Выставка «Бунин. Эмиграция. Творчество»: авторский видеотур Татьяны Марченко...
Пандемия сыграла злую шутку со многими премьерами и выставками. Праздники отменялись, премьеры переносились, выставки консервировались. Не повезло и Ивану Алексеевичу Бунину в его юбилейный год.Нобелевский лауреат родился 22 октября1870 года, а 29 ноября 2020-го в Доме русского зарубежья (ДРЗ) в Москве открылась грандиозная выставка «Бунин. Эмиграция. Творчество», приуроченная к его 150-летию.
Материалы прислали из отечественных и зарубежных музеев и архивов,огромный массив сканов раритетных документов и фотографий, не известных даже специалистам, поступил из Русского архива Бродертонской библиотеки Лидского университета в Великобритании. Как написал Ричард Дэвис, ему пришлось буквально «прорваться» в здание библиотеки, чтобы заполучить эти материалы. Выставка, на которой впервые столь полно была представлена жизнь Бунина в эмиграции, обещала стать знаковой, но ее законсервировали до лучших времен.
Та же пандемия заставила изобретать новые жанры: авторский видеотур доктора искусствоведения Татьяны Марченко (режиссер Денис Чуваев, оператор Алексей Горбатов) по выставке «Бунин. Эмиграция. Творчество» можно посмотреть на сайте ДРЗ.
Над выставкой также работали: Светлана Романова, Виталий Кулишов, кандидат филологических наук Сергей Морозов.
Татьяна Марченко в образе экскурсовода в своем моноспектакле встречает посетителей онлайн. Ее рассказ о 33 годах эмигрантской жизни Ивана Алексеевича Бунина изобилует подробностями, тонко подмеченными деталями, которые показывают нам неизвестного нобелиата, рождая желание вновь погрузиться в чтение его прозы. Время от времени гид прикасается к мемориальным предметам, таким как трость, забытая в доме Николая Телешова на Покровском бульваре, где собирались писательские «Среды», или портмоне с лейблом Русско-Американской линии, которое Бунины держали в руках во время своих путешествий.
Часть I. Москва–Константинополь
…В начале июня 1918 года,назвав революционные события «кровавым кошмаром», Бунин уезжает из Москвы. Он едет в Одессу, откуда спустя полтора года, 6 февраля 1920-го,на корабле «Спарта» покидает Россию навсегда. Его путь лежит в Константинополь. Бунин очень любил этот город, и до эмиграции бывал в нем 12 раз. Туристом бродил по улочкам, любовался«единственными в мире силуэтами Стамбула»,игрой света, переливами воды на Босфоре. В Стамбул он отправился и с Верой Николаевной Муромцевой, с которой познакомился в 1906 году.В путешествие они отправились в 1907 году из Одессы. В один из таких трансатлантических рейсов отправился и лайнер с бунинским «господином из Сан-Франциско». «В этой повести в то, еще такое спокойное туристическое время писатель как будто бы предсказал гибель европейской цивилизации и в целом современного мира», – говорит Татьяна Вячеславовна. Константинополь 1920 года –совсем другой.
Проведя неделю в открытом море, на рейдах Одессы, а потом Стамбула, Бунин пишет: «Вдруг я совсем очнулся, я один в Черном море,и всему конец, и России конец, и всей моей прежней жизни,только как же я не знал, не понял этого прежде…».
В фондах Дома русского зарубежья хранятся дневники одесского хирурга Ивана Сабанеева и философа Владимира Ильина, написанные в Стамбуле 1920 года, где хозяйничали англо-французские войска, и где турки навсегда запомнили «белых русских». Бунину, пережившему «окаянные дни» в России, этот Константинополь показался чуждым, хотя один из самых «окаянных» дней ему пришлось пережить на турецком берегу. Когда их высадили у какой-то скалы, ночевать пришлось в сарае на голой земле,а утром они узнали, что раньше там содержали прокаженных.
«Какой страшный символ, – говорит Марченко, –русский писатель,академик,«бессмертный» (ему так нравилось, какименовали академиков по-французски) и – «прокаженный»,беженец, апатрид, лицо без гражданства. И впереди – неизвестность…». Не написав о Константинополе ни строчки (к этому дню много лет спустя он вернется в воспоминаниях), Бунин уезжает через Софию, Белград и Вену в Париж.
Париж. Сохранить русскую культуру
Столица Франции стала столицей русской эмиграции, а Бунин был одним из ее лидеров.Его избирают первым председателем Союза писателей и журналистов эмиграции, он начинает печататься, и уже в 1921 году выходит его книга– «Господин из Сан-Франциско» и тут же переводится на французский. В следующем году на французском выходит «Деревня», Бунин становится известен французским читателям. Через год Бунины сочетаются законным браком. Дело в том, что первый брак писателя с Анной Цакни оставался нерасторгнутым,а в 1920-м Анна, узнав, что Бунин эмигрировал, сама расторгла в Одессе брак и заново вышла замуж. Бунин заключил брак в 1922 году в мэрии16 округа, где поселился, в Пасси; венчание проходило в знаменитом соборе Александра Невского. Нашлась и квартира: ул. Жака Оффенбаха, 1 стал их адресом на все годы эмиграции.
Русский Париж жил интенсивной жизнью: издавались газеты и журналы, эмиграция только собиралась с силами, пытаясь понять, в каком направлении двигаться. В 1924 году, в феврале, после кончины Ленина состоялся вечер «Миссия русской эмиграции», на котором выступили знаменитые эмигранты – Бунин, Мережковский, Шмелев, Антон Карташев. Именно Бунин произнес те главные слова, которые хотела услышать эмиграция. Речь была напечатана в газете «Руль», а в апреле состоялся второй вечер. За это время кто только не клеймил Бунина – и в эмиграции, и в Советском Союзе: «голоса из гроба», «мертвецы», «они говорят о Белой армии, о «белой» идее…».
Газета «Последние новости» особенно долго преследовала Бунина, но в 1927 году именно ее главный редактор Павел Милюков пришел к той же мысли, что и Бунин: миссия русской эмиграции в том, чтобы сохранить русскую культуру и передать ее будущим поколениям.
О Париже Бунин написал всего несколько рассказов, причем первый – «Огнь пожирающий» – был посвящен крематорию на кладбище Пер-Лашез… Напечатан, как и все произведения писателя, на печатной машинке со старой русской орфографией – этот агрегат играл важную роль в жизни литераторов. Похожую видим в экспозиции.
О друзьях-товарищах
Эмиграция возводит Бунина на пьедестал русского литературного пантеона,газеты и журналы бьются за его тексты, журнал «Современные записки»начинает свои номера исключительно бунинскими писаниями. В пантеоне вокруг Бунина кипит жизнь, в круг его «друзей-товарищей» входит огромное количество людей, складываются неожиданные дружбы, случаются и «странные сближенья». В 1923 году по приглашению Бунина во Францию приезжает Иван Сергеевич Шмелев и проводит лето на вилле «Монфлери» в Грасе. Пережив страшнуюсмерть сына в «красном» Крыму, на бунинской вилле Шмелев писал свою эпопею«Солнце мёртвых». В экспозиции можно видеть фото двух пар – Шмелевых и Буниных, а в архиве ДРЗ хранится переписка Ивана Сергеевича с племянницей, жившей в Париже. Он делится литературными планами и рассказывает о визите Мережковских на виллу: в разговоре, к которому его не пригласили, обсуждали выдвижение на Нобелевскую премию.«А того не знают, – пишет Шмелев родственнице, – что получу-то эту Нобелевскую премию я». А дальше разворачивает наметки «Лета Господня», напиши которое чуть пораньше – точно бы получил премию. Но Бунин его опередил. Дружба не задалась, отношения были сложными,писатели ревниво следили за творчеством друг друга…
А вот Александр Куприн был другом-товарищем Бунина с дореволюционных пор. Шли параллельновсе время, но Куприн был известен всей России, а Бунина ценили немногие.
Оба переводили стихи, причем купринские переводы Беранже до сих пор публикуются в сборниках французского поэта, но Пушкинскую премию за «Песнь о Гайавате» получил Бунин, и его же избрали академиком. А встретились вновь друзья уже в 1920-м, в Париже, в доме на Оффенбаха, 1.
Любопытно свидетельство ранних эмигрантских лет – письмо А.И. Купринав редакцию газеты,где он описывает историю эмигранта-авантюриста, который ходил по богатым русским, представляясь то Буниным, то Куприным, и умудрялся выпрашивать немалые суммы. Куприн пишет, что был он неуловим, а в полиции Александру Ивановичу предложили самому изловить авантюриста… В 1937 году больного Куприна, пережившего микроинсульт, увезли в Россию – так разошлись пути двух очень похожих писателей. Куприн так и не сумел найти своего места в эмиграции.
Еще одним другом с дореволюционных времен был Борис Зайцев, это у него на вечере Бунин познакомился с Верой Муромцевой.
И в эмиграции они были не разлей вода, но после войны их дружба рухнула. Бунин лояльно отнесся к эмигрантам, принявшим советское гражданствопо предложению властей. Зайцев же остался непреклонным антибольшевиком. Союз писателей раскололся, возглавил его Зайцев, Бунин покинул его ряды.
«У нас сохранилось письмо Галины Кузнецовой Леониду Зурову, – рассказывает Марченко, – письмо 60-х годов, в которомона с огорчением пишет о том, чтоЗайцевв своих воспоминаниях обвинял Бунина в том, что он был в неладах со всей эмиграцией, а на самом деле только с самим Зайцевым и был».
Неожиданные отношения связали в эмиграции Бунина с Мережковскими – Дмитрием Сергеевичем и Зинаидой Николаевной (Гиппиус). До революции они принадлежали к разным литературным и общественным кругам, никогда не встречались, и вдруг соединились. Впервые годы, в 1921–1922-м, они даже вместе проводили лето. Татьяна Марченко демонстрирует фотографию Зинаиды Гиппиус в 1921 году в Висбадене, а также автограф сочинения Мережковского о деятелях европейской Реформации «Лютер и мы».
Никогда не былаблизким другом Бунинаи Марина Цветаева, наоборот, признавалась в письмах, что не любит этого «сухого, надменного барина». Писала: «Его не люблю, но жену его – очень». Дело в том, что Марина и Вера, московские барышни, были знакомы с давних московских времен. Вера, которая была чуть постарше, казалась Марине идеальной. Марина Ивановна, великолепная мемуаристка, никак не могла зацепиться в Бунине за то, что могла бы в нем любить.
Но когда в семействе Буниных появилась Галина Кузнецова, «ученица-секретарь», а на самом деле последняя любовь Ивана Алексеевича, Цветаеву буквально сразило поведение Веры Николаевны. Веру все осуждали, говорили, что она должна уйти, а Марина Ивановна восхитилась: «Вера поняла, что она нужна Бунину как мать, без нее он не сможет,приняла ситуацию и – осталась».
«Цветаева восприняла это как жертвенный подвиг, – говорит Марченко, – и мы из дали времен воспринимаем Веру Николаевну так же – как настоящую писательскую жену».
С Алексеем Ремизовым Бунин мало общался до войны, и вдруг подружился. Казалось бы, ничто их не объединяло, но в витрине видим нарисованную Ремизовым открытку, подписанную каллиграфическим почерком художника. «И так страшно сейчас читать поздравление с Новым 1939 годом,– говорит Марченко, –пожелание счастья в этом году – в году начала Второй мировой войны». Но самые дивные отношения связывали Бунина с Тэффи. Надежда Александровна сначала побаиваласьписателя, который умел выглядеть мэтром. В эмиграции он изменился внешне, отпустил бородку, усы. Критик Георгий Адамович говорил, что в нем появилось что-то римское, патрицианское.
«Бунин, конечно, ходил на котурнах,– поясняет Марченко, – он понимал свое значение, но все время думал, а остальные-то видят во мне великого писателя?.. И тоже немного боялся Тэффи и ее острого языка. А потом неожиданноони поняли друг друга, и Тэффи оказалась тем редким собеседником, с которым Бунину было удивительнохорошо посмеяться, а ведь найти такого человека еще сложнее, чем того, с кем хорошо помолчать».
После войны сложился триумвират Бунин-Тэффи-Пантелеймонов (Борис), они обменивались остроумнымиписьмами,и в архиве ДРЗ сохранилось много этих свидетельств. «У нас есть письмо Тэффи Пантелеймонову о литературе, – говорит Марченко, – о том, как Бунин правит Пантелеймонова, и ответ Бунина Тэффи на известие о смерти Бориса. Уходили они один за другим: Пантелеймонов в 1950-м,Тэффи в 1952-м, Бунин в 1953-м, но осталась их переписка, сохранившая искрометный юмор, и остались свидетельства того, каким любящим другом, сердечным и необыкновенно душевным человеком умел быть Бунин».
По-настоящему верным и преданным другом Бунина был Марк Алданов, он сразу увидел в нем великого писателя.И Бунина это «по-хорошему радовало, он знал, что на Марка Александровича всегда можно положиться». Именно Алданову в 1922 году пришла мысль выдвинуть Бунина на Нобелевскую премию. И, что интересно, после войны, уже будучи лауреатом Нобелевской премии, Бунин по просьбе Алданова регулярно выдвигал его на Нобелевскую премию, несмотря на то, что в Нобелевском комитете сразу написали, что Алдановв лауреаты «не годится». А когда после войны Бунина стали активно звать вернуться в Советский Союз,он писал Алданову:«Как же я могу уехать, тогда я больше никогда не увижу вас и не смогу писать вам».
Часть II. Дождаться признания от Бунина
Реальным кандидатом на Нобелевскую премию в бунинском окружении был Владимир Набоков.
Вера Николаевна так и написала в дневнике: «Набокова в бунинском семействе читают, новые книжки по вечерам разбирают». «А Набоков жаждалот Бунина признания,– уточняет Марченко, – он как будто обращался: «Ну, Иван Алексеевич, заметьте меня!». А Бунин все время уходил от ответа,ему хотелось остаться одному на пьедестале.
И постепенно в отношении Набокова в нем нарастает глухое недовольствои критицизм: приходилось пробиваться самому и доказывать всем, что он, Владимир Сирин, действительно, большой писатель». И эмиграция постепенно это замечает, в 30-х годах в «Современных записках», если нет Бунина, на первом месте печатают Сирина. В своих воспоминаниях «Другие берега» Набоков акцентировал, сколько ни общались они с Буниным в ресторанах, никогда недоговорились до литературы. «На самом деле, – замечает Марченко, – они “не договорились” до литературы в личном общении, а их литературный спор двух великих русских писателей – продолжается».
Где начинались «Тёмные аллеи»
Какой бы торжественной ни была жизнь русской эмиграции, с ее заседаниями, собраниями, комитетами, но балы, на которыхвыбирали русских красавиц, царили надо всем. Устраивали их на все вкусы, чего только не придумывали, но бал прессы, в котором Бунин принимал «благосклонное» участие,у всех был любимым. Там можно было послушать выступления писателей,посмотреть спектакли, повальсировать под оркестр, а ближек полуночи оторваться под джаз-бэнд.
На балах Бунин не только читал свои новые сочинения, но и активно работал. Кругом мелькали прекрасные женские лица, мог ли он, с его зоркостью художника, бездействовать?! Все детали заносил в записную книжку, и происходящее сохранилось в набросках, а что-то вошло в рассказы.
Знаменитые типы из «Темных аллей», кажется, так и вырастают из записных книжек, созданных на этих балах. «Лакированные волосы, крупность черных налепленных ресниц, точно лапки шмеля», «стриженая, большая, играющая, вызывающие глаза», «маленькая, ладная, южная, блеск сплошь карих глаз, смуглая, точно прокопченная», «веселая, смелая, игривая, находчивая»–и так одна за одной, про каждую он успел что-то заметить.
Бал в Стокгольме
Балы для прессы заканчиваются для Бунинабалом в Стокгольме. В1933 году эмиграция пережила национальный праздник:9 ноябряагентства всего мира оповестили, что Иван Алексеевич Бунин стал первым русским лауреатом Нобелевской премии по литературе. И это была Победа, потому что в Париже Бунин был не единственным кандидатом, в том числе от литературы зарубежья. Главным соперником был Максим Горький, но его кандидатуру отклонили, побоявшись «награждать коммунистов». Серьезными претендентами были Иван Шмелев и Дмитрий Мережковский, ноникто не знал, что в Нобелевском комитете, в основном стараниями эксперта по славянским литературам, выбор давно был сделан в пользу Бунина. Ему оставалось ждать.
Недовольство по поводу нобелиата выражали члены православно-монархической партии, которым казалось, что Бунин непременно должен высказатьсяпротив большевиков, в защиту русской эмиграции. Но лауреат не использовал Нобелевскую премию в политическом плане, и сейчас это кажется очень грамотным шагом.
Из Граса Бунин едет в Париж, где его чествует русская эмиграция, а затем в Стокгольм. По фотографиям и кадрам кинохроники видим, как писателя встречает небольшая колония русских в Стокгольме, очень взволнованная тем, что русский писатель стал нобелевским лауреатом. Бунину вручают огромный черный каравай на серебряном блюде, с солонкой вверху. На подношениях выгравировано: «От русских Стокгольма». Шведские журналисты ахнули, увидев круглый русский хлеб, который не найти было ни в одной кондитерской.
Жили Бунины в огромном доме у племянников знаменитого Альфреда Нобеля. Братья Нобели тоже были эмигрантами из России. Они потеряли многое: нефтяные прииски в Баку, заводы в Петербурге, и искренне радовались, чествуя Буниных. «Даже когда лауреат принимал диплом и медаль из рук короля Швеции Густава V, – рассказывает Татьяна Марченко, – все присутствующие и шведская пресса восхитились в очередной раз.
Всем казалось, что Бунин поднялся и подошел к королю, как русский царь, то есть в лице Бунина публика увидела всю ту дореволюционную Россию, которую он нес в себе, стараясь не расплескать. Может, это иногда казалось смешным, но в Стокгольмепрочувствовали, что это был русский писатель, который предстоял за русскую литературу.
За русскую культуру без разделения на дореволюционную, советскую и эмигрантскую, и это было единственно верным, тонким и умным решением».
Бунин получил премию в эквиваленте, равном 700 тысячам франков, о том, куда она разошлась, через пару лет он написал Борису Зайцеву: «Вишневый сад не куплен» (имеется ввиду вилла в Грасе). Многим собратьям по перу, о ком сказано выше, и тем, кто давал ему напутствие в Стокгольм, он выдал немалые суммы, всего на благотворительность Бунин потратил 120 тыс. франков. Писатель вновь оказался литературным поденщиком. Постоянно должен был писать рассказы, устраивать их в газеты и журналы, чтобы жить нагонорары.
Собрание сочинений в «Петрополисе»
Это предприятие стоило Бунину большого количества денег и огромных огорчений.«Петрополис» – берлинское издательство, возникшее в самом начале эмиграции, когда Берлин был одной из столиц Русского зарубежья. Его представителем в Париже был Михаил Каплан, который вел все делас Буниным. Был заключен договор, крайне невыгодный для писателя, по которомуонне получалникакого гонорара, вкладывал в издание свои деньгии не имел права ничего публиковатьдо выхода собрания сочинений. Бунин вовремя отсылал все Каплану, а тот в Берлин, но набор шел медленно, с большим количеством опечаток. Бунин много работал над корректурой, но исправления редко учитывались. Трепетно относился к оформлению собрания сочинений, все продумывал сам, распределяя произведения по томам, и все время ждал, когда же они начнут выходить.
По поводу опечаток в экспозиции выложен целый сюжет: вместо названия стихотворения «Песенка» напечатано – «Песенька». Незначительная, казалось бы, опечатка, но русский человек ее вряд ли допустит, судя по всему, наборщики в Берлине были уже немцами. В витрине представлен эпистолярный обмен по поводу опечатки, корректура, инаконец, сам том, в котором видим в названии всё ту же «Песеньку». Ничего не исправили. Можно представить, какие эмоции бушевали в этот момент в душе поэта.
Наконец, тома начинают выходить, в газетах появляются объявления: «Получено Полное собрание сочинений Бунина», но идет оно плохо, издательство не получает прибыли. Казалось бы, только что весь Русский мирликовал по поводу «нашего»Нобелевскоголауреата, и Собрание сочинений должны бы расхватывать, как горячие пирожки, но не тут-то было, оно пылится на складах. А кому было покупать – людям, которые едва сводили концы с концами?! Покупали библиотеки, читальни, вот и в Дом русского зарубежья Полное собрание сочинений Бунина поступило в составе Библиотеки Будберга.
Кабинет в Грасе
Когдав 1923 году Бунины впервые сняливиллу в Грасе,Бунин понял, что нашел идеальное место, где мог творить. Почти все произведения, созданные в эмиграции: «Солнечный удар», «Митина любовь», «Жизнь Арсеньева», «Темные аллеи» –написаны в Грасе. В1924 году Бунины снимают виллу «Бельведер», на которой перебывали самые известные лица эмиграции, например, Рахманинов с семьей, собратья писатели,было много насельников. В1926 году здесьпоявилась Галина Кузнецова, затем Леонид Зуров. Подолгу жил писатель Николай Рощин, по прозвищу«капитан», который называл «Бельведер» «монастырем муз». Действительно, на этой виллеписаливсе, включая Веру Николаевну: онаписала воспоминания. Галина Кузнецова работала над художественными вещами, но главное, чем она отплатила Бунину за любовь и кров,это книга «Грасский дневник».Написав ее, она уничтожила письма Бунинак ней, итеперь все ее свидетельства сосредоточены для нас именно в этой книге.
Иногдана виллу приезжали неожиданные гости.Так, в 1934 году за автографом к нобелевскому лауреату прикатили на велосипедах русские мальчики-скауты. Пощелкали фотоаппаратом, сняли городок Грас, виллу, а Бунин подарил им любимую фотографию в белой кепке и подписал: «С большой любовью. Ив. Бунин».
«Один из самых важныхэкспонатов для нас, – рассказывает Марченко, – "Темные аллеи", мы видим, как в октябре 1938 года (дата проставлена Буниным) началась работа над этим рассказом. Видим и первую публикацию 1943 года: Бунин отослал несколько рассказов в Нью-Йорк, где жил Марк Алданов. Издательство "Новая земля" в Нью-Йорке напечатало этот первый сборничек, а следующий, в гораздо более полном составе, вышел в Париже в 1946 году. Еще у нас тут лежатстраницы из расплетенного экземпляра 1943 года, который проделал огромный путь: сначала рукопись была послана в Нью-Йорк, оттуда пришла к Бунину, после войны он жил в Париже, а в 1946 году он послал ее в Москву, Телешову. Николай Дмитриевич был жив, его не коснулись репрессии, и Бунин надеялся, что теперь, когда его приглашают вернуться, когда с ним беседует приезжавший в Париж Константин Симонов, когда он сам поздравлял посла Советского Союза с победой в Великой Отечественной войне, его книги могут быть напечатаны».
Онвновь прорисовывает все сам: какой должна быть обложка,как собрать произведения, как относиться к его знакам препинания, и, к счастью, не диктует того, что диктовал для Америки: его можно печатать по новой орфографии.
Но, несмотря нахлопоты Телешова, обращавшегося и в Союз писателей, и в Гослитиздат, чиновники решили,что «Темные аллеи» в 1946 году напечатать невозможно. К советскому читателю эта книга пришла в середине 60-х, когда Бунина уже не было в живых, но Вера Николаевна успела узнать о публикации.
Вдохновенный человек
Последние годы Бунина, когда он вынужден был покинуть любимый Грас, а денег не хватало на самые насущные нужды, были совсем безрадостны. Писатель сильно постарел, был очень болен, и его письма к Борису Пантелеймонову, которые хранятся в архиве ДРЗ, запечатлели эти огорчения.Можно прочитать о страшных болезнях, болях и муках,которые он испытывал, но нельзя не отметить, каким юмором все это переложено, и какой радостью жизни веет от этих писем, никогда не подумаешь, что писал их больной старик. Нет, их писал веселый, радостный, вдохновенный человек, которыймог иронизировать над собой!..
Вот Бунин в одном из писем Пантелеймонову описывает, каково ему было, и невозможно не обратить внимание на то, каким крупным становится его старческий почерк, но ум остаетсятрезвым, ясным и острым… А немного отдохнув,Бунин пишет новое письмо Борису Пантелеймонову, вырезает из газеты картиночку, подрисовывает орден и пишет:«Мой портрет, я получил орден Трудового Знамени имени Кащея и Бабы-Яги, жду поздравлений». То есть умудряется еще и поиронизировать над советскими орденами, например, такой орден, конечно, настоящий, получил его друг Телешов… Так что до последнего мгновения Бунин остается Буниным, а Бунина-острослова и ирониста мы узнаём именно в последние годы.
Оставшись одна и разбирая архив, Вера Николаевна написала свою биографию Ивана Алексеевича: «Жизнь Бунина». Прямо по его предсказанию: «Меня не станет, и Вера перепишет “Жизнь Арсеньева”». Переписала, но остановилась на 1906 годе, на том моменте, когда она познакомилась с Буниным...
Остались книги, и они продолжают выходить. Замечательно, что остались рукописи, письма, кино- и фотодокументы, и мы можем сегодня увидеть Ивана Алексеевича на улицах Парижа и Стокгольма, в интерьере его квартиры–празднующим 80-летие. Этот юбилей он уже не мог отмечать ни в каком другом собрании, хотя французские писатели пышно его отметили, и Андре Жид, с которым Бунин приятельствовал, сказал по этому поводу: «Какое счастье и удача для Франции, что вы были ее жителем в течение трети века!».
Специально для «Столетия»
