Сменил фамилию. Пережил раскулачивание, голод, армию, Курскую дугу, плен, побег из плена… Десять лет ходил под лагерной статьей. Никакого специального актерского образования. Завербовался в театр на Севере. Рассчитал, что все равно дальше Норильска не сошлют. В Москву на прослушивания приехал в лыжном костюме — ничего больше не было. Жить негде — спал на подоконнике в чужом парадном. Лето, жара, зимний лыжный костюм… Ни в один столичный театр не взяли.
Об этом любила вспоминать его подруга, актриса Римма Маркова, которую сейчас все цитируют. Правда, дали сняться в кино.
Когда Товстоногов увидел его на экране, то закричал на весь просмотровый зал:
— Глаза!
Это мне рассказывала его завлит и соратница — Дина Морисовна Шварц. Она сидела рядом с Георгием Александровичем и первой отреагировала на крик своего патрона. У Смоктуновского были глаза князя Мышкина…
Вечеринки у Лили Брик не были просто посиделками — это была точка кипения московской богемы. Вино, табачный дым, фортепьяно в углу, на котором кто-то обязательно сыграет — не ради удовольствия, а чтобы доказать, что жив. В октябре 1955-го там появился он — светловолосый, взволнованный, чуть неловкий, с нервной улыбкой двадцатидвухлетнего парня, которому уже предсказывали будущее великого композитора. Родион Щедрин.
А напротив — она. Майя Плисецкая. Рыжие, как пламя, волосы, точёное лицо, зелёные глаза — не просто женщина, а стихия, которой тесно даже в московских квартирах. Балет уже тогда держался на ней, как на стержне: её выходы на сцену вызывали ту редкую тишину, когда публика боится дышать.
Щедрин потом скажет: «В её глазах можно было утонуть». А она — «Настоящий музыкальный гений». Слова из интервью, сказанные спустя десятилетия, звучат сдержанно. На самом деле в тот вечер воздух между ними дрожал. Он играл «Левый марш», она слушала, чуть склонив голову, и всё — двух орбит достаточно, чтобы понять: дальше их жизни уже не будут прежними.
Сменил фамилию. Пережил раскулачивание, голод, армию, Курскую дугу, плен, побег из плена… Десять лет ходил под лагерной статьей. Никакого специального актерского образования. Завербовался в театр на Севере. Рассчитал, что все равно дальше Норильска не сошлют. В Москву на прослушивания приехал в лыжном костюме — ничего больше не было. Жить негде — спал на подоконнике в чужом парадном. Лето, жара, зимний лыжный костюм… Ни в один столичный театр не взяли.
Об этом любила вспоминать его подруга, актриса Римма Маркова, которую сейчас все цитируют. Правда, дали сняться в кино.
Когда Товстоногов увидел его на экране, то закричал на весь просмотровый зал:
— Глаза!
Это мне рассказывала его завлит и соратница — Дина Морисовна Шварц. Она сидела рядом с Георгием Александровичем и первой отреагировала на крик своего патрона. У Смоктуновского были глаза князя Мышкина…
Купила простейшую общую тетрадку для моих записей.
Очень приятная с виду и листы разлинованы беленькие светло голубыми тонкими клетками, хотя на фото кажутся сиреневыми что ли (а то сейчас много тетрадей попадается с темноватыми листами и зверскими тёмными клетками - в таких я не люблю писать!).
Что ещё привлекло: без полей! Я расчерчиваю лист надвое и пишу в две колонки, поля очень мешаются при таком подходе )
Сразу после Дмитриевской родительской субботы - 1 ноября - на следующий день выпал снег. Появились вылепленные из снега снежные бабы в округе и, в связи с этим, фото в интернете.
Фото от 2.11.25 г., ист.: интернет:
До этого я еще ходила на дачу, вырезала засохшие ветки деревьев, за одно и котов кормила (2 кота и 1 кошка). И вот уже почти неделю идут снег с дождем.
Куда теперь кошки переберутся, не известно. На дачах мало кто теперь проживает, недавнее наводнение бед наделало. Я все еще в дачном домике порядок не навела, не до него было. Все животные бедствуют с началом холодов. И морально, и физически. Наш дом возле реки, а за ней - садоводства. Слышно как собачки подвывают, зимы боятся.
Теплой нам всем зимы!
Теперь только пешие прогулки в магазины и по городу.
4 ноября и все праздничные дни люди по домам разбежались. Даже в парке народу было мало.