Из книги «Записки пойменного жителя» Павла Зайцева – крестьянина, родившегося в 1919 году в деревне Новинка-Скородумово, расположенной в Молого-Шекснинской пойме. История быта, уклада и нравов исчезнувшей земли – весной 1941 года пойму затопили для строительства гидроузла на Верхней Волге и создания Рыбинского водохранилища.
Лицо и голос серии: Александр Коршунов
Авторы проекта: Ирина Разумовская, Михаил Разумовский
Режиссер и художник анимации: Вероника Непутина
Режиссер монтажа: Сергей Кузнецов
Оператор-постановщик: Степан Воронежский
Композитор: Кирилл Парастаев
Книга: Зайцев П. И. Записки пойменного жителя.
Партнёр серии: «Музей Мологского края», филиал Рыбинского Музея-заповедника (г. Рыбинск)
Детективный роман Агаты Кристи "Встреча в Багдаде" или иногда пишут "Багдадские встречи" написан в 1951 году. Не самое известное и возможно далеко не самое лучшее произведение писательницы. Но меня оно заинтересовало, хотя прямо скажу я не любительница этого жанра. И вот я начала читать книгу, написанную более 70 лет назад, а...как будто автор пишет про сиюминутное -про наше время.
Судите сами. Вот один из диалогов.
...Все говорят, что скоро будет еще одна война, – высказалась Виктория.
– Вот именно, – кивнул мистер Дэйкин. – А почему так говорят, Виктория?
Она сосредоточилась.
– Ну, потому что… Россия… коммунисты… Америка…
– Видите? – сказал Дэйкин. – Вы не знаете. Ведь это не ваши мысли. И слова не ваши. Вы их нахватались из газет, из чужих разговоров, из передач по радио. А правда тут только та, что в двух разных частях земного шара доминируют две разные точки зрения. Одну воплощает в глазах общества Россия, коммунисты. Другую – Америка. Но надежды на будущее, Виктория, связаны с миром, с производством, с созидательной, а не разрушительной деятельностью. И поэтому все зависит от того, согласятся ли представители этих крайних лагерей считаться друг с другом, ограничиваясь каждый своей сферой, а может быть, и найдя почву для согласия или, по крайней мере, для взаимной терпимости. Вместо этого сейчас происходит нечто прямо противоположное. Между обоими лагерями упорно стараются вбить клин взаимного подозрения, развести их как можно дальше. Несколько человек на основании своих наблюдений пришли к выводу, что этим занимается некая третья сила, или группировка, действующая втайне от ничего не подозревающего мира. Всякий раз, как появляется реальный шанс достигнуть какого-то согласия или намечаются признаки ослабления взаимного недоверия, вдруг что-то происходит, и в результате – новый всплеск подозрительности у одной стороны и очередной припадок страха – у другой. Это происходит, Виктория, не случайно, а вызывается кем-то сознательно, с заранее рассчитанной целью.
– Но почему вы так думаете? И кто это делает?
– Одна из причин, почему мы так думаем, – деньги. Источники поступления средств. Деньги – это ключ ко многому, что совершается в мире. Врач по пульсу, по обращению крови в жилах, судит о здоровье пациента, так вот деньги – это своего рода кровоток, питающий всевозможные движения и организации. Без денег они не могут функционировать. В данном случае задействованы очень большие суммы, и хотя их прохождение весьма тонко и хитро замаскировано, тем не менее, бесспорно, источник и назначение этих сумм заставляет серьезно задуматься. Например, множество несанкционированных забастовок и манифестаций, ударяющих по европейским правительствам, только-только становящимся на ноги, хоть и организуются коммунистами, которые честно и открыто отстаивают свои позиции, – однако средства на эти мероприятия поступают не из коммунистических источников. Если проследить, оказывается, что они приходят с самой неожиданной стороны.
Точно так же вдруг в Америке и в других странах поднимается волна истерической коммунизмобоязни, настоящая паника, – и опять оказывается, что ее финансируют совсем не те силы, для которых это было бы естественно. Деньги поступают не от капиталистов, хотя и проходят через капиталистические руки.
И наконец, вот еще что. Из обращения просто изымаются огромные суммы. Вывод же тот, что где-то в мире имеется третий лагерь, люди, которые в целях, нам пока неясных, провоцируют вражду и непонимание между двумя сторонами, для чего предпринимают хитроумно замаскированные операции с деньгами и ценностями. У нас есть основание думать, что их агенты имеются в каждой стране, иногда внедрившиеся много лет назад. Кто-то из них занимает высокие ответственные посты, кто-то играет роли незаметные, но все работают на одну, нам неизвестную цель. В сущности, это та же Пятая колонна, какие были во многих странах к началу минувшей войны, только теперь она действует в глобальных масштабах."
Да, написано про то, что мы теперь прекрасно понимаем ( да и то далеко не все). Но для женщины середины 50-х годов, да еще и европейки...Более того - англичанки! Согласитесь, что это весьма глубоко. Еще один повод "снять шляпу" перед королевой детективов.
Наталья Варлей: Лгут те, кто пишет или говорит о «серой, бедной жизни в советское время»!
В свободные дни, часы, минуты – мы не отдыхали, а бегали по театрам, выставкам, музеям, просиживали в читальных залах, не пропускали новые программы в цирке и кинопремьеры…
Помню, каким потрясением стал для меня фильм «Шербурские зонтики» с прекрасными Катрин Денёв и Нино Кастельнуово.
"Не будем говорить о любви, потому мы до сих пор не знаем, что это такое. Может быть, это густой снег, падающий всю ночь, или зимние ручьи, где плещется форель. Или это смех, и пение, и запах старой смолы перед рассветом, когда догорают свечи и звезды прижимаются к стеклам, чтобы блестеть в глазах. Кто знает? Может быть, это мужские слезы о том, чего некогда ожидало сердце: о нежности, о ласке, несвязном шепоте среди лесных ночей. Может быть, это возвращение детства. Кто знает?"
Константин Паустовский, "Ручьи, где плещется форель"
В субботу юнкеров отпустили в отпуск на всю неделю Масленицы. Семь дней перерыва и отдыха посреди самого тяжелого и напряженного зубрения, семь дней полной и веселой свободы в стихийно разгулявшейся Москве, которая перед строгим Великим постом вновь возвращается к незапамятным языческим временам и вновь впадает в широкое идолопоклонство на яростной тризне по уходящей зиме, в восторженном плясе в честь весны, подходящей большими шагами.
Вчера еще Москва ела жаворонков: булки, выпеченные в виде аляповатых птичек, с крылышками, с острыми носиками, с изюминками‑глазами. Жаворонок – символ выси, неба, тепла. А сегодня настоящий царь, витязь и богатырь Москвы – тысячелетний блин, внук Дажбога. Блин кругл, как настоящее щедрое солнце. Блин красен и горяч, как горячее всесогревающее солнце, блин полит растопленным маслом, – это воспоминание о жертвах, приносимых могущественным каменным идолам. Блин – символ солнца, красных дней, хороших урожаев, ладных браков и здоровых детей.
О, языческое удельное княжество Москва! Она ест блины горячими, как огонь, ест с маслом, со сметаной, с икрой зернистой, с паюсной, с салфеточной, с ачуевской, с кетовой, с сомовой, с селедками всех сортов, с кильками, шпротами, сардинами, с семушкой и с сижком, с балычком осетровым и с белорыбьим, с тешечкой, и с осетровыми молоками, и с копченой стерлядкою, и со знаменитым снетком из Бела озера. Едят и с простой закладкой и с затейливо комбинированной.
А для легкости прохода в нутро каждый блин поливается разнообразными водками сорока сортов и сорока настоев. Тут и классическая, на смородинных почках, благоухающая садом, и тминная, и полынная, и анисовая, и немецкий доппель‑кюммель, и всеисцеляющий зверобой, и зубровка, настойка на березовых почках, и на тополевых, и лимонная, и перцовка, и... всех не перечислишь.
А сколько блинов съедается за Масленую неделю в Москве – этого никто никогда не мог пересчитать, ибо цифры тут астрономические. Счет приходилось бы начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли.
Ели во славу, по‑язычески, не ведая отказу. Древние старожилы говорили с прискорбием:
– Эх! Не тот, не тот ныне народ пошел. Жидковаты стали люди, не емкие. Посудите сами: на блинах у Петросеева Оганчиков‑купец держал пари с бакалейщиком Трясиловым – кто больше съест блинов. И что же вы думаете? На тридцать втором блине, не сходя с места, богу душу отдал! Да‑с, измельчали люди. А в мое молодое время, давно уже этому, купец Коровин с Балчуга свободно по пятидесяти блинов съедал в присест, а запивал непременно лимонной настойкой с рижским бальзамом.
отрывок из книги Николая Николаевича Никулина <Воспоминания о войне>
Весной 1941 года в Ленинграде многие ощущали приближение войны. Информированные люди знали о ее подготовке, обывателей настораживали слухи и сплетни. Но никто не мог предполагать, что уже через три месяца после вторжения немцы окажутся у стен города, а через полгода каждый третий его житель умрет страшной смертью от истощения. Тем более мы, желторотые птенцы, только что вышедшие из стен школы, не задумывались о предстоящем. А ведь большинству суждено было в ближайшее время погибнуть на болотах в окрестностях Ленинграда. Других, тех немногих, которые вернутся, ждала иная судьба -- остаться калеками, безногими, безрукими или превратиться в неврастеников, алкоголиков, навсегда потерять душевное равновесие.
Николай Николаевич Никулин. Советский и российский искусствовед, профессор, писатель-мемуарист.Член-корреспондент Российской академии художеств, ведущий научный сотрудник и член Учёного совета Эрмитажа, специалист по живописи Северного Возрождения.
Объявление войны я и, как кажется, большинство обывателей встретили не то чтобы равнодушно, но как-то отчужденно. Послушали радио, поговорили. Ожидали скорых побед нашей армии -- непобедимой и лучшей в мире, как об этом постоянно писали в газетах. Сражения пока что разыгрывались где-то далеко. О них доходило меньше известий, чем о войне в Европе. В первые военные дни в городе сложилась своеобразная праздничная обстановка. Стояла ясная, солнечная погода, зеленели сады и скверы, было много цветов. Город украсился бездарно выполненными плакатами на военные темы. Улицы ожили. Множество новобранцев в новехонькой форме деловито сновали по тротуарам. Повсюду слышалось пение, звуки патефонов и гармошек: мобилизованные спешили последний раз напиться и отпраздновать отъезд на фронт.
Почему-то в июне-июле в продаже появилось множество хороших, до тех пор дефицитных книг. Невский проспект превратился в огромную букинистическую лавку: прямо на мостовой стояли столы с кучами книжек. В магазинах пока еще было продовольствие, и очереди не выглядели мрачными.
Vlad53
Elena_ARVIK
