1975-1977 гг.

В июне 1975 г. Саша отдыхал в Могилеве у моих родителей.


Раиса и Саша Позины, 1975 г., Могилев


Дима Позин, 1975 г., Москва

Потом мы всей семьей поехали дикарями в Евпаторию. Там сняли комнату и проводили все время на море или в парках. Дети были очень довольны таким отдыхом, мы тоже.


Семья Леонида Позина, лето 1975 г., Евпатория


Дима и Саша Позины, лето 1975 г., Евпатория

Новый год (1 января 1976 г.) Саша и Дима встретили на елке в Доме культуры медицинских работников (на ул. Герцена). Для них это было незабываемым праздником вместе с Дедом Морозом.


Дима и Саша Позины, 1 января 1976 г., Москва

В марте 1976 г. у меня была интересная командировка в Минск в Институт тепломассообмена АН БССР.


Леонид и Раиса Позины, март 1976 г., Минск

В августе 1976 г. родители Раи вместе с Сашей и Димой едут в Могилев. В это же время мои родители переезжают в Минск. Там Саша отдыхает в пионерском лагере, а Дима вместе с бабушкой и дедушкой (родителями Раи) отдыхают на турбазе «Днепр» в Любуже, под Могилевом. Потом я и Рая приезжаем к ним на смену. Это очень красивое место на берегу Днепра. Рая с Димой остаются на турбазе, а я на несколько дней отправляюсь в пеший турпоход.


Злата Цоир, Дима и Леонид Позины (все справа), 1976 г., Могилев


Дима Позин и родители Раи Чесниной, август 1976 г., т/б Днепр, Могилев


Дима Позин (стоит в центре) и Евгения Краснер (справа от него), август 1976 г., т/б Днепр, Могилев


Дима (стоит слева) и Леонид Позины (стоит 3-й слева), август 1976 г., т/б Днепр, Могилев


Леонид Позин, август 1976 г., т/б Днепр, Могилев

Летом 1977 г. мы с Раей покупаем туристские путевки по Молдавии, и едем в Кишинев. Побывали во множестве красивейших мест, например, Сорока, Тирасполь, Бендеры, Вадулуй-воды и др. Меня почему-то сразу выбрали старостой группы, наверное, я обладал какой-то харизмой. Но люди не пожалели. Уже на первой экскурсии в какое-то село экскурсовод хотел нас свести к хозяевам, у которых по его словам есть отменное вино. Я пошел с ним, попробовал вино, и сказал, что это дерьмо. После этого он уже знал, с кем имеет дело, и нам предлагали только хорошее вино. Все были довольны.


Леонид Позин (внизу) и его жена Раиса (вверху 2-я слева), лето 1977 г., Молдавая


Леонид Позин (с караваем) и его жена Раиса (впереди справа), лето 1977 г., Молдавия

Дима Позин, 1-й раз в 1-й класс, 1 сентября 1976 г., Москва


Леонид Позин с супругой, 1977 г., Москва

Очень скоро я получаю партийное задание возглавить отряд института на уборке картофеля в подшефном колхозе. Наша задача убрать 10 га картофельного поля. Делать нечего, я соглашаюсь. Обращаюсь к зам. директора по общим вопросам Александру Семеновичу Ермакову, которому было поручено общее руководствво. А.С. Ермаков был очень интересный человек, первым делом он соорудил прямо в поле отхожее место. Кроме того, умудренный опытом, он организовывает мне горючее - бутыль с 10 л медицинского спирта. Это горючее нам очень пригодилось. Наша работа была ручной, никаких комбайнов, никакой техники, все находилось в руках студентов МВТУ им. Баумана. План есть план и его надо выполнять любой ценой. Раз в несколько дней я шел домой к председателю колхоза, неся с собой соответствующее количество спирта, 1 л - 1 га. Сколько могли, выпивали на месте, а наши гектары списывались, как убранные. В конце концов, мы успешно завершили наше задание. Еще несколько слов о А.С. Ермакове. В связи с большой теснотой в институте, он добывает помещение-подвал у Курского вокзала. Там размещают проектную группу и группу информации, где работает моя жена. Ермаков сооружает там грандиозный объект - туалет, имеющий в плане форму треугольника, с острием в конце. В этой точке он ставит унитаз на возвышении со ступеньками, почти как царский трон. Это уникальное сооружение всегда вызывало здоровый смех у сотрудников. Еще один забавный факт, институт приобрел множительную технику. Как-то на одном из партийно-хозяйственных активов он докладывает об этом такими словами «теперь у нас есть «херокс» (вместо ксерокс)», после чего весь зал покатился со смеху. Вообще то он был неплохой хозяйственник и хороший человек.


Александр Семенович Ермаков


Леонид Леонид, 1977 г., колхоз, Подмосковье

Где-то в эти же годы был еще один интересный случай. Вызывает меня директор института Сергей Прокопьевич Черных и спрашивает «Самойлыч, ты вроде бы не пьешь?» Ответ на этот сакраментальный вопрос у нормального человека, живущего в России, вызывает недоумение. Поэтому я продолжаю молчать и жду, к чему он клонит. Он говорит, что руководство института (имеется в виду дирекция, партбюро и местком) решили послать меня участвовать в ревизии Московского ликероводочного завода «Кристалл». Этот завод находится в нашем Калининском районе, и периодически райком партии проводит там ревизию. Они еще помнят, что когда-то наш институт назывался НИИСС, т.е. НИИ синтетических спиртов, а отсюда и ассоциация, что наши специалисты что-то понимают в производстве водки. Ну что ж, еду на этот завод и нахожусь там в течение недели. Кроме меня там еще человек 6 в комиссии, в том числе финансовый ревизор и другие специалисты. Они познакомились со мной и послали меня в лабораторию тары, а потом в лабораторию новых разработок. При знакомстве с заводом мне сразу же вспомнилась юмореска, которую читает Геннадий Хазанов, там неоднократно произносится фраза «Слово имеет начальник транспортного цеха…». Мне объяснили, что если новый рабочий неделю работает и не спивается, его можно брать на работу. В лаборатории тары мне долго объясняли, что тара (т.е. бутылка для водки) это первое дело в ее продаже за границей, приводя в пример водку «Смирновскую». Я пожелал им успехов в этом важном деле. В лаборатории новых разработок я попросил познакомиться с несколькими отчетами. Получил отчет, чем заменять импортные напитки типа бренди, виски, ром и др. при приготовлении коктейлей, используя отечественные напитки. Тут я вспомнил, что купил в Минске книжку «Приготовление коктейлей в домашних условиях». Я не стал выяснять, кто у кого списывал.
Утро работы комиссии начиналось с посещения дегустационного зала и опробованием продукции. Потом все куда-то расходились. Как-то нам устроили посещение закрытого специализированного цеха, где готовились напитки для членов Политбюро. На полках стояли музейные образцы, например перцовка, которая готовилась специально для Н.С. Хрущева и др.
Вообще, здесь механизированное производство, больше всего впечатляет конвейер разлива водки. Если бутылка после ее закупоривания протекает, оператор снимает ее с конвейера, разбивает и бросает в специальный бункер. Здесь водка проходит фильтрацию, а стекло собирается отдельно.
После недели работы комиссии было зафиксировано много недостатков. Заключительное заседание комиссии проходило в кабинете директора завода. Выяснилось, что все замечания уже были благополучно выброшены из отчета, и остались только незначительные.
На столы была выставлена водка «Московская» в импортном исполнении и бальзам «Москва», а также всякие закуски домашнего приготовления. Пили так, в рюмки по 100 мл наливали половину водки и сверху половину бальзама. Вкус водки исчезал напрочь, а оставался приятный вкус бальзама. Заседание продолжалось где-то до 14 часов. После этого каждого посадили в автомобиль и доставили по назначению. Я решил поехать в институт, и тут слегка придти в себя. После поехал домой.

Теперь о работе.

В книге [01] в главе «Создание и развитие института», с. 24 сказано:
«В силу объективных причин по личной просьбе А.Т. Меняйло в январе 1975 г. он был освобожден от занимаемой должности директора института. Руководством МНХП СССР на эту должность был назначен Сергей Прокопьевич Черных»

Приход в институт Сергея Прокопьевича Черных кардинально изменил состояние дел в институте, так он добился изменения названия института, его руководство содействовало продвижению молодых научных кадров и многое другое.

Там же [01] на с. 27 сказано:
«Государственный комитет Совета Министров СССР по науке и технике принял 29 декабря 1976 г. решение о преобразовании Научно-исследовательского института синтетических спиртов и органических продуктов с филиалом и Опытным заводом в г. Новокуйбышевске во Всесоюзный научно-исследовательский институт органического синтеза (ВНИИОС)»

В книге [01] в главе «Подготовка специалистов» на с. 266 сказано:
«Начиная с 1963 г. молодые ученые приняли эстафету и продолжили дело подготовки научных кадров для его института, его филиала и отрасли. Среди них д.т.н. А.А. Григорьев, к.т.н. Н.И. Зеленцова, д.т.н. В.М. Платонов, к.т.н. В.А. Меньщиков, к.т.н. Ю.Д. Емелин, к.т.н. Л.С. Позин, к.т.н. А.Ф. Нестеров, к.т.н. В.Н. Мельников, к.т.н. Л.В. Шалимов, к.т.н. Л.Ф. Косова и др.»

Действительно, где-то в эти годы я получаю право руководства аспирантами. С этого времени у меня в разное время были аспирантами М.Н. Миннуллин, О.Л. Шубина, И.В. Шевчук. Из них успели защитить кандидатскую диссертацию только Мансур Нурмухамедович Миннуллин. С ним я познакомился в 1974 г. через Владимира Григорьевича Чекменева, с которым мы познакомились раньше. М.Н. Миннулин работал на Ново-Уфимском НПЗ в опытно-исследовательском цехе. Он иногда приезжал в Москву, и заходил к нам. Я часто бывал в Уфе в командировках, и заходил к Мансуру. У нас были прекрасные дружеские отношения.

Кроме Уфы несколько раз пришлось съездить в Ангарск на Ангарский НХК. Там была группа, состоящая из сотрудников НИИСС (Л.С. Позин, аппаратурные вопросы), ВНИИНП (А.Д. Сулимов, вопросы технологии) и ВНИПИнефть (проектировщики). Ездили зимой, а потом в летний период. Очень подружился с докт. техн. наук Андреем Дмитриевичем Сулимовым. Он был интересный человек, и с ним было приятно разговаривать на любые темы. Летом мы решили выбраться на озеро Байкал. Поехали в Иркутск, и оттуда на теплоходе сначала в Листвянку, где встречались Хрущев и Эйзенхауэр, а затем на турбазу. Там кое-как нас приняли, и мы пробыли здесь несколько дней. Это была незабываемая поездка.

Я знал В.Г. Чекменева с момента, когда он защитил кандидатскую диссертацию в МИНХиГП, и начал работать в ИПКнефтехим. Он еще был не женат, и мы часто встречались у него на квартире. Устраивали мальчишники, иногда к нам присоединялся и Юрий Николаевич Лебедев, он работал тогда во ВНИИнефтемаш. В коллекции Чекменева была масса записей В. Высоцкого, и мы с удовольствием их слушали.

В 1975 г. в Уфе состоялась Конференция «Теория и практика ректификации - 3». Помнится один забавный случай. Выступала одна женщина-проектировщик, и рассказывала о методике ВНИИнефтемаш по расчету клапанных тарелок (это была довольно сложная методика с использованием графиков). И вот она говорит, что все гораздо проще, если взять уравнение (и пишет на доске мое уравнение). Это все не принципиально. Но потом, Мансур устраивает парилку у своих родственников со всеми угощениями, горячительными напитками и т.п. Гости по очереди идут париться. Настала очередь моя и Юры Лебедева (одного из авторов упомянутой методики ВНИИнефтемаш) идти в парилку. Юра начал лупить меня веником, приговаривая «Это тебе за клапанные тарелки, это тебе за уравнение» и т.д. Мы потом часто со смехом вспоминали этот случай.

Где-то в эти же годы я приезжал в Уфу на завод, но обследование установки откладывалось. И тогда Миннуллин повез меня в д. Давлеканово (там жили его родители). Помните, как в выражении «деньги есть - Уфа гуляем, денег нет - Чишма сидим». Оказалось это удивительно красивое место Чишма, рядом речка Дёма, недалеко совхоз Юматово. Здесь я впервые отведал настоящий кумыс. Бесподобный слабоалкогольный напиток.

В марте 1976 г. на базе отдела ИПМ АН СССР В.В. Струминского была создана самостоятельная организация — Сектор механики неоднородных сред АН СССР. Этот сектор установил тесную связь с промышленностью, став центром и связующим звеном между фундаментальной и отраслевой науками. Ученые химических и нефтехимических отраслей промышленности регулярно участвовали в работе семинара Сектора и комиссии Госкомитета по науке и технике. Регулярно проводились всесоюзные конференции по аэродинамике и механике неоднородных сред. Я всегда посещал эти семинары.

Широкое применение математических моделей и необходимость обработки большого экспериментального материала привели меня к необходимости использования ЭВМ. В институте в эти годы уже была ЭВМ «Минск» - это монстр, занимающий большое помещение. Уже была и лаборатория математического моделирования под руководством докт. тех. наук В.М. Платонова. Тогда это была современная техника, но сегодняшний персональный компьютер превосходит ее многократно. Да и работать было неудобно, программы набивались на перфокарты и вообще... Я срочно стал изучать программу Фортран, и вскоре уже писал программы и проводил расчеты. Стал частым гостем в этой лаборатории.

Шло время, уже был конец 1975 г. Я думал о своем завтрашнем дне, т.к. уже вырос из детских штанишек. Оценив обстановку, я понял две вещи.

Первое, разработки массообменной аппаратуры (тарелки и т.п.) не могут быть главным направлением работы лаборатории процессы и аппараты в технологическом институте - и это потому, что реально даже при наличии пионерских разработок, - решающее слово остается за институтами машиностроительного профиля (ВНИИнефтемаш, ВНИИхиммаш). Без них внедрение новых разработок невозможно. Но даже включение их в число авторов также ничего не дает.

Второе. Более существенно для такого института, как наш, заниматься инженерными разработками реакционных аппаратов, важными для всех наших технологических лабораторий. Замечу, что в лаборатории была группа канд. тех. наук Нины Ивановны Никитиной, которая занималась экспериментальными исследованиями реакторов с неподвижным или псевдоожиженным слоем. Но это было недостаточно. Я, а также Вадим Алексеевич Меньшиков еще раньше занялись исследованиями барботажных реакторов.

Поэтому я решил, что нужно создать сектор реакционных и массообменных аппаратов во ВНИИОС. Я обратился к М.Э. Аэрову с таким предложением, он в принципе поддержал его, но ничего не делал. Видя такое положение, я обратился к В.М. Платонову. Он не только согласился со мной, но тут же написал соответствующую докладную и предложил мне перейти в его лабораторию. Я так и сделал. Тут уже и М.Э. Аэров понял, что он меня теряет, и тоже обратился в дирекцию. Решение вопроса зрело.

В конце 1975 г. я уже работал в лаборатории математического моделирования. В это время пришло приглашение на курсы АСУТП (автоматизированная система управления технологическим процессом) и научные основы управления социалистическим производством, которые пробивал для себя работающий в лаборатории О.Б. Соболев. Он уехал из Ленинграда в Москву, и всегда рвался на родину. И вдруг он уехал в отпуск, и нужно было кого-либо послать. Мне предложили, и я согласился. Курсы проходили в Ленинградском технологическом институте им. Ленсовета. Был январь 1976 г. В принципе эти курсы были предназначены для заместителей директоров заводов по финансовым вопросам. Но формально это не имело никакого значения. Нас заселили в аспирантское общежитие на окраине города. Утром за нами приезжал автобус. До обеда мы слушали лекции. Затем шли в столовую, нам рекомендовали зал для преподавательского состава, где, по сути, был шведский стол стоимостью 1 руб. Только за кофе нужно было платить отдельно. Мы наедались на весь день, и далее всю группу везли на экскурсии. Такой учебы в моей жизни больше не было. Полный кайф. Единственное неудобство, в аудиториях ЛТИ в это зимнее время стоял лютый холод. Некоторые простужались. Я тоже слегка. Мой сосед (казах из Мангышлака) привез с собой несколько батонов сырокопченой конской колбасы. С водочкой это было отличное лекарство. Он, кроме всего прочего, в отличие от меня был заядлый театрал, и мы почти каждый вечер шли в театр.


Олег Борисович Соболев

По прошествии времени вопрос об организации сектора был уже практически решен. Новый директор ВНИИОС С.П. Черных осуществил кадровую реструктуризацию, которая давно назрела.

В книге [01] в главе «Структура института (хронология)» на с. 38-39 сказано:
«В 1977 г. был создан отдел № 5 «Инженерно-технологический» (зав. отделом Меньщиков Вадим Алексеевич) (1977-1985). Отдел состоял из сектора «Химическая физика» (зав. сектором Милья Аркадьевич Маргулес), сектора «Инженерная кинетика» (зав. сектором Меньщиков Вадим Алексеевич), сектора «Ректификация» (зав сектором Валентина Николаевна Вострикова) и сектора «Реакционные и массообменные аппараты» (зав. сектором Позин Леонид Самуилович).






Валентина Н



В марте 1977 г. я был назначен зав. сектором РиМА (реакционные и массообменные аппараты). Моя зарплата поднялась до 300 руб. Я собрал сотрудников сектора и организовал для них банкет в ресторане «Националь».

Итак, накануне своего 40-летия я был отцом двух сыновей, имел ученую степень кандидата технических наук и возглавлял сектор в НИИ. Я считал свое новое положение пределом возможного, и был счастлив.

В 1975 г. были опубликованы 11 моих работ. Это статья [30] о расчете газосодержания пенного слоя на провальных тарелках и статьи [31], [32] и [33] о перемешивания жидкости на беспереливных тарелках (модели и экспериментальные результаты) (с активным участием Л.Н. Колтуновой). Далее статья [34] о влиянии негоризонтальности монтажа на эффективность работы беспереливных решетчатых тарелок (с участием В.Г. Чекменева). Затем статьи [35], [36] и [37] о моделировании, расчете и совершенствовании переливных устройств тарелок (с активным участием моего аспиранта М.Н. Миннуллина). И, наконец, статьи [38] об исследовании новых клапанных прямоточных тарелок и [39] об исследовании высокоскоростного массообменного аппарата с восходящим прямотоком, а также изобретение [40] (мое участие в этих работах было минимальным).

В 1976 г. были опубликованы 3 мои работы. Это [41] об испытании новых клапанных тарелок (с активным участием моего аспиранта М.Н. Миннуллина). Затем [42] «Методика расчета тарелок без переливных устройств». Особое место занимает статья [43] о распределении продуктов реакции при ступенчатом металлоорганическом синтезе в каскаде реакторов идеального смешения (совместно с М.А. Маргулисом). Это одна из первых моих работ по моделированию реакторов.

В 1977 г. вышли еще 4 мои работы. Статья [44] об изучении структуры потоков жидкости на решетчатых тарелках (написана Л.Н. Колтуновой). Еще 2 заключительные работы [45] о технико-экономической оценке эффективности применения клапанных и решетчатых тарелок в ректификационных колоннах и [46] - это обзор по промышленному применению решетчатых тарелок (это совместные работы М.Э. Аэрова, Т.А. Быстровой, Л.Н. Колтуновой и Л.С. Позина). Последняя работа в этом году [47] - это изобретение, мое участие в котором было минимальным.

Перейти к оглавлению

1972-1974 гг.

Мы уже пообвыкли и приспособились к жизни в Очаково. Саша жил у бабушки и дедушки на Б.Сухаревском пер. На выходные я привозил его в Очаково. Мы любили совершать экскурсии по окрестным местам, вплоть до Кунцева. Здесь было много красивых мест, особенно нравилось нам бывать в Ворошиловском парке у метро «Кунцевская», где были построены шикарные дома для высшего руководства. Там была идеальная чистота и порядок. Дима рос и взрослел потихоньку. С ним мы гуляли у нас во дворе. К нам частенько приезжали и Раины родители.


Дима, весна 1972 г., Москва


Дима, весна 1972 г., Москва

В мае 1972 мы с Димой и Сашей поехали погостить в Могилев к моим родителям.


Дима, лето 1972 г., Могилев


Дима, лето 1972 г., Могилев


Дима и Саша, лето 1972 г., Могилев


(Сидят) Злата Цоир, Саша и Дима Позины, Раиса Чеснина; (стоят) Самуил, Раиса и Леонид Позины, лето 1972 г., Могилев

На лето 1973 г. мы сняли дачу на 42 км по Казанской дороге. Это было очень красивое место, рядом лес, ягоды, грибы. Рая с детьми и ее родители жили там вместе все лето. Я тоже часто туда наезжал и вечерами и в выходные. Так же было и летом 1974 г.


Дима (слева) и Саша (справа), лето 1973 г., Подмосковье


Саша, лето 1973 г., Подмосковье


Саша и Дима, 1973 г., Москва


Евгения Краснер, 1973 г., Москва


Яков Чеснин, 1973 г., Москва


Леонид Позин, 1974 г. , Москва

В мае 1974 г. Рая вернулась работать в НИИСС, и ее зачислили на должность переводчика в патентно-лицензионный отдел. Рая работала там вплоть до отъезда в Израиль. Ее начальником был Константин Петрович Атапов, а с 1983 г. Лев Федорович Клименко. Рая должна была ездить в Патентную библиотеку на Бережковской наб. и там делать рефераты патентов по требованиям лабораторий. Это была очень хорошая работа, которую можно было сделать за 4-5 час, и вернуться домой. Для женщин, которые работали с Раей, это было чрезвычайно удобно. Никто не проверял, ты в библиотеке или нет. В то время еще не было сотовых телефонов.





Мы и родители пришли к единому решению съехаться, и я начал заниматься вопросом обмена. Просматривал бюллетени по обмену, дал наше объявление, часто ездил на Банный пер. Там находилось Центральное бюро по обмену жилплощади, там же по выходным дням собиралась тусовка желающих произвести обмен. Мы меняли 2 квартиры на одну, казалось, что съезд это проще, чем разъезд. На самом же деле это не так. Прежде всего, я изучил возможные варианты, и несколько раз даже ездил с Яковом Львовичем смотреть квартиры. Наконец я понял, что нам нужно. Были разные варианты, и даже неплохие. Обмен задерживался отсутствием телефона в Очаково. Когда поставили телефон, то довольно скоро я нашел квартиру, которая всех нас устроила. Это квартира в доме на ул. Крупской 5. Дом находился во дворе между улицами Крупской и Марии Ульяновой в тихом месте. Это был добротный кирпичный 8-ми этажный дом с лифтами и мусоропроводом на лестничной площадке. Квартиры имели паркетные полы. Наша квартира имела 3 изолированные комнаты: 24 кв.м. с балконом, 16 кв.м. и 20 кв. м. также с балконом. Кухня 10 кв.м., раздельный санузел и коридор длиной около 9 м со встроенными шкафами. Комнату 24 кв.м. занимали родители Раи, комнату 20 кв.м. занимали я и Рая и комната 16 кв.м. была детской. Квартира была на 4-м этаже. Рядом на ул. М. Ульяновой была остановка троллейбуса № 28 (5 мин езды до метро «Университет» или 15-20 мин. пешком), а на Крупской - автобуса № 1. Рядом магазин «Диета» (на Крупской) и продуктовый магазин и магазин одежды от ателье (на Ульяновой). В 5 мин. ходьбы находился Ленинский просп. На его противоположной стороне был магазин «Лейпциг», а ближе к нам магазин «Власта» и чуть далее «Школьник». В общем, это было чудесное место. Ул. Крупской и ул. М. Ульяновой представляли собой аллеи лиственниц. Школы были во дворах. Поликлиника была тоже недалеко, на ул. Кравченко. Это был довольно элитарный район. Площадка, находящаяся между ул. Крупской и Ульяновой, примыкающая к Ленинскому проспекту, служила эстрадой и местом сбора публики во время тех или иных празднеств.


На фото мы видим угловую часть дома. В левом углу находится подъезд. Балкон на 4-м этаже, который почти закрыт ветками дерева, относится к комнате 20 кв.м., в которой мы жили, справа от него окно комнаты 16 кв.м., где жили дети. Затем мы видим окно кухни. Далее на торцевой стороне можно видеть балкон комнаты 24 кв.м., где жили родители Раи. Мы не видим окно этой комнаты, т.к. оно выходит на противоположную сторону дома. В этом шикарном доме мы жили вплоть до отъезда в Израиль в июне 1991 г.

Вскоре я купил в магазине «Лейпциг» немецкий аккордеон марки «Ройяль-стандарт» размером 7/8 4-голосый (за 360 руб.), т.к. мой предыдущий итальянский аккордеон требовал значительных затрат на ремонт, и кроме того у него была очень жесткая клавиатура.

Большая неприятность была, когда однажды Саша с Димой устроили игру в догонялки. Это было поздно вечером, когда все уже отправились спать, а они решили поиграть. Вдруг мы слышим шум в коридоре. Это Дима бежит, вытянув руки вперед, по длинному коридору, а Саша за ним, и Дима врезается руками в дверь кухни с верхней застекленной частью, которая к несчастью была закрыта. Стекла разлетаются в дребезги. Руки Димы все в крови, у Саши ноги выше колен в крови от попавших осколков стекла. Дима кричит: «Ой, мамочка прости, больше не буду» - «Что ты больше не будешь?» - «Стекла бить». У Раи конечно столбняк от всего увиденного. Мама Раи была очень сильная женщина, сразу же собралась и без паники обмазала детей йодом. Мы быстро их одели и на такси поехали в травмопункт на Ленинском проспекте. Там Диме зашили рану на запястье руки, счастье, что не была задета вена, и сделали укол от столбняка. Саше обработали раны на ногах. Дети вели себя хорошо, не плакали, понимали, что сами виноваты.

Однажды Саша отправился в побег со своим школьным приятелем. Это был рыжий мальчик по фамилии Тюхтяеев, который в этот день получил двойку, побоялся идти домой и уговорил Сашу поехать с ним в Калугу. Мы ничего не знали. Так как Саша долго не приходил из школы, мы начали волноваться. После звонков к одноклассникам Саши, ничего не узнав, обратились в милицию. Нам сказали, что поиск объявляется только через 2 суток после пропажи, и велели принести фотографию сына, но все-таки начали искать раньше, видя наше состояние. Поздно вечером нам позвонили, что их сняли с электрички, и что нам надо приехать за Сашей в отделение милиции. Так благополучно закончилось его путешествие.

Позже было еще подобное событие, когда Сашу с этим же Тюхтяевым задержали около гостиницы «Россия», где они выпрашивали у иностранцев значки (в то время Сашуля коллекционировал значки). Нам снова позвонили из милиции. У Раи был шок после этого звонка. Она очень хорошо помнит лицо и глаза своего папы после того, как она ему об этом рассказала. Он только улыбнулся и спокойно поехал забирать Сашеньку.

У Димы и Саши несколько раз были боли в животе, подобные приступу аппендицита. Вызывали врачей, но все обходилось. Но однажды Диму забрали с острой болью и отвезли в больницу. Там срочно сделали операцию по удалению аппендицита.

В 1972 г. во ВНИИОС пришел Павел Семенович Чекрий, который был избран секретарем партбюро (говорили, что он был зятем полковника КГБ). Не знаю почему, но он ополчился против меня, может быть, была такая установка райкома КПСС, и во время войны Судного дня (1973 г.) он вызвал меня в партбюро и спросил, ты можешь написать письмо, обличающее Израиль в этой войне. Я сказал, что нет, т.к. у меня нет достоверной информации по этому вопросу. Но ведь в газетах пишут, он сказал. Ну, а если такое письмо напишут все коммунисты евреи института, ты его подпишешь, спросил он. Я ответил, что если именно так, то может быть. На этом его вопросы окончились. Видимо, что-то затевалось в те дни сверху, но так и не проявилось до конца. Замечу, что через несколько лет после нашего отъезда в Израиль он скоропостижно умер.



Где-то в эти годы меня избрали в местком и назначили ответственным за охрану труда. Кроме всего прочего мне приходилось участвовать в работе комиссии по проверке знаний по технике безопасности. Для меня, как не химика, это было пустое времяпрепровождение.

Теперь о работе.

В марте 1972 г. ВАК присвоила мне ученое звание старшего научного сотрудника по специальности процессы и аппараты химической технологии, которое соответствует званию доцента ВУЗа.

За эти годы наверняка участвовал в научных конференциях, но где и когда не помню. Вероятно, одна из таких конференций проходила в Днепропетровском химико-технологическом институте. Здесь я познакомился с Вильямом Михайловичем Задорским. Наше знакомство продолжилось в будущем написанием совместной статьи [21] (по классификации клапанных тарелок) и изобретения [22] (касающегося использования клапанных переливов в переливных желобах). Эти работы были опубликованы в 1972 г.


Вильям Михайлович Задорский

В том же году с большим опозданием вышла моя статья по расчету гидравлического сопротивления перфорированных тарелок [23].

Следующая работа [24] написана мною совместно с сотрудниками ВНИПИнефть и касается результатов обследования промышленной колонны с решетчатыми тарелками для четкой ректификации в производстве ортоксилола на Новоуфимском НПЗ, куда я ездил неоднократно.

В 1973 г. были опубликованы 2 работы по исследованию беспереливных трубчато-клапанных тарелок, одна касается экспериментальных результатов [25], другая - зависимостей для расчета гидравлического сопротивления и высоты пены [26].

В 1974 г. были опубликованы статьи, в которых изложены результаты исследования беспереливных трубчато- клапанных тарелок [27], методика расчета беспереливных решетчатых тарелок [28] и, наконец, статья [29], которая обобщает опыт промышленного применения колонн с решетчатыми тарелками.

В эти годы, будучи уже канд. техн. наук, мне пришлось писать множество отзывов на авторефераты кандидатских диссертаций по просьбе руководителей соискателей или их самих. По-видимому, это было связано с тем, что мое имя стало достаточно известным в мире науки.
Так же неоднократно мне приходилось выступать оппонентом на защите кандидатских диссертаций. Авторефераты кандидатских диссертаций, на которые я писал отзывы или же выступал оппонентом, занимали у меня целую полку в книжном шкафу на работе. Все это осталось в прошлом, сейчас я уже не помню. То, что я помню, это то, что примерно раз в несколько месяцев меня приглашали на банкет в честь удачной защиты диссертации, в которой я выступал как оппонент.

В 1971 г. академик Владимир Васильевич Струминский возвратился из Новосибирска в Москву, став заведующим отделом физической аэромеханики Института проблем механики Академии наук СССР. К этому времени у него созрели новые идеи — по использованию огромного опыта и научного потенциала, накопленного в оборонной промышленности, для интенсификации технологических процессов в промышленности и сельском хозяйстве. Он создает комиссию по внедрению новейших достижений аэромеханики в химическую технологию, состоящую из представителей академической и отраслевой науки. Миннефтехимпром рекомендует меня в эту комиссию как молодого подающего надежды ученого. Мне поручено собрать экспериментальные данные по провальным тарелкам, и я вместе с Л.Н. Колтуновой готовим отчет, и выступаем с соответствующим докладом на этой комиссии. Кстати эта работа оплачивается.

В последующем В.В. Струминский организовывает ряд выездных заседаний этой комиссии, одна из них была зимой, в каком-то подмосковном пансионате. Там была лыжная база, и в свободное от заседаний время участники проводили, катаясь на лыжах.

Перейти на оглавление

1969-1971 гг.

Саша жил у бабушки и дедушки в их новой квартире после того, как они туда перебрались.

Мы с Раей продолжали жить в доме на ул. Куйбышева. В марте Рая ушла в декретный отпуск, и 16 июня 1969 г. у нас родился второй сын Дима. Сразу после родов у Раи был приступ аппендицита, и ей тут же сделали операцию. Дима в раннем детстве много болел.

Саша Позин, август 1969 г., Москва


Рая, Дима и Саша, декабрь 1969 г., Москва


Саша и Дима, декабрь 1969 г., Москва

Саша стал уже вполне самостоятельным мальчиком и 1 сентября 1970 г. начал учиться в школе.


Саша Позин, 1 сентября 1970 г., Москва

Рая решила посвятить себя воспитанию детей, и поэтому после рождения сына она перестала работать, а через год ей пришлось подать заявление об увольнении (таков был порядок).

Из значительных событий этих лет нужно назвать мое участие в работе международного конгресса ХИСА в Чехословакии в конце сентября 1969 г., и защиту кандидатской диссертации в ГИАП ближе к концу этого года. Но об этом будет написано чуть ниже.



Гостиница «Ленинград», ныне отель «Монты», Марианске Лазне, Чехословакия

Итак, к началу 1970 г. я уже был «степенным» отцом семейства, имея жену и двух сыновей, удостоен ученой степени кандидата технических наук и впервые выехал за границу. После защиты диссертации мне повысили зарплату до 200 руб., но этих денег не хватало. Во время подготовки диссертации из-за нехватки времени я был вынужден прекратить подработку в ВИНИТИ. Сейчас же, поскольку я один должен был содержать семью, мне пришлось подыскать какую-либо подработку.
Устроился в ЦНИИПИ (институт патентной информации) переводить рефераты патентов с английского языка на русский. Моя супруга переводила эти рефераты, я же их редактировал и печатал. Редактирование занимало много времени, т.к. требования к качеству перевода в ЦНИИПИ были очень высоки, и мне приходилось смотреть почти каждое слово в словаре (при редактировании текста).
Примерно через 2 месяца мне сообщили, что все переводчики должны пройти экзамен (перевести и отредактировать какой-либо реферат на месте, можно пользоваться словарями). Я, конечно же, не был готов к этому, и сказал, что уезжаю в командировку и вернусь только через месяц. Мне сказали: хорошо. В течение месяца я изучал английский язык по учебнику для неязыковых вузов, чтобы освоить хотя бы грамматику. Через месяц я успешно прошел экзамен, и продолжил работать. Через пару лет меня «ушли». Но за это время я уже как-то справлялся с английским языком. Через некоторое время я вновь нашел подработку в ВИНИТИ, но на сей раз в написании расширенных рефератов с немецкого и английского для полузакрытого сборника «Наука и техника за рубежом». С интересом занимался этим делом.

Летом 1970 и 1971 г. мы снимали дачу в пос. Клязьма по Ярославской железной дороге, и там жили всей семьей вместе с родителями Раи. Сашу почти каждый год отправляли в пионерский лагерь.


Дима Позин, 1970 г., Москва

В середине 1970 г. нам, как очередникам райисполкома, дали 3-х комнатную квартиру в новом доме на Очаковском шоссе. Это было 8-этажне здание с несколькими подъездами и лифтами. Квартира была небольшая, всего 34 кв.м. жилой площади, на 2-м этаже, с балконом длиной 8 м. Планировка была очень удобной. Была изолированная комната 10 кв.м., и еще проходная комната 16 кв.м., а за ней спальня 8 кв.м. Еще были кухня 6 кв.м., совмещенный санузел и большой коридор. Кроме того, в комнатах были встроенные шкафы. В исполкоме нам сказали - берите, что дают, у вас семья 4 человека; если вы откажетесь, то еще неизвестно, когда будут подходящие квартиры, а если будут, то не 3-комнатные, а 2-комнатные.
Мы поехали, посмотрели эти новостройки и согласились. Это был довольно далекий район Москвы. Наш микрорайон включал несколько таких домов, как наш, овощной магазин, булочную и аптеку. В то время эти объекты еще не были освоены. До ближайшего метро «Кунцевская» нужно было ехать на автобусе около 15-20 мин. В 10-15 мин. ходьбы от дома была платформа «Очаково» Киевской железной дороги. На электричке надо было ехать 15 мин. до Киевского вокзала, и там пересаживаться на метро «Киевская». Для того чтобы добраться до поликлиники, нужно было идти пешком до станции «Очаково» и там подниматься вверх на эстакаду, чтобы перейти железнодорожные пути, спуститься вниз и идти еще 15 мин. Для нас, привыкших жить в центре Москвы, это было очень неудобно и не легко. Но это все же была квартира, а не общежитие. Построена хорошо, паркетные полы, мусоропровод. Недалеко от наших домов шло строительство большого промышленного объекта. Никто не знал, что это. Но в будущем оказалось, что это ТЭЦ. Тем не менее, в то время это был тихий район с чистым воздухом, большим количеством зелени, совсем недалеко от Московской дачи Сталина в Матвеевском. Мы были еще сравнительно молоды и полны оптимизма.


Дима и Рая, 1970 г., Очаково, Москва

Теперь о моей работе в институте.

Я успешно сдал все экзамены кандидатского минимума, а это процессы и аппараты химической технологии, марксистко-ленинская философия и иностранный язык. Экзамены по специальности и по немецкому языку не представляли для меня никаких сложностей. Я регулярно читал научно-технические журналы на немецком языке в нашей библиотеке, а, кроме того, выходил на Красную площадь и как-то общался с туристами из Германии. Эти оба экзамена были внутренними, и чисто формальными. Экзамен по философии был сложнее. Приходилось регулярно ездить на семинары в Научно-исследовательский физико-химический институт им. Л.Я. Карпова и готовить рефераты. Здесь надо было потрудиться. Там я познакомился с Наталией Гайдай, дочкой Леонида Гайдая, которая работала в НИИСС и также была аспиранткой. В конце концов, и этот экзамен одолели.

За указанный период много моих работ вышли из печати.

В одной из них [7] принимал активное участие студент МИХМ Владимир Довженко, которого проф. Л.С. Аксельрод послал в наш институт на дипломную практику. Это было хорошее продолжение моего сотрудничества с МИХМ (начиная с аспиранта А.Н. Ковшова [1]). Был изготовлен элемент клапанной тарелки, который позволял изменять величину зазора под клапаном. Предложенная мною простая гидравлическая модель позволила получить обобщенные расчетные зависимости, согласующиеся с экспериментом и рекомендуемые для проектных расчетов.

В работе [8] приведены результаты изучения гидравлики (Л.С. Позин) и массопередачи (Л.Н. Колтунова) на клапанных тарелках без переливных устройств, предложенных в изобретении [3].

Статья [9] касается повышения эффективности работы абсорбционно-отпарных колонн цехов разделения газов пиролиза, и мое участие в этом было минимальным и связано с поездкой на Грозненский НХК (см. предыдущую главу).

В статье [10] приведены результаты экспериментального определения доли сечения решетчатой тарелки, занятой жидкостью. Такого рода исследование ранее никто не проводил. Активное участие в работе принимал студент МИХМ Анатолий Козлов, которого проф. Л.С. Аксельрод послал в наш институт на дипломную практику.

Работа [11] является пионерской и в ней представлены результаты измерений коэффициентов турбулентной диффузии и поля скоростей в жидкой фазе барботажного слоя. М.Э. Аэров достойно оценил эту работу и организовал мое выступление на семинаре в Институте проблем механики АН СССР (недалеко от метро «Белорусская»). Академики и участники семинара хорошо отозвались о моей работе. Позднее результаты этой работы вошли в ряд учебников по барботажным реакторам.

Эту же работу я докладывал на Ученом совете НИИСС, на семинаре по теоретическим основам химической технологии и, наконец, на международном конгрессе по процессам и аппаратам химической технологии ХИСА в Чехословакии в конце сентября 1969 г.

Это была моя первая поездка за границу. От Миннефтехимпрома в конгрессе участвовали 3 человека: докт. хим. наук, проф. Иосиф Исаевич Иоффе из ВНИИнефтехим (автор монографии «Инженерная химия гетерогенного катализа»), гл. инженер Омского нефтехимкомбината Иван Скориков и ваш покорный слуга. Иосиф Исаевич Иоффе был известным ученым, и на этом конгрессе был председателем одной из секций. Я был еще только начинающий мало известный научный сотрудник. Ну а Ивану Скорикову просто повезло. Конгресс был организован в Марианске Лазне, известном как курорт Мариенбад. Организаторы конгресса спутали меня с очень известным человеком - моим однофамильцем Позиным Максом Ефимовичем (Хаймовичем), докт. техн. наук, проф. Ленинградского технологического института. Надо сказать, что во многом наши работы касались химической технологии и математического моделирования. Кстати, когда я еще учился в МИХМ, многие преподаватели спрашивали меня, не родственники ли мы. На это я отвечал, да, но дальние. Итак, меня спутали с моим однофамильцем, и поселили в гостиницу «Ленинград» (ныне «Монты»), где в огромном номере должны были проживать М.Е. Позин и докт. техн., проф., зав. кафедры «Процессы и аппараты химической технологии» Московского института тонкой химической технологии Нисон Ильич Гельперин. Никто из них не приехал, и меня и Скорикова поселили в этот номер. Гостиница стояла на высоком холме, и когда-то представляла собой, по-видимому, старинный замок. В ней был огромный ресторан, концертный зал с органом и многое другое. Заседания секций проходили в различных ресторанах города, где пиво подавалось бесплатно. Только пленарные заседания проводились в одном большом зале. Я представил свой доклад на русском языке, т.к. он являлся одним из рабочих языков. Хочу напомнить, что этот конгресс проходил после известных событий «Пражская весна» 1968 г. Название гостиницы «Ленинград» было сбито. Местные жители относились к нам очень подозрительно. Например, я как-то зашел в аптеку купить соски из силикона (для Димы), т.к. в России таких сосок не было. Хотя я обратился к аптекарше на немецком (здесь все прекрасно знали немецкий), она сделала вид, что не понимает, что мне нужно. Хорошо, что тут вошел старый чешский партизан, и он помог мне. Нас прекрасно кормили, устраивали экскурсии. Я, Иоффе и Скориков обычно встречались после заседаний и вместе проводили время. Как-то я и Иоффе поехали в Прагу, посетили Государственный еврейский музей, потом зашли в Пражский Кремль. Там в каждом помещении была установлена аппаратура, и можно было послушать информацию об экспонатах на разных языках. Мы включили русский, и тогда все посетители покинули зал, в котором мы находились. Чешские коллеги подозрительно относились и ко мне, неоднократно спрашивали меня, не являюсь ли я офицером КГБ. Такое было время. Мы очень сблизились с Иосифом Исаевичем Иоффе. Много гуляли, однажды попали на «площадку» игры в гольф. Слово «площадка» никак не отражает сути дела, т.к. это петляющая дорога шириной 100 м и длиной 40 км. Причем через каждые 0,5 км стоит пивной ларек, а на «площадке» полно немцев из Западной Германии в кожаных шортах и в шляпах с пером. Это не такое дешевое дело. Игра начинается утром, и продолжается весь день. За каждым немцем идет чех, который тащит тележку с клюшками. Так мы шли по дорожке и вдруг очутились на территории Германии, т.к. увидели пограничный столб с надписями на немецком и никаких пограничников. Мы тут же повернули обратно. На одном из банкетов я познакомился с доктором Клаусом Хоппе из ФРГ. Мы хорошо знали друг друга по публикациям, т.к. оба занимались исследованиями клапанных тарелок. У каждого участника на лацкане пиджака была «бирка» с фамилией и названием страны, которую он представлял. Мы захотели выпить и поболтать, но все уже было выпито. Пошли в бар, но там кроме «Сливовицы» ничего не было. Купили бутылку, разлили по рюмкам, но пить не смогли (только Швейк мог пить такую гадость, не сравнимую ни с одним даже самым плохим самогоном в России). Очень интересное знакомство состоялось у меня с Бекиром Михайловичем Смольским, докт. техн. наук, проф., членом-корреспондентом Национальной академии наук Белоруссии. Он очень похвалил мою работу и пригласил навестить Институт тепло- и массообмена АН БССР (в Минске), где он работал. Позже я воспользовался его предложением. Впечатления об этом конгрессе надолго остались в моей памяти.

К середине 1969 г. я полностью закончил писать и печатать свою диссертационную работу [12] «Исследование элементов гидродинамики барботажных аппаратов», защита задерживалась типографией ГИАП, которая должна была напечатать реферат диссертации. В этой работе по существу собраны воедино все исследования, которые я провел до сих пор. Большинство уже были опубликованы, и только некоторые еще находились в печати. Работа была доложена на Ученом совете НИИСС и получила одобрение. Виктор Васильевич Дильман (о нем говорилось ранее) охотно согласился выступить моим оппонентом. Так же выразил согласие канд. техн. наук В.В. Шестопалов, сотрудник кафедры информатики и компьютерного проектироваия Московского химико-технологического института им. Д.И. Менделеева. В качестве ведущего предприятия выступил Новокуйбышевский филиал Гипрокаучук, куда я специально ездил, чтобы доложить свою работу на Научно-техническом совете института. Я уже писал, что директор этого института Кравцов В.В. был со мной в дружеских отношениях.

Наконец, где-то ближе к концу года состоялась зашита диссертации. Защита происходила в актовом зале ГИАП (около метро «Курская), где собралось более 100 сотрудников ГИАП, не включая членов Ученого совета и сотрудников НИИСС. Как обычно, секретарь Ученого совета доложил мои анкетные данные, перечислил отзывы, присланные на мою диссертацию (почти без замечаний), после чего мне было представлено слова для доклада - это 20 мин. по регламенту. Потом была масса вопросов, и ответы на них заняли больше часа. Хочу отметить, что во время ответов мне пришлось сделать несколько замечаний к одной из методик расчета докт. техн. наук, проф. Идельчика И.Е. (автора известного «Справочника по гидравлическим сопротивлениям»), а он, оказывается, был членом Ученого совета ГИАП. Затем выступили оппоненты, и после этого был объявлен перерыв. Все вышли из зала, члены Ученого совета остались на голосование. Голосование было фактически единогласным, 14 - за и 1 - против. Мне объяснили, что в составе Ученого совета есть один антисемит, который всегда голосует против, услышав еврейскую фамилию. В то же время И.Е. Идельчик подошел ко мне после заседания и похвалил предложенную мною методику. Позже я с ним как-то встретился у него дома, предложив ему быть соавтором одной из моих статей, близких к его области. Однако эта статья так и осталась не написанной.

Вечером того же дня был организован банкет для сотрудников НИИСС. Банкет состоялся в одном из ресторанов гостиницы «Россия». Приехали мои родители из Могилева и мои близкие. Банкет прошел на должном уровне.

Диссертация была рассмотрена ВАК (Высшей аттестационной комиссией) в начале 1970 г., и мне было присвоена ученая степень кандидата технических наук. Докт. техн. наук, зав. лабораторией математического моделирования НИИСС Владимир Михайлович Платонов был членом ВАК и рассказывал, что активно обсуждался вопрос о присуждении мне ученой степени доктора технических наук, т.к. по уровню работа соответствовала этой степени. Но это решение не было принято. Кто-то из членов ВАК сказал, что моя работа - это сборная солянка, т.к. она касается довольно широкого круга проблем. В ответ другой сказал, что солянка тоже бывает вкусной. Ну, я и не ожидал, что такое обсуждение вообще может иметь место.



В 1970 г. были опубликованы 3 работы с моим участием.

Статья [13] представляет экспериментально-теоретическое исследование гидравлических закономерностей барботажа (поступила в редакцию в августе 1986 г.). Активное участие в работе принимал студент МИХМ Валерий Тылес, которого проф. Л.С. Аксельрод направил в наш институт на дипломную практику. Результаты этой работы также нашли отражение в моей диссертации.

Авторское свидетельство [14] относится к трубчато- клапанным беспереливным тарелкам. Мое участие здесь крайне незначительное.

Авторское свидетельство [15] касается клапана для беспереливных тарелок, имеющего прямоугольную форму и горизонтальную ось вращения, изобретение предложено мною лично.

В 1971 г. вышло из печати 5 моих работ.

Одна из них [16] касается анализа влияния негоризонтальности решетчатой тарелки на ее гидродинамику. Это серьезная теоретическая работа, которая вошла в мою диссертацию.

Другая работа [17] посвящена экспериментальному (Л.Н. Колтунова) и теоретическому (Л.С. Позин и Л.Н. Колтунова) исследованию перемешивания жидкости на тарелках без переливных устройств.

Статья [18] по конвективной диффузии при массовом барботаже - это плод творчества Л.Н. Колтуновой (я только участвовал в ее обсуждении).

Следующая работа [19] написана мною совместно с сотрудникам ВНИПИнефть и касается точности гидравлического расчета решетчатых тарелок по данным промышленных колонн. Эта работа явилась результатом ряда обследований колонн на Новоуфимском НПЗ. Я неоднократно ездил в Уфу на этот завод. Помню, что мне приходилось подниматься по наружной лестнице на самый верх колонны диаметром 3 м и высотой 50м, залезать в люки и проверять горизонтальность монтажа этих тарелок. После этой проверки заводу пришлось провести большую работу по исправлению дефектов. Однако это дало положительные результаты.

Последняя работа в эти годы [20] - это методика гидравлического расчета переливных тарелок с дисковыми клапанами. Я писал ее вместе с инженером ВНИПИнефть Владимиром Михайловичем Руденко, с которым мы подружились и постоянно общались. Эта работа обобщает накопленный опыт исследований, промышленных испытаний и методы расчета. Она вошла составной частью в нормативы на проектирование.

Перейти к оглавлению

1965-1968 гг.

Цитата из книги [01], глава «Издательская деятельность и служба информации», с. 280:
«Важнейшее значение в НИИСС всегда имела служба информации, которая была создана в институте в 60-х гг. и первоначально состояла из переводчиков. Этой группой руководила высококвалифицированный переводчик Бэла Цезаревна Генкина, знающая несколько иностранных языков, включая японский.»

В конце сентября 1965 г. с моей подачи Раю приняли на работу в НИИСС на должность младшего научного сотрудника в группу научно-технической информации. С этого времени мы работали вместе в одном институте.

В детстве Саша был подвижным и бесстрашным ребенком. Например, катается зимой на санках в Александровском саду, лежа на животе, и врезается головой в дерево. Несмотря на теплый платок и меховую шапку у него на лбу появляется огромная шишка. Слава Богу, не было сотрясения мозга. Или другой случай, качается на качелях, конечно же высоко, прыгает с качелей и ломает мизинец на ноге.

Летом 1966 г. мы взяли отпуск и поехали с Сашей в Могилев, навестить моих родителей. Там много гуляли, ходили на Днепр, купались и загорали.




Раиса Чеснина с сыном Сашей, 1966 г., Москва


Саша Позин с бабушкой Геней и дедушкой Яшей, 1966 г., Москва

В 1966 г. Саша начал ходить в детский сад. Там он вполне освоился и быстро привык к новой обстановке.

Саша Позин, 1968 г., Москва

В мае 1967 г. меня повысили в должности до старшего научного сотрудника с зарплатой 150 руб.

Летом 1968 г. мы приобрели 3 путевки на пароход по маршруту Москва - Астрахань - Москва. Я, Рая и мой папа отправились в плавание. Это был чудесный отдых. Ночью пароход плыл, а днем приставал к берегу, и мы совершали экскурсию или же купались в Волге.


Раиса Чеснина (сидит, 2-я слева), Леонид и Самуил Позины (стоят, 2-й и 3-й справа), 1968 г., Горький

В конце 1968 г. родители Раи, как очередники райисполкома, получили однокомнатную квартиру в новом блочном 12-ти этажном доме в центре Москвы, на Б. Сухаревском переулке между улицей Сретенка и Цветным бульваром. Это комната 20 кв.м. с кухней 10 кв.м. и санузлом, на 2-м этаже. Дом стоял во дворе, в тихом месте. Рядом Центральный рынок, цирк на Цветном бульваре, недалеко метро «Колхозная площадь». Раины родители были счастливы жить в отдельной квартире.
Мы оставались на ул. Куйбышева, но перешли в самую большую комнату 20 кв.м., т.к. туда раньше перебрались родители Раи в связи отъездом семьи Аси Павловны в новую квартиру.

В эти годы мы сделали несколько важных покупок. Я купил в комиссионном магазине на Смоленской итальянский аккордеон марки «Сеттимио сопрани» 120 басов 4-голосый (за 300 руб.) с 4-мя регистрами на голосах и 3-мя на басах, а еще также немецкую пишущую машинку «Эрика» (за 150 руб.). Она мне хорошо послужила, когда я печатал свои разные рефераты (о чем было сказано ранее) и диссертацию.
Аккордеон отличался исключительно мелодичным звуком, и я с удовольствием частенько играл на нем. Недостатком его была очень жесткая клавиатура. Через несколько лет регистры на голосах вышли из строя, и пришлось его ремонтировать. Нашел какого-то мастера, который знал свое дело, но был жуткий алкоголик. Все же через месяц он починил этот инструмент, и это мне обошлось больше 100 руб.

Теперь о моей работе в институте.
Как молодого и подающего надежды комсомольца меня выбрали членом бюро института. Я уж не помню, чем именно я занимался, но это не важно.
Мой шеф М.Э. Аэров начал уговаривать меня вступить в партию, косвенно намекая на то, что иначе мне как еврею не будет продвижения по карьерной лестнице. К нему присоединился и Яков Давидович Радчик, работавший у нас в то время зам. директора по хозяйственной части, а в свое время проректором МИХМа. Они сказали, что я более чем достоин быть в рядах партии. В конце концов, я согласился, и меня приняли кандидатом в члены КПСС. Это было не так просто. Сначала нужно было принять несколько человек из рабочих, а потом уже могла идти речь об интеллигенции. В конце концов, в 1967 г. я стал членом КПСС.

Цитата из книги [01], глава «Подготовка специалистов», с. 265:
«Формированию молодого ученого способствовали ежегодные конференции молодых специалистов и ученых, проходившие под руководством зам. директора по научной работе Х.Е. Хчеяна и А.А. Григорьева. В разное время среди призеров конференций назывались имена А. Борисоглебской, А. Бродского, Л. Гузенко, С. Жуковского, Ф. Клебановой, Т. Комаровой, Л. Маркиной, Л. Позина, Г. Столяра, С. Тихомирова, Б. Федорова, С. Фурера и др.»

Действительно, я выступил с докладом по своей работе (тему уже не помню) на одной из этих конференций где-то в эти годы, и был премирован командировкой в Ленинград на 10 дней в какой-то из институтов отрасли. Это было осенью, и мы с женой поехали в Ленинград. Я снял одноместный номер в гостинице «Московская», и нам добавили раскладушку, чтобы можно было ночевать вдвоем. Мы прекрасно провели время. Бродили по городу, посетили множество музеев, включая «Эрмитаж», ездили в Петродворец. Были потрясены его красотой и фонтанами. Вернулись в Москву с массой хороших впечатлений.

Цитата из книги [01], глава «Подготовка специалистов», с. 265:
«Важным моментом в развитии института была организация в начале 50-х годов заочной аспирантуры.
В соответствии с задачами, стоящими перед институтом, аспирантура включала 4 основных направления: технология основного органического синтеза, нефтехимический синтез, физическая химия, процессы и аппараты химической технологии. Руководителями и наставниками молодых специалистов были такие известные ученые, как лауреат Государственной премии А.Т. Меняйло, проф., докт. техн. наук М.Э. Аэров, докт. техн. наук Х.Е. Хчеян, канд. техн. наук Т.Н. Мухина, докт. техн. наук В.М. Платонов и другие. Многочисленные ученики Михаила Эммануиловича Аэрова (Н.И. Зеленцова, сменившая М.Э. Аэрова на посту руководителя отдела газоразделения, Т.С. Волкова, В.Н. Вострикова, В.А. Меньщиков, Г. Мотина, Л.С. Позин, Г.Л. Столяр и многие другие) выросли в высококлассных специалистов и очень скоро возглавили новые подразделения института.»

Действительно, в 1966 г. я поступил в заочную аспирантуру НИИСС по специальности процессы и аппараты химической технологии. Моими руководителями были утверждены докт. техн. наук М.Э. Аэров и канд. техн. наук Т.А. Быстрова. Я занимался исследованиями по планам работ лаборатории, и результаты этих исследований должны были послужить основой моей диссертационной работы.

Вспоминаю следующие интересные факты в моей жизни. В то время в СССР докторов наук по специальности процессы и аппараты химической технологии было не так уж много. Поэтому М.Э. Аэрову довольно часто приходилось выступать оппонентом на защите докторских диссертаций. М.Э. Аэров, будучи загруженным основной работой, неоднократно обращался ко мне за помощью в написании этих отзывов. Для меня это было очень приятным и полезным делом, позволяя не только ознакомиться с диссертациями соискателей, но и познакомиться с ними лично. Таким образом, через мои руки прошли докторские диссертации многих известных в настоящее время людей, таких как Виктор Васильевич Дильман (ГИАП), Юрий Константинович Молоканов (МИНХиГП) и др. (сейчас уже не помню). Когда мне придет время защищать кандидатскую диссертацию, у меня не возникнет проблем с выбором оппонентов.

За эти годы были опубликованы несколько статей и авторских свидетельств на изобретения с моим участием. Следует отметить, что между опубликованием и подачей материала могло проходить достаточно много времени (от полугода до двух лет). Я сейчас уже не помню, когда именно проводились те или иные работы, но по срокам публикации можно приблизительно судить о времени их выполнения. Полное название публикаций, отмеченных здесь номерами в квадратных скобках, приведено в моем дневнике под записью «Хронологический список научных работ Л.С. Позина», которую можно найти в рубрике «Химическая аппаратура».

Наряду с исследованиями решетчатых тарелок, я участвовал в исследовании ситчатых тарелок, которые проводились совместно с НИИШП и Гипрокаучук. Так я познакомился с Иосифом Исааковичем Лаговером, сотрудником НИИШП. Это был очень импозантный парень, на которого все женщины смотрели неравнодушно. Позже мы неоднократно встречались с ним в командировках. Результатом нашей совместной работы была статья [2], которая вышла в свет в 1966 г.

Там же в НИИШП я познакомился с Александром Николаевичем Ковшовым. Он был директором машиностроительного завода в г. Грозном (Чечено-Ингушетия) и учился в аспирантуре МИХМ на двух кафедрах (кафедра «Процессы и аппараты» - зав. кафедры проф. Александр Николаевич Плановский и кафедра «Машиностроение» - зав. кафедры Александр Дмитриевич Никифоров). Он экспериментально исследовал влияние неплоскостности ситчатой тарелки на ее работу. Я составил для него математическую модель распределения скоростей, и это вошло в его статью [1] (1966), где моя фамилия стоит в конце целой плеяды знаменитостей, таких как Аксельрод Л.С. (он читал нам лекции в МИХМ по специальности), Плановский А.Н., Никифоров А.Д., Дильман В.В. Как говорится мелочь, но приятно.

В 1966 г. в нашу лабораторию пришел по распределению выпускник МИХМ Анатолий Дмитриевич Семенцов. Мы с ним как-то быстро сблизились и даже подружились. Руководство лаборатории относилось к нему с большим почтением, видя в нем потенциального руководителя в будущем. Он рассказал мне, что он еще, будучи студентом МИХМ, был связан с КГБ. Придя в НИИСС, он уже был членом партии. Не случайно руководители лаборатории включали его автором во все новые разработки. Его личная жизнь сложилась не вполне удачно, но в институте он был довольно заметной фигурой. Несколько лет он даже был секретарем партбюро института. В будущем он отошел от научной работы и занял должность главного инженера института. Когда он работал в лаборатории, мы поехали с ним в командировку на Афипский газобензиновый завод под Краснодаром. После всех дел сели на бензовоз и прибыли на турбазу завода в Геленджике. Прекрасно прожили там несколько дней. Был еще один важный случай, который не могу не рассказать. Это был 1970 г., год столетия со дня рождения Ленина. По этому поводу выдавались юбилейные медали. Меня почему-то обошли, и А.Д. Семенцов быстро поправил эту несправедливость.



В том же году было получено авторское свидетельство на изобретение «беспереливная клапанная тарелка» [3], где наряду с автором были вписаны все потенциальные разработчики в будущем, включая и Е.П. Даровских.

В 1967 г. вышла статья по исследованию массообмена на решетчатых тарелках [4]. Эта работа выполнена Л.Н. Колтуновой, но она сочла нужным включить мою фамилию второй по списку, по-видимому, считая мои замечания при обсуждении работы важными.

В том же году получено авторское свидетельство на переливное устройство с донным клапаном для переливных тарелок [5], идея которого предложена мною.

В 1968 г. вышла очень серьезная работа по расчету предельных нагрузок для беспереливных тарелок [6]. Данные обследований промышленных колонн, выполненных Л.Е. Сум-Шиком и др., а также данные, полученные на холодных стендах, в том числе и с моим участием, были обработаны в соответствии с предложенной мною моделью. В результате этого получены обоснованные уравнения для оценки предельных нагрузок тарелок этого типа, которые затем вошли во все нормативные документы.

Где-то в эти же годы мне довелось вновь побывать в Грозном, а именно на Грозненском нефтехимкомбинате, где по рекомендациям НИИСС были установлены решетчатые тарелки. Там я впервые познакомился с Борисом Самойловичем Боуденом (тогда главным технологом, а потом зав. сектором ВНИИОС). В будущем уже в бытность его работы во ВНИИОС это знакомство переросло в серьезное научное сотрудничество.


Почти все свои работы я докладывал на семинарах по Теоретическим основам химической технологии, которые проходили в МИХМ. Это были очень интересные семинары, которые я посещал регулярно.

Перейти к оглавлению

1963-1965 гг.

Жизнь шла своим чередом. Наш сын Саша рос и развивался, Рая уделяла ему много внимания, я меньше. Я работал в НИИСС. Рая тоже не сидела без дела. В феврале 1963 г. она устроилась работать в ЦНТБнефтепром (Центральную научно-техническую библиотеку нефтяной промышленности) библиотекарем, а затем и старшим библиотекарем. Там она занималась написанием аннотаций на статьи из научно-технических журналов на английском языке. Библиотека размещалась на Дмитровском шоссе.

Раина мама Евгения Соломоновна очень помогала нам в воспитании Саши. Бабушка Геня и дедушка Яша, родители Раи, очень любили Сашу. По выходным дням я и Рая часто выходили гулять с Сашей в близлежащие садики и скверы (Александровский сад возле Кремля и сад возле Памятника героям Плевны).


Раиса Чеснина и сын Саша, 1964 г., Москва

Евгения Краснер, Саша Позин, Григорий Чеснин и Семен Ваксман, 1964 г., Москва


Раиса Чеснина, 1964 г., Москва


Леонид Позин и сын Саша, 1964 г., Москва


Леонид Позин, 1964 г., Москва


Яков Чеснин с внуками Сережей (слева) и Сашей (справа) и Раиса Чеснина (слева), 1964 г., двор дома 3/8 по ул. Куйбышева, Москва

В начале лета 1964 г. мы сняли дачу в Подмосковье. На даче Саша жил с бабушкой и дедушкой, а мы с Раей наезжали туда по выходным, а иногда и в будние дни. В конце лета 1964 г. нас пригласили в Могилев, моя мама сняла таки дачу в Печерске. Там было неплохо, лесок, водоем - вообще природа, располагающая к отдыху.


Саша Позин, 1964 г. Подмосковье


Саша Позин, 1964 г. Подмосковье


Евгения Краснер и внук Саша, 1964 г. Подмосковье


Саша Позин, 1964 г. Подмосковье


Саша Позин, Самуил Позин, Злата Цоир, Раиса Чеснина и Раиса Позина, 1964 г., Могилев


Леонид Позин с женой Раисой и сыном Сашей, 1964 г., Могилев


Раиса Чеснина с сыном Сашей, 1964 г., Печерск, Могилев



Раиса Чеснина, 1964 г., Москва

В последующие годы мы почти каждое лето снимали дачу в Подмосковье.

Летом 1965 г. я и Рая поехали по туристическим путевкам, которые достала моя мама, на турбазу «Эльбрус» на Кавказе. Эта турбаза находилась довольно высоко в горах. Мы совершили два тренировочных похода: один на 105-й пикет, а второй на Приют одиннадцати. Это был достаточно трудный маршрут, лето, снег, низкое давление, лицо обмазано зубной пастой (чтобы не сгореть под ослепительным солнцем). Но природа и пейзажи были удивительно красивы. С нами была группа врачей, они проводили медицинское обследование туристов, и сказали, что такой маршрут пригоден лишь для спортсменов. После этих тренировочных походов нужно было через горный перевал идти несколько дней к морю в сторону Нового Афона. Мы с Раей отказались, и поехали туда поездом. Прибыли на турбазу, нас поставили на довольствие, но сказали, что жилье нам дадут только после прибытия всей группы. Мы сняли комнатку и прекрасно проводили время, купаясь и загорая на море. Потом уже подошла наша группа, и тогда мы перебрались жить на турбазу.


Раиса Чеснина, 1965 г., турбаза «Эльбрус», Кавказ



Из книги [01], глава «Отдых и спорт», с. 296:
«В 60-е годы в НИИСС были очень популярны «Дни здоровья» с выездом всех сотрудников теплоходом в зону отдыха на Клязьминском водохранилище. После работы в тесных, плохо оснащенных лабораториях - целый день на природе».

Мы с Раей, а иногда и я один, часто принимали участие в этих вылазках на природу.

В этой же книге там же написано:
«В 60-70-е годы институтские вечера самодеятельности превосходили по посещаемости окружной Дом офицеров и Академию бронетанковых войск. Вирусом художественного самовыражения были заражены многие сотрудники НИИСС - от профессора до стеклодува. Ведущие сотрудники и уважаемые в отрасли специалисты (Х.Е. Хчеян, Н.Г. Маркина,Н.И. Зеленцова, К.П. Бережная, Г.Л. Столяр, В.И. Бутовский и др.) с удовольствием и азартом писали сценарии «спиртоубойных» капустников. С неподражаемым артистизмом выступали на сцене В.И. Власова, Н.Н. Шумская, Т.А. Шутова, Г.П. Павлов, Л.С. Позин, Н.С. Семейкин и др.»

Действительно, я хорошо помню, как однажды на таком вечере Геннадий Петрович Павлов и я вышли на сцену с игрушечными саксофонами, на которых можно было что-то исполнить, начали играть, однако дули с такой силой, что звук вообще не выходил. Но потом мы освоились и что-то сыграли. Публика сначала подумала, что так было задумано, и начала смеяться. Потом нам долго аплодировали, и мы сыграли еще несколько вещей на бис. Геннадий Павлов тоже был аккордеонист, и мы нередко встречались в институте или у нас дома и музицировали.


Геннадий Петрович Павлов

Я помню одно значительное событие, которое произошло у нас в институте, да и не только. Как-то партбюро организовало общее собрание сотрудников института, на котором обсуждалось дело Синявского и Даниеля. После выступления члена партбюро по данному вопросу и его предложения осудить их, начались прения. Я взял слово и сказал, что я не могу осудить этих литераторов, пока не ознакомлюсь с оригиналом их произведений, а не с цитатами, представленными в «Литературной газете». Что тут понеслось, трудно себе представить. Начали выступать один за другим, и практически все поддержали мою позицию. Было очевидно, что подготовленная заранее резолюция не пройдет. Собрание было закрыто. Как потом выяснилось, такое же отношение имело место во многих организациях Москвы и других городов. После этого публичные осуждения диссидентов прекратились.

Теперь я кратко опишу, чем занимался на работе. Мое рабочее место находилось в НИИСС на ул. Радио 12 и в НИИШП на ул. Буракова 27 (рядом с шоссе Энтузиастов). В НИИСС был малый «холодный» стенд, а в НИИШП «большие» холодные стенды. Об этом я вкратце упомянул в предыдущей главе. Я занимался исследованием гидродинамики беспереливных тарелок с решетчатыми тарелками.

Об истории этих контактных устройств рассказано в книге [01] в главе «Разработка ректификационной аппаратуры» (Т.А. Быстрова), с. 110-114:
«Ускоренное развитие нефтеперерабатывающей, нефтехимической и других смежных отраслей промышленности, развернувшееся в 50-х годах, потребовало разработки нового оборудования, обладающего высокой производительностью и эффективностью. В качестве массообменных элементов перспективным было применение предельно простой конструкции решетчатых тарелок без переливных устройств взамен широко распространенных до этого колпачковых тарелок различного типа с переливными устройствами. Решетчатые тарелки впервые были применены для спиртовых ректификационных колонн на ряде заводов СК (синтетического каучука) (Т.А. Быстрова и Л.Е. Сум-Шик под руководством М.Э. Аэрова). Обследование работы этих колонн подтвердили их высокую удельную производительность и высокую эффективность. Поэтому было принято решение о рекомендации решетчатых тарелок для установок вновь создаваемых производств. Для создания высокоэффективной аппаратуры необходимо было располагать надежными методами расчета конструкций, которые обеспечивали бы проведение технологического процесса в оптимальном режиме. Руководителями этого направления работ были М.Э. Аэров и Т.А. Быстрова.»

Вот эти задачи и были возложены на группу Сум-Шика Л.Е., Позина Л.С. и Колтуновой Л.Н. В нашей группе сложились прекрасные товарищеские отношения. Мы регулярно обсуждали результаты наших исследований.

В то время Леонид Ефимович Сум-Шик был уже сложившийся научный работник, он заканчивал писать свою кандидатскую диссертацию. Это был очень скромный и весьма педантичный человек из зажиточной семьи. Его отец был известный уролог, работавший в Кремлевской больнице. Как-то он меня пригласил заехать к нему домой на Фрунзенской набережной. Его мать угостила нас ужином. На стол была выставлена дорогая посуда, лучшее вино и т.п. Мать все печалилась, что ее сын до сих пор не женат. Через несколько лет после нашего знакомства он успешно защитил диссертацию. Следует отметить, что давним и лучшим другом Л.Е. Сум-Шика был Виктор Васильевич Дильман, они вместе учились в институте. В.В. Дильман в то время уже был канд. техн. наук и заведовал лабораторией в ГИАП (Государственный научно-исследовательский и проектный институт азотной промышленности и продуктов органического синтеза). До моего прихода во ВНИИОС Л.Е. Сум-Шик выполнил много работ по исследованию решетчатых тарелок, в частности, он изучил унос жидкости с тарелки на тарелку, а также совместно с Т.А. Быстровой провел обследование ряда промышленных колонн с такими тарелками. С ним было о чем поговорить, и мы быстро нашли общий язык и понимание. Со временем его отец купил ему шикарную однокомнатную кооперативную квартиру на ул. Алексея Толстого. Наконец он женился на бывшей супруге своего приятеля канд. техн. наук Попова (ГИАП), которая раньше работала в НИИСС. К сожалению Л.Е. Сум-Шик умер сравнительно рано от рака мочевого пузыря.

Лаура (Лариса) Натановна Колтунова пришла в НИИСС несколькими годами раньше меня. Это была женщина, очень острая на язык, пишущая стихи, и посвятившая себя науке. Она занималась изучением массообмена, и имела хорошую математическую подготовку. Она была замужем, и у нее была дочка. Мы проработали с ней вместе почти до конца моего пребывания в институте. До определенного времени между нами были нормальные товарищеские и научные отношения, мы подробно обсуждали наши работы и писали статьи. Потом эти отношения испортились, но об этом будет сказано позже.

Михаил Эммануилович Аэров, докт. техн. наук, профессор, был человеком, хорошо известным в науке не только в СССР, но и во всем мире. Об этом подробно говорится в книге [01] в главе “Воспоминания» в очерке «О друге, учителе и большом ученом» (с. 316-318), написанным его вдовой Анастасией Васильевной Алексеевой и его ученицей канд. техн. наук Ниной Ивановной Зеленцовой. Лучше них никто не скажет. Я присоединяюсь к каждому их слову.

Татьяна Александровна Быстрова, канд. техн. наук, была моим руководителем с момента моего прихода в институт в 1961 г. и до февраля 1977 г. Она была как мать, которая опекала каждого и старалась помочь ему как могла. Каждый в лаборатории ценил ее отношение, мог с ней поделиться и найти понимание с ее стороны.

Я считал своим приятным долгом, и это было принятым в те годы, включать своих руководителей М.Э. Аэрова и Т.А. Быстрову, в число соавторов моих научных работ. Это можно увидеть в списке моих работ вплоть до 1978 г. (в 40 из них появляются их фамилии как соавторы).

Еще один интересный человек встретился в моей жизни в те годы. Это был канд. техн. наук Давид Семенович Азбель. Он работал в соседней лаборатории, и у нас были общие интересы. Долгие часы мы проводили в обсуждении его теоретических работ по барботажным процессам, причем я дал ему ряд ценных идей. Он вскользь упомянул, что был каторжанином. Только сейчас в Интернете я нашел об этом материал, который привожу полностью, http://www.ostaline.ru/115.html :

«Докладная записка Ягоды Сталину о завершении следствия по делу Каменева и других
«Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину
Следствие по обвинению Каменева Л. Б., Розенфельд Н. А., Мухановой Е. и др. в подготовке террористических актов над членами П/Б ЦК ВКП(б) в Кремле заканчивается.
Установлено, что существовали террористические группы:
1) в Правительственной библиотеке Кремля;
2) в Комендатуре Кремля;
3) группа военных работников-троцкистов;
4) группа троцкистской молодежи;
5) группа белогвардейцев.
Считал бы необходимым заслушать дела этих групп на Военной Коллегии Верховного Суда без вызова обвиняемых и расстрелять организаторов террора и активных террористов:
а) по группе Правительственной библиотеки расстрелять Розенфельд Н. А., Муханову Е. К., Розенфельд Н. Б., Давыдову 3. И., Бураго Н. И., Шарапову А. Ф., Барут В. А., Муханова К. К., Королькова М. В., Хосраева Л. Е., Раевскую Е. Ю;
6) по Комендатуре — Дорошина В. Г., Синелюбова;
в) по группе военных работ — Козырева В. И., Чернявского М. К., Иванова Ф. Г., Новожилова М. И;
г) по группе молодежи — Розенфельд Б. И., Нехамнина Л. Я., Азбель Д. С, Белова В. Г.;
д) по группе белогвардейцев — Сикани-Скалова Г. Б., Скалову Н. Б., Сидорова А. И., Гардик-Гейлера А. А.
Всего 25 человек.
Что касается Каменева, то следствием установлено, что Каменев Л. Б. являлся не только вдохновителем, но и организатором террора. Поэтому полагал бы дело о нем вновь заслушать на Военной Коллегии Верховного Суда.
Дела на остальных 89 обвиняемых: рассмотреть часть на Военной Коллегии Верховного Суда, часть на Особом совещании.
2 мая 1935 г. Г. Ягода».

Через некоторое время Д.С. Азбель защитил докторскую диссертацию, где- то в 1975 г. он выехал в Израиль, затем в Италию и потом в США.

В конце сентября 1964 г. руководство лаборатории, оценив мой творческий потенциал и определенные успехи в работе, повысило меня в должности до и.о. старшего научного сотрудника с повышением зарплаты до 120 руб. Кроме этого я устроился писать рефераты в сборник «Процессы и аппараты химической технологии» ВИНИТИ (Всесоюзный институт научной и технической информации). Там, от имени главного редактора этого сборника, академика Виктора Вячеславовича Кафарова (зав. кафедрой Московского химико-технологического института им. Менделеева), мне присылали статьи из немецких журналов, и я составлял расширенный реферат с формулами и рисунками. Это было для меня очень интересно и полезно, а также и денежно, и представляло большой интерес для многих исследователей в этой области, не шибко владеющих иностранным языком.

В НИИСС была хорошая техническая библиотека со всеми специальными журналами на русском и иностранных языках, включая реферативный журнал «Химия» ВИНИТИ. Я просматривал и прочитывал все, что касалось моей области исследований и вообще процессов и аппаратов химической технологии. Кроме того, читал много другой специальной литературы, чтобы обновить и углубить мои знания. Также я прочитал массу технических отчетов нашей лаборатории. Как-то я узнал, что член-корреспондент АН СССР Вениамин Григорьевич Левич проводит семинары в МГУ на Ленинских горах. Он являлся автором уникального академического труда «Физико-химическая гидродинамика». Я начал ездить на его семинары. Здесь я понял, чем отличается университетское образование от того, которое дается в институте. Его молодые студенты прекрасно знали основы векторного и тензорного анализа, в то время как я был лишен этих знаний. Поэтому приобрел книгу Кочина, Кибеля и Розэ «Введение в векторный и тензорный анализ». Семинары В.Г. Левича и он сам произвели на меня неизгладимое впечатление. Он был величайший ученый, стоявший в одном ряду с такими знаменитыми физиками, как академики Ландау и Лившиц.

В проведении экспериментальных исследований мне помогали те или иные лаборанты нашей лаборатории, в том числе Майя Леонова, Гена Чернопятов, Света Гулько, Зина (фамилию забыл, она стоит справа от меня на фото большого стенда - в предыдущей главе), Гена Чувилов (о нем еще будет сказано позднее) и многие другие, которых просто уже не помню. Гена Чернопятов был тот, который совратил меня начать курить, и я был заядлым курильщиком в течение многих лет (до пачки в день).
О Свете Гулько: как-то встречает меня начальник отдела кадров и 1-го отдела Надежда Сергеевна Тонких и спрашивает, кто такие таты? Тут я вспомнил Свету, я знал, что таты это горские евреи, но ответил, что не знаю.

Кроме работы на опытных стендах мне в эти годы пришлось посетить ряд заводов и проектных организаций. Сейчас я уже не помню точные даты. Поэтому буду рассказывать только о том, что помню, не указывая годы.

Очень интересная поездка была на Невинномысский химкомбинат, где по рекомендации НИИСС были запроектированы колонны с решетчатыми тарелками на производстве бутанола. На заводе я познакомился с Владимиром Васильевичем Кравцовым, директором Новокуйбышевского филиала Гипрокаучук, который проектировал это производство. Он тоже приехал сюда в командировку. Мы очень быстро подружились, и между нами возникли близкие и доверительные отношения. С этого момента мы с ним часто встречались в Москве, Новокуйбышевске, Сумгаите и других местах. Мне поручили принять участие в пуске этого производства. Однако, по разным техническим причинам пуск откладывался, но мне было велено оставаться и ждать пуска. Я воспользовался этим обстоятельством и присоединился к выездам заводчан в разные живописные места на северном Кавказе. Было лето, и мы посетили заводскую турбазу и другие места. Тем временем ко мне приехал М.Э. Аэров, который был заядлым туристом, и мы с ним поехали на турбазу Домбай. По пути были вынуждены заночевать в гостинице в Карачаево-Черкесске. На Домбае природа, горный воздух, лесные массивы и все-все-все покорили меня навсегда. Мы вернулись в Невинномысск, наконец, начался пуск, но пусковая бригада не разрешила посторонним присутствовать на заводе. Вернулся полный впечатлений в Москву.

Другая не менее интересная командировка была в г. Грозный в институт Гипрогрознефть. Там в это время проектировали колонны с решетчатыми тарелками. В то время методики расчета еще не существовало, но для нас, работников лаборатории, уже было ясно, что можно рассчитать размеры колонны на основании некоторого предельного перепада давления на тарелке. Мне пришлось сидеть в институте и рассчитывать каждую колонну. Это было в разгар жары. Люди работали в ночное время, а днем спали. Я жил в гостинице «Чайка» на берегу реки Сунжа. В это время там выступал с концертами ныне знаменитый певец Иосиф Давидович Кобзон, и я видел его в этой гостинице. Днем я ехал на Грозненское море (так называлось озеро возле нефтезаводов), там купался, ел шашлыки и пил пиво. Вся эта благодать продавалась в киосках на берегу этого озера. Потом ехал в город, покупал клубнику по неслыханно низкой цене, а затем ужинал в кафе «Дружба». Там я заказывал национальное блюдо с названием «Жижиг-галнаш», которое представляло собой и первое и второе вместе. Это была пиала с мясным бульоном и огромными кусками мяса, а также мисочка с чесночным соусом. Обалденно вкусно и питательно. Наконец, я закончил свою работу и вернулся в Москву, накупив большое количество клубники. Позже выяснилось, что мои рекомендации были правильными.

Неоднократно пришлось ездить в Сумгаит на НПЗ. Там также были установлены колонны с решетчатыми тарелками. Первый раз я поехал туда вместе с В.В. Кравцовым. Жили вместе в одной гостинице, днем на заводе, а вечером гуляли по городу и ужинали в кафе. Мне запомнились цены в этом кафе. Что бы ты ни взял, все стоит 1 рубль, будь-то кинза или шницель. Владимир Васильевич уехал, а мне еще оставалось пробыть там неделю. Как-то сотрудница Кравцова, которая также была вместе с нами в командировке, попросила меня съездить с ней в Баку и сходить в ресторан, т.к. там женщин пускают в ресторан только в сопровождении мужчины. Поехали в город, погуляли в центре города, по берегу моря. Потом пошли ужинать в один из известных в городе ресторанов. Официант принес меню, в котором было около 30 разновидностей плова. Взяли тот, который рекомендовал официант. Плов был действительно очень вкусный. Наконец мое пребывание подошло к концу, и утром я должен был улетать в Москву. Накануне поехал в Баку, иначе я не успевал к самолету. Побродил по городу, пришло время обедать. В кафе цены кусаются, а деньги мои почти кончились. Один милиционер объяснил мне, что можно пообедать по нормальной цене в «Кафе матери и ребенка» в центре города. В кафе стояла очередь, в которой я не увидел ни одной матери или ребенка. Пообедал сносно, потом стал искать гостиницу, чтобы переночевать. Нигде не было мест. Наконец, в гостинице «Бакы» мне нашлось место, которое стоило 1 рубль за ночь. Это было нечто неописуемое: огромная комната, в которой стояло 28 кроватей. Так ночевать мне еще не приходилось, а только может быть в детстве, когда я был в пионерском лагере.

Еще были поездки в Харьков в институт УкрНИИхиммаш. Сейчас уже не помню, с чем они были связаны. Но хорошо помню, что мне пришлось ездить туда два раза. Там всегда были проблемы с гостиницей. Когда я поехал туда второй раз, у меня был отличный шанс заселиться, т.к. я хотел передать уникальную книгу проф. Ганемана в Харьковский политехнический институт. Эту книгу мне принес мой тесть, который нашел ее на чердаке здания, где вели ремонт. Книга издана малым тиражом методом светокопирования в 1905 г., и представляет собой курс лекций этого профессора по процессам и аппаратам химической технологии. Она написана от руки, и таким же образом выполнены все рисунки. Я принес эту книгу в институт, но было лето, и кроме секретаря ректора никого не было. Я просил выдать мне справку о передаче этой книги, т.к. это давало мне возможность посетить отдел редкой книги в Ленинской библиотеке в Москве. Справку я не смог получить, но зато получил прекрасную комнату в общежитии аспирантов. Я сделал все свои дела и решил на обратном пути заехать в Киев, где ранее никогда не был. Так я и сделал. В Киеве я навестил Иосифа Маркова, с которым вместе учились в МИХМе и жили в общежитии «Сокол». В Киеве он жил в хорошей квартире в центре города и хорошо продвинулся, работая директором полиэтиленового завода. От него я поехал к своему двоюродному брату Семену Мендельсону. Там познакомился с его женой и детьми. Потом заехал попрощаться с Иосифом Марковым, как мы договорились, и на память о Киеве он вручил мне огромный Киевский торт, который даже там был дефицитом.

Перейти к оглавлению

1962-1963 гг.

Летом 1962 г. у Гриши Чеснина (брата Раи) и его жены Тамары родился сын Сережа Чеснин. В это время моя супруга была в положении и с конца января 1962 г. осталась без работы, о чем рассказывалось в предыдущей главе.

С начала ноября 1961 г. я начал работать в НИИССе. Поскольку я проработал в этом институте 30 лет, хочу описать его местоположение и здания, какими они были в те годы. При этом здесь и далее я буду давать ссылку [01] на книгу, выпущенную к 50-летию института:
«ВНИИОС: история и люди (к 50-летию института)», М., Издательский дом «Руда и металлы», 1998 - 352 с.

В главе «Создание и развитие института» [01], стр. 17 сказано:
- Москва, улица Радио, дом 12 и 14 ОАО (открытое акционерное общество) «ВНИИОС». Этот адрес Всероссийского научно-исследовательского института органического синтеза известен практически во всех регионах России, а еще раньше Советского Союза, где имеются центры нефтехимии и нефтепереработки. Итак, совсем рядом, где пересекаются улицы Радио и Бауманская (бывшие Вознесения и Немецкая), в одном из исторически известных районов Москвы, в зданиях, построенных в конце XIX - начале XX веков по проекту архитектора Р.И. Клейна, в 1949 г. начал свою научную деятельность тогда небольшой по численности, но имевший в своем составе прекрасных ученых, инициативных научных сотрудников, исполнительных инженеров, лаборантов и очень квалифицированный технический персонал Научно-исследовательский институт синтетических спиртов и органических продуктов, теперешний институт «ВНИИОС».

Насколько мне известно, в этих зданиях сначала жили приживалки графа Юсупова. От моего дома институт находился достаточно близко. Нужно было доехать до метро «Бауманская», и оттуда пройти 10-15 мин; либо до метро «Курская», и оттуда 15-20 мин пешком или же до метро «Красные ворота» («Лермонтовская») и оттуда троллейбусом № 24 около 10 мин езды.

Когда я начал работать в институте, его директором был Анатолий Тихонович Меняйло, который возглавлял институт с января 1955 г.
В книге [01], стр. 28 написано:
- К этому времени А.Т. Меняйло имел более чем 20-летний стаж работы в химической промышленности. Интересен и тот факт, что более 10 лет он был одним из руководителей особого технического бюро, так называемой «шарашки», расположенного вблизи Ярославля, которое занималось исследованиями в интересах химической отрасли, и в первую очередь разработкой технологии получения искусственных каучуков. Особые условия формирования подобных ОТБ позволяли сосредоточить в них очень квалифицированных специалистов.

Насколько мне известно, такая «шарашка» была не что иное, как лагерь заключенных, составленных из ученых и инженерных кадров.

В главе «Структура института (хронология)» [01], стр. 38 указано:
- Лаборатория № 8 «Процессы и аппараты, автоматизация и КИП» существовала с 1952 по 1972 гг., и ее возглавлял Михаил Эммануилович Аэров. В этой лаборатории был создан сектор № 8/1 «Оборудование», который существовал с 1961 по 1972 гг., и его возглавляла Татьяна Александровна Быстрова.
В 1972 г. был создан отдел № 2 «Ректификация легких углеводородов», который существовал с 1972 по 1977 гг., и его возглавлял М.Э. Аэров. Сектор № 8/1 был преобразован в лабораторию № 8 «Процессы и аппараты, автоматизация и КИП», который существовал с 1972 по 1977 г., и его возглавляла Т.А. Быстрова.

Я работал с 1961 по 1972 гг. в секторе № 8/1 «Оборудование», возглавляемом Т.А. Быстровой, который входил в состав лаборатории № 8 «Процессы и аппараты, автоматизация и КИП» под руководством М.Э. Аэрова. Таким образом, я находился под двойным подчинением Т.А. Быстровой и М.Э. Аэрова. С 1972 г. с преобразованием сектора № 8/1 в самостоятельную лабораторию № 8, формально у меня был один начальник Т.А. Быстрова.



На фотографии зданий ВНИИОС 1998 г. (книга [01], обложка) мы видим на переднем плане два старинных здания, правое из которых служило административным корпусом, а левое - лабораторным корпусом. За ними расположено новое здание. В прошлом вместо этого здания по всему периметру территории с правой стороны были еще стеклодувная мастерская, лабораторные одноэтажные помещения, заканчивающиеся 3-этажной пилотной установкой, а с левой стороны механическая мастерская, а за ней склады и лабораторные помещения, примыкающие к уже упомянутой пилотной установке.


Здание НИИСС - ВНИИОС, 1998 г. , Москва

Мое рабочее место находилось на этажерке 3-го этажа этой пилотной установки. Там же располагались мои коллеги Сум-Шик Леонид Ефимович и Колтунова Лаура Натановна, которые начали работать в НИИССе раньше меня. Л.Е. Сум-Шик уже был близок к завершению кандидатской диссертации. На этажерке 2-го этажа сидел начальник этой установки Евгений Павлович Даровских и лаборанты. На нижнем этаже были расположены оборудование и опытные стенды различной высоты, некоторые простирались до самой крыши установки.

В главе «Организаторы и творцы истории института» [01], стр. 6-16, приведены фотографии и краткие данные по руководителям всех подразделений института, в том числе и вашего покорного слуги. Следует отметить, что в этой главе содержится 55 фамилий, из них 27 еврейских. Это свидетельствует о том, что в нашем институте по существу не было антисемитизма. Хорошо известен такой анекдотичный случай, когда в наш институт пришел наниматься Рабинович. Он успешно прошел интервью у заведующего лабораторией, но когда дошел до директора института А.Т. Меняйло, и тот посмотрел его паспорт, где в 5-й графе стояло русский, он сказал: «С такой фамилией я лучше возьму еврея».

Чем же я занимался первые несколько лет.
М.Э. Аэров поручил мне проработать вопрос об использовании ротационного водокольцевого насоса в качестве ступени разделения для ректификационной колонны. Передо мной этим вопросом уже занимались. Я изучил литературу, выполнил технико-экономический анализ и показал, что, несмотря на определенные преимущества использования такого устройства для вакуумной ректификации, оно является очень дорогим и экономически невыгодным.

Затем мне было поручено построить стенд колонны для вакуумной ректификации с беспереливными тарелками и провести исследование их гидравлических характеристик. Такой стенд с колонной из стеклянных царг диаметром 150 мм был спроектирован и установлен у нас на пилотной установке. В качестве рабочей жидкости использовалось довольно пахучее вещество. Однажды я прихожу на работу и носом чувствую, что вся установка загазована, так что нечем дышать. Проверил все шланги и нашел прокол. Мои девочки лаборантки объяснили мне, что я не первый и не последний на установке, где происходят такие вещи, а их автор не кто иной, как начальник установки Е.П. Даровских. Этот человек в мою бытность сидел на установке, не знал, чем себя занять, и выполнял функции держиморды, следя за тем, чтобы лаборанты не сидели без работы. Я негодовал, но доказательств у меня не было. Самое интересное, что этого бездельника еще надо было вписывать автором в статьи. Через несколько лет он, наконец, ушел на пенсию.

В связи с ограниченностью территории и отсутствием опытно-экспериментального цеха наша лаборатория тесно сотрудничала с НИИШП (Научно-исследовательский институт шинной промышленности), который располагался на шоссе Энтузиастов. Это было большой здание с мощной газодувкой вне помещения и опытными стендами со всем необходимым оборудованием внутри цеха. Начальником там был канд. техн. наук Петр Герасимович Боярчук, который недавно защитил кандидатскую диссертацию, упивался предоставленной ему властью и проявлял барское отношение к окружающим и зависящим от него людям.

Мне было поручено построить там гидравлический стенд для испытания беспереливных тарелок промышленного размера. Был построен «холодный» стенд из оргстекла диаметром 800 мм. На этом стенде была проведена масса опытов и получена большая полезная информация, которая позже была использована для проектирования промышленного оборудования.


Леонид Позин, холодный стенд 800 мм, сентябрь 1962 г., Москва

В выходные дни мы с Раей много гуляли по городу, ездили в парк Горького и парк Сокольники, а также на ВДНХ. Иногда к нам присоединялись и родители моей супруги.

Я восстановил связь со своими однокашниками по МИХМу, которые жили в Москве. Несколько раз мы ездили в Серебряный бор, где у моего давнего приятеля Виктора Шмуглякова была дача, выделенная Моссоветом его матери. К этому времени он тоже был женат, как и я.


Леонид Позин и Виктор Шмугляков, август 1962 г., Серебряный бор, Москва

Моя мать достала мне туристическую путевку на Кавказ по маршруту Военно-Грузинская дорога на сентябрь 1962 г. Это было незабываемое время. Маршрут начинался в Орджоникидзе, шел в Казбеги, Телави и другие места. Чудесная величественная природа Кавказских гор, восхождение на Гергетский ледник и пеший поход оставили неизгладимое впечатление. Интересно было наблюдать ресторан, где столики размещены на деревьях, и официанты разносят вино и кушанье, поднимаясь по лестницам. Наряду с ночевками в спальных мешках на туристских привалах, были остановки и на турбазах. На одной из них я увидел аккордеон, и попросил поиграть на нем. Какое же удивление я испытал, когда музработник обрадовался (сам он не умел играть) и сказал мне: Играй, генацвале, играй. После этого, уже поздно вечером меня повели в ресторан, и там мы пили прекрасное Цинандали и закусывали шашлыками из баранины.


Кстати Раины родители тоже побывали в этом году на Кавказе, и посетили озеро Рица.


Яков Чеснин (3-й слева) и Евгения Краснер (6-я слева), 1962 г., озеро Рица

12 декабря 1962 г. у нас с Раей родился первенец, которого мы назвали Сашей. Какую радость я испытал, узнав что стал отцом. Конечно, возникли проблемы, нужно было покупать детскую кроватку, коляску, ванночку и т.п. Рая и родители занимались ребенком, я же уделял ему мало времени.


Леонид Позин (молодой папа), март 1963 г., Москва


Саша Позин, лето 1963 г., Москва


Саша Позин, лето 1963 г., Москва

Весной 1963 г. к нам заехал Виталий Воржев, когда-то мой приятель (см. главу «Острогожск»). Он стал настоящим алкоголиком, моя теща была поражена его поведением. Рассказывал, что он, наконец, женился и получил квартиру (как он говорил «секцию») в г. Волжске. Да, я представляю себе, каково с ним жить его супруге.


Виталий Воржев и Раиса Чеснина, весна 1963 г., Москва

Летом нас пригласила в гости моя мама, и мы с Раей, с маленьким ребенком и мамой Раи поехали в Могилев. Моя мать достала нам и моей сестре туристские путевки на Браславские озера. Там мы трое и к нам был прикреплен еще один парень, совершили прекрасный лодочный поход по этим чудным местам. Хотя все было достаточно примитивно, мы остались очень довольны отдыхом. Тем временем Евгения Соломоновна, мама Раи, и Саша жили в однокомнатной квартире моих родителей, которые передумали снимать дачу в Печерске. Мои родители считали, что, так как квартира находится рядом с парком, нечего тратить деньги на какую-то дачу. Мама Раи была вынуждена целый день сидеть с Сашей в парке и ни с кем не общаться, иначе об этом тут же сообщалось Зое Марковне, мой маме. Моя мать делала выговор моей теще, что она покидает парк и заставляет ребенка дышать городской пылью. Только благодаря характеру моей тещи, она не уехала в Москву и терпела все вышесказанное.


(Сидят) Злата Цоир, Саша Позин и Евгения Краснер; (стоят) Раиса Чеснина, Леонид Позин и Раиса Позина, лето 1963 г., Могилев


Раиса Позина и Раиса Чеснина (слева внизу), Леонид Позин (2-й слева вверху), июль 1963 г., Браславские озера, Белоруссия


Леонид Позин и Раиса Позина (справа), июль 1963 г., Браславские озера, Белоруссия

Когда Саше исполнился годик, мы пошли в фотографию, чтобы запечатлеть годовщину со дня его рождения.


Перейти к оглавлению

1961 г.

Все последующие главы, начиная с этой, написаны мною Леонидом Позиным, при этом моя супруга Раиса Чеснина во многом мне помогала. Она была первым читателем и критиком моих воспоминаний, дополняя их во многих деталях, которые я упустил.

Как было описано в главе 15 «Могилев», мы с Раей поехали в Москву и, несмотря на некоторые неудобства (приступ аппендицита), благополучно доехали до Москвы и квартиры-«общежития». В этой квартире семья Раисы Чесниной проживала с 1947 г. О местоположении этой квартиры вкратце рассказано в главе 17 «Школьные годы Раисы Чесниной в Москве».

Поскольку в этой квартире мы прожили более 10 лет, я опишу ее более подробно. Любой образованный человек в мире слышал о Красной площади в Москве, я уже не говорю о жителях Советского Союза, которые, если хотя бы раз побывали в Москве, видели Красную площадь и здание ГУМа (государственного универсального магазина). Огромное здание ГУМа одной своей стороной смотрит на Кремль, а противоположной стороной обращено к проезду Сапунова. Две другие стороны ГУМа прилегают соответственно к улице Куйбышева и к улице 25-го Октября. На другой стороне проезда Сапунова находилось здание дома, в котором и была эта коммунальная квартира, в которой мы жили. Я до сих пор помню ее адрес: ул. Куйбышева д. 3/8 кв. 8. Следует отметить, что в этом здании со стороны проезда Сапунова помещались районная поликлиника, различные учреждения, а также несколько отделов ГУМа, а именно хозяйственных товаров (на 1-м этаже) и музыкальных инструментов (на 2-м этаже). С другой стороны этого 3-х этажного здания были жилые помещения, в том числе и наша квартира. Итак, мы жили на расстоянии 2-3 мин ходьбы от Красной площади и льстанции метро «Площадь революции» и в 5 мин ходьбы от станции метро «Проспект Маркса» («Охотный ряд»).

Теперь несколько слов о самой квартире. Это была типичная коммунальная квартира тех лет, расположенная на 2-м этаже. Окна квартиры были обращены в противоположную сторону от Кремля, т.е. во двор. Этот дом был построен, по-видимому, еще в Петровские времена, т.к. высота потолков составляла 4,5 м, а толщина стен 1 м. Такая большая толщина стен позволила жильцам пробить нишу под окнами, которая служила комодом. Жильцы в некоторых других таких квартирах построили себе антресоли - второй этаж. Общая площадь нашей квартиры составляла 80 кв. м. В ней было 4 комнаты площадью 20, 12, 12 и 9 кв. м., а также большой коридор, имеющий форму буквы Г. При входе в квартиру вы попадали в короткую часть этого коридора шириной 1 м. С правой стороны этого участка коридора окно, прямо напротив вход в комнату 9 кв. м. и с левой стороны вход в туалет, перед котороым был умывальник. Далее коридор поворачивал направо и имел ширину 2 м. По левой стороне коридора была газовая плита с 4-мя конфорками и духовкой и 4 кухонных стола, с правой стороны были входы в две комнаты по 12 кв. м, а прямо вход в комнату 20 кв.м. В свое время в этой квартире проживали 4 семьи. Однако в 1960 г. сосед, проживающий в комнате 9 кв. м, получил квартиру. Строительное управление (хозяин общежития) передало эту комнату семье Чесниных. Таким образом, кроме комнаты 12 кв. м, которая примыкала к комнате 20 кв. м, семья получила еще комнату 9 кв.м., в которой жила Рая.

Итак, на момент нашего приезда в Москву в квартире проживали: в комнате 20 кв. м. Ася Павловна с мужем и их сын Гарик; в комнате 12 кв. м родители Раи; в комнате 12 кв. м. тетя Аня с мужем и их дочери Тамара и Шура; и в комнате 9 кв. м Рая. В нашем доме не было ванных комнат и горячей воды. Люди ходили мыться в Центральные бани или Сандуновские бани.

Евгения Соломоновна, мать Раи, а потом также брат Гриша и его жена Тамара встретили нас. Мне отвели комнатку Раи до того, как мы не поженились. Отец Раи Яков Львович в это время находился в санатории после перенесенного им инфаркта. Мы с Раей на другой день поехали в районное бюро ЗАГСа и подали заявление о регистрации брака, которое было назначено на 10 сентября. Потом мы поехали в санаторий «Радуга» навестить папу Раи. Он спросил меня, чем я занимался, и после моих ответов сказал, что я быстро найду работу в качестве прораба.


Яков Чеснин, сентябрь 1961 г., санаторий «Радуга», Подмосковье

Ближе ко дню бракосочетания начали приезжать родственники: мои родители с сестрой Раей и родственники Раи Чесниной из Могилева. Мои родители и сестра остановились у Голантов. Дядя Толя, муж Гиты Цоир - маминой сестры, предложил организовать нашу свадьбу в клубе домового комитета дома на Фрунзенской набережной. Раины родственники тетя Зина с дочкой и зятем остановились у нас. Володя и Гриша Шуб остановились у дяди Раи - Бориса Чеснина.

Итак, в назначенное время была проведена церемония бракосочетания, а вечером того же дня и сама свадьба. Помещение клуба было достаточно вместительным, и там можно было не только сидеть за столами, но и танцевать. Папа Раи сказал, что он не пропустит ни одного тоста на свадьбе дочери, и так и было. Все было очень неплохо организовано, гости ели и пили, пели и плясали. Были недовольны только тем, что нужно было покинуть помещение в 11 часов вечера.


Раиса Позина, Бэла и ее муж Владимира Клавдиенко, Раиса Чеснина и Леонид Позин; Рита Дохолова, Тамара и ее муж Григорий Чеснин и его жена Тамара Терехова, Эля Скачковаи Анна Чеснина, 10 сентября 1961 г., церемония бракосочетания, Москва


Раиса Чеснина и Леонид Позин, 10 сентября 1961 г., церемония бракосочетания, Москва


Раиса Чеснина и Леонид Позин, 10 сентября 1961 г., церемония бракосочетания, Москва

Раиса Позина, Бэла и ее муж Владимир Клавдиенко, Раиса Чеснина и Леонид Позин, Рита Дохолова, Тамара и ее муж Григорий Чеснин, Эля Скачкова и Анна Чеснина, 10 сентября 1961 г., церемония бракосочетания, Москва

Раиса Чеснина и Леонид Позин, сентябрь 1961 г., Москва

Моя мать оказала нам «медвежью» услугу, забрав массу еды, оставшейся не тронутой, к Голантам. Потом Евгении Соломоновне пришлось ломать голову, чем кормить гостей на следующий день после свадьбы. Пришлось бежать в ГУМ и там покупать, все что нужно. Для Раиной семьи это было достаточно накладно.

Постепенно гости разъехались, и все могли отдохнуть от праздничной суеты. После регистрации брака я подал мой паспорт в отделение милиции, чтобы оформить прописку в Москве. Это заняло довольно много времени, поскольку ул. Куйбышева, где мы жили, была правительственной трассой, связывающей Кремль с ЦК КПСС, находившийся на Старой площади.

Мы с Раей были счастливы, много гуляли и прекрасно проводили время. Тем временем я и Рая стали подыскивать работу. Я встречался со многими моими однокашниками по МИХМу, а Рая со своими по ее институту.

Мне посоветовали пойти в Научно-исследовательский институт синтетических и натуральных душистых веществ (НИИСНДВ), который находился на Профсоюзной улице. Я поехал туда, и мне сразу предложили должность начальника опытных установок с окладом 160 руб. Кроме того, было сказано, что я буду тесно связан с парфюмерной фабрикой «Заря», и у меня всегда будут подарки для родных. Однако, я понял, что это не для меня, и что наукой тут могут заниматься только химики, но не инженеры-химики.

Потом по совету своих знакомых я направился в Научно-исследовательский институт синтетических спиртов и органических продуктов (НИИСС) Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР, который находился на ул. Радио, д. 12-14. Мне сказали, что там есть солидная лаборатория процессов и аппаратов, и ею руководит доктор т.н., профессор Аэров Михаил Эммануилович. Аэров принял меня хорошо, особенно, когда увидел мою ведомость к диплому. Договорились, что после прописки я приду к ним работать.

Рая тоже не сидела, сложа руки. По совету одной из ее бывших студенток, которая работала в КГБ, ей была устроена аудиенция в этом учреждении, несмотря на то, что она была еврейкой. Сначала она прошла полное медицинское обследование и была признана практически здоровой. Потом ее вызвали на проверку знания английского языка. Рая пришла на Лубянку к зданию КГБ, позвонила в дверь, массивная дверь открылась и сразу же после ее входа закрылась. Встретившая Раю женщина повела ее по длинному коридору с закрытыми дверями по обеим сторонам. Она открыла одну из дверей, и Рая оказалась в кабинете, в котором сидела женщина, вызвавшая ее на собеседование. Там она беседовала с Раей более часа и сказала, что Рая сможет работать с материалами на английском языке. Через некоторое время после общей проверки на лойяльность с ней снова связались и спросили, знает ли она иврит. Ну, кто из молодых людей того времени мог знать этот язык. Конечно, она его не знала. Так она распрощалась с этим зловещим учреждением, зато я знал, что моя супруга практически здорова.

Вскоре моя супруга нашла временную работу в Институте мерзлотоведения им. В.А. Обручева Академии строительства и архитектуры СССР. Она проработала там в должности мл. научного сотрудника с 26 сентября по 16 декабря 1961 г., занимаясь переводом писем и статей из научных журналов с английского на русский

Однако очень скоро 29 декабря 1961 г. она нашла работу в Институте эпидемиологии и микробиологии имени акад. Н.Ф. Гамалеи Академии медицинских наук СССР. Она была принята на должность ст. лаборанта, занималась переводческой работой, но уже 26 января 1962 г., не дожидаясь окончания испытательного срока, уволилась оттуда, несмотря на уговоры руководства остаться. Она хотела пойти работать в школу по стопам своих студенческих подруг. Но в то время очень трудно было устроиться работать учителем в школе.

Через какое-то время Рае предложили обратиться по поводу работы в ГПНТБ (Государственную публичную научно-техническую библиотеку) на Кузнецком мосту. Там она должна была начать работать через неделю в отделе каталогов. Но у начальника отдела возникли подозрения, не беременна ли она, о чем он и спросил, сказав, что у меня уже пятеро в декрете. В это время Рая уже была в положении, и таким образом, она сказала правду и осталась без работы и без декретного отпуска. По этому поводу она потом горько плакала.

Вскоре после получения Московской прописки, я был зачислен на должность мл. научного сотрудника в НИИСС. Это произошло 2 ноября 1961 г. В то время моя зарплата была всего 95 руб., но я пошел туда работать по интересу, а не из-за денег.


Раиса Чеснина и Леонид Позин, ноябрь 1961 г., Москва


Раиса Чеснина и Леонид Позин, ноябрь 1961 г., Москва

Перейти к оглавлению

Семья Льва Чеснина и его второй жены Ривы проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было пятеро детей: Борис (1908 г. р.), Зинаида (1909 г.р.), Софья (1910 г. р.), Михаил (1911 г.р.) и Яков (1913 г.р.).

ЯКОВ ЧЕСНИН - мой отец - был младшим сыном в семье Льва Чеснина и его второй жены Ривы, и у него было два брата Борис и Михаил и две сестры Зинаида и Софья.

БОРИС ЧЕСНИН (1908-1975) родился в Борисове, Белоруссия, всю жизнь работал мужским парикмахером, считался мастером своего дела. Женился до войны, имел двух дочек-близнецов. Его жена и дочери погибли во время войны. Борис прошел войну, и после войны переехал в Москву. Там он встретил Марию Бродянскую, которая после войны также осталась одна с сыном, и они стали жить вместе. У них родилась дочь Анна.

ЗИНАИДА ЧЕСНИНА (1909-1987) всю жизнь работала поваром. Она была замужем за Ефимом Красным, который погиб на войне в 1943 г. У нее осталась на руках их дочь Лилия Красная (1931).

Лилия Красная родилась в г. Новоборисов. Во время войны находилась в эвакуации в г. Куйбышев. После войны жила в Москве, и училась в училище ФЗО (фабрично-заводского обучения) по специальности прядильщица. По окончании была направлена на ткацкую фабрику в г. Орехово-Зуево. В 1947 г. уехала в г. Могилев и жила там у своей тети Сони Шуб. В Могилеве окончила Могилевский бухгалтерский техникум в 1955 г. и работала бухгалтером и оператором машинно-счетной станции на швейной фабрике и на различных торговых базах. В 1990 г. репатриировалась вместе с мужем Семеном Ваксманом в Израиль.

СОФЬЯ ЧЕСНИНА (1910-1971) почти всю жизнь была домохозяйкой, посвятив свою жизнь воспитанию детей. Когда дети выросли, она пошла работать приемщицей в обувную мастерскую. Была хорошей матерью и женой. Софья была замужем за Самуилом Шуб (1911-1972).

Самуил Шуб работал всю жизнь сапожником, был начальником сапожной мастерской. Был очень добрый человек, хороший семьянин. Был заядлым футбольным болельщиком. До войны играл в оркестре на баритоне.

У Софьи Чесниной и Самуила Шуб было трое сыновей Владимир (1936-2004), Григорий (1937) и Валерий (1941).

Владимир Шуб окончил Могилевское ремесленное училище, где получил специальность по ремонту подвижного состава. Работал слесарем в различных местах, 3 года отслужил в армии, после этого женился и пошел работать слесарем в сероуглеродном цехе Завода искусственного волокна. Был судьей республиканской категории по футболу. Был очень общительный, компанейский человек. Владимир Шуб был женат на Тамаре, и у них были две дочери Лилия и Дина. Позже Владимир и Тамара развелись. В настоящее время Тамара и их дочери живут в Израиле.

Григорий Шуб работал слесарем, большей частью на Могилевском кроватном заводе. Служил в армии, в Морском флоте. Григорий женат на Зинаиде, и у них двое сыновей Валерий и Александр. Сейчас они живут в Израиле, а один их сын в Канаде.

МИХАИЛ ЧЕСНИН (1911-?) жил в Одессе, а потом на Дальнем Востоке, был женат, и у них было две дочери, его жена и дети погибли в гетто г. Борисова в 1941 г.

Итак, по линии отца у меня были дяди Борис и Михаил и тети Зинаида и Софья, а также двоюродные братья: Владимир, Григорий и Валерий Шуб и сестры: Анна Чеснина, Лилия Красная и две дочери Михаила Чеснина, а также две дочери-близнецы Бориса Чеснина, имена которых я не помню.

Сидят: Зинаида Чеснина, Самуил Шуб, Софья Чеснина, Григорий Шуб; стоят Семен Ваксман, Лилия Красная, Валерий Шуб, Тамара (жена Владимира Шуб) и Владимир Шуб; 1957 г., г. Могилев

Семья Шлайме Краснер и Серл Шпунт проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было трое детей: Фрума (Фаня) (1911 г.р.), Евгения (Геня) (1913 г.р.) и Илья (1919 г.).

ЕВГЕНИЯ (ГЕНЯ) КРАСНЕР - моя мама - была дочерью Шлайме (Соломона) Краснер и Серл (Софьи) Шпунт, и у нее была сестра Фрума (Фаня) и брат Илья.

ФРУМА КРАСНЕР (1911-1941) была замужем за Максом (Моте) Рубинчик, и у них было двое детей Эммануил (Мема) и Дора. Фрума Краснер и ее дети погибли в гетто г. Борисова в 1941 г., о чем рассказано выше в главе 15 «Предки Раисы Чесниной».

ИЛЬЯ КРАСНЕР был женат на Голде (Галине) Красной (1922-1999) , и у них было двое сыновей Борис (1946-1999) и Дмитрий (1953).

Илья Краснер прошел всю войну, был ранен. В июне 1941 г. он окончил филологический факультет Московского Государственного Университета им. Ломоносова. Всю свою жизнь он проработал преподавателем русского языка и литература в старших классах школ г. Москвы. Был заслуженным учителем.

Борис Краснер родился в 1946 г. в г. Москва. В 1963 г. поступил в Московский институт тонкой химической технологии им. Ломоносова, а затем перешел в Московский государственный заочный педагогический институт, который в 1969 г. окончил по специальности - физика.
С 1970 по 1972 год учился в аспирантуре при Московском педагогическом институте. В 1973 г. женился на Елене Караевой. В 1980 г. он и его жена репатриировались в Израиль. В Израиле оба они работали в авиационной промышленности. В 1999 г. Борис умер от сердечного приступа.

Дмитрий Краснер, будучи студентом, работал монтировщиком сцены в Московском театре драмы и комедии на Таганке. После окончания Московского автомеханического института работал мастером и начальником производства на 10-ом автокомбинате Мосавтотранса.Затем он окончил факультет психологии Московского Государственного Университета им. Ломоносова. После окончания работал ведущим психологом, психологом, начальником отдела и директором НИИ по труду Мосгортранса. Принимал участие в научно-исследовательских работах, читал лекции или проводил тренинги, сотрудничал с Институтом городского хозяйства, НИИ труда, Институтом социологических исследований АН, МАДИ, ЦНОТ Минавтотранса, Институтом Молодежи, учебным центром «Пегас», Российско-Американским институтом гуманитарных исследований и личностного роста, политическим объединением «Яблоко» и многое другое. С 1990 г. ведет частную практику. Имеет сайт в Интернете: http://www.psykrasner.com/
Статья о нем: http://ill.ru/cgi-bin/form.news.prn.pl?c_article=1123

Итак, по линии матери у меня были дядя Илья и тетя Фрума, а также двоюродные братья: Эммануил Рубинчик, Борис и Дмитрий Краснер, и сестра: Дора Рубинчик


Макс (Моте) Рубинчик (муж Фрумы Краснер), 1950 г., г Борисов


Илья Краснер с сыном Борисом и женой Галиной (Голдой) Красной, 1951 г., Москва

Перейти к оглавлению

1954-1960 гг.

В 1954 г. после окончания школы я пробовала поступить в институт, но не прошла по конкурсу. Чтобы не терять время, по совету папы я начала учиться на двухгодичных курсах сметчиков общестроительных работ и продолжала готовиться к поступлению в институт. На следующий 1955 год поступила на вечернее отделение Института иностранных языков. Дни занятий в институте и на курсах сметчиков не совпадали, и я смогла одновременно учиться в двух местах. Таким образом, через год я окончила курсы и поступила на работу сметчиком в транспортную мастерскую Моспроекта, которая находилась на Кузнецком мосту, т.е. совсем рядом с домом. Моя зарплата была 600 руб. (старыми деньгами).
Тем временем я продолжала учиться в институте и еще 2 года работала, а потом была вынуждена оставить работу, т.к. из-за большой нагрузки в институте и на работе, я стала плохо себя чувствовать.

Мой брат Гриша после окончания школы учился в Московском институте водного хозяйства и гидромелиорации. Часто проходил производственную практику в республиках Средней Азии.


Григорий Чеснин, 1956 г., Москва


Яков Чеснин и Евгения Краснер (сидят), Григорий Чеснин (стоит), 1956 г., Москва

Когда я работала в Моспроекте, молодежь посылали на уборку картофеля в подшефный колхоз.


Раиса Чеснина (справа), 1956 г., колхоз в Подмосковье



В институте я училась хорошо, и меня назначили старостой группы. У нас были курсовые лекции и групповые занятия языковыми предметами. Кроме этого был специальный кружок разговорного языка, который посещала только я одна из всей нашей группы. В течение 2 часов я рассказывала преподавателю - очень приятной пожилой женщине - о прочитанной книге или просмотренном фильме, или же мы обсуждали с ней любую предложенную ей тему. Я помню, что я получала огромное удовольствие от этих занятий. Сейчас, через много лет, я удивляюсь, куда исчезли мои хорошие знания языка.


Раиса Ледвич и Раиса Чеснина, июль 1957 г., Москва


Эля Скачкова и Раиса Чеснина, январь 1958 г., Москва

В летние и зимние каникулы в институте, я иногда ездила отдыхать в дома отдыха в Подмосковье.




Раиса Чеснина (справа), зима 1958 г., д.о. Монино, Подмосковье


Раиса Чеснина, август 1958 г., д.о. Кашира, Подмосковье


Раиса Чеснина, август 1958 г., д.о. Кашира, Подмосковье

Мои родители жили достаточно трудно, но иногда им удавалось поехать отдохнуть на море.


Яков Чеснин и Евгения Краснер, лето 1958 г., Алушта, Крым

Летом 1959 г. моя подруга Рита Дохолова пригласила меня поехать в гости к ее родственникам в Грузии. Мы побывали во многих местах: Тбилиси, Бакуриани (всемирно известная лыжная база) и др.


Раиса Чеснина (в центре), 1959 г., Бакуриани, Грузия


Рита Дохолова (внизу слева) и Раиса Чеснина (вверху справа), 1959 г., Петри-Икаро, Грузия

Гриша и его подруга Тамара Терехова после окончания института решили пожениться. Тамару зачислили в аспирантуру Московского института народного хозяйства им. Плеханова, в котором она училась.


Тамара Терехова и Григорий Чеснин (на бракосочетании), Раиса Чеснина (сзади), 1960г., Москва

В этом же году моя лучшая подруга Эля Скачкова также вышла замуж за Евгения Баринова, который окончил военное училище и был принят в Военную академию им. Жуковского, а позже окончил Военно-политическую академию им. Ленина. Эля Скачкова окончила Институт иностранных языков и работала переводчиком в Интуристе, а затем учителем английского языка в старших классах школы.


Эля Скачкова и Евгений Баринов (на бракосочетании), Раиса Чеснина (справа), 1960 г., Москва

Я окончила институт в июне 1961 г. В это время у нас гостила тетя Зина (сестра моего папы), которая приехала из Могилева. Она пригласила меня в гости. Я, не смотря на то, что дипломы выдавали в июле, решила съездить в Могилев и отдохнуть перед тем, как искать работу. Я попросила маму получить мой диплом, что она и сделала.

В Могилеве я была уже не первый раз, у меня были там родственники и знакомые. Однажды я была в гостях у своего двоюродного брата Гриши Шуб и познакомилась с Леней Позиным, который случайно там оказался. Это знакомство оказалось судьбоносным. Он проводил меня до дома, и мы встречались с ним около месяца. Потом я сказала, что соскучилась по маме, и поеду домой. Леня сказал, что он хочет поехать со мной, и сделал мне предложение. Я позвонила маме и рассказала, что еду домой не одна.
Мама позвонила тете Зине и спросила ее, кто такой этот Леня. Тетя Зина рассказала ей все, что она знала. Много позже об этом узнала Зоя Марковна (мама Лени) и устроила моей маме разнос за то, что она посмела поинтересоваться, кто такой Леня (ей же не у кого было спрашивать, кто такая Рая). Моя мама сразу поняла, с кем она имеет дело, и в дальнейшем не реагировала на ее выходки.

Я и Леня поехали в Москву. Об этом подробно написано в главе «Могилев». О последующих событиях будет написано позже.

Перейти к оглавлению

1947-1954 гг.

Мы жили в Москве на ул. Куйбышева в малом здании ГУМа прямо рядом с Красной площадью. Когда были парады на праздники 1 мая и 7 ноября, то из нашего двора было хорошо видно, как проходили колонны военных и техника. Осталось очень хорошее впечатление от красоты этих событий. Когда начиналась демонстрация, мы (я, Гриша и другие дети с нашего двора) пристраивались к колоннам демонстрантов, и нам давали огромные букеты бумажных цветов. Мы совершали такие заходы по нескольку раз в течение демонстрации, и в конце все подъезды были завалены плакатами и цветами.

Все наши знакомые после демонстрации заворачивали к нам во двор, который охранялся милиционерами (во двор всех пропускали, а в сторону Красной площади нет). На праздники у нас всегда были гости. К нам часто приезжали мамин брат Илья Краснер с женой Галей и детьми Борей и Митей. Эта семья была для нас очень родной. Мы с Гришей очень любили этих детей. У нас в то время была одна комната площадью 12 кв. м и мы все умудрялись размещаться на ночлег, не чувствуя никаких неудобств. Они приезжали к нам с удовольствием, т.к. жили тогда в районе Новогиреево (пригороде Москвы) в доме барачного типа с удобствами во дворе. У нас же в этой коммунальной квартире - общежитии был туалет и кран с холодной водой. Моя мама очень любила брата Илью и его семью и помогала им всем, чем могла. Например, Боря был маленького роста, плохо рос. Это очень беспокоило мою маму, и она говорила Гале, что его нужно показать врачу. На это Галя отвечала: «Тебе надо, ты и показывай». Мама ездила с Борей к разным врачам, и те убеждали ее, что все будет хорошо.

Я начала учиться в 4-м классе начальной школы, которая находилась недалеко от нас на ул. 25-го Октября. В здании этой школы в далеком прошлом находилась Греко-латинская академия, в которой учился Ломоносов.



Раиса Чеснина, 1-й ряд в середине, 4-й класс, 1947 г., Москва

Потом с 5-го по 6-й класс я училась в школе, которая размещалась в Козицком переулке. Окна нашего класса выходили на музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко на Пушкинской ул. Во время занятий из окон нашего класса мы часто могли наблюдать уроки балета в этом театре.

Каждый год мои родители отправляли меня и брата на все лето в пионерский лагерь. Этот лагерь находился в очень красивом месте под Москвой среди леса. В то время в доме была скудная еда, а в лагере хорошо кормили, и часто даже давали красную икру и сливочное масло. Гриша не любил масло, и, чтобы его не выбрасывать, мы менялись с ним, я брала масло, а он икру. Я вела себя с Гришей как мама, следила за его одеждой, чтобы был порядок в его чемодане и т.п. Вообще в лагере нам очень нравилось, были хорошие вожатые, много разных кружков. Я не помню, чтобы нас кто-либо обижал; несмотря на мой стеснительный характер, меня даже назначили звеньевой в отряде. Родители не давали себе отдыха и каждое воскресенье навещали нас. Они должны были ехать час на поезде, а потом еще идти 6 км пешком. Всегда они привозили нам гостинцы: печенье, которое мама пекла сама, и все, что могли позволить себе в то голодное время. Мы всегда очень ждали их, но Гриша подбегал к ним, спрашивал, что привезли, и убегал по своим делам. Я же всегда оставалась с ними до их отъезда.



Раиса Чеснина (справа), пионерский лагерь, 1950 г., Подмосковье

7-й - 10-й классы я училась в школе № 179 около Дома Союзов, и там я получила аттестат зрелости. Во всех школах Москвы с 5-го по 10-й класс в те годы было раздельное обучение мальчиков и девочек, т.е. были отдельные школы для мальчиков и школы для девочек. Такой порядок обучения закончился по окончании мною средней школы. Когда устраивались школьные вечера, на них специально приглашали мальчиков из соседних школ.



Раиса Чеснина, Борис Краснер и Гриша Чеснин, лето 1951 г., Подмосковье



Раиса Чеснина (передняя парта, 3-я слева) на уроке физики, 1951 г, Москва



Раиса Чеснина (1-й ряд, 3-я справа), 9-й класс, 1953 г, Москва

В марте 1953 г., когда умер Сталин, мой брат Гриша с одноклассниками отправились к Дому Союзов, где был выставлен гроб с телом Сталина. Они остались живы только чудом, т.к. они взялись за руки и образовали круг, смогли удержать натиск толпы и не быть раздавленными. В это время мама лежала в больнице клиники 2-го Медицинского института с приступом астмы. Она рассказывала, что все коридоры были полны людьми, ранеными во время церемонии прощания. Этот тиран сумел погубить массу людей даже после своей смерти.



Раиса Чеснина (внизу, 3-я справа) и Рита Дохолова (вверху справа), школа № 179, 1954 г., Москва

В школе у меня были подруги Рита Дохолова и Эля Скачкова. Наши дружеские отношения сохранились на всю жизнь. В 2001 г. я приехала из Израиля в гости к сыну Саше и его семье в Москву. Здесь Алена, моя невестка, устроила мне встречу с моими подругами в их доме.

Перейти к оглавлению

1937-1946 гг.

Я родилась 3 сентября 1937 г. в Минске. Мои родители Яков Львович Чеснин и Евгения Соломоновна Краснер жили в Борисове. Дом нашей семьи располагался рядом с домом родителей моей мамы, в котором также жили мамины сестра Фрума (Фаня) и брат Илья. Моя тетя Фрума была замужем за Максом Рубинчиком, у них были двое детей: Эммануил (Мема) и Дора, о которых моя мама всегда говорила, что они были для нее также дороги, как я и мой брат Гриша. Для нее была ужасная трагедия гибель ее родителей и сестры с детьми, о которых она плакала до последних дней своей жизни.

8 января 1939 г. родился мой брат Григорий Чеснин. До войны мы с братом ходили в детский сад, но часто болели, и маме приходилось брать больничный. Из нашего дома я сама ходила в дом к бабушке - это я помню, но сами дома не помню.


Геня Краснер и сын Гриша, 1939 г., Борисов



Яков Чеснин с детьми, 1940 г., Борисов

Рая и Гриша Чеснины, 1941 г., Борисов

Когда началась война, мы прятались от немцев в лесах и шли в сторону подальше от фронта. Наш путь папа определял по схемам, которые были в сельсоветах близлежащих деревень, куда он ходил ночью. Мой брат Гриша, когда он просыпался ночью и не видел около себя папу, поднимал страшный крик и орал «А папка мой!». Все взрослые, которые были вместе с нами, разбегались подальше от нас с криком «Он нас погубит, пусть замолчит». Угомонить Гришу до прихода папы было невозможно. Иногда ехали на телегах, а иногда в тамбурах вагонов. И, несмотря на ветер, дождь и сквозняки в товарных вагонах мы не разу не заболели, как будто чувствовали и понимали, что идет война, хотя до войны очень часто болели.

В конце концов, мы добрались до д. Булычево Пензенской области. Там мы всей семьей жили в небольшой комнатушке в бараке. В этой комнатке был большой деревянный топчан, на котором мы спали. Когда родители были на работе, мы боялись с него слезать, т.к. через щели проникали крысы. Были случаи, когда крысы запрыгивали на топчан. Мы начинали орать, и они убегали. Под окном соседней комнатки этого барака росла картошка. Однажды я вылезла в окно, собрала эту картошку и побросала ее к нам в комнату. Через какое-то время прибежала наша соседка и устроила скандал. Меня, конечно, ругали, мама собрала картошку и вернула ее соседке.

Мама работала в школе, а папа на элеваторе, и мы не голодали, т.к. папа приносил с работы отходы от переработки зерна, которые разрешали брать домой. Мама варила из них каши, суп и пекла хлеб, который потом сушила на сухари. Однажды к нам приехал мамин дядя Илья, который жил в Москве, и гостил у нас до тех пор, пока не кончились наши съестные припасы. В этой деревне был конюх дядя Коля, который часто к нам заходил, и папа давал ему немного еды и корма для коня. Когда папу демобилизовали на трудовой фронт в Москву, он попросил дядю Колю иногда заходить к нам и помогать маме принести дрова или воду. И этот человек ни разу у нас не появился, а только тогда, когда папа приехал на побывку. Мама была очень удивлена появлению Коли, и сказала папе, что он пришел к нам сегодня первый раз после твоего отъезда. Ему стало неудобно, и он ушел.

Через некоторое время папа познакомился в Москве с Давидом, очень хорошим человеком, который во время войны помогал всем, чем только мог. Давид имел достаточно денег, т.к. работал продавцом керосина, и, в конце концов, его посадили за воровство. Но пока он работал, в его доме было полно людей, которых он кормил и предоставлял им ночлег. Бетя, жена маминого двоюродного брата Семена Лившица, который был на фронте и потом попал в плен, была родной сестрой Мули - жены Давида. Давид попросил Бетю пустить нас жить в ее комнату, т.к. она с двумя дочками постоянно находилась у Давида. В эту комнату мы и переехали из д. Булычево. В ней была печурка, дым из трубы которой шел прямо в комнату. Один раз Бетя пришла и устроила скандал, что потолок закоптел от дыма, и потребовала сделать ремонт. Папа пожаловался на нее Давиду, и тот так ее пропесочил, что она была потом как шелковая. Мы жили очень тяжело, не было еды и одежды. Перед домом была огромная лужа, в которой я застряла и потеряла ботинок. Этот было перед праздником 1 мая, и на праздник мне не в чем было выйти. Это было большим несчастьем для меня.

Потом через какое-то время Давид устроил папу директором подсобного хозяйства Московской ткацкой фабрики. Это хозяйство находилось под Москвой в д. Смолево Куровского района. Там выращивали картошку и свеклу. В этом хозяйстве были корова, лошадь, коза и козел. Однажды конюху, который ухаживал за животными, сказали зарезать козла, а он был настолько пьян, что зарезал козу. Гриша страшно плакал и приговаривал «Жалко Валечку» (так звали козу), а корову украли директор школы и милиционер, они ее зарезали. Потом по следам крови нашли этих преступников и их посадили. Вообще народ жил очень бедно, почти все мужчины были на фронте, а половина женщин, которые работали на местной ситцевой фабрике, сидели в тюрьме за то, что украли метр ситца. Такое было тяжелое время. Папино Московское фабричное начальство часто наезжало отдыхать в это подсобное хозяйство. Маме они не нравились, они много пили, привозили с собой женщин и требовали, чтобы мама их кормила и ухаживала за ними. Ей было очень тяжело. Она вела хозяйство, топила печь, готовила еду и еще работала в школе.


Рая и Гриша Чеснины и Галя (жена Ильи Краснера), 1943 г, д. Смолево

В доме, где мы жили, была большая русская печь с лежанкой. Мы с Гришей лежали на этой печи и засовывали в щели семечки, которые там высыхали, и мы их ели. Там же сушили свеклу, она была очень сладкая. Мама даже варила из нее повидло. Жители в этой деревне цокали и окали. Соседка Маруся всегда звала маму «Соломонна», иди «сци» хлебать и «цай» пить. А мне почему-то нравилось 100 раз на день подбегать к окну дома соседки и кричать «Тетя Марусь, сколько время?», и она каждый раз терпеливо отвечала, хотя мама говорила мне «Не надоедай Марусе», а Марусе говорила «Не обращай внимания». Однажды родителей пригласили на какой-то праздник, маме налили стакан самогону. Я думала, что это вода, взяла и выпила. После этого родители удивились, что меня нет, а Гриша сказал, что я сплю на сеновале. Как-то Гриша серьезно заболел. Он был крепкий мальчик, болел редко, но если болел, то тяжело. Его положили в больницу, и мама была с ним. У него был жар, и кто-то из больных угостил его кусковым сахаром, и он грыз этот сахар. Шум от этого раздражал одну больную старуху. Она кричала и требовала, чтобы у него забрали сахар. Мама не смогла отобрать у Гриши сахар, и скандал продолжался, пока больные не утихомирили эту женщину.

В деревне Смолево я начала учиться в первом классе и проучилась там три года. Мою первую учительницу звали Мария Леонтьевна, и я ее очень любила. Помню, когда я училась читать по слогам, нужно было прочесть слово «велосипед». Я называла отдельно все слоги этого слова правильно, а все слово вместе я читала «лисипед». Это было много раз, и я не понимала, что от меня хотят, потому что все деревенские так говорили.


Гриша и Рая Чеснины, 1946 г., д. Смолево

В 1947 г. это подсобное хозяйство закрыли, и перед родителями встал вопрос, куда деваться. В Борисов возвращаться они не хотели, т.к. там все погибли, дома сгорели, и жить там было бы очень тяжело и негде. Они вычитали объявление, что требуются люди для работы на Дальнем Востоке, но их не взяли, т.к. с малыми детьми туда не брали. Как-то они поехали в Москву и увидели на столбе объявление, что требуется десятник. К счастью, папу взяли на работу и дали комнату в общежитии, в котором проживали еще три семьи. Так мы нежданно-негаданно стали жителями Москвы.

Перейти к оглавлению

Следующие ниже разделы мемуаров написаны Раисой Чесниной и относятся к периоду, предшествующему знакомству ее с Леонидом Позиным.

ЛЕВ ЧЕСНИН - мой дедушка по отцовской линии - скончался перед началом войны. Лев Чеснин был женат дважды. От первого брака у Льва было двое детей: сын и дочь. Сын погиб в 1941 г. на фронте и у него осталась дочь Элеонора. Дочь Льва Чеснина вышла замуж (фамилия мужа Гликман) и родила 4-х сыновей: Николай, Анатолий, Александр и Ефим. Элеонора, внучка Льва Чеснина, вышла замуж за своего родного дядю Анатолия Гликмана. Сейчас они живут в Израиле и у них есть двое детей и много внуков.

РИВА - моя бабушка по отцовской линии - вторая жена Льва Чеснина, скончалась в 1927 г. в г. Борисов.

Семья Льва Чеснина и его второй жены Ривы проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было пятеро детей: Борис (1908 г. р.), Зинаида (1909 г.р.), Софья (1910 г. р.), Михаил (1911 г.р.) и Яков (1913 г.р.).

ШЛАЙМЕ (СОЛОМОН) КРАСНЕР - мой дедушка по материнской линии. Шлайме (Соломон) родился в 1876 году, место рождения: Минск. Его отца звали Мендель. Шлайме (Соломон) был женат: супруга Серл (Софья) Шпунт. Место жительства до войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Место во время войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Шлайме (Соломон) погиб 7 ноября 1942 в возрасте 65 лет, место смерти: Борисов, Белоруссия (СССР). Он находился в гетто вместе с женой Серл (Софья) и дочерью Фрума (Фаня) и внуками Эммануил (6 лет) и Дора (1 год). Источником этой информации является Лист свидетельских показаний, поданный 01/01/1994 (Музей «Яд вэ шэм», Иерусалим).
Все вышеназванные родные были расстреляны в гетто фашистами. Сейчас на месте их гибели в г. Борисов установлен памятник. Следует отметить, что Эммануил (Мема) мог бы остаться живым, т.к. Евгения Краснер (моя мать), когда она вместе с мужем и двумя детьми убегали из горящего Борисова, взяли его с собой. Однако, на краю города бабушка Эммануила Серл (Соня) Шпунт догнала их и сказала, что вы все пропадете, а мы поедем в деревню под Минском и останемся живы. Бабушка и дедушка считали, что немцы не тронут евреев, как это было в 1918 г. Тогда немцы не убивали евреев, а отправляли их на трудовой фронт, но евреи рассыпали вокруг своих домов хлорку и кричали «Тиф, тиф, все больны тифом», и немцы с ужасом бежали оттуда.
Шлайме (Соломон) Краснер был мелким коммивояжером и развозил канцелярские принадлежности в Минск и другие города. Однажды его арестовали представители советской власти, считая его деятельность незаконной, и посадили в тюрьму на несколько месяцев. В семье была большая трагедия, не на что было жить. Жена Шлайме, Серл (Софья) Шпунт освободила одну комнату в арендуемом ими доме и сдала ее квартирантам.

СЕРЛ (СОФЬЯ) ШПУНТ - моя бабушка по материнской линии.
Серл (Софья) Шпунт, родилась в 1886 году, место рождения: Борисов. Отца звали Илья. Она была домохозяйкой. Вышла замуж за Шлайме (Соломона) Краснер. Место жительства до войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Место во время войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Серл погибла в 1941 в возрасте 55 лет, место смерти: Борисов, Белоруссия (СССР). Источником этой информации является Лист свидетельских показаний, поданный. 01/01/1994 (Музей «Яд вэ шэм», Иерусалим).

Семья Шлайме Краснер и Серл Шпунт проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было трое детей: Фрума (Фаня) (1911 г.р.), Евгения (Геня) (1913 г.р.) и Илья (1919 г.).

ЯКОВ ЧЕСНИН - мой отец - был младшим сыном в семье Льва Чеснина и его второй жены Ривы, и у него было два брата Борис и Михаил и две сестры Зинаида и Софья. Яков окончил рабфак, затем проучился несколько лет в Борисовском лесном институте, но из-за голода был вынужден оставить учебу и начать работать. До начала войны он работал директором Борисовского детского дома. Когда началась война, он спас многих детей - вывел их и многих взрослых из горящего города. Вместе с семьей он пешком добрался до Вязьмы. Затем его направили на трудовой фронт в Москву. Позже он работал в д. Смолево Куровского района Московской области директором подсобного хозяйства, которое принадлежало Московской ткацкой фабрике. В 1947 г. он вместе с семьей переехал в Москву и там работал десятником, прорабом, а затем и начальником производственного отдела Строительного управления Свердловского района г. Москвы.



Яков Чеснин, апрель 1932 г, Борисов



Яков Чеснин, 1934 г., Борисов

ЕВГЕНИЯ (ГЕНЯ) КРАСНЕР - моя мама - была дочерью Шлайме (Соломона) Краснер и Серл (Софьи) Шпунт, и у нее была сестра Фрума (Фаня) и брат Илья. Геня Краснер окончила Борисовский педагогический техникум и работала учителем младших классов. В 1936 г. вышла замуж за Якова Чеснина. У них родились трое детей, в 1937 г. две девочки-близнецы Рая и Инна (Инна умерла в возрасте 1,5 г. от врожденного порока сердца) и в 1939 г. сын Гриша.

Когда началась война, она с мужем и детьми бежали из горящего Борисова, они дошли пешком до г. Вязьмы Московской области и оттуда добрались до д. Булычево Пензенской области. Яков работал на элеваторе Заготзерна, а Геня работала в школе. Через некоторое время муж Гени Яков был направлен на трудовой фронт в Москву. Родители Гени, ее родная сестра Фрума с детьми и многие другие близкие родственники были убиты в гетто г. Борисова 7 ноября 1942 г., о чем было сказано выше. Гене стало известно об этом в конце войны, когда она поехала в Борисов, чтобы узнать о судьбе своих близких. Она пришла к своим знакомым учителям, и те рассказали ей, что всех обитателей гетто расстреляли, но они ничего не видели, т.к. в это время играли в преферанс. После этого Геня встала и ушла, т.к. была потрясена их отношением к происходившему и их равнодушием.

В 1944 г. Геня с детьми перебрались в Подосковье, где ее муж Яков работал директором подсобного хозяйства, а она учительницей в школе. В 1947 г. они переехали в Москву. В Москве Геня работала учителем в вечерней школе, кассиром в строительной организации и в других местах.

Перейти к оглавлению

1961 г. (продолжение)

Приехав в Могилев, я с неделю отдыхал, гулял, встречался со знакомыми. Потом решил искать себе работу. Обратил внимание на объявление в газете о том, что в Дирекции по строительству базы сжиженного газа требуется инженер по оборудованию. Позвонил, и меня пригласил на интервью директор этой базы Никитин. Показал ему все необходимые документы, и он сказал, что он со мной свяжется. Шло время, но никто не звонил.

Тем временем я прекрасно проводил время. Мать решила, что мне уже пора жениться, и стала подыскивать мне подходящую невесту. Она почему-то остановилась на дочке наших соседей Фейгиных. Они считались состоятельными людьми, так как работали зубными врачами и техниками. Вообще-то моя маманя считалась первой свахой в городе. Она познакомила многих молодых людей, причем во многих случаях это знакомство заканчивалось женитьбой. Ее метод был очень прост, она давала паре места в театре, расположенные рядом. Так и я познакомился с этой девушкой. Это была симпатичная пышка, однако после нескольких встреч с ней я понял, что она полная дура. На этом наше знакомство закончилось. Кстати через много лет я встретился в Уфе с Давидом Кажданом, который уже был женат и имел детей. Он рассказал мне, что в молодости был влюблен в нее по уши, но она его кинула. Я ответил, что ему крупно повезло.

Однажды я случайно встретил подружку моей сестры Раисы Позиной. Эта подружка была очень стройной симпатичной девушкой, и она назначила мне свидание у проходной завода, на котором она работала. Поговорили о том, о сем. Она рассказала, что ушла от мужа, который, по ее словам, вытворял с ней невообразимые вещи в постели и вообще издевался над ней. Я поинтересовался, какие такие вещи он вытворял, и она не хотела рассказывать, а потом все же рассказала. По существу, это были позиции, хорошо описанные в литературе по сексу. В следующую нашу встречу, мы поехали на берег Днепра, был уже вечер, не было куда пойти, и мы занимались любовью прямо на песке под кустиком. Так было несколько раз, после чего мы расстались по взаимному желанию.

Были или не были у меня в будущем романтические приключения такого рода, о них из моих мемуаров уже никто ничего не узнает, поскольку совсем скоро я встретил девушку своей судьбы. Но об этом чуть позже.

Наконец, я решил еще раз проведать Никитина, и где-то в середине июня зашел к нему в Дом советов (это большое здание в Могилеве, предполагалось перенести столицу Белоруссии в Могилев, т.к. Минск в 30-ге годы находился близко от границы с Польшей). В его кабинете я обратил внимание, что он является главным архитектором города. Он был уже пожилой человек, и, по-видимому, у него была причина сменить место работы. Когда я появился, он уже принял решение взять меня на работу. Наверное, он искал кого-либо из своих знакомых, но в тресте Союзгаз они не прошли, а моя кандидатура была принята сразу. И это понятно, т.к. если раньше я работал в газовой промышленности подрядчиком, то уж конечно справлюсь с обязанностями заказчика и в последующем главного инженера базы. Итак, я отправился на место работы. Строительство базы находилось на другой стороне Днепра в районе Луполова напротив Автомобильного завода им. Кирова. Это было очень красивое место. По плану строительства недалеко от базы сжиженного газа должны были выстроить дом для ее работников. По плану треста Союзгаз инженер по строительству базы, по окончании ее сооружения, становился главным инженером этой базы. Ему полагалась трехкомнатная квартира в этом доме, также как директору базы Никитину и главному бухгалтеру (фамилию не помню). Мне стала понятна причина, почему Никитин был заинтересован в этой менее ответственной работе по сравнению с его прежней должностью, он мне потом сам рассказал об этом. Кроме того, в мое распоряжение передавалась машина ГАЗ-69Б. Все эту информацию позже я узнал от этих людей. В будущем в мои функции входили регулярные командировки в Москву с отчетами о работе базы. В общем, перспективы были отличные.

Строительство по существу еще не началось, но к нему шла подготовка. Тем временем я изучал техническую документацию. Свободного времени было более чем достаточно. Фактически, никого кроме меня и нескольких сторожей не было на этой стройке. Так продолжалось все время, пока я там «работал». Полный кайф, а не работа. Но было скучно. Я продолжал свой отдых. В это время мать и сестра уехали отдыхать в Сочи. Мы оставались дома вдвоем - я и отец. Я шатался по городу, ходил в кино, встречался с родственниками и знакомыми. Как-то один из моих приятелей спросил меня, не хочешь ли ты познакомиться с одной девушкой. Я ответил, почему бы нет. Так состоялось знакомство с Раисой Чесниной, моей будущей супругой. Она в это время закончила вечерний факультет Московского института иностранных языков и приехала из Москвы погостить к своей тете Зине, сестре своего отца. Мы сразу очень понравились друг другу и стали регулярно встречаться. Много рассказывали о себе и быстро нашли общий язык и взаимопонимание. У нас было многое, что нас сближало: непростое детство, учеба в институте, очень скромные бытовые условия, отношение к жизни и близкие цели. На основании своего жизненного опыта я был осторожен, чтобы еще раз не разочароваться в любви, как уже было со мной дважды. Наше знакомство продолжалось около месяца, мы очень сблизились друг с другом и, в конце концов, решили пожениться. Мы были убеждены, что идеально подходим друг другу. Я познакомил свою избранницу с отцом, и она ему понравилась. Рая, в свою очередь, познакомила меня с тетей Зиной и ее дочерью Лилей, я им тоже понравился. Кстати тетю Зину я сразу вспомнил, т.к. она работала поварихой в пионерлагере, где я отдыхал еще пионером, а потом работал аккордеонистом. Она хорошо знала семью Позиных. Мы ожидали возвращения моей мамы и сестры, чтобы сообщить им о нашем решении. Наконец они вернулись, для матери такой поворот событий был полной неожиданностью. Как это я сам без ее участия нашел себе подругу жизни! Она еще высказала все, что думала по этому поводу, Самуилу. Но мать знала мой твердый характер, и не стала мне перечить. Рая позвонила своей маме в Москву и рассказала ей обо всем. Я и Рая решили ехать в Москву, чтобы получить благословение ее родителей, и там пожениться. Евгения Краснер, мать Раи, тоже была взволнована ее сообщением, и сказала, приезжайте. Мне предстояло уволиться с работы. Это оказалось совсем не просто. Мой шеф никак не хотел меня увольнять, хотя я и объяснил ему причину. Наконец, после банкета, который я устроил для своих двух коллег в ресторане железнодорожной станции Могилев, он согласился и отпустил меня с богом.

Так я, собрав свой чемодан и взяв с собой аккордеон, вместе со своей будущей женой поехали в Москву. Поехали в крытом кузове грузовой машины. По дороге у Раи разболелся живот, но она ничего мне не сказала. Потом призналась, что у нее был приступ аппендицита. Утром мы уже были в Москве у нее дома. Нам уже было 24 года, когда закончилась наша холостяцкая жизнь.

Прежде чем перейти к описанию последующих событий, я хочу рассказать подробней о жизни моей будущей жены и ее семьи до нашего знакомства.

Перейти к оглавлению

1961 г. (начало)

Мое пребывание в Семилуках было очень кратковременным. Буквально через 1,5 недели в середине февраля 1961 г. меня вызвали в Москву и сказали, что меня ждет новое назначение. Приехал в Москву, забросил свои вещи к Голантам и поехал в Люберцы. Там меня встретил главный инженер З.Я. Авинезер и пригласил к себе в кабинет. Он сказал, что меня собираются отправить прорабом на вновь открываемый участок в Волоколамске, где будет сооружаться компрессорная станция магистральных трубопроводов на трассе Тула - Торжок. Это уже неплохо, все же близко от столицы.

Пока же он поручил мне рассмотреть возможность уменьшения ширины усилительных колец при Т-образной приварке труб. Речь идет о трубе большого диаметра, к которой приваривают как ответвление трубу такого же или меньшего диаметра. Перед этим обычно в основной трубе вырезают соответствующее отверстие и к нему приваривают усилительное кольцо довольно большой ширины. Я поехал в библиотеку МИХМа, посидел там несколько дней, изучил литературу и провел необходимые расчеты. Выяснилось, что действительно ширину этих колец можно значительно сократить. Передал эти расчеты главному инженеру Управления Авинезеру. Он был очень доволен моей работой, и, по-видимому, намеревался в будущем реализовать ее результаты на практике.

Вскоре я приехал в Волоколамск, заселился временно в Доме колхозника и пошел осматривать город. Городок сравнительно небольшой и довольно уютный, в центре находился Дом культуры, почта и пр. Встретился со своими рабочими, которых было человек 7, они жили в двух строительных вагончиках недалеко от строительной площадки. Работы только-только разворачивались. А вообще делать особенно было нечего. Гуляя по городу, я случайно познакомился с одной девицей, которую звали Лемара, и она порекомендовала мне снять комнату у своей тети. Я навестил эту довольно пожилую женщину, посмотрел дом, и мне понравилось. Я сразу согласился снять комнату. Здесь не было нужды, чтобы хозяйка готовила еду, т.к. дом был в центре города, и было достаточно точек общепита. Днем я был на объекте, а вечером гулял, ходил в клуб на танцы и вообще весело проводил время. Мне захотелось попробовать свои силы как аккордеонист в местном эстрадном оркестре Дома культуры. Меня поразило, что наш репертуар тщательно контролировался директором клуба, чтобы, не приведи господь, у нас не было никаких намеков на западную музыку, и он делал это точно так, как персонаж Игоря Ильинского в «Карнавальной ночи». Через некоторое время мне это надоело, и я оставил этот оркестр.



Леонид Позин, март 1961 г., Волоколамск

Я уже хорошо освоился в Волоколамске, и у меня появилось много знакомых. Как-то хозяйка квартиры уехала ко второй своей дочке в Севастополь и поручила своей подруге Марии присматривать за домом, топить печку и т.п. Она регулярно приходила в дом и делала все, как сказала хозяйка. Это была женщина лет 35-40, выглядела вполне симпатично, как ядреная ягодка, с бюстом необъятного размера. Она пыталась заигрывать со мной, но я не замечал этого. Однажды я прихожу домой, а эта Мария приготовила ужин, выставила на стол четвертинку водки и предложила поужинать. Я сначала отказывался, а потом согласился. В конце концов, она меня совратила. Она была удивлена, когда я сказал ей, что она первая женщина в моей жизни. Она сказала, что в постели ты вел себя как опытный мужчина. Ей виднее. Потом она приходила в дом, когда меня не было. Позже я понял, почему она так себя вела. Дело в том, что она была любовницей зятя моей хозяйки. Этот зять приезжал в Волоколамск 1-2 раза в неделю и встречался с Марией в ее доме, втайне от моей хозяйки. Это был импозантный мужчина - художник, лет 30-35. Я видел дома фотографию его жены - дочки хозяйки, очень красивой женщины, и был удивлен, чем его пленяет эта Мария. Однако потом я сообразил, что эта Мария очень искусна в любви, это-то его и влечет к ней.

Тем временем, мои новые приятели видели, что я часто в клубе танцую с Лемарой. Они спросили, ты, что еще не спал с ней. Я ответил, да, не спал. Они удивились и сказали, веди ее домой и будь мужчиной, с ней переспал уже весь Волоколамск. Лемаре было где-то лет 18-19, и я не думал, что она такая доступная. Итак, я привел ее домой и провел с ней ночь. Выяснилось, что эта Лемара абсолютно фригидная девица, поэтому ее и бросают. Этой ночью произошли следующие неожиданные события. Оказывается в дом пришли Мария и этот художник, и они были в комнате хозяйки, а я с Лемарой в своей комнате. И вот ночью мы все встречаемся у туалета. Произошла «немая» сцена. Все оторопели, и разошлись по местам. Я думал, что на этом все и закончится, в конце концов, все взрослые люди. Да не тут-то было. Приехала хозяйка, и, наверное, Лемара, ее племянница, рассказала ей, что ее зять ночевал с Марией в ее доме. Что было на самом деле, я не знаю. Однако очень скоро я получаю письмо из Москвы от этого художника, который решил, что все это мои проделки, и потребовал, чтобы я немедленно покинул дом. Я не стал долго думать, и переехал к своим рабочим в строительный вагончик, который отапливался, и был вполне приемлем для жилья. Больше я ни разу не встречался с упомянутыми персонажами.

Расстояние от Волоколамска до Москвы каких-то 120 км, и я довольно часто ездил туда поездом или автобусом. Однажды я вышел на промежуточной станции, зашел в станционный буфет и встретил своего однокашника Марата Лисовского, с которым вместе учились в одном классе, и который также окончил школу с серебряной медалью. Он окончил Ленинградский институт железнодорожного транспорта, и работал на железной дороге. Как раз в это время он проверял техническое состояние станции, где я вышел.

В другой раз я поехал в Москву и в комиссионном магазине купил себе кожаное пальто на меху, а потом зашел в ЦУМ и там приобрел «пирожок» из каракуля (зимняя шапка под цвет этого пальто), и на выходе встретился с Адольфом Аврусиным, с которым мы вместе учились в институте. Я пригласил его в ресторан «Метрополь», и там мы отлично посидели. Он рассказал, что работает на Балашихинском кислородном заводе, пишет стихи, и его неоднократно преследовали власти за инакомыслие.

Леонид Позин (3-й справа), март 1961 г., Волоколамск



Леонид Позин (справа), апрель 1961 г., Волоколамск

Леонид, Волоколамск, апрель 1961 г.

В середине апреля я получаю письмо из бухгалтерии Управления о том, что с меня вычли 500 руб. подъемных. Тут я понял, что меня взяли на работу по вольному найму, и я свободная птица. Я тут же подал заявление об увольнении по собственному желанию. Мне пришлось подождать еще месяц, пока в Управлении нашли мне замену, чтобы принять от меня материальные ценности. Наконец такой человек появился, и приехал вместе с нашим ревизором для оформления акта приемки-сдачи. При ревизии обнаружилась недостача материалов на сумму 200 руб. и ее вычли из моей зарплаты. В конце концов, я рассчитался с конторой, попрощался и уехал к себе на родину - в Могилев. Итак, в начале мая 1961 г. я уже был в родительском доме.

Перейти к оглавлению

1959-1960 гг.

В августе 1959 г. я вновь приехал в Москву, чтобы начать работать. Поселился у Голантов. Они получили новую двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной. Это был огромный дом, предназначенный для высшего офицерского и генеральского состава Советской армии, с огромным двором. Дом был прекрасно расположен между метро «Парк культуры» и метро «Спортивная». Юра Голант был уже женат на Алле Бриккер, и они занимали одну комнату. В гостиной жили его родители, и мне нашлось место, чтобы ночевать.

Поехал в Управление кадров ВНИИгаза, которое почему-то находилось в Москве, а не в Царицыне. Там мне сказали, что мое место занято, но в любом случае я обязан работать в системе Главгаза (затем он был переименован в Министерство газовой промышленности, а сейчас именуется как Газпром). Поехал туда, они стали предлагать мне разные места работы в провинции, например, на станции сжиженного газа в Лисичанске и т.п. Я не соглашался, и сказал, что я всю жизнь проживал в областном центре и не поеду в районный город. Просил освободить меня от работы в этой системе, и что я сам устроюсь на работу в Балашиху на кислородный завод, но они объяснили, что у них есть обязательства перед государством о моем трудоустройстве. Все мои попытки хождения в другие инстанции ничем мне не помогли. Тогда я стал спрашивать, что еще они могут мне предложить, и они предложили мне работу на монтаже. Я согласился с этим, т.к. такая работа сопряжена с переездами с места на место, что даст мне возможность не застрять в глубинке, и потом найти что-либо подходящее. Так вопрос был решен, и меня отправили в Сварочно-Монтажный трест Главгаза СССР.

Там обрадовались моему появлению, т.к. у них был явный недостаток в молодых специалистах, и послали меня временно подучиться и освоиться на Московский нефтеперерабатывающий завод, на монтажный участок, которым руководил прораб Латышев. Здесь я пробыл около нескольких недель, понял, что к чему, как пишутся наряды и процентовки.Это было не весть как сложно. Что же касается выполнения самих работ, моих инженерных знаний было более чем достаточно.

После этой стажировки меня направили в Специализированное управление 14 Сварочно-монтажного треста для дальнейшего трудоустройства. Там меня хорошо приняли, зачислили мастером и направили в г. Острогожск Воронежской области на монтаж нестандартного оборудования компрессорной станции магистрального трубопровода Ставрополь - Москва. Поехал в Воронеж, оттуда автобусом в Острогожск. Остановился в доме колхозника, и пошел знакомиться с городом. Прежде всего, надо было снять комнату. Мне дали адрес одной бабушки, у нее была комната. Она сдала мне комнату и согласилась кормить меня за символическую плату. Ее дом размещался недалеко от строительной площадки. В мою бытность город был сравнительно небольшим, сугубо провинциальным, в основном с одноэтажными частными домиками и участками. Достопримечательностью города была речка Тихая Сосна, впадающая в Дон. В центральной части города находился рынок, большой Дом культуры, закусочные и магазины. В целом обычный провинциальный городок. Моя бабушка очень заботилась обо мне, т.к. у нее появился некоторый заработок, старалась хорошо меня кормить, готовила котлеты, щи и борщи. Я был удивлен, что под словом борщ она понимала щи, а под словом щи борщ. В целом я устроился нормально. Из ряда других достопримечательностей, на которые я обратил внимание, был дом-музей Самуила Яковлевича Маршака. К своему стыду я ни разу его не посетил.

Старшим прорабом СУ-14 в Острогожске был Фадеев Петр Иванович, который прекрасно ко мне относился и был доволен моей работой и знаниями. Мы сидели с ним в одной конторке. Он учил меня, как нужно писать наряды. Здесь были определенные проблемы. Заказчик платил нашей конторе деньги в соответствии с объемом выполненных работ, которые мы представляли ему в виде процентовок. Затем, определенный процент от этих сумм шел на зарплату рабочих. Работа была сдельной, и иногда было трудно согласовать реально выполненные работы, отраженные в нарядах, с тем, что полагалось на основе процентовок. Приходилось писать туфту, вроде кантовка луны вручную. Например, стоимость укладки 1 м трубы диаметром 700 мм стоила заказчику 1000 руб., а реальная работа по ЕНИР (единые нормы и расценки) стоила гроши. Рабочие хорошо зарабатывали, а бригадиры и того лучше. Пришлось проявлять максимум изобретательности при написании нарядов. У нас работало несколько бригад рабочих, выполняли все трубопроводные работы для труб диаметром от ¼ дюйма до 700 мм, сооружение различных металлоконструкций, подставок для оборудования, установку и обвязку насосов, и прочее, включая монтаж путей для крана под крышей огромного машинного зала для компрессоров. Сами компрессоры должны были монтировать работники Невского машиностроительного завода, который изготавливал эти мощные компрессоры.

Фадеев был тертый калач, проработавший много лет на монтаже, он называл себя ростовским волком, показывая свои съемные челюсти. Неоднократно он брал меня с собой, мы шли на рынок, там покупали свежего гуся, картошку и «горючее», потом шли к нему домой. Там он сам готовил всю еду в русской печи, и рассказывал мне о своей жизни. Часто жаловался на свою жену, которая требовала от него все больше и больше денег. Вообще он был хороший мужик, но плохо кончил (об этом чуть ниже).

Однажды после такого ужина у меня начались острые боли в области живота. Фадеев вызвал скорую помощь, и врачи сказали, что у меня приступ аппендицита и нужно ехать в больницу. Фадеев отговорил меня делать операцию в районной больнице, и я с ним согласился. Так я и живу до сих пор, но на аппендицит не жалуюсь.

Буквально через пару месяцев, как я начал работать в Острогожске, Фадеева арестовали и посадили в тюрьму. Выяснилось, что при его работе на предыдущем участке в Ново-Черкассах, он совершил кражу большого количества кровельного железа, которое нельзя было нигде купить и которое стоило тогда большие деньги на черном рынке. По-видимому, он был готов к такому развитию событий. При его аресте меня вызвали как понятого, и я видел, как он предъявил следователям массу документов по этому делу. Теперь я понял, почему он жаловался на свою жену. Мне было его искренне жаль. Он никак не походил на мошенника.

После этого, из СУ-14 сразу же приехали начальники отделов, провели ревизию имущества, передав мне его под личную материальную ответственность, и сказали, что в ближайшее время весь участок перейдет в мое управление. Мне оставалось только согласиться. Буквально через несколько дней я получил телеграмму о моем назначении на должность старшего прораба с соответствующим повышением зарплаты. Надо заметить, что и в должности мастера моя зарплата не была маленькой, а после назначения меня старшим прорабом она вообще стала большой и составляла 360 руб. в месяц, включая монтажную надбавку, квартирные и прочее. Тут же все меня сильно зауважали, и рабочие, и бригадиры, т.к. их зарплата была в моих руках, и вообще многое зависело от моих организационных способностей, умения ладить с руководством управления, с генеральным подрядчиком, с заказчиком, с поставщиками и т.п. Новый период в моей жизни был суровой школой и послужил мне неоценимым подспорьем в будущем.

Сразу же наладил нормальные производственные отношения с завхозом, который понял, что никакие фокусы с имуществом здесь не пройдут. Его фамилия была Чеботарев, он был отставным старшиной и строго следил за расходованием материалов и др. В этом плане я мог на него вполне положиться. За моим участком была закреплена машина - грузовая полуторка, которая подвозила рабочих на участок, и была полностью в моем распоряжении. Водитель машины Василий старался во всем мне угодить. Он многих знал в городе и познакомил меня с важными людьми.



Леонид Позин и старшина Чеботарев, зима 1960 г., Острогожск

Генеральным подрядчиков был некто по фамилии Волошин, довольно вальяжный чиновник местного уровня. Он держал молодую секретаршу, девку кровь с молоком, которая была его любовницей. Генподрядчик был обязан охранять наше имущество в ночное время. Главное же в его работе была координация работ всех субподрядчиков, в том числе и моего участка. Он регулярно проводил совещания, решал те или иные проблемы, был тесно связан с райкомом партии. Были некоторые сложные местные вопросы, которые можно было решить только с помощью райкома. Волошин быстро признал во мне надежного партнера, выполняющего свои обязательства, по сравнению с другими.
Заказчиком был некто Пустынников, пожилой инженер, который, в конце концов, получил достойную работу. Он был очень въедливым человеком, требовал, чтобы были соблюдены все указания проекта. Но в проекте была масса погрешностей. Я уже знал его характер, и все вынужденные отступления от проекта заранее с ним согласовывал. В итоге у нас с ним сложились нормальные уважительные отношения. И Волошин и Пустынников неоднократно уговаривали меня вступить в партию, но в то время я не был готов к этому.

После работы я ехал домой, ужинал и шел пешком в центр города, там заходил в кинотеатр посмотреть какой-либо фильм, или же в Дом культуры, где довольно часто давали концерты. Выступал известный Воронежский хор и другие гастролеры. Когда в Доме культуры были танцы, ходил на танцы. Но девушки были не в моем вкусе, либо уже с парнями. Если вообще нечего было делать, заходил в закусочную выпить пива или что-либо покрепче, если встречал кого-либо из своих рабочих. Многие из них снимали жилье, как и я, но некоторые жили в строительных вагончиках. Я как-то зашел к ним, и удивился их «малине», к стенам и потолкам были прибиты крюки и на них висели воронежские окорока холодного копчения, бутылки с водкой и прочая снедь. Уйти оттуда просто так не представлялось возможным, пришлось поучаствовать в совместной пьянке. Однажды мои рабочие меня сильно удивили. Все были на бровях, работали ни шатко ни валко, как обычно в понедельник. Но ни от кого не разило перегаром, к запаху которого я уже привык. Пахло просто луком. Оказалось, что в районную аптеку привезли луковицу на спирту (5 коп. за пузырек 100 мл - средство для укрепления волос от выпадения - продаваемое без рецепта). Мои гвардейцы сразу пронюхали об этом и закупили весь запас. Правда, этого запаса хватило им только на неделю, и то, слава богу.

Я решил подыскать комнату ближе к центру города, и Василий нашел мне достойную квартиру. Это был почти настоящий особняк, с залой и в ней рояль, с большой библиотекой и солидной хозяйкой. Чувствовалось ее дворянское происхождение. Она сдала мне комнату, и заботилась о моей нравственности. Так она видела, что я возвращаюсь домой в сильном подпитии, и я нашел у себя на тумбочке прекрасное иллюстрированное издание Библии. Мне было интересно ее прочесть, независимо от моральных побуждений моей хозяйки. Я почти успел дочитать Библию, когда через неделю она заявила, что к ней приезжает родственник, и я должен освободить комнату. Ну, я нашел другую вполне приличную комнату. В это же время ко мне приехал новый бригадир, и позже выяснилось, что это он выставил меня из предыдущей квартиры. Более того, в этот же день ко мне пришел прокурор города, молодой парень немного старше меня, закрыл за собой дверь, представился и начал меня спрашивать об этом бригадире. А я ничего не знал. Оказывается этот прокурор, с которым мы потом очень подружились, получил из соответствующих органов информацию, что в наш город приехал этот самый бригадир, и что он член секты хлыстов и за ним требуется надзор. Я понятия не имел, что это за секта. Мой новый приятель объяснил мне, что обыкновением этой секты является истовое богослужение, после которой тушится свет и начинается оргия, когда мужчина отлавливает женщину, попавшую ему в руки, и совокупляется с ней. Он сказал, что эта секта запрещена. Просил меня, если я что-либо заподозрю, связаться с ним. Бригадир, о котором шла речь, внешне казался вполне благопристойным человеком, он увлекался живописью, хорошо рисовал. Регулярно ходил в церковь. Кроме всего, он был очень грамотным, ответственным и непьющим работником, что среди монтажников была большая редкость. Что еще интересно, мои рабочие работали с ним уже давно и хорошо знали его. Он был очень состоятельным и семейным человеком. В каждом новом месте, где он работал, он покупал участок земли и строил дом, который затем продавал, получая большую прибыль.

Каждый месяц после подписания заказчиком процентовок и оформления нарядов я ездил в Москву (Люберцы), чтобы сдать им все эти важные финансовые документы. Я обычно находился там несколько дней, ночевал у Голантов, ужинал в каком-либо ресторане. Вообще хорошо проводил время. Как-то я купил себе радиокомбайн, это был чемодан размером с патефонный ящик, внутри которого была радиола и ленточный магнитофон, удобный для моей кочевой жизни.

Как-то утром я приезжаю на участок, и меня встречает мой завхоз Чеботарев и говорит, что украли около 300 м водопроводных труб диаметром полдюйма и дюйм. Я ему сказал, пока не подымай шума, и поехал домой к начальнику районного отделения милиции. Я решил, что он тоже может быть причастен к этому делу, т.к. каждый хозяин хотел бы, чтобы у него на участке был водопровод для полива. И я не ошибся. Действительно, он оборудовал себе новенький трубопровод. Он спросил, будешь шуметь? Я сказал - нет, но я материально-ответственное лицо, так что верни мне все трубы, а свои оставь. Он тут же подобрел. Через два часа наряды милиции объехали все дворы и изъяли наши трубы. Потом командир встретился со мной уже в ресторане, и мы стали с ним друзьями.

Вскоре меня ожидало еще одно серьезное испытание. Пришла весна 1960 г., Дон разлился, и мостовой переправы не стало. Оказывается, так всегда там было. Отсутствие моста - это отсутствие кислорода, крайне необходимого для газорезки труб и металлических профилей. Работа могла остановиться на месяц. Связался с Управлением, и мне было приказано любым путем обеспечить доставку кислородных баллонов на участок. Собрал несколько «орлов» и поехал с ними на берег Дона, там арендовали рыбацкие лодки и перебрались на другой берег. Добрались до кислородного завода, там наняли машину и погрузили баллоны. Так же на лодках вернулись на наш берег. Там перегрузили баллоны на нашу машину и вернулись на участок. Проблема с кислородными баллонами была решена. Все расходы я платил из собственного кармана. В Управлении с пониманием отнеслись к трудностям, которые мне пришлось преодолеть. Вызвали меня в Москву (Люберцы) и я был приятно удивлен, увидев свой большой портрет на Доске почета Управления. Там мне вручили приказ о вынесении мне благодарности и вручении мне премии, которая покрыла все мои расходы. В руководстве не ожидали, что я справлюсь с задачей. Все меня поздравляли, благодарили и желали успехов. Выполнение плана участка был обеспечено.

Нам предстояло выполнить непростую задачу по установке «дымовых» труб аварийной сдувки. Дело в том, что для этой цели были нужны мощные специальные подъемные краны, а таковых не было. Главный инженер Управления Авинезер Захар Яковлевич разработал оригинальную методику выполнения этой работы с помощью обычных трубоукладчиков и установки вспомогательных мачт. Он приехал на участок и успешно провел эту операцию. Мой водитель Василий нашел для него отличную квартиру с хозяйкой, которая позаботилась создать отличный уют для моего шефа. Мы с ним много общались во время его пребывания на участке. Он с интересом ознакомился с моей работой по подготовке подробного перечня материалов, необходимых для последующих стадий работы. Он пообещал мне в будущем более интересную работу в должности инженера участка, которая хотя и несколько менее оплачиваемая, но открывает простор для творческой инициативы инженера-механика.

Пришел наниматься ко мне на работу Виталий Воржев, очень симпатичный парень, который только что демобилизовался из армии. Я посмотрел на его паспорт и был поражен тому обстоятельству, что мы с ним родились в один день и в один год. Я взял его на работу и позже отправил его в Москву на курсы «светил» («светила» на служебном жаргоне означал контролер по проверке качества сварных швов методом их радиоактивного просвечивания). Виталий уговорил меня переехать в его дом. Я познакомился с его семьей и домом, в котором они проживали, и согласился. Его отец (одноногий инвалид войны) был хорошим хозяином и в отличие от многих других держал свинарник с бетонным полом и поддерживал в нем идеальную чистоту. И вообще дом и обстановка производили хорошее впечатление. Виталий был первым красавцем в городе, жгучий брюнет с лицом, похожим на Марчелло Мастрояни в молодости. Все девицы в городе были от него без ума и просто падали у его ног. Я не видел в этом ничего плохого.

Примерно в это время я познакомился с очень миловидной девушкой, которая жила в Острогожске и училась в Воронежском медицинском институте, где она проживала в общежитии во время учебы. Она часто бывала дома, и мы как-то случайно познакомились с ней. Она сразу мне очень понравилась, и по мере нашего знакомства я влюбился в нее по уши. Она, как мне казалось, отвечала мне взаимностью. Я начал частенько ездить в Воронеж специально к ней, и наши встречи продолжались.

Мой приятель районный прокурор получил повышение и перебрался в Воронеж. Там мы снова с ним встретились, и он любезно предложил мне ночевать в его квартире в любое время, если мне это понадобится. Так мы с ним стали довольно регулярно встречаться. Я рассказывал ему о своих проблемах, а он о своих. Так он поведал мне историю об известном в то время деле «Зеленая шляпа», которое нашло даже некоторое отражение в центральной прессе. Однако подробности не сообщались. Он мне показал такие фото, что я просто обалдел. Речь шла о группе сынков высокопоставленных лиц г. Воронежа, которые организовали тайный притон и там устраивали всевозможные оргии. Наиболее любимым их развлечением был «хоровод», когда девицы стояли кружком на четвереньках лицом к центру круга, а парни обхаживали их одну за другой, передвигаясь по кругу, и тот, кто кончал, выходил из игры. В центре круга лежала зеленая шляпа с членскими взносами, и победитель выигрывал этот приз. Мой приятель принимал участие в разбирательстве этого дела, и благодаря его содействию сильным мира сего он и получил это повышение в должности и квартиру в Воронеже.

Я вел свой личный дневник, где описывал мои встречи с возлюбленной, и вдруг я обнаруживаю, что Виталий Воржев читал мой дневник и написал в нем, что она познакомилась со мной только, чтобы приблизиться к Виталию. И он поехал к ней в Воронеж и покорил ее, как и всех остальных его поклонниц. Мне трудно было поверить, но это оказалось правдой. Я не обиделся на Виталия, т.к. он рассеял мои надежды, но с этого момента я перестал доверять женщинам и разочаровался в любви. Я решил, что мне следует избегать такого сильного чувства и что нужно смотреть на мир другими глазами. Это событие сильно меня потрясло и наложило отпечаток на всю мою жизнь в будущем. Кстати, каким-то образом девицы, которых кинул Виталий Воржев, объединились против него. Так в местной газете и радио появились статьи и сообщения о его гнусном с их точки зрения поведении, хотя они сами вешались ему на шею.

Как-то в понедельник, который, как известно, является тяжелым днем, утром на мой участок заявился собственной персоной начальник Управления Гавриленко Михаил Николаевич. Ко мне домой приехал Василий, разбудил меня, я срочно вылил на голову ведро воды, чтобы хоть как-то приободриться, и поехал на участок. Я сразу же увидел его мощную фигуру, а он тут же понял что к чему. Поздоровались, и он тут же велел мне проверить, как мои орлы работают наверху на высоте 15 м прямо под крышей, сказав, что они ведут рельсы не в ту сторону. Я сразу же понял, что он имеет в виду, поднялся наверх, и вижу, что мои гвардейцы изображают видимость работы, стуча молотками по костылям на рельсах, которые уже давно стоят на своих местах. Я переговорил с ними, спустился вниз и доложил шефу, что все в полном порядке. Он сказал, ну я вижу, что ты успешно сдал экзамен на монтажника. По дороге на участок я дал Василию деньги и сказал, чтобы он купил ящик рябины на коньяке и всякой закуски и ехал на берег реки, готовил все что следует, и вместе с рыбаком сварил уху и т.п. Гавриленко с суровым видом пошел со мной по участку, ничего не говоря, но о чем-то думал. Наконец, я пригласил его отвлечься от мирской суеты и поехать на речку. Так мы и сделали, сели на его ГАЗ-69 и приехали на место. Там уже все было готово. До вечера погуляли, и он уехал в Москву. Мои мужики сказали, что шеф приезжает на участок, когда у него есть какое-то решение, и оно может быть судьбоносным. Так оно позднее и оказалось.

В скорости ко мне на участок прислали молодого мастера с женой, которая работала у нас нормировщицей. Очень приятный парень, который в последующем хорошо преуспел в нашей системе. У меня при этом появилось больше свободного времени для решения глобальных задач по планированию и организации работы на участке.

В мои функции кроме всего прочего входила обязанность получать деньги в банке и выдавать зарплату рабочим. Все стояли в очереди, расписывались в ведомости и получали деньги. Вдруг один выразил недовольство суммой, которая была ему выписана, поднял крик и бросил в меня арифмометр. Слава богу, что я успел увернуться. Рабочие возмутились поведением своего коллеги и вывели его из моего кабинета. Я решил не оставлять этот случай без внимания, и позвонил своему знакомому начальнику райотдела милиции, и он тут же прислал наряд милиции. Этого хама забрали, я не знаю, что они там с ним делали, но на утро он пришел с поникшей головой и принес заявление об уходе. Я сразу же подписал заявление, и больше никогда его не видел.

Через три недели после отъезда начальника Управления, на участок приезжает прораб Глонин, а мне предписано через неделю прибыть в Управление. Мои вездесущие орлы сразу же доложили мне, что Глонин это большой друг Гавриленко и что он недавно освободился из заключения. Теперь всем стало ясно, зачем босс приезжал к нам в глубинку. Я понял, что мое пребывание в Острогожске близится к концу, но не знал, что меня ожидает. Поскольку моя власть на участке завершалась, один из бригадиров (с которым у меня были прекрасные отношения) буквально перед самым отъездом в Люберцы подошел ко мне, и сказал, что он хочет через пару недель уйти в отпуск. Он не знал, как поступит новый начальник, и поэтому попросил меня подписать пустой бланк. Я по простоте душевной согласился и поставил свою подпись и печать участка. Потом моя оплошность мне припомнилась. Да, учатся на ошибках.

Когда я приехал в Люберцы, меня сразу же вызвал к себе начальник отдела кадров и вручил приказ, в котором было написано, что прораб Л.С. Позин сдает дела старшему прорабу Глонину и переводится на новый участок в пос. Семилуки (это совсем близко от Воронежа). Там предстояло начать такие же работы, как и в Острогожске. На мой вопрос, куда девалась моя должность старшего прораба или вообще за что меня понизили в должности, я не получил никакого ответа. Гавриленко вообще отказался меня принять. Удалось только пообщаться с гл. инженером З.Я. Авинезером, который сказал, что у них бывают такие приколы-проколы. Он обещал меня вытащить в более достойное место и в будущем выполнил свое обещание.

Я вернулся в Острогожск, передал все дела и подписал все акты сдачи - приемки имущества своему преемнику, попрощался со всеми, забрал с собой Чеботарева (Глонин не возражал, он уже подобрал на его место своего человека) и уехал в Семилуки. Снял там комнаты себе и своему верному стражу Чеботареву и стал ждать прибытия материалов и оборудования, чтобы приступить к новой работе. Начало работ задерживалось, и меня снова вызвали в Люберцы. Но об этом я напишу уже в следующей главе. Хочу только рассказать несколько слов, что творилось в Острогожске после моего отъезда. Мне помнится, что ко мне приходил директор Острогожского винкомбината и просил заменить у него дымовые трубы, которые уже давно пришли в негодность. Я ему отказал, т.к. эти трубы диаметром 700 мм были строго фондированы, и сделать это официально не представлялось возможным. Он предложил мне большую сумму наличными, но я отказался наотрез. После моего отъезда дирекция комбината быстро нашла общий язык с Глониным, который, видимо, был жулик еще похлеще П.И. Фадеева. Он послал туда рабочих и заплатил им какие-то гроши, после чего они обратились в суд. Я не знаю, чем кончился этот суд, но делом занималась Люберецкая районная прокуратура. Зимой 1961 г. я уже жил в Москве, и меня вызвали в прокуратуру по этому делу. Я представил документы, что во время строительства этой дымовой трубы меня там вообще не было. Они сказали, что у них в руках есть некий документ с моей подписью и печатью. Тогда я вспомнил о том, что подписал пустой бланк, но заявил, что это, скорее всего, подделка. Ну, видимо, им и так было ясно, чьих рук это дело, и меня с богом отпустили.

Во время одной из командировок в СУ-14 в январе 1960 г. заехал в Могилев навестить родителей.

На фото мой папа у легендарного радиопремника "Менде".

Перейти к оглавлению

1958-1959 гг.

Я уже учился на 4-м курсе. Начались специальные предметы, которые преподавали профессора Аксельрод Лев Самойлович и Усюкин Иван Петрович.

Из воспоминаний Л. Шувалова (конец 60-х - начало 70-х), см.
http://www.groupmixm.narod.ru/memory60-x.htm :

"Зав. кафедрой был профессор Усюкин Иван Петрович, автор цикла разделения воздуха низкого давления, естественно такой малоизвестный ученый как П.Л. Капица - не в счет. Основным предметом его немногочисленных лекций было текущее состояние его здоровья и самочувствия, а также воспоминания о поездках за границу (тогда это было еще большой редкостью). Но дед был очень приятный, и все его вспоминают с большой теплотой."

Процитированные воспоминания полностью соответствуют тому, что я помню. Следует заметить, что сдача экзаменов по специальным предметам не представляла никаких трудностей, т.к. на экзаменах можно было пользоваться учебниками и конспектами лекций.

Позже я часто встречался с Л.С. Аксельродом, а его дочка Шубина Ольга Львовна работала во ВНИИОСе в моем секторе и была моей аспиранткой.



Злата Цоир и ее дети Раиса и Леонид, январь 1958 г., Могилев

На зимние каникулы я поехал в Могилев. Мать пригласила меня в драмтеатр, где она успешно работала, на встречу Нового года. Был банкет, капустник и танцы. Было очень весело. На танцах на меня положила глаз одна симпатичная женщина примерно 30 лет - костюмерша театра. Во время танцев она прижималась ко мне, как только могла, и пригласила меня к себе домой. Моя мама, хотя и сама была не без греха (как-то я уличил ее, когда у нее был любовник, мы потом замяли это дело) следила за мной и утащила меня домой. Чего она боялась, я не знаю. Но перечить ей было бесполезно, она была очень властная женщина, и жить с ней под одной крышей было очень трудно при моем независимом характере.

Учеба в институте шла своим чередом. Жизнь в 8-м корпусе студенческого городка «Сокол» мало чем отличалась по сравнению с жизнью в 4-м корпусе. Там жили не только студенты МИХМа, но и студенты из других ВУЗов. Отношения к новичкам иногда были даже враждебными. Помню, как когда-то на танцах меня специально сильно толкнули, так что я был вынужден задеть соседнюю пару. И тут пошло-поехало, меня вытащили на кухню и замахали утюгом. Я понял, что не стоит связываться, и тихо ретировался. После этого на танцах я был очень осторожен.



Леонид Позин, февраль 1958 г., общежитие «Сокол», Москва

В мае 1958 г. студенты моей группы были отправлены на практику на разные предприятия. Я попал на Тульский металлургический завод, там мы проходили практику на кислородной станции. Нам предложили подзаработать, и я согласился. Мы надели рабочие робы и респираторы и занимались снятием старой теплоизоляции из стекловаты. Работа очень вредная и неприятная. Жили в заводском общежитии очень дружно.


Леонид Тительман, Владимир Клавдиенко и Леонид Позин, май 1958 г., Тула


Владимир Клавдиенко, Леонид Позин и Костя Трушкин, май 1958 г., Тула


Костя Трушкин, Владимир Клавдиенко и Леонид Позин, май 1958 г., Тула

Закончил успешно 4-й курс и на летние каникулы съездил в Могилев. К этому времени мои родители, наконец, получили однокомнатную квартиру на ул. Первомайская. Это был новый дом рядом с домом мясокомбината и очень близко от парка Горького. Я хорошо отдыхал, много времени проводил на пляже, встречался со знакомыми.

Начался 5-й курс, пришлось работать над курсовым и дипломным проектами. Все шло своим чередом. Надо было выбрать место для очередной производственной практики, и я попросил направить меня в Свердловск на Кислородную станцию, имея в виду последующее трудоустройство. Со мной согласились, и я поехал в Свердловск. Там жила какая-то дальняя родственница моей мамы. Она приютила меня в своей комнате. Очень интересная женщина, она рассказывала, что была личным секретарем Троцкого. Как ее звали, я не помню. В соседней комнате жил известный в то время раввин. Я часто к нему заходил, он рассказывал много интересного, и вообще был очень образованным человеком. Если я не ошибаюсь, он потом был раввином в Москве. У него была масса книг, в том числе Еврейская энциклопедия на русском языке. Там рассказывалось о жизни евреев в разных странах мира. Интересно, что евреи настолько ассимилировались, что внешне не возможно было отличить их от лиц коренной национальности. Так китайские евреи имели раскосые глаза, и были очень похожи на студентов, с которыми я учился в институте.
Кислородная станция находилась очень далеко от дома, в котором я проживал. Нужно было долго ехать на трамвае, двери которого не закрывались. Стояли лютые морозы, а я был в хилом пальтишке и отморозил свои гениталии. Пошел в поликлинику, и там мне быстро помогли поправиться.

Когда наступила весна 1959 г. всех студентов мужского пола, которые обучались на военной кафедре, отправили в лагеря в Тамбовской области, где была база военного училища войск химической защиты.
Жили в палатках, ранний подъем и ранний отбой, солдатское питание, обмундирование и все прочее. Меня почему-то назначили вестовым к лейтенанту, который командовал нашим взводом. Это было явной ошибкой, потому что он жил в километре от лагеря, а я должен был по тревоге бежать к нему домой. Но я так и продолжал бегать.

Были всякого рода марш-броски с полной амуницией, а иногда и в противогазах. Я со своим хилым здоровьем никак не являлся украшением взвода, и влачился где-то в конце. Были теоретические занятия, а также практические занятия с техникой химической защиты: дегазаторы, дезактиваторы и т.п. Всякого рода стрельбы из автомата и из пистолета. Под жестким присмотром нашего лейтенанта я все же умудрился выполнить нормативы. Выдавали махорку, и так как тогда я не курил, все рвались обменять ее на сахар. Ребята устраивали всяческие приколы. Например, один наш курсант постоянно носил очки. И как-то наш лейтенант спрашивает, ты видишь там два дуба. А он отвечает, так точно, я вижу три дуба. Лейтенант ему говорит, там же два дуба и наш полковник. Студент отвечает, ну я же говорю три дуба. Тут уж и наш лейтенант рассмеялся. В конце концов, мы с успехом завершили наши учения, приняли присягу и нам всем присвоили звание младшего лейтенанта.

По окончанию лагерей вернулись в институт. Успешно защитил дипломную работу. Получил диплом и ждал распределения на работу.

Выписка из зачетной ведомости Леонида Позина.

Наконец пришло время распределения. В соответствии со своими оценками я шел вторым по списку. Всех москвичей оставляли в Москве. Из имеющегося списка заявок я выбрал ВНИИ газовой промышленности, который находился в Царицыно (в Подмосковье). На комиссии я изложил свое желание, и представитель ВНИИГАЗа, ознакомившись с моими данными, согласился принять меня на работу.

На этом мои связи с институтом оборвались, и я поехал в Могилев.



Леонид Позин (выпускник МИХМа), июнь 1959, Могилев



Леонид Позин, июнь 1959, Могилев



Леонид Позин с отцом, июнь 1959 г., Могилев



Леонид Позин с отцом, июнь 1959 г., Могилев

Мать достала мне путевку на турбазу «Нарочь» на озере Нарочь, и я прекрасно там отдыхал. Туристы совершали пятидневный поход вокруг озера, купались, загорали, устраивали костры, шутили и развлекались, кто как может.



Леонид Позин (в центре), июль 1959 г., турбаза «Нарочь»



Леонид Позин (слева), июль 1959 г., турбаза «Нарочь»
Перейти к оглавлению

1954-1955 гг.

Итак, я окончил среднюю школу с серебряной медалью, и встал вопрос, в какой институт поступать. У меня не было каких-либо особых соображений по этому поводу. Я полагал пойти по стопам моего отца, т.е. получить специальность инженера-механика, вернуться на родину и работать на шелковой фабрике, одном из крупнейших предприятий в моем городе.

Фактически, мне не пришлось решать. За меня решили Гита Цоир (сестра моей мамы) и ее муж Анатолий Голант, который в то время уже работал в Московском институте химического машиностроения на военной кафедре. И он посоветовал моим родителям этот институт. Я подумал и согласился, почему бы и нет. Могилевский завод искусственного волокна (шелковая фабрика) это, по сути, химический комбинат, где из целлюлозы вырабатывают вискозу, т.е. искусственный шелк.
Был и еще очень важный аргумент, который они выдвигали. Бывают проблемы с общежитием в Москве. А у них жила моя бабушка Двэйра Цоир, которая уже была достаточно плоха, не контролировала свои действия, ходила под себя и т.п. Они отправляют ее в Могилев и забирают меня. Несмотря на проблемы, мои родители тут же соглашаются.

Итак, я еду в Москву. В то время семья Голантов (это родители и двое сыновей, почти что мои ровесники) проживали в одной комнате площадью около 24 кв.м. в офицерском общежитии Военной академии им. Фрунзе, расположенном в Малом почтовом переулке недалеко от станции метро «Бауманская». Кстати говоря, это совсем недалеко от МИХМа (Московского института химического машиностроения), который находился на ул. К. Маркса (где-то 20 мин. ходьбы). Это общежитие было самым настоящим, длинный коридор и с обеих сторон множество комнат, посредине большая кухня с большим числом газовых плит и раковинами для мытья посуды, далее душевые и, наконец, туалеты и умывальники.

Я сдал свои документы и вскоре был вызван на собеседование. Я был удивлен элементарным вопросам, которые задавали абитуриентам - медалистам. Например, какой ток проходит через трансформатор. Меня, например, спрашивали, какие приборы были в моей школе на уроках физики. Я ответил. По-существу все медалисты прошли это формальное собеседование и были зачислены в институт.

Мне не пришлось выбирать факультет и специальность. Фактически всех медалистов, а их было совсем не так уж много, зачислили на механический факультет неорганических производств со специализацией глубокий холод (криогенная техника). Потом я понял, что это было указание сверху - подготовить таких специалистов, которые были нужны для развития ракетной и космической техники, где жидкий кислород является одним из главных компонентов топлива для ракет. В связи с этим не было никаких ограничений по национальному признаку, которые могли бы появиться позднее на старших курсах, т.е. в начале изучения основных предметов по специальности. Но в дальнейшем, в связи с отсутствием в этой области особых ноу-хау, эти ограничения и вовсе не всплыли. Таким образом, в группе 11, в которой я учился, было достаточно много евреев и способных юношей и девушек. Большинство студентов жили в Москве, а таких как я иногородних было немного.

Итак, я начал учиться, учеба давалась мне легко. Фактически по всем предметам были пятерки, и вскоре меня вызвали в деканат и назначили старостой группы. Возражать было невозможно, и я согласился. Моей обязанностью было отмечать отсутствующих, но таковых практически не было.

Жизнь у Голантов была для меня привычной. Та же теснота, я спал на раскладушке. Тетя Галя (Гита) кормила меня и моих двоюродных братьев Юру и Витю. Я и Юра отправлялись в институт, там я обедал в институтской столовой, которая мне казалась рестораном по обилию блюд, в отличие от того, как меня кормили у Голантов. Свои домашние задания я старался делать в институтской библиотеке, где было намного удобнее, чем дома. Я получал стипендию, а потом и повышенную стипендию как отличник. Это было 45 руб. в месяц, на мой взгляд, достаточно большая сумма по тем временам. Можно было сходить в кино, зайти в кафе, выпить с ребятами пива и т.п.

Дома у Голантов тетя Гита всегда давала мне понять, что я у них лишний. После успешного окончания первого семестра, я обратился к декану и попросил предоставить мне общежитие. Он вошел в мое положение, и я получил место в Клязьме (не в общежитии, где места не было, а в так называемом частном секторе).

Институт снимал комнаты у частников (владельцев частных домов и дач), которые с удовольствием сдавали комнаты студентом на период учебы. В эти же комнаты летом не было отбоя от дачников. Следует отметить, что Клязьма это очень живописный поселок по Ярославской железной дороге, где-то 20-25 мин. езды на пригородном поезде. Прекрасная природа, недалеко от нашего дома находилось и общежитие, которое меняло нам раз в неделю постельное белье. Нужник находился во дворе, рядом с ним на цепи бегала огромная овчарка. От нее до двери нужника было расстояние меньше метра. Каждый поход в туалет сопровождался лаем пса и страхом, что вот-вот этот пес сорвется с цепи. Хозяйка дома заходила на кухню и собирала все, что мы не доедали, и отдавала псу. Как-то мы сварили макароны на ужин, и она решила, что мы просто не доели их, и все отдала псу. Ну, ребята ей выдали по полной.

Хозяин дома работал железнодорожником и подолгу отсутствовал. Как-то раз мы вернулись из института и были удивлены тишиной в доме. Мы не услышали привычного лая и не увидели самого пса. Дома вообще никого не было. Соседи рассказали жуткую историю. Оказалось, что хозяйка «жила» с этим псом, поэтому он кидался не только на нас, но и на хозяина. Как-то хозяин вернулся домой раньше времени и застукал свою жену с поличным. Он взял охотничье ружье и застрелил пса. Хозяйка вообще уехала из дома. Хозяин же после недельного похмелья пришел в себя, и забыл про все.

Клязьма была прекрасным местом, где были кинотеатр и танцевальная площадка со своим оркестром. Очень часто после института я ходил на вечерний сеанс в кино. Помню, какое большое удовольствие я получил от кинофильма «Карнавальная ночь» Эльдара Рязанова с Людмилой Гурченко в одной из главных ролей.

Мои соседи по комнате были не из очень приятных. Один Ванек, очень симпатичный, типично русский деревенский паренек, был полный «валенок», и было непонятно, как он вообще сумел поступить в институт и что он там делает. Кстати через год его отчислили из института за неуспеваемость. Двое других студентов были уже довольно взрослые люди лет 30-35, так называемые «ускоренники». Они уже работали на заводах и были посланы руководством на трехгодичные курсы, по окончании которых получали инженерный диплом. Конечно, у них были свои интересы. Короче, публика была еще та. Помню, что в определенные дни недели первые часы занятий в институте были по военному делу. У меня был будильник, я его заводил и клал под подушку. Однажды я просыпаюсь и смотрю, что будильник не звонил. Это мои соседи свинтили ему голову, чтобы он не будил их утром. Я опоздал на занятия, и майор, который у нас преподавал, сделал мне выговор. Но он знал, кем я прихожусь Анатолию Голанту, и поэтому после моих объяснений, мои опоздания, которые иногда повторялись по указанной выше причине, не имели последствий.

Я привык серьезно относиться к учебе и легко схватывал новый материал. Лекции по математике читала у нас профессор Таль, она давала исключительно логично построенные объяснения, и всегда прямо на лекции задавала вопросы, направленные на развитие нашего мышления. Очень мало студентов отвечали на эти вопросы, а я был из тех немногих, которые могли ответить правильно. Помню, что как-то зимой я простудился и пролежал в постели больше недели. Несмотря на то, что я пропустил несколько лекций, я был единственным, который ответил на вопросы Таль.

Были студенты, которые отставали в учебе, и я никогда не отказывался им помогать. Так у меня появились товарищи, которые всегда могли рассчитывать на мою помощь. Среди них назову некоторых. Виктор Шмугляков испытывал большие трудности по математике, и мы ездили к нему домой, и вместе делали все задания. По-видимому, мои объяснения были достаточно понятными, и это давало положительный результат. Он жил на Б. Пироговской улице недалеко от Медицинского института и от Новодевичьего кладбища. Он и его мама занимали большую однокомнатную квартиру, мать Виктора занимала высокий пост в системе Мосторга, и была подругой министра и члена Политбюро Фурцевой. Мать много делала для сына, наняла ему репетиторов, чтобы подготовить его к поступлению в институт. Мы часто бывали у него дома. Помню, как мы готовились вместе к экзамену по марксизму-ленининзму на Новодевичьем кладбище. Обстановка там была идеальной для этой цели. Виктор был очень хорошим человеком. В будущем я встречался с ним, когда уже жил в Москве и имел семью. Другой мой товарищ Владимир Клавдиенко был современным по тем временам московским повесой, но что-то нас объединяло. Не знаю, что именно. Мы часто бывали у него дома. Они жили в своем доме в районе метро «Преображенская». Его семья была очень дружной, и все прекрасно ко мне относились. Позже я с супругой также встречались с Володей и его женой, которая, кстати, была еврейкой.

Были у меня проблемы с физкультурой, я фактически не мог сдать ни одной нормы. Меня ругали преподаватели, но что я мог поделать. На занятия ходил, и делал все, что мог. Как-то один мой приятель Виктор Сабельников сказал мне, давай я сдам за тебя зачет по бросанию гранаты. Он бросил, и сразу же был уличен, т.к. его результат был рекордным. Так или иначе, учителя шли навстречу и ставили зачет. Помню, мы ходили сдавать зачет по плаванию. Несмотря на то, что я жил на берегу Днепра, я доплыл до середины пруда и стал на ноги. Преподаватель пожурил меня и сказал, чтобы я летом потренировался.

В институте часто проводились танцевальные вечера и разные встречи. Был и свой эстрадный оркестр, которым руководил композитор Борис Фиготин. Я решил попробовать себя в этом оркестре. Фиготин прослушал меня и взял, но после нескольких репетиций я понял, что моей техники не хватает, и ушел из оркестра. Помню, мы разучивали тогда его песню «Парамариба».

Доцент Берман вел у нас семинары по математике. Он был известный человек, автор нескольких учебников и задачников. Он знал меня как способного студента. Однажды на семинаре он заметил, что у меня под партой стоит аккордеон, подошел ко мне и пригласил меня приехать к нему на дачу и поиграть, сказав, что будет много молодежи, которые собираются у его дочки. Я очень смутился и сказал, что я слабо играю. Он сказал, все равно приезжай, тебе будет интересно. Я, конечно, понял, что он хотел познакомить меня со своей дочкой. В то время я был настолько стеснительным, что отказался. Он прекрасно осознал мое смущение и перестал меня уговаривать. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я согласился.


Александр Иванов и Леонид Позин, 1 мая 1955 г., Москва


Леонид Позин, Франтишек Хреновский и Александр Иванов,
1 мая 1955 г., Москва


Софа Анастасиади, Леонид Позин, Вера Банникова, Люся Петрова, Франтишек Хреновский и Александр Иванов, 1 мая 1955 г., Москва

Итак, я успешно окончил первый курс и на каникулы поехал домой в Могилев. Здесь я прекрасно отдыхал. Мать устроилась в Могилевский драматический театр, где она работала распространителем билетов. Обладая недюжинными организаторскими способностями, она сумела обеспечить театр публикой и зарабатывала по 500 руб. в месяц, огромные деньги по тем временам. Она знала председателей всех колхозов, и они очень уважали Марковну, которая знала их прихоти и давала им ложу рядом с буфетом. Приехавший из Москвы контролер из министерства культуры был потрясен такой большой зарплатой и потребовал уволить Зою Марковну. На это директор театра заявил, что тогда можно закрывать театр, т.к. публики не будет. Вопрос, в конце концов, был улажен.

Мать, уже имея связи, достала мне путевку в молодежный лагерь под Витебском. Это было чудесное место, и я там прекрасно отдыхал. В этом лагере я впервые испытал чувство неразделенной любви к одной девочке, и это наложило большой отпечаток на всю мою последующую жизнь.

По окончании каникул вернулся в Москву. Все продолжалось как обычно. Проблем с учебой не было, за исключением политэкономии. Вспоминаю следующую историю. Сначала мы изучали политическую экономию капитализма. Здесь все было ясно и понятно, как и вся экономическая наука, сформулированная Марксом. Мои проблемы начались, когда перешли к изучению политэкономии социализма. Лекции по обоим этим предметам читал один доцент с явно еврейской фамилией. Он очень неплохо давал учебный материал, но в отличие от других преподавателей у него было обыкновение оставлять после лекции 15 мин. на вопросы студентов. Когда он начал излагать политэкономию социализма, у меня возникало масса вопросов. Я был человек простодушный и доверчивый и не понимал, что можно спрашивать, а что нельзя. Своими вопросами я «доставал» лектора. Он пытался изворачиваться, но публика была в восторге. Я вовсе не стремился к общественному признанию, вовсе нет, я просто хотел понять суть предмета, и не понимал ее. У меня еще тогда возникло чувство, что что-то здесь не то, или же что-то нам не договаривают. Понять в то время, что это просто общая коммунистическая идеология, я не мог. За экзамен по политэкономии капитализма наш лектор поставил мне пятерку. Когда же я пришел сдавать экзамен по политэкономии социализма, он решил со мной рассчитаться. Он понимал, что я способный студент и прекрасно знаю материал. Поэтому он сказал, что я не буду спрашивать по билету, а сразу задам тебе дополнительный вопрос. Это было все. Любой ответ на вопрос, который он мне задал, всегда будет неверным. Вопрос был элементарный - назови число стран народной демократии. Я сразу понял подвох в этом вопросе, и сказал, что я их перечислю. Нет, он сказал, назови только число. В то время, уже никто точно не знал, куда нужно причислить Югославию. Я отказался от ответа, и он с радостью закатил мне тройку в зачетную книжку. Эта была единственная моя тройка на всех экзаменах.



Леонид Позин, Александр Иванов и Георгий Павлов, 7 ноября 1955 г., Москва

Перейти к оглавлению

У моего отца Самуила Позина было 7 братьев и сестер, в том числе 3 сводных: брат Борис, сестра Соня (Сара-Тися) и брат Хема (Нехамия), а также родные сестры Лиза (Лэя, Лэйка), Геня, Маня и Элька (Ольга).

Борис Позин (1896-1956) после войны жил в г. Белыничи Могилевской обл. и работал в системе потребкооперации. Был женат дважды. Первая жена Полина с сыном Зиновием погибли во время войны. От первого брака остались Лева, Сара и Яков. От второго брака - сын Зиновий.
Лев Позин (1924-2000) служил в Советской Армии, демобилизовался майором, осел в г. Курске на родине своей жены.
Сара Позина (1927 г.р.) жила в г. Белыничи, Могилевская обл.
Яков Позин (1938 г.р.) жил под Ленинградом и занимался сельским хозяйством.

Соня (Сора-Тися) Позина (1898-1984) (ее муж Меер Подольский погиб в 1942 г. на войне) перенесла войну и с тремя детьми: сын Борис (1930 г.р.) и две девочки-близняшки Аня и Люба (1939 г.р.), жили в г. Могилеве. Соня до пенсии работала в магазине продавцом.
Борис Подольский после машиностроительного техникума и службы в Советской Армии попал в г. Свердловск и там осел. Был дважды женат (его первая жена умерла от лейкемии в 1961 г.). В будущем его дочь Марина от первого брака вытащила к себе в США отца (Бориса) с его второй женой Элей и их дочерью Галей. Борис, в свою очередь, вытащил в США своих родных сестер Любу и Аню с семьями. Сейчас все они живут в Чикаго.


Соня Позина и ее дети (справа налево) Аня, Люба и Борис, Могилев, 1958

Хема (Нехамия) Позин (1901-1941) был немой от рождения и погиб при немецкой оккупации Могилева.

Лиза (Лэя, Лэйка) Позина (1902-1942) умела хорошо шить. Во время войны попала в эвакуацию в Среднюю Азию с двумя детьми (Галя и Сёма). Муж Зелик Мендельсон погиб в г. Могилев при немцах. Сама Лиза умерла в эвакуации. Ее дети попали в детский дом в г. Круглое Могилевской обл.
Потом Галя Мендельсон (1928 г.р.) некоторое время пожила с Элькой (Олей) Позиной - смотрела за ее сыном Зиновием. После этого вместе с ними (Элькой и Зиновием) перебрались в г. Минск, где Галя работала на Центральном телеграфе. Затем она вышла замуж за Илью Думчина и вернулась в г. Могилев. Сейчас Галя с мужем живут рядом с их дочерью Симой и ее семьей в г. Буффало, США.
Семен Мендельсон (1935 г.р.) после детдома поступил в артиллерийское подготовительное училище (наподобие суворовского), а затем поступил в Киевское артиллерийское училище и окончил его лейтенантом. Прослужив несколько лет в армии (в Мурманске), с трудом демобилизовался и вернулся в Киев (место призыва). Там он работал на заводе. Затем женился на Маше. У них двое дочерей - Мила и Неля. Примерно в 1995 г. все они с семьями перебрались в Израиль и живут в г. Натания.


Лиза Позина и ее муж Зелик Мендельсон, Могилев, 1930


Галя и Семен Мендельсон, Могилев, 1952

Геня Позина (1905-1991) быда дважды замужем. Абрам Беленький (первый муж Гени Позиной) работал изыскателем будущей трассы БАМ, скончался в 1931 г. летом на трассе. Есть поселок, названный в честь него Беленький.
Михаил Беленький (1930 г.р.) - сын Гени Позиной от 1-го мужа Абрама Беленького. Нигде не проходит по жизни под фамилией Беленький, т.к. Геня вышла 2-ой раз замуж в 1934г. за Михаила Израильского, который усыновил ее сына Михаила. До 14 лет Миша не знал, что он неродной сын. Михаил Израильский неоднократно предлагал ему взять фамилию отца, но он отказался. Михаил (Беленький) Израильский учился в двух военных училищах, затем женился на Кларе и сразу уехал служить на Дальний Восток. У них сын Женя (женат на Ире и отец Антона и Александры). Все живут в Минске, кроме Антона, который перебрался в Москву.

Михаил Израильский (1904-1974) (второй муж Гени Позиной) работал в торговле, потребкооперации, а будучи в Казахстане до Великой отечественной войны работал там зам. Министра торговли. Семья Израильских долго жила в г. Могилев, а затем перебрались в г. Минск. От второго сына у Гени было двое детей: сын Сема (Соломон) и дочь Лина (Сталина). Соломон (Семен) (1935 г.р.) после окончания ВУЗа в Ленинграде переехал в Свердловск, там женился на Людмиле Сергеевой. У них двое детей - Миша и Маша. Жена утонула в бурной реке, когда дети были подростками. Сейчас эти дети обзавелись семьями и перебрались в Израиль. Затем туда же перебрался и их отец. После этого к Соломону приехала его вторая жена Алевтина Михайленко.
Лина (Сталина) Израильская (1937 г.р.) долго была в Свердловске, затем вернулась в Могилев, вышла замуж за Самуила (Семена) Халипского и перебралась в Минск. У Лины и Самуила двое детей - Лилия и Дмитрий.
Семен Халипский при рождении получил имя Самуил, но никогда нигде его так не звали, дома звали Семик. В международных баскетбольных кругах был известен только как Семен или Сеня. Дети были сразу в метриках записаны как Семеновичи, в 1980г. он официально сменил имя на Семен.


Геня Позина, ее муж Михаил Израильский и дети Семен (Соломон), Михаил и Лина (Сталина), Могилев, 1952


Михаил Израильский и Геня Позина с сыном Михаилом и внуком Женей, Могилев, 1958

Маня Позина (1908-1942) во время войны попала в эвакуацию с тремя сыновьями (Илья, Иосиф и Семен) в г. Алма-Ата. Ее муж Борис Кривулин погиб на фронте. Маня умерла в эвакуации.
Илья Кривулин (1928 г.р.) проживает в г. Алма-Ата, Казахстан.
Иосиф Кривулин (1931 г.р.) проживает в г. Алма-Ата, Казахстан.
Семен Кривулин (1939 г.р.) женился на женщине с 2-мя девочками, своих детей, кажется, нет, жил в Павлодаре.


Маня Позина, ее муж Борис Кривулин и их дети (слева направо) Семен, Илья и Иосиф, Могилев, 1937

Элька Позина (1914-1975) - всю жизнь ее на работе называли Ольга Захаровна. Так ей было легче жить. Она жила в г. Могилев с родителями, в свое время пошла работать на шелковую фабрику (сейчас завод искусственного волокна), окончила рабфак (курсы для получения аттестата зрелости). После рабфака сдала вступительные экзамены и поступила на биофак мединститута в г. Витебске, но ее документы перебросили на ветеринарный факультет (там был недобор). Она была вынуждена согласиться, и окончила Витебский ветеринарный институт. Потом вышла замуж за Яна Драбкина (молодой лейтенант) и у них родился сын Зиновий. Оля и Ян были троюродные брат и сестра. Во время войны их разнесло в разные стороны, и после войны они официально развелись. Ольга с сыном Зиновием перебралась в г. Минск, где и прожила всю жизнь. Работала ветеринарным врачом в Министерстве сельского хозяйства. Ольга скончалась в 1975 г. в результате инсульта. Зиновий Позин (1941 г.р.) жил в г. Минске, окончил институт и работал инженером-строителем по специальности водоснабжение и канализация. Женился на Елене Бланкфельд, и у них родилась дочь Юлия. Зиновий, будучи на пенсии, работал в Благотворительном обществе. После того, как их дочь с семьей уехали в Канаду, Зиновий с женой также перебрались туда и живут в г. Торонто.


Элька (Ольга) Позина и ее сын Зиновий Позин, Минск, 1950

У моей мамы Златы Цоир были брат Гиля и сестра Гита.
Гиля Цоир (1903-1955) был женат. Он воевал на фронте во время войны. Его сын Изя (1923-1943) окончил летное училище и погиб в Сталинградской битве. Гиля жил в Баку, после войны работал главным бухгалтером Министерства рыбной промышленности Азербайджана. Умер от грудной жабы.

Гита Цоир (1910-1988) окончила медицинский техникум и работала провизором в аптеке. Вышла замуж и уехала с мужем в Москву, ее муж Анатолий Голант (1906-1987) закончил военную академию им. Фрунзе по специальности химзащита, участвовал в войне и имел звание полковника. После войны преподавал на военной кафедре МИХМа. У них было двое сыновей Юрий (1935 г. р.) и Виктор (1938 г.р.).
Юрий Голант окончил среднюю школу и поступил в Московский институт химического машиностроения по специальности КИП и автоматика. Работал инженером-проектировщиком в ГИАПе. Юрий был женат на Алле Бриккер, которая училась в МИХМе вместе с ним, потом они развелись.
Их сын Олег также кончил МИХМ, женился и уехал в Израиль в 1990г., а затем через год перебрался в Америку.
Виктор Голант закончил МИХМ, был несколько раз женат, защитил кандидатскую диссертацию, работал во ВНИИсинтезбелок. В 1975 г. со своей последней женой и ее семьей уехал в США. Занимает высокое положение в мире бизнеса, у него в США родилась дочка.


Гита Цоир и ее муж Анатолий Голант, Гурзуф (Крым), 1946

Все братья и сестры моих родителей были мои дяди и тети, а их дети - это мои двоюродные братья и сестры.
В бытность мою в Могилеве у нас был обычай в субботу навещать всех родственников. Также и они приходили к нам с визитом. Тогда почти ни у кого не было телефонов, но личные встречи были намного теплее, чем телефонные беседы сегодня.

Перейти к оглавлению

1953-1954 гг.

В 1953 г. я уже учился в 9-м классе. Мне легко давались такие предметы как математика, немного тяжелее физика. Сложнее было с гуманитарными науками. Следует заметить, что не знаю почему, но у меня не было никакого желания читать художественную литературу, предписанную учебным планом. Я и не читал. Тем не менее, элементарно писал сочинения по литературе, просто на основании учебника и того, что рассказывала в классе наша учительница. Еще большую трудность представляло для меня заучивание стихотворений. Это я вообще ненавидел. Такое же отношение было у меня и к истории, где нужно было запоминать множество дат и других фактов. Несмотря на все это, у меня были отличные оценки по всем предметам и все шансы окончить школу с медалью. В то время медалисты не сдавали вступительные экзамены в большинство вузов страны. Поэтому был большой стимул окончить школу с медалью.
Директор школы Лесковец Никифор Иванович преподавал у нас историю и цеплялся ко мне по любому поводу. Только потом я понял причину этого. Оказалось, что он взяточник, и собирает мзду со всех потенциальных медалистов. Как-то он отчитал меня на уроке, когда я сказал «товарищ Сталин», он сказал, «Какой он тебе товарищ! Надо говорить Иосиф Виссарионович Сталин». Когда я сдавал экзамен по истории за 9-й класс, а эта отметка входила в аттестат, он мне намеренно задал несколько вопросов, и поставил отметку 4. Мои родители выяснили ситуацию и поняли, что к чему. Потом они рассказали мне, что они дали ему взятку 500 руб., и его отношение ко мне изменилось. Он сказал, приходи осенью ко мне в кабинет, подготовься и сможешь пересдать этот экзамен. Я так и сделал, и он выставил мне 5.
Летом 1953 г. во время каникул мать отправила меня работать в пионерский лагерь, она договорилась с директрисой, и та согласилась, что я буду работать там музыкальным работником, т.е. играть на аккордеоне. Я сначала отказывался, но мать у меня очень властная женщина и сумела настоять на своем. Публики я уже не боялся, т.к. выступал несколько раз на концертах в музыкальной школе. Я просто опасался, что моего умения будет недостаточно. Однако, мои страхи оказались напрасны. Я быстро разучил все пионерские песни, которые были у меня на слуху. В общем, я успешно справился со своими обязанностями. В лагере устраивались концерты для родителей, и все оставались довольны.

В лагере произошел один интересный случай. В деревне была свадьба, и люди попросили меня поиграть. Директриса согласилась. Выяснилось, что у них был свой аккордеонист, но у него не было инструмента. Короче, меня посадили за стол, и напоили брагой. Я отключился, потом после свадьбы меня привели в лагерь, и тут я отоспался и пришел в себя. Все обошлось благополучно.

Наступил 1954 г. Как я уже писал, мы жили в коммунальной квартире на ул. Первомайская в самом центре города. У нас была соседка, молодая женщина, которую звали Лера, мать называла ее Кавалерией., т.к. у нее было много поклонников. Но, наконец, она удачно вышла замуж за курсанта школы по подготовке оперативного состава для органов госбезопасности, которая тогда существовала в Могилеве. Как-то произошел интересный случай. Как я уже писал ранее, у нас был немецкий приемник «Менде». Этот приемник имел короткие волны с 13 м и хорошо принимал западные радиостанции. Я очень любил слушать джазовую музыку. Наш сосед, муж Леры, тоже решил купить приемник и купил самый лучший в те времена большой приемник отечественного производства, уж не помню, как он назывался. Вдруг он приходит ко мне и говорит, что он не может поймать радиостанцию, которую я в то время слушал. Я зашел к ним и обнаружил, что на этом приемнике короткие волны начинаются с 25 м. Когда я ему это объяснил, он пришел в ярость и вообще хотел выбросить приемник из окна. Но, как выяснилось, в СССР был стандарт на приемники, и в нем определялся нижний порог коротких волн в 25 м. Это было сделано специально, чтобы граждане не слушали «вражеские» голоса.
Я учился уже в 10-м классе, и мне предстояло сдавать выпускные экзамены. Я успешно сдал все экзамены. Самое интересное то, что к экзамену по истории я выучил только 13 билетов из 30, и вообще не хотел идти на экзамен. Но мои одноклассники меня уговорили. Ну и что вы скажете, мне достался 13-й билет, и я отлично сдал этот экзамен. Опять случай помог мне. По всем предметам у меня были пятерки, и только по белорусскому языку и литературе была четверка. Таким образом, я был удостоен серебряной медали.
Интересна еще одна деталь. На экзамене по русскому языку и литературе я выбрал тему по роману «Поднятая целина» Шолохова. Как практически все мои сверстники в Советском Союзе, я был пионером, а затем и комсомольцем. Мое сознание было настолько пропитано идеологией, которую нам вдалбливали, (причем я в это искренне верил) что в плане к сочинению я написал пункт «Любовь крестьян к Коммунистической партии» и раскрыл его в тексте. Это обстоятельство настолько шокировало школу, а потом и Областной отдел народного образования, что мое сочинение было признано лучшим в области.
По окончании школы был устроен выпускной вечер, кроме того, все сфотографировались, и получили виньетку, которая представлена ниже. Кстати хочу отметить, что мой отец подрабатывал в этой фотографии, он писал тексты и фамилии.

Леня и Рая, Могилев, 1953 г.

Леонид Позин (2-й ряд сверху, 2-й справа), среди выпускников школы № 11, Могилев 1954.

На этом же снимке запечатлены все ученики, с которыми я учился вместе, а также педагогический коллектив школы.

Перейти к оглавлению

1950-1952 гг.

В 1950 г. успешно закончил 6-й класс. Я помню, что в школе существовал хор, и меня тоже в него взяли. Оказалось, что у меня есть неплохой голос и хороший слух. Руководил хором завуч школы по фамилии Макарени, который, по-моему, хорошо понимал и любил это дело. По существу, он был первым, кто пробудил у меня интерес к музыке. Родители купили мне губную гармошку, и я вскоре освоил ее и выучил на слух несколько песен. Я убедился, что могу играть на слух без ошибок.
Во время каникул к нам в гости приехала бабушка Двэйра Рохлина, мать Златы (мамы Лени и Раи). Мы были очень рады ее приезду. По существу это было новое знакомство, особенно для моей сестры Раи, да и я фактически не помнил ее. Она привезла нам всякие подарки, и вообще была очень добрым человеком. Она приехала из Москвы, где жила с ее старшей дочкой Гитой Цоир (сестрой мамы) и там воспитывала внуков Юру и Витю Голант (двоюродные браться Лени и Раи). В это время мы жили на ул. Менжинского. Мама по поручению бабушки купила живую курицу, бабушка дала мне 1 рубль и велела пойти к резнику и зарезать ее. Я не знал, кто это, и никто из моих приятелей не знал. Да и взрослые соседи евреи на нашей улице, которые хотя и знали кто такой резник, но не знали, где его найти. Тут мне пришлось совершить большой грех, и воспользоваться услугами нашего детского верховода, который сказал - давай рубль и я сделаю «секир башка». Так и порешили. Но бабушка Двэйра ничего не заметила.


Злата Цоир, Раиса и Леонид Позины и Двэйра Рохлина, Могилев, 1950

В июле 1950 родители отправили меня на две смены в пионерский лагерь, который располагался в селе Щеглицы возле деревни Княжицы, сравнительно недалеко от города. Рядом были прекрасные хвойные леса. Мне казалось, что нас прекрасно кормили и развлекали, как могли. Были всевозможные кружки: рисования, рукоделия, игры и т.п. Неоднократно устраивались прогулки в лес и в другие интересные места. Разводились костры, организовывались вечера песни. Конечно, условия были не ахти какие, но никто этого не замечал. Лагерь занимал здание школы. Поэтому, например, в спальне мальчиков было человек 30. Я помню, что решил прогуляться в Княжицы (это было не очень далеко) и навестить там своих дальних родственников Берту и Ефима Агрест (внуков Фейги Цоир - сестры Менделя Цоир - моего дедушки). Потом мы часто встречались с Фимой в окрестностях лагеря. У нас было очень много общего в оценке окружающей нас действительности. Я вернулся из лагеря хорошо отдохнувшим, поправившимся и полным новых впечатлений.


Леонид Позин (7-й справа в верхнем ряду), пионерский лагерь Щеглицы, под Могилевом, 1950


Леонид и Раиса Позины, Могилев, зима 1950

На Новый 1951 год в школе № 11 организуется бал-маскарад. Папа соорудил мне очень красивую маску кота и хвост. Мой костюм очень понравился, но приз я не получил. В июне месяце я заканчиваю 7 классов, т.е. получаю неполное среднее образование. Родители хотели отправить меня в Машиностроительный техникум, но учителя школы сказали, что я очень способный ученик и мне стоит окончить среднюю школу и потом продолжить обучение в институте. Родители согласились с их рекомендацией.


Леонид Позин (впереди справа), сидят справа налево учителя: Хибник, Макарени, Лесковец и Столяр; выпускники 7-го класса школы № 11, Могилев, 1951

Мне повезло с учителями. Учитель математики Столяр Александр Аронович, прекрасный педагог. Он очень помог мне, как и другим ученикам, развить аналитическое мышление. Александр Аронович высоко ценил мои математические способности. В будущем я встретил его в Москве в педагогическом институте им. Крупской (рядом с институтом ВНИИОС, в котором я работал), где он защищал диссертацию на соискание ученой степени доктора педагогических наук. Лесковец был директором школы и преподавал нам историю. Хибник Евгения Соломоновна преподавала русский язык и литературу. Ее уроки были на очень высоком уровне.

Моя сестра достигла возраста 7 лет, и идет в первый класс школы.

Раиса Позина, Могилев, 1 сентября 1951

Родители решили отдать мою сестру в музыкальную школу и попросили меня проводить ее, т.к. эта школа находилась довольно далеко от нас за кинотеатром «Родина». Ее прослушали и приняли на класс скрипки. Они захотели и меня прослушать. Я сказал, что я и так умею играть, и сыграл им на губной гармошке «Варяг», но они все же проверили мой слух и остались довольны. Предложили мне учиться по классу виолончели. Я даже не знал, что это такое, тогда они вынесли этот «виолончлен». Я сказал, что это не для меня, и они предложили мне класс баяна. Я согласился. Дома родители приняли решение обучать музыке нас обоих, хотя это было довольно накладно. Сестра после нескольких занятий решила, что для нее это очень сложно и оставила музыкальную школу.
Я же ходил на занятия, но у меня не было инструмента, поэтому приходил туда заранее и там учил уроки.
Нужно было купить инструмент, отец пошел на рынок и купил мне немецкий аккордеон «Эдельтон», четвертушка. Так я перешел в класс аккордеона. Кроме игры на аккордеоне, в музыкальной школе преподавали теорию музыки и сольфеджио. Последнее было для меня достаточно трудным, я не мог петь по нотам, и только если знал мелодию. У моего учителя по аккордеону был очень хороший итальянский инструмент с серебряными голосами, отличавшийся необыкновенно красивым звучанием. Я отучился год, на выпускном экзамене играл «Приглашение к танцу» Вебера.
На этом мое музыкальное образование закончилось. Я понял, что музыкантом не стану, а для себя играл по слуху и по нотам. Моя мама хорошо пела, и часто к нам заходили соседи Рысины и пели еврейские песни под мой аккомпанемент.

Отец мой любил хорошие вещи и находил деньги, чтобы их купить. Он был фанатом радиоприемников, (это качество передалось и мне) и купил очень хороший по тем временам немецкий приемник «Менде» с зеленым «глазом» и с короткими волнами с 13 м.

Мне он хотел купить дорогой аккордеон, и как-то принес из комиссионного магазина немецкий концертный аккордеон «Гесс» 140 басов и большое число регистров. Он был очень большой для меня и очень тяжелый, причем его звук казался мне глуховатым. Отец отнес его обратно в магазин, и его вскоре продали.
Где-то летом 1952 г. отцу дали комнату в шикарном по тем временам большом доме в самом центре города, на ул. Первомайская, напротив гостиницы и ресторана «Днепр» и центрального универмага. Дом был очень близко к кинотеатру «Червонная зорка» (сразу же за городским садиком). Это было прекрасное место.
Моя сестра Рая перешла учиться в другую школу ближе к дому, я же продолжал учиться в школе № 11.
Родители купили мне юношеский велосипед «Орленок», и в свободное время я ездил на нем от дома до вала и в другие более далекие места.

Перейти к оглавлению