http://www.kabbalah.info/rus/content/view/frame/31...s/content/view/full/31617&main

Недавно прочла книгу Суад "Сожженная заживо". Книга читается на одном дыхании. Читаешь и невозможно оторваться. Книга повергла меня в шок. Не выдуманная история чудом спасшейся арабской девушки. Которую семья приговорила к смерти за то, что она вступила в связь с мужчиной до свадьбы. Собственная семья сожгла ее заживо. И только чудо спасло. Она оказалась в Швейцарии и решилась в конце концов рассказать эту историю. О себе. О жизни в глухой арабской деревне, обычаях. О домашней тирании и насилии. Где женщина хуже, чем животное. Убить дочь, сестру, жену - то же, что зарезать барана. Ежедневные побои - норма.
Это книга, которой хочется поделиться... Прочтите.
Наверное, некорректно сравнивать разные культуры и разные традиции. Но это - из ряда вон. На общечеловеческом уровне. Потому что впервые мы слышим голос "по ту сторону баррикад". Голос женщины, которая откровенно рассказывает о том, как оно на самом деле.

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Fiction/suad/index.php

Ссылки: скачать книги бесплатно
http://knigi.tr200.net/v.php?id=798328
http://knigi.tr200.net/v.php?id=68445

КНИГИ: Аппаратура Бизнес Беллетристика Военная история Гуманитарные науки Для детей Дизайн Дизайн и графика Дом и семья Естественные науки Живопись и рисование Здоровье История Кулинария Культура Наука и учеба Научно-популярное Операционные системы и базы данных Программирование Профессии Психология Стихи и поэзия Сетевые технологии Техника Хобби и ремесла Фото и видео Хобби и развлечения WEB-разработки Человек Фантастика Эзотерика Разное
АУДИО КНИГИ:Беллестристика Детям Обучение Развлечения Стихи и поэзия Человек и психология Языки Разное
ЖУРНАЛЫ:Автомобильные Архитектура и строительство Бизнес Военные Гуманитарные Здоровье Дизайн интереров Дом и сад Для детей и родителей Спортивные Сделай сам Рукоделие Вязание и шитье Компьютерные Кулинарные Развлекательные Научно-популярные Технические Фото и графика Электроника

Тони Магуйар «Только не говори маме»



Тони Магуайр - реальная женщина из провинциального ирландского городка Коулрейн, которая в детстве подверглась сексуальному насилию со стороны своего отца. Он долгие годы заставлял ребенка молчать, пугая тем, что ей все равно никто не поверит, что все только осудят ее. Когда дочь забеременела от него в 14 лет, так и случилось. Правда вскрылась, девочку осудили: родственники, учителя, знакомые, соседи и самое главное - ее собственная мать... Мемуары Магуайр начинаются и заканчиваются с описания ее дежурств в больнице. Мать умирает, и взрослая дочь ждет: попросит ли мама прощения.

...Пытаясь закрыть шлюзы памяти, в которые норовили просочиться воспоминания, я сделала внушительный глоток водки и затянулась никотиновым успокоительным. Но сквозь туман в голове все равно проступала картина... И вот, как будто это было вчера, я увидела комнату в доме под соломенной крышей и женщину с девочкой, находящихся в ней. Женщина сидела на обтянутом ситцем диване, а маленькая девочка стояла лицом к ней. Со сжатыми кулачками и умоляющим взглядом ребенок пытался собраться с силами и найти слова, чтобы описать поступок взрослого.
Я снова увидела, как из темно-зеленых глаз матери сыплются искры гнева. Но на этот раз, наблюдая сцену глазами взрослого, я смогла угадать, что еще скрывается в ее взгляде. Оглядываясь назад, я попыталась найти разгадку в картине - и наконец увидела. Это был страх. Мать боялась того, что ей предстояло услышать. Антуанетта, шести с половиной лет, видела только злость. Ее хлипкие плечики повисли, выражение изумления и обиды промелькнуло в лице, когда рухнула последняя надежда на спасение. Мать вовсе не собиралась ее защищать.
Я снова услышала голос матери, который строго произнес:
- Никогда, никогда больше не говори этого, ты поняла?
- Поняла, мамочка.
Много лет я пыталась стереть из памяти ту картину моего признания матери. Я заставляла ее исчезнуть. Заставляла Антуанетту, испуганного ребенка, уйти и забрать с собой воспоминания. Я с грустью поняла, что моя мать всегда знала, какие чувства испытывал отец по отношению ко мне. Как еще могла девочка описать тот поцелуй, если он случился впервые в ее жизни? Она не могла придумать его. В то время в сельской местности еще не было телевизоров, не было таких книг и журналов, из которых она могла бы почерпнуть подобный опыт. Моя мать услышала только правду из уст собственного ребенка.

...В ту ночь отец пришел ко мне, когда я еще не спала. Он сорвал с меня одеяло. Я почувствовала, что он как-то особенно агрессивен, очень испугалась и заплакала.
- Я не хочу карманных денег, - бормотала я сквозь слезы. - Я не хочу, чтобы ты это делал со мной. - У меня начиналась истерика, но я продолжала умолять его.
- Пожалуйста, пожалуйста не надо, ты делаешь мне больно.
В первый и последний раз я плакала, когда он пришел ко мне. Моя мать была в коридоре и услышала. Она крикнула:
- Что там происходит?
Отец отозвался:
- Ничего. Ей приснился страшный сон. Я зашел посмотреть в чем дело. С ней уже все в порядке. - Уходя, он прошипел мне на ухо: - Не смей говорить матери.
Она пришла ко мне через несколько минут, когда я лежала, забившись под одеяло.
- Антуанетта, что случилось? - спросила она.
- Ничего, - ответила я. - Мне приснился страшный сон.
С этим она и ушла. Больше она никогда ни о чем не спрашивала.


...Я была не из тех детей, которых воспитывают похвалой и вниманием, от чего рождаются уверенность в себе и высокая самооценка. Я была ребенком, которого по ночам мучали кошмары, а днем терзали сомнения. Моими хозяевами были родители: отец держал меня в узде своими угрозами, а мать умело манипулировала моими чувствами.

...У моей матери было своеобразное отношение к проблемам: "Если мы не говорим об этом, значит этого и не было".

...Я твердо решила дать отпор отцу, когда мама выйдет на работу. Я собиралась сказать ему, что теперь знаю, насколько неприлично его поведение. Хотя мне всегда было омерзительно то, что он проделывал со мной, до сих пор я принимала это как неизбежность. Но, прожив полтора месяца в счастливой семье, я убедилась в том, что так быть не должно. Интуитивно я всегда чувствовала, что нельзя ни с кем обсуждать "наш секрет", знала, что это стыдно, но я была слишком мала и не понимала, что это ему должно быть стыдно, а не мне. Мне казалось, что если я все расскажу людям, они решат, что я ненормальная, и осудят меня.

...На той же неделе отец возобновил работу в ночную смену, и, когда я возвращалась из школы, меня встречала уже не мама, а он. Я решила испытать на практике то, что задумала, и сказала: "Нет". Он улыбнулся мне, а потом подмигнул:
- Но ведь тебе это нравится, Антуанетта, ты же сама говорила, помнишь? Выходит, ты обманывала своего папу? Так?
Я почувствовала, что ловушка захлопнулась, ведь я знала, что ложь всегда влечет наказание. Онемев от страха и смущения, я стояла перед ним, дрожа всем телом.

...И тут мне на глаза попалась тема из списка для старшеклассников: "Апартеид в Южной Африке". Эта страна была частью континента, который давно будоражил мое воображение... Почему меня так взволновала судьба края, о котором я тогда так мало знала? Оглядываясь назад, я понимаю что олицетворяла себя с жертвами апартеида. Меня возмущало высокомерие людей, которые изначально считали себя высшей расой. К тому времени я уже знала, что точно так же ведут себя взрослые по отношению к детям. Контролируют их, ограничивают их свободу, ломают под себя. Чернокожие африканцы, как и я, были зависимы в еде и крыше над головой от других людей, которые унижали их по праву сильного. Меня, как и чернокожих, жестокостью превращали в беспомощную тварь, и беспомощность угнетенных лишь укрепляла угнетателей в мысли о собственном превосходстве.

...Глядя на него, я пыталась скрыть свое возмущение, потому что в тот момент я видела перед собой не отца, а то что он собой олицетворял: злоупотребление властью. Мать своим молчанием как будто соглашалась с ним, и я, наблюдая за ней, понимала, что она тоже жертва его тирании. Я смотрела в его наглое, самодовольное лицо и испытывала такую ненависть, что едва не кинулась на него с кулаками. Я мысленно помолилась Богу, в которого уже давно не верила, чтобы Он положил конец его жизни. На какое-то мгновение я предствила себе, что его больше нет и мы с мамой снова счастливы вместе. Я все еще убеждала себя в том, что поступки моей матери полностью контролируются отцом. Мне казалось, что ей будет гораздо легче без него. Внезапно я увидела, как она суетится вокруг отца, как светится ее лицо улыбкой, предназначенной только ему. Мне таких улыбок она не расточала. В тот момент до меня наконец дошло, что мать остается с ним потому, что сама хочет этого. Я вдруг поняла, что она готова пожертвовать всем, чтобы остаться с человеком, который стал ее мужем, и делать все, только бы он был счастлив. Я годами обвиняла отца и выгораживала мать, но в тот вечер я увидела ее в другом свете, слабой и беспомощной. Это была женщина, которая не только упустила шанс на нормальную счастливую жизнь, но и потеряла саму себя в любви к отцу. Тогда я поняла, что я не такая слабая, как мать... И я дала себе клятву, что никто и никогда не будет управлять мной и моими чувствами... Я никогда не позволю себе стать слабой из-за любви, никому не позволю всецело завладеть моим сердцем. Это решение омрачило мою жизнь на долгие годы вперед.

...- Я не буду молчать, - слабым голосом произнесла я, пытаясь противостоять ему. - Я не буду молчать, если ты еще раз ударишь меня.
Он расмеялся мне в лицо, в его смехе не было и намека на страх, а потом очень спокойно произнес:
- Антуанетта, тебе никто не поверит. Стоит тебе открыть рот, моя девочка, и ты сама об этом пожалеешь. Все тебя осудят. Ты ведь будешь молчать, не так ли? Ты ведь молчала все эти годы... Выходит ты виновата не меньше моего. Семья никогда больше не будет тебя любить. Если опозоришь наш дом, мать тебя выгонит. Тебя отправят в какой-нибудь приют и ты больше никогда не увидишь мать. Ты отправишься к чужим людям, и они будут знать какая ты плохая. Ты этого хочешь, этого?

...Звук открывшейся двери вывел меня из оцепенения, и я, ожидавшая маму, увидела, что вернулась она не одна. Вместе с ней был доктор. В течение следующего часа они были для меня и судьями, и жюри присяжных, а приговором мне стало молчание. Договорились, что отца на время отправят в госпиталь, чтобы он оправился от "потрясения", а для меня организуют легальный аборт, после чего, после рекомендации врача, поместят в интернат для трудных подростков... И речи не могло быть о том, чтобы мы с отцом оставались под одной крышей... Совершенно измученная и опустошенная, я слушала их планы, которые означали конец той единственной жизни, которую я знала.
Потом доктор обратился непосредственно ко мне:
- Я помогаю тебе только из-за твоей матери, поскольку она невинная жертва всей этой ситуации. Сегодня утром ты мне солгала. Ты дала понять, что это случилось один только раз. - Он выдержал паузу и посмотрел на меня с холодным презрением. - А выходит, что ты сама поощряла это своим молчанием, и не говори мне что ты не виновата.

...- Дело плохо, - произнес доктор. - Ее нужно отправлять в госпиталь. Тебе, Рут, выбирать в какой. В наш, городской, или туда, где ей делали операцию?
Я почти физически ощущала повисшее тягостное молчание, и вот снова заговорила мать:
- Туда, где делали операцию.
Потом голоса удалились... я отчетливо понимала что умираю.

...Рядом с кроватью болтался прозрачный пластиковый мешок, подвешенный на металлическом кронштейне; в нем была красная жидкость, и я догадалась что это кровь. Трубка тянулась от мешочка к моей руке, где из-под пластыря торчала игла.
- Антуанетта, почему они отправили тебя сюда? - недоуменно спросила медсестра. - Почему не в ближайший госпиталь?
Я почувствовала, что она знает причину, так же как знала ее и я. Не ответив, я закрыла глаза, и передо мной тотчас возник образ матери, наблюдающей за тем, как меня грузят в карету, отправляя, как она, должно быть, надеялась, в мой последний путь. Не в силах смириться с горькой правдой, я наглухо запечатала эту картинку в коробку воспоминаний, которую больше никогда не открывала.

...- Любовь это привычка, от которой трудно отказаться, - мягко произнес он. - Спросите об этом любую женщину, которая продолжает жить с тираном, когда отношения уже исчерпали себя... Узы вашей любви сформировались, когда вы были младенцем: связь дочери и матери неразрывна. Если бы ваш отец был жесток с ней, возможно, вы бы научились ненавидеть его, но этого не было, а ваша мать внушала вам, так же как и себе, что она жертва и виноваты во всем именно вы. Ваши чувства находятся в состоянии войны с вашей логикой. Эмоционально вы несете в себе детскую вину, но умом понимаете, что ваши родители не заслуживают вас, и вы конечно же не заслуживаете таких родителей, да ни один ребенок не заслуживает этого. Я - слуга Господа, я проповедую всепрощение, но, Тони, вы должны ясно осознавать, что совершили ваши родители, и признать в матери соучастницу совершенного, иначе вы не сможете освободиться и обрести душевный покой.

...Его слова будто сняли барьеры, которыми я окружила правду. Стоило мне заговорить, как слова полились из меня потоком. Я рассказала ему, как мать постоянно твердила мне, что я должна "ладить с отцом", что "с нее довольно", что она вынуждена "лечить нервы". И что от меня "вечно одни неприятности".
- Всякий раз, когда я снимала трубку, чтобы позвонить им, я испытывала страх, но все равно звонила почти каждую неделю, зная что услышу привычный рефрен: "Одну минутку, дорогая, папа хочет что-то сказать", и все эти годы я отшучивалась, боясь лишиться ее любви...

...И наконец я рассказала ему о том, о чем никогда и ни с кем не говорила: о своем отношении к Антуанетте, к девочке, которой когда-то была:
- Она была бы совсем другой, если бы ей позволили развиваться нормально, поступить в университет, завести друзей. Но у нее не было никаких шансов, и каждый раз когда в моей жизни что-то не складывается, я виню в этом свое детство. Когда я была моложе, эта девочка правила моими эмоциями, - и я снова и снова переживала все то, что чувствовала она. Именно в такие периоды жизни я вступала в разрушительные отношения с мужчинами, мысленно произнося: "Привет, вот и я, здесь я чувствую себя как дома". Или же появлялась бутылка. Всю жизнь я боролась с этими демонами и чаще всего побеждала, но сейчас я чувствую, что проигрываю.
Пока я говорила, пепельница наполнилась доверху, зато в голове заметно прояснилось, когда я произнесла реальность:
- Она никогда не любила меня. Я нужна ей сейчас, чтобы она могла умереть в мире, со своей девственной мечтой, - мечтой о красавце муже, который ее обожает, о счастливом браке и единственном ребенке. Мне отведена лишь роль в последнем акте этой игры. Вот для чего я здесь.
- Вы хотите разрушить эту мечту?
Я мысленно представила себе крохотную фигурку моей матери, столь зависимой о меня сейчас.
- Нет, - вздохнула я. - Разве я могу?

(из интернета)

"Помните узников, как бы и вы были с ними в узах..." Апостол Павел

Здравствуй, читатель. Слава Богу, я вновь могу это сказать в своей новой книге. Тема, которую я затронул, – тюрьма, человек в тюрьме, давно созревала в моей душе, ожидая своего часа.

О тюрьме и обо всем, что связано с ней, говорилось и писалось тысячи лет до меня и столько же будет после меня. На сегодняшний день, сложный и тяжелый для нашего Отечества, уже, наверное, нет ни одной семьи, которую бы эта беда не коснулась прямо или косвенно. Везде видны эти потери: брат, отец, муж, сын, друзья, знакомые...

Основная причина, почему я взялся писать об этом, заключается в том, что мой родной брат, который младше меня, имел две тяжелых судимости и впоследствии был убит своими "дружками". Поэтому все, о чем я пишу и над чем размышляю, мне, к сожалению, очень близко, горько и больно. Я не понаслышке знаю, что такое материнская слеза и родительский грех, последствия от которого завершаются такой бедой. Знаю, что такое соседское мнение, изменившееся отношение родственников и что такое сострадание и помощь от людей, которых прежде почти не знал или настороженно к ним относился. И вдруг они первыми приходят на помощь, без всяких слов, не ожидая благодарности. Мне до боли знакома трагедия детей, к которым вся деревня или городок относятся, как к „детям зека“. От этого ломаются судьбы, калечатся души, рушатся семейные и родовые отношения, стремительно угасают родители.

Эта книга – о многих людях, о тех, с кем они вольно или невольно пересекались на непростом жизненном пути. Возможно, вами в ней будут замечены ваши знакомые, родственники.

Тюремная тема – это тема о наказании человека за преступления перед людьми и перед законом. Сложность написания документальной книги, и особенно такой, заключается в том, что она затрагивает судьбы десятков людей и здесь недопустимы любая фальшь, некорректность, неделикатность. Нельзя ни малейшим образом навредить тем, кто доверил тебе свои судьбы как на исповеди. Все, что узнал я, должно пойти во благо. Поразительно, что люди, с которыми мне довелось беседовать, откровенно говорили о своих личных переживаниях, но проявляли редкостную дипломатичность и осторожность всякий раз, когда речь заходила о ком-то из их собратьев, знакомых и даже недругов. Такое умолчание, если хотите, заслуживает уважения. И крайне печально, когда к оступившимся однажды людям общество относится заведомо недоброжелательно, а иногда и агрессивно, тогда как многие из них нуждаются в простом человеческом участии и в поддержке.

Прежде чем приступить к новой работе, я побывал во многих тюрьмах, встречался и с людьми, освободившимися из мест заключения, и со священниками, выполняющими в них свое нелегкое служение, с тюремным начальством и сотрудниками, профессиональная и эмоциональная нагрузка которых подчас превышает даже ту, что испытывают на себе представители многих военных специальностей.

Тюрьмы, пересылки, СИЗО... Везде горемычные судьбы, поразительно схожие по своей родовой беде, разные только по причине, приведшей их сюда, и по статьям Уголовного кодекса. Сидят профессора, учителя, рабочие, бомжи, военные, Герои России, министры, артисты, художники... Такое впечатление, что сидит вся Россия – от Прибалтики до Сахалина. И количество этих людей растет. Большинство из них при всех своих грехах хотят снисхождения, правды, воли, покоя. Все на это надеются. У многих были свои семьи, интересная работа, их ждали дома, но вдруг в одночасье все изменилось.

Зона заключения – это иной мир и в определенной степени иные люди. Это своего рода государство в государстве, со своей уголовной "конституцией". Об этом мире мы почти ничего не знаем, не хотим знать, боимся знать, да и просто презираем. Такой уж сложился у нас стереотип отношения к людям, попавшим в тюрьму: они как бы заочно прокляты, отвергнуты нами, а главное – лишены надежды на прощение. От этого, уже за несколько месяцев до освобождения, многие из них начинают мучительно готовить себя к свободе, часто боясь ее больше, чем саму тюрьму. Особенно те, кто совершил тяжкое преступление – убийство.

Из Евангельских заповедей мы знаем о неотвратимости наказания за грех. Давайте пристальнее посмотрим на тех, кому Законом уготован юридический „камень на шею“. Дорогие читатели, я не преследую цель вызвать у вас слезливое сочувствие, волну всепрощения и искусственного сострадания. Вовсе нет. Заключенные – это такой народ, где даже самые падшие и грешные не терпят к себе подобного отношения, пресекают любое заискивание и заигрывание. Суровый быт и образ жизни, в котором они оказались, ими переживается по-разному. Кто-то там становится еще хуже, и таких, к сожалению, немало. Хотя есть и такие, которые ловчат и даже пытаются извлечь выгоду из своего положения, взывают к чувству жалости, занимаясь откровенным попрошайничеством. А кому-то это наказание идет во благо и вразумление.

В подавляющем большинстве все, что рассказывается об этом нашему обывателю, при детальном рассмотрении выглядит или не совсем так, или совсем не так. Особенно когда это касается темы смертной казни и причин, приводящих к такого рода преступлениям. В одной из глав вы познакомитесь с судьбой человека, приговоренного к высшей мере наказания. Об этом мне рассказали его родители, осознавшие свой тягчайший грех: беда к ним пришла после того, как они „откупили“ сына от армии. По окончании нашего долгого разговора мать этого заключенного произнесла те слова, которые и стали потом названием книги: „ ...Это у нас длится из рода в род...“

Есть главы, рассказывающие о судьбах военнослужащих, которые достойно выполняли свой воинский долг, защищали государство, порой в полном смысле слова грудью, получили тяжелые физические и духовные ранения. Но по возвращении домой оказалось, что нашему государству многие из них не нужны. И загуляли эти бедные души по России в поисках своей справедливости, каждый своим путем. Ко всей беде некоторых, дорога привела их в тюрьму, но, видимо, в том был Божий промысел, ибо, попав в тюрьму, эти ребята впервые оказались в храме.

Военнослужащие-заключенные, особенно участники войны – это вообще особая, важнейшая тема для осмысления. Психика этих людей после войны наиболее чувствительна. Их духовное состояние, укрепленное войсковым товариществом, готовность к взаимовыручке, искренность, нетерпимость к фальши и обману выделяет их среди всех остальных заключенных. Непросто складываются их отношения, особенно у боевых офицеров, с офицерами тюремной администрации. С легкой руки журналистов стало расхожим такое понятие, как „афганский и чеченский синдром“. Это грубая и безобразная попытка представить всех фронтовиков дикими и необузданными, неспособными управлять своими эмоциями и чувствами. Такое огульное оскорбление участников войны со стороны прессы и ТВ подпадает под статьи Уголовного кодекса, как клевета и унижение достоинства.

Из письма осужденного военнослужащего:

«...Я верю, что пройдут годы и мои родственники вспомнят о своем брате-неудачнике. Им желаю только одного: пусть им будет если не лучше, то, по крайней мере, не хуже, чем сейчас. Я же боюсь, не дождавшись срока освобождения, умереть на чужбине, где глаза закроет неродная рука и не поставят крест. На наших могилах вообще не ставят крестов. Так хочу лежать рядом с мамой и отцом.

У нас в камере поставили телевизор. Кто-то пожертвовал, да и администрация, видимо, похлопотала. Смертники ведь тоже болеют за „Спартак“. Так вот, мой дружок по нарам, которому сидеть еще очень долго, однажды по „Новостям“ увидел родную деревню и повесился от тоски. Меня в моей печали поддерживают такие же, всеми брошенные. Да я и не ропщу... Сейчас апрель. У природы свежий воздух. Тебе известно, какой цены свежий воздух утра? Ты знаешь цену слову? Доброму слову. За него, одно в день, я готов переоформить в подарок квартиру. От одного доброго взгляда в мою глухомань исчезает запах параши в углу.

В Чечне я служил в разведке. В 95-м. Чеченцы нас с Серегой называли „черной тенью“. Когда вспоминаю своих ребят, будто свежею... Знаешь, как худо сидеть много лет при постоянно горящей лампочке, не выключающейся ни на секунду. Но однажды она погасла. Отключилась электростанция. Это был, видимо, Божий промысел на наше нытье. Камера погрузилась во мрак. И мы оцепенели. Это длилось около часа. А может, вечность. Когда свет загорелся – мы не узнали друг друга. Мы будто на глазах постарели. Теперь я говорю: лучше век при таком свете, чем минуту во тьме. Свет, хоть и тусклый, а все Божий. Я уже ползал в жизненной темноте своим умом – оказался на нарах. На воле я хотел быть большой "шишкой", в результате получился внушительный синяк. Теперь молюсь, каюсь и, знаете, рассасывается... Когда-то своими поступками я создал свое частное искусственное солнце. Оказалось, что все было мраком.

Нас тут четыре человека. Мы делимся тем, что есть. Однажды один сказал: „Послал бы Господь хоть какую-то возможность услышать голос моего ребенка...“ Когда мне зачитали смертный приговор, я несколько дней привыкал к смерти. А однажды ночью сдал окончательно: упал на колени и начал выть как собака: „Дурак... дурак“. И вдруг услышал голос: „Терпи!“ Мое состояние описать невозможно. Кожа покрылась пупырышками, как горошинами. Я просидел онемевший не помню сколько. Через полгода меня пересудили по моему делу и смертную казнь отменили...

Мой сокамерник рассказывал, как он бросил наркотики. Когда у него еще на воле начиналась „ломка“, за стеной в соседней комнате внезапно начинал крутиться и плакать шестимесячный сын. Он был поражен этим так, что внезапно отошел от наркотиков. Родные и близкие отказались от меня, да я и не жалуюсь. На их месте я бы поступил, наверное, точно так же. Такая плата за свои ошибки. Единственная, кому я был нужен – моя мама. Но она умерла. И просьба – пришлите мне посылочку, просто пустую коробочку, чтобы моя душа согрелась от неизвестной мне души...“

Вот чего нам не занимать, так это грехов. Читатель, помолись при случае за раба Божьего, сержанта, грешника Анатолия с сокамерниками.

По мере углубления в тюремную тему, я понял, что война за людские души, которая сегодня ведется в государстве, пострашнее, чем война физическая. Более изощренная, циничная, наглая, жестокая, поражающая не отделение и полк, а весь род. Тысячи родов. Срубается не „ветвь всякого древа, не приносящего плода“ – вырубаются целые родовые сады. В тюрьмах порой сидят уже не кто-то из семьи, а целые семьи: муж, жена, мать. А дети оказываются в приютах.

Такое ощущение, что в государстве каждый год темная сила пытается объявить годом хаоса и греха. Но по мере усиливающегося покаяния людей упорство нечисти тупится и разбивается. В тюрьмах стали происходить неприметные для мира поразительные изменения по воле Божией. Буквально из ничего возрождаются бывшие и появляются новые храмы, в которые медленно, подчас с трудом, преодолевая свою немощь, потянулись заключенные всех рангов уголовной иерархии, чтобы первый раз в жизни робко поклониться, а значит, попросить прощения за содеянное. Нередко эти люди, которых общество считает отпетыми бандитами, стесняясь и смущаясь, но с надеждой и крохотной начальной верой неловко ставят свечи Всем Святым. Чтобы это увидеть, стоит ехать за сотни верст...

Из писем осужденных:

«…До меня в этой камере сидели двое заключенных. Оба – осужденные на двадцать лет. Они почти одновременно умерли через три года. Их "съел" туберкулез. Хотя нас здесь кормят не особенно хорошо, но все же продуктового голода нет. Эти мужики в своих письмах просили им что-то прислать, но наверняка не лакомство... Им просто никто не ответил. Как и многим другим. В конце у одного из них всегда была приписка. Он смущенно просил какую-нибудь книжку про любовь и открытку Валаамского монастыря“.

« ...Маленький кусочек моего окна выходит на закат... Это, наверное, единственное, что я заслужил видеть в конце своей жизни. Закат можно видеть только несколько минут. Он бирюзово-изумрудный с кровавой каемкой у земли. Ты когда-нибудь видел бирюзовый закат? Я только и живу тем, что жду его круглые сутки. Вот уже шесть лет. И, наверное, всю оставшуюся жизнь. Мой закат будет не такого цвета. Я даже знаю какого. Очень грязного. Мне 52 года. Из них пятнадцать лет отсидел в тюрьмах... Я никогда не был в храме. Не знаю, как правильно подходить к иконе и ставить свечу, но после вынесения мне смертного приговора я понял: не надо быть умнее Бога...“

Что такое тюремное заключение? Это своего рода юридическая епитимия, когда человека, согрешившего в миру, изымают из этой среды и заключают на определенный срок под стражу, чтобы он осознал свой проступок, излечился духовно и вышел в мир окрепшим, полезным обществу и близким. Так должно быть. Так хотелось бы. Но в жизни все далеко не так. Более трагично и прискорбно. Невозможность реализации этого замысла в том, что в 1917 году из мест заключения государственным решением (!) убрали священников, уничтожили Божьи храмы. И все стало с ног на голову. „Свято место пусто не бывает“. И Закон Божий был немедленно заменен "законами" преступного мира. Ну и что делать? Ответ прост. Без священника и церкви все воспитательные действия безрезультатны и бессмысленны, как бы этого нам не хотелось.

Как-то один следователь поделился со мной наблюдениями, которые подвели его к поразительному открытию. Суть в следующем: после причащения Святых Христовых Таин у него значительно возрастает процент дознания при следственных действиях, более качественно происходят допросы обвиняемых. Он также не раз убеждался, что суд духовный за преступления часто наступает гораздо быстрее, чем суд уголовный.

Сегодня многие повторяют вслед за известным киногероем: „Вор должен сидеть в тюрьме“. В действительности этого недостаточно. Тюремное заключение без духовного покаяния – это бездарное, более того, преступное использование бюджетных средств. При встречах с заключенными по благословению священника и следуя Евангельским заповедям, они нередко оказываются мудрыми собеседниками (чему дивятся сами) и, случается, высказывают очень здравые и поучительные суждения. Помнится, кто-то из них сказал, что после таких разговоров „у него надолго свежеет мозг“ и он даже стесняется ругаться.

Во все времена рост преступности совершенно справедливо связывали с падением нравов. Преступление, как грех, срока давности не имеет, если за ним не последовало наказания и духовного раскаяния. Подобно смертельно опасной инфекции, оно переходит из рода в род. Не случайно возник СПИД. Впрочем, название этой болезни должно было бы звучать так: синдром приобретенного иммунного дефицита морали. И если человек погрязает в нераскаянных грехах, то иммунный дефицит морали неизбежно перерастает в иммунный дефицит физический.

Государственный закон тогда начинает действовать, когда он на деле показывает любовь к человеку. Сегодня, как правило, этого нет. Возможно ли покончить с преступной группировкой, уничтожив ее главаря? Нет, невозможно. Бандгруппа только на какое-то время затаится и снизит свою активность. Не секрет, что на сегодняшний день в некоторых тюрьмах существуют своего рода "институты" по подготовке соответствующих "выпускников" для преступного мира, а на книжных развалах вполне легально, без всякой опаски бойко торгуют детективами, многие из которых вполне могут сойти за учебные пособия для будущих уголовников.

Затронем и такой очень болезненный, всегда обоюдоострый вопрос, как противостояние представителей закона и осужденных. Постараюсь показать некоторые причины этой извечной дилеммы, где правда бывает с обеих сторон. Вот только Истина одна, но в гневе ее почти никто не видит.

Я спросил одного уважаемого священника: „Если сегодня все исповедальные грехи рассмотреть под углом зрения закона, многих ли можно было бы привлечь к уголовной ответственности?“ Священник ответил: „В той или иной степени – всех“. Другой священник сказал: „Если анонимно опубликовать грехи любого прихода, то вполне вероятно, что заключенные, прочитав их, воодушевятся от мысли, что они – не самые худшие“. Нам, зачастую с пренебрежением смотрящим на тюрьму, надо еще задуматься: настолько ли мы „чище“ заключенных? Наша брезгливость и презрение к оступившимся – не есть ли это то самое дерзновенное зарекание „от тюрьмы и от сумы“?

Тюрьма – это землетрясение души, попущенное Богом. В его эпицентре оказываются родные, знакомые, а порой и вовсе случайные люди. Последствия от этого могут быть не такими болезненными, если всем достанет мужества осознать свою вину. Тогда на месте порушенного создается новое крепкое духовное здание.

Сегодня в СМИ навязчиво культивируется такое понятие, как „общественное мнение“. С помощью такого абстрактного, размытого "мнения" неведомых людей в жизнь проводятся такие законы, которые могут радикально изменить государственную политику и иметь для страны непредсказуемые последствия. Ибо государственная политика, не основанная на Евангельских законах, – безумие, влекущее за собой физическое и духовное уничтожение общества. С помощью "общественного мнения" разрушаются государства, их оборонительные доктрины и вооруженные силы, стирается графа о национальности в гражданском паспорте, узаконивается преступность. И главное: для преступности создаются уникальные условия, чтобы, как выразился один "авторитет", мы „вместо Президента назначили ... „смотрящего государства“.

Состояние нынешней истерзанной психики людей таково, что они зачастую творят, не задумываясь о последствиях. Сегодня остро встает вопрос о снятии моратория на смертную казнь. В этой связи на имя Президента поступает множество обращений и воззваний. Среди подписавших такие бумаги – артисты, психологи, бизнесмены, представители шоу-бизнеса и многие другие. Но кто эти люди? И что они делают? Артисты охотно снимаются в роли воров, бандитов, сутенеров, вольно или невольно возводя их в ранг романтических героев. Психологам не приходит и в голову взять за основу в своей работе Евангельские заповеди. Бизнесмены нередко занимаются сомнительными видами деятельности, а немалое число представителей шоу-бизнеса имеют основной доход от пропаганды проституции, гомосексуализма, растления малолетних и многого другого. Так чего может стоить „мнение“ людей, сеющих грех?

Есть такое понятие – „вменяемость“. Человек вменяем настолько, насколько он сердцем вменяет Бога. По мере отхода человека от Него вменяемость угасает, плавно перетекая в невменяемость духовную. Надо признать, что это относится и к тем людям, которые разрабатывают законы, в том числе и об уголовной ответственности. Вынося приговор преступнику, государство тем самым показывает, как оно заступается за обиженного, и что немаловажно, как намерено помочь оступившемуся.

Сегодня очень много говорят о различных мафиях: итальянской, американской, чеченской, русской... Но при всем этом, будто заученно, повторяется, что у преступности нет национальности. Нет, подождите! Так есть национальность у преступности или нет? У... Басаева... Гитлера... Ленина... Войкова???

Братья и сестры, здесь мы дошли до некоего тайного смысла. Действительно, во Вселенной есть Лицо, которое не имеет национальности. Это Иисус Христос. Во Иисусе Христе нет национальности, гласит апостольское изречение. Вот в этом и кроется суть. Ибо общество, с ненавистью распинавшее Иисуса Христа на Кресте рядом с двумя разбойниками, тем самым пожелало приравнять Сына Божиего к преступникам.

Люди, которые сегодня повторяют фразу об отсутствии у преступника национальности, чаще всего не вдумываются в ее значение. Но, безусловно, есть те, кого такая постановка вопроса питает и греет. К слову, поясню: ни один представитель уголовного розыска не начинает следствие без установления национальности преступника и изучения свойственных ей особенностей. Если национальность неизвестна, ее быстро определяют по почерку преступления, и в зависимости от этого выстраивается план следствия.

Поэтому пора, наконец, твердо и внятно сказать: у преступности всегда была, есть и будет национальность. Каждый человек принадлежит какой-либо национальной родовой ветви. Не надо этого термина стесняться и пугаться. Мне кажется, что всякий произносящий надуманную фразу об отсутствии национальности у преступника, сам внутренне отрицает это утверждение. Констатация национальности ни в коей мере не унижает и не оскорбляет чью-то личность. Уроды есть в каждой семье. Полиция всех стран имела и имеет досье, учебники по действиям против преступников именно по национальным признакам. И не нужно здесь лукавить, равно как и использовать вымысел об отсутствии национальности у преступников в политических целях. Таким образом не наладить отношений ни между странами, ни между народами. Человек человеку перестает быть врагом только тогда, когда обидчик просит прощения у обиженного. Никогда не будет между ними примирения, даже если выйдет официальное правительственное постановление „О примирении в связи с тем-то...“

Уголовные Кодексы Российской Империи и Российской Федерации заметно разнятся. Первый составлялся, основываясь на Евангелии. Но после 1917 года были написаны новые законы. Новая Конституция провозгласила, что Бога в России нет. Вот тут и произошел страшный духовный, а значит, юридический перекос. Согласно постулатам советских Конституций человек был лишен права быть православным и, следовательно, преступниками были все находящиеся во Христе. Не стану детализировать этот трагичный период: он всем хорошо известен...

В своих поездках по местам заключения я встречался с разными людьми. Вот так и познакомился с Михаилом Петровичем Потаповым. Почти полжизни он отсидел в тюрьме. Наша встреча началась со спора, а расставался я с ним с сожалением. Откуда он родом – не помнит, родителей не знает. От себя могу сказать: удивительной мудрости человек, с очень поучительными мыслями при неспешном, осторожном разговоре.

– Откуда родом, Петрович? – допытывался я. Минутное молчание старика, глубокая затяжка „Беломором“.

– Родом? – переспросил он. – А из храма!..

После последнего освобождения Петрович прижился в зоне – пригрел его батюшка при тюремной церкви. Да и начальство не пожалело, что приютило старика. Сколько его помнят, все в одних и тех же армейских брюках, солдатских сапогах, в подаренной кем-то из администрации гимнастерке и тюремной фуфайке. На редкость трудолюбивый и аккуратный старик.

– Знаешь, где я умный стал? – тихо покуривая, спросил он меня. – На кладбище, когда моего дружка Веньку отпевали. В 60 лет помер. Убили Веньку ночью блатные за лишнее слово.

Петрович долго сосредоточенно молчал. Потом продолжил:

– Вообще слово – дорогая вещь. Вот стоял тогда у могилки, глядел на батюшку, на Веньку-покойника и понял: где бы нашего русского мужика ни носило, где бы мы по дури своей ни кувыркались, а все одно заканчиваем под крестом и при батюшке. С церквей кресты посносили, а на кладбище так и не смогли. А знаешь, кто такой авторитет, „пахан“ то есть?

– Нет, – говорю.

– Это сатана. А все остальные и мы, зековские „паханы“, придуманные от гордыни, – все до одного у него в „шестерках“. Как зажил своим умом, так под беса и попал. Мне надо было сорок лет отсидеть, чтобы до этого дойти.

Помолитесь за старика, люди добрые, за фронтовика с 1-го Белорусского (умудрившегося в своих тюремных скитаниях сохранить две медали „За отвагу“). Он так просил. Мне почему-то кажется, что он прочитает эту книгу и будет украдкой вытирать глаза. Ему крайне редко говорили от чистого сердца: „Желаем тебе здравия, Михаил Петрович“.

А вот от чиновников высокого уровня, имеющих отношение к правосудию, удалось мне услышать немало конфузного. С одним из них после разговора о воспитании в колониях коснулись Евангелия. И вот что заявляет мне высокопоставленное лицо: „Я внимательно изучил Евангелие... И ничего особенного там не нашел“. Другой в подобной беседе сказал: „Надо еще проверить, как соответствует Евангелие законам РФ“. Вот так. Ни больше, ни меньше.

Вся наша жизнь состоит, на первый взгляд, из необъяснимых порой случайностей, но при осмыслении понимаешь, что это совершенно последовательная жизненная цепочка событий. В этом меня еще раз убедил один заключенный, осужденный на долгий срок:

«Я думал, что все нечистое, творимое мною, останется вечной тайной. Даже фразу полюбил – „коммерческая тайна“. Дурак. Это для нас наша деятельность – тайна, а на небесах это явная явь. Все закончилось тем, „что мою "тайну" оценили в двенадцатилетнюю явь. Жена сказала, что когда мне зачитывали приговор, у меня так тряслись поджилки и так побелело лицо, что это заметил даже судья. Просто я боялся, что меня расстреляют“.

И, кстати, о женах. О женах заключенных. Они нередко переносят такие духовные потрясения, которые мужчинам выдержать или крайне сложно или невозможно. Потрясающе прозвучали слова из уст одной уставшей от невзгод женщины, оглушенной приговором мужу о пожизненном заключении: „Он сидеть будет вечно, а я буду вечно его ждать. Любого. И вы, люди, не судите меня и примите такой“.

Из писем заключенных:

«...В зале суда перед оглашением приговора я чувствовал лишь душевную пустоту, безысходность. Знал, что будет, но в голове это еще не укладывалось. Самое страшное для меня было то, что я ничем не могу помочь родителям и своей семье... Мой сын, которому сейчас уже 17 лет, на свиданиях выговаривает мне за совершенное мною преступление. Ему живется из-за меня нелегко: и в школе, и во дворе дома. Товарищи ему говорят, что он – сын преступника... Много обид и оскорблений приходится ему выносить. Вот так получается: преступники-то мы, а за сделанное нами страдают наши матери, жены, дети. Лучше бы меня расстреляли, и я бы не испытывал таких ударов судьбы... Пришлите мне фотографию вашего храма, а если можно, и других. Я ведь к открыткам и фото красивым отношусь так же, как сорока к блестящему... Вот посмотришь, бывает, на купола, на цветы, на животных, и теплеет на душе. 12,5 лет вокруг лишь решетки да бетон, одна серость. А впереди еще столько же. У нас вот сейчас в окно виден ненадолго восход солнца. Представляешь, восходит новая жизнь. Вот где красота. Для меня эти* минуты дороже всех богатств Центробанка...“

Все, о чем мы сейчас говорим, напрямую касается семьи. Семья – это микрогосударство, и ее духовное здоровье, а вследствие этого и физическое, является делом государственной важности. Но прогрессирующий духовный терроризм, подпитывающийся из всех видов источников, всерьез изматывает ее, порой вплоть до уничтожения. Если из семьи уходит отец – это трагедия. Если мать – катастрофа.

Из письма заключенного:

«...До того, как меня доставили на чтение приговора, я думал, что я очень сильный и смелый человек, хотя чувствовал, что меня ждет „вышка“. Но по тому, как шел судья, каким тоном он взялся читать приговор, я понял, что меня расстреляют... Больше всего я боялся не самого расстрела, а его ожидания. И придумал, что сразу, как об этом скажут, перегрызу себе вены. По мере того, как я слушал чтение, мне становилось плохо. При словах „ ...к смертной казни...“ я потерял сознание. Врачи откачали меня прямо в зале суда. Потом, когда меня доставили в камеру, я долго не мог говорить, к тому же временно оглох и за месяц сильно облысел... Мне сидеть почти всю жизнь. Я убил человека в автобусе за то, что он на меня брезгливо смотрел. Тогда я ехал домой после двух, смен на заводе и от меня сильно пахло мазутом. Мне было очень плохо, так как нам семь месяцев не давали зарплату, и я не знал, что сказать жене... Я оказался очень слабый человек. Теперь я это понимаю. Моя мама умерла, когда мне было пятнадцать лет. Отец стал водить домой других женщин. Они были всегда пьяные, учили меня материться и рассказывать нехорошие анекдоты. Меня угнетало, что они спят на маминой кровати, берут ее вещи. Когда пятая или шестая женщина надела мамино пальто – я ушел из дома. Отец меня не искал... Жена обещала ждать меня, но после первого свидания, по тому, как она прощалась, я понял, что она никогда не придет. Из-за моей внешности мне дали нехорошую кличку. Меня это сильно мучило. На воле я смеялся над теми, кто ходил в церковь. Теперь в неволе постоянно хожу сам. Меня там никто не обижает, батюшка называет по имени. У каждого на земле есть свой "пятачок" для души. Для меня им стал тюремный храм. Тело в тюрьме, душа – в церкви. Простите, я каждое предложение пишу с перерывом. Стесняюсь сказать, что плачу. А зовут меня Максим“.

Как-то жизнь свела меня с одним вором. Его судьба может послужить хорошим уроком для многих. Он, не скрывая своих преступных регалий, работал в одном из министерств. В наше время такое возможно. На государственные деньги построил себе огромный особняк, однако вскоре у него обнаружилось тяжелое заболевание крови. Сейчас он, оставшись без своих бывших дружков, продал почти все, что имел, за кровь для переливания, которую ему привозят из Европы. От былого богатства осталась только „завалинка“. Поучительны слова этого осунувшегося, изнуренного болезнью человека: „Знаешь, что меня спасает? Я как-то вспомнил, что однажды от внезапной необъяснимой жалости, которая была вообще мне не свойственна, подал приличную сумму матери солдата, тяжело раненного в Чечне. Это было глубокой осенью, вечером, когда я проезжал мимо одного госпиталя. Она стояла на остановке, уткнувшись в стекло лбом, и плакала. Что-то заставило меня остановиться и выйти из машины. Меня тогда обожгли ее обреченные глаза. Теперь, когда мне стало плохо, я постоянно прошу эту безымянную женщину о помощи, и мне становится легче...“

Каждому человеку при рождении дается талант. И когда приходит его „час икс“, он за этот талант отчитывается. Кто-то говорит: „Боже, я возвращаю тебе этот талант крепкими здоровыми детьми и внуками...“ Другой возвращает воинский талант званием Героя России за спасение людей и Отечества. Третий стал священником и покрестил сотни человек. Четвертый возвратил талант званием простого участкового милиционера, закрывшего собой своего подчиненного, сержанта милиции, в схватке с бандитами.

А вот пятый, став „вором в законе“, открыл несколько казино, сбил с жизненного пути сотни людей. Но никто из представителей преступного мира не рискнет во время суда или своей предвыборной кампании сказать: „Главная задача моей жизни – уничтожение правоохранительных органов“. Духа не хватит. Значит, это фальшивый талант. И у власти есть богатая практика, как эту фальшивую "купюру" изымать и обезвреживать.

Без ярких, самобытных талантов невозможно представить и такую область человеческой деятельности, как культура. Но то, что творится в ней сейчас, без преувеличения можно было бы назвать „скрещиванием“ греха, его средоточием. От этого рождается духовная дрянь. В сегодняшней культуре, за редким исключением, „из одного металла льют медаль за бред, медаль за блуд“. Фильмы о вреде греха показывают так, что грешить хочется еще больше. После просмотра телепередач и чтения подобной литературы невольно появляется мысль, что в наше время быть воспитанным человеком просто неприлично.

Свобода слова и свобода мерзости – это не одно и то же.

По моей просьбе один юрист согласился дать правовую оценку некоторым телепередачам и программам. Результат получился ошеломляющий. Подавляющее большинство из них содержат нарушения, подпадающие под статьи уголовного кодекса. И не за абы какие-то „мелковатые“ преступления, а буквально за следующее: незаконное собирание и распространение сведений о частной жизни человека; пропаганда мошенничества; унижение национального достоинства и разжигание национальной розни; пропаганда кражи, контрабанды, незаконного предпринимательства; пропаганда национальной и религиозной вражды; пропаганда развратных действий и сводничества, вовлечение в проституцию. Самое поразительное, что все это транслируется по государственным телеканалам. А о печатной продукции и говорить не стоит.

По тому, какова культура, судят о здоровье нации. Слабость власти и заключается в том, что показ греха разрешен Законом, а затем граждан, особенно молодежь, увидевших это зло и повторивших его в реальности, этим же Законом и судят. Значит, нужно менять законы и судить не только совершившего преступление, но и того или тех, кто спровоцировал человека на преступное деяние.

Из письма заключенного:

„...Вообще-то зеки каются очень осторожно. Боятся. У многих встреча со священником происходит первый раз в жизни, и речь от этого скупая, выверенная. Мы тщательно подбираем слова. Но если начиняем доверять, то от всего сердца. Однажды мой друг в конце исповеди эмоционально и искренне выпалил:

"Батюшка, я умру за тебя!" Мои грехи я называть при всех не решусь никогда. Опасно. Иначе те, кто услышат, возгордятся, какие они чистые. Но это шутка. Я знаю, что в свой последний час мусульмане падают на колени и совершают намаз. Русские мысленно просят: "Господи, помилуй..." Я знаю случай, когда однажды под видом переодетого священника пришел следователь, но заключенный-смертник это определил мгновенно и едва не забил лукавого... Интересно, почему по Закону Божьему люди учатся жить, а Уголовный кодекс боятся и ненавидят? Может потому, что УК написан такими же грешниками, как я?.. Из-за отсутствия священника мы часто каемся своим родителям, а У кого их нет – иконам. Просто суд наше покаяние никогда не учтет...

Наши зековские песни особенные. Это стонет наша истоптанная, грешная, проклятая всеми душа. Внешне мы бравируем, но на деле тоска и пустота. Жаль, что молодые на воле этого не понимают. Нас в камере трое. У всех большие сроки. Видимо, это Божий промысел. Первые недели мы бесились, ненавидя друг друга. Потом смирились, сейчас живем очень мирно, даже ухаживаем друг за другом. На нас любил в глазок смотреть один надзиратель, как в кино. Но, слава Богу, администрация сочувствует нам, и его убрали. Стало легче. В миру я был качок – мастер спорта. Здесь понял, что не в то вложил свою жизнь...“

Братья и сестры, мы подошли непосредственно к самой сложной теме – теме смертной казни. Эта мера наказания всюду и во все времена никогда однозначно не воспринималась сторонами – ни потерпевшими, ни пострадавшими. Главная тяжесть смертной казни – в ее ожидании. Расстрел отличается от ада тем, что он происходит, как физическая кара, один раз. В аду же казнят вечно.

К сожалению, как это ни трагично, сегодня многих людей интересует уже не столько сама справедливость наказания, сколько то, КАК это будет происходить. Считаю своим долгом предостеречь. Смертная казнь – это очень суровый акт. Человека лишают жизни. И за исполнение этого приговора несут серьезнейшую духовную и юридическую ответственность все: от следователя до Президента. Особенно велика ответственность Президента, взявшего на себя главное бремя – своей властью осознанно разрешить казнь человека. Архисложность принятия данного решения заключается в вынесении окончательного вердикта: СООТВЕТСТВУЕТ ЛИ ТАКОЕ НАКАЗАНИЕ СОВЕРШЕННОМУ ПРЕСТУПЛЕНИЮ И ВСЕ ЛИ СДЕЛАЛО ОБЩЕСТВО, ЧТОБЫ СПАСТИ ЭТУ ПАДШУЮ ГРЕШНУЮ ДУШУ. Ошибка здесь непоправима, как у сапера на минном поле, ведь от наказания должна быть польза, а не зло. Но, увы, такое случалось. Так, перед тем как казнили маньяка А. Чикатило, был ошибочно казнен А. Кравченко. Государство оказалось к нему немилосердным, хотя он подавал прошение о помиловании.

Приговоры приводят в исполнение люди, внешне от нас ничем не отличающиеся. Если сказать образно – это "хирургическое вмешательство", которое исполняют люди особого рода, призванные Законом избавить общество от "злокачественной опухоли". Не следует давать уничижительные характеристики тем, кто имеет непосредственное отношение к исполнению смертных приговоров. Это самая секретная должность в государстве. Очень мудро, что она тщательно сокрыта от глаз нездорового любопытства. Эта служба своей тайны не раскроет никогда. Давайте только представим: вдруг мы узнаем, что наш отец, сосед или человек в нашем подъезде является исполнителем... Последствия могут быть ужасными – и для нас, и для него.

Зрелище самой казни настолько жестокое и отвратительное, что при всей нашей искусственной браваде („да я бы его!..“) – сделать это сможет далеко не каждый человек. Не говоря уже о том, что такая бравада также может иметь тяжкие последствия. Как известно, в ряде государств (например, в Китае, некоторых мусульманских странах, в США) до сих пор сохраняется традиция публичной демонстрации казней – в назидание и для устрашения. Однако это несоизмеримо с огромным, непоправимым ущербом, который тем самым наносится здоровью людей.

Вместе с тем не секрет, что у потомков людей, однажды увидевших процесс исполнения смертной казни, нередко наблюдались серьезные психические расстройства и генетические аномалии. Известный психолог Н.К. Михайловский приводил такие примеры о пагубном влиянии смертной казни на зрителей. „ ...Одна беременная женщина, присутствовавшая при смертной казни колесованием и чрезвычайно пораженная этим кровавым зрелищем, родила больного ребенка, члены тела которого были переломаны как раз в тех местах, где прошло колесо по телу казненного... Подобный же случай был таковым: преступнику отрубили сначала руку, а потом обезглавили. Присутствовавшая беременная женщина не выдержала зрелища до конца. После того, как топор палача опустился на руку преступника, она пришла в величайшее смущение. Через несколько дней она родила безрукого ребенка. Таким образом, школа показательных казней есть школа варварства и ожесточения нравов“.

Похоже, и у нас в стране есть сторонники подобных „демонстраций“. Иначе чем объяснить появление на телевизионных каналах под видом убедительных доказательств документальных кадров о казни бандитами своих жертв? А поганые, дурманные передачи о преступности, где под предлогом „хочу все знать“ учат души привыкать ко злу? Пора трезво осознать: никогда в семье, где есть безумные родители, не будет здорового потомства. Ростки кипятком не поливают.

Однажды одному актеру-католику из Европы предложили сыграть роль преступника, которого казнят. Он вначале попросил показать ему, как это выглядит на самом деле. Актер не смог досмотреть видеосъемку до конца и навсегда оставил свою профессию. Свое решение он объяснил так: смерть, как и рождение, человеку сыграть не дано, это вне нашего разума и сил. Все попытки изобразить смерть являются неуклюжими домыслами и плодом галлюцинаций, которые приводят к тяжелым родовым последствиям. Нужно признать, что это один из немногих актеров, сохранивший таким поступком духовный разум и здравие.

Из откровения бывшего смертника:

« ...Когда-то я имел отношение к кинематографу... У меня есть мечта. Когда-нибудь снять документальный фильм из двух минут. Первая минута, где мы погрязаем в золоте и разврате и как ведем себя при этом. Вторая – как мы ведем себя в последние секунды перед расстрелом. Уверяю всех: от этих кадров вразумилась бы не одна падшая душа... Я стал умнеть в ожидании казни, которую ждал много месяцев... Конечно, в действительности этот фильм снять нельзя. Его смысл в том, что в этот миг надо показать глаза, а для этого придется открыть лицо. Не дадут. Может, и правильно. Не себя жалко. Мать. Она этого не переживет, а для моих близких наступят черные дни. Их изживут. Еще прошу вас: не плюйте на тюрьму. Здесь не все подонки. А лучше поставьте за нас безымянную свечу. В миру я Василий...“

В России к смертной казни на протяжении многих веков всегда было разное отношение – ее то применяли, то отменяли. Я не буду приводить эти примеры. Об этом много и достаточно толково написано. Просто скажу: покой общества зависит не от того, казнить или миловать, а от здравой духовности. И ни от чего больше.

„...Этого парня с "разноцветной" фамилией доставили в камеру ожидания казни вскоре после суда, – рассказывал мне один следователь. – На вопрос судьи: „Зачем убивал?“ – он ответил: „Я самосовершенствовался“. Он показывал в камере язык, корчил рожи. Офицеры следственной группы, не сговариваясь, сказали: „Никогда еще не приходилось видеть такую мерзость“. Осознать свой грех этому заключенному непросто. Он был сирота при живых родителях. Мать – алкоголичка с пятнадцати лет, а кто из ее семи официальных мужей был его отцом, неизвестно“.

Из откровения прокурора, вынесшего смертный приговор:

«...Было неспокойно после суда... Сразу стали мучить раздумья. Это серьезно сказалось на моем душевном состоянии... Самоистязания закончились тем, что я впервые в зрелом возрасте пришел к батюшке и покаялся. Надо сказать, что для меня это был трудный шаг... После долгого разговора со священником мучения постепенно отпустили меня. Но впоследствии подобного вида деятельности я стал категорически избегать... Однажды при чтении Указа о помиловании осужденный находился в таком состоянии душевных мук, что, видимо, принял его за Указ о расстреле и умер от разрыва сердца. У моей знакомой, которая вела подобное дело, будучи беременной, все закончилось тем, что произошел выкидыш... Надо вообще беречь женщин от такого рода дел. Для кого-то первое слово было Бог... Для другого – мат, муки. И все одно в итоге – Бог...“

Для исполнителей приговора сама смертная казнь – это труднейшее испытание. В процессе подготовки и в момент приведения приговора у всех исполнителей наблюдаются неадекватные психические изменения: замкнутость, ухудшение зрения, сбои в дыхании, а после – нередко наступает тяжелейшая депрессия, которая порой приводит к самоубийству. У меня была однажды встреча с одним из таких людей. Он коротко и глуховато пояснил это так: „Некому было в то время излить горе с души... Сгорали сами в себе. Не знаю, как другие, но я за несколько минут до приведения приговора в исполнение будто не своим языком говорил: „Господи, помилуй...“

При вынесении любого судебного решения, даже самого простого, все имеющие к этому отношение люди должны осознавать, что они не меньшие грешники, чем подсудимые. Нельзя брать на себя роль непогрешимого судьи. Ибо только Суд Божий окончательный и обжалованию не подлежит. Хотелось бы, чтобы судьи были духом здоровее обвиняемых и обладали высокой нравственностью. Увы, это только мечта.

Вы спросите, а как быть с Басаевым и ему подобными? Скажу от себя. Они должны быть осуждены по законам военного времени и приговорены к смертной казни. Для такого рода преступлений нужна именно такая статья в Уголовном кодексе. Когда государство не карает за преступление в соответствии с его тяжестью, то люди, не удовлетворенные судебным решением, мстят сами.

Нелишним будет сказать здесь о правильности важнейшего пункта в УК, в котором говорится о порядке исполнения смертной казни. Вот как он звучит: „Администрация учреждения, в котором исполнена смертная казнь, обязана поставить в известность об исполнении наказания суд, вынесший приговор, а также одного из близких родственников осужденного. Тело для захоронения не выдается и о месте захоронения не сообщается“. Для такой практики есть более чем серьезные основания, так как горький опыт показывает, что к местам захоронения преступников нередко начинается нездоровое "паломничество". Или же совершается шумное политическое надругательство отдельными обиженными, что приводит к настоящей войне между кланами.

Следует напомнить, какая кара настигла предателей Родины, совершивших преступления во время Великой Отечественной войны. Подчеркну, что суд Военного трибунала по данным делам действовал исключительно грамотно, практически безупречно. Приговоры над изменниками Родины в количестве 11 человек были приведены в исполнение через повешение 18 июля 1943 года в 13 часов в городе Краснодаре в присутствии более 30 000 человек. А 19 декабря 1943 года подобная казнь была исполнена над несколькими немецкими оккупантами и предателем Булановым. Впервые на место казни были приглашены представители отечественной и зарубежной прессы. Казнь была воспринята народом со вздохом облегчения, ибо жестокость немецко-фашистских захватчиков на русской земле была столь чудовищной, что даже такая кара многим казалась недостаточной. Что касается Буланова, то трагичность его судьбы была в том, что он так и не осознал, насколько страшно осквернил свой род. Его близкие после его разоблачения не смогли остаться в этих местах и канули кто куда. Булановское древо сгнило и рассыпалось в прах.

В судьбе человека, осужденного по любой статье Уголовного кодекса, не может быть только его личной вины. Если проследить преступление от "корня" до справедливого возмездия, то есть от истока, "зачатия" греха до выстрела в камере исполнения, мы найдем на этой линии жизни огромное количество виновных прямо или косвенно. Поэтому не надо смотреть на узника со злобой, ибо неведомо, кто по твоей линии будет сидеть в тюрьме за твои грехи. Земная тюрьма – это миллионное подобие ада, где вот так же томятся души наших поколений. Но у нас по сравнению с ними еще есть шанс – покаяние. Ни в коем случае нельзя лишать человека надежды на милосердие и прощение. Иначе это порождает еще более страшные действия. Милосердие поднимает на крыло и спасает душу, а если его нет – приводит к тяжелейшим последствиям целые поколения. Если нет надежды, то нарушается заповедь спасения через покаяние.

Почему перед казнью человек ведет себя, мягко говоря, неадекватно? Потому что мечется его нераскаянная душа. Мне рассказывал один осужденный, как он пережил смертный приговор: „Теперь я знаю, что такое душа в пятках... Это не вымысел... Это действительно так. Мои ноги вросли свинцом в пол. Но самое главное знаешь в чем? После приговора недели через две я ощутил, что у меня прошли три почти неизлечимых болезни...“

Особо следует сказать о тех, кто по долгу службы каждодневно имеет контакты с заключенными, обеспечивая охрану, порядок и весь уклад тюремной жизни. „Тюрьма – есть место окаянное, и работать тут должны люди твердые, добрые и веселые“. Так без малого триста лет тому назад мудро рассудил царь Петр I. Сегодня условия тюремной службы таковы, что порой поражаешься, как эти люди, при такой суровой жизни и лишениях, умудряются добросовестно исполнять свои служебные обязанности.

Я как-то разговаривал с одним человеком этой профессии. Он поделился со мной весьма настораживающим наблюдением: „Сегодня законодательство приняло такую форму, что складывается ощущение, словно происходит целенаправленный, стремительный перегон максимального количества людей, особенно молодежи, через тюрьмы. Затем в нужный момент будет внезапно принят такой закон, после которого произойдет быстрое и крайне опасное накопление заключенных“.

Братья и сестры! Приближаясь к завершению вступительной главы, вновь хочу сказать: тюремное заключение, при всей трагичности происходящего – это Божий Промысел. Прихожане тюремного храма и мирского заметно отличаются друг от друга. Уровень отчаяния, страдания и духовного потрясения мирян блекнет по сравнению с таким состоянием у заключенных. Поэтому священник тюремный несет тяжелейший крест. Он должен обладать уровнем сострадания и терпения, равным горю его непростых прихожан. Это, если хотите, воинский подвиг, битва за карабкающиеся из последних сил души. Некоторые исповеди выслушивать настолько тяжело, что с полным основанием можно сказать: „Тюремный священник – это высоконравственный и мужественный человек. Это лицо не только духовное, но и государственное“. И если еще более объединятся тюремная администрация и Православная Церковь – это будет невероятное благо и для заключенных, и для служителей закона, и для всех нас.

Тюрьма – это всенародное горе. И молитва за этих грешников тоже нужна всенародная. Недаром церковные ящики пожертвований в местах заключения – самые полные в России, забитые до отказа. Хочу привести изречение из Евангелия:

«...Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю...“

А завершить эту главу хочу словами одного молодого тюремного священника, который на вопрос заключенного: „Батюшка, а что такое чудо?“ – ответил:

– Чудо? Чудо – это то, что ты принял сегодня Святое Крещение... И попросил прощения у отца с матерью.

Братия и сестры, я всем желаю созидательного чуда, терпения, оздоровления духа, Божией помощи в наше непростое время и прошу ваших молитв.

Из интернета - http://af0n.ru/Viktor-Nikolaev-BezOtcovshina-2008-Ne-svoej-smertyu-Smert-Kolya-ne-byvaet-ni-glupoj-ni-chuzhoj-ni-durackoj-i-ona-vsegda-svoya


В такой ситуации помимо работы воспитателей огромное значение имеет правильный, а главное, своевременный совет священника. Тюремный храм является тем важным местом, где подросток за свою 14-18-летнюю издёрганную жизнь первый раз, робко переступая порог, по-взрослому, тщательно обдумывая, что и как сказать, впервые в жизни произносит слова „каюсь… больше не буду“… Не мало тех, кто так, действительно, больше не поступает.

Некоторые, глядя на священника, робеют от слова „отец“. Они даже с интересом примеряют, что связано в привычном произношении с этим словом. И в этом тоже есть Божий промысел. В начале, осторожно выговаривая это слово, в дальнейшем, привыкая к нему, они произносят его с настоящим смыслом. Здесь лучшим подарком священнику является сердечная исповедь прихода. Объяснить словами духовное единство подростков и батюшки не возможно. Одним „умом Россию не понять“. Только душой и сердцем.


Приближаясь к завершению этого вступления "От автора" книги, я хочу обратиться к молодёжи и, в первую очередь, к той, кого тюремная тематика уже коснулась:

Жизнь, молодые люди, это крестный путь. Сложный, трудный и нередко суровый. На протяжении этого пути встречается всякое: как радостные дни, так и полосы скорби. Идите своим путём. Не завидуйте тем, у кого он, на первый взгляд, кажется более гладким и прямым. У этих людей свои трудности, свои взлеты и падения.

Чтобы не сбиться на этом пути, каждому требуется Божие благословение и молитва. Сегодня есть к кому обратиться за такой поддержкой. Важным фактором на этой жизненной дороге являются любовь, терпимость и смирение. Благодаря смирению сохраняется светлый разум. Беззаботно и бездумно по жизни не прошёл ещё ни один человек. Также невозможно быть умным и хитрым одновременно. В таких случаях душа сначала зло вдыхает, а потом издыхает. Здесь поучительны слова раскаяния из письма одного молодого человека:
„Когда я попал в "зону", то в злобе орал, что родные отказались от меня. Теперь понимаю, что всё было не так. Помог мне и вразумил меня тюремный священник, отец Виталий. Это он мне сказал: „Вспомни, с чего всё началось“. Я долго молчал. Наконец, через силу выдавил: „С оскорбления матери“. Когда я молодой, дерзкий, пьяный пошёл на плохое дело, она, почувствовав недоброе, легла на ступеньки крыльца и, умоляя, рыдала: „Сынок, не делай этого!“ Я тогда переступил через неё и даже испытал наслаждение. А последствия такие… Тот, кого я ударил в драке, умер от ран, моя мать умерла от инфаркта, а я умер для близких. Это не они отказались от меня, а я отверг всех, ради личной выгоды, капризов, внеся тем самым в их сердца муки, потрясения и беду…“

Тюрьма - зона особого покаяния. Наберитесь мужества и смелости для определения причин, приведших вас сюда. Пусть это будет вашим первым покаянием перед отцом, матерью и теми, кому вы принесли муки на воле. В тюрьму тысяча дорог. Из неё - одна. Освобождаясь и идя к выходу, не пройдите стороной ваш храм. Возможно, уже здесь вы получите незримый совет на непростой для вас вопрос: „Как быть дальше?.. Что ждет меня за этими воротами?..“

Вы ушли из того мира несколько лет назад и теперь вернётесь в иной, чаще неузнаваемый. И это тоже крестный путь. Выходя из мест заключения, все испытывают жизненные трудности. Главная забота, чаще всего, где жить. Для начала скажу: пропишите свою душу в храме, а для тела угол найдется. Фактов, когда всё решалось благополучно именно таким способом, достаточно.

Поэтому удивительны были мысли в письме одной женщины:
„Когда мы недовольны своей судьбой, то не осознаем, что людей, мечтающих жить хотя бы как мы, тысячи. В моей жизни был период, когда я была человеком без определенного места жительства. Зимой мы ночевали в храме, переделанном под склад. Невдалеке находилась помойка, куда свозили мусор. А однажды свалили несвежие продукты. Мы их, как могли, отобрали и сложили в разрушенной церкви. А к утру… Они стали вполне съедобными, без дурного запаха. Узнав об этом, к нам прибились и другие горемыки. Так и прокормились зиму. Весной стали восстанавливать храм, где мы и пригодились. К концу лета я обрела паспорт, прописку и определенное место жительства.“

Вы молоды, многие из вас получают или уже приобрели здесь нужную жизненную профессию. Это серьёзная, а нередко решающая поддержка. Знайте, что администрация, воспитатели и учителя от вас ждут только хороших вестей и искренне желают вам добра.

Что касается закона, по которому следует жить, то должен вас по отечески предупредить. Настоящий закон есть только один - это Закон Божий, всё творимое поперёк него - вне закона. Это относится ко всем без исключения.


Особенно следует остановиться на таком деликатном вопросе, как ваши просьбы в письмах прислать материальную или иную помощь. Не торопитесь ждать от людей скорой финансовой поддержки. На вашу беду чаще всего откликаются те, у кого уровень достатка равен вашему, а то и ниже. Читая ваши письма, они молитвенно переживают за вас, но в том и есть величие сострадания к узнику, что через их молитву к вам приходит облегчение.


Всем нам известны слова: молитва матери со дна моря достаёт. Смысл этих слов, в первую очередь, заключается в том, что имеется в виду море зла, в пучине которого тонет дитя. Дурная компания, нехорошие замашки в поведении - это всё море зла. Именно с этого дна старается достать мать своего ребёнка.

Тот, кто испытывает презрение и нетерпимое отношение к заключённому или просто к любому человеку, тоже находится на дне моря зла, моря ненависти и пренебрежения. Мы все нуждаемся в поддержке. Порой один добрый взгляд, теплое слово в наш адрес воспринимаются как глоток свежего воздуха.

Сегодня срочно нужна серьёзная государственная программа для находящихся в заключении подростков и всех тех, кто готовится к освобождению. Именно этот период для любого человека, оказавшегося в такой ситуации, является самым сложным и мучительным.

Братья и сестры! В жизни каждого человека рано или поздно наступает свой „час икс“ - час ответа перед Богом за земные деяния:

* Учитель ответит за учеников,
* военный за подразделение,
* хлебопёк за хлеб,
* режиссер за фильм,
* писатель за книгу,
* министр за отрасль,
* президент за страну.

Но, прежде всего, каждому из нас предстоит ответить за воспитание своих детей, за свою семью.

Я всем желаю покоя, семейного тепла, духовной прописки в Божьем храме.
С поклоном, раб Божий Виктор Николаев


БИОГРАФИЯ Виктора Николаевича Николаева



Виктор Николаевич Николаев родился в Восточном Казахстане в 1958 году.

В 1981 году закончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище.
В 1981-1987 годах - служба в Закавказском военном округе.
В 1987-1988 годах - Афганистан.
В 1988-1989 годах - выполнял задачи по нештатным ситуациям в горячих точках - в Сумгаите, Степанакерте, Карабахе, Спитаке, Тбилиси.

Майор запаса, награжден орденом Красной Звезды.
Член Союза писателей России. Автор книг:

1. «Живый в помощи» (Записки «афганца») 1999 - потрясающей силы книга-воспоминание о "горячих точках"
2. «Из рода в род» 2003 - документальная повесть о жизни в местах лишения свободы (ИУ, исправительных учреждениях)
3. «БезОтцовщина» 2008 - документальная повесть о безпризорниках и жизни в зонах-"малолетках"

Виктор Николаевич Николаев - лауреат премиЙ:

* Союза писателей России «Честь имею» 2000 года,
* литературной премии «Прохоровское поле» 2002 года,
* Большой литературной премии России 2002 года.

Из интернета - http://af0n.ru/Viktor-Nikolaev-BezOtcovshina-2008-...ni-durackoj-i-ona-vsegda-svoya
Не своей смертью? - Смерть, Коля, не бывает ни глупой, ни чужой, ни дурацкой, и она всегда своя…
Виктор Николаев «БезОтцовщина»
(Документальная повесть)
„Здравствуйте, Виктор Николаевич.
Пишет Вам Саша из мест лишения свободы. Я сирота, и у меня никого нет, чтобы писали мне. Вот я и решил написать Вам письмо.

Я попал в тюрьму, потому что очень хотел кушать. Я в своих грехах раскаиваюсь, а они у меня большие. Когда зимой было совсем голодно, то я воровал продукты на рынке. Летом было полегче, я находил их на мусорке, а зимой они сильно замерзали, потому достать и разгрызть их было трудно.

Я всегда верил в Бога, и буду верить в Него до конца своих дней. Я знаю, что Он есть. Я ходил молиться и кланяться Господу. Я бы хотел приехать в какой нибудь монастырь, работать и жить в нём, если там не возражают. Скоро я освобождаюсь и не знаю, как устроюсь там, в Ставропольском крае, откуда меня привезли. Но ехать туда мне не к кому.

Мой отец сильно пил. Однажды он так напился, что я нашёл его в сарае, где он привязал себя рядом с коровой и вместе с ней ел сено и лизал соль. Когда я увидел это, то чуть не сошёл с ума от страха, а мама тогда сказала, что такое уже было.

У нас это началось, когда в деревне не стало работы. Тогда все начали пить, сразу стали злые и противные. Так вот, тогда в сарае, как только отец увидел меня, начал сразу кричать петухом очень жутко и страшно. Я не помню, как забежал в дом, а отец уже сидит там и гавкает. Бабушка тогда сказала, что твой батя - чисто бес.
Когда такое случалось раньше в нашем доме, папа всегда бил маму, и от этого она почти перестала ходить. Из-за этого маму уволили с работы. А работала она на ферме бухгалтером. И у нас совсем не стало денег.

Однажды отец был сильно страшный и набросился на нас. А мама взяла ножик и выколола себе глаза, чтобы не видеть всего этого. Я помню, что её глаза тогда вдруг побелели и закрылись. Скоро мама умерла. После похорон она два раза приходила ко мне, будто во сне. Один раз перестирала всё мое бельё, а в другой раз целовала мои глаза и шептала: „Не забывай глядеть на меня“.

Той осенью, когда умерла мама, меня тайком крестила бабушка, всё плакала и шептала: „Хоть бы кто согрел тебя“. Мне только сейчас стали понятны её слова. Тогда зима была очень холодная, а одежды у меня почти не было. Я ходил в резиновых сапогах и за всю зиму ни разу не простудился.

Я освобождаюсь в конце января, поэтому и задумываюсь о будущем: как устроиться, где работать, зарабатывать на хлеб и больше не становиться на путь преступления. Вот буду выходить и не знаю, что одену. Просить мне не у кого. Придётся ходить в робе. Иногда мне дают свои вещи ребята, у которых кто-то есть, вот за ними и донашиваю. Иногда выделяют из посылок, но это бывает совсем редко. Так что прошу Вас, помогите мне. Я буду ждать ответа. Если прочитаете мою писанину, то не удивляйтесь, что пишу, может быть, не складно. Но я учился только до пятого класса.

Иногда к нам приезжают баптисты, а православные уже и забыл, когда появлялись. Поэтому прошу Вас поддержать меня духовно и насущно. Я молюсь о своих грехах и всем желаю здравия, всей Вашей пастве. Я знаю, что меня все боятся и ненавидят, а я хочу, чтобы меня любили и здоровались. И хочу изо всех сил этого заслужить.

Если Вы мне не ответите, я не обижусь на Вас. Вам, наверное, пишут многие, и понимаю, что всем не поможешь. Просто, если на воле мне будет совсем плохо, то я снова вернусь в нашу колонию. А для этого мне даже советуют, какое преступление и где надо правильно совершить. Но я об этом стараюсь не думать. А Вас, Виктор Николаевич, или тех, кто всё-таки прочитал мое письмо, просто прошу: помогите мне хотя бы советом, как полезно жить“.

Да, Саша, к великому сожалению, ты прав. Помочь я тебе уже не смогу, потому что письмо попало ко мне после твоего освобождения, и ты затерялся в безкрайних просторах нашей страны. И таких писем, по прочтении которых обмирает душа и сжимается сердце, действительно, очень много. Получается, что и вправду, кроме Бога ты никому не нужен.

Дорогие читатели, в моей новой книге я вновь хочу рассказать о том, что видел и прочувствовал лично. Русского человека нет необходимости низводить на жалость. Наша душа у подавляющего большинства всегда была сострадательна и милосердна… Книга эта о семье, о родителях и детях, о людях и нелюдях, о жестокости в любом возрасте, особенно в детском; и всё-таки в большей степени о Любви, о надежде, вопле оступившегося подростка, и о том, как помочь „полезно жить“.

Поймать преступника и наказать его - это всего лишь последняя стадия юридического дела. А вот основное и главное заключается в том, как этого мальчишку или эту девчонку вразумить и подготовить к тому новому миру, который находится за воротами колонии. Сегодняшняя социальная и моральная среда меняется настолько стремительно, что уже через полтора-два года освободившаяся молодёжь выходит в неузнаваемый, часто более агрессивный кусающийся мир.

В той деревне или городке, откуда они родом, бывших заключённых, действительно, боятся и ненавидят, а нередко создают такую невыносимую атмосферу бытия, в которой их замкнутая, огрызающаяся ранимая душа легко и порой, назло всем становится на новый путь преступлений. Поэтому надо решить главную задачу: создать настоящую государственную стратегическую программу по восстановлению и поддержке этих людей. На сегодня ничего подобного или близкого к этому нет.

Посещая детские колонии, я повидал многое. Могу сказать, что судьбы мальчишек и девчонок чаще всего несут в себе такие факты, осмыслить которые требуются иногда даже не дни, а недели и месяцы. У них, молодых по возрасту, но пожилых по опыту есть свой цепкий недетский взгляд на окружающий мир. Ко всему можно добавить, что на сегодняшний день почти половина осуждённых подростков - это сироты. У некоторых есть только бабушка или дальние родственники, но от этого жизнь подростка ощутимо не улучшается. Порой есть и родители, но… как бы это тактичнее сказать… лучше бы их не было. Это ли не грозное предупреждение всем нам.

Однажды у меня была встреча с одним пареньком, осуждённым за убийство. Жестокая судьба собеседника не является каким-то из ряда вон выходящим фактом. Глядя на его лицо с дублёной кожей, этому пятнадцатилетнему мальчишке можно было смело дать лет двадцать семь - тридцать:
После того как их небольшая деревенская пилорама, являющаяся единственным средством заработка, перестала существовать, родители, и без того слабые люди, ушли в окончательный запой. В один из таких дней мать, находясь в пьяном угаре, при попытке найти в погребе хоть какую-то еду, захлебнулась в бочке с огурцами. Рассказывая о своей жизни, Славка выглядел абсолютно спокойным, и всё, о чём он говорил, звучало настолько буднично, что мне было просто не по себе.

- Я хотел достать мамку, - вяло вспоминал Славка, - но отец не дал мне и всё орал: „Досигалась, стерва… Пусть теперь хлебает, чтоб не повадно было…“. А когда я всё-таки её ночью достал, то мне стало так плохо, что я сам напился и уснул рядом с мамкой. Отец меня утром нашёл и долго бил. А после того, как мамку закопали за деревней, он посадил меня в тот же день в сырой погреб и держал там несколько дней, пока я не окоченел. За меня заступиться было некому. В деревне восемь дворов и то одни старики. Моего отца все боялись, а власти уже давно нет вообще. Два раза папка отдавал меня цыганам. Там у них всем заправляла одна волосатая старуха. Её звали „мать-героина“, потому что она торговала наркотиком - героином. Они учили меня, как продавать его и вести себя „в случае чего“.

Славка помолчал, потёр заскорузлые руки. На его обветренном лице выгоревшие, не то вымерзшие брови были не заметны. Какое-то время он пытливо изучал меня. Видимо, взвешивал, насколько я прочен как собеседник в своем обещании молчать о некоторых особенностях разговора.

- Особо у нас ценились инвалиды, но больше всего дети, - продолжал Славка. Детей родители отдавали цыганам за водку. Их хватало ненадолго, потому что им кололи наркотики. Но своих цыганят они для этих дел никогда не использовали.

Тут Славка закурил и, покряхтывая по-мужски, довольно долго молчал. Он молчал так долго, что пришлось его даже окликнуть.

Очнувшись, Славка опять заговорил:
- В общем, я сбежал оттого, что игла засветила и мне. Там у меня был не то чтобы дружок, а так, знакомый. Он и шепнул мне: „Беги, а то и с тобой что-то будет“. Тем более, что с батей за меня, как я узнал, цыгане толком так и не рассчитались. Я уехал на одном товарном поезде. К зиме мне удалось пристроиться на вокзале в Москве. Там у меня была подружка Лизка. Сколько ей лет, она сама точно не знала, но говорила, что двенадцать. Наверное, не врала.

То, о чём рассказывал Славка далее, правильнее уже рассказывать мне. Ибо его и без того скупой словесный набор начал от волнения сползать на специфический бытовой жаргон.

Девочка Лизка свой возраст, вероятнее всего, действительно, не скрывала. Ни к чему. Она была калекой. У неё не было стоп обеих ног. Лизка из-за серьёзных душевных потрясений не помнила ни своих родителей, ни откуда она родом. Оказавшись в столице, она быстро нашла общий язык с себе равными. Другим она была просто не нужна. В первую же зиму, спасаясь от голода и холода, девочка решила провести самое морозное время в подземных городских коммуникациях. Тянувшиеся многокилометровые трубы парового отопления давали хоть какие-то шансы не окоченеть.

Но, однажды, надышавшись (так уж было принято) клея, она уснула где-то у вокзала, прямо на улице. Этого было достаточно для обморожения. Славка не мог объяснить, что тогда остановило его возле неподвижно лежащей на снегу девчушки. Не то жалость, не то ещё что-то. Он, как мог, дотащил Лизку в свою обжитую берлогу и представил её коллективу сожителей. Того требовали жестокая дисциплина и негласные условия этих людей. Они без особых претензий осмотрели девчушку и махнули рукой: „Пусть пока живёт“.

Через несколько дней Лизкины обмороженные стопы заметно распухли и стали лиловыми. Поднялась высокая температура. На одном из ближайших совещаний сожителей было принято решение: „Оперировать!“ На этом настоял бывший врач и хирург Шприц. Его там так звали, в связи с грустной биографией и роковой судьбой. Говорили, что он в своё время был хорошим врачом, но неудачная любовь, в несколько месяцев сломив его дух, опустила на дно города, в котором его когда-то уважали.

Шприц, надо сказать, довольно тщательно подготовил операционный стол в виде коллектора. У него были самые необходимые инструменты и даже новый белый халат. У врача Шприца имелась и своя неплохая аптека. Он собрал её по мусоркам и свалкам, где можно было при желании найти всё: от лекарств и шприцев до самой серьёзной аппаратуры. Случалось, что найденное им просроченное лекарство по договорной цене отдавалось в аптеки, где переклеивались сроки годности, и оно в очередной раз уходило нуждающимся.

Итак, операция началась. Лизке Шприц поставил обезболивающий укол, но ей, видимо, было всё равно больно, и он приглушил муки девочки стаканом вокзальной водки. Во время операции рядом находились все желающие. На лицах не было ни особого сострадания, ни излишней любознательности. Жизнь этих людей сама по себе была не легче, а страдания ничуть не меньше, чем те, которые испытывала в этот час их юная сожительница. Они просто покуривали и наблюдали. Через полчаса всё было кончено. Обе Лизкины культяпки Шприц аккуратно завязал в целлофановый пакет, а ей влил в рот ещё стакан водки. Присутствующие молча расползлись по углам без эмоций и обсуждений увиденного.

Шприц свою пациентку выходил менее, чем за год. Она оказалась удивительно живучей. Случилось так, что к концу своего выздоровления Лизка ещё к тому же стала матерью. Роды принимал тот же Шприц. Младенец, не вдохнув и глотка жизни, задохнулся в целлофановом пакете…

Потом Славка исчез. Довольно скоро бывалый паренёк влился в другой, схожий по своим законам коллектив.
Мы со Славкой ещё какое-то время посидели. На прощание я спросил у него: „А откуда ты родом?“ Пятнадцатилетний мальчишка, едва заметно усмехнувшись, сказал: „С помойки“…

После подобного разговора требуется много времени на душевное, а то и физическое восстановление. Таких, как Славка, Лизка, Шприц и им подобных настолько много, вследствие чего невольно может сложиться ощущение, что наша государственная воспитательная система является одним из основных поставщиков подростков на помойку…


Но при всём этом обнадеживающим фактором является то, что наши православные храмы заполняются всё новыми и новыми прихожанами. Отец Василий, старенький мудрый священник, как-то сказал: „Раньше люди приходили к Богу от радости, а сегодня всё больше от горя…“
Хочу только добавить: „…Но, чтобы уйти с надеждой, которая принесёт радость“.

Генеральное значение в воспитании подрастающего поколения имеет семья: большая, дружная, созданная на основе почитания и уважения родителей, терпении и желании помочь оступившемуся. Такое сегодня встретишь уже не часто. Лучший способ прославить родительское имя - это не позорить его. Особенно хорошо, когда много детей. Как однажды на это сказал мой знакомый батюшка: „Никогда голодным не останешься. Доел за всеми и сыт“. На семье хочется остановиться особенно…

Что мы знаем о своих предках? В подавляющих случаях только немного о бабушке, дедушке и кое-что о прабабушке и прадедушке. Революция тысяча девятьсот семнадцатого года помимо известных трагических событий умело вытравила понятие „род“. Откуда твой корень? Тот тихий счастливый уголок, где раздался первый крик твоего родового начала, и откуда берёт течение твоя фамильная река?

Что значит слово „родословная“? Это слово о роде. Даже собака имеет родословную, а из нашего паспорта национальность и ту вытравили. Это похоже на тактику грубого, циничного и умелого разрушения родового корня. Что будет с домом, если не будет потомства? Его разворуют, разрушат. Не помня родства, мы не имеем возможности молиться о покое ушедших в иной мир, а это обыкновенная неблагодарность к тем, кто через свою кровь дал нам жизнь. Не зная или не помня их, забудут и о нас.

С развалом Советского Союза развалились тысячи семей. Под обломками этого государственного дома и по сей день многие ищут своих родственников. Не пострадали, а, более того, остались даже в выигрыше те, кто взорвал это здание. В результате этого антигосударственного диверсионного шага по бывшей стране от потрясений и отчаяния ощутимой волной прокатились такие преступления, которые от безсилия ловко назвали „бытовухой“.

Я люблю поговорить со стариками. Это очень рассудительные собеседники. У одного из них я спросил: „Почему плохо живём? Часто всем недовольны?“ На что он спокойно ответил:
„Потому что живём не там, откуда родом. Твоих когда-то вырвали с корнем и бросили за плетень. Хорошо семя оказалось плодовитым и дало хоть какие-то всходы. А ведь не всем так повезло. Кто засох, кого просто затоптали“.

Такие жизненные вывихи и переломы наложили серьёзный отпечаток на семейные отношения. Только сегодня начинает приживаться венчание - торжественный, яркий, единственный на всю жизнь праздничный обряд. Умно сказал один священник: „Невенчаная семья, как непризнанное государство. Не признанное Богом“. А в таком мини-государстве, к сожалению, чаще всего происходит как в известной песне: „Если в квартире кавардак, то и на душе похоже точно так…“ Фактов, подтверждающих эти слова, множество. Сегодня уже не редкость, когда дети берут управление домом на себя из-за того, что от тяжелых душевных и физических ранений слёг кто-то из родителей. А то и оба. И дети начинают содержать в полном смысле несколько человек, решают бытовые вопросы, почти не допуская при этом ошибок.
Однажды я был на Алтае и стал свидетелем следующего. У небольшой церкви скромно стояла девочка семи - восьми лет. Она ничего не просила, но к ней довольно часто подходили прихожане и что-то давали. Обычно пакетики с продуктами, иногда одежду и деньги.

Выбрав минуту, я тоже подошёл к ней и спросил:
- Кто ты и почему здесь стоишь?
Её ответ был будничным и спокойным;
- Мама сильно болеет. Уже год лежит. И Ванька, младший братик, ему два года, тоже шибко болеет. Они очень хотят кушать, а папка от нас ушёл. Девочка машинально взяла у меня небольшую сумму денег и шоколадку.
- Это всё для мамы, - сказала она. - Сегодня её очередь кушать. Я ела вчера. Мы только Ваньку каждый день кормим.
- А в школу ты ходишь? - спросил я. - Нет.
- Почему?
- Надо маму и Ваньку на ноги поставить. Без меня им не выжить.

Этой девочке помогали обращаться во многие госучреждения. Везде отнеслись с пониманием, но ответили только бумагой. В итоге она пришла к храму. Так подсказало сердце…

Но всё же хочется настоятельно посоветовать чиновнику, принявшему такой закон о соцподдержке для этой девочки (а таких тысячи по России): рискни прожить, согласно своим распоряжениям, сколько сможешь. Уверяю, через несколько дней ты составишь компанию этим тысячам…

Детская преступность во многом корнями уходит в наши родительские отношения. Дети живут, копируя родительское поведение и родительские грехи. Последнее наиболее заманчиво.

Бытует поговорка: дал Бог ребёнка - даст и на ребёнка. Но это в том случае, когда брак совершается по благословению, происходит Таинство венчания, и результатом тогда является крепкая семья и здоровое потомство. Сегодня нередко происходит наоборот. Скоротечное знакомство, обыкновенное сожительство в страстях, зачатие в пьяном угаре, он или она уходят из дома со скандалом, истерикой (назло всем!), и этим бравируют.


Здесь к месту сказать о материнской или родительской любви к своему ребёнку. На сегодняшний день надо хладнокровно признать, что уже нередки случаи, когда это чувство родителям ощутить уже не дано по многим причинам. Либо они сами к себе его не испытывали с рождения, либо оно стёрлось по мере взросления. Все причины не перечислить. Истинное понятие материнской любви стало приобретать некий уродливый смысл.


В одной из женских колоний у меня была встреча с непростой женщиной, занимающей не последнее место в тюремной иерархии. Разговор с такими людьми, как правило, о многом заставляет задуматься. Вела себя она довольно просто, говорила искренне. Поведение этих людей на самом деле не такое, как это пытаются надрывно и глупо показать некоторые современные актеры в фильмах о „зоне“. Галина, так назовём эту женщину, вдруг сама предложила мне поговорить о любви и жалости. Мы сидели с ней в пустом клубе „зоны“ на последнем ряду, и нам никто не мешал…
- Материнская любовь, - начала Галина и чуть задумалась, - нередко бывает слепа. Я отсидела много, больше двадцати лет. Во всём виновата сама, и сейчас уже ни на кого не держу зла. По молодости, конечно, многое чувствовалось иначе. Вот сейчас смотришь, как возят некоторым девчонкам мешки с продуктами, и замечаешь, какую это вызывает реакцию у других, от которых отказались все родственники. Но главное в том, что эти родители так и не поняли, что они сами посадили свою дочь, и выйдет она отсюда ещё большей гадиной. В „зоне“, наверное, вообще любви не бывает. Если и есть что-то похожее, то только жалость или реже сострадание. Особенно к тем, у кого первая ходка…

А, вообще знаешь, чем отличается жалость от любви? И, не дожидаясь моего ответа, сказала:
- Жалость - это значит чем-то поделиться. А Любить - отдать всю себя.

У меня в детстве был такой случай. На крыше нашего деревенского дома был красивый скворечник. Его когда-то сделали мы с отцом. Туда каждую весну прилетала одна и та же пара скворцов. Счастливые такие, горластые. Они, похоже, знали нас в лицо. Через какое-то время у них появлялись птенцы, такие же заливистые. Пока мать с отцом ищут им червяков, они высунутся в окошечко и радуются всему, что видят. Однажды, когда родители улетели, соседский кот подкрался к скворечнику, засунул в него лапу и стал оттуда вытаскивать птенцов, глотая их по одному, наспех, даже не разжевывая. Видно чуял, гад, что если его прижучат - разорвут. Мне было жалко птенцов. Я, как могла, пыталась отогнать кота, но и всего лишь. Тут прилетела мать. Она с котом дралась насмерть.

Галина вдруг замолчала и потихоньку закурила, пуская дым осторожно по стене. Через несколько минут она заговорила снова:
- Ну, так вот, мать погибла, отдав всю себя. Потому что любила.
А я… Я могла бы спасти, но мне было только жалко, и я не стала рисковать, лезть по непрочной лестнице и биться за скворчат. Очень боялась упасть. А скворчиха погибла, потому что была мать.

Галина долго молча курила.
- Да, за чужих детей больно, а за своих страшно, - добавила она. Вскоре мы с ней расстались…

Ты во многом права, Галина…
К сожалению, сегодня уже нередко бывает и другое: за детей не больно и не страшно, ни за своих, ни за чужих как родителям, так и обществу. Всё, о чём я рассказываю - это не какие-то особые редкие случаи из ряда вон выходящие, а, к сожалению, факты, которые на сегодняшний день приобрели настолько массовый характер, что становятся опасными для государства. Это такая своего рода морально-нравственная Хиросима.


Тяга к жестокости, цинизму, желание крови отличает нынешнюю молодёжь. С годами стало наблюдаться омоложение садизма. Если в 1980-х годах к этому потянулись те, кому за 25-30, то сегодня - это уже устойчивые молодые группировки от десяти лет. А нередко и младше! Во время бесед, ещё до суда, о причине убийства или другого совершённого злодеяния многие из них хихикают, отворачиваются, плюют на пол. Далее идёт типовой ответ: „А чё? Чё ещё с ним было делать?“ Стыда на лице и ужаса от содеянного я почти не видел. Чаще это относится к подросткам в начальной стадии заключения. Первые признаки осмысления содеянного наблюдаются гораздо позже. Даже позднее, чем у взрослых. А порой никогда.

Видя такое, надо сказать, что воспитанию детей следует уделять внимания больше, чем обороне. Ибо, если будет перебит духовный хребет, высококлассное оружие будет уже ни к чему. Устраняться от воспитания детей - всё равно, что плевать против ветра. И ветра чаще всего штормового. всё вернётся на физиономию плюющего…


Затронем самую зловещую на этот час тему - пьянство. Пьянство - это пожар, в котором сгорают семейные отношения, любовь друг к другу теряются даже признаки скромности и стыда. И это катастрофа государственного масштаба. Лучше всего об этом рассказала одна девочка, приславшая мне письмо из колонии, осуждённая на долгий срок:
„…Папу с мамой я боялась, как огня. Особенно маму. Она была грязная, и от неё всегда плохо пахло. Мне было стыдно за неё и жалко. Я часто плакала, видя её, когда она ходила по деревне. Бывало, что совсем голая. Когда мы с братом на родителей кричали, то они сразу били меня, а брата Гошку сажали в бочку и закрывали. Он стучал внутри и говорил, что больше не будет на них ругаться.
А потом он стал с ними выпивать. Тогда ему было семь лет. Ко второму классу он совсем спился. Отец посылал его в ларёк, куда привозили водку из Пскова, и говорил: „Не сможешь выпросить - укради. Придёшь без водки - убью“. У нас её там берёт вся деревня. Даже учитель труда.
Один раз Гошка сказал мне: „Я специально пью, потому что мне трезвому страшно на папку с мамкой смотреть. А если нажрусь, то хохочу, когда вижу, что они делают“!

На Новый год Гошка так напился с родителями, что замёрз в сенях. Я его хотела сначала спасти, но отец не дал. Орал, что пусть знает, как нам врать, что водку не привезли. Тогда я их сожгла. Дождалась, когда родители уснут, заколотила и подожгла. Они сгорели, а меня посадили в тюрьму. Я даже не знаю, жалко мне их или нет. Прошло почти три года. Вспоминаю только Гошку, но всегда чистенького. А маму, как она сидит на крыльце и ждёт меня из школы. Она, когда ещё не пила, так всегда сидела рядом с большим подсолнухом. А папу не вспоминаю никогда.
В нашей колонии есть церковь. Я там пока не была, но собираюсь. Моя подружка сказала, что там очень тихо и спокойно, а когда плачешь, то не стыдно.
Простите меня, если что-то сказала не так. Надя.“


Когда ездишь по России, встречаешься с людьми в колониях, воинских частях, видишь ещё одну всё более проявляющуюся деталь: умопомрачительное богатство одних, подавляющее всякое представление о чувстве меры, и полную нищету других. Я не случайно говорю о потерянном чувстве меры. Приведу лишь один факт из многих:

Отмечался день рождения сына в семье одного бизнесмена, ставшего богатым за короткое время в середине девяностых. Мальчику исполнилось восемь лет. Что ж, хорошая традиция - семейное застолье. Подавали торт весом в восемь килограммов. И в знак особой родительской любви лакомство осыпали золотым песком. Золотым песком из золота девятисотой пробы весом в восемьсот граммов. По сто граммов за каждый год сынишки. Этот рецепт о пользе золота для организма прочитала мама, отдыхая на экваторе.
А в это самое время… Север России. Финансовый дефолт. Потеря последних копеек, падение духа, безысходность у миллионов россиян.
Некогда ещё относительно стабильный рабочий поселок обнищал за несколько дней. Во многих семьях наступил настоящий голод. Мать с четырьмя детьми, доведённая до полного отчаяния, с последней надеждой идёт к тому, кто, в немалой степени, обогатился за счет финансовой провокации государства.

- Помогите, - просит она хозяина.
Тот, развалясь в кресле, спросил с циничной ухмылкой:
- А чем платить будешь?.. Собой?..
- Собой, - выдохнула она.
Выходит из кабинета, берёт у секретарши нож, хладнокровно отрубает себе три пальца и, зайдя к бизнесмену, бросает их ему на стол.
- Вот всё, что я имею. Бери. Скоро она совершает преступление…

Сегодняшний закон поощряет цинизм, зверства, бесстыдство. Одна респектабельная дама подарила сыну на день рождения набор интимных принадлежностей, объяснив свой поступок тем, что сын уже достаточно умен и свободен в праве выбора. Он решит сам, нужно ему это или нет. Сын материнский подарок принял с благодарностью. Приглашенная на банкет „золотая“ молодёжь с неподдельным восторгом отнеслась к поступку матери именинника.

Желание родителей вырастить и воспитать ребёнка в достатке - это совершенно нормально. Но как в нашей жизни определить ту меру достатка ребёнку, и где та грань, переступать через которую нежелательно? Нам известен невинный, на первый взгляд, и, якобы, оправданный лозунг: „Все лучшее детям“. Правильно ли это? В итоге они нередко становятся хладнокровными и жестокими иждивенцами. А потом, чтобы создать ребёнку достаток, к уровню которого он становится всё более требователен, и удовлетворить все его капризы, родители меняются сами. Ведь на всё надо изыскивать средства. Вот откровение одной женщины:
- Мы с мужем делали всё, чтобы наш сын не знал нужды ни в чём. До определенного возраста, класса до восьмого, он вёл себя довольно скромно и довольствовался тем, что есть. Мы не могли этому нарадоваться. Но родительская любовь в действительности бывает слепа. На осторожные подсказки близких: „Смотри, он меняется“, я становилась агрессивной, злобной. И видела уже это сама, но старалась мучительно переубедить себя: мол, показалось, время такое. К сожалению, не показалось. И время здесь ни при чём. Эти изменения стали отражаться на отношениях с мужем. Он человек мягкий, добрый, не имел таких возможностей зарабатывать, как я. А сын менялся на глазах. То, что его устраивало в прошлом месяце, в этом - уже было мало.

Поиск новых денег сказался и на моих отношениях с коллективом. Я, глупая, думала, что мне за грубость и своеволие будут всегда повышать зарплату. Создала ещё несколько фирм, стала мотаться по миру. Сына воспитывала по интернету, разговаривая с ним то из одной страны, то из другой. Делала всё, чтобы обо мне говорили: „Страшная женщина“. Я упивалась этим. В итоге во мне всё спуталось. Сердце мое окаменело. Близкие раздражали и злили меня. А последствия общеизвестные и печальные. У мужа другая женщина, а сын, когда я слегла, ни разу не пришёл ко мне. Без денег я ему не нужна. Сейчас я с трудом встаю, иногда плачу. Даже не плачу а просто слезы сами начинают катиться по щекам.

В конце разговора она произнесла странную фразу: „Я благодарна им за боль“. И перекрестила меня единственно подвижной правой рукой…


Непросто складывается наша жизнь, и, к сожалению, редкий человек может сказать, что предательство близких людей обошло его стороной. Все по-разному пережили это. Но безразличным, я думаю, не остался никто.
У меня была встреча с одной женщиной, которая рассказала о своей судьбе с желанием предостеречь и наставить, чтобы услышавший не повторил её ошибки:
- Наша семья была такой же, как тысячи других: с неплохим достатком, дружной, скромной в запросах.
Всё враз рухнуло, когда внезапно открылись глаза на подлость мужа. Он, живя с нами, легко отвернулся от нас. Я приходила с работы издёрганная, засыпала злая и просыпалась злая. Поступки детей тоже стремительно становились отвратительными, а я к этому уже относилась безразлично. Скоро пришло первое сообщение от участкового о проделках моего сына. Я помню, что на это только устало кольнуло сердце и всё. Я сама заметно опустилась внешне и распустилась внутренне, отчего стала доступна (в плохом смысле) даже тем, к кому ещё недавно относилась брезгливо и нетерпимо. Сейчас у меня парализована правая часть лица, и я не могу ходить. А произошло это от того… В общем, скажу. Однажды меня привезли в одно из злачных мест города и, когда меня подвели к так называемому директору, то оказалось, что это мой сын… Теперь у меня есть, наверное, только то, что и должно быть - больничная кровать, редко меняющееся бельё, тусклое окно и трехразовое питание в больнице для умалишенных и брошенных.

Я знаю, что нелегко читать об этом, но поверьте, слышать это из первых уст ничуть не легче. Главное, что вдохновляет на подобную работу, - это искренность тех, кто, несмотря на все лишения и трудности, желает очистить душу. В подтверждение хочется привести ещё одно письмо из женской колонии:
„…Когда-то на могиле своего мужа, в порыве, я выкрикнула такие слова: „Господи! Я ненавижу Тебя! Будь Ты проклят!“
Душевная боль была настолько сильна, что я ощущала её физически. Даже сейчас, вспоминая всё произошедшее, я чувствую ее. Хотя прошло уже восемь лет. И вот, в тот момент, я думаю, что Бог отвернулся от меня.

Да, я знаю это. Он не принял меня, когда спустя какое-то время я пришла к Нему в Церковь. Пришла настолько измученной. Поставила свечку „за упокой“ и ещё хотела поставить свечку за свою безнадежную и грешную душу. Но… свечка у меня потухла. И вот, в ту секунду в моей голове тоже всё потухло. Перед глазами - темнота. И только одна мысль: „Бог не хочет забирать меня к себе, но ведь и здесь, на земле, у меня нет жизни. Куда же мне податься?“

И я чувствую сильнейшее желание ударить по подсвечнику, чтобы все свечи разлетелись по сторонам. Ещё секунду… и я бы это сделала. Я уже видела перед глазами эту яркую картинку. Но… вдруг я резко поворачиваю голову в сторону, и натыкаюсь на глаза. Глаза женщины. А в них… СПОКОЙСТВИЕ. Я не знаю, как это описать. Но черное наваждение пропало. Она как будто коснулась меня белым перышком. Я просто опустила глаза и как-то смиренно пошла к выходу. Вслед я услышала: „Пойди искупайся в Святом Источнике“.

Я ещё много раз приезжала туда, чтобы искупаться. Но вот зайти в церковь я больше не решалась. Уже потом, какое-то время спустя, я снова зашла. Поставила свечку. Наверное, Бог всё же позволил мне это сделать. Хотя Он не мог не знать, что в моем сердце так и жила ненависть. Я ненавидела Его. Ненавидела всем своим существом. И… всё же… шла к Нему. Парадокс. Я вытворяла такие страшные вещи, но от этого мне не было легче. И ещё. Я столько раз просила Бога о смерти. Только Он знает, как я искала ее. Но… я жила. И вот за это я Его ненавидела.

Потом тюрьма. Как мне казалось, я совсем нелепо и случайно туда попала. И только теперь понимаю, ничего случайного в жизни не бывает. Расплата. Или Божий Промысел.

Но ведь только в тюрьме до меня, наконец-то, дошло, и я осознала то, что я не одна в этой жизни. У меня есть мама, есть маленький сынишка. Они сильно за меня переживают и болеют. Плачут. Тоскуют. Я поняла, как я им нужна. Как им трудно без меня. Как они меня любят и ждут.
Господи! А я ведь хотела их оставить сиротами. У меня сердце сжимается от тоски и боли за них. Я каждый раз им говорю: СПАСИБО. СПАСИБО за то, что вы есть!
И СПАСИБО Тебе, ГОСПОДИ, что Ты дал мне это понять!

Теперь Вы понимаете, какой тяжелый камень у меня на душе? Я хочу покаяться. Хочу, наконец-то, впустить Бога в свою душу. И попросить ПРОЩЕНИЯ.
Я теперь знаю, что я сделаю в первую очередь, когда освобожусь. Я пойду в Церковь.
А пока я обращаюсь к Вам с большой просьбой. Помолитесь за мою маму Светлану и сынишку Сергея и ещё за мою грешную душу. С уважением, Ирина.“

Зло безконечно продолжаться не может, Ему всегда есть конец.
Внезапный и страшный.
Примерами этому служат те откровения людей, которые изложены в моей книге.
Безконечным же может быть только добро!


Мы любим говорить о династиях. Династия учителей, рабочих, инженеров, военных. А сегодня уже есть и пустили крепкие корни династии воров разных степеней, бандитов, и это вызывает у молодого поколения гордость, почет и уважение. Но грязная душа чистого потомства не дает. Не все родники целебные. Есть с тяжелой водой, и нам не ведом их исток. В основе преступления лежит падение морали. Где умер стыд, там рождается бесстыдство. Бесстыдство - одно из основных поставщиков человека в тюрьму.


Порой слышатся такие слова: „На нет и суда нет“. Ошибаетесь. Суд есть на всё. А на „нет“ порой более суровый. Например: нет, не буду воспитывать детей. Нет, не стану ухаживать за больными близкими. Как равно и нет, не создадим, наконец, такие законы, благодаря которым мы обретем хотя бы относительный покой, стабильность и процветание.


Говорят закон надо уважать. Закон будут уважать тогда, когда он будет заслуживать уважения. Во многом, благодаря сегодняшним законам, растет количество безграмотных детей. Однажды мне пришло благодарственное письмо от подростка из колонии, которое больше, чем на половину, было написано… матом! И не от того, что он это сделал специально, а потому что он других слов просто не знает!

Создается ощущение, что жить или не жить нашим детям сегодня решают те, у кого их нет. Или в России нет. Сегодня в колониях оказываются мальчишки и девчонки, которые впервые (!) увидели зубную щетку, чистую постель, которых только здесь первый раз в жизни назвали по имени. В детских колониях сегодня можно увидеть подростков всех социальных слоев общества. Достаточно тех, у кого родители являются людьми обезпеченными. Есть такие, которые обучались в престижных учебных заведениях. Но, как ни странно, они-то нередко и отличаются особой изобретательной жестокостью. Это говорит о том, что образование - это ещё не воспитание. Можно иметь несколько дипломов о высшем образовании и оставаться хамом.

Сегодня мы много говорим о терроризме. Есть ещё терроризм духовный. Человек, опутываемый страстями, сам себе террорист. Бросить семью - это тоже терроризм. Создание невыносимых условий жизни своим гражданам, процветание разврата на законодательном уровне - всё это терроризм. Отсюда и облик наших детей. Нам известна фраза „дети войны“. А „дети тюрьмы?!“ Не только оказавшиеся там, но и родившиеся в зоне, каких немало. А „дети демократии? перестройки?“ Это всё те же дети войны. Ещё более жестокой и безнравственной.


В истории любого государства всегда были, есть и будут личности, на которых равнялись. Это и герои и антигерои. Просто человек нередко идёт не с тем поводырем. Сегодня, чтобы кого-то сделать знаменитым, нет нужды искать талантливого, высоконравственного с реальными заслугами человека. Достаточно кого-нибудь в течение недели просто показывать на телевидении, и он уже будет знаменит и почитаем. Ему дадут кличку „звезда“. И неважно, что вообще стало причиной его знаменитости. Нередко его заслуга, мягко говоря сомнительна, а то и вовсе неприлична.

В СМИ, в кино, в литературе широчайший выбор для молодёжи между мерзостью и супермерзостью. У каждой эпохи есть своё не только лицо, но ещё и рожа, которая проявляется всё явственнее.

Почему наша молодёжь всё меньше и меньше смотрит фильмы сороковых-семидесятых годов? Потому что сегодняшняя мораль деградировала.

* Как можно сравнивать низкосортные сериалы и такую классику, как „Проверка на дорогах“, „Они сражались за Родину“, „В бой идут одни старики“, „Мужики“… Никак. В тех фильмах снимались актеры, знавшие армию и жизнь. Они пережили это. И в их фильмах получилась не игра, а восстановление прошлых событий. Чего не скажешь о современных извращенных киновыходках.
* Ветераны Великой Отечественной войны, „афганцы“, солдаты чеченской войны не смотрят сегодняшние фильмы об этом. Потому что так не бывает!
* Заключённые не смотрят сегодняшние фильмы о „зоне“. Когда подобное попадает в колонии, они, усмехнувшись, плюют на экран и уходят.
* Не надо, не знавшему горя, любовь, настоящее счастье, делать об этом многосерийный пошлый разнузданный детектив.

Никогда кухарка не станет Президентом. Иначе у неё и каша подгорит, и государство развалится. Задача кухарки сварить хорошую кашу, чтобы сытый Президент умело руководил страной.

Фильмы нового поколения приносят огромную прибыль создателям, привлекая зрителя кровью, ужасами, развратом. Но за это тоже надо платить. И мы платим. Платим тем, что харкаем кровью. Поэтому нельзя терять бдительность и следует четко различать, где культура, а где „культу - ура!“ Ещё говорят: „Купите свежую газету“… Там, где реклама грязи, - свежести быть не может.
Как-то я спросил одного режиссера-сценариста:
- Зачем создаете злые, конфликтные фильмы? Тот, ухмыльнувшись, переспросил:
- Честно?
- Честно, - ответил я. И тут его, как прорвало.
- А чтобы взбесить толпу. Я балдею, когда вижу злую толпу. Это мой адреналин…

Читатель, какая на это есть статья Уголовного кодекса РФ ?
Несколько подростков в возрасте от 8 до 15 лет убили двоих из-за бравады и куража, взяв за основу действия героев фильма „Бригада“. Из него же приклеили себе клички. После хладнокровно совершенного преступления печень одного убитого скормили собакам, а бедро сварили и съели, выпив перед этим по бутылке водки.

- Я хотел именно такого мяса, до судорог, - признался один из них. - Сначала мы посмотрели этот фильм, потом несколько „ужастиков“, но и этого показалось мало, всё равно было скучно. Захотелось чего-то более острого, кровавого. Нам нужна была только чья-то смерть…

И фактов, подобных этому, сотни…

В Сибири мне удалось встретиться с бывшим заключённым. В свои почти восемьдесят лет он большую часть жизни провёл в зоне. Сам по себе этот человек очень замкнут, немногословен. Среди сельчан у него из близких никого нет. Быт его достаточно скромен: солдатская кровать, такая же посуда, в остальном - только самое необходимое. Бывает, что к нему заезжают некие мужички, но перед тем, как войти, они осторожно просят разрешения и старательно вытирают ноги. Что касается чистоты, то здесь старик суров.

Мне захотелось с ним поговорить о современной культуре. В частности, узнать его мнение о фильме „Сволочи“ и специфической музыкальной группе „Звери“. всё необходимое для просмотра было привезено с собой, так как у старика этого не было. Спокойно посмотрев по нескольку минут одно и другое, недолго покурив, он, усмехнувшись, сказал:
- Нет, это не звери… Это щенки. Ну, может, они будут шакалята. А вот настоящие звери и сволочи - это те, кто их создал, профинансировал и выпустил в мир. Но редкий зверь избегает капкана или хорошего охотника, а то и свои загрызут.

Один актер сказал: „Искусство не знает границ. Актер должен быть универсален“. Это очень плохо. Плохо, когда в поведении человека нет границ, то есть чувства меры. В таком случае слово актер звучит так: „акт…ёрничества“, и результатом этого ёрничества является, в том числе, испорченная детская душа. А почему ей не быть порченной, если главный канал ТВ всё подает „Без комплексов“, другими словами, „без совести“, а это высший уровень распущенности.


Человеку земному не дано сыграть Богочеловека, как черепахе не изобразить орла. При любой попытке сделать это все увидят, что Бога пытается изобразить бес. Как сегодня оправдать безумие? Очень просто. Надо назвать это авангардом. Поэтому во всём, что творим, должно быть осмысление и, если хотите, страх за последствия.

Из разговора с осуждённой:
- До меня только после вынесения сурового приговора, в тюрьме, дошёл смысл евангельских слов, которые священник произносит перед Причастием: „Со страхом Божиим и верою приступите…“
Вот именно, со страхом Божиим и верою мы должны приступать не только к Причастию, а ко всему, что делаем в своей жизни: к созданию семьи, приготовлению пищи, к работе, к созданию оружия, к управлению государством. Ко всему…

В своих рассуждениях она права. Нам всем не хватает страха Божьего во всех наших делах.


Сегодня стали раздаваться голоса о том, чтобы сделать проституцию профессией и узаконить ее. Как в цивилизованных странах. Тогда надо сделать профессией услуги киллера, вора. Они возникли почти одновременно. К тому же ещё есть и такой вид деятельности, как соучастник преступления - наводчик. Его тоже судят.
Но сценарист, режиссер и остальные, кто имеет отношение к развратным бандитским фильмам, действия из которых скопировали подростки, совершив преступление, тоже являются наводчиками и их тоже надо судить. всё это должно подходить под статью „жестокое обращение с детьми“. От этих детей появятся ещё более несчастные и оттого более жестокие дети. Создается впечатление, что развратная литература, бандитские фильмы и тому подобное, - всё это стало государственной политикой. Ибо, если позволено, значит узаконено.

Приведу лишь некоторые отрывки из рассуждений одного „авторитета“ в среде растления молодёжи. Он не таился, не оглядывался по сторонам, выражая свои мысли, чувствовал себя абсолютно свободно, по-хозяйски откинувшись на диване. Здесь знали, кто он, и вход в этот дом на законном основании (!) охраняла милиция. Вот что он говорил:
- Самая большая и быстрая прибыль - на порче девочек. И мы сделаем всё, чтобы закон был, если уж не против нравственности, то хотя бы вялым и безликим. У нас достаточно своих в депутатской, законодательной и прочей среде. Людей духовно распущенных, а то и просто глупых. А чужой среди них, если надо, своим становится довольно быстро… Самые большие деньги сегодня делаются из человеческого беснования. А попросту - из всяких шоу. Поведение молодёжи в момент пика на концертах доходит до такого безумия, что они звереют и теряют над собой контроль. В этом и состоит смысл моей деятельности…


Издавна на Руси желание пошутить, повеселиться являлось естественной потребностью души после трудного, полезного рабочего дня. Мы помним хороший поучительный смысловой юмор наших родителей, дедушек, бабушек. И часто с удовольствием вспоминаем его. Но сегодняшняя шутка приобретает какое-то странное, уродливое представление, лишенное даже признаков здравого смысла. Мои знакомые провели такой эксперимент. Компьютерный экран они разделили на две части: слева - обезьяна, справа - одна юмористка и выключили звук. Уверяю всех: обезьяна выглядела гораздо воспитаннее, скромнее и даже привлекательнее. Грустно всё это.

Сидящим в зале на подобных шоу хочется сказать: бесноватый человек по верному пути не поведёт.
Как пример приведу ещё один случай:
В учреждении, где лечатся люди, скорбные умом, включили видеокассету с церковной Литургией. Это было не в качестве эксперимента, а, как сказала одна из сотрудниц:
„Надо было срочно занять этих людей, и поэтому поставила то, что первое подвернулось под руку в кабинете. Я была поражена, - продолжала она. - За несколько минут среди моих пациентов воцарилось умиротворение. Я даже заметила у некоторых вполне разумный осознанный взгляд. Ничто другое на них так благотворно не действовало. С тех пор я стараюсь ставить эту кассету как можно чаще“.

Нам, родителям, стоит над этим серьёзно задуматься.


Когда из нашего лексикона уходит слово „здравое“, тут же на его место приходит слово „скверное“. Что означает мат? То есть материться? Ни что иное, как на мать яриться. Величайшее достижение русской мысли - алфавит, в котором с особым смыслом буква „я“ стоит на последнем месте, как символ скромности. Мы же в своем словесном обиходе се почти всегда по гордыне ставим на первое место. От этого в немалой степени наша разнузданность и бескультурье. Почему люди молчат, когда говорит священник? Да потому что его устами Господь передает нам своё напутствие и наставление на следующие дни. Почему воет, ревет и беснуется многотысячный зал на различных шоу? Потому что языком актера говорят бесы.

В мире, который нас окружает, всё имеет цену. Как бы мы ни уворачивались, всё равно придётся платить - за подлость, измену, дерзость и даже за недружелюбный взгляд. Безценны только подвиг, порядочность, преданность, доброта.

Достаточно известный журналист, развивая мысль на эту тему, раскрылся в следующем:
- Мне больше платят не за созидательные факты, где надо говорить о стабильности, об улучшении чего-то для вас, а за провокации и хаос.

И он таков не один. Такая своего рода лицензия на гадость.
В разговоре с депутатом я спросил:
- Почему много лет ни в какую не проходят законы об уничтожении пропаганды и романтизации бандитизма, садизма, распущенности?
На что он мне самокритично ответил:
- У нас же не Государственная Дума, а „товарищество с ограниченной ответственностью“.


Мы часто говорим об „оборотнях в погонах“. Эта тема стала походить на выполнение диверсионного заказа против армии. Но можно смело сказать, что оборотни есть везде: в руководстве крупных компаний, в министерствах, в культуре и, что самое опасное, в тех сферах, которые быстро и успешно влияют на деморализацию молодёжи. Именно СМИ и ТВ в подавляющих случаях являются своего рода учебниками для совершения многих преступлений, о чём осуждённая молодёжь говорит не стесняясь, а то и с удовольствием.

Сегодня социальная среда воспитывает в подростке лень, отвращение к настоящему созидательному труду. Главный упор делается на страсть к наживе любым способом, что заканчивается преступлением.

В прошлом году у меня в гостях был пожилой человек из провинции. Дело было в мае, и он каждый вечер терпеливо смотрел программу „Время“. На вопрос: „Что ты там пытаешься найти?“ - он только раздраженно отмахивался. К середине мая дед, выключив телевизор, вспылил: „У нас в стране хлеб сеять будут или нет?! Я вас спрашиваю?! Только ваши дурацкие пляски, убийства и эти паразиты „звезды“… Что жрать будете?“
Ты прав, старик, есть уже сейчас многим нечего. И не на что.


Мы говорим об ошибке в руководстве предприятием, страной… Но ошибка - это когда от неудачного решения происходят отрицательные последствия, которые длятся сутки, трое, ну пятеро. Но не пятнадцать лет! В результате - разрушенная экономика, заросшие бурьяном хлебные поля, ржавеющая техника, тысячи бездомных детей, падающие от износа самолеты, десятки тысяч убитых на нескольких войнах, роты героев, кучки предателей и прах по всей России. И это уже не ошибка. Это цель. Стратегия. Преступная, безнаказанная!

Четырнадцать тысяч погибших в Афганистане - это неправда. Тысячи раненых, многие из которых скончались уже дома, их не учитывали. Были, кто покончил собой от безысходности и безпомощности. Сюда следует добавить десятки тысяч родителей, жен, детей. Их тоже в определенной степени можно считать погибшими. Поэтому цифру в четырнадцать тысяч можно смело умножить на сто. На войне пуля в одного - это пуля сразу, как минимум, в четверых: отца, мать, жену, детей.

В этот строй встала и Чечня. Всю ситуацию здесь изо всех сил на высоте удерживает только героизм и мужество нашего солдата. Вот, если бы чиновники так исполняли закон, как русский солдат Присягу, то не было бы такого горя, которое сегодня переживает народ.
Война, о которой я пишу сейчас, - это схватка за детские души, ещё более жестокая и страшная.

Поэтому высшая мера наказания должна быть введена, в том числе, и за деморализацию общества. Ибо совращение малолетних, повлекшее десятки убийств, - это тоже диверсия. Смертную казнь надо понимать даже не как исключительную меру наказания, а как исключительную меру воспитания. Я знаю, найдутся противники моих рассуждений с аргументом: „А вот в цивилизованных странах…“ Поэтому поводу скажу, пусть каждая семья живёт по своему уставу и метет свой мусор. У американцев в нескольких штатах по-прежнему она действует и довольно эффективно. Здесь же находится Китай и ещё несколько стран. Они сами вправе решать, как воспитывать своих негодяев.

И ещё… Я встречался с человеком, имеющим отношение к исполнению смертной казни. Его словам можно доверять. Он сказал, чтобы спасти свою шкуру, люди, стоящие на коленях за секунду до „пли“, отрекаются не только от Христа. Отрекаются и от Аллаха, от Машиаха и от Будды, от всех святых, матерей, детей. У них своя шкура всегда была дороже всего.


Сегодня много говорят о патриотизме. При этом, нередко, в рассуждениях чувствуется или дремучесть или опасная линия поведения.

Патриотизм вовсе не означает, что надо притеснять или убивать всех подряд за свою страну. Патриотизм - это создание такой морали, при которой доминирует та национальность, которая является основополагающей в этой стране. Другие уважают её, потому что она хранит их, помогает жить в достатке, покое и не помышлять о тайных делах. Препятствовать всему плохому должна достойная Конституция и цельный Уголовный кодекс. Безусловно, это не всем по нраву. Потому что тогда нет возможности легко вытворять, что вздумается. Но грязные мысли тоже смердят. Чаше всего грязными проступками.

И всё же настоящего патриотизма, гражданского долга и простой человеческой порядочности сегодня ещё, Слава Богу, больше. Мне известен случай, произошедший с московским раввином в подземном переходе метро. На этого немолодого, с трудом идущего с палочкой человека, внезапно напала группа столичных подростков.
Ошеломлённый такой дикой выходкой, он, и без того слабый, с побледневшим лицом, прижался спиной к стене и, похоже, уже был готов к самому худшему. Внезапно из потока вечно бегущих людей к нему подскочил крепкий мужчина, прикрыл его спиной и проорал: „Отец, прижмись ко мне, обхвати руками и не двигайся! Я прикрою!“ Видимо, от полной слабости и тяжелого душевного потрясения старик буквально обмяк, повиснув на этом человеке. Подростки, опешив от такого хода событий, не рискнули пойти на большее. Погадив словами пару минут, они, галдя и цепляя всех подряд, пошли дальше. Мужчина повернулся к старику. Постоял рядом, пока тот пришёл в себя. Убедившись, что с ним всё в порядке, спросил: „Я могу идти или Вас довести до вагона?“ Раввин покачал головой: „Нет. Я сам“. И… низко поклонился своему заступнику.

Вот у чего, действительно, нет национальности, так это у настоящего патриотизма.


Хотя бы коротко хочется сказать молодым людям о любви, несмотря на то, что о ней можно говорить безконечно. В 13-15-летнем возрасте первая любовь ощущается как яркая бурная весна. Вот здесь-то и легко спутать своё незнакомое трепетное состояние влюбчивости с настоящим чувством. Эти не сразу различимые чувства на фоне юной категоричности могут изменить вашу судьбу в самом неожиданном направлении. Здесь верный совет может дать только материнское сердце. Оно, как жизненный маячок, своим биением определяет, насколько верен ваш путь. И, где бы вы ни находились, материнское сердце будет екать вечно. Именно от матери слышатся такие важные в жизни советы: мальчишкам - девочку надо беречь, а девчонкам - парня надо вдохновлять. В нашей непростой жизни, но при хороших семейных отношениях всё переносится легче, а нередко и с юмором. Когда любовь, верность и надежда на дальнейшее благополучие не объединяют семью, то, к сожалению, происходит так, как пишет мне одна девушка, увы, уже из колонии:
„Здравствуйте, уважаемый Виктор Николаевич.
Вам, наверное, будет не до моего письма, но я очень хочу, чтобы Вы его прочли. Мое имя Таня. Месяца три назад я прочитала Вашу книгу „Из рода в род“ и несколько дней ходила под большим впечатлением. Раньше я думала, будто Боженька больше испытаний и горестей посылает мне. Оказывается, у меня ещё не всё так плохо, как думается. После прочтения книги я, можно сказать, воспряла духом, мне захотелось жить, и взгляд на жизнь поменялся. Пишу Вам, и у меня руки от волнения потеют. Пожалуйста, прочитайте мое письмо до конца и поймите меня.

Я родилась в ноябре 1984 года. Родилась в нормальной семье, где не курили и не пили, никогда не ругались. Мой отец работал на трех работах, и всё у нас в доме было в достатке. Не помню, в каком точно году, но отца посадили за оружие. И всё пошло наперекосяк. Мама начала пить, приводить незнакомых мне людей. Они ругались, пили, дрались. Зимой неделями не отапливалась печь. У нас был частный дом в ПГТ (поселке городского типа), и мы со старшим братом постоянно пропадали на улице. Кормила нас бабушка. До сих пор помню, как это было… На улице холодно, а дома у бабушки тепло и чисто. Она сажает нас около печки, ставит на стол ароматную желтенькую картошечку, соль и подсолнечное масло на блюдечке. А потом сладкий чай. И тогда мне казалось, что нет ничего на свете лучше. Бабушка работала в леспромхозе в тарном цехе, и мы с братом нередко приходили к ней в ночную смену помогать. Бабушку уважали, и все говорили, что у неё очень хорошие работящие внучата.

…В 1993 году освободился отец. Долго описывать, как мы с ним знакомились, но я по сей день боюсь его больше жизни. В первый же вечер вся семья собралась за одним столом. Я больше никогда не ходила голодной. Но через несколько недель мама не выдержала и сбежала жить к моей бабушке. В то время она нашла себе мужчину и не могла жить с моим отцом, а может, просто хотела свободной жизни. Кто её знает? Так мы остались жить втроем: я, мой брат и папа. Он у меня жестокий и строгий. Многие его учения пригодились мне в жизни. Но я его сильно боялась и от этого страха не могла толком говорить, за что мне и попадало. У меня начала появляться новая красивая одежда. Он баловал нас сладостями. Потом у него появилась женщина. Она была знакомая мамы. Мы быстро нашли общий язык. После освобождения мой отец начал заниматься пчеловодством, лечить людей. Моя будущая мачеха пришла к нему на лечение, да так и осталась с нами. Она развелась со своим мужем и забрала свою дочь Ульяну. А через год родилась моя самая любимая сестра Диана.

У отца я жила шесть лет. Что я только не пережила. На каторге, наверное, лучше. Обиды, работа и подзатыльники. Домой идти боялась, но шла. Тогда я мамку перестала вспоминать, как человека. Она очень много начала пить. У бабушки сгорел дом, и им выдали квартиру в бараке на другой улице.

В школу я самая первая пришла в золоте и норковой шапке. В этот момент у меня появилось много друзей. Наивная, я слепо верила, что это мои настоящие друзья. И они никогда меня не бросят. Мой брат начал дышать клеем, бензином и ацетоном. Отец его бил, и он убежал к матери и больше никогда к нам не возвращался. Его лечили в психбольнице, но он и оттуда убежал. Много раз его забирала милиция. Однажды убегая от неё, он упал с крыши и повредил позвоночник. Ему дали инвалидность. Отец попросил меня с Ульяной отнести ему фрукты. Я в первый раз за долгое время увидела его. У него не работали руки и ноги. Я даже не знаю, как пережила это зрелище. Убогая обстановка, его блестящие от радости глаза. Он был так рад видеть нас, а я ничего не могла сказать. Меня подмывало убежать оттуда подальше и навсегда забыть этот кошмар. Мать его выхаживала и тоже была рада видеть меня. Что-то постоянно спрашивала. Но на неё я смотрела свысока. Я такая разодетая, здоровая, а она…

Как-то один раз я встретила их с братом возле магазина. У меня были полные карманы денег, а они искали на хлеб! Я им ничего не дала… Но они не обиделись, а может, не подали виду. Я их стеснялась тогда и стесняюсь до сих пор. Я всю жизнь мечтала о хорошей доброй семье, о своем доме. Но, когда сталкиваешься с реальностью, всё совершенно не так.

На пятнадцатом году я убежала от отца в близлежащую деревню. От души веселилась и даже успела влюбиться. Меня нашли милиционеры и привезли домой. Я боялась отца и сидела, трясясь от страха, Но всё закончилось хорошо. Отец только посмотрел на меня и всё. Целую неделю он молчал, но потом жить стало совсем невыносимо, и я сбежала навсегда. Может, тогда я сделала самую большую ошибку в своей жизни. Через месяц гуляний я пришла за вещами. Он сказал: „Ты мне не дочь, и, уйдя к матери, ты предала меня“. Он больше никогда не здоровался со мной при встречах и даже не смотрел в мою сторону. Всем знакомым на вопрос: „А как Танька-то поживает?“ - он отвечал: „У меня нет дочери Таньки. Есть Ульяна и Диана“.

Так я пришла к матери и столкнулась с ужасающей бедностью. Уйдя от отца, я стала совершенно неуправляемой, со мной никто не мог совладать. Девятый класс я не закончила, потому что мне нечего было надеть. Как это было стыдно!!! Я начала употреблять спиртные напитки и гулять целыми ночами. Потом я встретила плохую компанию и начала пробовать наркотики. Скоро меня посадили. Не знаю, как такое могло произойти со мной, но я убила человека.

Недавно мне исполнился 21 год, но мне кажется, что я сижу всю жизнь, и меня никогда отсюда не выпустят. А теперь я болею туберкулезом, и стала инвалидом. Из дома мне не пишут, да и я уже о них забываю. Раньше много плакала, а сейчас не могу. Три года назад брат написал, что мама ослепла, отец куда-то уехал, а квартира сгорела. Вот так я осталась ни с чем.

Год назад я не хотела жить. Я устала держать всё в себе. Я крещёная, но крестик потеряла, когда мылась в душе. Сейчас мне очень хочется жить, но как?! Всего боюсь, могу растеряться и натворить глупостей. Мне бы очень хотелось исповедаться, но некому. Пожалуйста, поставьте свечку в церкви за мое здоровье“.


Следует сказать о наших стариках. Мое поколение помнит те времена, когда наши старики были крепкие, разговорчивые, веселые. Но последние 10-15 лет всё как-то странно изменилось. Сегодняшняя безысходная старость тяжело влияет на молодёжь. Такое отношение к старикам - это тоже своего рода преступление. Среди тех, кто ищет еду на помойках, не просто абстрактные бродяжки, а уже бывшие учителя, врачи, инженеры, рабочие и их дети. Этот список растет. Хорошо сказал о своей старости один фронтовик в туалете на московском вокзале, предъявляя льготное удостоверение: „Мне, чтобы сегодня безплатно пос….ать, надо было в своё время дойти до Берлина!“

Видя такую старость, у подростка вольно или невольно в глубине души рисуется его будущее. Поэтому в беседе со мной о причинах совершения преступления они нередко говорили мне: „Хотели урвать сейчас. Потом поздно будет“…
То состояние безнравственности, распущенности, вседозволенности, юридического хаоса, при котором мы живём сегодня, - это последствия не вчерашнего дня. И не сороковых-девяностых годов. Корень этого находится гораздо глубже - в революции семнадцатого года и расстреле отца-царя и царской семьи. Имя тому, что сегодня происходит - БезОтцовщина…

Для России отсутствие царя-монарха в государстве и потеря отца в семье, как кормильца, понятие единое. От этого мы, как страна брошенных детей, слепо тыкаясь, своевольно создаем такие Законы и Конституции, от которых сами же и страдаем. Результатом чего является та мораль, на которой воспитываются наши дети. Последствия этого для многих - тюрьма. Мужская, женская, детская. Но, если тюрьма мужская для нас уже дело привычное и где-то даже „почетное“, то тюрьма женская и детская - нонсенс.

Что касается подростков, то сегодня таких воспитательных колоний для мальчишек и девчонок достаточно. Они есть почти в каждой области по всей стране. То, что не доделало государство, общество, семья на воле, приказано доделать в ВК (воспитательной колонии, колонии - «малолетке») в неволе.
Коли нет отца и матери по крови, эту босоногую ребятню, как смогла, приютила Матушка-Россия. Отвергнутых родителями детей приняла администрация госучреждений. Я повидал достаточно много воспитательных колоний и могу сказать, что в них служат в подавляющих случаях люди порядочные, самоотверженные и мужественные. Благодаря этим людям, оказавшимся в заключении подросткам гарантировано поесть, попить, быть в тепле и чистоте, получить нужные (именно нужные) на сегодняшний день профессии каменщика, плотника, печника, слесаря, электрика, механика.

Только здесь многие впервые почувствовали человеческое, а кто и отцовское, и материнское утешение. Конечно, это не домашнее тепло, но не так давно было время, когда сотрудники администраций многих колоний на свои деньги из своей домашней посуды подкармливали подростков, потому что в стране об этом как-то забыли. А члены семей военных, в основном жены, стояли на вышках, потому что больше было некому. Государство на этот счет себя исчерпало и отреклось от этих учреждений. Но они выстояли. Когда солдат в бою идёт на врага, чтобы спасти Отечество, свой дом, он нередко становится Героем России. Здесь тоже речь идёт о не менее напряженной службе, а факты подвига при исполнении своих служебных обязанностей смело становятся примером. Тюремное служение - это тоже боевое крещёние. Зная это, даже удивляешься, почему среди сегодняшних сотрудников колоний нет представленных к званию Героя России?

Любое подобное учреждение - это войсковая часть. А её начальник - командир этого подразделения. Безусловно, в силу суровой специфики таких заведений, у них бывает всякое, но это тоже война, которая без потерь не бывает. И всё же, несмотря на нелегкую военную действительность, по всей России ежедневно, при любых обстоятельствах, политических или финансовых потрясениях в строго отведённый час звучит: „Приказываю заступить на охрану… воспитательной колонии… Задача: не допустить побега спецконтингента, поступления к осуждённым запрещённых предметов, проникновения на охраняемый объект посторонних лиц…“


Тюрьма и всё, что с ней связано, остается в душе любого человека, как вечный шрам. Порой один оклик милиционера с целью проверки документов или привод в детскую комнату милиции вызывает у одного подростка микростресс, у другого - что-то большее. Неправда, когда их реакция на это кажется безразличной. Мальчишки и девчонки реагируют на такие вызовы ещё более остро и чувствительно. А в колонии подобное душевное состояние усиливается до закритичного уровня.

Когда впервые видишь этих мальчишек и девчонок, идущих строем и с песней или сидящих за партой, кажется, что находишься в образцово-показательном пионерском лагере. И только знакомство с личными делами марширующих возвращает в реальность. Те сухие факты преступлений, о которых читаешь, создают впечатление, что такие проступки может совершить только античеловек. Но при желании поговорить с кем-то из них, открывается дверь, входит вежливый молодой человек или вполне благопристойная девочка, ничем не отличающаяся от тысяч своих сверстников.

И тем не менее, их искорёженная многими обстоятельствами психика является причиной того, что эти подростки могут внезапно в приступе ярости наброситься на сотрудников колонии, учителей, воспитателей, таких же воспитанников, родителей, не часто приезжающих к ним на свидание. Безразличие и жестокость со стороны близких порождает ответную, ещё большую жестокость и безразличие со стороны подростков.

Здесь находится молодёжь всех слоев общества, как из внешне благополучных семей, так и те, кто родился в полном смысле в подземной канализации, на мусорной свалке, в женской тюрьме, а то и вообще в неизвестном месте. Многие из них едва ли не с рождения жили не по семейным традициям, а по так называемым "понятиям", не верящие никому и ни во что. Таких, у кого улица - мать, а подвал - отец, сегодня десятки тысяч. И они до того, как попали в колонию, жили даже не ниже черты бедности, а ниже полосы нищеты. Для них любая одежда на зиму - это очень дорого.