Когда-то жил герцог, - сказал он, - который, умирая, захотел, чтобы его подняли на Пизанскую башню, так, чтобы перед смертью он мог видеть широкое пространство.

Наверно моя психическая организация недостаточно тонка для того, чтобы получать удовольствие от подобных книг. То есть, оценить сложность интриги, сведшей в одном пространстве и заставившей тесно взаимодействовать невероятно ярких людей, представителей разных культур, к тому же - могу. Равно как проникнуться экзотикой, восхититься мужеством и разнообразием талантов. Подивиться актуальной интерпретации Геродота, которого (будем честны) для радости никто ведь не читает. Я только не могу понять, как можно было сделать главным героем книги, который делится воспоминаниями о прекрасной романтической любви и всякое такое, человека с ожогами четвертой степени, занимающими значительную площадь тела.

Термическое поражение - это ведь из самого страшного, что может случиться с человеком. Нестерпимая боль, общая интоксикация организма продуктами распада тканей, бешеная нагрузка на печень и почки, перегруженные необходимостью работать в авральном режиме, неминуемый сепсис. И снова, просто чудовищная боль. А в случае Алмаши она должна быть немыслимой все время. Какую уж там ремиссию, даже временную, может обеспечить двадцатилетняя девчонка медсестра на заброшенной вилле без воды, без спецсредств ожоговой терапии, с одним только морфином и бинтами? А если вспомнить, что до того, как граф попал в руки Ханы, бедуины таскали его по пустыне, заставляя определять тип и марку автоматического стрелкового оружия, которое разбросано там в изобилии по разным местам - то охх...

Так-то все восхитительно. Юная красавица Хана, канадка, что отправилась медсестрой на Вторую Мировую, движимая самыми благородными побуждениями, однако ко времени описываемых событий полностью утратила иллюзии и для себя решила, что вся ее война и вся медицина отныне ограничится вот этим умирающим от ожогов несчастным, который и самого себя не помнит.

Прибившийся к этой паре Караваджо - старый друг отца девушки и классический трикстер: красавец-мужчина, бонвиван и женолюб, благородный разбойник и вот это вот все. Чьи сомнительной моральной чистоты таланты поставлены разведкой на службу своим нуждам. Потому и прибился, что большие пальцы обеих рук ампутированы, немыслимое брутальное очарование ушло водой в песок, а возраст, которого прежде не ощущал, навалился на плечи всей тяжестью "пол-полтинник".

Будет еще сапер-сикх Ким, случайно проходивший мимо виллы, услышавший звуки фортепиано, на котором играла Хана, да так там и оставшийся, чтобы до конца разминировать этот большой дом. Ну да, конечно влюбился, а вы как думали. Но весь этот интернационал проживет вместе замечательно интересные дни, в продолжении которых присутствие Кима даст автору возможность рассказать о разнообразных способах обезвреживания мин, а также коснуться темы расовой идентификации.

В свою очередь, фигура Караваджо позволит обогатить внутренний мир читателя сведениями о методах работы спецслужб и немного о живописи (по созвучию имени с Микеланджело Караваджо). А Ласло Алмаши, умирающий от ожогов венгерский граф, поведает мучительную и прекрасную лавстори, изрядно разбавленную картографией. Потому что он, как вы уже догадались, не только гений определения марки оружия точечным касанием, но еще и талантливый картограф.

Скучно не было. Еще про любовь и пронзительную безнадежную нежность, и всякое такое. Но я не могла избавиться от мыслей об адских муках, которые авторская воля обрекает переносить этого человека все время, пока мы тут о Геродоте, Караваджо и вечной любви.

Дело в том, что почти любого можно сделать дураком благодаря привычке верить широковещательному слову. Некоторые сопротивляются, перестают верить но это меньшинство. У тебя важная роль - поддерживать и образовывать это меньшинство. Глядишь, сменится пара поколений - дураков меньше не станет, но невежество станет постыдным, и большинство начнет смеяться над теми, кто не верит, что Мир вращается.

С термином "твердая фантастика" впервые столкнулась совсем недавно Нормально, всего знать нельзя, для личного пользования прежде делила крепкую фантастику (в отличие от фэнтези и альтернативной истории) на наукоемкую и наукообразную: первая выступает как популяризатор науки; вторая оглушает треском красивых фраз, на выходе оставляя: "нажми на кнопку - получишь результат". И даже не сильно отходила в своей классификации от общепринятой. "Крепкая" - практически то же, что "твердая", опирающаяся на естественные науки, а степень твердости (наукоемкости) определяет шкала Мооса: от талька до алмаза.

Так вот, если оценивать по этой шкале, то книга Бориса Штерна где-то между корундом и алмазом. Научный ликбез здесь составляет примерно семьдесят процентов от общего объема. Что до художественных достоинств, они, как ни печально, оставляют желать лучшего. Перегруженная описаниями разного рода экспериментов, призванных подтвердить незыблемость фундаментальных законов в жидкой среде, "Ледяная скорлупа" откровенно скучна рядовому читателю.

Это, как бы объяснить, непонятно, для чего нужно, а кроме того, научная часть вызывает глубокие сомнения. Сейчас поясню. Действие происходит на спутнике Юпитера Европе, в недрах океана из жидкого метана (или какой-то еще среды). Действующие лица - разумные осьминоги, последовательно выводящие свою расу из мрака невежества и открывающие фундаментальные законы. Опираясь на них европейская наука копирует технический прогресс земной (ну, с поправкой на среду).

Однако позвольте, Европа лишь один из спутников, испытывающих влияние не только Солнца и Юпитера, но и других его крупных лун: Ио, Ганимеда, Каллисто; не говоря уж о малых, которых там штук четыреста и орбиты многих из них ретроградные. Добавьте жидкие газы, из которых состоит океан на Европе, о них ведь мы тоже ничего не знаем. И мне представляется, что сегодняшняя земная физика даже вообразить не может взаимодействия всех этих сил, не говоря уж о том, чтобы выстраивать модель, полностью аналогичную земной.

Тогда зачем нужно? Чтоб было? Просто вообразить эволюцию расы разумных кальмаров, взяв за образец "Остров пингвинов" Анатоля Франса, только со смещением основного вектора от богоборчества к научпопу? Или как один из способов борьбы с ксенофобией? Ну тогда пусть. Тем более, что ближе к финалу, проникаешься к кальмаросьминогам какой-то даже симпатией. Пусть будет.

- Они назвали меня маразматическим дилером.
- Вы хотели сказать "харизматическим лидером"?
- А это не одно и то же?

О молодом болгарском писателе Николасе Димитрове, творящем в жанре "психологический киберпанк" прежде ничего не слышала. Да и никто не слышал, "Дилер реальности" его литературный дебют. Успешный, судя по тому, что книга практически одновременно вышла на родине автора, В России и (на?в?) Украине. "И переводится в данный момент еще на восемь языков," - сообщает Димитров в интервью. Сопоставив с тем, что говорит о нем Фантлаб (полиглот со знанием одиннадцати языков), можем даже предположить, что автор занимается этим лично. Бог в помощь.

Хотя мне биография Димитрова кажется во всех отношениях более интересной, чем его книга. Детство, проведенное в детском доме коммунистической Болгарии; учеба в престижных университетах Брюсселя, Вашингтона и Буэнос-Айреса. В двадцать два года юноша начинает работать в ООН, а в двадцать четыре становится самым молодым представителем Всемирного Банка в Македонии. Сменив множество профессий (с неизменным, надо полагать, успехом: актер, продюсер, основатель глобального PR-агентства), юный гений решает сказать новое слово в литературе. Почему биография предпочтительнее? Потому что коротка и для того, чтобы стряхнуть с ушей эту лапшу не понадобится даже вилка. Все-таки четырехсотстраничный роман так просто не отбросишь, дуршлаг понадобится.

Что, так плохо? Да ну как вам сказать. Начинается со слов: "Я хочу трахнуть Каролину Шиллер, желательно прямо на подиуме", а в одном из многочисленных интервью автор объясняет, что прозрачный псевдоним скрывает Клаудию Шиффер, которую он как встретил на вечеринке в честь дня рождения сына посла Нигерии в Майами, так сразу и возжелал. Так вот, это настраивает на определенные ожидания. К слову, прекрасную модель в книге сначала !!!СПОЙЛЕР!!! снимут в порноролике с невероятно высоким эффектом присутствия. Так президент недемократического Азовстана попытается обеспечить себе успех у мужской части электората (женщины там не голосуют). А после натурально затрахают до смерти.

Ну а книга-то о чем? Н-ну, автор не ленив, точно. Изо всех возможных источников, начиная с Желязны, Кларка, Азимова и Шекли, заканчивая Гибсоном, Бачигалупи и Нилом Стивенсоном он стаскивает в норку давно утратившие революционность идеи, фигурно нарезает, перемешивает, поливает квазипсихологическим соусом из смеси острой сексуальности, чувства вины и гиперкомпенсации - voila: "Кушать подано. Садитесь жрать , пожалуйста." Стоит заметить, что когда называю писателей, прежде рассказавших о чудесах и диковинах, которые болгарский автор на голубом глазу выдает за свежие, не имею в виду прямого плагиата. Может быть, даже скорее всего, он никого из них и не читал. Однако идеи, давно став общим местом, плещут через край в океане коллективного бессознательного. Вполне возможно, что он принял за свои.

Скучно, сумбурно, уныло и безумно претенциозно. Как по мне, лучше Стивенсона почитать (любого из двух).

Самая интересная со времени "Ружей, микробов и стали" книга, объясняющая "все обо всем". что представляет собой биологический вид, к которому мы принадлежим; какие факторы способствовали его доминированию; почему история стала развиваться именно таким путем; какие моменты стали ключевыми и что послужило ключом.

Не то, чтобы прежде не знала о Ювале Ное Харари, быть внутри книжного пространства и не слышать о нем невозможно: имя громкое, идеи яркие и непривычные, но просто отмахнуться от них, маркировав завиральными, не хочется. Наоборот, чувствуешь, что надо покрутить в голове. Посмотреть, насколько удачно новый информационный кластер встроится в массив уже имеющихся представлений.

Итак, израильский историк предлагает взглянуть на Homo Sapiens, как на род двуногих прямоходящих без перьев, последовательно вытеснивший (главным образом геноцидом) прочие ветви своего биологического вида, которые потенциально могли составить конкуренцию. И основным фактором, сделавшим это возможным, называет первую из четырех значимых для человеческой истории революций. А именно Когнитивную - познавательную способность и развитие речи как инструмента взаимодействия, позволяющего координировать совместные действия.

Вторая революция по Харари, если и не ставящая привычные представления с ног на голову, то значительно смещающая их со своей оси - Сельскохозяйственная, связанная с переходом человека от роли собирателя-охотника к оседлому земледелию и скотоводству. Автор озвучивает мысль, что это был первый шаг по экстенсивному пути. Весьма ненадежная стабильность, обретенная возможностью создавать и заготавливать впрок излишки, не искупает крепостнической привязанности и рабской зависимости, в которую это ввергло абсолютное большинство людей. Спорное утверждение и пока я не готова ни принять его, ни отвергнуть. Среди главных причин, содействовавших сельскохозяйственной революции, Харари называет религию.

Центростремительные тенденции и тяга к объединению, испокон века присущая человеку - третий значимый фактор нашей истории. Военный историк Харари знает предмет отменно и аргументированно утверждает, что вся человеческая история суть стремление к объединению. Роды сливались в общины, те в племена, племена объединялись в нации и присоединялись к империям. Однако распад очередной никогда не возвращал бывших ее подданных к прежней раздробленности. Как правило, из состава империи выходили значительно более крупные образования. И то тогда, не бывали завоеваны другой империей. Сегодняшний мир максимально глобализирован и процесс продолжается.

Четвертая значимая для Homo Sapiens революция по Харари - Научная. Не сбрасывая со счетов факторов, приведенных Джаредом Даймондом в "РМС", он, однако, утверждает, что основным фактором европейской (а не азиатской, например) экспансии, содействовавшим колонизации в Эпоху великих географических открытий стало слияние научного, военного и технического факторов, присущее западному мышлению. Стремление найти любому открытию практическое применение (первоначально в военной сфере, а после в приращении капитала), неудовлетворенность нынешним уровнем знания как вечный двигатель прогресса.

Относительно прогнозов на будущее, автор не разделяет мрачных взглядов скептиков. Но однозначно утверждает, что в сегодняшнем своем виде человечество вряд ли сохранится. Основные направления развития: генная инженерия; нанотехнологии и киборгизация; сращение с искусственным интеллектом - намечаются уже сейчас. Какое окажется приоритетным и в каких пропорциях грядущее человечество воспримет предполагаемые варианты, гадать бессмысленно ибо реальная жизнь всегда вносит коррективы. Ясно только, что в ближайшем будущем мы уже не будем прежними.

На том можно бы и закончить, но я скажу о том, чем Sapiens. Краткая история человечества взрезала меня по живому. Через всю книгу красной линией проходит тема варварской безбожной эксплуатации наших соседей по планете, низведенных человеком до роли продуктовой корзины. Было ментальным шоком, узнать, какую цену платят животные за то, чтобы к вашему столу подавался сочный стейк (а к моему омлет, и я не лучше, хотя мяса-рыбы давно уже не ем). Мы продолжаем оставаться носителями политики геноцида. Идеи, да мало ли умных людей, выдвигающих красивые не бесспорные идеи? Но этого не забуду. Харари говорит за всех, способных дышать дыхание.

Над землею когда-то птица
Человека сильней царила...
...И была она так прекрасна,
Так чертила и пела согласно,
Что решила с Богом сравниться,
Неразумная эта птица
"Готтентотская космогония" Гумилев.

Ну, герои Тутуолы, точно, не прекрасны и напрочь лишены гумилевского романтического ореола. Они такие дети райка. Опять же, не в том возвышенном смысле, который у Превера, а в первоначальном, исконном, по которому раёк - народный театр, представляющий собой ящик с увеличительным стеклом впереди, внутри которого переставляются лубочные картинки, в то время, как раечник, на потеху публике, сопровождает действо рифмованной прозой с шутками-прибаутками.

Это отчасти Петрушка, Панч и прочие трикстеры, частью площадной юмор "Гаргантюа и Пантагрюэля" Рабле, но в этом немало и от гомеровского эпоса (только не "Илиадды", а "Одиссеи") и очень много от похождений Синдбада-морехода. Все перемешано в громокипящем котле и густо проперчено преданиями народа йоруба. Который, вопреки расхожим представлениям европейцев, не состоял сплошь из голопопых дикарей, трясущих гениталиями в ритуальной пляске, но представлял собой культурную элиту Черного Континента. Йоруба создали уникальную Субсахарскую цивилизацию с монархией, с городами-государствами Иле и Ифе, со сложной системой сословных отношений. И кто знает, как это могло бы выглядеть сегодня, когда бы не колонизация. Однако ныне в значительной степени деградировало, выродившись до лубка.

Хотя лубок тоже может быть прекрасен. Красноречивым тому подтверждением служат сказочные романы Амоса Тутуолы. Я прочла два: "Путешествие в Город Мертвых" и "Перистую женщину". И не могу сказать, что осталась в совершенном восторге, все-таки Африка и все, с ней связанное, сильно не мое. Однако по сравнению с горькой, больной, излишне натуралистичной "Голодной дорогой" букеровского лауреата Бена Окри (также опирающейся на предания йоруба), Тутуола белый и пушистый. А по сравнению с "Черным леопардом. Рыжим волком" Марлона Джеймса - Амос Тутуола просто лапочка, вцепиться мертвой хваткой и не отпускать ни при каких обстоятельствах.

Его герои пускаются в странствия не по родству бродяжьей души и не потому, что рассчитывают обрести на чужбине богатство, которое отчего-то не дается в руки дома. Но потому, что ощущают в себе искру божью и не хотят, чтобы убогий монотонный непродуктивный крестьянский труд затушил ее. Этот основной посыл, сохранить то лучшее, что изначально в тебя положено. Ради этого ты готов подвергнуть себя многим невзгодам и опасностям. Но из каждой встречи, какой бы неудобной и неприятной она не была, постараешься извлечь лучшее. То, что не покалечит, а сделает тебя сильнее.

Таковы герои Тутуолы, таков был он, крестьянский сын, ставший самым знаменитым африканским писателем задолго до того, как мир со смесью возбуждения и брезгливости принялся читать Марлона Джеймса. Перевод Андрея Кистяковского восхитительно хорош.

Не нужно бросаться на защиту всех белых людей лишь потому, что я сказала что-то плохое о белой культуре. You don’t have to defend all white people you think aren’t a part of the problem just because I said something negative about white culture

Роман There There был в коротком списке Пулитцера этого года (победила The Overstory Ричарда Пауэрса, напомню). Для первой книги успех более, чем впечатляющий. There There дебютный роман Томми Оринджа Tommy Orange, сразу стал одной из любимых книг Барака Обамы. А все, кто есть кто-то, начиная с Маргарет Этвуд, высказались в том духе, что побольше бы таких книг, и едва ли не в школьную программу включать предложили. Немыслимо яркий старт.

Экспансия белых на Североамериканский континент отличается от прочих известных проявлений колониальной политики включением дополнительного фактора - третьей расы, которой изначально предназначалась роль рабов. В прочих случаях тяжелый, непрестижный, низкооплачиваемый или вовсе неоплачиваемый труд на захваченных землях становился уделом коренного населения и представителей нижнего социального слоя расы колонизаторов.

Не в Америке. Оттого ли, что низведение человека до роли вещи слишком чудовищно в сравнении с просто грабежом и изгнанием. Может потому, что команчи, сиу, семинолы бились за себя, и довольно жестоко, а потому не идеально подходят в качестве повода посыпать голову пеплом. Или потому, что, обретя голос, афроамериканцы заговорили очень громко. Но трагедия американских индейцев в сегодняшнем мире основательно отодвинута. Хотя в последнее время она актуализируется, появляются интересные книги за авторством этнических индейцев или посвященные им: "Тринадцать лун" Фрейзера, "Круглый дом" Элдрич, "Военные танцы" Шермана Алекси.

There There одна из таких. У книги сильное начало. Несколько бьющих наотмашь историй о методах и приемах, какими земли коренных индейцев "очищались" от нежелательного населения. Для меня культурным шоком стал День Благодарения, откуда есть пошел любимый американский праздник и почему потомки индейцев считают его антипраздником. Честно, и предположить не могла такой подоплеки.

Дальше последуют главы о потомках индейцев племен Шайенн и Арапахо, живущих в сегодняшнем Окленде, Калифорния. На первый взгляд этих людей ничего не объединяет, кроме Культурного Центра Коренных американцев в Колизее Оклахомы, с которым все они тем или иным способом связаны. Истории, большей частью трогательные до слез, это летопись опыта поражений. Среди героев нет никого, кто мог бы с гордостью сказать о себе: "Я достиг!" И, если совсем, честно, к середине книги упорное придавливание коленом слезной железы читателя начинает утомлять.

Но тут начинают проявляться более глубокие связи, о которых персонажи не знают, в отличие от читателя, имеющего возможность сначала догадаться, а после утвердиться в догадках. Такое: "Я так и знала, что она их дочь!" или: " Ну ни фига, найти отца через Фейсбук!" А что может быть притягательнее такого рода открытий? К тому же автор закручивает мощную криминальную интригу с пронесенными на пау-вау (собрание коренных американцев) пластиковыми пистолетами, напечатанными на 3D-принтере и не определяющимися рамкой металлодетектора на входе в общественные здания.

Интересная книга. Хотя финал показался не таким мощным, как начало и чересчур сентиментальным.