Если утверждение о том, что гениями не рождаются, и имело к кому-то отношение, то только не к Яше Хейфецу, появившемуся на свет в городе Вильно (позднее ставшем Вильнюсом) 120 лет назад. Уже в два годика его отец Рувим Ильич Хейфец, простой учитель музыки, начал учить мальчонку игре на скрипке. А в три года о Яше заговорили как о вундеркинде во всех ближайших городах, в которых он успел выступить с концертами. Рувим Хейфец любил повторять, что 10 рублей, которые он отдал за маленькую скрипочку-«четвертушку», стали самым его удачным вложением в жизни. И это было сущей правдой.

Самым скрытным человеком на свете назван Хейфец в статье Николь Гирш «Яша Хейфец — император скрипки», являющейся одной из немногих, содержащих интересные сведения о его жизни, личности и характере.

Он словно отгородил себя от окружающего мира горделивой стеной отчуждения, допуская заглянуть туда лишь немногим, избранным. «Он ненавидит толпу, шум, ужины после концерта. Он даже ответил однажды отказом на приглашение короля Дании, сообщив его величеству со всем уважением о том, что никуда не выходит после того, как отыграл».

Яша, вернее Иосиф Хейфец (уменьшительным именем Яша его называли в детстве, потом оно превратилось в своеобразный артистический псевдоним) родился в Вильне. Теперешний красавец Вильнюс, был захолустным городом, заселенным еврейской беднотой, занимавшейся всеми мыслимыми и немыслимыми ремеслами,— беднотой, столь красочно описанной Шолом-Алейхемом.

Отец Яши Рувим Хейфец был клейзмером — скрипачом, игравшим на свадьбах. Когда приходилось особенно трудно, он вместе с братом Натаном ходил и по дворам, выколачивая себе гроши на пропитание.

В начале 1914 года, за несколько месяцев до начала Первой мировой войны, американский скрипач Альберт Сполдинг случайно встретил своего знаменитого коллегу Фрица Крейслера, находившегося в зените славы. Последний выглядел несколько подавленным и признался, что подумывает о завершении артистической карьеры. Американец был чрезвычайно удивлен, ведь Крейслер считался в ту пору первым скрипачом мира и еще не достиг и сорока лет. На вопрос, что побудило его к таким размышлениям, Крейслер рассказал, что недавно побывал в России и присутствовал на классном вечере Леопольда Ауэра в Петроградской консерватории. Среди многих талантливых ребятишек особенно поразил его тринадцатилетний мальчик. Его игра показалась Крейслеру столь совершенной, что всем остальным скрипачам на этом фоне попросту больше нечего было делать.
Конечно, история эта, ставшая легендой, не лишена преувеличений, тем более что и Крейслер еще долго после этого радовал своих почитателей, и другие скрипачи разных поколений отнюдь не остались без работы. И все же чутье не обмануло великого артиста.
Тот мальчик, которого звали Яша Хейфец, действительно вырос в несравненного артиста, по мнению многих — крупнейшего в нашем столетии.

Написать о Хейфеце бесконечно трудно. Кажется, еще никому не рассказывал он подробно о своей жизни. Самым скрытным человеком на свете назван он в статье Николь Гирш «Яша Хейфец — император скрипки», являющейся одной из немногих, содержащих интересные сведения о его жизни, личности и характере.
Он словно отгородил себя от окружающего мира горделивой стеной отчуждения, допуская заглянуть туда лишь немногим, избранным. «Он ненавидит толпу, шум, ужины после концерта. Он даже ответил однажды отказом на приглашение короля Дании, сообщив его величеству со всем уважением о том, что никуда не выходит после того, как отыграл».
Яша, вернее Иосиф Хейфец (уменьшительным именем Яша его называли в детстве, потом оно превратилось в своеобразный артистический псевдоним) родился в Вильне 2 февраля 1901 года.

   Блестящим дебютом Хейфеца, принесшим ему сразу едва ли не международную известность, было выступление в Берлине в канун первой мировой войны. 13-летнему мальчику аккомпанировал Артур Никиш. Присутствовавший на концерте Крейслер, услыхав его игру, воскликнул: «С каким удовольствием я разбил бы сейчас свою скрипку!»

Ауэр любил проводить лето вместе с учениками в живописном местечке Лошвиц, расположенном на берегу Эльбы, близ Дрездена. В своей книге «Среди музыкантов» он упоминает о концерте в Лошвице, на котором Хейфец и Зейдель исполняли ре-минорный Концерт Баха для двух скрипок. Послушать этот концерт приехали музыканты из Дрездена и Берлина: «Гости были глубоко тронуты чистотой и единством стиля, глубокой искренностью, чтобы не сказать о техническом совершенстве, с каким оба мальчика в матросских блузах, Яша Хейфец и Тоша Зейдель, сыграли это прекрасное произведение».

В этой же книге Ауэр описывает, как начавшаяся война застала его с учениками в Лошвице, а семейство Хейфецов в Берлине. Ауэра продержали под строжайшим полицейским надзором до октября, а Хейфецов — до декабря 1914 года. В декабре Яша Хейфец с отцом вновь появился в Петрограде и смог приступить к занятиям.

Летние месяцы 1915—1917 годов Ауэр провел в Норвегии, в окрестностях Христиании. Летом 1916 года его сопровождали семьи Хейфеца и Зейделя. «Тоша Зейдель возвращался в страну, где его уже знали. Имя же Яши Хейфеца было совершенно незнакомо широкой публике. Однако его импресарио разыскал в библиотеке одной из крупнейших газет Христиании берлинскую статью за 1914 год, которая давала восторженный отзыв о сенсационном выступлении Хейфеца на симфоническом концерте в Берлине под дирижерством Артура Никиша». В результате билеты на концерты Хейфеца были распроданы. Зейдель и Хейфец удостоились приглашения норвежского короля и исполнили в его дворце Концерт Баха, которым в 1914 году восхищались гости Лошвица. Таковы были первые шаги Хейфеца на артистическом поприще.

Летом 1917 года он подписал контракт на поездку в Соединенные Штаты и через Сибирь в Японию совершил с семьей переезд в Калифорнию. Вряд ли он предполагал тогда, что Америка станет его второй родиной и в Россию ему придется приехать всего лишь один раз, уже зрелым человеком, в качестве гастролера.

Рассказывают, что первый концерт в нью-йоркском зале Карнеги-холл привлек большую группу музыкантов — пианистов, скрипачей. Концерт прошел с феноменальным успехом и сразу сделал имя Хейфеца знаменитым в музыкальных кругах Америки. «Он играл как бог весь виртуозный репертуар скрипки, и штрихи Паганини казалось никогда не были столь дьявольскими. Миша Эльман находился в зале с пианистом Годовским. Он наклонился к нему: «Ты не находишь, что здесь очень жарко?» И в ответ: «Нисколько для пианиста».

В Америке, да и во всем западном мире Яша Хейфец занял первое место среди скрипачей. Его слава является феерической, легендарной. «По Хейфецу» оценивают остальных, даже очень крупных исполнителей, пренебрегая стилевыми и индивидуальными различиями. «Наиболее великие скрипачи мира признают его как их мэтра, как их модель. Хотя музыка в настоящий момент отнюдь не бедна очень крупными скрипачами, но стоит увидеть Яшу Хейфеца появляющимся на эстраде, как сразу понимаешь, что он действительно возвышается над всеми остальными. К тому же его ощущаешь всегда несколько в отдалении; он не улыбается в залу; он едва смотрит туда. Он держит свою скрипку — Гварнери 1742 года, некогда принадлежавшую Сарасате — с нежностью. Известно, что он оставляет ее в футляре до самого последнего момента и никогда не разыгрывается перед выходом на сцену. Он держится как принц и царит на эстраде. Зал замирает, сдерживая дыхание, любуясь этим человеком».

  Действительно, тот, кто присутствовал на концертах Хейфеца, никогда не забудет его царственно-гордых выходов, властной позы, непринужденной свободы во время игры при минимуме движений, и тем более запомнит покоряющую силу воздействия его замечательного искусства.

Опираясь на традиции Ауэра — Шаляпина, Хейфец вместе с тем чрезвычайно осовременивает их. Искусству XIX века не был знаком динамизм, свойственный игре Хейфеца. Укажем вновь на Концерт Брамса, играемый Хейфецом в «железном», поистине остинатном ритме. Напомним и о показательных строках рецензии Ямпольского (1934), где он пишет об отсутствии «мендельсоновщины» в Концерте Мендельсона и элегической надрывности в Канцонетте из Концерта Чайковского. Из игры Хейфеца, следовательно, исчезает то, что было весьма типично для исполнительства XIX века — сентиментализм, чувствительная аффектация, романтическая элегичность. И это притом, что Хейфец часто употребляет глиссандо, терпкое портаменто. Но они у него, соединяясь с резкой акцентировкой, приобретают мужественно-драматическое звучание, весьма отличное от чувствительного глиссандирования скрипачей XIX — начала XX века.

Л. Раабен, 1967 год

belcanto.ru›heifetz.html

Один художник, как бы он ни был широк и многогранен, никогда не сможет отразить всех эстетических тенденций эпохи, в которой он живет. И все же, когда думаешь о Хейфеце, то невольно возникает мысль о том, что именно в нем, во всем его облике, во всем его неповторимом искусстве воплотились очень важные, очень существенные и очень показательные черты нашей современности.