Миша Майский и оркестр "Виртуозы Москвы": Гайдн, Чайковский, Брух

П. Чайковский - "Ноктюрн"
М. Брух - Kol Nidrey соч.47

Й. Гайдн - Концерт до мажор

Andante cantabile П. Чайковского





На бис музыканты исполнили переложение для виолончели и струнного оркестра русского романса "Я встретил Вас"


Миша Майский, - музыкант с невероятной судьбой, которая вполне могла бы стать сценарием какой-нибудь голливудской "сказки". В 1970 году он был арестован по доносу и отсидел полтора года, после чего уехал в Израиль. С тех пор он считает настоящим днем своего рождения момент отъезда из Советского Союза.


Мария Зуева задаёт вопросы Мише Майскому:

Камерный ансамбль "Виртуозы Москвы", основанный Владимиром Спиваковым в 1979 году, открыл юбилейную концертную серию с участием именитых солистов. Первым поздравить коллег приехал знаменитый виолончелист Миша Майский. Ученик Мстислава Ростроповича и Григория Пятигорского, лауреат престижных конкурсов, так и не получивший законченного высшего образования, Миша Майский.

Вопрос: - В этом году Вы отмечали свое 60-летие. Праздничные хлопоты оказались для вас делом утомительным или не нарушили привычного рабочего ритма?
Миша Майский: - Конечно, это очень утомительно. Вообще считаю все это недоразумением и ошибкой в моем свидетельстве о рождении, поэтому не могу поверить, что мне исполнилось 60 лет. Всегда говорю полушутливо-полусерьезно, что отсчитываю собственный возраст со своего второго дня рождения - 7 ноября 1972 года. В очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, когда на Красной площади шел парад, я приехал поездом в Вену по пути в Израиль и фактически начал новую жизнь. Тогда я ни слова не говорил по-английски, уже два года вообще не играл на виолончели, у меня не было приличного инструмента и меня никто не знал на Западе. Состояние - как после шока, когда люди вынуждены заново учиться ходить и говорить. С этого момента прошло 36 лет, вот примерно на такой возраст я себя и ощущаю.

Все так называемые юбилейные "празднества" в мою честь организовывались не мной лично, я им просто не слишком противился, поскольку они были связаны с музыкой. Ею я занимаюсь постоянно, с любовью, и единственная разница в том, что организаторы используют юбилей как предлог, для того чтобы я был "весь вечер на арене", и пытаются выжать из меня все соки. А для меня каждый концерт - это самое важное выступление в моей жизни. Я осознаю, что в зале много людей, которые слышат меня в первый и, может быть, в последний раз. На своем юбилейном январском вечере я сыграл мировую премьеру концерта, написанного для меня Беньямином Юсуповым. Замечательный композитор, замечательное произведение. С тех пор я исполнял его несколько раз, и оно пользуется огромным успехом. Другую трехчасовую юбилейную программу я сыграл на фестивале в Вербье - с моей дочкой Лилией и с Мартой Аргерих. Кстати, что касается круглых дат, единственная, которую я очень ценю и отмечаю в этом году, - 30-летие наших первых официальных концертов с Мартой.


В.: - А как Вам удалось сделать записи мастер-классов Мстислава Ростроповича?
Миша Майский: Официально я начал учиться у Ростроповича после того, как внезапно умер мой отец. Мне только исполнилось 18 лет, и Мстислав Леопольдович очень помог мне именно в житейском плане. Он практически стал для меня вторым отцом. Во время нашей последней встречи он сам сказал мне: "Ты был для меня как сын". На что я с улыбкой добавил: "Блудный сын".
Когда я поступил в Московскую консерваторию, то купил на небольшую премию Конкурса имени Чайковского портативный магнитофон Sony. И реализовал то, что давно хотел. Я не мог понять, почему никто не записывает мастер-классы Ростроповича, мне казалось преступлением то, что они исчезают бесследно. Я начал регулярно записывать его уроки, кое-что из тех записей сохранилось и было использовано, например, английской виолончелисткой Элизабет Уилсон - ученицей Мстислава Леопольдовича, написавшей книгу о нем. Она же сняла небольшой фильм, где частично используются мои записи.
К сожалению, тогда мои инициативы закончились плачевно. После четвертого курса Sony пришел в негодность, и я нигде не мог найти нормальной техники, пока на толкучке молодой человек не предложил мне приобрести сертификаты для магазина "Березка", где я смог купить новый магнитофон. И тут же меня арестовали. Все это, насколько мне известно, было организовано заранее. За два года до случившегося моя сестра эмигрировала в Израиль, и власти решили, что я наверняка последую за ней. И тот факт, что я учился в Московской консерватории у Ростроповича и мог получать бесплатное советское образование, их очень раздражал. Я был хороший студент, лауреат Конкурса имени Чайковского, и просто так из консерватории меня выгнать не могли.

Конечно, жизнь мне портили как могли: и концерты отменяли, и, естественно, за границу не выпускали, и стипендию перестали платить, припомнив, что я когда-то не ходил "на оркестр". Но я продолжал учиться, и стало ясно, что если ничего не произойдет, то с грехом пополам я окончу консерваторию. Самый простой путь избавиться от меня лежал через Бутырскую тюрьму, потому что тогда я автоматически лишался бы права быть студентом Московской консерватории. В Бутырку я и загремел. Тем не менее я бесконечно благодарен советской власти за такой уникальный опыт. Пусть я остался без диплома, но получил отличное неформальное образование.
В.: - Где Вы отбывали срок?
Миша Майский: - Сначала четыре месяца в Бутырской тюрьме, а потом четырнадцать месяцев в Горьковской области, в поселке Правдинск, на строительстве целлюлозного комбината, где выпускали бумагу для газеты "Правда". Я грузил по 10 тонн цемента в день. Строил коммунизм. Увы и ах - безуспешно строил. Может быть, это моя вина, что я как-то не так грузил цемент... А после трудового лагеря, чтобы не попасть в армию, я вынужден был провести два месяца в психбольнице.
В.: - Как же Вам удалось восстановиться после арестантской жизни?
Миша Майский: - Трудно. Но я везучий. Есть масса виолончелистов, у которых руки лучше, чем мои. Но в том-то и дело, что руки - это не самое важное. Музыканты часто преувеличивают значение рук, так же как и значение качества инструмента. Конечно, важно и то, и другое. И голова очень важна. Но, на мой взгляд, есть нечто еще более существенное, и разница между очень хорошими и великими артистами заключается именно в этой последней фазе, когда музыка идет не из головы, не из рук, не из инструмента, а от сердца.
В.: -На каждый концерт Вы надеваете некий индийский талисман. Каково его значение?
Миша Майский: - Я уже много лет не ношу ни фрак, ни бабочку. Вместо фрака - удобные свободные рубашки без пуговиц, а вместо бабочки - украшение с бриллиантом старинной огранки и множеством других камней. Как по-русски называются некоторые из них я даже не помню. Этой "подвеске" около 250-300 лет и когда-то её надевали на тюрбан. В Индии написаны целые труды о сочетании камней на моем "талисмане", но мне он просто нравится. Хотя однажды я его забыл взять на концерт, но играть от этого хуже не стал.
В.: - Вас часто упрекают в том, что в вашем исполнении слишком много Миши Майского...
Миша Майский: - Но меня никто не может упрекнуть в подделке. Конечно, я стараюсь как можно точнее интерпретировать авторский текст. Для меня композитор гораздо важнее исполнителя, но индивидуальность исполнителя также очень важна. Как бы много ни было указаний в нотах, все отметить невозможно. Исполнители должны уметь читать между строк и интерпретировать мысли композиторов по-своему. Поэтому и существует так много непохожих записей одних и тех же сочинений. Иначе можно было бы просто воспользоваться компьютером.
Я в отличие от некоторых моих коллег не претендую на знание не только о том, как звучала музыка Баха в его времена, но и как сам Бах ее слышал. Есть замечательная анекдотическая история. Маэстро Отто Клемперер и один очень известный певец исполняли ораторию Баха. На первой репетиции певец спел несколько иначе, чем написано в нотах. На что Клемперер спросил: "Что вы там делаете?" Певец ответил: "Вы знаете, маэстро, вчера ночью во сне я встретил Баха, который мне сказал, что ты самый гениальный и ты можешь петь это иначе, чем я написал". На следующий день повторяется та же история - певец исполняет другие ноты. Клемперер снова останавливает оркестр и говорит: "Вчера во сне я тоже встретил Иоганна Себастьяна Баха. Он сказал мне, что вас не знает".
В.: - На концерте "Виртуозов Москвы" Вы совмещали амплуа солиста и в некоторой степени дирижера. Появлялось ли у Вас желание заняться дирижерством, как это делают нынче многие исполнители-солисты?
Миша Майский: - Желаний у меня много! Но желание - это одно. Умение - это другое. Я иногда даже полушутя-полусерьезно горжусь, что я чуть ли не последний из могикан, один из немногих исполнителей, которые сумели воспрепятствовать своему желанию взять в руки дирижерскую палочку. Я считаю, что когда человек выходит на сцену - это очень серьезное обязательство перед людьми. Я еле-еле успеваю совмещать игру на виолончели с личной жизнью, с семейными заботами. Для этого нужно быть не просто талантливым человеком, но гением. А гениев очень мало. Есть много людей, которые думают, что они гении. Но это другая проблема.
В итоге от количества обычно страдает качество. Я предпочитаю делать меньше, но как можно лучше, поэтому не дирижирую, не преподаю, не хочу связываться со своим собственным фестивалем. Даже в виолончельном репертуаре есть масса музыки, которую я до сих пор не сыграл. Когда мне напоминают о том, что мне исполнилось 60 лет, я чувствую, что достиг ровно середины жизни, - как, например, в Израиле, желая всего лучшего в день рождения, говорят: "до 120!". Может быть, во второй половине жизни я смогу найти время на ликвидацию всех своих "упущений" и даже на какие-нибудь еще авантюры.

Миша и Лили Майские играют Рахманинова и Шостаковича на концерте в Москве
Рахманинов - Мелодия, Элегия, Вокализ

Шостакович - Соната для виолончели и фортепиано D minor, Op. 40