– А если я умру? Кому-нибудь будет меня жалко?
– Мне будет, – сказал Чуров. – Но вообще-то ты не умрёшь. Мы, врачи, такого не допустим.

Ксения Букша еще очень молода для русского писателя, которого по толстоевской традиции представляем не иначе, как с окладистой бородой. А начинала вовсе девочкой. Однако уже и тогда была, а теперь остается серьезным автором, чей голос звучит от лица малых мира сего которые за себя говорить не могут. Не упиваясь живописанием маргинального быта, не давя на жалость, спокойно, но настойчиво, хотя в современной клипово-мозаичной стилистике и собственной повествовательной манере. Продолжает традиции великой русской литературы.

В новом, предельно реалистичном, романе лишь одно фантастическое допущение, а именно: на свете существуют первичные синхронные пары, – это люди, у которых сердце бьётся в едином ритме, синхронно. И человек с сердечно-сосудистым заболеванием любой степени тяжести, проведя трое суток возле пары синхронов, совершенно излечивается. С одним "но", когда умирает один из пары, все, вылеченные таким способом, погибают одновременно с ним. Это общеизвестно, способ лечения, казавшийся таким обнадеживающим, признан бесперспективным. Пока не выясняется кое-что дополнительное…

Они разные, одноклассники Чуров и Чурбанов. Как масло и вода, которые не смешиваются Незаметный спокойный надежный Ваня Чуров живет с мамой и лежачей бабкой в питерской коммуналке. Денег постоянно не хватает, о приличных вещах и мечтать не приходится. Бабку жаль, но маму, которая ломается на двух работах, жальче. И после школы он сам моет обгаженные старческие ягодицы, меняет собственноручно сконструированный и сшитый непромокаемый подгузник. О памперсах для взрослых тогда слыхом не слыхивали, да и дорого такое.

Пофигист, приколист, эгоист Чурбанов перевелся из другой школы, сразу всех очаровав. Он из тех, людей вокруг который все кипит, солнце светит ярче, трава зеленее Человек-праздник, живой фейерверк. Иметь такого в друзьях безумно интересно, но и утомительно. И девочки, на которых Чуров лишь издали смотрит, Чурбанову как спелые груши, сами в руки падают. Только долго рядом с ним не держатся, Чрезвычайно плотный каузальный план труден в непосредственной близости (кто понимает).

Но вот как-то так случилось, что именно эти двое составляют синхронную пару. Они узнают об этом случайно, во время выезда на пикник студентами меда - а кому, вы думали, пришло бы в голову сопоставлять частоту пульса у отдельных членов компании, не будущим же геологам, архитекторам или финансовым аналитикам. Закончив ВУЗ Чуров ожидаемо станет хорошим врачом, детским кардиологом. А Чурбанов не закончит, бросит. В микробизнесе покрутится, кучу мелких, но действенных стартапов замутит. Разбогатеть с этого не разбогатеешь, но на интересную яркую жизнь будет хватать.

Они разные, но оба настоящие. И финал, такой неожиданный, горький и прекрасный - закономерен.

И была она так прекрасна,
Так чертила и пела согласно,
Что решила с богом сравниться,
Неразумная эта птица.
"Готтентотская космогония" Гумилев

"Ночной Маскарад" третья часть трилогии Бинти. Когда рассказываешь о книге, чаще всего делаешь это потому, что хочешь заинтересовать ею, а читать третью без двух предыдущих книг вряд ли кто станет. Но в случае "Бинти" финальная часть не только наиболее динамичная, интересная, непростая и приближенная к условно европейскому канону. Она еще и делает понятным многое из того, что осталось неясным в предыдущих книгах. Да и объем совсем небольшой, меньше пятисот страниц все трикнижие.

Итак, вернувшаяся на Землю после обучения в университете Умза, героиня восстанавливает отношения с кланом. Все так и не так, ничто не будут прежним, но худой мир лучше доброй ссоры. К тому же, ее сопровождает друг Окву, посол расы Медуз, и сама она не вполне человек теперь. Помните, часть дредов (окуоко) теперь стали медузьими стрекалами, такая себе аллюзия к Горгоне Медузе. Тут-то и пришла пора узнать, что изначально была не вполне "своей". То есть, она смутно что-то слыхала о том, что мать отца из кочевого народа Эни Зинария, презираемых оседлыми химба как дикари, но на деле живущих в дивной гармонии с природой. Дар Мастера гармонизации у Бинти - это голос крови.

Вместе с тем проясняется и происхождение того замечательного артефакта, найденного ею в пустыне, который девушка называла своим эдемом. Ничто не случайно, и то был лишь первый этап инициации. Вторым, стихийным, стало противостояние на корабле и возможность уладить конфликт между двумя враждующими расами. Пришло время третьего, заключительного. Бинти предстоит освоить древнюю магию народа зинария. Очень интересная часть книги, такой себе Кастанеда по-африкански.

Но жизнь не дает возможности замкнуться в башне из слоновой кости и почивать на лаврах. Потому что именно теперь люди химба, давшие приют Окву, становятся объектом нападения огненно-золотых Кхуш, исконных врагов медуз. Пора применить на практике все, что героиня умеет. Будет интересно.

И из верхней части, что пела,
Пела Богу про Божье дело,
Родились на свет готтентоты
И поют, поют без заботы
А из нижней, чертившей знаки,
Те, что знают в подземном мраке,
Появились на свет бушмены,
Украшают знаками стены

....

Вновь срастутся былые части
И опять изведают счастье,
В белых перьях большая птица
На своей земле поселится.

Но в его жизни была пора, когда он, по-моему, являл собой крайне безнравственного и в своей безнравственности эксцентричного человека: он был беспутным, дерзким, скрытным, опасным.

Чтение принадлежит к числу немногих радостей, которым возраст не помеха. Сейчас объясню: любите вы, к примеру, экстремальную активность, и в двадцать, даже тридцать лет, на пике физической формы, все замечательно. Но к пятидесяти-шестидесяти притягательность слалома, дайвинга и парашютного спорта не может не уменьшиться. Или гастрономические радости. В юности перевариваешь камни, с возрастом список продуктов, от которых предпочтешь воздержаться, сколь бы заманчивыми ни были, увеличивается. То же с алкоголем и, хм, сексом. Ну а чего, между "хотеть" и "мочь" есть же разница.

Ладно, это физическая сфера, но и культурные радости, вроде кино или театра, часто оборачиваются невозможностью получить удовольствие. Либо остро чувствуешь вторичность, либо не можешь воспринять поколенчески чуждого тебе подхода к интерпретации. Однако есть вещи, которым бэкграунд лишь на пользу. Живопись, архитектура, музыка и чтение среди радостей, где кумулятивный эффект усиливает способность получать удовольствие. Услышанное-увиденное-прочитанное рождает цепь ассоциаций, которая приводит в места, где нипочем не оказался бы, не обладай определенным культурным багажом.

С "Дядей Саласом" началось с иллюстраций Чарльза Стюарта к Мервину Пику, о котором узнала полгода назад, а читать взялась лишь потому, что переводил Сергей Ильин (моя любимый переводчик на все времена). Кроме "Титуса Гроана" в той подборке была еще уйма рисунков к какому-то Uncle Silas, с которым тотчас захотелось свести знакомство - Voila, Шеридан ле Фаню, прошу любить и жаловать. На самом деле, несмотря на франкозвучное имя, он ирландец, Происходил из семьи, богатой литературными традициями (там были драматурги, поэты, романисты), но небогатой деньгами. Сын протестантского священника, который пытался жить со степенью широты, какую считал единственно достойной джентльмена, не имея соответствующих доходов, и умер, оставив семью в долгах.

Шеридан, средний сын, изучал юриспруденцию в Тринити, но адвокатуре предпочел журналистику и литературу, тяготея к готическому хоррору. Удачная женитьба на время поправила материальное положение, однако отсутствие стабильного дохода и необходимость содержать четырех детей были причиной постоянных финансовых трудностей. А подверженность жены нервическим припадкам, после одного из них она скончалась при невыясненных обстоятельствах и писатель отчего-то винил себя - стала причиной долгого творческого молчания. К писанию книг его вернуло потрясение, связанное со смертью матери. Умер в возрасте пятидесяти восьми лет от сердечного приступа, хотя по некоторым свидетельствам это выглядело как смерть от ужаса. Видите, какая готика.

"Дядя Сайлас" принадлежит к периоду зрелого творчества писателя, хотя и вырастает из написанной им четвертью века раньше готической новеллы об ирландской графине. Увидел свет в 1864 году, когда ле Фаню предпринял удачную экспансию на английский литературный рынок (в придачу к ирландскому, не дававшему сколько-нибудь значительного дохода). Действие перенесено в Дербишир, ирландская графиня стала английской розой, детали приведены в соответствие со злобой дня. Роман имел успех. И знаете, что я скажу, история бедной богатой Мод Рутин и выпавших на ее долю испытаний - это бомба. Читается как "Тринадцатая сказка" Саттерфилд.

Юная Мод, матери никогда не знавшая, а от сурового отца отделенная почтительной дистанцией, живет потихоньку в родовом имении. Она воспитана в традициях англиканской церкви, хотя отец принадлежит к числу сведенборгианцев. Про учение Сведенборга и его последователей нужно бы тоже рассказать, но здесь не место. Принадлежность к высшей земельной и финансовой аристократии, подкрепляемая щедрой благотворительностью делает отцовские убеждения в глазах света милой эксцентричностью. Впрочем, от общества они далеки, жизнь ведут крайне уединенную, прерываемую лишь редкими визитами кузины отца Моники.

Близится время, когда девушку нужно будет представлять ко Двору, приискивать партию и всякое такое, а она живет совершенной дикаркой. Движимый лучшими побуждениями, отец выписывает для Мод гувернантку француженку. и, о, то было не самое удачное решение. Мадам оказывается настоящей гарпией. Немолодая, вульгарная, чересчур властная со своей хрупкой воспитанницей, она притворным интересом к учению Сведенборга вкралась в доверие к хозяину. Отец и слышать не хочет о том, чтобы удалить гадину из поместья, считает жалобы слишком робкой и почтительной дочери блажью балованной девчонки.

А мадам, тем временем, плетет интриги, опутывая сетями всех вокруг, льстит, запугивает, не гнушается физическим насилием. Сцена, где она выламывает девушке мизинец до сих пор у меня перед глазами со всем комплексом ощущений: над тобой издеваются в твоем доме, а ты ничего не можешь сделать - слишком слаба физически, слишком хорошо воспитана, слишком ошеломлена этой внезапной агрессией. И это только начало книги. А там еще столько всего будет, просто Вау!

Немыслимая смесь готического романа с викторианским. Мрачные тайны, скелеты в шкафу, сведенборгианство, высокопоставленные злодеи и изощренные методы манипулирования, дева-в-беде и настоящая женская дружба, Отчасти напомнит "Женщину в белом" и "Грозовой перевал", местами "Джейн Эйр", "Похищенного" и "Катриону" Стивенсона, а еще тут много-много от Джейн Остен. Огромное удовольствие, и это сокровище нипочем не попало бы мне в руки, когда бы не наткнулась случайно на иллюстрации к "Дядюшке Сайласу". Но посмотрела, загорелась прочесть, теперь всем советую.

Прими мир, Дух, Бога – называйте как хотите, а всё остальное приложится. Я нащупывала путь много лет, чтобы понять или хотя бы определиться со смыслом жизни. И эти три маленьких слова – "Иди с Богом" – стали для меня началом веры.

Она была удивительной. Встречаются люди, в которых витальности: жизненной силы, энергии - положено столько, что на троих хватит. Как маленькое солнышко внутри, греет и светит всем вокруг Дженнифер Уорф из таких. Пятнадцати лет закончила школу и, освоив машинопись со стенографией, пошла работать секретаршей. Пережила мучительный трехлетний роман с семейным мужчиной много старше себя, нашла сил разорвать эти отношения, к девятнадцати годам выучилась на медсестру и начала работать в тесном контакте с Общиной святого Иоанна Богослова (в книге Ноннатус-хаус). С точки зрения романа, на том можно бы и закончить. Но Дженифер Уорф такая женщина, о которой просто хочется рассказать еще. В двадцать восемь она вышла замуж, в тридцать восемь, будучи к тому времени матерью двух дочерей, оставила сестринскую практику, чтобы заняться музыкой.

Была зачислена в Лондонский музыкальный Колледж по классу фортепиано и вокала. А в сорок восемь стала обладательницей гранта, много гастролировала в качестве солистки хора по Британии и Европе. Шестидесяти трех лет прочтя статью Терри Коатс о том, что в литературе отсутствует образ акушерки, решает описать свою работу в лондонском Ист-Энде пятидесятых. Книга выходит в ее шестьдесят семь и сначала остается незамеченной. Но когда радиоведущий Мэтью Пэрис прочел и рассказал о ней, переиздание становится бестселлером. Так Дженифер в семьдесят два обретает литературную славу. Она напишет еще три книги, каждая будет популярной, BBC снимет отличный сериал. Вот как-то так.

Теперь о книге. "Вызовите акушерку" - это воспоминания лондонской медсестры, работавшей в пятидесятые годы прошлого века в одном из беднейших и густонаселенных районов города, жители которого имели лишь отдаленное представление о санитарии и гигиене, а о контрацепции не имели никакого. Десятки бытовых картин, от ужасающих до умилительных, галерея совершенно диккенсовских образов кокни, довольно много специфической информации по акушерству и гинекологии, поданной интересно и живо.

Послевоенные годы, центр города и респектабельные районы отстраиваются, но в районе бедноты у доков еще и завалы от бомбежек не разобраны. В предназначенных под снос и расселение домах, иногда сильно поврежденных и не имеющих элементарных удобств, ютятся семьи. В которых продолжают рождаться дети. Оральных контрацептивов тогда не изобрели, а более традиционными методами защиты местные мужчины пренебрегали. Телевизоров и компьютеров, как вы понимаете, тоже не было, в общем - плодились и размножались. Это не ерничество, рождаемость семь десятков лет назад, действительно была высокой. Семьи, в которых случалось по десять-четырнадцать детей не воспринимались чем-то экстраординарным.

Сестры Ноннет-хауса осуществляли родовспоможение и патронаж на дому. В наши дни такая практика кажется удивительной, но тогда было нормой, со своей неизменной логистикой: передвигались сестры на велосипедах, сумка с инструментами не должна была быть слишком тяжелой; почти везде сильно продавленная панцирная сетка кровати, роды иногда приходилось принимать чуть не стоя на коленях; непременно подстелить под простынь роженицы огромный лист плотной коричневой бумаги - после его вместе с простыней и тряпками легко было свернуть и убрать. Тогдашняя практика десятидневного послеродового постельного режима, которая сейчас воспринимается нонсенсом, одновременно была единственной возможностью для этих затурканных жизнью женщин хоть немного передохнуть, переложив часть забот на мужей, которые в обычное время принципиально ничего не делали по дому.

Яркие, исполненные внутреннего драматизма рабочие сцены перемежаются рассказами о сестрах Обители, посвятивших себя этому неблагодарному и невыгодному служению. Удивительные женщины, разные по происхождению и воспитанию, жизненному опыту, интеллекту, внешним данным, возрасту. Но все подлинно благочестивые. Хотя образ сестры Моники Джоан просто жемчужина книги, я влюбилась в девяностолетнюю старушку, свободно рассуждающую о метафизике и чинящую каверзы неповоротливой туповатой сестре Евангелине. В красивую образованную девушку, которая пошла против воли принадлежащей к истеблишменту семьи, и в середине позапрошлого века стала работать с отребьем.

Мечта, а не книга. Удивительная, мудрая, добрая, сильная. Местами уморительно смешная, иногда грустная или страшная, но никогда не скучная. Совершенный восторг и духоподъемное чтение.

Живет семья, отличная семья:
Лошадь, крыса и свинья

Говорят, это похоже на Франзена. Что ж, дыма без огня не бывает. Да, похоже. Скажу больше: иногда трудно было не воспринимать "Альтруистов" мини-версией "Свободы". Не в смысле вторичности, скорее как компактную, саркастичную, исполненную черного юмора альтернативу. Занятная, кстати, штука, гадание по внутренностям слов. Прежде не задумывалась, что альтернатива (компромиссный вариант решения), альт (второй певческий голос), альтер эго (второе я) альтруизм (бескорыстная помощ ближним), все однокоренные слова. У героев говорящая фамилия Альтер, и это как стигмат. С одной стороны, как нельзя лучше подходит, для альтруизма, который каждый из членов семьи практикует собственным способом; с другой - такая судьба, всегда довольствоваться осетриной второй свежести, вторыми ролями и компромиссными решениями.

Не нашла сведений об Эндрю Ридкере, кроме тех, что лет ему всего двадцать восемь, прежде публиковался в периодике и одной поэтической антологии, а роман, о котором рассказываю, первый. Но уже переведен на французский, немецкий, и русский. Отлично, кстати, переведен Екатериной Романовой , и даже номинирован на "Ясную поляну-2020". Книгу можно с равной степень основательности назвать семейной сагой, социальной прозой, политической сатирой, психологической драмой, даже феминистским романом. Сейчас время размытых жанровых границ, это нормально. Необычна зрелость и состоятельность дебютной прозы в каждом из заявленных направлений. Мастерство, с каким веспасианово "Деньги не пахнут" трансформируется, дробится и отражается на всем протяжении книги, приходя к финалу. Столь же неожиданному, сколь закономерному.

История простая, но интересная. Молодой небесталанный ученый, чья мечта осчастливить мир своим открытием вдребезги разбилась о реальность, которой цемент, столь же дешевый в производстве, сколь и непрочный, оказался не нужен. Так вот, он переезжает с молодой женой в глубинку. Руководствуясь принципом: лучше быть первым в провинции, ну, вы понимаете. Проблема в том, что кому на роду написано не быть первым, тому и в деревне Большое Дышло не светит стать нумером уно. В местном университете (Итон для бедных), где поначалу надеется стать пожизненным профессором, за двадцать лет работы не только не осуществил мечты, но сильно отдалился от нее и едва наскребает на платежи по ипотеке за слишком большой для него дом в слишком дорогом районе.

В свою очередь, жена ученого, психолог, посредством надомной практики психоаналитика, не только содержит семью и обеспечивает комфорт, какого скареда муж не в состоянии дать, но еще и владеет состоянием, о котором никто не знает. Нет-нет, никаких особых тайн, в недолгий период, когда будущий муж уезжал в Зимбабве строить дешевые сортиры из своего драгоценного цемента, у Франчески был поклонник. По-настоящему хороший парень. Талантливый биржевой брокер, к тому же. Который после смерти ее отца, оставившего дочери небольшие деньги, буквально настоял на том, чтобы сформировать портфель акций (грамотные инвестиции - вещь, посильнее "Фауста" Гете). По ряду причин, даже могла бы объяснить, каких, она не рассказывала мужу об этих деньгах, за двадцать лет достигших размеров приличного состояния.

Не буду объяснять. Потому что это реально классная книжка, может кто заинтересуется, почитает. Там, кроме родителей, есть сын и дочь, тоже те еще альтруисты.

Время — это замочная скважина. Иногда мы нагибаемся, заглядываем в нее. И ветер, который мы чувствуем у себя на лице — ветер, дующий сквозь замочную скважину, — это дыхание живой вселенной.

У поклонников "Темной башни" этот роман проходит под кодом "ТБ-4,5". Объясняю: 1. "Ветер сквозь замочную скважину" написан сильно после основного цикла, скорее воспринимается как вбоквел. 2. Не содержит сюжетообразующих подробностей, рассказывает об отрезке пути между Изумрудным городом в четвертом "Колдуне и кристаллле" и Кальей в пятых "Волках Кальи" 3. Больше половины книги занимает сказка: вставная новелла внутри другой вставной новеллы - структура многослойной луковицы.

Семь книг, составляющие Magnum Opus Кинга довольно объемны, перечитать четыре тыщи страниц цикла лишь за тем, чтобы встроить в него новую книжицу, почти нереально. Семь лет со времени появления "Ветра.." до сего дня роман оставался для меня своего рода китайской лаковой шкатулкой: история внутри истории внутри другой истории. Немного напоминает "Глаза Дракона", но в целом очаровательная безделка, не более. Хорошо, что в нашу жизнь входят аудиокниги, хорошо, что есть любимые исполнители, от которых стараешься ничего не пропустить, а уж Кинга тем более, Игорь Князев для меня такой.

Таки да, прослушанная сразу после "Колдуна и кристалла", эта книга оказывается частью сложной мозаики "Темной башни", встает на место как недостающий элемент, многое объясняет в целой картине. Что именно? Не в последнюю очередь предпосылки появления в сдвинувшемся мире "Доброго человека" Фарсона. Мятеж под предводительством которого усугубил проблемы и ускорил падение мира Стрелка. Чуть похоже на Россию_которую_мы_потеряли. Легко вздыхать о вдребезги разбитом хрустальном шаре, воздевать очи горе, поминая шариковых и швондеров. Но если дать себе труд задуматься, чем началось, понимаешь, что на пустом месте революции не возникают, прежде нужно так задавить народ, что ему уже и терять нечего, кроме цепей.

Сказка, озаглавившая роман, не в последнюю очередь об этом. О маленьких людях в отдаленном лесном феоде (области в наших реалиях), разоряемых непосильными налогами. О том, как Гилеад (центр, государство) перестает восприниматься защитой, становясь в глазах простых людей жестоким эксплуататором. О совершенно достоевском: Знаете ли вы, знаете ли вы, милостивый государь, что такое значит, когда человеку некуда больше пойти?

Конечно, история про мальчика Тима, стыловей, колдуна и волшебника не только и не столько об этом. С той же долей основательности можно утверждать, что она о домашнем насилии. О зле, мимикрирующем под сочувствие и о добре. которое выглядит пугающим. О том, что для начала подъема, прежде нужно достичь дна, чтобы было от чего оттолкнуться. О том, что если желание твое сильно, а намерения чисты, сама вселенная поможет тебе (или не поможет, но в крайнем случае можно попробовать в следующей инкарнации). На то Кинг и гений, всегда избыточный.

Итак, вернувшись на Тропу луча в финале "Колдуна и кристалла" ка-тет Роланда пережидает страшный стыловей (добровольная самоизоляция, очень актуально). Чтобы скрасить вынужденное затворничество, Стрелок рассказывает историю из своей юности, о событиях, последовавших за гибелью Сюзан Дельгадо, возвращением в Гилеад и случайным убийством матери. По приказу отца он тогда отправился в один из ближних феодов, терроризируемый шкуровертом (оборотнем). В этот детективный хоррор встроена сказка, которую вчерашний мальчишка Роланд рассказывает другому мальчику, главному свидетелю нападения чудовища на ферму. Кинг - это Кинг, это Кинг. Он лучший и он навсегда.

Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах,
в избах, банях, лабазах -- в бревенчатых теремах,
чьи копченые стекла держат простор в узде,
укрывайся тулупом и норови везде
лечь головою в угол, ибо в углу трудней
взмахнуть -- притом в темноте -- топором над ней,
отяжелевшей от давеча выпитого, и аккурат
зарубить тебя насмерть. Вписывай круг в квадрат.

Есть авторы, от которых стараешься держаться подальше. Неважно, какими лаврами увенчаны. Сколько людей, к чьему мнению прислушиваешься, ценят их. Насколько удачными оказываются экранизации. Просто знаешь - не твое. Шестое чувство подсказывает, что ничего, кроме беспросветной безнадежности такая встреча не принесет. И оно не обманывает. Не знаю, каким было бы бы мое отношение к Кормаку Маккарти, случись начать знакомство с "Саттри" или "Коней, коней", но вышло как вышло, первым оказался фильм "Старикам здесь не место" братьев Коэн по одноименному роману живого классика. Впечатление, не вызвавшее желания продолжать знакомство.

Не случись "Дороге" попасть в список премии "Ясная поляна", и дальше благополучно избегала бы встреч. Но тут взяла себя на слабо: неужто сдрейфишь? Тронула-ходи. И стала читать. Оно конечно, шедевр, и Пулитцер две тыщи седьмого, и всякое такое, но это не делает роман менее ужасающим и сколько-нибудь пригодным для того, кто хочет сохранить душевное равновесие. То есть, вопросов, почему постапокалиптический вестерн, когда в этом жанре пишет каждый первый, роман с абсолютно непрописанным миром, неясными причинами коллапса и большей частью отсутствующей мотивацией поступков - почему шедевр, не возникает. На то у тебя встроенный детектор

У всякого свой талант, мой в умении определять качество текста, без хвастовства, но и без ложной скромности. Таки да, это хорошо. Невероятная мощь и изобразительная сила, достигаемая предельно экономными средствами. Одно-, максимум двухсложные слова, короткие предложения с абсолютной доминантой глаголов. Прилагательные истреблены как класс, немногим больше повезло наречиям. Имена собственные тоже отсутствуют, лишь местоимения третьего лица: он, она; отношения родства: отец, сын; гендерные характеристики: мужчина, женщина. Действие линейное с двумя флэшбэками. В обоих случаях речь идет о женщине, жене, матери.

Безымянные герои движутся по безымянной местности. Вдвоем, после того как третья их спутница предпочла самоубийство перспективе быть изнасилованной, убитой и съеденной очередной шайкой бандитов, которая встретится на пути. Описательная часть сведена к минимуму, но по некоторым косвенным признакам кругом мерзость запустения. Что явилось причиной коллапса, неясно, Мы так и не узнаем этого, но уровень одичания катастрофический, жестокость встречных нечеловеческая, а бесприютность этого нового мира бьет все рекорды.

Холодно, голодно, тяжело, страшно, грязно. И нет внятного объяснения этому волочению, как нет сколько-нибудь вразумительной цели у странствия. Дважды на пути встречаются места, где можно было бы остаться, зацепившись и укрепившись, пересидеть, отдохнуть, подкормиться и подлечиться хотя бы до тепла. Но нет, герой с сыном, понукаемые безжалостной авторской волей, покидают относительно безопасные убежища, продолжают свой бессмысленный и беспощадный поход.

Так-то да, это типа - философская притча, умом не понять, аршином не измерить. Они Несут Огонь, и потому долбанутый папаша то и дело окунает истощенного ребенка в ледяную воду (ага, зимой). Потому что они, типа, чистые. Но мать-мать-м-мать, какая все-таки гадость эта ваша заливная рыба!

Пятилетней, я спросила маму, каково это, давать жизнь. Она улыбнулась и ответила, что деторождение - это отступить в сторону и позволить действовать телу. Одна из тысячи вещей, с которыми тело справляется без участия духа. When I was five, I had asked my mother what it was like to give birth. She smiled and said that giving birth was the act of stepping back and letting your body take over. That childbirth was only one of thousands of things the body could do without the spirit.

Не понимаю про грехи отцов, которые должны пасть на головы детей и про восстановление исторической справедливости. В том смысле, что Справка о реабилитации, выданная бывшему заключенному, не вернет ему потерянных лет, загубленного здоровья, разрушенных надежд. А прилагающаяся к ней материальная компенсация не заменит родного человека, хотя бы даже отдававшие приказ об аресте не просто посыпали голову пеплом, но сплошь в нем извалялись. Ясно: нынешнее американское благосостояние отчасти базируется на жестокой эксплуатации рабов. Но непосредственно на Черном континенте, где одни чернокожие уничтожали, порабощали и продавали в рабство европейцам других, это не привело к аналогичному результату.

Ннеду Окарофор, к ее чести, не идет по пути настойчивого напоминания белым людям об их вине перед темнокожими. История девушки Бинти разворачивается вообще вне конфронтации черное-белое. Тут о другом. О том, как великое счастье быть лучшей и следовать своему призванию требует необходимости выбора. Оборачивается обрывом связей с прежним окружением с одной стороны, неполным вхождением в новый круг, где на тебе изначально ярлык парвеню - с другой. Как изменившись не по своей воле вынужденно приспосабливаешься к новым условиям, меняясь в процессе приспособления сильнее, чем вообразить могла. Как трудно объяснить свои мотивации людям, мнение которых для тебя важно, потому что в их понятийном пространстве просто нет обозначения для таких вещей. Как, желая быть полезной, сталкиваешься с непониманием и осуждением.

Делает это писательница предельно простыми средствами. Никаких турусов на колесах с рефлексиями, потоками сознания и множественными аллюзиями. Линейное повествование, обыденный язык, короткие слова и предложения. Вот Бинти, спасительница Галактического университета и усердная студентка, дома, в землях народа химба. Ее сопровождает друг-симбионт Окву, по совместительству выступающий послом цивилизации Медуз. Вроде как, прощена многочисленной родней, и проклятия, летевшие вслед после бегства с Земли, отозваны, и практически на положении почетной гостьи. Но подлинной близости не устанавливается, между ней и родными дистанция. И внезапно девушка понимает, что не вчера все началось.

Из второй книги трилогии Бинти Home мы таки узнаем, откуда взялся загадочный Эдем. Кое-что о ее сверхспособностях и Даре гармонизации тоже прояснится. Заодно с пониманием, что те, кого мы презираем и считаем примитивными, в действительности могут находиться на куда более высокой ступени развития, если применить к ним иную ценностную шкалу, не ту, какой пользуемся обычно. Вторая книжка круче, в общем.