Уже потом, проснувшись, он много думал об этом сне, в том числе и о том, почему он задал именно этот вопрос, а не, скажем, не спросил о том, что такое надо сделать для роста церкви или хотя бы как рассчитаться с долгами. 

Может, причина скрывалась в том, что накануне вечером пресвитер долго сидел у телефона с листочком, на котором был распечатан список проповедников, и на протяжении 40 минут звонил братьям, предлагая сказать проповедь в ближайшее воскресенье. Ему пришлось в очередной раз выслушивать отговорки и оправдания, многие из которых он был способен пересказать заранее, не утруждая «отказников». 

Перед сном пресвитер долго ворочался с бока на бок и думал о том, почему так стало. Последними образами, которые пронеслись перед его спутанным мысленным взором, были лица дьякона Свидригайлова, долговязого юноши, которого все звали пренебрежительно Митенька, да двух старцев – Палыча и Михалыча. 

Это были те, кто никогда не отказывались от проповеди. «Цвет церкви, слава Христова, лучшие проповедники…», – почти сквозь сон подумал пресвитер, улыбаясь натруженными за день губами, которые никак не могли расслабиться. Но что-то с этой «доской почета» было не так, что-то с чем-то не вязалось, а что – он не успел осознать, потому что заснул. 

«Лучшего проповедника? Пожалуйста», – ангел ловко крутанул барабан, который завертелся с огромной скоростью, но удивительное дело: пресвитер успевал различать при его вращении лица всех братьев поместной общины. Вот пронеслось вытянутое лицо Свидригайлова… «Странно, почему не он? Ведь такой старательный и безотказный. Хотя, сказать по правде, тот еще зануда». 

Перед напряженным взглядом пресвитера промелькнул еще с десяток лиц братьев, многим из которых он только что звонил. «Ну, из этих-то точно на звание лучшего никто не претендует». 

Церковь, которую духовно окормлял пресвитер, была немаленькой, одних детей и подростков до 16 лет в ней было больше 120, а уж братьев, из общих соображений годных на дело служения проповедника, с полсотни насчитывалось. Поэтому лиц на вращающемся барабане перед пресвитером проносилось много. 

«Иванов, Спиридонов, Костюков… С этими все понятно. Ух ты, Палыч с Михалычем тоже пролетели… Эх, старая гвардия… Недаром дети их совсем не слушают, видать, Там детские оценки учитывают». 

Движение барабана постепенно замедлялось, уже почти все кандидаты были показаны, в их числе и члены церковного совета, и регент, и сам пресвитер. Увидев свое лицо, которое тут же ушло на обратную сторону барабана вслед за остальными, пресвитер не удержался и крякнул от досады. 

Ему сразу стало стыдно за подспудную уверенность в том, что лучшим проповедником в собрании с неба видится он. С возрастающим интересом пресвитер следил за останавливающимся барабаном. 

Кажется, все братья уже были показаны. «Кто же окажется последним, на ком остановится барабан? Неужели Митенька?» Пресвитер недоверчиво помотал во сне головой, и в самом деле, вот появилось большеглазое бровастое лицо недалекого юноши, но медленно, еле-еле проворачивающийся барабан не остановился, а, качнувшись, начал выводить перед неподвижным, лихорадочно вперившимся в него взглядом пресвитера последнее лицо. Это был… Молчанов! 

Да, барабан вывел перед пастором неказистое лицо Анатолия Молчанова и окончательно замер. 

– Что? Он? Лучший проповедник? – пораженный пресвитер повернулся к ангелу. Тот, не отводя взгляда и не изменяя благородного выражения лица, спокойно и неподкупно кивнул. 

– Так он же ни одной проповеди не сказал! Он же… он… двух слов связать не может. Он… – пульс пресвитера участился, он уставился на барабан, тщетно ожидая, что тот сдвинется и покажет лицо настоящего героя веры современности. Но перед ним все так же маячило лицо Молчанова немым укором его кадровой пресвитерской работе. 

Немногословный ангел мерно и без нажима произнес слова, которые заставили сжаться рубцеватое сердце пресвитера: 

– Не сказал ни одной проповеди, потому что ты ему ни разу не предложил. А не подпускал к кафедре ты его не из-за малограмотности и косноязычия. 

Пресвитер густо покраснел. Кстати, не нуждающиеся в покаянии ангелы краснеть не умеют, но при этом очень любят наблюдать за краснеющими людьми, ведь небожителям доподлинно известно, что краска стыда – верный признак близости человека к исправлению. 

Пресвитер не посмел спорить с ангелом, понимая, что тот все видит. Действительно, в церкви было еще с дюжину братьев, выглядящих столь же непритязательно, как и Анатолий, и нескольким из них пресвитер предлагал испробовать себя в служении проповедника. Молчанова он обходил по другой причине. 

Внезапно на экране барабана исчезло изображение лица, а появился такой знакомый пресвитеру зал молитвенного дома. В переполненном помещении шло богослужение. Барабан показал крупным планом кафедру. За ней стоял и проповедовал… Молчанов. Слов не было слышно, можно было наблюдать только за жестами и мимикой. Черты лица его были столь же неприметными, как и всегда, но выражение его было особенным, как… 

Пресвитер мучительно вспоминал, где он только что видел такое лицо. Отведя взгляд от экрана, он вспомнил: ангел стоял рядом с барабаном с тем же выражением – одновременно сильным и мягким, с идущим изнутри светом. 

Теперь на экране снова сменился план и показывался зал – сначала детские ряды, потом молодежные и дальше, дальше, вплоть до холла. Пресвитер раскрыл от удивления рот. Руководя собраниями и проповедуя сам, он смотрел в эти лица 6 часов в неделю, 24 часа в месяц, почти триста часов в году, а всего за свою пресвитерскую службу он глядел в них многие тысячи часов. Ни одной минуты из этой груды времени он не видел такого жадного внимания в своих слушателях. 

Много незнакомых людей примечал пресвитер. Все они без сомнения были рождены свыше и по духовному уровню превосходили любого его нынешнего подопечного. Молчаливый ангел ему об этом не сказал, но каким-то образом пресвитер это понимал. 

На экране отобразился вид Дома молитвы сверху, причем можно было смотреть одновременно сквозь крышу и стены. Во дворе стояли лавки и колонки, он был битком набит слушателями, то же происходило и в огромном подвале Дома молитвы. 

Экран медленно потух. Ангел, который выполнил свою миссию и ответил на вопрос пресвитера о лучшем проповеднике, беззвучно и едва заметно покачал головой и исчез вместе с барабаном и экраном. Только два человека на земле да все небо знали о том, почему молчал Молчанов…