-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Александр_И_Зарецкий

 -Подписка по e-mail

 

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 08.04.2012
Записей: 327
Комментариев: 14
Написано: 363




Надо безжалостно резать правду-матку. Чем мельче, тем лучше


Америка впадает в семейственность, или Их нравы

Понедельник, 04 Мая 2015 г. 06:08 + в цитатник
(Злободневный политический пасквиль)

Хиллари Клинтон выдвинулась в президенты США. И шансы, говорят сами американцы, у неё есть.
Новость вовсе не рядовая. И не только с политической точки зрения. Она оторочена такими причудливыми мехами.
Мы тут же позвонили в МИД ради комментария. Нас тут же отфутболили. Мы, дескать, заокеанские чудачества публично не обсуждаем.
Однако один из известных юмористов, работающий сейчас политологом, закончив речь, которую толкал с фонарного столба на Арбате, отвёл нас в ближайший кабачок и был откровенен на сумму заказа. «Есть мнение, – заявил политбоец, – что Америку ихняя закулиса просто испытывает на прочность. Два срока под негром страна продержалась. Теперь пройдёт проверку бабой». Источник выразительно замолк. Наш менеджер глянул на полового. Тот поставил на столик свежую ёмкость. Источник испил и, выдержав паузу, раскололся окончательно: «Тамошняя военщина хочет убедиться в надёжности тыла».
Обаму у нас клеймили не только негром, но и клерком. А сейчас на подходе домохозяйка. Каково? Почти по-ленински.
Впрочем, госпожа Билл Клинтон – женщина закалённая. Она прошла через, пожалуй, самый публичный адюльтер в истории человечества. Подробности смаковали в американском парламенте. Так и кричали самому Биллу-президенту: «Давай мол, выкладывай в деталях». Правда, Клинтона, главу семьи и государства, терзали не за факт прелюбодеяния. Шёл спор о понимании технических терминов действа. Но нашему народу это всё равно непонятно. Секса-то у нас нет. Пропустим.
Обманутая супружница в этой истории стала на сторону муженька и своего президента. И всё уладилось. А теперь она сама собирается усесться в то же кресло в Овальном кабинете Белого дома.
Но американская демократия имеет много странностей. Там есть две партии. Была ещё третья, коммунистическая. Но о ней что-то сейчас не слышно. И американцам всегда предлагают на выбор два одинаковых блюда. Гарнируют их по-разному. На сей раз очень вероятно, что блюду «Клинтон» будет противостоять блюдо «Буш». Это фамилия такая. А имя Джеб. Так вот, именем он и отличается от двух прошлых президентов США. Оба они были Бушами и Джорджами – старшим и младшим. И оба походили в самых главных начальничках страны-Америки. Один из тех Бушей – папаша Джеба, а второй – братишка.
Словом, Штатам, похоже, вновь предстоят выборы без выбора. Если не жёнушка одного бывшего президента, то сын и брат двух других бывших. Так-то.

Метки:  

Понравилось: 3 пользователям

Сказано жёсткое "нет" банковскому сбору за хранение денег

Суббота, 13 Сентября 2014 г. 01:08 + в цитатник
«В России формируется русский национальный тип демократии, в котором государство вынуждено учитывать даже пусть нелепые, но преобладающие в обществе мнения», так прокомментировал известный экономист Мишель Телятин решение ведущих государственных банков не вводить ежемесячный сбор с вкладчиков за хранение их лишних денег в безопасном мест

Метки:  

Кто за то, чтобы сделать 21-е декабря ежегодным Международным праздником "Конец света"

Воскресенье, 23 Декабря 2012 г. 13:11 + в цитатник

 

Ничто так не сближает народы, как осознание общности неминуемой судьбы. Это показал успех инициативы древних индейцев майя, напророчивших нам на 21-ое декабря этого года «Конец света». Тысячелетие блестящая идея пребывала втуне. Конечно, сонм эпигонов из сугубо личных амбиций то и дело объявлял очередной Апокалипсис. Но их потуги увлекали лишь незначительное число нетвёрдых душой и разумом последователей. Коренная ошибка таких поползновений была в том, что все адепты грезили Армагеддоном и прочими ужасами. Нынешний «Конец света» в нашем информационном обществе с самого начала рассматривался как всемирный карнавал, избранных поколений, которым волею судеб посчастливилось стать последними на Земле. Бесспорно, кое-кто пребывал в страхе и трепете, но подавляющему большинству человечества это самое человечество так опостылело, что расставание с ним не казалось непоправимой бедой. Ведь народам так не хватает здоровых острых ощущений. Люди почти забыли и о мировом экономическом кризисе, и об «арабском бунте», и о глобальном потеплении, и даже об иранской атомной бомбе.

Все, от рядовых дворников до руководителей государств, кто имел желание и возможность высказаться, это сделали. И по-умному, и по-глупому и просто так. Обыватели были обеспечены интригующими новостями, щемящими телепрограммами и занимательным чтивом. Оборотистая публика сделала неплохой бизнес. Были, естественно, эксцессы со стороны ретиво оголтелых чиновников, шагнувших не в ногу, но это им со временем зачтётся.

«Конец света – позади. Но желание чего-то светлого осталось.  Так, может, через годик повторим?


Метки:  

Юрию Любимову – 95

Воскресенье, 30 Сентября 2012 г. 11:58 + в цитатник

 Юрию Любимову – 95 

Отрадно, что такой великий юбилей он встретил полный сил и энергии. В творчестве, с премьерами. Досадно, что расскандалился с Таганкой – своим детищем. Впрочем, подлинная Таганка, закончилась в начале 80-ых, еще до эмиграции Мастера. Её вычерпало время, она исчерпала себя. Острили, что театр погубила вторая (новая) сцена. Возможно. Ностальгия-то у всех по тесному зальчику, где сидели в проходах, где оконца в тыльной стене позволяли хоть что-то увидеть невезучим, оставшимся в коридорах. Нет смысла восклицать или спорить о великом реформаторе подмостков Любимове. У него были прекрасные артисты, но не сложилось звёздной труппы тогдашнего «Современника» – единственно соперника по славе. Таганка и была «театром одного актёра», режиссёра по должности. Но и она, и её лидер переросли ремесло. А московская сцена и зритель в те годы были на высоте. Однако "нашими университетами" стали лишь Таганка и «Современник». 
И еще. Публика должна быть благодарна Любимову за возможность восторгаться живым Высоцким у служебного подъезда. Но Высоцкий – самостоятельная сущность. 
Как острят сейчас, в России нужно жить очень долго, чтобы вдоволь на неё наглядеться, ужаснуться-умилиться, восторгнуться-вознегодовать. 
Пожелаем же Юрию Любимову как можно дольше побыть с Россией.

Метки:  

Интересно, настанет такое время, когда они перестанут куролесить со временем

Суббота, 22 Сентября 2012 г. 10:31 + в цитатник

Интересно, настанет такое время, когда они перестанут куролесить со временем.


Метки:  

«Народная летопись» уточнила результаты выборов на обозримое будущее

Вторник, 31 Июля 2012 г. 19:15 + в цитатник


Помарки на полях истории современности
«Народная летопись» уточнила результаты выборов на обозримое будущее
   Премьер-министр Дмитрий Медведев, поменявшийся в ходе рокировки постами с президентом Владимиром Путиным, не исключил возможности своего возвращения в Кремль. Об этом он заявил в интервью Times во время визита в Лондон. По словам премьера, возраст пока позволяет ему активно участвовать в политической жизни, так что в будущем он сможет снова баллотироваться в президенты. Медведев отметил, что помешать занять пост главы государства ему может народная воля. «Если нашим людям это надоест, и они скажут мне «гудбай» – займусь написанием мемуаров», – заверил глава правительства.
   Последнее утверждение оставим на совести премьера. Но в связи с этим интервью «Народная летопись» сочла необходимым уточнить свой прогноз на ближайшую историческую перспективу.
   Дума-2016. Объединенный народный фронт (ОНФ) - 50%, Едино-справедливая Россия (ЕСР) - 39%, КПРФ -5,4%, ЛДПР - 5,4%. Остальные 1001-а партия: в пределах статистической погрешности. Примечание. Партия Pussy Riot снята с выборов из-за отказа во время агитационной кампании выступать с панк-молебнами в мечетях, синагогах и дацанах.
   Президент-2018. Путин - 70% (единый кандидат от ОНФ и КПРФ), Медведев - 15% (от ЕСР), Зюганов - 5% (самовыдвижение), Жириновский - 5% (от ЛДПР), Миронов - 5% (самовыдвижение).
   Дума-2021. ОНФ-КПРФ - 51%, ЕСР-ЛДПР - 48,9%. Остальные 1001-а партия: в пределах статистической погрешности.
   Президент-2024. Медведев - 80% (единый кандидат ОНФ-КПРФ и ЕСР-ЛДПР), Зюганов - 10% (самовыдвижение), Жириновский - 5% (самовыдвижение), Миронов - 5% (самовыдвижение).
   Дума-2026. Срок полномочий продлён по референдуму 2024 года. Мандаты выбывших депутатов переданы кооптированным по партийным квотам.
   Президент-2030. Срок полномочий 8 лет. Путин - Медведев (вице-президент) 99,99% (единые кандидаты от ОФН-КПРФ и ЕСР-ЛДПР). Иванов 0,01% (самовыдвиженец).
   Дума-2031. ОНФ-КПРФ 60%, ЕР-СР-ЛДПР 40%.
   Президент-2038. Путин - Медведев (вице-президент) 99,99%. От Объединенного народно-коммунистического фронта едино-свободной либеральной России (ОНКФЕЛСР). Иванов 0,01% (самовыдвиженец)
   Дума-2036. Объединенный народно-коммунистический фронт едино-свободной либеральной России (ОНКФЕСЛР) получил 99,999% голосов. В соответствии с законом, одно место предоставлено Объединённой внесистемной оппозиции. Мандат разыгрывал между представителями 1001-ой организации внесистемных и маргинальных политиков. Первая дюжина списка: Жириновский, Зюганов, Каспаров, Лимонов, Медведев, Миронов, Навальный, Немцов, Собчак Ксения, Толоконникова, Чирикова. Примечание-1. 12-е место осталось вакантным из-за отказа Явлинского следовать при жеребьёвке алфавитному принципу. Примечание-2. Последний лот оказался выигрышным. Примечание-3. Вакантная кнопка запрограммирована на голосование "против".
   Президент-2046. На Пленуме ЦК ОНКФЕСЛР решено совместить должность президента с постом Генерального секретаря партии, а пост генсека со статусом Национального лидера.

Дело, вроде бы, житейское, но… Северокорейский вождь Ким Чен Ын женился

Воскресенье, 29 Июля 2012 г. 10:42 + в цитатник

 

Помарки на полях истории современности

 

Дело, вроде бы, житейское, но… Северокорейский вождь Ким Чен Ын женился


Эта новость воодушевила всех людей доброй воли. Народ великой страны в обозримом грядущем продолжит строительство светлого будущего под руководством славной династии Кимов. И будет развиваться всепобеждающее учение чучхэ, служа источником вдохновения и для российских прогрессивно мыслящих политиков. Это скрасит их тяжёлые думы о том, что не сложилась в СССР династия Джугашвили. 
А в едва ли не последней на планете стране реального социализма существует уникально стройная вертикаль власти: Вечный президент Ким Ир Сен – Вечный генеральный секретарь Ким Чен Ир, а на земле – Высший руководитель КНДР Ким Чен Ын. Направляющие с небес предки придают полубожественный статус и Новой звезде, как панибратски именуют в народе блистательного товарища Ким Чен Ына. 
Желаем его супруге товарищу Ли Соль Чжу внести предназначенный ей натурой вклад в продление и возвышение вертикали. 
Нет, не случайно заурядная матримониальная новость стала в России топовой.


Метки:  

Как это мы с таким народом коммунизм достроить не смогли...

Суббота, 30 Июня 2012 г. 18:17 + в цитатник

 

Помарки на полях истории современности
Какой у нас памятливый и отзывчивый народ
   Бродишь по интернету и не устаешь восхищаться: "Какой у нас памятливый и отзывчивый народ!"
   Нынешние студенты делятся мемуарами о громокипящей славе Российской империи. Вспоминают, как горды были её величием, млели от народного счастья и гневались на козни "просвещенной" Европы,
   Старшеклассники наших дней рассказывают о своей славной жизни в СССР. Искренне горюют о стране, погибшей от измены верхов, стремительно разложившихся после кончины товарища Сталина и закупленных на корню Западом.
   Ну, а те, кто пока в старших группах детских садов, зрело рассуждают о наших сегодняшних высочайших достижениях, которые неотвратимо ведут к всеобщему благоденствию.
   Одно непонятно. Как это мы с таким народом коммунизм достроить не смогли...

А. Зарецкий Помарки на полях истории современности. Литсовет (http://www.litsovet.ru/index.php/author.group?group_id=14348)


Метки:  

Будь жив Сталин, кто б сейчас посмел критиковать Путина!

Пятница, 11 Мая 2012 г. 19:55 + в цитатник

 Будь жив Сталин, кто б сейчас посмел критиковать Путина!
  Из аргументов в интернете

 

А. Зарецкий. Афоризмы. Литсовет (http://www.litsovet.ru/index.php/author.aforizms?author_id=19898)

 


Метки:  

Первомай превратился в День международной солидарности власти, труда и капитала

Вторник, 01 Мая 2012 г. 17:51 + в цитатник

 Обещанный народу молебен на Тверской с участием первых лиц государства «О даровании России справедливости» не состоялся. Зато Первомай окончательно перестал быть праздником маргинальных псевдокоммунистов. Он превратился в День международной солидарности власти, труда и капитала. Словом, Первомай шагал по планете как небывалое единство несовместимого. Эклектика, конечно, но это сейчас главный тренд.

Дмитрий Медведев и Владимир Путин сделали небывалое: вышли на первомайскую демонстрацию. Такого не было со времен Ельцина. Но тот казус 96-го года объясним проблемными выборами. А ныне «лихие девяностые» уже забыты, сумбурные двухтысячные тоже. Самое время, засучив рукава, начать, наконец, спокойно работать.

Активисты-профсоюзники, которые вовремя появляются на свет именно в канун Первомая, стойкие единороссы, бойцы Объединённого народного фронта, второй в мире по численности организации после китайской компартии, в очередной раз, вышедшие из окопов, вывели в центр столицы  аж 150 тысяч народа. Лозунги для демонстрации были избраны традиционные, дорогие сердцу каждого советского и постсоветского человека: «Мир! Труд! Май!» и «Миру - мир!». Обещанный ранее призыв «Даёшь, справедливость», судя по всему, признан уже неактуальным. Вместо этого почему-то требовали создания нового министерства. Оба члена «тандема» присоединились к демонстрантам и прошлись по Моховой. Одна из участниц шествия предложила Путину и Медведеву возродить первомайские демонстрации. «И нам нравится», - ответил за себя и за старшего товарища Медведев. Во времена СССР, когда колонны трудового народа топали по Красной площади, члены Политбюро лишь приветствовали их с трибуны Мавзолея, однако сами никогда не шли с демонстрантами. Аналитики считают, что новым вождям пришла пора сделать последний и решительный шаг - подняться по ступенькам усыпальницы. И выступать перед народом должны не только космонавты, как в этот раз.

А затем Медведев и Путин отметили 1 мая в популярном арбатском пивном баре «Жигули». В советские времена народ его знал, ценил и любил. Отстаивал огромные очереди. Уже был накрыт стол с воблой, чипсами, орешками, раками и фирменным пивом. Был подан и токарь 6-го разряда Валерий Трапезников (трудящийся и член ОНФ). Получилось по-народному.

А в Париже первомайский митинг организовала французская ультраправая партия «Национальный фронт» во главе с экс-кандидатом в президенты Марин Ле Пен. Во время первого тура президентских выборов она набрала 17,9% голосов, что стало рекордом для кандидатов от Фронта за все время его существования.

А вот общественное движение «Захвати Уолл-стрит», зародившееся в прошлом году в  Нью-Йорке, решилось в разных странах на акции протеста, приуроченные к празднику пролетарской солидарности. Организаторы призвал людей к «всеобщей первомайской забастовке» - не посещать магазины, банки, не выходить на работу.

Российские организаторы антипутинских протестов стушевались. Они отказались от 1 мая и копят силы для «Марша миллионов», который состоится накануне вступления Путина в должность, назначенного на 7 мая. Впрочем, эксперты предполагают, что в Первомай и состоялась предварительная «народная» инаугурация.

А коммунисты тоже совсем увяли. Буднично жаловались изваянию Карла Маркса на беды трудового народа. Как-то отметились на улицах псевдоэсеры и жириновцы.

01.5.12




Процитировано 1 раз

Сухопарая "кобылка" Ната

Суббота, 21 Апреля 2012 г. 19:50 + в цитатник

 

            
Александр Зарецкий

                               За Родину! За Сталина! За Берию?..
                                      (Дальневосточные хроники)
                           Из романа «Россия, раз, Россия, два, Россия, три!..»                                          
                                                              ***
 
                                        
                                             Сухопарая «кобылка» Ната
   
   Ната развела ноги, выпятила низ живота, подставив Санитару пах. Там у неё обильно закучерявилось лишь после рождения Кольки, а то бегала подростком с блеклым пушком над самым важным местом.
   - Правильно, что залупилась, дамочка, - проворковал, рисуясь, Санитар. - Прости за «ты» и жаргон. Но так мы говорим, так понимаем, так нас понимают.
   «Интеллигентный придурок», - заключила Ната, осваивая тюремный язык.
   Лагерное словечко точно легло на своё значение в нормальном мире.
  Санитар намылил её лобок, мазнул промежность. Брил нарочито аккуратно.
   - Твой mons veneris соответствует, - оскалился. - Повернись, наклонись.
   Ната повиновалась.
   - Сиповка, - заключил Санитар и, щедро плеснув на ладонь одеколона, протер свежескошенные места.
   «Придурок», - вновь стерпела Ната.
   Она снесла и шлепок по ягодицам, означавший финал процедуры.
   «Как клеймо поставили, первое тюремное тавро», - подумала.
   Ната обернулась к арестанткам, демонстрируя обновленное тело.
   «Молодая-то полковница блюдёт дисциплину, по приказу, выбрито и ощупано», - шло на неё из толпы уже голых, но вроде бы не покорившихся, ещё как бы распоряжающихся собой женщин.
   Её узнали, и она узнала некоторых.
   «И я - одна из них, - подумала Ната. - У многих - лица испуганных куриц. Курицы скоро станут курвами».
   Кольку Санитар постриг наголо, дав и леща по попке.
   Они подошли к Канцеляристу с лычками.
   - Фамилия, имя отчество, пол, год рождения, национальность.
   Колька гордо пролепетал: «русский», и особо гордо про пол - «мужской», а Ната здесь промолчала.
   - Пол, - повысил тон Канцелярист.
   - Я ж голая?
   - А я с документами работаю, - поставили её на место.
   Ответы тюремщик сверял с листком в папке, где хранились государственные фотографии - её злой, чуть оскаленный фас, и профиль испуганной лани. В другой папке - фотографии Кольки, и его пальчики.
   - Добавили бы мне голенькую фотку, а отдельно - бритое причинное место, то же ведь примета, - усмехнулась Ната.
   Женщина-надзирательница в белом халате, накинутом на форму, якобы, фельдшер, проделала с ней, затем с Колькой всё, о чем рассказывали, прошедшие через арест.
   Ната оглядела баню. Лавки с шайками. Вдоль окон шёл водосток, впадая в смрадный слив. Столик с кусками мыла и тряпками-полотенцами. Рядом - высокий военный с лицом полумонголоида. За ним - дверь с крупной надписью «Кубовая. Вход строго запрещён».
   «Охраняет мыло или заветную дверь в стене, - расхохоталось про себя Ната. - Почему - старший сержант?»
   Как только за ней пришли с винтовками, она много и звонко смеялась, не открывая рта.
   - Мама, я писать хочу, - заныл Колька.
   Ната подвела сына к водостоку: «Делай сюда!»
   И сама присела на корточки. Встала, подошла к сержанту, сверкая голым лобком.
   Тот показал на два куска мыла и две тряпки.
   Ната набрала воду и устроилась на скамье.
   У Санитара с его бритвой уже стояла знакомая ей Артистка - любовница какого-то партийца или военного. Дама была с подростком и, похоже, больше стыдились его, чем унизительной ситуации. «У меня мама – русская, а папа, – война», – почему-то твердил тот. Потом пошла ладная жена начальника морского арсенала. Их с дочкой схватили на улице. Следом забавная троица - женщина с двумя рослыми девочками. Весь путь до лагеря они держались за руки. Гуськом: мать, старшая, младшая. Сейчас шеренгой, рука в руке, стояли голыми перед Санитаром. Придурок побрил мать, та подвинулась, место заняла старшая дочь, потом младшая.
   «Повернуться», - приказал Санитар.
   Троица сделала кругом, перехватив руки.
   Санитар со смаком шлепнул по каждому заду.
   «Конвейер», - усмехнулась Ната.
   Она вспомнила арест. Их собрали в Остроге - одном из столпов Канальска. Острог бездушно возвышался над городом. Острог - над городом, а над Острогом - церковь. При старом режиме в этом замкнутом дворе били кнутом, клеймили, рвали ноздри. Порой вешали. В гражданскую войну и в мятежи Острог пустовал. Уголовники разбежались. А те, кто остервенело дрались за своё правое дело, не доводили врагов до тюрьмы. С 20-х годов расстреливали в бывшей церкви.
   Купол храма-эшафота и увидела Ната, выбравшись из крытого кузова автомобиля. Скрип снега, был для неё, как звон кандалов. Скрипуче-кандальные зимы в этих краях.
   «Сибирская воля и есть сибирская каторга», - вразумила себя Ната.
   Она не особо была удивлена арестом. В среде, где Ната выросла, аресты и казни были частью существования и борьбы за него. Теперь и она сама - в согбенной толпе. Кто-то крестился. Ната была воспитана вне религии, но оттого, что на куполе храма уцелел крест, стало теплее на душе.
   Арестанток погнали в Безымянный дом, недавно отстроенную местную Лубянку. Слили с другими, которых отлавливали не только по городу, но и в окрестных гарнизонах.
   Река под Даликом вставала на зиму плохо. По льду дорогу на тот берег не торили. Этап посадили на тупиках железнодорожной станции в трёпаные немецкие вагоны. Везли мимо неприметного полустанка с названием «Ивань», через мост, после которого одна колея уходила в другие, лучшие края, а вторая - к Большому лагерю, которого все боялись с его - рудником. Но миновали Большой, выгрузились у Малого лагеря, который был известен как Сельский. Их тюрьмой стали царских времён казармы горной стражи. Фильтровать этап повели в солдатскую баню, где надпись в старом стиле про низших чинов сохранилась.
   Они - в тюрьме, порядки - тюремные. На санобработку этап разделся послушно, а дальше не пошло. Среди тех, кого пригнали, сидевших раньше, или не было, или они пока не открылись.
   Началась нелепая буза, из-за мальчиков-подростков.
   - Пусть моются с мужиками-зеками из Сельского лагеря, - наседали идиотки, которые быстро стакнулись.
   - Парни будут мыться с нами, - выкрикнула Ната.
   Её неожиданно поддержала Надзирательница.
   - Вы, стервы, хотите, чтобы уголовники парней петухами сделали, - рявкнула.
   - Парни онанировать будут.
   - Пусть онанируют, вы сами скоро дрочиться начнёте, - отрезала с ухмылкой Фельдшерица.
   Упокоились, но на бритьё и осмотр никто не шёл.
   Ворвался с морозным паром хромой Комендант.
   - Всех водой окачу, и телешом на плацу выставлю, - пригрозил.
   Ната, взяв Кольку за руку, протиснулась сквозь толпу, расталкивая, потных от злости женщин, мимо девиц, прикрывающихся ладошками, мимо парней, стоявших лицом к стене.
   Вслед за Натой, как бараном-провокатором, и другие покорно потянулись под бритву, на досмотр. И все доходили до водостока.
   К Нате подсела Артистка, уже вошедшая в новую роль.
   - Спасибо тебе за сына, - по-тюремному, на «ты», начала. - Этот Санитар, - женщину передёрнуло. - Кстати, что такое mons veneris?
   Ната наклонилась и шепнула товарке на ухо. Та разочарованно выругалась, нарочито неразборчиво.
   - А «mons veneris» - женский лобок по-латыни, - для Кольки громко сказала Ната.
   - Тюремная хиль, - женщину вновь передернуло воспоминанием о Санитаре, а туда же, в mons veneris!
   - Санитар «Липкие лапки», - наградила тюремщика прозвищем Ната.
   Разговор завязался, и Артистка повеселела, наверное, умела копаться в чужой голове. Прижалась к уху Наты.
   - Как думаешь, наши мужики быстро нас отсюда вытащат или…
   - Что «или»? - перебила её Ната.
   - Или, - продолжила Артистка, - или правильные зеки татуировочки нам сделают. И здесь, и здесь, - кокетливо шлепнула она себя по бедру и заду, - и на губках значки поставят. Лучше добровольно с «гражданинами-начальничками», чем силком с блатарями, - заключила.
   Ната растерянно молчала.
   - Ты я знаю, дочка ихнего генерала, в Москве идут аресты в этих кругах, - неожиданно сменила тему Артистка.
   Ната была дочерью одного из двух генералов госбезопасности. У неё и два паспорта какое-то время были. И оба - подлинные.
   Один из генералов - Петров приехал провожать Кромовых на Дальний Восток. Обнял Ивана, поздравив полковником. Что-то обещал, но не мог внятно объяснить Нате, чем сейчас это хорошо для неё - Дальний Восток.
   «Там нормально, до края земли недалеко, горизонт уже виден», - нашёлся шуткой Иван, сгладив неловкость генерала.
   Что в Москве прошли аресты, Ната знала. Могли взять и Петрова - любовника матери и её, Наты, покровителя, если не отца.
   - Я уже выбрала, - неожиданно для себя сказала она, кивнув на сержанта.
   - Не последний человек здесь, - рассудительно заметила товарка. - Сержанта, кстати, кличут по прозвищу «Дагур», народец такой в Сибири, - продолжила женщина уже почти кокетливо. - Кстати, следующим этапом твою подругу непременно пригонят, - думается мне.
   - Сусанну, понимаю, - улыбнулась Ната. - Без неё - некомплект и скучновато.
   На том закончился, было, сексуально-политический разговор. Артистка, похоже, ситуацию с их арестом знала лучше, но темнила.
   Тут Ната сообразила, что её шутка о сержанте - вовсе не шутка. Говорили они по-деловому, о решённом. Как выжить и спасти детей, кому достанется «Jus primae noctis», право первой тюремной ночи.
   «Что ж, может, и сержант, обрюхатит - облегчение будет», - колола себя простонародными словами.
   Из афоризмов Ницше Нате запал один, мол, женщина может иметь тысячу загадок, но разгадка одна - беременность. Она зло фыркнула, прочтя, но запомнила.
   «Ничего себе беседа», - резюмировала Ната.
    Размышления прервал липколапчатый, поманив пальчиком. 
   - Присмотрю за сыном, пока Дагур тебя лю-би-ти-еть будет, - растянула новая «подруга» нормальное слово до неприличного. Актёрские хохмочки.    Ната шла в кубовую с вызовом, худая и длинная, виляя бёдрами, только что без звона подков.
   «Продолжение последовало стремительно», - заключила Артистка, проводив товарку взглядом.
   «Не всех женщин побрили, а первую уже поимели», - раздалось с соседней скамьи.
   Пока сержант стягивал с себя амуницию, Ната сидела на топчане, наблюдая за Существом, копошившимся у топки. Таких, она знала, зовут «обиженными».
   Гайтана на охраннике, естественно, не было, но он перекрестился, стоя голяком.
   «Завтра, как Пушкин, просемафорит дружку сержанту в Большой лагерь, мол, давеча, с божьей помощью, полковницу Кромову...», - ухмыльнулась цинично Ната.
   Сержант понял её по-своему.
   - Дождалась, давалка?
   - Меня лучше сзади, - попросила Ната, глянув на него, на готового.
   - Чего нам целоваться-обниматься, - согласился Дагур. - Займи-ка позицию.
   Ната исполнила. Больше они не произнесли ни слова. Женщина, в оргазме, давилась стоном, не раскрывая рта. Два раза накатывало на неё сладострастие. И только, когда сержант громко крякнул, изливаясь, а Нату затрясло в третий раз, она, не устояв на коленках, распласталась на топчане, увлекая за собой наездника, и выла в полный голос, пока не отпустило.
   А Существо за печкой скулило: «Вот уж не гадал, что увижу когда-нибудь, тебя Наточка, увижу вновь, да ещё в такой животной акробатике».
   Дагур, выгнав, взмахом руки женщину, недоумевал: «Чего ради он эту сухопарую кобылку и пощадил, употребил по-простому и отпустил, а не кликнул наряд, чтоб распечатали бабу по-тюремному, как и положено с лагерными. Успеется, однако». 
   Заглянул Санитар. 
   - Смазливую, - приказал Дагур. 
   Ната шлёпала к своей скамье с гордо поднятой головой. По уже моечной шёл гул, глазели, словно кожу с неё сдирали. 
   До двери в кубовую - пять рядов скамеек. В проходе ближнего, как бы случайно две бабёнки слепили голые зады. Ната, кулаками по спинам, раздвинула женщин.
    «Ша», - сказала, не обращаясь ни к кому.
    Во втором проходе две нелепые телами оторвы, пошлепали ладошками по бритым лобкам и получили по оплеухе.«Шала», - произнесла Ната.
   Третий и четвёртый проходы товарки освободили заранее.
   «Шалашов, шалашовка», - сложилось у Наты над пустыми скамьями.
   … Константинов пришёл к Артистке рано утром пешком и в штатском. Предъявил список: «Тебя лично внёс. Грядёт большая резня. Там, глядишь, уцелеешь. Будь как все. Но есть человечек. Шепнёшь ему».
    Артистка лихо обслужила троих истосковавшихся по трамваю стрелков. Когда солдаты, застегнув штаны и ремни, вышли, женщина поднялась с ложа, провела ладонями по телу, как бы стряхивая с себя следы чужой плоти, и подошла к Дагуру.
    - Ты должен посадить её на свой елдак, да так, чтобы она уже не слезла с него, - вдруг по-командирски рявкнула, и сказала охраннику слово.
     Сержант в форме стоял навытяжку перед голой бабой-арестанткой, которую только что троекратно изнасиловали, внимал приказу.
     «Плетётся что-то, - смекнул служивый. - И он, есть-выходит, ниточка узелка? Понять бы, что вяжут».
     Но на такие умственные усилия Дагур был не способен. Облачился в шинель и двинул по постам.
   - Вот и я тоже - лагерная блядь, - сказала спокойно Артистка, вернувшись на место.
   «И откуда она знает кличку сержанта?», - щёлкнуло в голове Наты.
   - Сговорилась заранее, продала, - зло просипела она и ударила женщину локтем по рёбрам.
   - Дагур заказал меня, а Санитар ошибся, - прохрипела та, восстановив дыхание.
   Ната сидела с таким видом, что товарке следовало говорить дальше. Но та молчала.
   Ната ударила ещё раз.
   - Я прикинула, что мне в очередь легче будет, - придя в себя, сдалась Артистка.
   - Врёт она и сейчас, - видела Ната.
   Узнав со временем детали про Артистку, Ната пожалела об экзекуции. Шансов, остаться в живых у той было ещё меньше.
   Объявили, что переоденут в тюремное, но выдали только солдатское бельё. Нате с Колькой вернули привезённые из Германии шубки, шапки, бурки, всё тёплое.
    «Отработала», - ухмыльнулась, натягивая на себя солдатские кальсоны, а на Кольку свои шерстяные рейтузы.
    Как и положено, в первую ночь Нате приснился сон про то, что тюрьма - сон. Она пробудилась счастливая. Рядом сопел сын. Она прикоснулась к его стриженой головке и задремала, чтобы досмотреть, чем закончится чудной сон про тюрьму, где-то на дальних землях России. Великие песни звучали в её душе. Все же она - генеральская дочка и жена боевого офицера.
   Спустя неделю прибыл второй этап. Как и предвиделось, с ним - Сусанна с Томкой. В бане Сусанна устроила спектакль своим роскошным телом, подобрав ассистентками разбитных подруг, известных в Далике, как Шалава и Скромница. Обе пошли по второму тюремному кругу, а первый раз сели по доносу Парня из нашего города, в которого были влюблены и ждали всю войну. Тот ушёл на фронт, говорил, лётчиком, а вернулся со значительностью на лице. Скромницей вторую прозвали за то, что она отмалчивалась, когда подруга изрыгала непотребства.
   - Тебя уже оприходовали? - поинтересовалась Сусанна.
   Ната кивнула и показала глазами на сержанта, который вновь охранял мыло.
   - Доля, ты русская, долюшка женская, - продекламировала Сусанна.
   После Наты в кубовую Дагур в этот раз забрал жену начальника арсенала. Она шла обратно, покачиваясь, со следами на теле, бросила испуганный взгляд на Нату. Но та улыбнулась в ответ.
   Сусанна удивлённо посмотрела на подругу. Хотела что-то сказать, но тут липколапчатый увёл в кубовую её самоё.
   - Ревнуешь, - хитро спросила она, вернувшись.
   - Да, - честно ответила Ната. - Но драться, не буду, мне сержантского распутина на три года хватит.
   - А Мичманок? - озадачила в упор Сусанна.
   - Мичманок был проездом, - весело ответила Ната.
   - Они нас всех перепробуют, - прикидывала Сусанна. - Три передка в баню, сколько же мне, несчастной, ждать пока вновь очередь дойдёт. Думалось, пока везли, что это будет интимнее, - острила. - Но есть и преимущество - ни раздеваться, ни одеваться не надо, лежишь и ждёшь следующего, - впала подруга в эйфорию.
   Ната поняла и ужаснулась. Похоже, она единственная удостоилась чести растления tet-a-tet.
   Спросила напрямик Сусанну. Та пришла в восторг.
   - Я, дура трёпаная, решила, сгоряча, что ты рехнулась, да так, чтоб ко всей караулке ревновать.
   Сусанна веселилась до вечера, а потом расплакалась и рассказала, что Иван Кромов арестован, её Давид - тоже. И ещё, одно сказала Сусанна, сказала спокойным шепотом, что, кажется, умер Сталин.
   «Он тоже - жертва простейшего силлогизма, он смертен, как и Кай», - решила про вождя Ната. Для людей, среди которых она росла Сталин и лично значил многое, был, как бы членом каждой семьи. Полуграмотный, неотёсанный, хамоватый, неопрятный родственник, но могущественный, опасный и настырный человек, с которым нельзя не считаться.
    …- Бабы! На вохребанье, - разнеслось по казарме. Первое время орали: «к вохре в баню», но Шалава со Скромницей смастерили словечко-похабешку.
    В бане к подругам подошла Арсеналка. Хотела что-то спросить, не решилась.
    На соседней скамье устроились новенькие - Покорная и Патриотка. Им, видно, уже объяснили, что такое «вохребанье».
   - Скорее бы изнасиловали, - вздохнула Патриотка. - Отдам долг Родине, и… гуляй спокойно.
   - А по мне, пусть каждый день, - подала голос Покорная. - Зато в тепле и срок идёт.
   - Тебя не кейфовать под мужиками сюда пригнали, - зашлась Патриотка, - а вину пред державой искупать. Баня с хреном - по субботам, для женского здоровья, а на неделе лес валить пойдёшь.
   - Здесь нет никакого леса, - удивилась Покорная.
   - Значит, копать-долбить будешь, - обнадёжила её собеседница.
   - Жила бы страна родная, - ёрничая, бросила Ната и резво направилась на топчан.
    Первый раз она отдала себя как товар, не торгуясь, авось воздастся. Сейчас же женщина вдруг постигла, что ждёт этого почти животного соития.
    Дагура в кубовой не было. На его табуретке стоял стакан с водкой, нарытый ломтём хлеба с куском колотого сахара.
    «Подаяние», - поняла Ната. Отхлебнула, отщипнула от ломтя, а остальное завернула в обрывок газеты из сержантского запаса для самокруток.
    - Хочешь выпить, Маэстро, - крикнула существу за печкой.
    - Решила узнать, - отозвался из норы тот.
    Одноклассник старшей сестры пел у них дома под гитару романсы и фривольные куплеты, смотрел влюблёнными глазами. С выпускного вечера мальчики, записавшиеся добровольцами, разошлись по военным училищам.
    - Вот что, ты, Наточка, и сестра твоя Неточка со мной сделали, - пробормотал Маэстро, отхлебнув пойла.
    «Маэстро тогда почему-то не зачислили, - вспоминала Ната. - Отца Мохортова в столице не было, и помочь взялась Нета. Звонила какому-то генералу, тот обещал уладить, а пока взял к себе вестовым. Но воевать парень ушёл солдатом. Вернулся лейтенантом. Словом, всё было нормально, - помнилось. - Работал фотографом. Это мастерство он любил».
    - Маэстро взяли, - выпалила с порога трясущаяся Нетка. - За порнографию.
    - Твои прелести тоже среди вещественных доказательств, - не удержалась Ната.
   - Какие, твою мать, мои прелести, - взвизгнула сестра. - У него нашли всего-то оставшиеся от деда старорежимные срамные открытки.
     «Вот что, ты, Наточка, и сестра твоя Неточка со мной сотворили», - пробормотал ещё раз Маэстро.
    Скрипнула дверь тамбура и друг юности, сунув Нате стакан, схоронился.
    Пока Дагур раздевался, Ната допила водку и приготовилась.
    Она была покорна, когда в следующее "вохребанье"  Дагур, удовлетворившись, придержал её на топчане. Заставил проглотить залпом полстакана водки и кликнул Маэстро. "Хозяин велел расписать тебя", - пробормотал друг юности, готовя инструменты. 
    После смерти Сталина, о которой им всё же объявили, погода пошла человечнее, а жизнь в тюрьме - злее. Но Ната всё же немного верила, что кривая вывезет Ивана Кромова. У него в запасе всегда есть особая кривая.
   «В конце концов, - надеялась узница, - остался на воле отчаянный моряк Флотский Мичманок».


                                                                                                 ***
Все совпадения с реальными событиями, с существовавшими и существующими ныне людьми в романе «Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..» являются случайными. Герои книги не несут ответственности - ни за творившееся в стране, ни за её настоящее и будущее.

 

© Copyright: Александр Зарецкий, 2012
Свидетельство о публикации №21202041287

Серия сообщений "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..":
Главы из романа "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!.."
Часть 1 - Мой первый бой у Лукоморья. Из романа
Часть 2 - Хорошо горят «корейцы-китайцы»
Часть 3 - Сухопарая "кобылка" Ната
Часть 4 - Fabulae: Александр Зарецкий - 1. Россия, раз! Россия, два! Россия, три! Главы из романа. От автора
Часть 5 - Fabulae: Александр Зарецкий - Мой первый бой у Лукоморья. (страница 1 из 2)
...
Часть 23 - Гора против Слободы, или Девочка с Кармышка
Часть 24 - «Разносолы» Кармазы
Часть 25 - «Разносолы» Кармазы

Рубрики:  Литературные страницы
Проза и публицистика

Метки:  


Процитировано 1 раз

Памяти СССР. Портреты вождей

Суббота, 21 Апреля 2012 г. 18:29 + в цитатник
Рубрики:  Ссылки на другие ресурсы
Литературные страницы
Литературные страницы
Проза и публицистика
Помарки на полях истории современности
Помарки на полях истории современности

Метки:  


Процитировано 1 раз

Путин и Медведев потребуют справедливости. И им воздастся

Среда, 18 Апреля 2012 г. 16:09 + в цитатник

 Путин и Медведев потребуют справедливости. И им воздастся

   Владимир Путин и Дмитрий Медведев пройдут по Москве, требуя справедливости. Это произойдёт, предполагает пресса, Первого мая в бывший День международной солидарности трудящихся. Кто из них понесёт лозунг «Даешь справедливость!», пока неясно. Возможно, таких плакатов хватит на всех. И для штатных профсоюзников, о существовании которых многие уже успели забыть, и для активистов партии власти "Единая Россия", и для участников Народного фронта, в очередной раз намеренного выйти из окопов. Они тоже хотят справедливости. А перед ней, как известно, все равны. Аналитики отмечают, что восстанавливается один из "красных" дней календаря, ранее наглядно демонстрировавших единство партии и народа. 

   Настроенные на оптимистический лад эксперты уверены, что участие в акции руководства страны, даёт гарантию, что на сей раз требование справедливости будет услышано.

   Некоторые политологи выражают сожаление, что шествие по Тверской закончится у мэрии. Ведь прошагав ещё немного, можно попасть на Красную площадь с её традиционным мавзолеем, бывшим некогда главной трибуной державы. Поскольку справедливости сразу на всех не хватит, число участников парада будет ограничено, а коммунисты самостоятельно протопают по Тверской улице, и будут требовать правды от изваяния Карла Маркса.

   Отдельные политологи указывают на медицинский (превентивный) характер акции с участием первых лиц. Дело в том, что шестого мая, накануне инаугурации Путина, оппозиция планирует очередной крупный митинг, который нарекла «Маршем миллионов». Конечно, в долгожданную тёплую погоду на улицах обязательно будет много народа. Но последние новости показывают, что лидеры протестного движения, как всегда, отстают от событий в нашей стремительно обновляющейся России.

Первого мая оппозиция отправится на своё законное "болото" для тренировочного митинга.

Рубрики:  Помарки на полях истории современности
Помарки на полях истории современности

Метки:  

Хорошо горят «корейцы-китайцы»

Суббота, 14 Апреля 2012 г. 16:49 + в цитатник

                         Из романа «Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..»

 

 

                       Хорошо горят «корейцы-китайцы»

                                      (Дальневосточные Хроники)

 

«Жена-сын, сын-жена», – бросил полковник Кромов в лицо Большому Генералу в огромном кабинете на втором этаже штаба Особого округа, самого внушительного здания города, а ныне, как понял офицер, наиглавнейшего – на сотни, если не тысячи, километров вокруг.

Ивана сюда ввёл командир комендантской роты майор Степан Подоприго, оставивший на улице своих верных автоматчиков. С ними Подоприго, тогда ещё капитан, арестовал полковника на пути из Кореи, где тот воевал надсадно, но не бездарно.

– Какой смыл, я ж в Далик следую, – начал было Кромов.

– В армии исполняют не смысл, а приказ, – ответил Подоприго, бравый мужик, но, считалось, дурак.

За это Флотский Мичманок собирался его пристрелить, чтоб не стал генералом.

– Есть смысл, – неожиданно выдал капитан своему арестанту у ворот гарнизонной тюрьмы, – резон, чтоб мы, армейцы, сами изловили Кромова... Но могут и расстрелять, – навесил, успокаивая.

В высокий кабинет полковник попал из камеры. Он был, как был – в невыразимом одеянии: бесформенная шинель без застёжек, наброшенная на нижнее бельё – японский шерстяной комбинезон, на голове – будёновка без звезды и с полуоторванным отворотом. Разил неволей, ожиданием смерти и злобой на всех и на себя. В душе – тюремная горячка и заноза бессмысленной войны в непонятных краях. На щеках с русой щетиной – румянец надежды, а в глазах – блеск гордости за то, что он, русский офицер Иван Кромов, есть. Словом, был он в состоянии, самом подходящем для мятежа.

В России такую беду, как государство, стороной не обойдёшь. В 36-ом году недоучившийся студент по лесному делу Ваня Кромов догадался сбежать из Питера на Дальний Восток. Судьба его не раз настигала, но он изворачивался, а было надо, шёл напролом.

Поймать-то его поймали, и в издёвку, на Дальнем Востоке. Но только сейчас, в 53-ем. В тридцатые до этих лихих мест, Ваня не добрался, а сталинская охранка не спроворила. И нынешний полковник Советской армии Кромов сделал себе жизнь. Такой жизни можно позавидовать, если вспоминать её в тюремной камере в ожидании казни – расплаты за все подвиги и преступления. Что из них есть что, Иван сам не знал, ибо, как это водится на Руси, каждый его подвиг, порождал преступление, которое вело к очередному подвигу.

Как любой фронтовой офицер, прошедший Войну до Берлина, до Порт-Артура, Кромов мог быть расстрелян не единожды, не раз – за дело. Как любой солдат, пропахавший фронт своим неповторимым телом, как забывший на время о душе циник и фаталист полковник понимал, что судьбу не изменить, но можно по-иному сложить обстоятельства.

«Арестовали меня, скорее всего, за чушь, за «весёлый квартал», – рассчитал полковник.

В тот день бойцы специального батальона Кромова стояли в оцеплении и смотрели в прорези азиатских глаз, как полыхает. Возник капитан Подоприго. Увидев, что дикие зверствуют по команде, он отвёл своих в сторону.

Прибыл полковник Петр Чумаченко – порученец Большого генерала, как, по личному намёку, звали недавно назначенного начальника штаба Особого округа.

– Ну, Иван, ты сурьёзно, – только и произнёс он.

В голосе Чумаченко – удовлетворение. В числе дел он записал по прибытии: «ликвидировать притоны». А Кромов взял и сжёг, сжёг, как понималось, вместе с опасными для себя солдатами своего же батальона.

– По твоим людям из подвалов, я слышал, стреляли, – утвердительно спросил Чумаченко.

– Вестимо, стреляли, – охотно согласился Кромов.

В три дома на окраинной улице наладились его бойцы. Повадились к бабам, что нормально, к ханже, что понятно. Можно было смотреть сквозь устав, но в подвалах курили опиум. И около солдат крутились нечитаемые люди. Кромов, улучив момент, оцепил домишки. Хорошо горели «китайцы-корейцы». Но, когда рухнула крыша, а потом и сложенные из дрянного кирпича стены последнего дома, а из подвалов перестали доноситься крики, полковник вспомнил, что в 45-ом он обещал Мичманку спалить «весёлый квартал» во Владивостоке, а сжёг – в Далике.

«Придётся ехать во Владивосток», – чертыхнулся Иван.

– А во Владике – весёлый квартал в полторы улицы, – угадывая его мысли, ухмыльнулся Чумаченко. – Ты туда не собираешься?

– Намереваюсь, – буркнул Кромов.

Было ясно, куда нацелен батальон из Особого округа. Иван Кромов досрочно начал свою войну на Корейском полуострове.

...На втором допросе, первый был о зверствах, следователь спросил Кромова о Корее.

– Корейцы – те же люди, но они – корейцы, у корейцев есть чему поучиться, они замечательно готовят собачину, – объяснил полковник. – Остальное у них – чучхэ.

– Что такое «чучхэ»?

– То ли – сам себе голова, то ли – мешок с навозом. Когда они собаку готовят, то бьют ее долго палками, чтоб мясо было нежнее. Для свежего человека это и есть чучхэ.

Что такое «чучхэ» не знали и кромовские «корейцы», с которыми он воевал в стране утренней свежести. По армии загуляло новое ругательство. Означало оно, в основном, – опасное или грязное дело, заменяло, при необходимости, родимую классику.

Следователь пугнул Кромова лагерем.

– Какой, к чучхэ, лагерь, – огрызнулся Кромов.

– А притоны горели ярко, – бодро закончил дознаватель и эту беседу, и все допросы.

По пути в камеру Кромову вспомнился Ленинград и юродивая, чисто одетая, из старых городских, женщина, стоявшая у ещё непоруганного храма. Она не побиралась, а, простирая к прохожим руки, просила: «Помолитесь за Ивана, мальчик мой пропал, я погибаю от беды».

«Богомолка, скорее всего, – в могиле, я – в тюрьме на краю света», – защемило.

На картах начертано, что Далик стоит на Амуре, но до Амура от него ещё плыть и плыть, ехать и ехать. Людям старого толка этот город, известен как Кандальск, а то и Канальск. Основали Далик каторжане. Конвой и люди в кандалах брели на Сахалин, сбились с дороги, зазимовали. По тропе этапа подтянулось войско и срубило Острог. От него и пошёл Далик со своим жестоким норовом. Кадаль–река и звалась Кандальной. И город был Кандальск. А Канальск – шутка офицеров императорской армии в их пьяной тяге к возвышенному.

«России нет, есть Советский Союз, но офицеры остались», – закрыл воспоминания Иван.

– Таких офицеров, как ты, полковник, надо с толком расходовать, – вбил в начало беседы весомые слова Большой генерал.

– Жена и сын, сын и жена, – не выложил Большому генералу Кромов.

– Тезку свою Ивань, знаешь, Иван, – вместо ответа продолжил, каламбуря, генерал.

В урочище при слиянии бешеной реки Шилон с Кадалью, на утёсе, естественной твердыни, возвёл усадьбу-крепость, защиту от лихих людей, дореволюционный купец Иван Васин. Отсюда – и Ивань.

– Так точно, – ответил полковник.

– Так вот, там, – в лад продолжил штабист, – окопался генерал госбезопасности Иван Орлов, который хочет под себя наши края подмять. Приказ у него такой из Москвы. Но у нас – свой приказ, и тоже – из столицы.

Большой генерал заметил, как сыграл желваками полковник при простых словах «генерал Иван Орлов».

– Тебе, поди, ведомо, что твои – схвачены. Мы их вызволим, ты их вызволишь, – повёл дальше. – Когда Ивань-тёзку возьмёшь, другого тёзку нейтрализуешь», – с упором на слове «нейтрализуешь» поставил точку в разговоре Большой генерал.

И приказал: «На наши квартиры, баня, приодеть».

Выводили Кромова через комнату, где сидел полковник и Герой Союза Петр Чумаченко. Его за глаза звали «ЧП». ЧП – Чумаченко Петр. ЧП – чрезвычайное происшествие, чрезвычайные полномочия. ЧП, само собой, – чрезвычайное поручение. «Чумой», как полагалось бы, за глаза не звали, а в лицо величали друзья, когда сидели с ним за второй флягой.

Чумаченко, истративший на фронте не одну штрафную роту, в которые вызвался добровольцем, стал тёртым штабным офицером. Он видел сквозь стены, успел выскочить из кабинета с пакетом в руках, зашагал, не заметив друга-Ивана, вниз по лестничным маршам.

– Пошёл искать для узника новые квартиры, – хмыкнул Кромов, спускаясь тылами в сопровождении Подоприго.

На этот хмык навстречу возник Чумаченко и со словами: «Безымянка берёт заложниц. Твои – и Наталья, и сын, – на Летнем берегу, в тюрьме при Малом лагере. Приказ – на Ивань, лагерь потом. Но мозгуй сам, сам мозгуй. Как решишь, так и пойдёшь. Я прикрою».

Загадочные «наши квартиры» были цоколем старого особняка, встроенного в новое здание штаба. В бельэтаже жил сам Большой генерал.

Ивана встретила дама, преградившая путь Подоприго: «Конвой завершён».

Женщина поднесла Ивану долгожданную чарку, а в генеральской баньке чистила, как породистого жеребца, стригла, брила.

Уже за столом Кромов заметил, что водка – прозрачная в фабричных бутылках, а не обычная в этих краях красная, которая шла в розлив, но звалась, чтобы отличить от вина, всё же «белым». Именовали её по-старинке и «монополькой», а политически отсталые «рыковкой». Рыкова расстреляли, а вкус первой советской водки народ хранил. На еду Иван внимания не обратил, любая добротная пища была сейчас для него отборной.

– Еще по лафитнику и Амур переплывать, – игриво сказала хозяйка.

«При чем тут Амур», – должен был спросить Иван, но промолчал, удивленно подняв брови.

Дама улыбнулась: «Все попадаются. Я – из Хабаровска, из недорезанных. От старых лет осталась нам игра слов: «Амур-река, l'amour, амуры». Выходит, что Амур – река любви. Сколько раз смогли полюбиться, столько и Амур переплыли», – изящно отдалась дама.

На рассвете женщина позвенела: «Пора, мой друг, пора».

Иссяк Амур-батюшка, кончился сон из сладкой солдатской побасёнки от наполеоновских войн.

Принесли новенький мундир в орденах и отобранное при аресте. Среди вещей – золотой хронометр от Мичманка. Уходя за кордон, Кромов сдал его, вместе с наградами и документами.

«Залог дружбы объявился как знак», – понял полковник.

Кромов брился, напевая: «Если нынче – война, если нынче – в поход».

А на войне всегда есть тот, кто с утра стреляет в спину. Ему захотелось удрать в свой городишко, в Тологду, где – его земли, его род. И умыкнуть пловчиху по амурам. Они – одной крови.

«Стоп, – сказал себе. – Полковник Кромов идёт громить ГБ-логово под Даликом, идёт отбивать сына и жену Наталью, которая всё же попалась в лапы своим родственничкам-людоедам».

Серия сообщений "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..":
Главы из романа "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!.."
Часть 1 - Мой первый бой у Лукоморья. Из романа
Часть 2 - Хорошо горят «корейцы-китайцы»
Часть 3 - Сухопарая "кобылка" Ната
Часть 4 - Fabulae: Александр Зарецкий - 1. Россия, раз! Россия, два! Россия, три! Главы из романа. От автора
...
Часть 23 - Гора против Слободы, или Девочка с Кармышка
Часть 24 - «Разносолы» Кармазы
Часть 25 - «Разносолы» Кармазы


Метки:  

Надо безжалостно резать правду-матку. Чем мельче, тем лучше

Пятница, 13 Апреля 2012 г. 16:22 + в цитатник

Надо безжалостно резать правду-матку. Чем мельче, тем лучше

Серия сообщений "Афоризмы":
Часть 1 - Русская история - баба покладистая
Часть 2 - Надо безжалостно резать правду-матку. Чем мельче, тем лучше
Часть 3 - Fabulae: Александр Зарецкий - Два постулата "правды-матки"
Часть 4 - Fabulae: Александр Зарецкий - Власть любит всласть. Афоризмы
...
Часть 22 - Мне только что позвонили из Киева
Часть 23 - Рэй Брэдбери и антиутопия
Часть 24 - Литературные портреты. Александр Проханов


Метки:  

Мой первый бой у Лукоморья. Из романа

Четверг, 12 Апреля 2012 г. 14:21 + в цитатник

 Александр Зарецкий 

Мой первый бой у Лукоморья
Из романа «Россия, раз, Россия, два, Россия, три!...»
 
 

 

                               (Дальневосточные хроники)
                 
                                                              ***    
                                          Танки и солнечный зайчик
  
   «Это - наши танки, - враз догадался Колька Кромов, - конечно, наши, только наши танки могут так!»
   Солдат в серо-деревянном гнезде на вышке-башенке сыграл солнечным зайчиком, поймав его на штык ружья.
   «Балуется», - встрепенулся Колька.
   Часовой ожил всем своим свирепым, даже звериным, лицом и, вскинув остроносую винтовку, повёл ей, целясь в невидимого врага.
   «Сейчас он выстрелит-ужалит, вот, здорово», - обрадовался Колька.
   Стражник выстрелил, но не, как в бою бьют, а как на военной картинке салют среди развалин делают: выстрелил в небо, вскинув вверх левую руку с винтовкой, а правую бросил к пилотке, вроде честь отдал. И тут же солдат, запрокинул голову, выпустил оружие, смешно взмахнув руками-крыльями.
   «Взлетит», - ойкнул Колька.
   Но часовой обмяк и повалился на перекладину своего деревянного гнезда. Тут сама вышка дёрнулась, закачалась, подпрыгнула и начала рассыпаться и рушиться. Так и падали вниз, по-дурацки падали, вперемешку - брёвна-доски, солдат и его остроносая, без толку пальнувшая винтовка.
   «Смеху-то», - ахнул Колька, огорчившись, что не во врага, а понарошку солдатик стрелял.
   А на месте вышки появился гордый танк с башней, надетой задом наперёд. Как разделались со второй вышкой, Колька не видел. Но и там уже стоял такой же ладный танк, поправляя башню, чтобы пушка смотрела, куда положено. А самый главный, самый злой и самый железный танк, снёс ворота и, дробя гусеницами ихние обломки, прошёл, рыча, несколько метров, крутанул башней, прицелился и выстрелил, да так, что исчез домик, стоявший в сторонке, к которому никого не подпускали, пропал вместе со всеми проводами и торчащими из крыши длинными железяками. Наказав домик, танк успокоился и замер, ощерившись пулемётной прорезью. 
 
 «Папа приехал», - понял Колька, но вслух ничего не сказал. 
   Он уже умел думать внутри себя. И ещё он испугался, что папа уже здесь, а он, Колька, его не узнает.
   Колька всё видел, стоя в первом ряду, рука - в ладони матери. Это было их место, когда люди в форме, лающе, приказывали строиться, кричали лагерные слова, про которые мама объяснила, что это такие особые слова, пока их нужно забывать, но потом в жизни пригодится. Второй раз за день эти люди выгнали всех из казармы, построили-поставили на плацу, лицом к забору с проволокой.
   Кольке давно хотелось вскарабкаться на одну из вышек, чтобы увидеть из гнезда, что там, за забором. Он уже начал забывать, что там, за высоким и колючим забором.
   «Там, наверное, мир - другого цвета, там, наверное, река», - мечтал Колька.
   Он обнаружил, что реки текут вверх. Вода всегда - вниз, а реки, которые из воды, вверх. Это Колька понял, катая по полу глобус, из которого мячик потом сделали. Глобус - та же карта, только правильная. Колька знал толк в картах, знал, что все карты - военные и секретные.
   И ещё Колька думал о рыжей Томке, которую отлупить не успел. Томка и её, ещё более рыжая, мама - Сусанна, всегда стояли рядом, но сейчас их не было. Колька вспоминал: и про реки, и про Томку-рыжую. Она не верила, эта Томка, что они - в плену у фрицев-фашистов, которых русские уже победили, но не до конца, видно, здесь-то они остались и вовсю командуют. Притворились, что - русские, и орут, и ругаются по-русски. Томка совсем не верила, когда он говорил, что его папа сядет на танк, примчится на нём сюда и освободит их. И Томку освободит. Но она трепалась, что его папа или сам в плену, или потерялся где-то. Томка сочинила и совсем страшное, что они - в тюрьме, а стерегут их не фрицы-фашисты, а какие-то власти. У матери про эти власти Колька спросить побоялся. Она бы догадалась, в чём дело, и не дала бы ему бить Томку. Но её и нет, этой Томки, как дуру отмутузишь... Придётся приехать домой на танке, чтобы, наконец, отлупить. Мама, правда, сама хороша, она тут орала лагерные слова на всю казарму и ещё: «Дагура, сука, не трожь!», - кричала.
   «Сука - это собака, а что за зверь - Дагур?», - Колька вздохнул от непонимания.
   Мама тогда за зверя-Дагура крепко избила рыжую Сусанну. После этого Сусанна с Томкой и исчезли куда-то. Сусанна была красивая, добрая и весёлая. Мама - красивая по-другому. Правда, мама какая-то не такая стала, уходит куда-то. Раньше Сусанна одна уходила и приносила на всех хлеб и сахар. Тут вдруг щёлкнуло, мелькнуло лагерное слово, и слово было от Томки, и оно было про Сусанну, про то, откуда хлеб и сахар. Теперь, вот, мама одна уходит, но ничего не приносит.
   Томка, впрочем, тоже красивая. Колька её в бане всю разглядел. Тайком, конечно. На Сусанну и других женщин он смотреть не стеснялся. Подумаешь - голые тётеньки. Колька про Томку такое знает. Сам видел, как её за взрослую признали, побрили так же, как маму, как Сусанну, как других женщин, побрили в таком месте, ну, там, где волосы потом для красоты появляются. Она нос-то и задрала.
   «Мама многих била, но те не пропадали, - соображал. - Наверное, плохие люди. Только хорошие люди исчезают, если их побьёшь».
   А весёлая Сусанна была, потому что верила своёй Томке, которая говорила, что их папа - умный и хитрый, что у него есть много танков, но он не пойдёт воевать против властей. Он пишет письма, и они будут писать, а от этих писем их с мамой-Сусанной отпустят домой.
   «Написали, наверное», - подумал Колька.
   У матери он спросить не осмелился, да и не знал толком, что спрашивать. Мама, правда, сама сказала: «Так надо». Колька, понимающий дисциплину, решил, что раз надо, так надо.
   И вновь щёлкнуло, мелькнуло лагерное слово, и слово было от той же Томки, слово про то, что Дагур - не зверь вовсе.
   Колька аж вздрогнул, как вспомнил.
   «Но мама одна куда-то уходит, а хлеба-сахара нет. Да, крепко они потерялись, - шмыгнул носом. - Не одни они, конечно, потерялось ещё много взрослых женщин и, кроме него Кольки, детей».
   Он всё-таки спросил:
   - Мама, а другиё места на свете ещё есть?
   - Какие другие? - тоскливо ответила мама и заплакала. Второй раз здесь, за этим колючим забором, заплакала. Первый раз она плакала после того, как избила Сусанну. И тело у мамы от драки и слёз становилось как железное.
   «Ни плакать, ни мечтать - не запретишь, - усвоил Колька. - Мама и сейчас какая-то твёрдая», - почувствовал он.
   Но тут попадали с вышек солдатики, развалились сами вышки, а под строгими дулами танков замерли люди с собачьими голосами, замерли, потому что они не настоящие военные, а какая-то помоечная армия. Замолкли даже собаки, прижатые к земле хищными железными махинами.
   «Собаки - хорошие, но не любят женщин и детей», - знал Колька.
   Он-то был единственным, кто не струсил, он-то уже видел, что танки, хоть злые с виду, но они - за нас. Не струсил, но прижался к матери, к её жёсткому и дёргающемуся телу. Дрожь-то её пошла, когда рухнула первая вышка, а мама вдруг прошептала это ужасное: «Дагур».
   «Где этот зверь прячется?», - озлился Колька.
   А за главным танком во двор влетели два грузовика, с кузовов которых посыпались солдаты с автоматами. Таких диковинных солдат Колька никогда не встречал. Из одного грузовика - все низкорослые, но плотные, с дико-жёлтыми лицами, многие даже синеволосые, с узкими глазами, все одетые в какое-то драньё.
   «Уроды, сами только что из плена, наверное», - подумал Колька.
   «Ки-тай-цы», - взвыл и шевельнулся строй женщин.
   «Пусть китайцы, пусть из плена, пусть уроды косоглазые, но они, как и танки, - за нас», - сразу решил Колька.
   Из второго грузовика - все высокие, русоволосые или чернявые, но с нормальными лицами, все в сине-чёрно-белом, в полосках и ленточках.
   «Мо-ря-ки», - выдохнули уже совсем неровные ряды.
   «А папы всё нет», - расстроился Колька.
   Но тут ещё одна машина, не грузовик, а какая-то несерьёзная, даже без крыши, какая-то парадная машина, блестящая металлом-краской. Карета, что ли? Из этой машины-кареты, которая ехала не по-боевому, а медленно, словно дразня всех, выпрыгнул, прямо через борт выпрыгнул, настоящий военный - огромный человек с метким автоматом в руках, в мундире с ясными орденами, в погонах с большими и яркими звёздами. Сверкающий человек закинул оружие за плечо и зашагал к ним с матерью, гордо-твёрдо зашагал. Он смахнул с дороги, одной левой смахнул в сторону, ставшего перед ним навытяжку начальника лающих людей и собак. Этот начальник-комендант даже не зигзагом, как обычно из-за хромоты, ковылял, а прямиком, с рукой под козырёк, сапожил.
   А Колька увидел, как открылся люк на башне главного танка, и оттуда показалась усато-бородатое, так бородато-усатое, что на нём, кроме волос, - одни глаза двумя сливами, лицо Давида. Он был мужем рыжей и красивой Сусанны и отцом рыжей, красивой, но гадкой Томки, которую Колька не успел отлупить. Его ещё звали: «Митя - танкист-детдомовец».
   «Какой же - детдомовец, когда у него - такие отчаянные танки!?», - возмутился Колька.
   Давид вылез из башни и постучал костяшками пальцев по её металлу. И Колька понял, что этот такое, когда наступает грозная броня. Томкин отец был в танкистском шлеме, но в обычном мундире и со звездой Героя на груди.
   Простонав «Иван», стала валиться на землю мать. Отец успел поддержать её. И его, Кольку, подхватил и поднял второй рукой, хоть Кольке и показалось, что он сам вскарабкался на плечи огромного человека.
   «Папа приехал, - совсем понял он. - Я же говорил, говорил этой рыжей Томке-дуре, что папа приедет за мной».
   Колька сидел на руках отца и гладил звёзды на погонах. Папа приехал, как и обещал, на танке. Колька твёрдо помнил, что папа ему это обещал. А когда обещал - не важно.
    «А врали некоторые, что его папа напал на какую-то Корею и там пропал, - шипел в восторге Колька. - Он не сгинул. Он ещё лучше воевать научился».
   Колька уже забыл о Томке, что бить-гробить её собирался.
   А начальник помоечных солдат одиноко стоял с рукой у виска. Неверное, хотел застрелиться, но боялся достать пистолет.

                                  Пуля-дура - под медаль
 
    - Пуля-дура, но солдат был молодцом, - изрёк полковник Иван Кромов.
   Секундами раньше он вторым, фронтовым, зрением засёк, как лучик солнца вспыхнул на штыке трехлинейки часового, а намётанный глаз подсказал, что солдат целит в него. Открытый лимузин полковника шёл к ограде лагеря вслед танкам и грузовикам с десантом.
   «Покамест я им не по зубам, - сказал себе Иван. - Даже в России есть люди, которые доживают до собственной кончины. Но человек на вышке умрёт сейчас», - приговорил полковник.
   Иван выстрелил под медали на груди солдата. Попал туда, куда и послал пулю. Такая меткость, чтоб наповал, была у Кромовых в крови, и шлифовал её офицер годами. Опуская автомат, Кромов не сбросил с лица задумчивого выражения. Столь же равнодушно глянул он, как трепыхнулся и умер часовой, как танк ударил по ограде, как мёртвый стражник, похоже, из инородцев, падал вниз лишним телом, предъявив в полёте свои сержантские лычки.
   - Красиво умер служивый, словно искренне Богу душу отдал, - весело заметил Флотский Мичманок, залихватски стоящий на подножке кромовского лимузина. - И медальки у сержанта были стоящие: «За боевые заслуги», «За отвагу». Немолод был, дошёл, поди, до самого Берлина. Мудры римляне, только - хорошее о враге, которого убили. De mortuis aut bene, aut nihil. Только нам, в России, нам на nihil эта латинская феня-bene», - подумал вслух.
   Морской офицер любил мешать слова, вина и женщин.
   «Кромов и маршала так же чётко, пулей под звезду, снял бы, Зверобой, Фенимор Купер, можно сказать. Эх, не губи солдат сверх необходимого», - в глубине души шевельнулось у Мичманка.
   Моряк не топил в браваде смятение от первой жертвы похода. Философствовал, остря, капитан-лейтенант от морской пехоты по нраву своему, по-другому себя ставить не желал.    А дело шло - пуля на пулю, Кромов не из куража блеснул мастерством.
   «Изящно сработал полковник», - признал Мичманок.
   А полковник, углядев лычки на погонах застреленного им часового, подумал: «Как странно, что старший сержант, а - на вышке мается?».
  «Видел я его где-то, где-то рядом с собой», - вдруг дёрнуло сознаниё.
   Вспыхнуло и ушло мгновенно, но тревожный отсвет в душе остался. Не впервой было Ивану Кромову людям в советской военной форме в рай или в ад «шагом марш» приказывать. Но за этим сержантом что-то иное стояло, словно не противник он, а добыча на азартной охоте, и желанная добыча.
   Кромов, невольно скользнул взглядом по полковничьим погонам и орденам на своем парадном мундире: «Вырядили, штабные раздолбаи, в маскарад». 
   «Но ордена - свои кровные, даже Гвардия не затерялась», - смягчился офицер.
   Кромов глянул на головной танк. Давид Драган поднял кулак с оттопыренным большим пальцем.
  «Танки идут ромбом», - показал Давид.
  «Лихо держится», - подумал Иван. Давид сам повёл ударный танк. И сейчас, когда Кромов снял часового, сделал достойный жест. Жест достойный внимания трибунала.
   Перед атакой Иван успел преподнести другу заветную подначку, что тот - второй по храбрости еврей в Советском Союзе. Давид, как всегда обиделся, заявив, что - первый.
   - Но часы-то от Рокфеллера - у Драгунского.
   - Перепутал американский толстосум меня с другим хорошим танкистом, - отбился Драган.
   «Поймали где-то детдомовца и сунули в танк. Он там и пустил корни. Горел не раз, отсюда и волосы по лицу, чтобы не пугать мирных людей», - знал о Давиде Иван.
   Ходили в войсках слухи, что в танке горел один Давид, а вытащили другого.
   «Резонно это, - понимал Кромов. Вынутый из горящего танка офицер - уже иной человек».
   - Эй, Давид, - завёл Иван друга ещё раз. - Помни, как второй по храбрости еврей Союза, ты обязан…
   Танкист прервал друга, неожиданно витиевато выругавшись: «Что я второй - полная Хаванагила».
   Другой еврейской брани Давид Драган не знал.
   «Может быть, оно и так, может, всё же прав Рокфеллер», - считал Кромов.
   Героя Драган получил по совокупности за Халхин-Гол и Испанию, а за Войну - скупые медали. Кромов, как и многие фронтовики, называл Великую Отечественную, просто «Войной», подчеркивая её исключительность. Они говорили ещё: «Та война». У многих были за плечами иные, несуразные, обидные солдату войны.
    Кромов видел Драгана в деле. Дивизии спасал танкист лихими рейдами по немецким тылам. Но в ответ - медные медали. И сейчас его за полшага от генеральства остановили. Самого - под домашний арест, жену - в лагерь, в заложницы. С её-то - пружинящей бабьей сущностью. Женщина полвойны прошла рядом с Давидом, выходив его для начала в госпитале. Тогда она и заметила, что танкист-детдомовец - вовсе не безродный, а отмечен их знаком.
   «Он - не еврей был, я его сделала», - откровенно говорила Сусанна - открытая женщина.
   Иван бы и покраснел сейчас перед другом, но ещё не сошёл загар красных от крови пляжей Жёлтого моря.
   «Не начал бы Давид косить всех подряд раньше времени, - опасался полковник. Неспроста он тайно держал на Летнем берегу три танка, вместе с экипажами, три новеньких Т-34. Лагерь-то мы порушим одним выстрелом. Но впереди реальная боевая цель - Ивань-крепость, битком набитая охранкой».
   Танки без натуги разнесли трухлявые вышки. Солдат на второй боя не принял, кубарем скатился вниз, и будет жить, если не расстреляют.
   - Броня крепка и танки наши быстры, ну, а о людях не хрен говорить, - успел пропеть Флотский Мичманок до того, как боевая машина Драгана проломила ворота, открыв дорогу грузовикам с десантом.
    На один из них, тот, где сидели морячки, на ходу запрыгнул капитан-лейтенант с громкой на флоте фамилией Мальцов, с прозвищем Мичманок, которое Иван Кромов прилепил ему в 45-ом, в Порт-Артуре.
    В Мичманке чувствовалось что-то несвойственное ему ранее.
   «Тот же - разбитной офицер, и не тот же, словно механизм внутри сидит, - гадал Кромов. Может быть, Звезда Героя, которую он, верно, что в поход надел, голову кружит».
   Со Звездой, которую Мичманок давно заслужил, помог молодому офицеру сам Иван, подарив пленного американского негра. Кромова, с его диверсионным отрядом из советских азиатов, прижали к берегу в районе Чемульпо, который, на деле, оказался Инчхоном. За спиной - лишь гордый призрак «Варяга», по фронту - войска Объединённых наций, считай американцы, и бессчётные корейцы. Мичманок десантом вытащил своих из капкана.
   «Капитан-лейтенант идёт, как у них на флоте говорят, в кильватере», - заключил Иван Кромов. И улыбнулся, вспомнив, как того черномазого приняли сперва за закопчённого аборигена, но не смогли отдраить даже с песочком.
   Мичманок и глазом не моргнул, когда полковник приказал миновать Ивань, плыть к противоположному Летнему берегу на Малый лагерь. Устная диспозиция предписывала иное, но их вело своим курсом. В конкретном бою здравый смысл - сильнее приказа.
   - А, если охрана лагеря начнёт в нас стрелять, - подцепил Мичманок.
   - Если вохра будет в нас стрелять, то мы в ответ начнём стрелять первыми, - рубанул полковник.
   Он цепко держал ситуацию, ступив на боевую тропу, с которой с конца тридцатых годов, казалось, ни разу не шагнул в сторону. Кромов маршировал по какому-то десятому, запредельному, не предусмотренному армейскими уставами, не предвиденному пророками древности, кругу войны.
   И всё же полковник разгадал странность Мичманка.
   «Он, конечно, в опале, командует флотским экипажем в сухопутном почти городе, но в составе команды - полноценная рота отборной морской пехоты. И военно-морской арсенал под ним».
   Грузовики борт о борт проскочили пролом в лагерной ограде. Старшина над кромовскими головорезами-азиатами флот уважал, не стал оттирать морскую пехоту. Настоящий Старшина, тёртый мужик, крепко обиженный на страну, на её власть, но верно служивший и этой стране, и этой грёбаной власти. Чалдон грубосибирского лица с мазком азиатчины.
   Старшина держал руль двумя руками и перекрестился мысленно. Перед походом, в Далике, он, не таясь, осенил себя знамением, на купол острожного собора, с которого крест Советы не сбросили. Не дался он им. Раз подогнали пушку, пальнули. В крест не попали, смели домишко на окраине.
   - Чемульпо! - рявкнула морская пехота.
   - Инчхон! - прорычали в ответ партизаны.
   Это были - и угроза, мол, не замай, сами справимся, и приветствие, и окопная правда. Чучхэ, дескать, всем врагам.
   - Жена-сын, сын-жена, - повторил Иван Кромов, когда автомобиль ввёз его в лагерь, который был взят одним выстрелом.

                              Мой первый бой у Лукоморья.

      Над Иванью, в очередной раз поруганной Иванью, всходило тревожное солнце Красного Востока.
   - Надо поднять к усадьбе Нату с Колькой, - решил Кромов.
   - Я съезжу, - сказал Мичманок. - Твой шофёр ещё за кем-то охотится.
   Драган догнал капитан-лейтенанта и, помявшись, попросил: «Когда вернётесь, дай возможность мне с Натой двумя словами без свидетелей перекинуться».
   С моряком увязались Шалава и Скромница, упорно искавшие Парня из нашего города. Они обшарили поле боя, вглядываясь в лица мертвяков и сердобольно добивая раненых. 
   - Когда будешь мордовать и тузить мою Сусанну, не зверей, пожалуйста, Ната, - сказал Давид Драган, полковник и Герой Союза, жене полковника Ивана Кромова. - На шолом-алейхем нам это, - вспомнил танкист ещё одно еврейское ругательство. 
   Ната отрешённо кивнула, она смотрела вдаль. К ней шёл живой Дагур. Вблизи он оказался Старшиной, которого Кромов таскал за собой по украинам, прибалтикам, заграницам. Старшина ещё с фронта был его оруженосцем.
   - А у меня брата убило, Наталья Михайловна, - сказал он. - В лагере, на вышке стоял. Я бы и сам эту мразь, всю нашу семью погубившую, завалил, но полковник меня опередил. Славно сладилось. Братоубийство на душу брать, тот ещё оселок.
   Ната лишь криво улыбнулась.
   «Куда бы мы ни ехали, мы мчимся в преисподнюю», - поняла она.
   А Колька начал догадываться, что за зверь такой - Дагур.

   …Колька мчался на парадной папиной машине в самое пекло сражения. Рядом мама, одетая танкистом. С автоматом в руках. Наверное, её танк подбили, будет воевать в пехоте. Она хорошо дерётся. В машине - ещё две женщины со смешными именами. И у них в руках - автоматы. У Кольки оружия пока нет, но он знает, что его добывают в бою. Женщины, что едут вместе с ними, сражаться, - морская пехота. Машину ведёт их командир, флотский офицер с четырьмя звездочками. У него сразу два звания: капитан и ещё - лейтенант. И зовут его тоже необычно. Наверное, это - секретные имена, которые люди берут на время войны.
   Утром, сикая с борта буксира в воду, Колька увидел Лукоморье. Он знал, что есть на свете такие места. Тихая вода, песок на берегу, дорога, уходящая в гору, огромные деревья. Даже дуб над обрывом. На горе - замок, как в книжке-сказке. Если замок, то и крепость. Её придётся брать штурмом. Лучше - осада. Тогда он вдоволь навоюется. Будут жить по-походному, на берегу. Приятно воевать в красивых местах. Он поймал бы учёного кота и насмотрелся на русалок. Он знал, как выглядят русалки. Они, наверняка, похожи на голую Сусанну, а молоденькие - на рыжую Томку. Колька покраснел, вспомнив голенькую Томку. Но, если он встретит такую русалку, то бить её не будет.
   Кольке было удобно глазеть по сторонам.
   Мичманок вёл автомобиль аккуратно. Во-первых, он не умел толком обращаться с такой машиной. Во-вторых, - скользкий серпантин мокрой дороги. В-третьих, он устал до чёртиков. В-чётвертых, капитан-лейтенант был слегка пьян.
   - Русалок и кота мы не увидели, - огорчился Колька вслух. - Но на дубе - цепь, только чёрная.
   - Это Лукоморье - на холодном берегу. Какие тут русалки и коты. Вот поедем к тёплому морю, - соврала сыну Ната. Она понимала, что на выходе с Ивани, или на пристани Далика, их может ждать беспощадная засада.
   - В таких местах, - рассудительно заметил Мичманок, - и золото чернеет. Это - местный дуб или кедр. Русалки не любят сидеть на кедре. Иголки всё-таки, смола. Ну, а кот спрятался, сколько шума было ночью.
   - Да, шума-грома было много, - согласился Колька. - Вот и русалки унырнули, и кот схоронился, он же в войне не участвует.
   Такая сложилась у Кольки Кромова сказочка наяву.
   Он хорошо показал себя в своём первом бою, в бою у Лукоморья.
   Когда, уже в Далике, Колька вышел во двор гарнизонного дома, его не узнали. Пришлось драться, чтоб вспомнили. Сказка кончилась, наступило суровое детство.
   А дикие коты на утёсе в Ивани, действительно, водились.

                                                                                                ****
 Все совпадения с реальными событиями, с существовавшими и существующими ныне людьми в романе «Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..» являются случайными. Герои книги не несут ответственности - ни за творившееся в стране, ни за её настоящее и будущее             
 
Смотри другие главы романа "Россия, раз! Россия два!, Россия, Три!.."
:  Александр Зарецкий "Литсовет" (http://www.litsovet.ru/index.php/author.group?group_id=14344)
 
 
По изданию 2004 года. Интернет-вариант.
Текст защищён авторскими правами
© Александр Зарецкий  М., 2004 г.«Россия, раз, Россия, два, Россия, три!..».  

© Copyright : Александр Зарецкий, 2012
Свидетельство о публикации №21202041287

 

Серия сообщений "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..":
Главы из романа "Россия, раз! Россия, два! Россия, три!.."
Часть 1 - Мой первый бой у Лукоморья. Из романа
Часть 2 - Хорошо горят «корейцы-китайцы»
Часть 3 - Сухопарая "кобылка" Ната
...
Часть 23 - Гора против Слободы, или Девочка с Кармышка
Часть 24 - «Разносолы» Кармазы
Часть 25 - «Разносолы» Кармазы


Метки:  


Процитировано 1 раз

Я уж и не помню, за кого был в августе 91-го

Понедельник, 09 Апреля 2012 г. 14:12 + в цитатник

  Заметки по истории современности

Я уж и не помню, за кого был в августе 91-го


   Я уж и не помню, за кого же был в августе 91-го. Не то, чтоб совсем не помню, но пошло, под "юбилей" путча и гибели СССР, восходить в гордыню или каяться. И хоть личный крохотный камушек в огороде истории лежит, через два десятка лет, да ещё в сумятице нынешней России, для меня, как и для многих участников и свидетелей событий, то прошлое утратило остроту. Можно отвлечься от симпатий и антипатий переломной эпохи, не красить в чёрное и белое, а спокойно окунуться в былое.

   "Воспоминание" первое                                                                           

      Вот я и представил себя искренним, но пассивным в силу обстоятельств, сторонником ГКЧП.  Предствление нынешнее, а впечатления - оттуда.

   ...В подъезде мыла пол уборщица, обычно приветливая, как все пьющие и политизированные дамы. Сейчас она была злая и трезвая. "Мало им переворота, так ещё...", - смачно выругалась. "Так ещё" оказалось бронетранспортёром, напрочь перегородившим проход во дворик, где находился верный шланбой.  
    На Тверской женщины кормили с руки солдатиков, "загоравших" на броне. При взгляде на братание народа с танками, в моей голове вспыхнули  стихи Игоря Иртеньева, которые были написаны позже и по другому поводу, но в сём контексте это значения не имеет; "Да что ж они там делают, бараны? Ну, надо ж думать как-то головой". Старожилы-то шептали на ушко, что против Лаврентия Берии танки шли с задраенными люками.
   19-го августа удивили не бессмысленные "армады" боевых машин, не толпы развесёлого народа на улицах. Поразило, что работает связь, что можно смотреть CNN, что на телетайпах и дисплеях - западные агентства. И ксероксы не опечатаны. А эта "прекрасная дама" Пресса Конференция, косноязычная и невнятная. Всё напоминало дурной любительский спектакль. Благо, что, судя по всему, стрелять ГКЧП и не собирался.
   "И зачем вообще нужен этот ГКЧП", - подумалось мне. Если "Король умер! Да, здравствует король!", то всё по Конституции. Сиди себе, Янаев, подписывай указы: "Азов - на пенсию, Учалова - в министры.  ЦК КПСС запретить, ВКП(б) с Толозковым разрешить". А того, кто у него с пистолетом за спиной стоит, можно пока и не предъявлять населению. 
   Был же опыт Польши времён военного положения. Машины притормозили, телефоны вырубили, дикторов-мужиков на ТВ вырядили в военную форму. А оппозицию распихали по санаториям и домам отдыха, выдав запас сигарет.
    Но судя по всему к перевороту, о котором знали все, не готовился никто. Да и не клеилось у ГКЧП. Даже танк, посланный на Белый дом, превратился в трибуну для Бориса Ельцина. Тот, правда, тоже был хорош, обругал ГКЧП "правым переворотом".
    А уже 21-го я вспомнил и ещё две строчки из того же стихотворения; "Такие люди - раз, и без охраны, Да их бы под усиленный конвой". Они ж сбылись.
    Но я, как и весь бывший советский народ, не был уже горячим сторонником ГКЧП. А так казалось, что социалистическая революция, о необходимости которой твердили ушедшие в подполье активисты правящей тогда в Советском Союзе коммунистической партии, наконец-то, свершилась. Однако история повторилась "с точностью до наоборот". В России, ведь, сбываются лишь дурные анекдоты.

    А в декабре 91-го я уже размышлял как "зрелый" политик: "Это до какой степени надо не видеть, не знать и не понимать время, страну и народ, чтобы стать контрольным выстрелом в голову полудохлого, но еще живого СССР. И тем самым бесплатно выполнить, как утверждают, заказ Запада, деньги за который получили другие.

    Сейчас я вижу, что в связи с юбилеем ГКЧП растут ряды "Атаки-91" и "Десанта-91". "Атака" объединяет героев штурма в 91-ом году логова контрреволюции Белого дома, который не состоялся по независящим от его участников причинам. Организация возникла сразу после августовских событий как литературный клуб для обмена планами взятия московской "Бастилии" и быстро стала влиятельным общественно-политическим движением. "Десант-91" сложился из товарищества бойцов рейда в декабре того же года на Беловежскую пущу для нейтрализации готовящегося там сговора о расчленении СССР. Им не дали воздушный коридор. Обе команды недавно конфедерировались. Приняли решение о реабилитации, как прижизненной, так и посмертной, всех членов и соратников ГКЧП, которые ранее были подвергнуты ими общественному остракизму за нерешительность и медлительность, а также за употребление в рабочее время спиртных напитков. Упорядочен регламент приёма в организации участников так называемой "обороны" Белого дома. Ранее вступить могли лишь те раскаявшиеся, у которых на 19-е, 20-е и 21-е августа 91-го года имелось стопроцентное алиби по принципу трёх "ца": заграница, больница, любовница. Сейчас в ряды могут влиться и другие категории лиц, осознавших свою вину. Для этого они должны обратиться в соответствующие инстанции с заявлением установленной формы: "Прошу считать меня заложником банды Ельцина".
    И думается, не записаться ли из чувства противоречия в защитники Белого Дома. А то их скоро совсем не останется.
    Такова вся российская жизнь. Как сказано в стихотворении, с которым я прошёл весь августовский переворот: "Осталось лишь надеяться на бога, Он, говорят, и не таких хранит".
    Но иногда гложет червь сомнения. А что, если б ГКЧП вместо иноземной мистики  "Лебединого озера" запустил бы по всем тогдашним экранам наше советское и международно-революционное, к борьбе зовущий пламенный балет "Спартак". Как говорится, "сим победиши".

    Так бы я понимал прошлое и настоящее, будучи в 91-ом сторонником ГКЧП.

   "Воспоминание" второе                                                                       

     Двадцатая годовщина странного переворота взбодрила прессу и интернет, впавших было в летнюю спячку. Единственной свежей мыслью стало утверждение в какой-то газете, что путч легализовал русский мат.  Поскольку примеров его применения "до и после" в тексте статьи, к сожалению, не было, оставим это открытие на совести автора.
     Зато "конспирологическая версия ГКЧП" приняла законченную до совершенства форму. Из неё следует, что Янаев (роль первого плана), Крючков, Павлов, Пуго, Язов, Бакланов, Шеин, Стародубцев, Тизяков и другие - всего лишь актёры-любители, которым подвернулся выгодный ангажемент. Их наняли (или заставили) сыграть в спектакле "Государственный переворот". Продюсерами были, по обобщённым ныне данным, Горбачёв (роль за кадром), Ельцин (он же исполнитель главной роли), ЦК КПСС, КГБ, Министерство обороны, а также: украинские самостийники, прибалтийские националисты, закавказские сепаратисты и хлопковая мафия из Средней Азии. Все они, естественно, работали на деньги Запада и держали перед ним отчёт.
    По замыслу режиссёров это был спектакль одного актёра, В прологе зрителей ввёл в сюжет Янаев, затем говорил лишь Ельцин. Остальным достались роли без слов. Правда, блеснула инженю из пресс-тусовки, которая вовсе не знала сценария и огорошила новоявленного президента страны вопросом о государственном перевороте. Но эта импровизация легла в сюжет удачно, добавив действию некий искренний драматизм. А так он нагнетался шаблонными приемами - традиционные танки на центральных площадях Москвы, набитые голодными мальчишками, одетыми в б.у со складов стратегического резерва. Массовку для изображения народа нанимать не стали - зевак на столичных улицах и приезжих, охочих поглазеть на развлечения в мегаполисе, всегда с избытком. Не было трудностей и с "оборонцами" Белого дома. После того как к нему направились журналисты с пресс-конференции со своими обычными спутниками - наркоманами и проститутками, а вслед двинулись танки, которые сами не знали дороги на Пресню, там закрутился трёхдневный карнавал, прерывавшийся митингами. Ленинский броневичок из Питера подогнать не успели, и Ельцину пришлось выступать с подвернувшего под ногу танка. Среди зрителей было много седовласых участников Конгресса соотечественников. Вспомнив драму октября 17-го года, они очень тревожились за Северную столицу, но её в авторских разработках не было.  

    Некоторые участники художественной самодеятельности так вошли в образ, что газеты почти до конца сентября печатали письма женщин, которые требовали хоть раз в три ночи освобождать их мужей от баррикадной повинности. Дескать, ситуация уже не столь напряжённая. Муж-то приходит домой сытый, чистенький, почти трезвый, пахнет хорошими духами. Значит, боёв серьёзных нет, коль фронтовой быт так налажен.

   Апофеозом стала публичная казнь Железного Феликса. Этот правёж удовлетворил горячие головы из массовки, которые не стали учинять самосуд над артистами, а лишь разбили в каком-то доме на Старой площади несколько стёкол и утихомирились.  
   Сюжет был исчерпан. Праздник закончился, настали суровые будни капитализма.
   Иные уверяют, что готовился и второй спектакль под условным названием "Параллельный ГКЧП". Непонятно, правда, кто мог бы играть в нём, ибо вся партийно-государственная труппа была занята в первом. И кто б стал вкладывать деньги в дублирующий состав.
   Однако, есть авторитетнейшие свидетели того, что, действительно, существовал и другой штаб ГКЧП с мощными интеллектуалами, который готовил некую Концепцию. Но в определенный момент этот штаб был отстранён. Если сие правда, то думается, что эти посвящённые во втором слове лукавят. Тот штаб не был отстранён. Он самоустранился. Прикинув, что дело сделано, отправился восвояси. Куда? Наивный вопрос. Естественно, в Лэнгли. Срока давности миновали, но компетентным органам следует приглядеться к тем, кто контактировал с этим заморским штабом, а ныне занимается пропагандой его деятельности. История безумно любит повторяться.

    Интересно и нынешнее поведение участников и зрителей представления. Гэкачеписты и их сподвижники стоят на своём. Они заявляют, что снова бы и снова бы выходили на сцену, даже зная, чем это кончится. Ещё бы, катарсис за катарсисом от зрелища гибели великой страны. И щемящее чувство сопричастности.
    А вот те, кто был против, преисполнены вины. Понять их можно. 20 лет разочарований без права обжалования  - серьёзный срок. Даже не в одиночке. Есть, правда, оголтелые "демократы",  но их слова дорогого не стоят. Они, конечно, порвали с режимом, но отнюдь не все по своей воле, да и кредитная история у многих дурная. Да, и страдают "детской болезнью правизны".

    Сам я лично, как отметил в начале, уж и не помню, за кого был в августе 91-го. Поэтому во второй части заметки позволил себе пофантазировать, как бы я воспринял историческое преломление событий, будучи в прошлом солдатом несостоявшейся гражданской войны за победу буржуазной контрреволюции.
    Сложное чувство. Или удивлённое разочарование или разочарованное удивление. Но я не жалею, что волею судеб мне досталась контрамарка в хороший ряд, откуда всё было видно. Спектакль не анонсировался, но то, что он состоится, не вызывало сомнения. 

    Как и не удивил ремейк 93-го года. На сцену вновь вышел вице-президент. "Подвиг" Геннадия Янаева повторил Александр Руцкой. Он, как человек последовательный, всегда защищал Белый дом. Сперва Ельцина в этом доме, а затем сам дом - от Ельцина. Но тот коварно отключил газ и канализацию. А тут ещё и танки, бестолково стоявшие с 91-го года, вдруг палить начали. Пришлось сдаться. Но на сей раз, увы, актёры так увлеклись, что по Москве прокатилась реальная гражданская война, во время которой убивали живых людей. Как ни странно, стрелявшие не попали ни в одного депутата или генерала. Даже завалящего политика или мелкошишечного начальничка не угораздило. 
    Руцкой стал последним вождём от советской власти, ибо в декабре 93-го её де-юре отменила новая конституция.

    Впрочем, сейчас уже нет вице-президентов, есть наследники, преемники, тандемы, рокировки. А вместо пресловутой "6-ой статьи" просто "партия власти".

    PS. Один мой знакомец, разговорившись об участии в событиях повинился, что стыдится своего поведения. "Понимаешь, - говорит, - запустил я тогда непочатой бутылкой пива в какой-то уходящий из Москвы танк. И пенник зря истратил - бутылке не долетела, и танк, теперь понимаю, был не виноват. И как отрезало, не ведаю, злился я тогда или радовался, что сбегает войско", - признался бутылкомётчик. 

   И вправду, всё забылось. 
   Так-то оно, так. Но есть незадача. Тот самый пресловутый штаб из Лэнгли. Сам-то он, конечно, работает в других местах. Мало ли на планете стран, нуждающихся в опеке. Но вдруг, покидая гостеприимную России, он передал "Концепцию" в хорошие руки. И мы ныне живём по её канонам. 

   Александр Зарецкий. Москва. 18-23.08.2011

    Эта публикация является исторической справкой  для соответствующих глав романа «Россия, раз! Россия, два! Россия, три!..».

   Смотри также: "Памяти СССР. Портреты вождей"

   Михаил Горбачёв

   Геннадий Янаев

 © Copyright: Александр Зарецкий, 2012

Свидетельство о публикации №21201120065
Публикации: "Проза.ру", "Я.ру", "Гайдпарк", ЖЖ, Мейл.ру и т.д. 
Рубрики:  Помарки на полях истории современности
Помарки на полях истории современности

Метки:  

Народ как природный ресурс

Воскресенье, 08 Апреля 2012 г. 17:16 + в цитатник

Заметки по истории современности

Народ как природный ресурс
О тезисах на первую шестилетку
***

   Политологи считают, что главным в статье Владимира Путина "Строительство справедливости. Социальная политика для России» ("КП" от 13.02.12) является идея о народосбережении. Эта "амбициозная", по словам аналитиков, задача, после выборов воспринимается как одна из директив на первую путинскую шестилетку.
   Идея свежая и неожиданная. Правда, нашлись и исторически аналогии - от Михайлы Ломоносова до Александра Солженицына. По мнению Ломоносова, сбережение русского народа является первоочередной целью, которую должно преследовать государство. "Сбережение народа - высшая изо всех наших государственных задач", - вторил ему Солженицын.
   Однако нынешние аналитики, говоря о народосбережении, прежде всего, озабочены тем, чтобы страна не превратилась в пустыню, по меткому выражению Путина. Поэтому они имеют в виду необходимость сбережения не народа, а населения. Власть всегда разграничивала эти понятия. Народ - творил историю, а население путалось под ногами
   Но, судя по новым теоретическим веяниям, значение народа для страны снизилось, а роль населения возросла. И эти термины уже частично взаимозаменимы. Это современно, это правильно.
   Наконец-то, население признано властью важнейшим ресурсом страны, наряду с нефтью, газом, лесом и другими природными богатствами. Ресурс, конечно, восполняемый, но из-за кризиса основного инстинкта, попавшего под влияние сомнительных западных ценностей, восполняем не в должной мере. Поэтому необходимы миграционные инъекции. Но это детали, главное же в том то, что теперь и население решено сберегать.
   Чиновники давно освоили и регулярно употребляют такие ёмкие технические понятия как:
- энергосбережение,
- ресурсосбережение,
- водосбережение,
- теплосбережение.
И даже "природосбережение", порой, выговаривают.
   Сейчас же им предстоит взять на вооружение и слово "народосбережение".
   Ведь жестокая общемировая борьба за ресурсы с каждым годом, тем более с каждым новым кризисом,   обостряется.
   Есть, правда, две опасности. "Народосбережение" для начальников очень коррупционно-заманчивая идея. Это первая. Вторая же ещё круче. Не дай бог, задумаются над повышением качества этого ресурса. Попытки исправление народа всегда плохо заканчивались.
  PS. Следует с сожалением признать, что путинская «Семистатейщина», увидевшая свет в разгар нынешней президентской кампании, впервые за долгие годы отмеченной неким подобием политической борьбы, недооценена даже подхватными политологами. А ведь это второй в истории развернутый план построения светлого будущего с опорой на «временные трудности». Первым, напомним, была легендарная хрущёвская «Программа КПСС» от 1961 года. Но она была основана на реальностях 20 столетия. «Семистатейщина» же - зрелый документ практического истмата третьего тысячелетия и наглядный пример того, что власть и спустя полвека не забывает своих обещаний народу, готова при необходимости повторять их вновь и вновь.
«Семистатейщина» обращает на себя внимание и возвращением классового подхода к оценке вызовов 21-го века. Автор говорит нам о возрождении «рабочей аристократии». Это уже не примитивное общенародное государства развитого социализма с двумя лишь социальными группами - начальнички и всё остальное. Речь идёт о классовой многоукладности общества. Страна видится автору социальной державой, основанной на союзе: правящей номенклатуры, национально-ориентированного олигархата, трудового чиновничества, деловых людей разного пошиба, вновь обретшего свои надёжные цепи пролетариата и мелкотоварного крестьянства. Этот союз уже проявил себя во время выборов. Тогда уральские рабочие пригрозили собрать во внеурочное время сверхплановые танки и двинуть на них в столицу, дабы пресечь митинговые бесчинства троцкистов, оранжистов и прочих бандерлогов и норок, возомнивших себя неким «средним классом». Это информационно перекормленное новообразование не имеет корней ни в русской, ни в советской истории.
   Обошлось без крайних мер. Выведя к стенам Кремля десятки тысяч людей, Путин уже к исходу дня голосования смог де-факто утвердить итоги выборов. Но это уже вопрос политической практики, которая является живым творчеством масс, если ими овладела передовая идея.
   Словом, «Семистатейщина» ещё подлежит длительному и тщательному теоретическому осмыслению.

Рубрики:  Помарки на полях истории современности
Помарки на полях истории современности

Метки:  

Русская история - баба покладистая

Воскресенье, 08 Апреля 2012 г. 16:12 + в цитатник

Русская история - баба покладистая. В охотку сослагается с кем попало и в любом наклонении.

Серия сообщений "Афоризмы":
Часть 1 - Русская история - баба покладистая
Часть 2 - Надо безжалостно резать правду-матку. Чем мельче, тем лучше
Часть 3 - Fabulae: Александр Зарецкий - Два постулата "правды-матки"
...
Часть 22 - Мне только что позвонили из Киева
Часть 23 - Рэй Брэдбери и антиутопия
Часть 24 - Литературные портреты. Александр Проханов


Метки:  

Дневник Александр_И_Зарецкий

Воскресенье, 08 Апреля 2012 г. 15:44 + в цитатник
Дневник обычный. Таких много


Поиск сообщений в Александр_И_Зарецкий
Страницы: [1] Календарь