(Отрывки)

Сегодня я хочу рассказать о женщине, у которой до войны был расстрелян муж. О женщине, которая потеряла до войны годовалую дочь.

И о женщине, которая Советской властью была признана врагом народа.

О женщине, вновь потеряет ребенка на большом сроке беременности. О женщине, которая будучи под следствием еще раз потеряет плод из-за побоев и пыток.

И о той самой женщине, которая в годы блокады стала символом надежды Ленинградцев.

Многие из вас поняли, что сегодня будет речь об Ольге Берггольц.

Ольга Берггольц. Фотография из интернета.
О тюрьме у Ольги остались вот такие воспоминания:

Скрытый тайный смысл фразы "Никто не забыт, ничто не забыто" в стихах Ольги Берггольц, одних из самых сильных в нашей истории

Ольга Фёдоровна Берггольц - (3 (16) мая 1910 года, Санкт-Петербург — 13 ноября 1975 года, Ленинград) — русская советская поэтесса, прозаик и драматург, писательница и военный журналист. В 1938 году репрессирована по делу «Литературной группы», реабилитирована в 1939 году. В феврале 1940 года вступила в ВКП(б).

Автор крылатой строки, ставшей лозунгом, высеченным на Мемориальной стене Пискарёвского кладбища, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады: «Никто не забыт, ничто не забыто». Почётный гражданин Санкт-Петербурга (1994, посмертно)



О чем кроме блокады Ленинграда возможно хотела сказать поэтесса и почему не подписалась под своей же фразой на мемориале? Куда "ушла" фраза из стихов и как обрела самостоятельность? Разберемся, проследим. Но история трудная.



Изначально, как все знают, фраза "Никто не забыт, ничто не забыто" пришла из стихотворения поэтессы Ольги Берггольц (самого известного стихотворения, вписавшего имя поэтессы в историю литературы и страны). Стихи написаны в 1959 году, а фраза " выгравирована на стене Пискаревского кладбища в Петербурге. Именно там находятся.

Муза блокадного Ленинграда: трагическая судьба поэтессы Ольги Берггольц

Ольга Берггольц | Фото: liveinternet.ru и ahuman.ru

16 мая исполняется 107 лет со дня рождения известной советской поэтессы Ольги Берггольц. Ее называли «блокадной Мадонной» и «музой осажденного Ленинграда», так как во время ВОВ она работала в Доме Радио, и ее голос во многих вселял надежду и веру в спасение. Это ей принадлежат строки, высеченные на граните Пискаревского мемориала: «Никто не забыт, и ничто не забыто». Поэтессе довелось пережить смерть близких, репрессии, блокаду, войну и уйти из жизни в мирное время, в полном одиночестве и забвении.

Полина Барскова поговорила с Натальей Громовой, подготовившей к печати блокадный дневник Ольги Берггольц
текст: Полина Барскова

1.

Ольга Берггольц

Ольга Берггольц
S_01
496
S_02
8
S_03
22
S_05
помоги
сайту

Разговор с Натальей Громовой приурочен к выходу в издательстве «Вита Нова» полного текста блокадного дневника Ольги Берггольц. Издание снабжено комментариями Натальи Громовой и Александра Романова и проиллюстрировано рисунками блокадных художников из собрания музея «А музы не молчали».

Полина Барскова: Наше интервью приурочено к долгожданному выходу в свет в издательстве «Вита Нова» дневников Ольги Берггольц: это событие значительное, в первую очередь, потому, что Берггольц представляется сегодня одной из самых ярких и противоречивых фигур советской поэзии.

Какой период охватывает дневник? Чем это издание отличается от предыдущего издания дневника под названием «Ольга. Запретный дневник», осуществленного издательством «Азбука-Классика» в 2010 году?

Наталья Громова: Так получилось, что первым вышел дневник с 1941 по 1945 год, то есть «Блокадный». Это, конечно же, связано с 70-летием Победы. Но с точки зрения нормальной читательской логики это не очень хорошо. Лучше бы было следить за жизнью Ольги Берггольц по дневникам в ее естественном развитии. Дневники начинаются с 1923 года, то есть с ее тринадцати лет, и доходят до середины 70-х годов, то есть до ее смерти.

Это издание готовилось по полной версии дневников, находящихся в РГАЛИ. Предыдущее издание «Ольга. Запретный дневник» было подготовлено на основании уже опубликованных М.Ф. Берггольц отрывков из дневников, которые выходили в журналах в первые годы перестройки и, к сожалению, прошли тогда незамеченными. Но в издании «Азбуки» абсолютно новой была статья Натальи Соколовской по материалам следственного дела Ольги Берггольц «Тюрьма — исток победы над фашизмом», где было изложено много новых фактов.


2.

© Издательство Вита Нова

Барскова: Зачем, как вам кажется, Берггольц вела дневник и как она его вела? Постоянно, с перерывами? Для кого?

Громова: Для Ольги Берггольц дневник был ее творческой мастерской. Если мы посмотрим на оглавление ее произведений, то там есть «Стихи из дневника», знаменитый «Февральский дневник», «Дневные звезды», которые насквозь дневниковая проза. Она вообще без него не могла существовать и вела его постоянно. Умудряясь описывать невозможное: смерть дочери Ирины, собрания и аресты, состояние отупляющего голода, гибель мужа, свидания с Георгием Макогоненко — при этом у меня, как у читателя, возникает ощущение, что она смотрит на себя со стороны, как на чужого человека.

Но с дневниками многое непонятно. Например, мы знаем точно, что часть тетрадей была изъята при аресте. Неясно, почему часть вернули вместе со страшными подчеркиваниями следователя. Но при этом абсолютно очевидно, что часть дневников 1934 года, где описывается убийство Кирова и последствия тех дней, отсутствует, это понятно из контекста. Почему одно возвращали, а другое оставляли? Непонятно. Часто перерывы были связаны с тюрьмой, болезнями или с теми периодами, когда она пила. К концу дневников записи становятся все более и более обрывочными, теряют сюжетную канву.


3.

Ольга Берггольц
S_01
496
S_02
8
S_03
22
S_05
помоги
сайту

Разговор с Натальей Громовой приурочен к выходу в издательстве «Вита Нова» полного текста блокадного дневника Ольги Берггольц. Издание снабжено комментариями Натальи Громовой и Александра Романова и проиллюстрировано рисунками блокадных художников из собрания музея «А музы не молчали».

Полина Барскова: Наше интервью приурочено к долгожданному выходу в свет в издательстве «Вита Нова» дневников Ольги Берггольц: это событие значительное, в первую очередь, потому, что Берггольц представляется сегодня одной из самых ярких и противоречивых фигур советской поэзии.

Какой период охватывает дневник? Чем это издание отличается от предыдущего издания дневника под названием «Ольга. Запретный дневник», осуществленного издательством «Азбука-Классика» в 2010 году?

Наталья Громова: Так получилось, что первым вышел дневник с 1941 по 1945 год, то есть «Блокадный». Это, конечно же, связано с 70-летием Победы. Но с точки зрения нормальной читательской логики это не очень хорошо. Лучше бы было следить за жизнью Ольги Берггольц по дневникам в ее естественном развитии. Дневники начинаются с 1923 года, то есть с ее тринадцати лет, и доходят до середины 70-х годов, то есть до ее смерти.

Это издание готовилось по полной версии дневников, находящихся в РГАЛИ. Предыдущее издание «Ольга. Запретный дневник» было подготовлено на основании уже опубликованных М.Ф. Берггольц отрывков из дневников, которые выходили в журналах в первые годы перестройки и, к сожалению, прошли тогда незамеченными. Но в издании «Азбуки» абсолютно новой была статья Натальи Соколовской по материалам следственного дела Ольги Берггольц «Тюрьма — исток победы над фашизмом», где было изложено много новых фактов.
© Издательство Вита Нова

Барскова: Зачем, как вам кажется, Берггольц вела дневник и как она его вела? Постоянно, с перерывами? Для кого?

Громова: Для Ольги Берггольц дневник был ее творческой мастерской. Если мы посмотрим на оглавление ее произведений, то там есть «Стихи из дневника», знаменитый «Февральский дневник», «Дневные звезды», которые насквозь дневниковая проза. Она вообще без него не могла существовать и вела его постоянно. Умудряясь описывать невозможное: смерть дочери Ирины, собрания и аресты, состояние отупляющего голода, гибель мужа, свидания с Георгием Макогоненко — при этом у меня, как у читателя, возникает ощущение, что она смотрит на себя со стороны, как на чужого человека.

Но с дневниками многое непонятно. Например, мы знаем точно, что часть тетрадей была изъята при аресте. Неясно, почему часть вернули вместе со страшными подчеркиваниями следователя. Но при этом абсолютно очевидно, что часть дневников 1934 года, где описывается убийство Кирова и последствия тех дней, отсутствует, это понятно из контекста. Почему одно возвращали, а другое оставляли? Непонятно. Часто перерывы были связаны с тюрьмой, болезнями или с теми периодами, когда она пила. К концу дневников записи становятся все более и более обрывочными, теряют сюжетную канву.


Барскова: Кто был для нее предполагаемой, будущей (или реальной?) аудиторией дневника?

Громова: Она, безусловно, представляла себе будущую аудиторию. Иногда она пишет о том, что люди, которые будут читать ее дневник, будут изумлены, о чем она беспокоилась во время блокады. Такие дневники обычно предназначены не для современников, а для следующих поколений. Она и в стихах обращается к нам, стараясь ответить на тот суд, которым будут судить ее время:

Нет, не из книжек наших скудных,
Подобья нищенской сумы,
Узнаете о том, как трудно,
Как невозможно жили мы.

Барскова: Даже по уже опубликованным фрагментам можно судить, что дневник опасный, крамольный: она не боялась ареста?

Громова: Она очень боялась за себя и свой дневник. 17 сентября 1941 года она пишет: «Сегодня Коля закопает эти мои дневники. Все-таки в них много правды, несмотря на их ничтожность и мелкость. Если выживу — пригодятся, чтоб написать всю правду» — именно поэтому муж Николай Молчанов по ее просьбе закапывает их во дворе дома, где жила ее мать. Потом почти то же самое повторяет Макогоненко уже в 1949 году, когда она ждет ареста по «ленинградскому делу»: он на даче прибивает две тетради к обратной стороне скамейки.


4.

Анна Ахматова и Ольга Берггольц© Леонид Зиверт