Удивительно, но самая главная «парадная» песня Дня Победы родилась спустя 30 лет после окончания войны, а её история оказалась одной из самых непростых и запутанных...

«День Победы» (1975)

Чем больше я углублялся в историю песни «День Победы», тем больше вопросов возникало. Кто же на самом деле первым исполнил эту песню? Почему она так не понравилась Союзу композиторов? Плакал ли Брежнев во время исполнения песни на Дне милиции? Попробуем разобраться.

Всё началось именно с празднования 30-летнего юбилея Победы. На Гостелерадио решили устроить конкурс на лучшую песню о войне. В числе прочих позвонили и Владимиру Харитонову – именитому поэту и бывшему фронтовику. Одним из пожеланий было, чтобы песня о Победе получилась не грустной, а радостной.

Владимир Харитонович гениально сумел совместить и то, и другое. Недаром первой строчкой песни стала знаменитая: «Это праздник со слезами на глазах». Однако сам поэт считал самыми значимыми другие слова – «Этот день мы приближали, как могли». При этом слово «мы» включало в себя не только солдат, но и работников тыла («Дни и ночи у мартеновских печей Не смыкала наша Родина очей»).

Владимир Харитонов:
«Эта мысль для меня очень важна: ведь именно так было с каждым моим соотечественником, в каждый из почти полутора тысяч тех жестоких дней приближали Победу, как могли… Это и про мою маму, которая все четыре года работала медсестрой в госпитале. И про отца, заслужившего в ту пору орден Ленина. И про мою жену, которая, тогда еще совсем девчонка, на крыше вот этого самого дома на улице Горького, где мы с вами беседуем, тушила зажигательные бомбы. И про её отца, члена партии с восемнадцатого года, сложившего голову в рядах народного ополчения...

Есть в песне строки, которые тем, кто не воевал, может быть, покажутся неожиданными:

Здравствуй, мама, возвратились мы не все…
Босиком бы пробежаться по росе!..

Но как, наверное, поймут меня ветераны Великой Отечественной, которые тогда, к началу войны, едва-едва переступили школьный возраст!.. Как часто грезилось нам – измотанным, пропыленным: сбросить бы кирзу, хоть совсем ненадолго, и, словно в детстве, босиком – по траве, по лужам…».

В композиторы Харитонов выбрал Давида Тухманова, с которым уже имел опыт удачного сотрудничества – этим тандемом были написаны такие эстрадные шлягеры, как «Мой адрес – Советский Союз» и «Как прекрасен это мир».

Тухманов утверждал, что сразу захотел сделать песню в жанре «старинного русского марша». Однако любовь композитора к сложным формам привела к тому, что на выходе получилось некое подобие то ли танго, то ли фокстрота.

Этот синкопированный ритм худсовет конкурса встретил в штыки. «Так исполнять песню о Победе – кощунство», – в один голос заявили члены Союза композиторов, которые и до этого поглядывали на своего коллегу косо. 34-летний Тухманов казался им «юным» несерьёзным эстрадником, который не достоин прикасаться к «святому».

В общем, песня (исполненная тогда женой композитора – Татьяной Сашко) не прошла даже отборочный тур.

Тем не менее «День Победы» всё-таки прозвучала, и не где-нибудь, а на официальных торжествах: 8 мая 1975 года – в исполнении Краснознамённого ансамбля песни и пляски им. А. Александрова, и 9 мая – на праздничном «Голубом огоньке» в исполнении Леонида Сметанникова. Кстати, именно в версии Сметанникова можно явно слышать тот самый оригинальный синкопированный ритм. Звучало это и вправду немного странно.

Если верить кандидату исторических наук Василию Цицанкину, именно благодаря аранжировке руководителя Краснознамённого ансамбля – Бориса Александрова (сына Александра Александрова) – песня приобрела более уместный маршевый ритм, а также знаменитый проигрыш-вокализ («А-а-а!»). В этом варианте песню исполнял солист ансамбля – Эдуард Лабковский.

Однако жалобы членов Союза композиторов всё-таки привели к тому, что «День Победы» Тухманова и Харитонова на полгода исчез из теле- и радиоэфиров. Это не значит, что песню совсем перестали исполнять. Одним из тех, кто буквально влюбился в песню и частенько пел её на гастролях, был Лев Лещенко. Именно Лещенко удалось снова «пробить» песню на телеэфир. Произошло это 10 ноября на праздничном концерте, посвящённом Дню милиции.

Лев Лещенко:
«Мне была нужна ёмкая, классная, жизнеутверждающая песня, чтобы закончить концерт... Я исполнял «День Победы» на концертах, видел, как люди плачут. Подхожу к Чермену Касаеву, музыкальному редактору Гостелерадио: «Чермен, я хочу спеть «День Победы» на День милиции». – «Ты что, с ума сошёл? Я на себя взять не могу». Иду к Чурбанову, зятю Леонида Брежнева, начальнику политуправления внутренних войск МВД СССР; он курировал подготовку к концерту. «Юрий Михайлович, вот есть такая песня. Может быть, мы ею закончим концерт? Ведь милиция принимала участие в Великой Отечественной войне. А песня – бомба!» «Давай послушаю», – говорит Чурбанов. Я спел. Он: «Потрясающе. Так в чём проблема?» – «А на ТВ не дают». – «Кто не даёт?! Пой! Это наш праздник».

Это был настоящий триумф. Неожиданно «День Победы» все заметили и засыпали советские СМИ просьбами чаще ставить песню в эфир. Вскоре ранее опальная композиция тут же становится лауреатом «Песни года» и с тех пор без неё не обходится ни один День Победы. Исполнение Лещенко, действительно, оказалось удачным. Песня зазвучала не так хитроумно модно, как в исходнике Тухманова, и одновременно более человечно и не столь официозно, как у Краснознамённого ансамбля.

Да и Леонид Ильич Брежнев песню, действительно, очень полюбил. А вот плакал ли, не знаю… Хотя почему бы ему, закончившему войну в ранге генерал-майора и с двумя орденами, не всплакнуть?

«Колоколенка» (1979)

Признаюсь, что эту песню я впервые услышал довольно поздно. Случилось это в 2006 году после выхода альбома «Мы победили», включающего каверы военных песен, записанных рок-музыкантами. Из всех каверов мне по-настоящему полюбилась именно «Колоколенка», исполненная группой МОНГОЛ ШУУДАН.

Группа была панковская, поэтому песню исполнила с характерной энергетикой и разгильдяйскими дворовыми нотками. Здесь эти нотки не раздражали, а напротив, очень органично подходили к тексту, написанному простым разговорным языком:

Мы землицу лапаем скрюченными пальцами,
Пули, как воробушки, плещутся в пыли -
Митрия Горохова да сержанта Мохова
Эти вот воробушки взяли да нашли.

Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько,
Чтоб я принял смертушку за честной народ,
Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой,
Растакой-разэтакий, этот «сукин кот»!

Бесхитростный, лишённый красивостей тон только усиливал реальность происходящего и впечатление от жертвы Крупенникова, который пытался отвлечь вражеского пулемётчика от бегущего к колоколенке солдата.

Да, видно, не судьба была пули мне отпробовать:
Сам старшой Крупенников встал, как на парад...
...Сразу с колоколенки, весело чирикая,
В грудь слетели пташечки, бросили назад...

...Горочки-пригорочки, башни, колоколенки.
Что кому назначено? Чей теперь черед?
...Рана незажитая, память неубитая,
Солнышко, да полюшко, да геройский взвод.

Я так свыкся с версией МОНГОЛ ШУУДАН, что крайне удивился, когда услышал песню в исполнении автора – барда Леонида Сергеева (ранее знакомого мне по юмористической телепередаче «Весёлые ребята»). Оригинал оказался неторопливым, негромким, сыгранным под одну гитару...

Ещё больше меня удивил факт, что песня написана очень давно – ещё в 1979 году. Сергеев недавно закончил историко-филологический факультет Казанского института и очередной раз отправился в «Снежный поход» – так назывались экспедиции по местам боевой славы. Собственно, впечатления от последнего похода и воплотились в «Колоколенке».

Однако популярность к песне пришла после выступления Леонида на питерском телешоу «Музыкальный ринг» в 1986 году. К автору тут же стали приходить письма от родных лейтенанта Крупенникова и сержанта Мохова, чему Сергеев очень удивлялся, ибо всех своих персонажей выдумал.

Песня о героях Великой Отечественной оказалась настолько близкой солдатам Афганской и Чеченской войн, что они тут же стали переделывать текст под себя, вставлять имена своих погибших сослуживцев...

Леонид Сергеев:
«Привели меня в палату. Лежит парень. Давно лежит. Тяжелое ранение в голову на площади Минутка в Грозном. Капитан Слава Егин (так мне запомнилось). Я ему спел. Он помолчал и говорит:

– …А он добежал?

Я подумал, подумал и говорю:

– Не знаю…

Он подумал, подумал и говорит:

– …Ну, вообще-то не должен. Открытая местность, пулемет на вышке… Не должен.

Я подумал, подумал и говорю:

– Не знаю…

Он подумал и говорит:

– А вот я не добежал. Тоже открытое место было…

В него попал снайпер из многоэтажного дома, когда он бежал по площади».