Французы строги в том, что касается нескольких основных правил, и довольно либеральны во всем остальном. Это все та же система ограничений: жесткие рамки, но в их пределах – полная свобода.

Памела Друкерман американка, постоянно живет во Франции. Росла в Майами, где жизненный план "элегантно сочетал принятое там поклонение города телу и деньгам, при полном безразличии к тому, как вы добыли то и другое". Сделала отменную журналистскую карьеру много работала за границей, в основном в Латинской Америке - как специальный международный корреспондент Wall Street Journal.

Известна бестселлерами на мейнстримные темы "Измена в переводе. Неверность от Токио до Теннесси" – исследование отношения к адюльтеру в разных концах земного шара, и "Взрослых нет! Молодежь среднего возраста" остроумная книга о "шоке среднего возраста" в молодящемся мире. Но главным ее писательским успехом стали "Французские дети не плюются едой", о том, что делает французских детей такими воспитанными, а родителей свободными и счастливыми.

Попробуем разобраться. Начинается книга с того, что во время семейной поездки по Франции и остановок на перекус в кафе, их дочь Бин вела себя совершенно так, как привычно в детоцентристской Америке: бегала по залу, отказывалась есть незнакомые блюда, ковырялась в тарелке и выбрасывала из нее куски, которые казались ей неаппетитными (таких большинство), швыряла салфетки, закатывала истерики и выторговывала десерт за овощи. Согласитесь, не самая комфортная обстановка. Не говоря о необходимости компенсировать огромными чаевыми неудобства, причиненные их присутствием в заведении.

Французские дети в тех же ресторанчиках спокойно ждали заказа, ели все, что было у них на тарелках, были вежливы с обслугой, родителями и другими гостями. Столь разительный контраст не мог не заставить задуматься, а в самом ли деле отцовство и материнство должно стать каторгой или все-таки есть способы продолжать получать от жизни привычные радости, даже став родителями. А задумавшись, начать изучать подход французов к выращиванию детей – слова "воспитание" они практически не используют, а когда да, то это скорее синоним "наказания".

Итак, начнем с начала: беременность и роды. Никакого легитимизированного "особым" состоянием обжорства, никакого: "Малышу хочется устриц (пирожных, шашлыка, подставьте нужное)". Строгий контроль веса на всем протяжении беременности. Не считается зазорным прямо говорить будущей маме, что не стоит так много жрать и так мало двигаться – ни ей, ни ребенку это не на пользу.

На родах во Франции применяется эпидуральная анестезия, которая не то, чтобы делает этот процесс приятным, но позволяет снивелировать значительные последствия евиного проклятья. С выпиской начинается часть жизни, которая вызывает содрогание у большинства вспоминающих свой родительский первый год - постоянный недосып и вот это вот все. Так вот, французские родители знают секрет, который позволяет уже к двум месяцам (реже к четырем) научить ребенка спать по ночам. Не буду пересказывать, это связано с фазами сна, если для вас актуально - просто почитайте.

Определить ребенка в ясли во Франции возможно уже с полугодовалого возраста и нет, не система детомучительства, там в них работает квалифицированный персонал, все под жесточайшим контролем, очень доступно по цене (оплата в зависимости от доходов родителей), пять дней в неделю с восьми до шести. Я в целом поклонница Людмилы Петрановской с ее неприятием системы огосударствления детей. Но думаю, что имеет смысл помнить о разнице между странами. Детский ад Советского Союза и его преемницы вполне может оказаться детским райком в другой стране.

Пересказывать книгу бессмысленно, да и не получится, лучше читать. О вежливости и "больших глазах" воспитателя, о которых с ужасом вспоминают взрослые французы. О совместных трапезах и приготовлении еды, в котором дети принимают участие с самого раннего возраста - вы ведь не думали, что гурманство французов врожденное? О волшебном слове "подожди" и четких рамках, в очерченных которыми границах детям дозволяется почти абсолютная свобода.

В книге тысяча и один лайфхак приятного отцовства и материнства, если вы молодые родители или только готовитесь ими стать - от души рекомендую.

На пригорочке крест деревянный вкопан. Говорят топорники людикам, мол, это нашему Богу крест. Людики поглядели, покумекали меж собой и прикатили из лесу каменное колесо. Всё во мху от старости. Поднатужились и надели колесо сверху на крест. Это, говорят, нашему богу колесо. Утром глядь, а колесо на земле лежит, и крест из колеса торчит, будто пророс. Ну не чудо ли – а может, и так сойдет? Никто вроде не в обиде.

Александр Бушковский живет в Карелии, строит обеспеченным людям камины, в прошлом военный, ветеран Чеченских войн (настоящий, не как известный писатель-патриот), был тяжело контужен, награжден медалями "За отвагу" и "За заслуги перед Отечеством", православный, не религиозный фанатик, пишет книги о том, как по-настоящему живут на русском Севере. После "Ясновидца Пятакова" хотелось почитать у него что-нибудь еще.

"Рымба" - это такое место, одновременно островок посреди большого озера и деревня, которая на нем. В хорошие времена было до двадцати дворов, была молодежь и дети, теперь три избы осталось. В одной бабка Манюня, знахарка и молельщица (самогон еще знатный гонит, который испокон самая твердая валюта). В другой Володя колдырь - Волдырь, как назвал его прибитый к берегу волнами и спасенный им полуутопленник, в ответ на "Сливу", которым тот окрестил его за сизый нос.

В третьей ведут справное хозяйство Митя с Любушкой. Он отсюда, она полукровка, спасенная им из Таджикистана, когда в начале девяностых там русских резали, а он срочную проходил. Старший сын у них давно в городе живет, младший Степа школу окончил, поступать пока никуда не стал, собирается отслужить - потом уж. Его сестра ровесница Вера, девушка красивая, но почти слепая, родная мать от нее в роддоме отказалась, Митя с Любой забрали, стала им дочь. Да она самостоятельная девушка. Ходит знакомой дорогой от озера к дому и по двору - не спотыкается, и по хозяйству все может.

Все начнется с того, что Володя найдет на берегу бродягу, выброшенного волной, почти насмерть замерзшего. В возвращении чужого человека к жизни примут участие все рымбари, а оклемавшись, уйти он не поспешит, да и некуда, видно, ему. В историю опаленного войнами бывшего военного разведчика, бывшего члена "бригады", бывшего сидельца, бомжа, кающегося грешника, который искал в монастыре на соседнем острове покаяния и мира в душе, да видно грешен - сбежал оттуда на монастырской лодке за водкой и чуть не утоп. В эту историю вплетется история Рымбы, в которой неленивый и внимательный читатель узнает историю России.

В сути, "Рымба" замечательный синтез эпоса с камерной историей жизни маленьких людей, неожиданно напоминающая "Уайнсбург. Огайо" (с поправкой на климат). Образы персонажей, как главных, так и второстепенных, хорошо проработаны. Безупречная внутренняя логика и связность элементов, остросюжетность триллера аккуратно заземляется бытовыми подробностями. Нет провисающих хвостов, всякая деталь двигает повествование.

Чрезвычайно интересен язык: напевность поморских сказов Шергина и Писахова сплавлена с "нижним" этажом городского фольклора, жаргонизмами, матерными частушками, и все это скрепляет жесткий экономный стиль военной прозы. Одна из сюжетных линий романа: неброская красота острова глянулась некоему олигарху и он собирается сделать из Рымбы поместье. Здешних, как водится, ставят перед фактом - все уже решено. Для подготовительных работ приезжают украинцы строители, и такой вот интересный происходит диалог между ними и местными (книга написана в 2019):

– Василий, можно на "ты"? Как же так получилось, что ты с Украины служил на "Москве"?
– Во дает! – рассмеялся морячок. – Сразу видать разведчика! А на "Москве" я служил, потому что при Союзе еще жил с родней в Краснодаре. Только после срочной уехал с России на родину. Так ведь до сих пор в шутку москалем в селе кличут!

Как-то жили же мы все и совсем недавно. Книга, в общем, о том. Что люди с людьми всегда договорятся, когда бы не начальники будь они прокляты.

Великосветские дамы знали ее как хорошо воспитанную молодую женщину, которая за скромное вознаграждение могла выполнить бесчисленное множество разнообразных поручений. Она же знала о них гораздо больше и со свойственным ей искренним восхищением теми, кто проявлял к ней доброту, иногда рассказывала об их красоте и благородстве.

Охх, как, ну как я могла совершенно ничего не знать о Фрэнсис Элизабет Бёрнетт? Вернее не так, на окраине моего книжного пространства существовали "Маленькая принцесса" и "Маленьки лорд Фаунтлерой", и про "Таинственный сад" что-то краем уха слышала. Нет, фильм не смотрела. Ни одной из восьми (!) экранизаций.

Потому, на "Как стать леди" особых надежд не возлагала. Если честно, хотела отвлечься, развлечься чем-то, вроде истории Элизы Дулиттл или уайльдова "Как важно быть серьезным". И готова была даже поскучать с этой неизвестной Бёрнетт. Всегда бы так разочаровываться. Роман оказался очаровательным, трогательным. страшным и по-настоящему интересным все время чтения. А героиня замечательно здравомыслящей, умной и достойной молодой женщиной.

Согласитесь, встретить подобное во времена, когда каждый первый персонаж психотравмирован, одержим тайным пороком, ненавидит свою семью, употребляет вещества, страдает шизофренией, паранойей, манией величия - по отдельности или всем вместе, а у каждого второго левая рука не знает, что делает правая по причине синдрома множественных личностей - встретить абсолютно нормальную женщину уже хорошо. А когда она при этом еще глубоко порядочна и склонна видеть в людях лучшее, но ничуть не скучна, не ханжа и не лицемерка - то читать про нее просто именины сердца.

Эмили Фокс-Ситтон отпрыск побочной ветви знатного рода, по происхождению принадлежа к лучшим английским фамилиям, бедна. Она сирота и от участи прислуги, гувернантки (или чего похуже) спасло ее только то, что первым местом работы стал уход за придирчивой престарелой дамой. Впрочем, исполнительность, расторопность, доброжелательность мисс Фокс-Ситтон растопили это каменное сердце и по завещанию леди отписала ей несколько сотен фунтов вместе с рекомендацией в хороший семейный пансион в Лондоне. где с нее будут брать очень скромную плату и советом стать порученкой при знатных дамах.

У Эмили безупречный вкус и отменные манеры, что, в соединении с внутренним достоинством, доброжелательностью, умением слушать, чутьем на распродажи делает ее необходимой множеству знатных богачек, которые не прочь иметь дюжину пар чулок с распродажи, но сами нипочем не отправятся за ними; любят устраивать благотворительные мероприятия, но техническую часть предпочитают делегировать кому-то другому. А еще мисс Фокс-Ситтон такое маленькое неунывающее солнышко. рядом с ней всем чуть светлее и теплее.

Я сказала "маленькое", но это в смысле солнышка. росту она немалого. Статная стройная, довольно высокая и далеко не субтильная. Не красавица, но очаровательна и умеет довольствоваться малым, искренне радуясь тому. что имеет. Потому приглашение одной леди из числа своих клиентов пожить неделю в ее загородном имении, исполняя функции личного секретаря, воспринимает с восторгом. Там будут гостить в это время герои светской хроники, удивительные красавицы и один целый маркиз - предмет матримониальных планов всех незамужних великосветских дам.

Ох, девочки, вы удивитесь (или не удивитесь, мы ведь с вами читали про мисс Беннет и мистера Дарси: "Он джентльмен, я дочь джентльмена, не понимаю, каким образом брак со мной может повредить его достоинству"). НО! Это будет только началом Мало стать маркизой, куда важнее утвердиться в этом статусе и в сердце любимого человека. А еще важнее сохранить себя и будущего наследника. Система наследования там майорат, как у мисс Остен, а молодой повеса, всевышней волею Зевеса... (далее по тексту) уж больно нехорош и опасен.

"Гордость и предубеждение" плавно перетекут в готический триллер, вроде "Лунного камня" и "Женщины в белом". И ох, это будет круто! Я холодела от ужаса и обливалась слезами, читая. Ищете классное чтение - берите эту книгу. Не пожалеете.

Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле.
Сергей Гандлевский.

Мне было пятнадцать, когда началась Перестройка и о репрессиях заговорили. Сначала робко, потом все более открыто. С пятнадцати до девятнадцати почти ежедневная дорога к месту учебы занимала около трех часов, и почти в каждом автобусе-троллейбусе можно было видеть маленький портретик усатого мужчины. Кто-то говорил, что у всех дальнобойщиков он тоже есть. Казалось, шоферы Советского Союза негласно назначили чудовище своим покровителем и не собирались снимать, о каком бы, творимом им, зле не узнали.

При том, люди, которым довелось при нем жить, пиетета к этой фигуре не питали. Моя моложавая кокетливая бабуля одергивала нас, внучек за анекдоты про Брежнева: "Ты в компании где-нибудь не рассказывай, были у меня знакомые, которые за анекдоты загремели". А однажды рассказала, что прибежала как-то на работу, сняла пальто и увидела, что коллеги странно смотрят на нее. Опустила глаза - батюшки, юбку забыла надеть!

- И что, - спрашиваю, - Побежала переодеваться?

- Что ты, тогда за опоздание сажали, надела синий халат уборщицы, в нем до перерыва работала.

А другая моя бабушка на все расспросы отвечала только "Сталин - враг народа". И никаких подробностей из нее было не вытянуть.

В Союзе было разоблачение культа личности, но десталинизации по типу немецкой денацификации не проводили. Там ведь было не только массовое и публичное отречение, там в рамках учебной программы обязательным для школьников было посещение лагерей смерти - раз увидев, уже не развидишь. Кто-нибудь может вспомнить свою учебную поездку в такого типа место? Хотя бы учебный фильм такой тематики? А были ли вообще подобные мемориалы?

Герой книги Ольги Кромер, знакомится с пожилой Ольгой Станиславовной Ярмошевской после смерти отца, сломавшей всю жизнь их, прежде счастливой, семьи. Эта умная и интересная женщина, которую все зовут Ося, по первым буквам фамилии, имени, отчества, да так она и сама представляется - эта женщина разительно отличается от всех взрослых и чем-то напоминает ему отца,. По сути, замещает его фигуру. С ней интересно, с ней можно разговаривать на любые темы, она уйму всяких вещей знает, владеет языками, она художница.

Времена уже не людоедские, примерно мое пионерское детство, но антисоветчины все боятся, а у Оси Андрей как-то находит явно из этого разряда брошюру. Тогда и узнает. что она реабилитированная. Собственно, содержание "Того города" - история ее хождения по мукам, где в рассказ о реальных методах сталинской репрессивной машины вплетаются элементы приключенческой классики, вроде аббата Фариа Дюма и жюльверновского "Таинственного острова".

Ну, потому что так интереснее. И потому что дополнительный подзаголовок книги "Неисторический роман". И потому, что сегодня Россия отчаянно нуждается в десталинизации. Сейчас, когда многие соотечественники уподобляются шоферам с портретиками из моего пубертата, а выступление прекрасной писательницы срывает идиотка с плакатом, на котором известная латинская буква - еще полгода назад такого и представить нельзя было.

Умная, захватывающе интересная книга, которая читается как авантюрный роман и вселяет надежду. Невзирая.

Она прислонялась к дребезжащему стеклу шапкой и дремала — а когда приоткрывала глаза на станциях, всегда ловила его грустный и внимательный взгляд на себе. Как будто он следил, чтобы не обидели; издалека заботился о несчастной девочке.

Пять повестей молодой писательницы из Воронежа Анастасии Сопиковой - пять историй девочки-подростка-девушки-молодой женщины, в которых за всеми героинями угадывается автор. Хотя сказать, что это автофикшн, было бы не совсем верно: во всех случаях разный угол зрения, от лица героини-рассказчицы написана только первая история. Но по порядку.

"Не успеешь оглянуться". Начало нулевых, маленькая девочка живет с мамой и папой в малометражке из самых крохотных, гостиничного типа, где под кухню угол общей комнаты, а в санузле унитаз и раковина, но нет и намека на ванну. Умельцы, вроде ее папы, устраивают самодельный душ. Как-то можно жить, чего уж там. Было бы лучше, если бы мама не сбегала то и дело на свои бальные танцы. Красивая молодая мама, которая нравится чужим мужчинам, и наверно сама к ним неравнодушна. Девочка это чувствует обостренным детским чутьем. Вот когда она вырастет, нипочем не будет так поступать со своими детьми. Скорее бы. "Скоро, - говорит мама, - Не успеешь оглянуться."

"Золотая лихорадка". Начало десятых, девочка подросла, занимается в студии. Раз провинция - это ж не значит, что все одинаково серое. Кроме их спального района на правом берегу, есть левобережный нарядный центр, там, на Площади детей мама ее подруги работает методистом Дворца молодежи. Там она встречает Его, своего золотоволосого принца музыканта. Уже есть интернет, и она бесконечно пересматривает запись ролика с репетиции группы, представляя себе его прекрасную жизнь, и добавляется в друзья, и даже иногда обменивается с ним репликами, которые наполняют ее счастьем. А в нее влюблен совсем другой - это как всегда: "Хотелось известно чего известно с кем, но известно кто не звонил, а звонил неизвестно кто..."

"Друг Джонатан", еще немного времени спустя, на границе между подростком и девушкой, уже осознает свою привлекательность и жестоко манипулирует влюбленным, но ненужным ей парнем, стремясь привлечь внимание и привязать к себе его друга, который пока не обращает на нее внимания. Подросшее благосостояние россиян поспособствовало улучшению жилищных условий, у девушки теперь своя комната, но довольствоваться жизнью в провинции она, привлекательная и амбициозная, не собирается. Здесь на девочку смотрит влюбленный мальчик и его рассказ о себе плавно перетекает в рассказ о ней, зазнобе. И, может быть, еще о том, что нельзя использовать людей как расходный материал. Нельзя играть любовью. она мстит за это, и много позже, задаваясь вопросом: "Почему со мной так?" - отвечаешь: "Потому что я так поступала."

"Трактир Тенардье". Вспомнили откуда чета Тенардье? Я не сразу, хотя "Козетта" в адаптированном детском издании была одной из любимых книжек, а "Отверженных" с Хью Джекманом, Расселом Кроу, Энн Хаттуэй и Амандой Сейфрид смотрела с удовольствием. В том фильме чету трактирщиков играли блистательная Хелена Бонэм-Картер и Саша Барон Коэн, что несколько смягчило зрительскую неприязнь. Но теперь не о них, а о самоощущении домашней девочки провинциалки, попавшей в круговерть огромного чужого равнодушного мегаполиса. Внезапно обнаружившей, что все вещи, которые воспринимались как естественные - все они сделались недоступными. Холодно, голодно, спать постоянно хочется, а надо учиться и работать. А рядом, вот совсем рядом, руку протянуть - сверкающая манкая жизнь, для которой ты создана. Но получают ее, отчего-то, совсем другие. И суть в том. что ты хочешь добиться, достичь, и совсем не думаешь про политику. протесты, всякие такие вещи - это для благополучных папиных-маминых деток хипстеров. "Глупость какая-то, все равно ничего не изменится, а мне надо выживать," - думает наша девочка.

"Тифлис", заключительная новелла, время почти наше, два года назад и она почти бывшая жена. Молодая, яркая, красивая. Бедная, неприкаянная и по-прежнему имеющая в этом мире чуть меньше, чем ничего. Снимает на паях с подругой квартиру, мучительно переживает крушение брака, находя утешение в сетевом романе с парнем из прошлого, в котором видит теперь соединение молодого Маяковского (грузинский князь) и Сережи Бодрова времен первого "Брата". Теперь он в порядке. проектирует таунхаусы для среднего класса, зовет приехать в Грузию, а что, если впрямь?

"Тоска по окраинам" довольно долго казалась очередным сеансом self-pity от детей-снежинок: "как тяжело на свете жить бедняжечке". Пока не полыхнуло мгновенной ясностью: мы пришли в точку, где находимся сейчас, не потому, что тупые или равнодушные. А потому что хотели удержаться и закрепиться в стабильности, морковку которой держали перед нашим носом. Потому что у абсолютного большинства были двенадцатиметровки на семью, И вдруг появилась возможность иметь свою комнату..

Когда долго морят голодом, а потом дают есть, хочется поначалу только есть и не замечаешь, как из столовой потихоньку выкачивают воздух. Будем приспосабливаться. Приспособились.

Он был звездой еще до того, как стал звездой. Если вы понимаете, о чем я.

Queen и Меркьюри у каждого свои, услышанные впервые или услышанные в значимый момент жизни. С понятыми верно или неверно или вовсе никак не понятыми текстами, но уловленным интуитивно смыслом. Вот реклама "Лаки" по телевизору, их курит лучший парень на свете и я теперь курю только их, летят гоночные болиды, саундом We are the Champions, и да, какие могут быть сомнения, мы чемпионы!

Вот дружеское застолье, хозяин дома говорит: "А слушать мы будем Queen, любишь Квинов, Майечка?" Закаченные глаза подруги: "Да он уже всех достал своим Меркьюри, вот нашел свободные уши, готовься" И в следующие полтора часа слушаю Лешкину лекцию, сопровождающую англоязычный фильм. Много лет спустя узнаю, что он повесился и, к мгновенно подступившим слезам с ворохом мыслей: "Машка теперь сирота, ох, Леша, что же ты наделал..." - добавляется неуместное: " И про Queen он мне рассказал"

Вот открытие Олимпиады, Фредди с Монсеррат Кабалье поют "Барселону". Боже, как они хороши! А вот "Мулен Руж" и немыслимой красоты Николь Кидман в эпизоде Show must go on. А вот дурацкий демотиватор в формате СМС-переписки " - Мама, я только что убил человека. - Что, как это случилось? - Приставил пушку к его голове, нажал курок, теперь он мертв. - Не делай глупостей сынок, я еду, мы спрячем тело и все будет в порядке". Заливаю Bohemian Rhapsody на флешку - слушать и подпевать в машине.

Они разъяты на цитаты, живут собственной жизнью, стали мемами, но все же неотделимы от создателей. От того единственного, с кем всегда ассоциировались. Потому то, что значительная часть книги рок-журналистки Лесли-Энн Джонс о группе - это рассказ о ее фронтмене, воспринимается скорее закономерным. Если бы не так, мы, читатели-слушатели были бы разочарованы.

Слушатели, потому что есть аудиовариант в превосходном исполнении Игоря Князева. Биография, происхождение, (кто такие парсы?) Фаррух Булсара, семья.небогатая, но обеспеченная, безмятежное детство на Занзибаре. Отправка восьмилетнего мальчика школу в другую страну. Успехи в учебе и некоторых видах спорта, несомненный талант к живописи. "Я ни за что не подумала бы, что он гей". " Я поняла, что он гей сразу. как только увидела" - поди разбери теперь, как оно было, да и какая, в самом-то деле, разница. Проваленные экзамены и возвращение, спустя еще восемь лет, на Занзибар. Независимость страны, революция, эмиграция семьи в Англию.

Мальчик-тихоня с безупречными манерами и великолепным правильным английским, любимец мам друзей в жизни - ураган, тайфун, торнадо на сцене. Совершенное преображение, и таким он будет всегда. Встреча со Smile, Брайан Мэй и Тим Стаффел, после к ним присоединяется Джон Дикон. Все молоды, замечательно талантливы, амбициозны и умны, все (кроме него) заканчивают получать высшее образование. Группа теперь не Smile, он придумал новое название Queen (рискованное, прямо скажем) и логотип. И сам он больше не Фаррух Булсара, он теперь Фредди Меркьюри (бог Меркурий, андрогинное двуполое существо, вестник богов и самый мягкий металл ртуть, ускользающий, сверкающий).

Сочиняют все четверо, все невероятные труженики и высочайшие профессионалы. Успехи и разочарования. Возможность записывать уже первые композиции на прекрасном студийном оборудовании с шестнадцатиполосным звуком. Клипы, известность, концерты, туры, слава.Женитьба на Мэри, круговерть романов, окончательное принятие своей гомосексуальной природы.

Невероятные, вошедшие в легенду, вечеринки Меркьюри. Работа-работа-работа, записи, концерты. Выступление на Live Aid, ставшее звездным часом звездного состава группы. Болезнь, угасание, смерть. Целая эпоха, которая разворачивается перед твоими глазами

Интересная, информативная, написанная с уважением и любовью, но не обходящая неудобных моментов, книга.

Столько есть причин для тревоги. Особенно у женщин. В наше-то время! Как и во все времена...

Читать, потому что от Фантома, и потому, что перевела Анастасия Завозова, ставшая моим намбе ван после "Щегла", о котором написала тогда целую оду ее переводу. Следующие книги воспринимала много спокойнее: "Маленькой жизни" не полюбила, "Маленького друга" полюбила, но он и в прежнем переводе хорош, "Девочки" пустышка, "Песнь Ахилла" - нормально, хотя "Цирцея" у Мадлен Миллер нравится больше.

О Саре Мосс раньше ничего не слышала. Возможно когда-нибудь захочу продолжить знакомство с ее книгами, но первое впечатление скорее разочаровывающее. Не знаю, чего ждала от книги о жестокосердной матери, которой непременно нужно доказать, что ты достойна ее любви, с каким-то боком пристегнутым к этой истории художником-прерафаэлитом, но ждала явно большего.

Давайте по порядку. Во-первых, к чему в "Фигурах света" модный манчестерский художник Альфред Моберли с его картинами, описание которых предваряет каждую новую главу? Это такой прием, чтобы показать контраст между прекрасным миром искусства и прозой жизни викторианской Англии? Между красотой, создаваемой мастерством художника и уродством приземленного пуританства его жены? Какую роль играют в романе картины, кроме многозначительного намека, что в мире есть иные области? Дай ответ. Не дает ответа. Драматургия сюжета никаким образом не увязана с описанием полотен.

Впрочем, роль отца в воспитании дочерей тоже исчезающе мала. Вот он весь такой в эмпиреях, сам погружен душой в зефирах и амурах, но при этом живописный гений, весьма прилично зарабатывает и вообще парняга хоть куда - жены заказчиков-богачей с ума по нему сходят, утягивают осиные талии корсетами и всякое такое. Что могло заставить этого эстета выбрать в жены нарочито пренебрегающую модой и красотой девушку?

А что мешает настоять на комфорте для себя и детей? Жена твердо решилась придерживаться крайней степени самоуничижения, пусть ее, но сам Альфред, приносящий в дом эти деньги, неужто смирился бы? Принцип noblesse oblige, в конце концов, диктует людям. достигшим определенного положения, жить по определенным стандартам. В противном случае станешь посмешищем и положения не удержишь.

Дальше мать Лиз и Мэй, фигура совершенно одиозная, напрочь лишенная материнских чувств в отношении старшей дочери, чудом не уморила ее во младенчестве и совершенно лишила воли в детстве и подростковом возрасте. Стоп. И как из зомбированной марионетки могла получиться женщина-врач? А никак не могла Реальная Элизабет Гаррет Андерсон. первая английская женщина, получившая квалификацию врача, отличалась строптивым нравом, а в детстве и вовсе была маленьким чудовищем, из тех, что изводят гувернанток и издеваются над учителями (а она делала это, считая всех вокруг тупыми).

И к чему тогда была эта придавливающая слезную железу история? Просто тема "мать-чудовище" благодарна в конъюнктурном смысле. Фем-движению роман тоже оказывает медвежью услугу. Они были героинями, эти женщины, которые осмеливались бороться с произволом мужского мира. И неправильно выставлять их злобными фанатичками.

Еще один мужчина умрет из-за меня. Ну, из-за себя.

С творчеством Ннеди Окарафор я познакомилась два года назад, когда ее трилогия о Бинти номинировалась на Хьюго и стала выбором читателей Goodreads. Тогда же прочитала все три книги. Не то, чтобы пришла в восторг, но соединение фольклорных мотивов и техно, стилистическая простота, крепкий сюжет, лаконичность - скорее понравились.

"Кто боится смерти" куда более ранняя Окарафор 2011 года, не фантастическая, а фэнтезийная, довольно многословная, в сравнении с "Бинти", где каждая книжка страниц на сто пятьдесят, и, в отличие от "Бинти" - с достаточно высоким порогом вхождения. Странные имена и топонимы, непонятные реалии. Не сразу понимаешь, что место-время действия Африка. далекое будущее. Ни о какой техногенной катастрофе, которую довелось пережить человечеству, речи не идет, но сказать, что живут хреново - ничего не сказать.

Народ океке, к которому принадлежит героиня-рассказчица, порабощен нуру - кожа их светлее и нуру славятся колдовскими умениями. Однажды они нападают на селение свободных океке и насилуют их женщин, при одобрении своих женщин, также принимающих участие в набеге. Делают это намеренно, чтобы разбавить кровь противника - такая очень жестокая принудительная ассимиляция. Обычаи не позволяют океке избавляться от нежелательной беременности, а родившиеся в результате насилия дети уже не будут чистокровными.

Одна из молодых женщин. которой пришлось стать жертвой истинного садиста, после перенесенного унижения оставлена мужем. Да она и сама не хочет больше жить с человеком, не защитившим ее, уходит умирать в пустыню. Останавливает и заставляет выживать понимание, что беременна. Она может убить себя, но ребенка вместе с собой - не готова.

И выживает, рожает дочь, которую называет Оньесонву, имя означает "кто боится смерти". Онье - ребенок эву, с очень светлой кожей и золотистыми волосами, с веснушками на носу и скулах. Считается, что такие дети приносят несчастье и в деревне, куда Онья с мамой прибиваются, к ней относятся как к изгою. Светлокожесть рослой девочки как клеймо "дитя изнасилования", а в постап-мире Окарафор вина и позор ложатся на жертву.

Есть один обряд, решившись на который, можно исправить ситуацию - ритуал одиннадцатого дня рождения, женское обрезание, при котором отсекается клитор, Онья решается на него, втайне от матери, которая считает это варварством - и обретает трех подруг. Связанные сестринством этой ночью крепче, чем узами родства, девочки отныне будут вместе. В момент переживания невыносимой боли, Онья впервые ускользает в сумеречный мир "дебрей".

Позже она станет ученицей колдуна, встретит лучшего парня на свете, полукровку. как она сама, и решится разыскать биологического отца, чтобы убить его. В этом прослеживается сильное влияние "Пути воина света" Кастанеды, хотя окрашенного совсем иным, африканским, колоритом. Родители писательницы нигерийцы из наиболее привилегированной части тамошнего населения игба, хотя с детства живут в Америке, где родилась и она. А кстати, представьте себе, согласно статистическим прогнозам, Нигерия к 2100 году выйдет на второе место по количеству населения после Индии, Китай окажется тогда на третьем. Это не имеет прямого отношения к роману, просто на случай, если вы подумали: "Какая-то там Африка."

Окарафор делает этой книгой очень важную вещь - осторожно, исподволь переориентирует фокус внимания с вины белого человека на собственные, внутриафриканские родоплеменные раздоры и дрязги, которые сделали возможным многовековое порабощение. Одновременно прорабатывая фем-повестку и привлекая внимание читающего мира к Африке, неслучайно об африканской литературе в двадцать первого века говорят, что она повторит успех латиноамериканской двадцатого.

Итак, яркая книга, сочетающая роман воспитания, роуд-муви, социальный и фем-роман с немалой долей африканской экзотики, куда более деликатная, чем "Черный леопард, Рыжий волк" Джеймса и с куда большим, чем у "Голодной дороги" Окри уровнем читабельности.

Жить, встать и кричать - вот и все, что я имею...

Александр Бушковский мой ровесник (читай - немолод), живет в Петрозаводске, к окололитературной тусовке отношения не имеет, отчасти в силу географической удаленности от столиц, главным же образом потому, что работает печником. А это сильно не та сфера. При том, что окончил Петербургскую юридическую академию, участник чеченских войн, награжден медалями "За заслуги перед Отечеством" и "За отвагу". И нет, прежде его книг не читала.

Теперь прочту. Ну, потому что пишет так, что когда читаешь, внутренний Станиславский ни разу не крикнет своего : "Не верю!", даже когда речь о вещах, не самых реалистичных. Но мистика не стремится играть сюжетообразующей роли. Просто так есть, вот жил мужичок свою маленькую незаметную жизнь, жил бы и дальше, но подал как-то бывшему армейскому дружку, который теперь на паперти - сотню, тот упился и замерз насмерть.

Другой пожал бы плечами, а этот чувствует вину, собирается с похоронами помогать. Денег, только, практичная жена не дает на эту блажь. И до того он себя изводит мыслями, что на работе, где ремонтами занимается, падает с четырехметровой высоты. Оставшись живым, но изрядно переломанным и контуженным. Вот после этого и обретает дар. То есть, понимаете, совестливость была в нем и прежде. А после ничего не остается, кроме как жить со многим знанием, в котором, известно, многие печали.

"Ясновидец Пятаков" скорее роман характеров, чем сюжетный роман. На событийном уровне в книге мало что происходит, в то время, как образы проработаны замечательно. Рассказчик с мультяшным именем и далеко не мультяшной судьбой Миша Медвежонок - тот, с кем, скорее всего, станешь себя ассоциировать. Чингисхан, бригадир - этакий супергерой. О Гаврииле Пятакове мы узнаем скорее как о несвятом святом.

Зато Петюша. антагонист, предстанет во всей красе. И это будет самое, пожалуй, точное и безжалостное препарирование типажа "умника- милитариста", получившего печальное распространение в современной российской реальности. Вместе с объяснением, хотя бы отчасти, почему одной мрази удается губить такое множество хороших людей.

Отличная книга и я очень хочу, чтобы она не затерялась в книжном море, дошла до своего читателя.

Девочка знала где-то на глубине – хоть и не смогла бы это высказать – что взрослые живут в страхе неотвратимой беды. Весь привычный им мир стоял на краю гибели.

"Рагнарёк" - история крушения мира, увиденная глазами маленькой девочки, которая отправляется с мамой в эвакуацию, пока отец воюет. Малышка рано научилась читать и любимым ее чтением становятся подаренные мамой "Асгард и боги". Книга написана немцем Вильгельмом Вегнером и тут кроется загадка: значит есть еще другие немцы, кроме тех, которые сбрасывают на них по ночам бомбы? Хорошие, умные немцы?

Скандинавская мифология не самый благодарный материал для творческого переосмысления, сильно проигрывает греческой в драматизме, ясности, эмоциональности. Может потому попытки работы с этим материалом чаще являют плачевный результат. Сделать на его основе по-настоящему интересную историю не удалось ни Нилу Гейману со "Скандинавскими богами", ни Джоанн Харрис с "Евангелием от Локи". Жьеневьева Горничек с "Сердцем ведьмы" продвинулась дальше, не в последнюю очередь за счет активного подключения фем-повестки.

Кавалерственная дама Антония Байетт не исключение. То есть, если сравнивать пересказ скандинавских мифов в ее исполнении с "Детской книгой", "Обладать" или двумя томами "Квартета Фредерики", что я успела прочитать. Но скандинавское миропонимание, с его мировым древом Иггдрасиль в основе всего, в отличие, скажем, от библейского "в начале было Слово" или греческого с изначальным хаосом - наложило отпечаток на ее творчество. Стройность, всеохватность и связанность всех элементов у Байетт оттуда.

"Рагнарек", при достаточно небольшом объеме, охватывает всю историю мира: от момента создания до окончательного разрушения. Историю, переосмысление которой маленькой девочкой, откорректировано опытом и мастерством зрелого прозаика. Память писательницы восстанавливает, одну за другой, подробности мифов и то, как они воспринимались тогда, во время войны, когда казалось, что мир вот-вот рухнет, а отец уже никогда не вернется.

Когда все закончилось наилучшим из возможных образом и жизнь вернулась в мирное русло, оказалось, что мир уже не будет прежним. Но это другая история. Главное - то, что воспринимается как конец света, чаще всего оказывается концом какой-то из его частей. Стоит напоминать себе об этом.