Это было давно...
Это было давно. Я тогда ещё жил в Ватикане. И я был цепным псом, и гонялся за еретиками, и был страшен жестокий мой суд. Я был резок и глуп, был безжалостен, дерзок и молод; про таких говорят с тихим ужасом: Бич или Молот, коль поймает – тебя не спасут. Про таких говорят, пряча взгляды: убийца, убийца... Я по правде им был.
А потом мне случилось влюбиться. До сих пор – с оголённым плечом – перед взглядом она, моё сердце; что снег, руки белы... Я горел от любви и страданья, когда она пела.
Только я был её палачом.
Это было зимой, это было на пьяцца Сан Пьетро, я увидел, ее, что шепталась с танцующим ветром. И казалось тот взгляд, это солнце в обители туч, я, наверно, позвал бы, коль был бы, хоть каплю уверен, что она станет первою страстью и первой химерой, но я, молча, смотрел, а мой рок оказался живуч.
Каждый день я ходил к тому месту, где я ее встретил, это было, так часто… Должно быть, что кто-то заметил. И донес на нее кардиналу, тот вызвал в Капеллу, говорил, что любовь моя - ведьма, и надо бы брать. И тогда я подумал, ведь можно ее не поймать, но Господь посчитал – за убийства другую мне меру.
Это было весной, в первый день, когда солнце всходило, я застал ее в танце с невиданной древнею силой. И тогда я забыл обо всем, что себе обещал. Я взял крест и кинжал, я читал за молитвой молитву, сила только смеялась, не веря в серьезную битву, все решилось в тот миг, когда в дело вмешалася сталь.
Она птицей мелькнула подбитой пред пепельной тенью, в тот момент у меня пробудились шальные сомненья. Тень растаяла дымкой, как будто и не было тут, я стоял, и казалось, весь мир утонул в серой хмари. Я смеялся – безумцем в горячечном бреде?.. угаре?.. В сердце билось одно, ни ее, ни меня не спасут.
Я ошибся опять, мне шептали: ты свят, ты хранитель. Но я чувствовал как, рассыпались в руках моих нити, человеческих судеб, надежд и тонули в крови, говорили потом, что я с Дьяволом справился чудом, называли Христом, про себя повторял я: Иуда. Поцелуем клинка мной оборвана песня любви.
Это было давно. Я тогда еще жил в Ватикане. Память жжет и болит и металлом своим меня ранит. Я давно не у дел, в реку выброшен крест и псалтырь, ни кому не расскажешь, но ветер становиться эхом, и устало мне шепчет: ты все-таки стал человеком. И крылом на прощание Библии вырвет листы.
Мария Галанова
| |
|
|
|
|