«Вечером в доме Зверева состоялся обычный прием. За столом сидели двадцать человек, и среди них мы, три мальчика. В качестве награды за «хорошую игру» утром мне разрешили проводить к столу великого Рубинштейна, придерживая фалды его фрака, – честь, переполнившая меня гордостью. Потом я тихо сидел, не проявляя ни малейшего интереса к еде, и ловил каждое слово Рубинштейна. Помню одно из его замечаний, которое заставило меня задуматься. Входивший в моду молодой пианист – кажется, это был юный д’Альбер – только что дал в Москве и Петербурге несколько концертов, и пресса расточала ему панегирики. Писали, что это единственный достойный преемник Рубинштейна.
Кто-то спросил Рубинштейна, слышал ли он этого пианиста. «Да», – последовал лаконичный ответ. Но спросивший не унимался и во что бы то ни стало решил добиться ответа, понравился или не понравился юный пианист Рубинштейну.
Рубинштейн откинулся назад, уставившись на него острым взглядом из-под густых бровей, и сказал, как мне показалось, с примесью горечи и иронии: «О, нынче все хорошо играют на фортепиано…»
На торжественном представлении «Демона» в Большом театре, в бенефис знаменитого художника-декоратора и механика сцены Вальца, чья слава распространилась за пределы России, Зверев вместе со своими «тремя мушкетерами» по обычаю занимали ложу в бельэтаже. Я никогда не забуду инцидент, происшедший во время этого спектакля. Рубинштейн дирижировал. Все места были распроданы, зал Большого театра заполнила самая блестящая московская публика, зрители сидели, стояли на галерке – поистине яблоку негде было упасть. Когда во второй сцене поднялся занавес и оркестр заиграл хорошо известный до-мажорный эпизод, которому публика внимала в напряженной тишине, сцена оказалась недостаточно освещенной. Несколько коротких сухих ударов дирижерской палочкой остановили оркестр, погрузив его в полное молчание, и во внезапно наступившем безмолвии, которое воцарилось во всем театре, послышался неприятный скрипучий голос Рубинштейна: – Я ведь уже просил на репетиции, чтобы на сцене было больше света! За кулисами явно поднялась суматоха, и вдруг сцену залил ослепительный, почти дневной свет. Рубинштейн невозмутимо поднял палочку, лежавшую на партитуре, и начал заново дирижировать этой сценой. Это проявление полной независимости перед двухтысячной аудиторией произвело на меня неизгладимое впечатление.
Отрывок из книги: Сергей Васильевич Рахманинов.
«Воспоминания, записанные Оскаром фон Риземаном.»
Сергей Рахманинов — символ русской музыки во всем мире, в свое время, до Октябрьской Революции, он был любимцем московской публики: его знали как талантливого пианиста, композитора и дирижера. Кстати, даже воспитание у него было настолько музыкальное, что в качестве наказания этого музыкального гения сажали под рояль, а не ставили в угол!
В этом году гению исполняется 150 лет! По этому знаменательному случаю подготовили для вас 3 факта об этом гении, которые точно удивят
В подростковом возрасте, после того, как ему пришлось уйти из консерватории из-за плохой успеваемости, он попал в пансион Николая Зверева — ученика Листа и основателя московской консерватории Николая Рубинштейна. Проучившись там три года, они так сильно поругались, что тот его выселил — Рахманинов имел нахальство попросить отдельную от всех остальных детей комнату с роялем. Помирились они только на выпуске Рахманинова из консерватории.
К Рахманинову пришла ранняя слава во многом благодаря Чайковскому. Выпускное сочинение «Алеко» настолько понравилось Петру Ильичу, что он предложил поставить ее вместе со своей оперой «Иоланта». Позже Рахманинов рассуждал о том, что каждому талантливому человеку нужен кто-то, кто поддержит его в начале карьеры своим авторитетом. Поэтому когда Чайковский спустя год внезапно и нелепо умер, это стало для него страшным ударом.
Провал Первой симфонии в Петербурге ввергло Рахманинова в длительную депрессию и апатию. Вылечиться он смог только благодаря сеансом лечебного гипноза доктора Даля. Вот как их описывает Рахманинов: «лёжа в полудреме в кресле доктора Дали, я изо дня в день слышал повторяющиеся гипнотическую формулу: «Вы начнёте писать концерт. Вы будете работать с полной лёгкостью. Концерт получается прекрасный». Всегда одно и тоже, без пауз». Дали он был так благодарен, что в итоге посвятил ему Второй фортепианный концерт, что вызвало в среде меломанов большое недоумение, так как никто не мог понять, кто такой этот Дали и в чем его заслуги перед миром музыки.
