Увядшая роза курортного романа

ЕКАТЕРИНА РОЩИНА

Эти строки посвящены первой любви, неповторимой и ясной. Любовный цикл носит посвящение: «К.М.С.» За этими буквами скрывается имя Ксении Михайловны Садовской.

В такую ночь успел узнать я,
При звуках ночи и весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны. 

А автор строк — юный Александр Блок, ангелоподобный, с огромными прозрачными глазами гимназист. Ему шестнадцать, его возлюбленной — почти на двадцать лет больше. Но разве может возраст быть помехой настоящей любви?! У нее синие глаза, золотые волосы; неизменный атрибут — широкополая шляпа, украшенная страусиными перьями. Ксения Михайловна — жена действительного статского советника Владимира Степановича Садовского, светская львица, хозяйка роскошной квартиры в Санкт-Петербурге и имения под Новороссийском.

У Ксении Михайловны трое детей, и в немецкий курорт Бад-Наугейм она приехала подлечить расшалившиеся нервы. А что лечит скучающее сердце лучше, чем яркая любовь? Но, конечно, Ксения Михайловна и не предполагала, что этой самой любовью окажется романтичный юнец. Александр Блок тоже приехал в Бад-Наугейм со своей матерью, Александрой Андреевной.

Первая любовь молодого Александра Блока Ксения Михайловна Садовская. Фотография 1915 года. Здесь ей больше 50 лет

У Александры Андреевны Блок были очень доверительные отношения с Сашурой, единственным и обожаемым ребенком. И уж, конечно, она пришла в ужас от того, что сын связался с «перезрелой кокеткой».

А страсть у Сашуры была нешуточная. Настоящая! Надо думать, и у Ксении Михайловны тоже. Хотя начиналось все, как игра опытной кошки с маленьким невинным мышонком.

Но юноша со скульптурным лицом был влюблен так искренно, так честно, так нелепо и оттого прекрасно.

Он стал молчаливой тенью Садовской; он писал ей стихи и оставлял розы на крыльце. А она вновь почувствовала себя девочкой, кокеткой. Била его зонтиком и устраивала скандалы, то приближала, то гнала от себя. А потом уступила.

1897 ГОД, БАД-НАУГЕЙМ

День был просто чудный: тихий, солнечный. После вечернего чая всей компанией пошли на озеро. Александр нес большую корзинку со снедью. Гибкий, худенький — похож на древнегреческого юного бога. Смотрел на Ксению Михайловну с обожанием. На берегу робко протянул ей букетик синих незабудок:

— Пообещайте, что не забудете меня, Ксения Михайловна. Эти незабудки похожи на ваши глаза.

Садовская засмеялась низким, грудным смехом. Она знала, что сейчас действительно хороша в этом белом шелковом платье. Большая шляпа скрывала ее лицо от закатного солнца. Все говорили ей в последнюю неделю, как она помолодела и посвежела. Она томно вздыхала: «Курортный климат идет мне на пользу».

1903 год. Фрагмент венчальной фотографии Александра Александровича Блока и Любови Дмитриевны Менделеевой

А сама знала, что эта вернувшаяся молодость — и сияющие глаза, и всегда хорошее настроение не из-за целебного солевого воздуха. А из-за юного влюбленного пажа, смешного мальчика, который не отводит от нее обжигающего взора.

Она почти перестала спать. Просто не могла заснуть. Знала, что где-то там, в тени сада, среди цветущих сиреней, не спит ее Александр. Бедный цыпленок, он так робок, боится прикоснуться к ней — как будто она святыня. Она подходит ночью к окошку и широко открывает его; влажный сад дышит поздней весной. Ах, как поют соловьи! Соловьи полощут горлышки росой. Поэтому у них такие переливчатые трели. Так сказал вчера Александр. А потом добавил:

— Вы тоже как соловей. Такая же певучая, такая же волшебная птица.

А ведь действительно: она же певица, хоть и не состоявшаяся. Тихо-тихо начинает Ксения Михайловна напевать старинный романс.

Услышь, услышь меня, мой милый малыш! И он действительно выходит из-за темной липы. Глаза Александра просто огромные, а лицо очень бледное.

— Что вы делаете со мной, Ксения Михайловна! Эта ваша песня… Я схожу с ума от любви.

Садовская протянула ему руки.

— Иди ко мне! Мальчик мой золотой!..

Наутро она обнаружила на крыльце ярко-алую розу.

Блок катал ее на лодке по озеру с темной водой. И… обожал. Говорил, что глаза у нее васильковые. И что она Прекрасная Дама.

Дни казались бесконечными и наполненными счастьем до краев. Блок еще не знал, что потом всю жизнь будет искать в толпе «очи синие, бездонные». Ксения Михайловна, в блеске своей роскоши, и предположить не могла, что скончается в 1925 году в нэпмановской Одессе. Оборванная полубезумная нищенка, до конца дней она будет хранить только одно оставшееся ей богатство — связку писем от гимназиста Блока, перевязанную шелковой ленточкой… Но это все будет потом. А тогда, в том памятном мае, их роман длился месяц и закончился скандалом. Матушка Блока, женщина на расправу крутая, нанесла визит Садовской; и скандал был чудовищным.

Автор: Ivan Filimonov

Обложка первой книги поэта Александра Блока «Стихи о прекрасной даме». Книга выпущена в 1905 году московским издательством «Гриф» тиражом 1200 экземпляров. Оформление обложки сделано В. Владимировым, а клише П. Метцгером. Книжка продавалась по цене 1 рубл

Почтенная Александра Андреевна посулила совратительнице сибирскую каторгу и серную кислоту. Оскорбленная Прекрасная Дама собрала багаж и покинула курорт; ее юного заплаканного поклонника увели с перрона строгая мамаша и слезливая тетушка. Блок терзал в руках увядшую розу — символ своей первой горькой любви.

«Сашура у нас тут ухаживал с великим успехом, пленил барыню, мать троих детей и действительную статскую советницу. Смешно смотреть на Сашуру в этой роли. Не знаю, будет ли толк из этого ухаживания для Сашуры в смысле его взрослости, и станет ли он после этого больше похож на молодого человека. Едва ли…» — желчно комментировала роман сына Александра Андреевна.

А Александр Блок писал письма и стихи, посвященные «дорогой Оксане».

Ты всегда и всюду странно
Очаровываешь взоры.
Я люблю твой взгляд туманный,
Я люблю твои укоры...
Голос твой звучит порывом,

То насмешливо, то звонко,
То волшебным переливом,
Будто детский смех ребенка.
А когда опустишь очи,
Близость сердца сердцем чуя,
Я готов во мраке ночи
Умереть от поцелуя... 

И она ему — мальчишке — тоже писала. И роман их, уже не эпистолярный, а настоящий, с тайными свиданиями, гостиничными номерами и вечерними прогулками по городу на Неве, — возобновился. Позже, в марте 1898 года.

И даже был повторный визит Александры Андреевны, безутешной и растерянной, к «совратительнице». Но все было напрасно — и визит, и слезы. Потому что сильная страсть так же быстро и перегорает. И повзрослевший Блок уже не был так очарован своей первой любовью.

Его кружили стихотворные рифмы, духи и туманы; и рыжеволосая Любочка Менделеева смотрела своими пристальными невинными глазами. Садовская ревновала, устраивала взрослеющему пажу безобразные истерики. Его тяготила и ее преданность, и неуемная, уже раздражающая страсть. Затянувшийся курортный роман должен был закончиться в соответствии с законом жанра леденящим ничем.

В письме от 1900 года происходит окончательное объяснение; Садовская проклинает тот день и час, когда встретила Александра, и называет его «изломанным человеком».

Блок приезжает в Бад-Наугейм через девять лет с Любовью Дмитриевной.

Любовь Дмитриевна Менделеева в 1905 или 1906 году

Опустошенный — израненный потерями и взаимными изменами. А здесь ничего не изменилось. Такая же озерная гладь, да ивы отражаются в воде. В лодках плавают влюбленные парочки. Александру все кажется, что где-то там, в тумане, тает силуэт Прекрасной Дамы; она глядит на него своими огромными синими глазами и машет изящной рукой, затянутой в шелковую перчатку.

Все та же озернáя гладь,
Все так же каплет соль с градирен.
Теперь, когда ты стар и мирен,
О чем волнуешься опять?
Иль первой страсти юный гений
Еще с душой не разлучен,
И ты навеки обручен
Той давней, незабвенной тени?
Ты позови — она придет:
Мелькнет, как прежде, профиль важный,
И голос, вкрадчиво-протяжный,
Слова бывалые шепнет. 

1909 ГОД, ШАХМАТОВО

Они завтракали, как всегда, ближе к полудню. На столе были свежий творог, и кофей, и жирные деревенские сливки, и свежие булочки. Александр спустился к столу; светлые глаза тревожны. Любонька еще спала.

Поцеловал ручку сначала маменьке, Александре Андреевне. Потом — тетушке, Марии Андреевне Бекетовой.

— А знаешь, Сашура, умерла эта твоя… учительница, — сказала Александра Андреевна со скучающим видом, накладывая ложечкой вишневое варенье.

— Эта… мадам Садовская. Мне Таточка написала. Ах, хорошо это варенье!

— Умерла Садовская? Да ты что! — ахнула Мария Андреевна. Маленькая серебряная ложечка со звоном упала на пол.

Александр был бледен, но спокоен.

— Надо же! Старуха умерла! Что ж осталось? Ничего! Земля ей пухом, — сказал равнодушно.

Александра Андреевна в душе возликовала. Теперь-то она точно знает, что Сашура только ее мальчик! Ей не придется делить его со своей ровесницей, с этой выскочкой… Александр поднялся из-за стола, не допив кофей. Убежал в сад.

— Это правда? — спросила Мария Андреевна. — Отчего умерла?

— Да это я так сказала, чтобы он перестал думать о старой ведьме! — засмеялась Александра Андреевна. — У него Любочка есть, а что с этой ведьмой, я не знаю. Какая разница. Для нас она умерла уже давно. А что Сашура переболел, я вижу. И не расстроился совсем. Подай-ка мне масло.

Автор: Фото ИТАР-ТАСС

1909 год. Поэт Александр Блок (первый справа, сидит) в кругу семьи в своем имении Шахматово. Завтраки в Шахматове всегда были поздними и размеренными

Александр бродил, бродил по заросшему саду Шахматова. Мыслей не было, слез тоже. Умерла — значит умерла; туда и дорога! Та история уже отболела. Он больше не глупый мальчишка. Он поэт, и будет великим, теперь он знает это точно… Ах, как жаль, что она больше никогда не узнает, что он стал большим поэтом… В глубине сада в густой траве он увидел незабудки. Необычайно синие, темные.

Как ее глаза — той, которая по-настоящему любила. Неужели так все закончилось, просто, бездарно, так… пошло? Сами собой рождались чудесные строки: 

Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана
Накрест лентою алой, как кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от обид,
Синий призрак умершей любовницы
Над кадилом мечтаний сквозит. 

Больше о Садовской у Блоков не говорили никогда. Странно, но Ксения Михайловна не знала, что Александр Блок стал известным поэтом.

Вообще жизнь ее после того памятного мая 1897-го пошла на убыль. Хлопоты, заботы, переживания… Большую часть времени Садовские проводили за границей. А в 1916 году Владимир Садовский вышел в отставку. Отношения с ним не складывались — в сущности, они всегда были чужими людьми… Дети выросли и жили своей непонятной жизнью.

Революция обожгла пеплом, разрушила весь устоявшийся уклад. От богатства остался один дым, от прошлого — воспоминания. Ксении Михайловне не верилось, что когда-то она была Прекрасной Дамой, что на пальцах у нее сверкали бриллианты чистой воды, а взгляд из-под широкополой шляпы называли магическим. В 1919 году муж умер. Садовская осталась совсем одна. Бедная, израненная птица.

С трудом добралась Ксения Михайловна из Киева, где жила дочь, до Одессы. В Одессе был сын. Через ужас Гражданской войны пробивалась Садовская, голодая и медленно сходя с ума от совершенно новой и страшной жизни. В Одессу Садовская приехала с явными признаками безумия — оборванная, заговаривающаяся. Почти сразу попала в клинику для душевнобольных. Скончалась в 1925 году.

1920 ГОД, ОДЕССА

Доктор был молодым и чуточку восторженным. Он отнесся к пожилой пациентке с вниманием. Да, женщина несчастна и потеряна, и явно безумна. Но отдельные фразы и стать выдавали в ней следы былого величия. Она была — как роза. Подвядшая, но все равно прекрасная.

Доктор был романтиком и, конечно, обожал поэзию.

Он восхищался стихами Александра Блока. Любил и раннюю его поэзию, адресованную Незнакомке, имя которой зашифровано в трех буквах: «К.М.С.» И лирический цикл под названием «Через двенадцать лет» тоже обожал. Он сразу обратил внимание, что инициалы его странной пациентки и Прекрасной Дамы совпадают. Загадка не давала покоя. Волновала. И на одном из приемов он осторожно спросил:

— Ксения Михайловна, не знакомы ли вы случайно с Александром Блоком? В синих глазах старой женщины промелькнуло удивление, которое сменилось растерянностью.

— Да, конечно, знакома… Бад-Наугейм, май месяц. Это было… в прошлой жизни, наверное. Да было ли вообще?

И тогда доктор начал читать. Наизусть, иногда сбиваясь, что-то путая. Это были они — стихи, посвященные Прекрасной Даме. Ксении Михайловне Садовской.

Странно, она никогда не слышала этих стихов, не знала, что ее имя обессмертил короткий роман, ставший главным в ее жизни.
Подробнее:http://vm.ru/news/2015/05/15/uvyadshaya-roza-kurortnogo-romana-286514.html