Ко Дню Победы редакция Newsru.co.il побеседовала с израильско-латвийском историком, преподавателем университетов в Тель-Авиве и Герцлии Яаковом Фальковым. Основной темой интервью стала актуальность событий, происшедших 80 лет назад, и попытки использовать их в политических целях.

 

Беседовал Павел Вигдорчик.

 

Почему в Израиле День Победы отмечаются 9 мая, а не 8 мая? Ведь большинство евреев воевали в армиях западных стран, а подмандатная Палестина посылала солдат в британскую армию?

 

Лобби было через еврейскую диаспору бывшего Советского Союза. Очевидно, это было сделано и в угоду отношениям с Москвой. Коренным израильтянам к тому моменту было уже менее важно, когда праздновать, многие вообще не знали и не понимали, что это за дата. А новым репатриантам из бывшего СССР это было важно, и они через свои структуры, партии, продвигали этот вопрос. Но сыграли роль и геополитические соображения. По факту, нужно было бы отмечать этот день вместе со всем западным миром, восьмого числа.

 

Как вообще отмечают День Победы в разных странах? Есть ли какой-то канон празднования 8 мая на Западе?

Я не думаю, что такой канон есть. В США долгие годы не праздновали, сейчас президент Трамп опять собирается, причем по французским лекалам, и не Дня Победы, а Дня взятия Бастилии. Ему очень понравился парад на Елисейских полях. Теперь он сказал: наша роль была главной, и у нас тоже надо проводить такие парады. Но в Германии, во Франции такого канона нет.

 

Ну, в Германии, наверное, отмечать это было бы странно…

 

Совсем не странно. Те политические силы, которые, к счастью, 80 лет находятся там у власти, с вами бы не согласились. У них другой нарратив: была демократическая Веймарская республика, а потом с помощью манипуляций к власти пришли нацисты, которые "захватили" народ и начали жуткую войну, которая повлекла за собой гибель миллионов. Но после войны демократия была восстановлена и построено процветающее государство. Так что им есть, что отмечать. Они разрешают проводить церемонии – в Трептов парке в Берлине их проводит российское посольство. То есть праздновать они не празднуют, но отмечают и помнят.

 

Но во многом эта тема относится к научной плоскости. Многие мои коллеги, с которыми я общаюсь в Европе и Германии, с которыми сотрудничаю в разных проектах… У того же Бундесвера есть военно-исторический отдел. В Германии много денег вкладывают в историческую память, например, у них был интересный проект о советских военнопленных-женщинах в рабочих лагерях. исследования, связанные с нацистскими преступлениями. У нас был большой проект в Оксфорде про антинацистское сопротивление в Европе. Научные учреждения проводят к памятной дате научные конференции, круглые столы, СМИ берут интервью у ученых.

 

Память сохраняется и на личном уровне. У множества людей близкие родственники или воевали, или пострадали от нацистских преступлений, да и советских тоже. В последнее время мне пришлось акцентировать эту тему, в том числе в интервью эмигрантской прессе – людям, которые живут на Западе и позиционируют себя как противников путинского режима. И многие из них не до конца осознают тот факт, что Вторая Мировая война – это не только про нацистскую Германию, но еще и про преступления советского режима.

 

Это не отменяет факта, что советские люди очень пострадали от войны. У меня у самого часть семьи погибла в Холокосте, и тетя в блокаду погибла. Но в рамках этого исторического события Советский Союз совершал большие преступления в отношении жителей Восточной Европы, балтийских стран, Финляндии. Там это все помнят. И когда 8-9 мая вспоминают о событиях войны, то помнят и об этом. Это только в России про это не вспоминают.

 

И как я говорил – живы люди, у которых погибли близкие родственники. Мне 53 года, и у меня одна тетя еще жива, а вторая погибла по вине нацистов. Есть люди нашего поколения, у которых близкие родственники погибли как от рук немцев, так и от рук Советов.

 

А ведь Вторая Мировая война – это еще и про Дальний Восток, про Китай, про Юго-Восточную Азию. Буквально накануне "короны" меня пригласили в Шанхайский университет. Там организовали совершенно удивительную конференцию. Мы рассказывали там о нацистских преступлениях в Европе, а напротив нас посадили китайских коллег, и они рассказывали о своих исследованиях о том, что японцы творили в Китае. Все хранят память.

 

80-летие Победы, скорее всего, последний юбилей, в котором принимают участие ветераны. Они уходят. Как трансформируется память?

 

Прежде всего, были приложены очень большие усилия для того, чтобы записать их свидетельства. Огромную работу проводили у нас в Яд ва-Шеме, и в Вашингтонском институте изучения Холокоста, и программа Спилберга. Такие программы были и в России, и в других странах. Так что эта часть будет сохранена – и рассказы пострадавших, и рассказы ветеранов, воевавших с нацизмом или японцами. Но, конечно, повестка изменилась, особенно у нас в Израиле, когда новости идут потоком.

 

У нас акцент больше сделан на Холокосте, на страданиях. Проводятся школьные поездки в лагеря смерти. К сожалению, меньше говорят про героизм, хотя день называется днем Катастрофы и героизма. У меня есть лекции, предназначенные для ивритоязычной аудитории, в которых я говорю именно о героизме. А то об этом забывают, к сожалению. В рамках Оксфордского проекта, посвященного сопротивлению, одним из наших мотивов стало участие евреев в сопротивлении, и часто – на лидирующих ролях. Скажем, французское сопротивление было создано, в основном, евреями. Их лидерство было во всех структурах, включая разведку. Там и женщины-еврейки были потрясающие. Многие израильтяне этого не знают, почему-то это считалось менее важным.

 

А как же открывшийся в Латруне музей еврейских воинов Второй Мировой войны?

 

Да, это как раз попытка достичь баланса. Но он очень долго не открывался, и туда не очень приезжают – я не вижу какой-то большой их активности. К сожалению, он пока не стал центром увековечения в Израиле. Я надеюсь, что это произойдет, ведь создание музея – шаг в правильном направлении.

 

Подобный процесс происходил и в США. После войны американцы занимались больше собой, своими сиюминутными событиями. Но семь лет назад я приехал приглашенным исследователем в Музее Холокоста в Вашингтоне, и там уже за полтора часа до открытия стояла огромная очередь – с детьми, с колясками. Это очень трогательно.

 

Люди просто на выходные приезжают погулять в Вашингтон, посмотреть достопримечательности, и у них в списке мест для посещения значится и этот музей. Очень здорово.

 

Продолжая еврейскую тему. Почему ни одна из держав не пришла на помощь европейским евреям?

 

Если совсем грубо обобщать, то центральный мотив, который выделяют большинство историков, – чтобы не давать благодатную почву для нацистской антисемитской пропаганды. Нацисты представляли войну как войну с международным еврейством, объявившим войну Германии. В СССР, Англии и Америке лидеры опасались, что их собственный народ окажется восприимчивым к пропагандистским утверждениям, что они воюют за евреев. Еврейскую тему игнорировали, чтобы не допустить подрыва патриотизма и воли к сопротивлению. Они считали: "Война идет своим чередом, когда дойдем до Германии, до Польши, то освободим того, кого можно освободить. Ничего не поделаешь – война сопряжена с жертвами. Но сейчас мы не будем выделять на это силы и средства".

 

Даже когда одни дошли до Берген-Бельзена, а другие – до Аушвица, это произошло по ходу дела. Никто не стремился освободить их пораньше, чтобы положить конец Холокосту.

 

Абсолютно верно. Причем, когда они дошли до этих страшных мест, все союзники, как на Западе, так и в Советском Союзе, уже прекрасно знали, о чем идет речь. Уже в 1943 году говорилось про миллионы погибших. И это было в прессе – например, в здешней газете "Давар" конца 1942 – начала 1943 года сообщалось, что в Польше погибло около 700000 евреев. Но тем не менее, решение принято не было, не было политической воли. Как я уже говорил, они не хотели работать на нацистскую пропаганду. Но есть еще одна причина – антисемитизм. И в СССР, и на Западе у всех было рыльце в пушку. И сам Сталин, и его непосредственное окружение, тот же Молотов…

 

Несмотря на то, что он был женат на еврейке?

 

Ну, они считали себя не евреями, а коммунистами. Но в принципе, да – можно было быть женатым на еврейке и плохо относиться к евреям. И так же на Западе. Можно говорить о британцах в контексте "Эцеля" и "Лехи", об убийстве министра по делам Ближнего Востока лорда Мойна, что повлекло резкую реакцию Черчилля, который, кстати, неплохо относился к евреям, но сионистом не был – он хотел сохранить Британскую империю. Почему он не разрешал массовую иммиграцию этих несчастных евреев из Европы? Да потому что он понимал: подмандатная Палестина рухнет. У него были гораздо более важные дела – гигантская Индия, которую он не собирался терять. Они боялись, что все обрушится, в том числе присутствие в Египте, где были силы, готовые сотрудничать с нацистами и ожидавшие их прихода, ведь в Северной Африке находился Роммель. То есть были и боязнь косвенно помочь нацистам, и нелюбовь к евреям, и геополитические соображения.

 

Мы во многом воспринимаем поражение Германии, как изначально предрешенное. Так ли это? Насколько Германия была действительно близка к победе? Какие события, на ваш взгляд, стали переломными?

 

В этом вопросе нет консенсуса. Было несколько переломных событий. Прежде всего, это битва под Москвой – неудача блицкрига. Но даже до Москвы – они планировали все закончить за 17 недель, выйти к линии Архангельск-Астрахань. Уже в августе-сентябре стало понятно, что этого не получится. Но битва под Москвой стала тем моментом, когда в генералитете стали сомневаться в достижимости целей войны. Ну и, вне всякого сомнения, это Сталинград и Курское сражение.

 

Ну и конечно, на Западе. Это и операция "Факел" – высадка союзников на западе Северной Африки. Туда были оттянуты значительные немецкие силы, и с моральной точки зрения это произвело огромное впечатление. Начались колебания в Италии, особенно после высадки союзников там. И высадка в Нормандии.

 

И то, что происходит сейчас, когда русские заявляют, что это они победили, а Трамп утверждает, что главные победители – США, – это неправильно. Победа стала совокупностью усилий всей коалиции.

 

Но все же, у кого больше оснований для таких утверждений? О том, что его вклад в разгром Гитлера был решающим, заявлял еще Советский Союз. Сейчас Трамп заявил, что это в первую очередь американская победа. В то же время Великобритания более года сражалась с Германией в одиночку, когда США находились в изоляции, а СССР помогал Гитлеру.

 

Я хочу начать с последнего. То, что британцы сражались в одиночку – это широко распространенное заблуждение. В моей новой книге, посвященной начальному этапу войны, я пишу об огромном вкладе поляков. Поляки были и на Западном фронте. Несмотря на то, что их родина была оккупирована, у них было правительство в изгнании и они были союзниками британцев. До 80000 поляков воевали на территории Франции и около 30000 из них эвакуировались с британцами. Их роль особенно велика в том, что касалось войны в воздухе. У британских ВВС не было такого опыта войны, какой был у поляков. Десятки тысяч поляков погибли, защищая Англию, защищая Францию, в Северной Африке, в Италии – вспомним знаменитую битву при Монте-Кассино.

 

Еще один пример этого заблуждения – фильм "Дюнкерк", где французы чуть ли не мечутся под ногами британцев. А на самом деле французы героически, принося себя в жертву, прикрывали их эвакуацию. Кстати, возвращаясь к тому, что мы говорили про память – это селективная память, каждый концентрируется на себе, на своей боли, своих достижениях. А победила международная система, которая возникла, чтобы противостоять нацистской Германии и ее сателлитам.

 

Стоит помнить и о том, что западные союзники, прежде всего американцы, чрезвычайно помогли Советскому Союзу. С точки зрения логистики, вооружений. Если бы не было помощи союзников, то Сталинграда и Курской битвы не было бы. В СССР поставлялось всё – начиная от тушенки и кончая самолетами и танками. У партизанского движения не было раций, не было возможности связаться, кроме как гонцами через линию фронта. Обычно ими были дети, многие из них гибли. И вдруг начали получать аппараты связи, на которых все было написано по-английски. Только тогда стало возможным развить партизанское движение. Помощь союзников стала действительно судьбоносной. В сегодняшней России этого не любят признавать, а на Западе многие не помнят.

 

Причем британцы начали помогать сразу, Черчилль понял, что, вторгшись в СССР, немцы совершили ошибку.

 

О вторжении в СССР. Что вы думаете о книгах Виктора Суворова? Были ли действительно планы ударить первыми? И если такие планы были, насколько в Германии отдавали себе в них отчет? Гитлер утверждал, что операция "Барбаросса" планировалась как превентивная. Так ли это?

 

На второй вопрос ответить будет проще. Немцы действительно очень боялись Советского Союза, причем не только они, но и весь консервативный блок в Западной и Центральной Европе. Даже Франко – ведь в ходе гражданской войны в Испании СССР проявил себя как серьезный противник франкистского режима. А в самой Германии и генералитет, и дипломаты считали СССР главной угрозой и поэтому призывали Гитлера сотрудничать с поляками. В период 1939 – первой половины 1941 года прослеживается прямо панический страх перед Советским Союзом – "коммунистическими ордами" с востока. Франко писал Гитлеру: "Зачем вы обрушили Польшу и пустили русских в Европу?"

 

Они опасались, что у Советского Союза есть планы на расширение своего присутствия в Европе. Можно вспомнить и знаменитый визит Молотова в Берлин в 1940 году, когда Гитлер пытался убедить Советы присоединиться к войне против Британской империи и отправиться в Индию. А Молотов отказался и предъявил претензии на часть территории Румынии, на Босфорский пролив – и это немцев очень сильно напрягло. То есть даже если о конкретных планах они не знали, они боялись этого удара.

 

Гитлер относился к СССР с пренебрежением, особенно после Финской войны. Но генералы знали, что это сильная страна. Многие из них работали в Советском Союзе до прихода Гитлера к власти. Они знали не только, что у Красной армии есть проблемы, но и что это сильная армия и сильный народ с высокой мотивацией. Не нужно забывать и о мощных структурах Коминтерна, действовавших в Западной Европе. Документы гестапо свидетельствуют, что они постоянно боролись с деятельностью коммунистической партии. Они уничтожали одни ячейки, но появлялись новые. И в гестапо считали, что сочетание подрывной и военной деятельности СССР может привести к захвату Европы Советским Союзом.

 

Это такая "доктрина Герасимова" задолго до рождения Герасимова.

 

По сути да. Очень похоже. Основные принципы этой доктрины разрабатывались уже тогда и часто применялись на практике. Еще в 1918 году была неудачная попытка установить советскую власть в Венгрии. Там был жутчайший красный террор – в центре Европы, на территории, которая совсем недавно была частью Австро-Венгерской империи. В 1923 году была попытка устроить революцию в самой Германии. Это было очень свежо в памяти, именно так они представляли себе угрозу с востока.

 

Что касается реальных планов Советского Союза – идет большая баталия, но я в ней не участвую. Мой учитель, профессор Габриэль Городецкий выпустил книгу "Миф "Ледокола"", в которой он пытался доказать, что таких планов не было, что СССР не мог и не собирался нападать на Германию. В принципе, я с ним согласен. Но с другой стороны, я человек, родившийся в стране, которая была захвачена Советским Союзом и, по сути, уничтожена. И моего прадеда, и его старшего сына отправили в ГУЛАГ. Это ведь уже был поход в Европу.

 

Я верю, что тайное всегда становится явным. Мне и самому в последние годы удалось вытащить на свет божий вещи, которые считались неизвестными. Моя новая книга рассказывает, как в начале Второй Мировой войны поляки пытались договориться с нацистами, но британцы об этом узнали и ликвидировали главного переговорщика между польским правительством и немцами, положив конец переговорам. Это очень многие годы оставалось неизвестным, думаю, что в самой Британии подчистили документы. Но я это нашел в папках MI-5, британской контрразведки, причем в папках по другой теме. Думаю, что архивисты, которые это рассекречивали, вообще не понимали, о чем идет речь.

 

Так что я верю, что, если такие планы действительно были, если Суворов и те, кто его поддерживают, правы, то документы могут найтись в нецентральных фондах где-нибудь в России. Точка в этой истории еще не поставлена, у этой компании есть немало неплохих аргументов.

 

Что ощущает историк, когда он находит в архиве такую "новость"?

 

Наверное, то же, что и рыболов, вытащивший огромную рыбину. Когда ты вдруг понимаешь, что попало тебе в руки, это огромное чувство профессионального счастья. Совершенно по-новому предстает определенная историческая ситуация. Появляется надежда, что удастся что-то изменить в общем восприятии исторического момента, которым ты занимаешься. Я на самом деле писал историю того самого переговорщика. Он был еще и российско-польский еврей. Уникальный совершенно персонаж. Разматывая его личную историю, я объездил несколько больших архивов в Штатах и в Европе. И когда в Британии я нашел вот это вот… Вышел позвонил жене и сказал ей: "Наверно, удастся переписать всю историю начального периода войны". Не меньше. Ну а дальше как в "Простоквашино": мало сфотографировать, надо фотографию отдать – то есть опубликовать. И тут мы возвращаемся к вопросу об установившемся восприятии прошлого – людям, в том числе историкам, сложно воспринять новое. Чтобы это опубликовать, потребовались огромные усилия. Но даже публикация не означает, что все это признали – теперь нужно все это внедрить в сознание коллег, в массовое сознание. Но в принципе, это профессиональное маленькое счастье.

 

Я хотел бы поговорить об утилизации истории, прежде всего – в контексте российско-украинской войны. Путин заявляет, что борется с неонацистами, в Европе сравнивают Путина с Гитлером. Насколько это приемлемо, не является ли это вульгаризацией, циничным использованием событий, происшедших 80 лет назад?

 

Является. Говорю, как человек, который занимается историей и который отдельные моменты знает лучше, чем многие, в том числе политики. Это вульгаризация, часто осознанная. Ведь ни Путину, ни Трампу не интересно, что там на самом деле происходило. Их интересует, как использовать отдельные постулаты для достижения своих сиюминутных внешнеполитических и внутриполитических целей.

 

С другой стороны, хочу сказать, что в этом нет ничего необычного, этим занимаются все. Политизация истории происходит в той же Польше, в балтийских странах, в Венгрии, Румынии. Этим занимались и Сталин, и Черчилль, и Рузвельт. Вспомните многотомник Черчилля "Вторая Мировая война", за который он Нобелевку получил. Люди, которые занимаются британской историей, говорят в один голос, что там все написано не так, как было на самом деле.

 

Но сегодня в особенности – когда происходит переустройство мира, пересмотр устоев мирового порядка, сложившегося после Второй Мировой. Чтобы это легитимизировать, возвращаются именно к той войне и все переиначивают под себя. Особенно это выпукло в России, там самый ревизионистский режим.

 

Почему эта "монополия" на Победу стала важнейшим государственным ресурсом?

 

Потому что это легитимизирует все остальное. "Мы больше всех страдали"… А для этого важно назвать все, что там происходило, геноцидом и Холокостом. Дескать, мы заплатили самую большую цену, мы осчастливили весь остальной мир, освободив его от нацизма, и поэтому нам, как самым пострадавшим и самым героическим, сегодня можно все. "Я злодея победил, я тебя освободил, а теперь, душа-девица, на тебе хочу жениться". С их точки зрения, то, что они перекраивают абсолютно все – восстановление исторической справедливости. Они пытаются вернуть верховенство в международной политической системе. А других ресурсов им не хватает – экономических, международной легитимности.

 

Ведь Китай сейчас в большей степени, чем Россия, воспринимается как мировой лидер. Власти России пытаются использовать те рычаги, что у них есть, и память о Второй Мировой войне – один из главных рычагов. И такая лубочная версия истории, без упоминаний о том, что страшная человеческая цена победы во многом стала результатом ошибок руководства, позволяет призывать все новое пушечное мясо на новые страшные инициативы. Поэтому и заткнули "Мемориал". Ведь люди начинают задумываться: "А что с нами сегодня?" Режим не может позволить задавать такие вопросы. Это мешает превращению страны в один военный лагерь, то есть тому, что происходит сейчас в России. Нужна история, которая мобилизует, а не рассказывает об ужасной правде.

 

Результатом это стала криминализация исследований многих тем, связанных с войной. Вы хорошо объяснили, почему это делается в России. Но почему это произошло в Польше – демократической стране?

 

Не только в Польше, но и в той же демократической Латвии, например – можно вспомнить закрытие дела против Герберта Цукурса. Это связано с тем, что борьба с Россией, этой страшной страной с востока, для них еще не закончилась. Россия им постоянно угрожает, и это порождает спрос как среди элит, так и среди остального населения. Я часто бываю в Польше, и там в исторических отделах книжных магазинов две основные темы: войны с Германией и войны с Россией, причем вторая из них сегодня более актуальна. Расстрел в Катыни все еще открытая рана. И когда сейчас в России начали вновь уходить от ответственности, обвиняя Германию, это жутко возмущает поляков – особенно учитывая растущую военную угрозу на их границе.

 

Происходит такое "схлопывание" истории. Я помню, что в феврале 2022 года, когда увидел, как русские войска заходят в Украину… У меня семья пострадала при советской оккупации, прадед умер в лагере. А мое политическое сознание формировалось в период борьбы за восстановление независимости. Был такой замечательный фильм латышский Baiga Vasara ("Страшное лето") про оккупацию Латвии. И там есть фрагмент, когда советские танки входят в Ригу. Но в Украину они входили практически так же. Как будто не было этих десятилетий, как будто время просто "схлопнулось". И это схлопывание произошло у всех в этом регионе. В коллективной памяти все снова ожило.

 

Второй мотив – это тема предательства Запада. Этот регион заплатил страшную цену за то, что они – в первую очередь поляки – оказались преданы. А воевали они очень хорошо, продержались месяц, причем с 17 сентября воевали на два фронта, и с Германией, и с СССР. Варшава пала 29 сентября. Не было ожиданий, что поляки победят, но Польша была частью коалиции с Францией и Великобританией, и три эти страны вместе прекрасно могли бы раздавить нацистскую Германию. Этого не произошло, потому что их предали. Потом поляки воевали за Францию, за Англию, на Ближнем Востоке, в Италии, но в результате остались без своей страны. По Польше прокатился страшный каток советских репрессий, выкорчевывавших любых сторонников старой власти. Пострадали миллионы людей.

 

Лет 15 назад, когда Россия и Германия подписали договор о "Северном потоке", заголовки польской прессы называли это новым пактом Молотова-Риббентропа. У них эти ассоциации моментально выскакивают. Они почувствовали, что их предают и сегодня, что им придется снова заплатить эту страшную цену. А в балтийских странах это чувство еще более сильно. Там стоят небольшие базы NATO, но, например, немцы обещали танковую дивизию переправить и не переправили.

 

Если мне не изменяет память, эта дивизия еще не сформирована.

 

Да, переброска должна произойти к 2029 году. И в Балтии чувствуют, что сегодня, как и тогда, они снова разменная монета. Последствием этого становится глорификация таких людей как Цукурс. У них происходит раздвоение личности: "Мы же хорошие, мы воевали с плохими Советами. Да, для этого пришлось быть на стороне Германии. Но хотели мы быть на стороне Запада". И это факт – в конце 30-х годов они обращались и к британцам, и к французам.

 

У той же Латвии Германия не была первым автоматическим выбором. Они немцев, немецких баронов, ненавидели. В конце 30-х они депортировали всех немцев в Рейх, тем пришлось бросать имущество. Но, когда британцы и французы не пришли на помощь, им пришлось выбирать между СССР и Германией. Они выбрали Германию, но немцы им сказали: у нас уже есть пакт с Советами. Все их бросили, и это привело к тому, к чему привело.

 

И на этом фоне они сейчас говорят: "У нас были люди, которые вместе с немцами боролись против Советов. Они герои". И тут тоже происходит схлопывание истории, дескать, эти люди боролись с Россией, а вы же видите, что Россия сейчас делает с Украиной.

 

Идет ли речь о государственной позиции, об общественном консенсусе?

 

Ни о том, ни о другом. Но есть и в Польше, в балтийских странах элементы, более проникнутые этими идеями. Они не очень многочисленные. Но и в политических элитах есть радикальные люди. Такие сегодня есть всюду. Они есть в США, в Германии, да у нас – что там лукавить. И тем, кто находится у власти, приходится очень сильно лавировать – и на внутренней, и на международной арене.

 

Они боятся потерять легитимность в глазах Запада. А там тоже усиливаются такие настроения – посмотрите на AfD в Германии. Нынешние элиты, которые возникли после крушения советского блока, настроены более либерально, за исключением Венгрии. Они не хотят отказываться от своих принципов, но понимают, что новый мир, который сейчас складывается, требует других позиций. И все это на фоне угрозы с востока, которой так боятся в балтийских странах.

 

Ситуация жутко напоминает ту, что была в конце 30-х. Именно жутко. Как несколько лет назад сказал мой очень хороший друг и коллега профессор Роберт Гильдеа, я всю жизнь занимался историей, а теперь мне страшно, потому что она занимается мной. Когда ты сидишь в той же Риге и понимаешь, что российские танки могут быть здесь через несколько часов, исчезает разница между 30-ми годами и сегодняшним днем.

 

Вот и у нас беседа оказалась больше про политику, чем про историю. Есть ли шанс, что Вторая Мировая война перестанет быть политическим событием и станет историческим?

 

На сегодняшний день такого шанса нет. Но со временем появятся реалии, которые в большей степени будут занимать умы современников. Война в Украине, например. Будем надеяться, что не будет более страшных событий, которые заменят собою Вторую Мировую войну – в том числе и в качестве элемента сиюминутной политики. Но такое гигантское событие еще долго будет оставаться предметом как споров, так и попыток использовать его в своих целях.

Источник