часто четвероногие питомцы становились безмолвными свидетелями многих дворцовых тайн!
Лишь самому верному и преданному другу можно поведать все, что лежало на сердце августейшей особы: и детские обиды, и юношеские восторги, горечь и разочарования поздних лет…
«Без лести предан» – такой либо схожий девиз красовался на многих дворянских гербах. Но могли ли соответствовать ему вельможи, приближенные к престолу? Даже самые благородные, честные, мужественные? Вряд ли, в силу своей… человеческой природы.
Две шотландские овчарки – колли, носившие клички Ворон и Иман, удостоились любви последнего русского царя Николая II.
«Шотландец» Ворон подарен был цесаревичу, когда ему исполнилось семнадцать. При неизвестных обстоятельствах собака погибла. И первого октября 1895 года в дневнике молодого императора появилась печальная запись: «Сделал большую прогулку в одиночестве, ужасно грустно ходить без бедного Ворона».
Второго любимца, Имана, не стало в октябре 1902 года: смерть наступила внезапно, ночью. Причиной стал порок сердца. Николай II сообщил о том матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Другое мое горе, совсем уже личное горе, потеря милого Имана, случилось в самом начале октября, почти в тот же день, что и бедный Ворон… Это была такая умная, верная и добрая собака». Несчастье с овчарками приключилось в Ливадии, царской резиденции на южном берегу Крыма...
Кстати, «шотландца» Имана подарила Николаю II великая княгиня Елизавета Федоровна, чтобы как-то утешить племянника после потери первой овчарки. Живой подарок приурочен был ко дню ангела императора, в день Николы Зимнего – шестого декабря по старому стилю, и преподнесен ему в Царском Селе.
Из дневника Николая II:
«…Элла подарила чудного collie, похожего на Ворона» (6 декабря 1895 года);
«Иман меня очень забавляет на прогулках, замечательно подвижный, много скачет и гоняется за воронами» (9 декабря 1895 года).
Позднее, в декабре 1896-го, он помечает: «Утро было чрезвычайно занятое… Гулял очевидно один с собаками». Для молодого царя, на плечи которого в одночасье пал весь груз государственных забот, такие прогулки стали единственным отдохновением.
Велосипедные прогулки в сопровождении любимого пса были возможны лишь в Царском Селе и Петергофе. Осенью и зимой царь обычно выгуливал своих питомцев в «Собственном садике», разбитом во внутреннем дворе Зимнего дворца.
После кончины любимца Имана Николай II уже не «приближал» к себе других собак, видимо, не желая вновь испытывать горестных потрясений, а только лишь прогуливался с шотландскими колли, – для них был сооружен в парке, поблизости от Александровского дворца, маленький домик. А в дворцовом подвале была обустроена «собачья кухня» – ведь прокормить требовалось одиннадцать «шотландцев», целую стаю!
«Собачья свита» сопровождала царственного хозяина во время переездов из Зимнего дворца в летние резиденции и обратно. Иногда царская семья останавливалась в Царском Селе и зимой. Известна дневниковая запись Николая II, сделанная в январе 1904 года: «Сделал длинную прогулку без собак, т. к. их уже перевезли в город».
А мартовским днем появилась более оптимистичная запись: «Днём долго гулял с собаками». Летом того же года царь, будучи с семейством в Петергофе, пометил в дневнике: «Возился с собаками у моря».
Императрица Александра Федоровна, подобно супругу, обожала собак. Но более других – комнатную собачку, скотч-терьера Эйру, которую, по словам приближенных, государыня «безумно любила».
Всем им: Ворону, Иману и Эйре в знак признательности за любовь и преданность царской семье возвели на Детском острове, близ Александровского дворца, памятные обелиски.
Была своя собачка и у дочери Николая II великой княжны Татьяны Николаевны. Щенка французского бульдога подарил ей штабс-ротмистр лейб-гвардии Уланского Её Императорского Величества Александры Фёдоровны полка Дмитрий Малама.
Случилось это в самом начале Первой мировой и при довольно печальных обстоятельствах. С раненым офицером великая княжна познакомилась в лазарете в Царском Селе, где вместе с августейшей матерью и старшей сестрой Ольгой исполняла обязанности сестры милосердия, перевязывая и ухаживая за ранеными.
Ротмистр Дмитрий Малама явил себя настоящим героем: в августе 1914-го, командуя взводом, он атаковал пехоту противника. Будучи тяжело раненым в ногу, не покинул поля боя, остался в строю, продолжая сражаться. За храбрость был награждён Георгиевским оружием, – золотой саблей, – врученной ему самой императрицей Александрой Фёдоровной, шефом Уланского полка. А фотография героя украсила обложку первого военного номера журнала «Огонёк».
Семнадцатилетняя Татьяна испытывала к храбрецу-улану самые нежные чувства, – то была первая девичья любовь, сердечная тайна великой княжны…
Чудом остались воспоминаниям офицера, лежавшего в той же госпитальной палате, что и раненый ротмистр, и ставшего невольным свидетелем трогательных сцен: «…Обыкновенно Княжны уходили из перевязочной раньше Матери и, пройдя по всем палатам, садились в нашей, последней, и там ждали Её. Татьяна Николаевна садилась всегда около Маламы».
К слову, добрые чувства к одному из храбрейших офицеров своего подшефного полка питала и императрица-мать.
Из письма Александры Фёдоровны императору Николаю II:
«Мой маленький Малама провел у меня часок вчера вечером, после обеда у Ани... У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем – почему иностранные принцы не похожи на него?».
«Русский принц» Дмитрий Малама ненадолго пережил любимую им великую княжну Татьяну. После Октябрьского переворота он вступил в ряды Белой армии. Геройски сражался с красноармейцами на юге России. Командовал эскадроном полка в составе Сводно-Горской дивизии. Узнав о чудовищном расстреле августейшей семьи, отчаянно мстил за Неё и свою милую Татьяну. Искал в бою смерть, и нашел её: в 1919-м, под Царицыным, в конной атаке удар шашки красного кавалериста оборвал его краткую жизнь…
Собачку, подаренную влюбленным штабс-ротмистром Татьяне Николаевне, назвали Ортипо, и ей судьба определила стать одной из последних земных радостей царской дочери.
Вот она, первая запись в дневнике, сделанная 12 октября 1914 года: «Аня (фрейлина Анна Вырубова) мне привезла от Маламы маленького французского бульдога, невероятно мил. Так рада».
И на второй день – новая восторженная запись: «…Собачка страшно мила…».
Однажды Татьяна, навещая Дмитрия Маламу, захватила с собой в лазарет и подаренную им бульдожку, что очень позабавило раненых.
Все это дало повод тетушке, великой княгине Ольге Александровне, беззлобно подсмеиваться над племянницей: «Татьяна, какой улан тебе подарил собачку?… Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно».
Сколько восторженных воспоминаний о всеобщем любимце (позже выяснилось – любимице) остались на страницах писем и в сокровенных дневниковых записях сестер-царевен! Вот Ортипо вместе с «дружком» котом Васькой затеяли возню: гоняются друг за другом по дворцовым апартаментам, перепрыгивают с кресел на туалетные столики, сметая на своем пути дорогие безделушки. Вот Ортипо пробует на зуб резиновый мячик, вот он, утомившись за день, забрался в постель к своей хозяйке и, прижавшись к ее ногам, уютно сопит. Правда, старшая Ольга, спавшая в одной спальне с Татьяной, сетовала, что песик слишком громко храпит. Но такова уж особенность французских бульдогов… И разве могла она уменьшить ту радость, что доставляла всем домочадцам милая собачка-клоунесса?!
«Моя собачка Ортипо бегала по комнате и играла во время чая. Страшно забавна и мила», – сообщает Татьяна августейшему отцу.
Вскоре и у великой княжны Анастасии появился бульдожка. В ноябре 1914-го девочка записывает в дневнике: «Теперь у нас есть ещё один очаровательный щенок французского бульдога Биллик. Она такая прелестная и замечательно играет с собакой царевича Алексея. Они как будто сошли с ума и носятся по полу так, что ударяются о мебель и стены. Мы непрерывно смеёмся, глядя на них».
И вновь летит письмо Анастасии отцу (идёт второй год войны, и эти беззаботные детские строки доставляют императору истинную радость): «Я научила Ортипо служить и сегодня давать лапу, очень хорошо дает такая душка…».
И самая старшая из сестёр великая княжна Ольга, серьёзная и рассудительная, не осталась равнодушной к проделкам забавного бульдожки: «С… Ортипо возились и другими, уютно, хорошо…». Но вот бульдожка преподнес, а вернее, преподнесла настоящий сюрприз: во дворце запищали новорожденные щенята.
Татьяна делится с отцом последней новостью: «Вчера мне привезли Ортипо с детьми, чтобы их показать. Они очень маленькие и уродливые и неизвестно, на что и на кого они похожи. А Ортипо смирно лежала около них в корзинке и страшно, видно, боялась, чтобы мы не дразнили или мучили маленьких. Но их опять увезли и потом уже привезут только одну Ортипо…».
Известно, что Ортипо красовалась в ошейнике с впаянными в него блестящими камешками. Ее хозяйка, великая княжна Татьяна Николаевна дорожила коллекцией фигурок своей любимицы, увековеченной придворным ювелиром Фаберже в камне драгоценных пород и в горном хрустале. Как знать, быть может, таким потаенным образом великая княжна желала сохранить память о храбреце-улане, покорившем ее сердце, и подарившем ей самый дорогой подарок, – очаровательное и преданное существо?!
Великой княжне Анастасии подарили еще одну собачку: очаровательного кинг-чарльз спаниеля по кличке Джимми. «Это была очень маленькая собачка с длинной шерстью. Окрас ее был черно-рыжий, – свидетельствовал Чарльз Сидней Гиббс, учитель английского языка царских детей. – Ее отличительные приметы были вот какие: у нее были большие круглые глаза; зубы ее были обнажены и постоянно виднелись, язык у нее был длинный и висел изо рта… Кличка ее была Джемми (Джимми). Такие собачки – очень маленькие, и их часто носят на руках. Принадлежала она Анастасии Николаевне, любили эту собачку они все, а в особенности Императрица».
Действительно, Александра Федоровна в письмах к бывшей фрейлине Анне Вырубовой не раз упоминает о милой собачке: «…Пишу, отдыхая до обеда, камин горит, маленькая собачка Jimmy (Джимми) твоя лежит рядом, пока ее хозяйка на рояле играет…» (8 декабря 1917 года);
«Я утром в постели пишу и Jimmy спит у меня прямо под носом и мешает писать. Ортипо на ногах, теплее им так…» (9 декабря 1917 года).
Великая княжна Анастасия не расставалась с любимцем: Джимми «последовал» за своей юной хозяйкой в дальнюю сибирскую ссылку, а затем на Урал. Из Тобольска, в апреле 1918 года, она жалуется сестре Марии на нездоровье собачки: «Мой Джимми проснулся и кашляет, поэтому сидит дома, шлем поклоны…».
В Екатеринбурге бедный Джимми разделил горькую судьбу своей хозяйки: в подвал Ипатьевского дома великая княжна Анастасия спустилась, держа на руках своё сокровище…
А наследник Алексей всем своим детским сердцем привязался к лучшему из четвероногих друзей – спаниелю по кличке Джой, что в переводе с английского значило «радость». Мальчик, как известно, с рождения страдал серьезным недугом, не мог играть в подвижные игры со сверстниками и часто принужден был довольствоваться «обществом» домашних питомцев.
Пронзительные строчки из дневника наследника: «Со вчерашнего дня болей нет. Остаюсь пока ещё в постели. …Джой и Котька постоянно при мне» («Котька» – это огромный рыжий и пушистый кот, подаренный больному мальчику).
Как появился любимец-спаниель у царевича? Джой продолжил линию черного кокер-спаниеля Даша, первого представителя охотничьей породы, доставленного из Англии ко Двору великого князя Николая Николаевича-младшего.
Джой, не только «товарищ» по играм царского сына, он сопровождает наследника везде: на прогулках, в путешествиях и даже в поездках на фронт. Император-отец берет сына в Царскую ставку в Могилеве, вместе с ним оправляется на боевые позиции, – дабы поддержать боевой дух войск.
В августе 1917-го все трое четвероногих любимцев, в их числе и верный Джой, взяты были августейшими хозяевами в роковое изгнание: вначале в Тобольск, а позже – в Екатеринбург.
Остались воспоминания Пьера Жильяра, сопровождавшего семью Николая II в ссылку в Тобольск, но разлучённого с воспитанником-цесаревичем в Екатеринбурге. Последний раз он видел близких ему людей, в их числе и великую княжну Татьяну с бульдожкой Ортипо на руках, при очень грустных обстоятельствах: «Матрос Нагорный прошёл мимо моего окна, неся маленького больного на руках; за ним шли Великие Княжны, нагруженные чемоданами и мелкими вещами. Я захотел выйти, но часовой грубо оттолкнул меня в вагон.
Я вернулся к окну. Татьяна Николаевна шла последней, неся свою собачку, и с большим трудом тащила тяжёлый коричневый чемодан. Шёл дождь, и я видел, как она при каждом шаге вязла в грязи. Нагорный хотел прийти ей на помощь – его с силой оттолкнул один из комиссаров…».
Весёлой бульдожки Ортипо не стало в Екатеринбурге: её пристрелили убийцы царской семьи. Уж очень мешала им своим воем маленькая собачка: страшная казнь в доме инженера Ипатьева вершилась в тайне!
Известен рассказ Михаила Медведева, сына чекиста, участника расстрела Царской семьи: «...У них у всех были любимые собаки. У Анастасии – кинг-чарльз. Крохотная собачка… Её можно было носить в муфте. <…> Отец вспоминал: когда в грузовик укладывали трупы, он руководил этой погрузкой. Труп маленькой собачки выпал из рукава костюма одной из великих княжон...».
О печальных днях ссылки и мученической кончине последнего русского царя, царицы, великих княжон и наследника осталось немало свидетельств. Но вот одно, почти забытое и принадлежащее старшему прокурору-криминалисту Генпрокуратуры Владимиру Соловьеву: «Вместе с царской семьей в Екатеринбурге убили всех собак, остался только спаниель царевича. Его забрал «из жалости» охранник Летемин. Во время следствия Джоя опознали и, как рассказывал мне епископ Родзянко, вокруг света вывезли в Англию, где он долго жил при королевском Дворе».
Есть и более подробные свидетельства чудесного спасения спаниеля Джоя. Вскоре после расстрела августейшей семьи в Екатеринбург вошли войска Белой гвардии.
В ходе следствия у охранника Летемина был «изъят» царский спаниель, – его, уже почти ослепшего, взял к себе полковник бывшей Русской императорской армии Павел Павлович Родзянко (замечу, родственник будущего известного епископа Василия Родзянко). Путь полковника, а вместе с ним и Джоя, лежал в Омск, в британскую военную миссию.
Там баронесса Софья Буксгевден, близкая приятельница императрицы Александры Фёдоровны, пришла взглянуть на спасённую собачку, и Джой радостным лаем приветствовал её, как давнюю знакомую. Почувствовав знакомого человека из той жизни, находящийся в отчаянии почти слепой пёс вскочил и побежал навстречу баронессе.
«Я никогда не видела собаку в таком волнении, – позже рассказывала она. – Когда я позвала его, он мгновенно выскочил из вагона и бросился через платформу ко мне, подпрыгивая и делая вокруг меня широкие круги, и не прильнул ко мне передними лапами, но вышагивал на задних лапах, как цирковая собака. Генерал Дитерихс сказал мне, что он до этого никого так не приветствовал, а я приписала это тому, что моя одежда, которая была той же, что я носила в Тобольске, все ещё имела знакомый запах, притом, что я его особенно не ласкала. Когда я ушла, Джой пролежал целый день у двери, через которую я ушла. Он отказался от еды и снова погрузился в своё обычное состояние отчаяния.
Что видел маленький Джой в ту ужасную ночь?.. Он до последнего был с Императорской Семьей. Был ли он свидетелем трагедии? Очевидно, в его голове сохранялась память об огромном потрясении, и его сердце было разбито».
Удивительно трогательные воспоминания!
Полковник Родзянко принял тогда верное и гуманное решение: оставить спаниеля на попечение английских офицеров, – они-то и доставили собачку в Англию. Морские офицеры, вступив на британский берег, исполнили свою миссию: Джой был благополучно передан семье короля Георга V, столь похожего на своего несчастного кузена Николая II.
Последние дни любимец наследника, – единственный выживший после страшной казни! – тихо проведёт в Виндзорском королевском замке.
…А на старых кадрах кинохроники, где время будто остановило свой бег, цесаревич Алексей, как прежде, резвится с любимым спаниелем по кличке Джой.
Жизнь сама вписала новую, хоть и весьма скромную главу в трёхсотлетнюю историю Дома Романовых. Всё же любопытно проследить, как характеры бывших властителей России, их лучшие душевные качества проявлялись в любви к собачьему племени. Словно на лакмусовой бумаге...
Специально для «Столетия»
