«Мiр и война»

Цитаты

 

– ...Напóлеон не может на Россию не напасть, поскольку во всей Европе ему не покорились только британский король да русский царь, но до англичан корсиканская монстра не дотянется, потому что у них флот, а Россия – вот она, растянулась от моря до моря. Бери её голыми руками.

 

– ...о не зависящих от неё материях вроде политики никогда не тревожилась. Грянет беда, тогда и будем с ней управляться, такое у неё было credo. Вот и грянула…

 

– ...ему, в политике несведущему, объяснила, что, Бонапарта никто ещё никогда не бил и что нашему теляте волка не забодати. Вопрос в другом: додержатся наши до осени иль запросят мира раньше. 

 

– Думали: вот она, беда. Однако недаром сказано: «Не сетуй на беду, ибо и у бед есть мера. Ныне горькое завтра покажется тебе сладким».

 

– Я хоть женщина, а знаю: после победы не отступают.

 

– Теперь надобно понять, насколько тяжела конфузия, – говорила Полина Афанасьевна внучке. 

– Поглядим-ка, как наши отступают – в порядке иль толпой. Ох, волнуюсь я за овёс…

– Бабушка, как вы можете об овсе тревожиться, когда отчизна в опасности! – вознегодовала Сашенька.

– Моя отчизна ты да Вымиралово, а прочее – кобелиные игры, – отвечала Катина, настёгивая лошадей.

 

– По эскадрону сразу ясно, какой был в сражении, а какой простоял в резерве... но виднее всего по лицам. У рубившихся, побывавших под пулями-картечами будто некое сумасшествие в глазах. Ох, мужчины, мужчины, дурное семя…

 

– ...Кутузов даст новое сражение. Не уступит же он Первопрестольную с её святынями, с Кремлем, без боя... А значит, добьёт Бонапарт русских... И войдёт Наполеон в Москву, и продиктует мир, какой ему надобно. Всегда так было, во всех многочисленных войнах, что вёл французский император.

 

– А что ежели страшные сии события, казалось бы, противные всей человеческой природе, на самом деле нисколько ей не противны? Может, так оно всё и должно?... Как у зверей. Они же о милосердии не лгут. Сильный пожирает слабого... На том стоит мир. На что же она нужна, великая ложь, которую я проповедую?.. Зачем препятствую осуществляться закону природы?.. А чего для? Коли нет ни добра, ни худа, так что хочешь – то и делай. И если не делаешь – обкрадываешь самого себя.

 

 

– Люди, они ведь как дети малые, память у них короткая... Старуха... на исповеди сказала, что вы сами ведьма, Бога не боитесь, ночью на метле летаете…

– Что это вы таинство исповеди нарушаете?

– Лжа и лукавство, – отважно заявил священник. – Я их боле не приемлю.

– Так расстригитесь, – молвила..., утомившись пустословием.

 

– Ах, сударыня, на свете нет людей, коими можно было бы бросаться! 

 

– Какая культурная нация ни будь, но от войны все мужчины звереют.

 

– Никто их не тронул, даже и не смотрели. Хорошо это – быть старухой. Будто на тебе шапка-невидимка.

 

– Москва выгорела чуть не дотла. Над чёрною землёй, обугленными остовами домов и серыми пепелищами (писал в апокалиптическом стиле книгочей) возвышается закопчённый Кремль, а боле ничего нет.

 

– Вообразить такое было трудно. Как это – Москва испокон веку была, а теперь её нет? Но на свете творилось многое прежде невообразимое.

 

– Ох, мужчины, мужчины, что вы друг с дружкой и с белым светом вытворяете.

 

– Если народы – как дети, упрямо противящиеся учению? Ведь хороший учитель, бывает, таких сечёт розгой ради их же блага.

 

– Есть люди, которых нельзя не сечь, потому что они по-другому не понимают, – сказала на это... – А есть люди, которых сечь нипочём не должно, ибо это либо сломает в них душу, либо они изломают розгу и тебя самого придушат.

 

– Так вот и происходят революции... Народу становится нечего есть, власти хлеб взять неоткуда, и тогда смирная прежде оппозиция возглавляет бунт.

 

– Мы-де не лесные эрмиты и не беженцы, а иррегулярный отряд, для которого есть особое название, прославленное доблестными испанцами – «партизаны».

 

– ...сказала то, о чем никогда ни с кем не говорила:

– Тебе порой не кажется, что ты одна взрослая, а вокруг дети малые и ты за них в ответе? Взять хоть бы даже и мужа, которого ты так любишь и за которого вон на какую страсть пошла. 

 

– ...подумала: ох, женщины, женщины, насколько вы мудрёней и интересней мужчин. Тех можно линейкой иль аршином померить, даже самых умных, а вас, бывает, ни в какую меру не вместишь.

 

– ...сидела в потрясении. Никак не ждала она такого оборота. Могла сейчас думать только об одном: поживу еще.

 

– Удивительно, но эта мысль наполнила ее счастьем. Вот ведь живёшь на свете, говоришь себе год за годом: жизнь мне не в радость, окончится – и бог с ней... Но вдруг приготовилась завтра умереть, а умирать не придётся, и жёлтые листья пронзительно красивы, серое осеннее небо хрустально, и внучка посмотрела с улыбкой – от счастья защекотало в носу.

 

– Тише стало только к рассвету. Мужики улеглись, но видно было, что заснули немногие – кто покрепче духом или потусклее воображением. Остальные ворочались, многие шептали молитву.

 

– Воля – вот она! – проорал Лихов. – Ох, славно!

Ишь, рассиялся, подумала Катина. Он и всегда-то был полоумный, а на войне совсем выбесился. Что ж, война и есть сумасшествие. Каково время, таковы и герои. И хорошо, что они есть, без них много не навоюешь.

 

– Мало кто из французов вернулся из России живым. Скоро ударили беспримерно ранние морозы, повалил снег, и пали от бескормицы неприятельские лошади, а вслед за ними сгинули и голодные, холодные солдаты. Воздалось им...

 

– Вот чему поражаться надо – странностям судьбы, а не Божьим милостям. Хороша милость, когда столько народу по всей Европе убито-покалечено. Война закончилась... а всё не могут посчитать, сколько людей от неё сгинуло. И как посчитаешь всех умерших от голода, от болезней, от бездомья, да просто со страху?

 

– Но может быть, оно к лучшему? Счастливой дурой быть отрадней, чем злосчастной умницей. И потом, кто ж умнеет от любви?

 

– Что ж, умиротворённо размышляла... мне шестьдесят четыре года, поздняя осень жизни – хорошая пора. Урожай уже собран, зимние морозы ещё не грянули, время отдыхать, любоваться золотою листвой, греть старые кости у камина.

 

– Героя никто судить не захочет, они державе для примера нужны. Но про героя вот что понимать следует. Он много полезней не живой, а мёртвый. Герои навроде тебя, они только на войне хороши. А для мира и для мiра вы такие не надобны. От вашего бесонеистовства одно зло...

 

–...мужчины вели беседу на вечную русскую тему – как поправить кривды многострадального отечества.

 

–...у нас тут решительно всё переменилось. Общество не то, что прежде. Есть люди, много людей, которые не намерены бездеятельно наблюдать, как эти... тащат Россию обратно... Тебе бы послушать наши обсужденья! Мы знаем, что надобно сделать, дабы наша держава стала великой не только размером, но и довольством своего народа!

 

– Чтобы страна, раскинутая на тысячи вёрст, жила здоровой жизнью, а не дожидалась на каждую свою нужду решения из Петербурга, нет иного способа, как переделать её в Соединённые Штаты России. Пускай каждая область живёт своим умом.

 

– Потому что глядят сверху, с облаков, и мир им кажется вроде шахматной доски. Однако всё самое важное, управляемое и исправляемое, находится внизу, на земле, куда может достать рука. Правильно посади правильное семя в правильный момент, и оно само потянется к небу. А наоборот, сверху вниз, отродясь ничего не вырастало.

 

– «Должно быть, это и есть счастье. Быть всегда вдвоём, совершенствоваться в любимом деле, иметь возможность спасти того, кого любишь»

 

Борис Акунин