Сегодня я хочу рассказать о женщине, у которой до войны был расстрелян муж. О женщине, которая потеряла до войны годовалую дочь.
И о женщине, которая Советской властью была признана врагом народа.
О женщине, вновь потеряет ребенка на большом сроке беременности. О женщине, которая будучи под следствием еще раз потеряет плод из-за побоев и пыток.
И о той самой женщине, которая в годы блокады стала символом надежды Ленинградцев.
Многие из вас поняли, что сегодня будет речь об Ольге Берггольц.
Ольга Берггольц. Фотография из интернета.
О тюрьме у Ольги остались вот такие воспоминания:
Ровно год тому назад я была арестована. Ощущение тюрьмы сейчас, после 5 месяцев воли, возникает во мне острее, чем в первое время после освобождения. Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: „Живи“.
На начало блокады Ольга проживала в доме о котором мы уже писали. В той самой "слезе социализма".
А еще до блокады у населения были изъяты радиоприемники. И одним из источников информации была радиоточка.
На которой и работала в блокаду героиня нашей сегодняшней публикации.
Ольга Берггольц в самом прямом смысле слова была голосом надежды в осажденном городе. Работая в доме радио Ольга почти ежедневно обращалась к жителям с призывом не терять ни надежды, ни веры.
Памятник Ольге Берггольц
[saize=4]И, несмотря на то, что из-за недостатка энергии радиоприемники работали очень тихо, её голос разрезал воздух в застывших и тёмных ленинградских домах.
⠀
Часто Ольга оставалась ночевать на радио, чтобы сэкономить силу на дорогу.[/size]
Памятник Ольге Берггольц. Фотография автора.
Несмотря на страшный голод и истощение, Ольга сама является ярким примером стойкости и мужества.
⠀
На радио Ольга пришла уже в октябре 1941 года и предложила радио свою помощь. До этого она никогда не была ведущей. И очень скоро Ольга получает признание уже не как поэтесса, а как ведущая. Своими стихами, обращением, разговорами Ольга вселяет надежду в Ленинградцев.
Вот те самые стихи, с чего началось ее сотрудничество с радио:
...Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна...
Кронштадтский злой, неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная угроза...
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
Не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады —
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельнею в бою.
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей!
Вскоре получает Ольга признание и в Берлине (если, конечно, можно так выразиться), Гитлер считает её своим личным врагом, Ольга попадает в список людей, подлежащих немедленному уничтожению при первой же возможности.
Сама же Ольга к действиям властей относилась очень критически. И надо отдать должное - писала в своем дневнике такие строки, на которые многие бы просто не решились:
Жалкие хлопоты власти и партии, за которые мучительно стыдно… Как же довели до того, что Ленинград осаждён, Киев осаждён, Одесса осаждена. Ведь немцы всё идут и идут… Артиллерия садит непрерывно… Не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству… Это называлось: «Мы готовы к войне». О сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи!
Особенно сильные впечатления в 1942 году у Ольги оставила Москва, куда она попала в марте 1942 года.
Одно из самых сильных потрясений - это замалчивание трагедии Ленинграда. По сути то, что Ленинград в блокаде, что ежедневная смертность составляет несколько тысяч человек, не знал никто.
С точки зрения недопущения панических и пораженческих настроений все логично. Никто не будет в войну кричать на всю страну, что не удается прорвать блокаду под Ленинградом. И о том, что творится в Ленинграде.
Но, конечно, для человека, только что пережившего в Ленинграде самую страшную зиму, унесшую сотни тысяч жизней, сам факт того, что Москва (имеются ввиду обычные граждане), совершенно не в курсе происходящего вызывал самую настоящую ярость.
Ее запись от 1 марта 1942 года:
Здесь все чужие и противные люди. О Ленинграде все скрывалось, о нем не знали правды так же, как об ежовской тюрьме. Я рассказываю им о нем, как когда-то говорила о тюрьме, — неудержимо, с тупым, посторонним удивлением...
...Нет, они не позволят мне ни прочесть по радио — «Февральский дневник», ни издать книжки стихов так, как я хочу… Трубя о нашем мужестве, они скрывают от народа правду о нас. Мы изолированы, мы выступаем в ролях «героев» фильма «Светлый путь»…
Ее запись от 23 марта 1942 года:
Ирина рассказывала о Ленинграде, там все то же: трупы на улицах, голод, дикий артобстрел, немцы на горле. Теперь запрещено слово «дистрофия», — смерть происходит от других причин, но не от голода! О, подлецы, подлецы! Из города вывозят в принудительном порядке людей, люди в дороге мрут.
"Здесь не говорят правды о Ленинграде…" "…Ни у кого не было даже приближенного представления о том, что переживает город… Не знали, что мы голодаем, что люди умирают от голода…"
⠀
3 июня 1943 г. Ольге вручили медаль "За оборону Ленинграда".
⠀
Именно ей принадлежат слова "Никто не забыт, ничто не забыто".
⠀
Именно её стихи выбиты на гранитной стене Пискаревского кладбища.
Пискаревское кладбище. Фотография автора.
Как писал ранее, выступления Ольги по радио очень сильно поднимали дух Ленинградцев. Сама Ольга вспоминала в мае 1942 года:
Какая-то страшная пожилая женщина говорила мне: „Знаете, когда заедает обывательщина, когда чувствуешь, что теряешь человеческое достоинство, на помощь приходят ваши стихи. Они были для меня как-то всегда вовремя. В декабре, когда у меня умирал муж, и, знаете, спичек, спичек не было, а коптилка все время гасла, и надо было подталкивать фитиль, а он падал в баночку и гас, и я кормила мужа, а ложку-то куда-то в нос ему сую — это ужас, — и вдруг мы слышим ваши стихи. И знаете — легче нам стало. Спокойней как-то. Величественнее… И вот вчера — я лежу, ослабшая, дряблая, кровать моя от артстрельбы трясется, —я лежу под тряпками, а снаряды где-то рядом, и кровать трясется, так ужасно, темно, и вдруг опять — слышу ваше выступление и стихи… И чувствую, что есть жизнь“
Такие слова конечно же давали понять Ольге, что все ее старания не напрасны. Именно после таких слов Ольга и запишет у себя в дневнике:
Если мгновение отрады доставила я им — пусть мимолетной, пусть иллюзорной, — ведь это неважно, — значит, существование мое оправдано.
После войны на Ольгу обрушились многочисленные критики. Вот пример того, что писали о ней:
Я хочу сказать, что Берггольц, как и некоторые другие поэты, заставила звучать в стихах исключительно тему страдания, связанную с бесчисленными бедствиями граждан осаждённого города.
Выражаясь современной терминологией, Ольгу обвиняли в хайпе на трагических событиях. Впрочем, на эту критику Ольга ответила вот такими стихами:
И даже тем, кто всё хотел бы сгладить
⠀
в зеркальной робкой памяти людей,
⠀
не дам забыть, как падал ленинградец
⠀
на жёлтый снег пустынных площадей.
Пережитый кошмар не мог не сказаться на состоянии Ольги. В 1952 году Ольга лечилась в психиатрической больнице от алкогольной зависимости.
Умерла Ольга 13 ноября 1975 года в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостах Волковского кладбища.
