Среди наших соотечественников широко распространено представление, что в то время как капиталистический мир переживал Великую депрессию, сталинский Советский Союз не только избежал кризиса, но и благополучно осуществил за те же самые годы модернизацию своей экономики, достигнув невиданных для Российской империи успехов. Миф о преимуществах не знающей кризисов плановой экономики над способным впадать в кризисное состояние капиталистическим хозяйством преодолен, казалось бы, во всем, за исключением периода индустриализации.
И сегодня наши сограждане, благодаря специфическому преподаванию курса отечественной истории в школах и высших учебных заведениях, как правило, убеждены в позитивном характере первых пятилеток 1930-х годов, во время которых в кратчайший срок власть будто бы «осуществила подлинную промышленную модернизацию и технологическую революцию», избежав кризисных ужасов, переживаемых капиталистическим миром. Подобные оценки базируются не только на ложных представлениях о характере и результатах сталинской индустриализации, но и на слабом знании истории России начала ХХ столетия. Одна из главных причин распространенных заблуждений по поводу первой пятилетки заключается в неспособности объективно оценить последствия октябрьского переворота 1917-го и большевистского эксперимента для российской экономики.
Историю сталинской индустриализации правильно рассматривать в более широком историческом контексте, не ограничиваясь событиями 20–30-х годов.
В начале ХХ века по объемам промышленного производства Российская империя прочно занимала пятое место среди ведущих мировых держав. Уступая в этом отношении Великобритании, Германии и Франции, Россия устойчиво обгоняла их по темпам роста. В 1885–1913 годах промышленное производство в России ежегодно возрастало на 5,7%, в США – на 5,2%, в Германии – на 4,5%, в Англии – на 2,1%. Известный американский историк экономики Пол Грегори, специализирующийся на изучении российского народного хозяйства, относит столыпинскую Россию к группе стран «с наиболее быстро развивающейся экономикой», таких как США, Швеция и Япония.
В 1913-м доля России в мировом промышленном производстве составляла 5,3% (пятое место) и догоняла показатели Франции (6,4%), доля в мировой торговле – почти 4% (в 1938-м доля СССР в мировой торговле составляла 1,1%).

После октябрьского переворота 1917-го ленинцы приступили к последовательным социалистическим экспериментам в экономике: безвозмездной национализации, уничтожению института частной собственности, изгнанию с промышленных предприятий управленческого аппарата с целью введения утопического «рабочего контроля» за наличными средствами, сырьем, производством и распределением продукции. Эти действия не могут быть объяснены только условиями гражданской войны и разрухи, они иллюстрируют суть коммунистического подхода к экономике.
Огромный урон российской промышленности нанесло создание фактически первых госкорпораций (совнархозов), разрушение внутрироссийского товарного рынка, захват большевиками банков и ликвидация финансово-кредитной системы. К этим мерам следует добавить запрет частной торговли, массовые репрессии и террор, избиение технических кадров, преследование предпринимателей, инженеров, мастеров, квалифицированных рабочих. К концу августа 1920-го в действительной собственности большевистской партии оказались около 40 тысяч российских предприятий, на которых были заняты почти 2 млн рабочих – 70% трудовых ресурсов, использовавшихся в промышленности.
В том числе и в итоге ленинских экспериментов уровень производства в 1920-м составлял лишь 20% от уровня производства 1913-го. За первые три года советской власти большевики отбросили отечественное промышленное производство на десятилетия назад. Поэтому одна из главных целей форсированной индустриализации, инициатором которой в апреле 1929-го выступила высшая номенклатура ВКП(б), заключалась в том, чтобы преодолеть отставание от капиталистического мира, ставшее следствием по большей части своих собственных экспериментов в промышленности в 1917–1920 годах.
Каковы же оказались результаты первой пятилетки, какая получилась альтернатива капиталистической Великой депрессии?
Было построено 5,5 тысяч км железных дорог – ровно столько каждые 4 года строили в предреволюционной России. При этом производство угля и стали едва превысило дореволюционный уровень. За счет форсированного создания новых промышленных предприятий (по первому пятилетнему плану планировалось построить 300 крупных и 1 тысячу менее крупных объектов) была заложена база для роста советской экономики, которая с 1928 по 1939 выросла примерно в 2 раза. Среднегодовые темы роста составили 5,8%. Но такие же ежегодные темпы роста демонстрировала капиталистическая экономика столыпинской России. Кроме того, огромное большинство в спешке возведенных новых промышленных объектов страдали высокой аварийностью и непрофессиональной эксплуатацией, так как возводились ускоренными темпами и с грубым нарушением техники безопасности.
Установленные плановые задания не удалось выполнить: к 1933 тракторов выпустили 53 тысячи (вместо 170 тысяч по плану), автомобилей – 24 тысячи (вместо 200 тысяч по плану), железных дорог построили 5,5 тысяч км (вместо 16 тысяч по плану). Теория, в соответствии с которой деревня могла дать средства на индустриализацию, оказалась умозрительной. Государство приобрело возможности для выкачивания из деревни дешевого хлеба и его продажи на внешних рынках. Однако массовое создание госпредприятий по принудительной обработке земли (колхозов) потребовало и встречных поставок из промышленности в разоренную коллективизацией деревню, и, следовательно, огромных госрасходов. В 1929–1933 погибли 77 млн лошадей. Бедные колхозы для обработки огромных государственных латифундий нуждались в тракторах и другой технике, запчастях и комплектующих, удобрениях и самом простом инвентаре. В 1932–1936 колхозы получили от государства около 500 тысяч тракторов, которые должны были восполнить потерю тягловой силы, а, по сути – частичные материальные потери села в период коллективизации.
Продовольственная безопасность страны оказалась подорвана бескризисной «модернизацией» на десятилетия, если не на долгую историческую перспективу. В 1913 крестьянин собирал с одного гектара более 800 кг зерна, а в 1932 не собирал и 600. Ежегодное производство мяса упало до 3,3 млн тонн по сравнению с 4,2 млн тонн в период НЭПа. С 1928 по 1933 поголовье лошадей сократилось на 51%, коров – на 42%, свиней – на 40%, овец и коз – на 66%. Всего в годы первой пятилетки погибло 152 млн голов скота. Общие потери страны от гибели лошадей и скота составили 3,4 млрд золотых рублей (в ценах 1913 года).
Не исключено, что материальные потери деревни в годы первой пятилетки вполне сопоставимы со стоимостью возведенных «гигантов индустрии». Однако такими расчетами историки и экономисты еще не занимались.
Тем не менее очевидно, что сельское хозяйство после событий 1929–1933 годов в Советском Союзе стало нерентабельным и далее требовало постоянной государственной поддержки. Не менее очевидно, что подобные катастрофические потери никак не говорят о том, что развитие советского хозяйства в этот период с точки зрения последствий было «бескризисным».
Катастрофически упал уровень жизни населения. Карточная система была отменена только в 1935 году. По совокупности уровень личного потребления (питание, товары широкого потребления и т. п.) советских граждан оказался ниже не только уровня 1913 года, но и уровня 1926–1927. Средняя зарплата рабочего в 1933 году составляла 125 рублей в месяц, служащего – от 70 до 90 рублей при реальной коммерческой цене 1 кг хлеба 4 рубля. В 1912–1913 батрак на поденной работе у зажиточного кубанского казака получал на хозяйских харчах 1-1,5 рубля в день. Спустя 20 лет «трудодень» кубанского колхозника стоил в 3–5 раз меньше, не говоря уже о нищенском характере окружавшей его жизни.
Жертвами коллективизации и голодомора 1930–1933 стали 8-8,5 млн человек. Это были огромные потери трудовых ресурсов, ослабившие страну и общество не только экономически, но и политически. Подобных чудовищных потерь населения «кризисный» капиталистический мир, мир Великой депрессии, не знал.
В годы первой пятилетки коммунисты заложили основы принудительного труда для трудоспособного населения Советского Союза, как в колхозах, так и на госпредприятиях, фабриках и заводах. Однако ценность и эффективность подобного труда, который вполне можно назвать рабским, была низкой и малопродуктивной.
Что же было целью огромных человеческих жертв и лишений? Желание показать преимущества социалистической экономики, улучшить уровень жизни людей? Нет. Приоритетом для номенклатуры во время первой и второй пятилеток стал советский военно-промышленный комплекс. В 1928–1929 военные расходы «страны победившего социализма» составляли 93 млн фунтов стерлингов, а в 1932 – уже около 140 млн. Если по состоянию на 1 января 1932 в РККА насчитывались 1446 танков и 213 бронеавтомобилей, то на 1 января 1934 – 7574 танка и 326 бронеавтомобилей – больше, чем в армиях Великобритании, Франции и нацистской Германии вместе взятых.
Еще в 1931 году, в разгар выполнения первого пятилетнего плана и задолго до прихода Гитлера к власти, цели строительства и содержания огромной и обременительной для страны армии так недвусмысленно формулировались в документах II (мобилизационно-организационного) управления штаба РККА: «Наша партия…будет все более активно выполнять свою роль международного двигателя пролетарской революции, толкающего пролетариев всех стран к захвату власти».
Индустриализация резко отрицательно отразилась на демографическом состоянии общества и его благосостоянии, на народном хозяйстве в целом.
Ее подлинная цель заключалась в создании для советского населения специфических условий государственного принудительного труда и производства. Такую сверхзадачу большевики решили. Сложившаяся в первой половине 1930-х годов сталинская экономическая система в полной мере гарантировала высшей партийной номенклатуре ВКП(б) сохранение и удержание власти внутри страны, а также открывала перспективы для реализации собственных внешнеполитических планов, связанных с советизацией Европы. Однако никаким «модернизационным проектом», тем более примером «эффективного менеджмента» осуществленная на крестьянских костях «индустриализация» не была, принеся населению России большие лишения, чем Великая депрессия населению капиталистических стран.

Кирилл Александров

Картинка скопирайчена тут: http://zaharow.livejournal.com/27890.html