Когда мне было 12, я пришел к выводу что все в мире, включая мою собственную семью, были против меня. Я никогда не был проблемным ребенком, но мои родители относились ко мне как к таковому.
Например, мне приходилось быть дома к пяти вечера каждый день. Это, несомненно, ограничивало длительность моего "игрового времени" вне дома. Мне не разрешали приводить друзей, чтобы поиграть в моем доме, и не позволяли приходить в чей-то чужой. Я должен был закончить свое домашнее задание сразу после школы. Родители отказывались покупать мне видеоигры и заставляли читать книги, по которым я писал книжный отзыв, чтобы доказать, что я на самом деле читал их.
Тогда все эти правила, описанные выше, меня раздражали как ребенка, но они не были тем, что расстраивало меня больше всего. Что по-настоящему причиняло мне боль, так это отсутствие сострадания со стороны родителей. Моя мать была жестокой женщиной, которая всегда заставляла меня чувствовать себя виноватым за ошибки или случайности, которые я совершал. Мой отец знал только одну эмоцию — ярость. Он заговаривал со мной только тогда, когда кричал на меня из-за плохих оценок за тест или бил меня за непослушание.
Но хватит о них, давайте поговорим о моем школьном психологе...

- Вы - кузнец?
Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
- А стучаться не пробовали? - грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
- Стучаться? Хм... Не пробовала, - ответил голос.
Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент.
- Вы не могли бы выправить мне косу? - женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.
- Всё, да? Конец? - отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.
- Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, - ответила Смерть.
- Логично, - согласился Василий, - не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?
- Выправить косу, - терпеливо повторила Смерть.
- А потом?
- А потом наточить, если это возможно.

Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.
- Это понятно, - кивнул он, - а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать...
- Выправить косу, - терпеливо повторила Смерть.
- А потом?
- А потом наточить, если это возможно.
Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.
- Это понятно, - кивнул он, - а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать...
- А-а-а... Вы об этом, - плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, - нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете?
- Так я не умер? - незаметно ощупывая себя, спросил кузнец.
- Вам виднее. Как вы себя чувствуете?
- Да вроде нормально.
- Нет тошноты, головокружения, болей?
- Н-н-нет, - прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец.
- В таком случае, вам не о чем беспокоиться, - ответила Смерть и протянула ему косу.
Взяв ее в, моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продлевало срок, как минимум, на пару часов.
Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток.
- Вы это... Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! - вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий.
Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену.

***
Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью.
- Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно.
Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе, и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца.
- Что вы сказали? - тихо произнесла она.
- Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое...
- Оружие? Вы сказали оружие?
- Может я не так выразился, просто...
Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали.
- Как ты думаешь, сколько человек я убила? - прошипела она сквозь зубы.
- Я... Я не знаю, - опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий.
- Отвечай! - Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, - сколько?
- Н-не знаю...
- Сколько? - выкрикнула она прямо в лицо кузнецу.
- Да откуда я знаю сколько их было? - пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец.
Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села.
- Значит ты не знаешь, сколько их было? - тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, - а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь?
- Но... А как же?...
- Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, - она ненадолго замолчала, - ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно... Посмотри, что со мной стало!
Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон.

Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца.
- Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? - она сделала шаг в сторону Василия.
- Нет, - сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой.
- Конечно не знаешь, - ухмыльнулась она, - это вы сделали меня такой! Я видела как мать убивает своих детей, я видела как брат убивает брата, я видела как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса...
Глаза Смерти заблестели.
- Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто... - она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, - я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей... Отдай мне мою косу, дурак!

Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской.
- Можно один вопрос? - послышалось сзади.
- Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? - остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она.
- Да.
- Дорога в рай... Она уже давно заросла травой.

"Поганая это штука — семейные ссоры. Не подчиняются никаким правилам, не похожи на раны — скорее на царапины, которые никак не заживут, потому что на них не хватает живой ткани."
"Только нельзя позволять себе любить чрезмерно; он знал, как может отец напортить дочери или сыну, приучив к чрезмерно тесным узам, - после, оторвавшись от дома, дети будут искать у спутника жизни ту же нерассуждающую нежность и, быть может, не найдя её, ожесточатся и на любовь, и на саму жизнь."

Режиссёр (радио): Владимир Шведов
Инсценировка: Андрей Суздальцев
2007

Исполнители:
От автора - Всеволод Ларионов
Людмила Ильина
Алла Малкова
Александр Быков
Марк Гейхман
Олег Мартьянов
Михаил Жигалов

Вот она –
Дверь в стене.
Всем нужна.
Мне – вдвойне.

Пред стеной
Все стоят
Не то – в строй,
Не то – в ряд.

Шепотком
Говорят,
Локотком
Норовят

Оттереть,
Юркнуть в дверь,
И успеть –
Без потерь.

Толчея
У стены:
Ты и я,
Мы – равны.

Те «блага»,
Что нужны,
Нам пока –
Не видны.

Может, с той
Стороны –
Тот же строй
У стены?

* * * * * * * * * *
Олег Косарев

М.Левандовски

О Вечный Свет, который лишь собой
излит и постижим и, постигая,
постигнутый, лелеет образ свой!

Круговорот, который, возникая,
в Тебе сиял, как отражённый свет, —
когда его я обозрел вдоль края,

внутри, окрашенные в тот же цвет,
явил мне как бы наши очертанья;
и взор мой жадно был к нему воздет.

Как геометр, напрягший все старанья,
чтобы измерить круг, схватить умом
искомого не может основанья,

таков был я при новом диве том:
хотел постичь, как сочетаны были
лицо и круг в слиянии своём;

но собственных мне было мало крылий;
и тут в мой разум грянул блеск с высот,
неся свершенье всех его усилий.

Здесь изнемог высокий духа взлёт;
но страсть и волю мне уже стремила,
как если колесу дан ровный ход,
любовь, что движет солнце и светила.

Под ксилофон серебряной капели
в кофейной гуще злая ворожба
пророчит смерть прозрачным акварелям.
Меня дожди до ниточки раздели,
и прочит в неудачники судьба -
а я шепчу безумные стихи...

Твои шаги убийственно тихи,
когда сижу, как пойманная мышь,
у неподвижной выцветшей портьеры.
Неоновая бледность наших лиц -
неизлечимая болезнь столиц.
Как леденцы, летят с промокших крыш
сосульки на визжащих той-терьеров.

Под вечным взглядом гаснущей звезды
больная совесть путает следы,
секунды лгут и ходики спешат,
цикады времени звенят светло и страшно...

Гостями из невидимой страны
ко мне слетаются слова и сны,
парит беспечно странница-душа
счастливым облачком над каменною башней -
и снова возвращается к тебе.

Два ангела в одеждах голубей
ступают по хрустящей колкой кромке...
В притихшем городе, где мы с тобой - одни,
чеканит наспех прожитые дни
кузнечик счастья на монетах звонких.