"Стою я на каком-то гребне. То ли действительно напишу „Моби Дик“, то ли просто грамотно, технически сделанную макулатуру".
О. Куваев

Об этой книге еще в начале года с большим уважением говорила Галина Юзефович. Тогда не собралась прочесть, главным образом потому, что имя Олега Куваева не вызывало даже тех отрицательных эмоций, какие были связаны с Веничкой Ерофеевым - вообще ни о чем мне не говорило: книг его не читала, первого фильма по "Территории" не видела, сериалов не смотрю. Сегодня плод совместных биографических изысканий Василия Авченко и Алексея Коровашко в шорте Большой Книги, пришло время познакомиться.

Кстати об эпиграфе. Думаю, это вопрос, которым задается всякий, кто собирается поднять мощный пласт неизвестных широкой публике знаний, не в меньшей мере и авторы "Олега Куваева: повести о нерегламентированном человеке". "Моби Дика", может, и не вышло, это место в моей ЖЗЛ-табели о рангах за книгой Льва Данилкина о Ленине, но совершенно точно не грамотно технически сделанная макулатура.

Отличная получилась книга, золотое сечение на стыке биографии и литературоведения с гармоничным и всегда уместным включением исторических, географических, геологических и геофизических сведений. Вдумчивая, серьезная, далекая от амикошонства и не перегруженная чрезмерным академизмом. Какую с интересом может прочесть и человек не знакомый с творчеством Олега Куваеваа. Как я. Не читала и не знаю, наберусь ли когда смелости.

Русский север и золотодобычу воспринимаю болезненно на уровне родовой памяти, мой прадед работал на прииске в Якутии, был репрессирован. Любая попытка обратиться к сочетанию этих тем вызывает отторжение, психологический аналог пенопластом по школьной доске. Занятно, что старательская романтика Джека Лондона с подобными эмоциями не связана. Может еще потому, что там это было результатом собственного выбора, не несло печати принуждения, которым пронизана советская история освоения северных недр.

Сравнение героя "Повести..." с Джеком Лондоном, кстати, стало своего рода общим местом. Оба были привлекательными атлетами с бродяжьей душой и ярким самобытным талантом, писали основываясь на собственном опыте, рано познали литературную известность, имели проблемы с алкоголем, предметом изображения сделали Север и золотодобычу, умерли сорокалетними.

Впрочем, с неменьшим на то основанием можно провести параллели от фигуры Олега Лекманова к Александру Вампилову. что с блеском проделано в книге. Филологическая часть "Повести..." чистый восторг книголюба, вдумчивый и серьезный анализ куваевской прозы, с референциями к неочевидным авторам и произведениям, оказавшим влияние на автора "Территории". То же можно сказать и об исторической, географической, социологической, в которые вписана биография.

Для меня стало неожиданным открытием, родом культурного шока, понимание, что освоение русского Севера, начиная со времен Ермака, осуществлялось, по сути, бродягами. То есть, людьми, в ком оседлые наклонности были так малы, а тяга к анархии столь велика, что они пускались в авантюру с заведомо тяжелыми условиями, неопределенностью, существованием в грязи, скученности, дискомфорте, к болезням и смерти на чужбине, ради сомнительной перспективы разбогатеть. Понимаете, всего-то и нужно было включить мозги, но влияние хрестоматийной картинки со стерильно чистыми стругами, на которых мужественные красавцы кажут точеные профили диким берегам, коим несут свет цивилизации - такая у них историческая миссия - этот стереотип напрочь отключал критическое осмысление.

Или вот еще социально-исторический феномен бичей, которым в значительной мере посвящен второй роман Куваева "Правила бегства", и кого, на самом деле, уже мое поколение приравнивало к бомжам, в то время, как в сути явление диаметрально противоположное. Бомж (аббревиатура для "без определенного места жительства") - городской житель, пребывающий в этом статусе по многим причинам, но чаще всего в результате собственных роковых ошибок. В то время как бич ("бывший интеллигентный человек") - изначально тот, кого система сломала через колено. Человек, имевший специальность, переживший арест с последующим ущемлением в правах, умеющий не только выживать, но и хорошо работать в экстремально тяжелых условиях, но не имеющий возможности возвратиться к прежней жизни. Куваев, а за ним соавторы, говорят, что история освоения северных недр в XX веке вся на плечах бичей.

"Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке" замечательный образец биографической прозы, которая много больше истории жизни и творчества одного человека. И возвращение читателям незаслуженно забытого имени. Отличная книга.

Мы не хотим, чтобы у наших детей были свои мечты и не хотим, чтобы дети пошли по нашим стопам. Мы сами хотим идти по их стопам, когда они воплощают наши мечты в жизнь

Канун нового года. Маленький скучный скандинавский городок. В банк врывается человек в балаклаве, вооруженный пистолетом, сильно смахивающим на игрушечный, требует сумму, удивившую кассира и не получает ничего - банк недавно перешел на безналичный расчет. В панике выбегает, пугается проходящего мимо полицейского, который и не полицейский вовсе, а почтовый служащий, взлетает по лестнице ближайшего подъезда, видит открытую дверь, входит и совершает поступок, который изменит всю дальнейшую жизнь.

Там идет показ квартиры риэлтором, знаете ли. У них в порядке вещей назначать на одно время всем, интересующимся. Мини-аукцион: не вы одни положили на недвижимость глаз, не прячьте ваши денежки по банкам и углам, кто не успеет, тот опоздает, и всякое такое. Вы уже поняли, что незадачливому грабителю ничего не остается, кроме как взять собравшихся в заложники. Кто все эти люди?

Ругер и Анна-Лена. Супружеская пара на пороге старости. Вырастили двоих детей, а внуков уж и не чают дождаться, дети принципиальные чайлд-фри. Придумали себе занятие, которое сами называют инвестициями - покупка убитой квартирки, которую мастер на все руки Ругер ремонтирует, Анна-Лена обставляет икеевской мебелью так, чтобы единственной мыслью всякого вошедшего было: "Я хочу здесь жить!". Продают. Инвестируют дальше.

Ру и Юллан Еще одна супружеская пара, не вполне обычная по российским меркам, но мы теперь в Швеции. Две жены, без мужей. Ждут ребенка, Юлия сильно беременна, капризничает и занудствует. He скажешь по живой бойкой, смешливой Ру, что в детстве ей довелось пережить опыт беженства и нелегальной эмиграции. Любят друг друга, но страшно нервничают из-за грядущих обязанностей, которые наложит материнство.

Зара, а вот ей квартира не нужна вовсе. Тем более, такая убогонькая. Она дама на миллион и это видно с первого взгляда. Зачем тогда пришла? Ну, такое у нее хобби, бывать время от времени в местах обитания среднего класса с видом на мост, чтобы в очередной раз убедиться, что отделяющая ее от простецов дистанция непреодолима (в каждой избушке свои погремушки). А мост при чем? Вот тут отдельная история, которой рассказывать не буду.

Агент по недвижимости. Как по мне, совершенная дебилка. Впрочем, в наше политкорректное время так выражаться нельзя, есть термин "альтернативно одаренные люди". На том и остановимся. Бодрая старушка Эстель. Пока одна, но с минуты на минуту ждет мужа, который поднимется, как только запаркует машину. Подозрительно хорошо ориентируется на месте и не дура выпить (закурить еще). Леннарт, неожиданный персонаж для всех, кроме одного участника показа. Сидит на толчке в семейниках и с кроличьей башкой, нахлобученной поверх собственной. Зачем? Прочтете - узнаете.

"Тревожные люди" - это Бакман, которого оценят поклонники Бритт-Мари. Кто генерирует в промышленных масштабах неправдоподобное развитие вполне житейских ситуаций. Отсыпает всякой непривлекательной брошенке по паре-тройке готовых жениться на ней ухажеров. Бестрепетной рукой сводит людей из социальных страт, в живой природе отстоящих друг от друга на парсеки и так же принципиально не смешиваемых, как масло с водой.

Роль неудобного мальчика, который в разгар народного ликования по поводу нового королевского платья говорит: "А король-то голый!" - никогда не казалась мне привлекательной. И возможно в случае "Тревожных людей" стоило бы сказать, что мое сердце в очередной раз украдено волшебником из Швеции, что смеялась и плакала, читая. На худой конец промолчать. Но как уважать себя, соврамши (есть ли что на свете более важное для тебя, чем ты сам)?

Все дело в том, что я люблю Фредрика Бакмана, он не просто талантлив и остроумен, но один из миллионов умеющих хорошо писать сетевых людей, который завоевал место в числе топовых авторов. Следить, как крепнет его талант, камерные истории сменяются развернутыми многофигурными вещами, где мощная остросоциальная нота не заглушала биения отдельных сердец, было безумно интересно. Таковы "Медвежий угол" и "Мы против вас". "Тревожные люди" - два шага назад, "Мятная сказка" скрещенная со стокгольмским синдромом. Умилительно сентиментальная новогодняя история. Уже есть аудиокнига, начитанная Кириллом Радцигом.

Мысль, что ему не собирались предлагать больших денег, что никто не восхищался его проницательностью и талантом, внезапно ощутимо уколола его самолюбие. Психотерапевт однажды сказал ему, что силу какой-либо привязанности можно оценить исключительно по боли от ее утраты. Теперь стало ясно, что ему было настолько же важно, чтобы соблазны оказались чистой монетой, насколько ему было важно верить, что они его совершенно не интересуют.

Джон Вердон безумно интересный мужик. Живое опровержение расхожих принципов и правил, согласно которым успеха нужно добиваться молодым, а по жизненной стезе идти, никуда не сворачивая. Первый роман написал в шестьдесят восемь лет. До выхода на пенсию работал в рекламном бизнесе, к полиции вовсе никакого отношения не имел. И в занятия литературой погрузился не сразу, первое время занимался изготовлением и дизайном мебели в стиле шейкер (простота и функциональность, завоевавшие мир, теплые тона дерева, прямые линии, "лестничные" спинки стульев).

"Загадай число" написал, уступив уговорам жены, работа над романом взяла два года, зато уж и выстрелил детектив Гурни не по-детски: за десять лет семь романов переведено на двадцать языков. Что, так хороши книги? За все не скажу, но первые две определенно. Умный следователь в противоборстве с не менее умным преступником. Проблемы личных взаимоотношений с любимой женой, прошлые подавленные переживания, то и дело вторгающиеся в ткань повествования, создают фон, не раздражая избыточностью. Общее впечатление спокойной порядочности, без маргинальных закидонов алкоголя, наркотиков, нездоровой психики.

Итак, "Зажмурься покрепче". К отставному детективу Гурни по наводке бывшего коллеги обращается мать убитой девушки с просьбой о частном расследовании. Следствие зашло в тупик в попытках отыскать и привлечь к ответственности убийцу, личность которого не вызывает сомнений, однако он как сквозь землю провалился, словно бы и не существовало никогда в природе.

И вот тут начинаются подробности, от каждой из которых у потенциального читателя должны начаться ненормируемое слюноотделение, а собранные вместе, так просто фейерверк. 1. Жертва из немыслимо богатой семьи, красавица мать сверкает помолвочным кольцом стоимостью два миллиона долларов; 2. Убийство произошло во время свадьбы, где дочь была невестой. 3. Жених из не менее богатой семьи, к тому же очень известный психолог, а убийца его садовник мексиканец. 4. Прекрасной невесте отсекли голову и поставили прямо напротив туловища, найденного в позе сидящей, за столом. 5. Свадьба записывалась на видео с четырех камер, и ни одна не зафиксировала бегства преступника.

Как, цепляет? То-то же! Гурви берется за расследование, однако, не склонный причинять невниманием боль любимой женщине, которой тяжело далось его прошлое частное расследование, оговаривает, что заниматься им будет ровно две недели (если за этот срок ничего не нароет, значит и за более долгий срок ничего не найдет). Побочной линией всплывает привет из прошлого, галерейщица Соня, в прошлом дарившая Дэвида недвусмысленными авансами.

Он, видите ли, по выходе в отставку увлекся компьютерной обработкой фотографий преступников из полицейских архивов, род прикладной физиогномики,пытался определить, можно ли вывести преступные наклонности из внешности. Ерунда, как по мне, но Соню, искусствоведческий курс которой они с женой в то время слушали, заинтересовало (подозреваю, что больше личность героя, чем творчество) и она даже сумела толкнуть несколько его работ аж по две штуки баксов за каждую. И вот теперь она снова звонит с известием о том, что работами Гурни всерьез заинтересовался эксцентричный магнат коллекционер, готовый платить за эксклюзив, та-дамм! - по сто тыщ. Итоговая сумма должна выразиться семизначным числом. Как? То-то же.

Увлекательный детектив, в котором найдется место и грехам отцов, падающим на головы детей (буквально сносящим эти головы с плеч), и международной мафии, и кровавым преступлениям, и детским психотравмам (как без них), и елизаветинской кровавой драме, для популяризации которой равно много сделали Вирджиния Вулф и Джоан Роулинг.

Но также и тонкому стебу над собственным снобизмом, над склонностью нас, представителей условного среднего класса, условно независимых и свободных от предрассудков людей, подпадать под обаяние и поддаваться на самые немыслимые провокации, когда инициаторами выступают представители истеблишмента. Стоит ли говорить, что аудиокнига в исполнении Игоря Князева великолепна.

Я нашел эту книгу на чердаке. Вдохнул, до того, как увидел, ощутил вкус, прежде, чем прочесть. Книга, состоящая из заметок о ничтожных событиях, налитая слабым холодным северным светом, полная мелким обустройством короткого лета. Позвольте показать вам. It is a book I found in the attic. I breathed the book before I saw it; tasted the book before I read it. The book is full of reports from the backs of events, full of weak, cold light from the north, small constructions from short summers. Let me read you an example.

"Tinkers" - это Пулитцер 2010. Совсем короткая книга, меньше двухсот страниц. Редкий случай, когда премии удостаивается дебютное произведение и второй после "Сговор остолопов" Джона Кеннеди Тула - когда книга, пришедшая из маленького, никому не известного издательства. И, не самый частый - когда пулитцеровский лауреат официально не переведен на русский.

То есть, вот прямо сейчас наткнулась на сетевой перевод Алексея Егорова, просмотрела, подумала, что перечитаю его, чтобы подобрать крошки ускользнувших от понимания деталей. Но немыслимой красоты словесной вязи Пола Хардинга он не передает. Может потому никто из признанных мастеров перевода до сих пор не взялся за книгу, что это текст, живущий в языке, внутри языка. Такой синдром Пушкина (ни в коем случае не ставя знака равенства), чтобы понятнее. В родном пространстве сияет, парит, переливается, будучи перенесенным, рассыпается дробью жестяного барабана.

Там есть отрывок о ювелирных украшениях, которые бродячий лудильщик-коробейник держит в фургоне для предложения фермерским женам, запертым в глуши. Место и время - штат Мэн, конец позапрошлого века. Покупают мыло, соду, гвозди, разную хозяйственную мелочь торгуясь из-за каждого пенни. Но есть сосновый ящичек, выкрашенный под орех, где на подложке из фальшивого бархата с полдюжины сережек и колец из глупого дутого золота с яркими камешками. Из года в год он возит витринку, и никто из его безденежных клиентов не позарился на эту убогую роскошь, но там есть один абзац, читая, обмерла от восторга до внутреннего поскуливания. Перескажу, просто, чтобы дать представление о том, как хорошо.

Он думает: Так купи же кулон, согрей его холодной зимой на груди. Когда ночи так длинны, мороз так суров, а лед на крыше грозит проломить ее своей тяжестью. Не дай своей воле сломаться. Не позволь себе ускользнуть этой ночью в мужниных ботинках к проруби с топором, чтобы, прорубив намерзший на ней ледок - твой муж не услышит, и не прибежит спасти тебя, босиком по льду в одном исподнем - чтобы скользнуть серебряной рыбкой в глубину, где тишина, покой, и нет забот. Веки намерзнут льдом, застывшие глаза увидят снизу мир в серебряном лунном сиянии. Так купи же кулон вынь зимней ночью из складок платья, дай отблескам огня плескаться в нем. Позволь золоту отогреть твою душу.

Простая история про смерть патриарха, он был скромным часовщиком и так - мастером: дом построил своими руками, детей вырастил, богатств особых не нажил, но кое-какие сбережения и накопления многолетним трудом сделал, будет, что оставить. В последние семьдесят два часа его жизни семья собирается, чтобы проститься с отцом и дедом. А он вспоминает свою жизнь, историю своего отца, того самого бродячего торговца проповедника, который оставил одним днем семью и ушел в неизвестность.

Все, что в Джордже воплотилось умением доводить до логического завершения, у Хауарда было недоделано и недокручено. Весь он случился каким-то нескладным, где сын мастер на все руки, там отец криворукий неумеха. Одно слово tinker по основному значению жестянщик, лудильщик, но есть еще бестолковый работник, и еще - бродяга. Такой, на подхвате. Но был в его жизни случай,когда вытащил утонувшую девочку из ручья. Никто не полез за ней, а он достал. И был еще один, с "Алой буквой", про него тоже стоит рассказать.

Там в лесной хижине жил дядька, вечно грязный, вонючий, совершенный бомж, но умел говорить грамотно и утверждал, что учился в одной школе с самим Готорном. По всему выходило, что лет ему, в таком случае, должно быть к сотне, но местные такой глубокой ревизии не подвергали - им льстило иметь у себя однокашника великого человека. А когда у бродяги разнесло флюсом щеку, не кто иной, как Хауард вырвал ему зуб. С большими приключениями. А спустя некоторое время получил завернутую в удивительно чистую, учитывая образ жизни этого человека, тряпицу - книгу. Первое издание "Алой буквы" с дарственной надписью: "Дорогому товарищу по юным забавам".

Посмотрела сейчас отзывы на Гудридс, люди жалуются, что трудно продираться сквозь эту прозу. Ну да. нелегко. Но она такая немыслимо красивая и поэтичная, и глубокая. Она того стоит.

Люди злые и глупые, чтобы общаться, им приходится говорить вслух, как животным. А ртом они не только говорят, но еще и едят. Никакое существо, общающееся с помощью дырки в голове, куда оно запихивает еду, не сможет превзойти достойного странника Края.

Это Minecraft Original - проект одной из самых успешных игровых вселенных Mainсraft: пригласить интересных авторов фантастики и фэнтези для литературного воплощения отдельных игровых локаций. Трейси Батист написала "Аварию", Макс Брукс "Остров", Мер Лафферти "Утерянные дневники". Кэтрин Валенте достался The End - самое мрачное и опасное из игровых измерений, где обитает главный противник Minecraft - Эндер Драгон (в книге Дракон Края).

Математик Эйлер для наглядной иллюстрации понятий конъюнкции и дизъюнкции использовал графическое изображение множеств в виде овалов, их еще называют Эйлеровыми огурцами. Два множества могут: 1. быть автономными; 2. в точности совпадать; 3. одно может полностью включать другое и некоторое количество собственных элементов; 4. пересекаться. Так вот, со множеством игроков в Майнкрафт я даже никогда не пересекалась, хотя игра более, чем популярна, достаточно сказать, что Майкрософт еще в 2014 приобрел права на нее за два с половиной миллиарда долларов.

Зато я во множестве поклонников Валенте и ради ее новой книги не сочла за труд прочитать статью Вики об игре. Советую всем не игроманам, которые тоже любят Кэтрин - много времени не возьмет, а представление об устройстве мира, куда предстоит отправиться, и об управляющих им законах, получите. Кажется, "Край" удачный вариант перевода названия. В нем и конец, и краешек чего-то большего, и край родной.

Двенадцатилетние близнецы Фин и Мо особые существа, странники Края, живут на превращенном в дом корабле, не помня ни своего прошлого, ни родителей, в обществе одного лишь Ворчуна (это такая местная животинка). Ни в какую из стай их не принимают, да они и сами не пошли бы. Край - территория Хаоса, изначально враждебного Порядку, и близнецы чтут Хаос, не желая подчиняться чужим правилам. В гости к ним часто заглядывает зеленоглазый Кэн, прочие странники относятся к нему настороженно. Тамошний стандарт красоты гладкая черная кожа, большая, преимущественно квадратная голова без волос и розово-фиолетовые глаза.

Но близнецы и даже ворчун, который всех ненавидит, любят Кэна. К тому же он так чудесно играет музыку собственного сочинения. Краефраги (жители Края, буквально - его частицы, фрагменты) люто ненавидят людей. Люди злы, приходят из Верхнего Мира, чтобы грабить Край, убивать его обитателей ради сердечных жемчужин, возводить свои уродливые постройки во славу Порядка

Все изменится, когда в Край действительно придут люди. Все окажется совсем не таким, каким изначально представлялось. Тыква, будучи надетой поверх человеческой головы, оказывается, не без успеха имитирует голову краефрага. Книги, которых ты даже не можешь прочесть, в самый значимый, момент могут оказаться полезными.

А отвратительно воняющую зомби-лошадь, которая вылупится из яйца, тотчас же начав называть тебя мамой (салют, "Игра Престолов"), можно полюбить. Что не помешает тебе наречь ее Гадостью - вот за это особенно люблю Валенте, она мастер совмещать несовместимое, находить прекрасное в уродстве.

Не будучи фанатом игры, в реалии книги трудно входить. Но когда вчитаетесь, удовольствие гарантировано. Кэтрин Валенте умеет создавать миры, которые хочется рассматривать под всеми возможными углами.

Кто пробудился, тот уже не может умереть. Сон и смерть – одно и то же.

"Голем" - такой must read, который необходимо иметь в активе, считая себя продвинутым читателем. Вроде "Волшебной горы" Манна, "Человека без свойств" Музиля, "Эвмесвиля" Юнгера, "Другой стороны" Кубина. На самом деле, подобных, трудных для понимания и неохотно ложащихся на восприятие книг, много больше. Названные объединяет язык - немецкий, и время написания - первая половина прошлого века.

Еще общего, то, что со всеми было чудовищно неуютно, все, на том или ином этапе чтения казались заумью, порождением нездоровой психики и/или веществ; герои не вызывали живого сочувствия и симпатии. В этом смысле "Голема" можно объявить чемпионом. Автора часто сравнивают с Эдгаром По, говорят, что сделал для немецкой литературы то же, что По для американской; у них и дни рождения совпадают, с разницей в шестьдесят лет.

Астролог сказал бы, что на солнечном возвращении в мир часто приходят люди, наделенные способностью понимать и транслировать идеи своих кармических предшественников. В этом смысле Майринку повезло больше, По оставил колоссальное по объему творческое наследие, а помнят полдюжины рассказов да "Ворона", в то время, как успех уже дебютного "Голема" у современников был феерическим.

Хотя отнести Майринка лишь к немецкой литературе, было бы неверно. В неменьшей, если не большей, степени, он порождение еврейской культуры благословенного периода до национал-социализма. Кто бы мог подумать, что время милитаристского психоза начала Первой Мировой можно будет в каком-нибудь контексте назвать благословенным, и однако, роман вышел в 1915, тотчас сделав автора популярным, обеспечив дальнейшему творчеству интерес у читателей.

А все же, что такое этот Голем? Персонаж иудейской мифологии, существо из глины, оживленное посредством вложенной в рот таблички с заклинанием, и предназначенный для исполнения несложных хозяйственных работ, требующих большой физической силы. По сути - примитивный робот. XX и XXI век после неоднократно обращался к этому персонажу, страсть, как люблю "Ноги из глины" Пратчетта, и в "Кавалере & Клее" Шейбона дивно обыграна тема пражского Голема.

В этом смысле герой, порожденный фантазией Майринка, просто никакой. Появляется эпизодически, его образ не несет сколько-нибудь внятной смысловой нагрузки, большую часть времени воспринимается как фикция. Слухи об убийствах, сопровождающих всякое явление голема воспринимаются скорее попыткой свалить на сверхъестественное вполне себе осязаемые злодейства, чинимые преступниками из плоти и крови.

Герой-рассказчик, по ошибке надев чужую шляпу, после проживает в предельно явственных видениях чужую жизнь. Атанасиус Пернат, резчик по камню (не тот, что ваяет памятники, а скорее ювелир: геммы, камеи). Семья его в далеком прошлом разорена старьевщиком Вассертрумом, в действительности, подпольным миллионером, наживающимся на разного рода неприглядных и прямо преступных делах. Героя домогается рыжеволосая проститутка Розина, он вожделеет даму из высшего общества прекрасную Ангелину, а подлинной любовью пылает к скромнице Мириам, дочери архивариуса Гиллеля, искренне верующей в чудеса.

Многовато? Ну, что уж тут поделаешь. Повествование распадается на ряд не связанных между собой эпизодов: пирушка отребья в местном кабаке; сомнабулические блуждания Перната в подземных переходах и нахождение убежища голема; рассказ о враче, под предлогом лечения катаракты, лишавшем пациентов зрения; рассказ о законнике, сердце которого разбила измена жены и склонила его к созданию пражской мафии; ночной визит Ангелины; просветляющая беседа с Гиллелем; искушение Голема; студент Харусек, исподволь склоняющий злодея Вассертрума к самоубийству; арест и заключение героя с последующим освобождением. Осознание им, что со времени событий, участником которых себя считает, прошло полвека.

Редкостная бессюжетная муть, исполненная, тем не менее, жалостной чарующей поэтики.

Если имеется человек, способный загадать загадку, непременно найдется другой, который сумеет ее разгадать.
Артур Конан-Дойл

Неважно, что детектив не самый любимый из моих жанров, когда читает Князев, слушать стану непременно. Его исполнение в большинстве случаев гарантия качества книги. А поскольку на днях вышел очередной, пятый по счету, роман Джона Вердона, о котором прежде не слышала, начитанный Князевым, то решила составить об авторе представление, начав по порядку, с первой книги.

И не разочаровалась. "Загадай число", да простят меня поклонники детективов с расчлененкой, не из их "кровь-кишки-справедливость" тупой категории. Ну, то есть жестокость и убийства здесь будут, как без того, но основное все же загадка, интеллектуальная игра, брошенный герою преступником вызов.

Итак, к отставному детективу Дэвиду Гурни обращается его бывший однокашник, о котором и думать за прошедшие десятилетия забыл, с просьбой о помощи. Ситуация более, чем странная: с недавнего времени он начал получать странные рифмованные послания. Написанные красными чернилами каллиграфическим почерком (то и другое невольно наводит на мысль об учителе, о человеке, имеющем право контролировать).

Смысл послания туманен, но по некоторым признакам можно понять, что его автор хорошо знает адресата, в доказательство прося загадать число от единицы до тысячи, после чего вскрыть маленький конверт внутри содержащего письмо. Стоит ли говорить, что загаданное Меллери число оказалось тем же?

Согласитесь, неприятно оказаться в положении человека, за которым тайно наблюдают. Ну, то есть, когда ты дама, уставшая от одиночества, и внезапно обнаруживаешь тайного поклонника, может поначалу льстить, но даже и в этом случае скоро утомляет. Когда же ты успешный психотерапевт, владеющий частной клиникой для состоятельных клиентов, а в прошлом имеешь кое-что, что может отвратить от тебя заказчиков, совсем не хорошо.

У Меллери это пребывание в клинике, где лечат от алкоголизма. Послания, меж тем, продолжают приходить, тонн становится все более угрожающим, а намеки на некое преступление, за которое придется понести ответ - всё более прозрачными. И пока Гурни пытается разгадать головоломку, его приятеля находят убитым. Жестоко: несколько ударов по горлу "розочкой" из разбитой бутылки виски почти отсекают голову от туловища. Обилие следов на снегу вокруг тела не даёт зацепок, потому что с определенного места они совершенно исчезают - преступник словно улетел с места происшествия.

А потом преступление по той же схеме повторяется. И снова. И становится ясно, что действует серийный убийца. Следственная группа, в состав которой входит и Гурни, должна найти маньяка, пока не пострадали ещё люди. Безумно интересна оказалась приведенная классификация серийных убийц, которые делятся, оказывается, на четыре типа: те, кто слышит голоса; кто убивает ради сексуального удовлетворения; кто убивает для того, чтобы исправить мир, четвертого не помню. Поскольку все жертвы в прошлом имели проблемы с алкоголем, похоже здешний злодей их тех, что желают улучшить мир.

Отличный детектив, по-настоящему интригующая завязка, динамичное развитие, расследование с объяснением в лучших традициях холмсианы. Да и общесоциальная часть вызывает сочувствие, а не раздражение, как например, когда следователь запойный алкоголик.

В избе потеплело. Из подогревшейся бабушки приятно запахло вишневыми опилками и ягодным сбором.

В том, что Михаил Елизаров умеет складывать слова в читаемые тексты, сомневаться не приходится. Косвенным тому подтверждением Нацбест ковидного года. В том, что Смерть во всех проявлениях: эзотерическом, ритуальном, даже отталкивающем абсолютное большинство физическом, для него притягательна - тоже. Довольно вспомнить "Землю". Я даже не сомневаюсь, что на самом деле, ошельмованного в романе Пастернака он любит. Да, странною любовью, но тут уж ничего не поделаешь, сколько людей, столько проявлений человеческого.

Роман новаторский, в некотором роде революционный, по крайней мере, постмодернистская фишка с введением в повествование реальных деятелей культуры на ролях супергероев или демонических злодеев, была к тому времени опробована только Гибсоном в "Машине различий" да Норфолком в "Словаре Ламприера". Это позже волшебный орешек потащат в дупло кому не лень: Пелевин сделает Толстого с Достоевским истребителями зомби, Дэн Симмонс выведет Диккенса и Уилки Коллинза на бой против древнего зла египетских мумий, а Бекмамбетов заставит Линкольна охотиться на вампиров.

"Pasternak", если исключить эпатаж и ненорматив, достаточно простая история. Два борца за... а за что, собственно, борются Льнов и Цыбашев? Первый, скорее всего, за славянское неоязычество, в канонах которого воспитал его дед Мокар, второй - за православие, а впрочем, проще определить, против чего. Против засилья попыток богоискательства, чуждых нашей ментальности. Не суть важно, меннониты это, мормоны, свидетели Иеговы или последователи Рериха и Блаватской. Нельзя! - говорят герои и, не снисходя до дискуссий, уничтожают носителей чуждой нам идеологии под корень.

То есть, буквально, в традициях шутеров: бдыжь-бдыжь-бдыжь - полетели клочки по закоулочкам. Но это рядовых иродов, для главных есть сакральный кинжал, особой трансформацией материи произошедший из разломившегося по диагонали и остекленевшего томика "Доктора Живаго", очень любит попить живой кровушки. Чушь? Ну конечно, да ведь никто и не говорил, что будет осмысленно. Однако увлекательно и не дает заскучать любителям динамичного действия со стрельбой очередями, короткими перебежками и смачным мордобоем.

Каждому из борцов в помощники придан Игорь (не в том смысле, что Любченева и Нечаева так зовут, а в том, что всякому Дракуле - своего недоумка). Один имеет природный талант к управлению со взрывчатыми веществами и на груди, на манер образка, носит портрет Брежнева, у второго кулаки пудовые, виртуозное умение говорить матом, лишь изредка вставляя нормативные выражения, и странная аберрация, по которой считает себя отцом собственного отца. Та еще, в общем, кунсткамера.

Не приходится сомневаться, что придя к абсолютному и окончательному торжеству против заморских гадов, покусившихся на нашу духовность, герои сойдутся в смертельной битве уже между собой (церковь язычества не приемлет, язычники попов не чтят), но то когда еще будет. А пока покой нам только снится, сами понимаете.

Хороший язык, широчайшая эрудиция (если обряды и ритуалы славянского неоязычества действительно эрудиция, не порождение авторской фантазии, а впрочем, тогда особый респект), отменное знание источника и совершенно омерзительное применение, найденное для этого знания. Но тут уж либо пан, либо пропал. Просто заставить студентку Меда слизывать йогурт с трупа в морге - одно, а поместить над ней распростершего черные крыла демонического Пастернака - совсем даже другое, на порядок круче. Хотя, надеюсь, Михаил Юрьевич отдает себе отчет, что до Бориса Пастернака ему как до луны пешком. Невзирая на Нацбест.

Казалось: еще несколько лет - и половодье новой энергии изменит жизнь неузнаваемо; звездный огонь тихо спланирует в подставленные ладони, а потом понесет людей туда, откуда спустился, - к звездам. Но государства сказали свое веское слово: звезды, как всегда, подождут, а вот бомбы - нет.

Самый объемный, сложный, драматичный роман семикнижия. Тот случай, когда неукоснительно сработал принцип "как вы лодку назовете...". Предполагалось ведь девять книг, если не ошибаюсь, но как "Повесть непогашенной луны" завершила карьеру автора, так, названная в ее честь часть "Евразийской симфонии",, преждевременно оборвала жизнь литературного феномена, известного как Хольм ван Зайчик

На самом деле, попытки провести аналогии к повести Пильняка на этом и закончатся. Темы устранения неугодного конкурента посредством ненужного медицинского вмешательства, и грядущего террора, что незримо стоит за относительным благоденствием, не отыграют в книге. Даже и напротив, вселенная "Дела непогашенной луны" - это место, не узнавшее холокоста и лагерей (я обо всех разновидностях карательных). Представляете, какое счастье, мир без Освенцима и ГУЛАГа.

Что не синонимично "миру без проблем", хотя, с точки зрения кармы, в более выгодном положении, чем данный нам в ощущениях. Итак, кончина императора разрушает наметившееся уж было счастье Багатура Лобо с принцессой Чжу Ли. Из всех законных наследников именно она оказывается наиболее достойной нести бремя имперской власти, каковое и водружается на хрупкие плечи, знаменуя крушение надежд Бага. Который, даром, что монгол, реагирует совершенно по-русски, уходя в бессрочный запой. По причине какового отстранен от дел (с возможностью восстановления, памятуя прежние заслуги).

У Богдана Руховича, напротив, карьера движется лучшим из возможных способов, в семье тоже все отлично Ангелинка подрастает и радует родителей, нежная мудрая Фирузе обеспечивает надежный тыл. А счастья-то и нет. Такая уж это иллюзорная материя, не зависит от объективных факторов. Он все не может перестать думать о второй жене, и очень жаль, что цикл так оборвался,потому что тема Авраама, Сарры и Агари звучит в романе лейтмотивом, относясь, кажется, вовсе не к его сионистско-юдофобской части, а именно к буквальному прочтению библейской притчи. И в эпилоге Фира узнает, что француженка не только написала книгу "Я была женой ордусского особиста", но и родила от Богдана сына.

Теперь уж не узнаем, как там все развивалось, однако именно с этой книги сердечные муки героя утрачивают водевильно-оппереточный оттенок, обретая немыслимую эмоциональную силу. Фрагмент, посвященный мыслям о Жанне по-настоящему больно читать, это выматывает жилы, это неумолчный внутренний плач, это великолепно. Хотя к сюжету имеет самое отдаленное отношение. А что имеет? Н-ну, у этой книги две главные темы: уровень этичности научных разработок, которые неминуемо оказываются употребленными как оружие, и антисемитизм.

По поводу первого:

"Юнкерс" - ты всегда думаешь о нас! Ведь мы этого достойны!

и в "Деле о полку Игореве" много говорилось, попутно рассматривается моральная оправданность жертвы на примере частного случая самопожертвования ради любви к учителю. Разумеется, окончательных выводов в таких непростых вещах ожидать было бы странно, но мне кажется, что соавторы считают принятие на себя чужой кармы (чужого креста) не лучшей идеей.

Что касается танцев с бубном вокруг мирового еврейства, устранюсь от обсуждения. Мне не приходилось сталкиваться с проявлениями бытового антисемитизма, как не приходилось много размышлять на эту тему. Но за современную русскую литературу, процентов на семьдесят пять сделанную евреями, спасибо огромное (я о настоящей). А здешний Мордехай Ванюшин, благо, не сумевший погасить Луну, скорее странный для меня, чем живой. И отсылки к "Детям Ванюшина" не очень поняла, ведь подразумевалась?

Лучший роман "Евразийской...", вершина. Жаль, что все так трагически оборвалось.