Сексуальная контрреволюция и либерализм

Одни хотят многополярного мира, другие многополого. Можно подумать «ну и что» и по-гоголевски добавить: «на вкусы нет закона: кто любит попа, а кто попадью». Но тут не вкусовщина, тут дело серьезное, политический эпос, битва гигантов. И один из гигантов — либерализм — повержен. Причем на своем поле — в США. В Вашингтон триумфально вступает Траск — неразлучный (пока) авторитарный дуэт Трампа и Маска, шествующий во главе восставших консерваторов.

В нашем веке страны развитого либерализма вообще как-то начали сдавать. Не справляясь с реальными проблемами (миграция, демографические сдвиги, преступность, бедность...), они переключились на надуманные и шумные разговоры о сексе. К свободе выбора религии, партии, профессии решили добавить свободу выбора пола. И ладно бы полов было два, как обычно. Тогда можно было бы считать новшество очередной культурологической странностью. Но либеральная теория пошла гораздо дальше и растворила мужское и женское в неопределенном количестве каких-то промежуточных и химерических сексуальных состояний. Теперь у них полов не два, а то ли три с половиной, то ли девять целых и сорок шесть сотых, короче, много.

Такое впечатление, что исторический либерализм, совершив великую и действительно важную работу, освободив негров, женщин, крепостных, пролетариев, освободив практически всех почти от всего, но не желая остановиться на достигнутом, начал копаться в свободном обществе, выискивая, кого бы еще «освободить». И в этих поисках забрел в самые темные закоулки, где пряталось все самое извращенное, постыдное, что даже и в свободном обществе неприлично. И обнаружив там мужика в бюстгальтере и бабу с бородой, решил: дай-ка я их освобожу, больше все равно некого. И стал свои находки навязывать всему миру, полагая, что все обязаны сидеть за одним столом с бородатой бабой и пышногрудым мужиком и изо всех сил делать вид, что ничего особенного не происходит. И извиняться перед ними за былые «притеснения», и уступать им престижные рабочие места... Многие пробовали, у некоторых получилось. Но в целом очередная сексуальная революция бурно провалилась; контрреволюция, слава богу, торжествует. Атака первертов и парагендеров отражена.

Наверное, трудностями людей с сомнительной сексуальностью надо заниматься. Это дело узких специалистов в тихих кабинетах. На общенародную дискуссию и национальный интерес тема никак не тянет. Она касается ничтожного меньшинства. Выставляя ее как ложную мишень, либералы игнорировали и забалтывали настоящие требования большинства.

Мишень, впрочем, получилась игривая. По ней отстрелялись не только либералы, но и их противники. Даже из нашего далека по ней прилетает. Да и как удержаться — разговоры «про это» так возбудительны. Получается, все стороны одинаково задорно сработали как усилители этой, в сущности, пустой болтовни, придавшей политическому дискурсу пикантный оттенок легкой порнографичности.

Либерализм выродился в либертинаж по простой причине: свобода перестала быть ценной. В сословных и кастовых обществах прошлого свободными считались только высшие классы. Свобода была редкостью, привилегией. В условиях массовой демократии она пошла по рукам, стала общедоступным ширпотребом. Раньше обладание свободой возвышало человека над другими. Теперь быть свободным означает быть, как все. Это скучно. Возникает соблазн пожить без свободы, вдруг станет веселее. И, кстати, станет.

За американскую свободу кровью и потом заплатили предыдущие поколения, нынешним она досталась бесплатно, как нечто само собой разумеющееся. Она обыденна, поэтому никому до нее нет дела. Достигнута, поэтому перестала быть целью. Это и толкнуло либеральную мысль к целям фиктивным, к делам бессмысленным.
Либерализм повержен. Россия с ним справилась раньше, чем Америка. В 2003 году по итогам выборов в Госдуму было торжественно объявлено: либеральных партий в нашем парламенте больше нет. И не будет. Все так.

Однако, поспешая на похороны либерализма, не забудем, что академик Павлов и его собаки, получившие Нобелевскую премию, доказали: есть не только пищеварительные рефлексы, но и рефлекс «свободы». А рефлекс никуда не денешь, он рано или поздно сработает.

Так что, либерализм, к сожалению, вернется. Под своим именем или под чужим. И не обязательно с запада. Почему бы когда-нибудь не из Китая, например? Скажут, «китайский либерализм» это небывальщина, оксюморон. Но Марксу показался бы оксюмороном и «китайский марксизм.» А он был. И есть. И китайский либерализм возможен, и арабский, и наш, импортозамещающий. Да и западный, возможно, не умер, а замер.

Также не обязательно либеральный режим должен быть демократическим. Локк и вовсе находил демократию вредной для свободы. А монархию полезной. Если существует, по Закарии, нелиберальная демократия, то вполне вообразима и либеральная недемократия.

Либерализм вернется закаленный унижением, поумневший, сексуально неозабоченный. Опасный.

А учитывая, как тяжело переносит наше общество приступы либерализма (вспомним 1917, 1991), предоставим простодушной толпе радостно плясать под банджо и балалайку над прахом либеральных идей. Сами же не перестанем с тревогой вглядываться вдаль — иногда они возвращаются.

Владислав Сурков

https://actualcomment.ru/seksualnaya-kontrrevolyutsiya-i-liberalizm-2411201547.html