Хорошо известно, что современное христианство имеет склонность путать главную [Слово и Таинство] и вторичную [благотворительность] функции церкви. В результате вторичные функции, связанные с сущностью церкви лишь косвенным образом, выходят на первый план. Они начинают играть в церкви главную роль, становясь ее самыми важными обязанностями. Вне всякого сомнения эта перемена ролей обусловлена комплексом неполноценности, который церковь испытывает из-за отношения к ней мира. Церковь хочет доказать миру, что на самом деле она мила и прекрасна, что она полезна миру, и что ее цели и ценности совершенно понятны всем, христианам и нехристианам.

Величие Лютера состоит в том, что у него был дар различения. Он был воспитан в контексте литургии и жил в нем. Он желал сохранить в литургии все, что только можно сохранить. И он никогда не отказывался ни от какой ее части по легкомыслию, но нередко долго колебался, прежде чем, наконец, принимал решение.

У Лютера был дар различения. У него был этот великий дар Святого Духа, без которого Церковь не может существовать, потому что у него были Слово и Таинство, с которыми Дух Божий связал Себя в Церкви. Он мог судить литургию потому, что у него было единственное мерило, относительно которого ее можно судить.

Святое Евангелие, спасительная весть об оправдании грешника одной лишь верой, артикул, в котором ничем нельзя поступиться, даже если рухнут небо и земля, и ничего не останется. От этого артикула зависит не только наше спасение, но и Церковь, и литургия истинной Церкви.

— Германн Зассе

Задача служения — в точности и исключительно та же самая, что была возложена на апостолов, а именно, проповедовать чистое Евангелие, преподавать те Таинства, которые были установлены Христом, и ничего более. Только с позиций глубокого понимания этого факта духовное служение может быть обновлено. Благодаря нынешнему чрезмерному акценту на организационную сторону жизни церкви к духовному служению прибавилось многое — вплоть до церковно-политического фиглярства, на которое нынешние епископы попусту тратят свое и чужое время. Это всего лишь игра в церковь, лишенная какой-либо реальной ценности. Любая проповедь, даже прочитанная в маленьком приходе, стоит больше, чем конференции, на которых обсуждаются великие церковные резолюции относительно федеральной конституции, атомной бомбы или двухсотлетнего юбилея Гёте.

— Германн Зассе

Однако есть кое-что, чем Церковь должна заниматься всегда: проповедовать Закон и Евангелие не в вакууме, но в конкретной ситуации людей, к которым она обращается. И часть этой задачи заключается в том, чтобы знать, во что она верит; чему учит Божье Слово; в чем состоит неизменная, вневременная миссия Церкви.

Ясное учение Нового Завета заключается в том, что истинное единство Церкви — это единство в истине. И болезненный опыт церковной истории, особенно последнего столетия, свидетельствует, что всякий раз, когда предпринимались попытки объединить церкви без поиска чистого учения — иными словами, без выяснения того, что в христианстве есть истина, а что заблуждение, — единство не достигалось, и, что еще хуже, разделения всегда усиливались

Что касается совершения богослужения, должно сохранять некоторые торжественные публичные обряды, учрежденные по благочестивому согласию всей Церкви с целью поддержания доброго порядка и внешней красоты. Следовательно, сохранение церковных обрядов, которые были одобрены по серьезном размышлении и которые преподают в публичных собраниях полезные наставления по многим вопросам, также относится к задачам церковного служения. Служителю также не стоит изменять их, полагая тем самым преткновение Церкви, в соответствии с какими-то личными пристрастиями своего ума. Следовательно, шестой обязанностью служителей является сбережение церковных обрядов.

— Иоганн Герхард

Когда Рим называет римско-католическую церковь истинной видимой Церковью на земле, он имеет в виду, что за исключением той церкви, что находится в общении с папой, никакой другой не существует. Эта церковь почти исключительно видима — хотя даже в ней есть нечто духовное и не столь видимое человеческому глазу. Когда мы — лютеране и другие христиане — слышим подобные заявления, нас охватывает негодование в адрес непомерной гордыни Рима, почитающего себя одной-единственной церковью, а нас, отделенных от Рима братьев, — в лучшем случае, находящимися в заблуждении и отсеченными от этой истинной видимой церкви, пока мы не воссоединимся с нею. К сожалению, неприятие идеи подобной истинной и видимой общины привело многих протестантов к вере в церковь, которая прежде всего духовна и потому практически невидима невооруженным глазом. Время от времени глаз может уловить ее образ, но в целом она представляет собой, скорее, духовное сообщество душ, нежели конкретное исповедание веры или собрание людей в конкретном месте.

Можно ли найти лучший источник наставления относительно природы церковного исповедания, чем Новый Завет? Здесь мы сразу же обращаем внимание на крайне важное обстоятельство — а именно, что греческие слова homologein и exhomologeisthai, которые соответствуют нашему глаголу «исповедовать» и латинскому confiteri, имеют несколько разных значений, которые, тем не менее, в основе своей родственны друг другу: исповедание греха (1 Ин. 1:9, Мф. 3:6, Иак. 5:16), исповедание веры (Мф. 10:32, Ин. 9:22; Рим. 10:9; 1 Ин. 2:23; 4:2; Флп. 2:11 и т. д.; см. также. 2 Кор. 9:13; Евр. 3:1; 4:14 и т. д.) и прославление Бога (см., например, Мф. 11:25; Рим. 14:11).

Четырнадцатый артикул, в котором мы говорим, что в Церкви совершать Таинства и проповедовать Слово не должно быть дозволено никому, кто не призван надлежащим образом, они принимают, но с оговоркой, что мы должны использовать каноническое рукоположение. Относительно этого предмета мы часто свидетельствовали в настоящем собрании, что имеем величайшее желание сохранять в Церкви экклезиальное устройство и ступени рукоположения [древние церковные правила и правление епископов], хотя они и были учреждены человеческой властью, [при условии, что епископы примут наше учение и признают наших священников].

Лодка Христова посреди бури в Галилейском море является образом не только опасностей, среди которых ныне обретается Церковь, но и ее членов.

В нашем тексте мы читаем: «И подойдя, разбудили Его, говоря: Господи! Спаси: погибаем» (ст. 25). Здесь евангелист сообщает нам два факта относительно учеников. Во-первых, они действительно верили, и, во-вторых, их вера была крайне слаба.

Как уменьшить свою церковь
Тим Саттл

Пасторы и церкви ежегодно тратят сотни миллионов долларов, посещая конференции, покупая книги, нанимая консультантов, рекламщиков и маркетологов — и все это ради одной-единственной цели: увеличить посещаемость и сделать церковь крупнее.

Я абсолютно убежден, что это ошибочный подход.

Но чтобы понять свое предназначение, христианский мир нуждается не просто в новом понимании Церкви, не просто в обновленной вере в Церковь. Человечество в наши дни жаждет (хотя и не понимает отчетливо, чего оно жаждет) «реальности» Церкви, обновленного осознания того, что такое Церковь и общение Церкви. Церковь Христова росла в мире упадка, во всемирной империи, лежащей на смертном одре, в обществе, находившемся на грани распада. Гимн Te Deum впервые прозвучал в мире, на который пала тень смерти. Первые ноты Te Deum звучат в конце трактата Киприана Карфагенского «О смертности», написанном во времена войны и мора, которые вызвали у древнего мира первые предчувствия близкой кончины. Гимн Te Deum был составлен, когда началось переселение народов. На руинах Римской империи последний из латинских поэтов пел свой великий гимн, восхваляющий крест Христов и победу Распятого: Vexilla regis prodeunt, Fulget crucis mysterium... 0 crux, ave, spes unica... («Царские знамена выступают, тайна креста светит... О, крест! Славься, единственная надежда...»). Конечно, общий упадок коснулся и христианства. Христиан убивали не меньше, чем других людей. Христианские семьи умирали не меньше, чем семьи язычников. Церкви горели не хуже, чем другие здания. Всеобщий духовный и нравственный упадок овладел людьми в Церкви не в меньшей степени, чем людьми вне ее. И все-таки Церковь выжила. Она пережила всеобщее крушение. Государство рассыпалось в прах, все созданные людьми институты были на грани распада. Даже христианские общины разваливались. Но они возрождались вновь. Везде, где был алтарь, где праздновали Святую Вечерю и совершали богослужение, там христианская община возрождалась вновь. Это были уже другие люди, но община жила. "Святое Причастие" проявило себя как прекрасный способ возрождения христианского общения. Община Христова собиралась вокруг алтаря. Из общины вырастали христианское супружество и христианская семейная жизнь, которые создавали основу для новых человеческих отношений.

— Герман Зассе. Ecclesia Migrans (1950)