Я хочу помочь. Мир кричит от боли, и я услышал этот крик еще в детстве. Я и сейчас его слышу. Я хочу им помочь.

Джером Клапка Джером. Ну, навскидку? "Трое в лодке, не считая собаки". Кое-кто, напрягши память, вспомнит "Троих на четырех колесах" и "Праздные мысли лентяя" (упреждая вопросы - я к их числу не принадлежу, демонстрирую сейчас эрудицию, заемную у Вики). И уж совсем никто не вспомнит "Пола Келвера" - романа, о котором литературоведы говорят, как об автобиографическом. Написанный в 1902 году сорокатрехлетним Джеромом К Джеромом, благосклонно встреченный как критиками, так и читающей публикой, он не сумел не только повторить, но даже и приблизиться к успеху дебютных "Троих в лодке", вышедших тринадцатью годами раньше. И вряд ли мне довелось бы узнать об этой книге, но, слава Богу, есть друзья. А этот роман теперь у меня. Со мной и во мне.

Многие книги пачкают душу. Внятно сформулировать непросто, кто читает, поймет. Во время чтения таких, сколь бы занимательно ни были написаны, возникает неуловимый оттенок нечистоты. Ощущение, что коснулась чего-то жирного и липкого. А после, вроде бы все по-прежнему, но объем, занимаемый тобой в мире, стал чуть меньше, а его острые углы задевают тебя больнее. Сузилась твоя энергетика. Таких много среди популярных, они ориентированы на массового читателя, на то, чтобы трафить его слабостям: лени, тщеславию, жадности и зависти, низменным инстинктам: "полюбите нас черненькими, беленькими нас кто угодно полюбит"; "не мы такие, жизнь такая". Поглощаются не без удовольствия, заключая читателя в теплые, душные, чуть вонючие объятья Намекают не причастность высшим тайнам, льстят снобизму, и даже отмыться жесткой мочалкой, как от романов известного маркиза, после чтения таких не хочется – но грязнят.

Но есть и другие, которые чистят душу. Соотносят, сверяют с моральным законом внутри, таки Иммануил Кант знал, что во всякого нормального человека он заранее встроен, хотя может быть искажен воспитанием и вращением в неправильном социальном окружении. И когда встречаешь нужную книгу, она словно бы стряхивает с души сор, проходится чистой тряпочкой по внутренним тупикам и закоулкам, и дышать после такой становится легче, и светлее, и мути поменьше. А в мире ты размещаешься с куда большим комфортом Тебе расширили энергетику. Без назидательности и нудного морализаторства. Читать такие бывает сложно, тем радостнее, когда "правильный" роман увлекательно написан. "Пол Келвер" из таких.

Совершенной автобиографией, как "Моя жизнь и эпоха", которую он напишет четвертью века позже, "Келвер" не является. Есть существенные расхождения в биографии автора и его героя. В отличии от Пола, Джером не был единственным ребенком в семье, но его родители в точности также потеряли все средства, вложив их в горнодобывающий проект. Рассказ о детстве, исполненный мягкого очарования в части взаимной любви по-детски наивных, неприспособленных к жизни родителей героя, становится горько-жестоким когда повествует о травле, которую мальчику пришлось пережить сначала в дворовой компании (живя в социально низкой среде, обедневшие родители пытались поддерживать видимость достатка, свойственного своему кругу); а после в школе. В первом случае он отстоял право на место под солнцем кулаками, защищая от хулиганов котенка. Угу, понимаю, что звучит сентиментальной штамповкой, но читая, я верила каждому слову. Во втором все оказалось сложнее и дольше, а популярность ему обеспечил тот самый талант комического рассказчика, за который по сей день любим этого писателя.

Он точен в деталях, чего стоит наблюдение, что дети и собаки – самые большие снобы, каких ему доводилось знать. Он нелицеприятен в отношении родителей (нежной любовью к которым пронизана книга, но тем не менее) Лишения и бедность, сделавшие мать сварливой; и роман отца с клиенткой. Но более всего безжалостен к себе, не скрывая таких подробностей, какие в развлекательном романе начала прошлого века казались бы немыслимыми. Не могу сказать, что свежесть и новизна повествования превышают мыслимые пределы, все-таки ни один англоязычный литератор, пишущий автобиографический роман по сей день несвободен от влияния "Дэвида Копперфильда". Не составил исключения и "Пол Келвер", в книге даже есть эпизод встречи подростка с незнакомцем, в котором по косвенным признакам опознается Диккенс,

По-настоящему смешные сцены в остраненно-отстраненной Джером-Джеромовой манере появятся, когда герой оставит детство позади, с описанием будней и быта клерка в юридической конторе. Но здесь грустного и драматичного тоже будет достаточно. И совершенно дикое, на мой читательский взгляд, нежелание писать комические рассказы, которое сам он приравнивал к тому, чтобы быть балаганным шутом. Так усердно наступать на горло собственной песне, выдавливая из себя мрачного трагика – какой глупец, право! Однако благополучно проведя своего персонажа через беды и горести, автор оставит его достигшим вершины успеха и женатым на лучшей девушке на свете (ну, это уж как водится). Келвер теперь среди моих любимых героев.

Улетайте на луга,
Где высокие стога
Одуванчиков снега
Где в кисельных берегах
Жизнь любого дорога.
Где не станут отвергать,
Не поднимут на рога,
Где откинут полога,
И нарежут пирога.

Настя Завозова говорила об этой книге в подкасте Медузы. Не помню, чему был посвящен выпуск: не то янг-эдалту, не то антиутопиям. И ее постоянная собеседница, Галина Юзефовичудивилась, несколько более экспрессивно, чем предполагал предмет. Что-то, вроде: "Не думала, что Крапивин пишет такие мрачные вещи". Я к тому времени уже три книги имела в читательском активе, и про мрачность у Крапивина кое-что знала, но этот роман положила себе прочесть при случае. Да тут же и позабыла название, переключилась на что-то другое от каких-то других авторов. Случай наступил спустя полгода, когда уважительно-восторженные отзывы о писателе стала слышать от многих умных людей из своего окружения – как-то так сошлось в одно время. Но подлинным читательским потрясением стало то, что Игорь Князев, которого почитаю одним из лучших исполнителей аудиокниг и с большим уважением отношусь к его литературному вкусу, прочел аж семьдесят девять романов и повестей Владислава Петровича. Ого! – подумала. И стала читать

"Гусей..." посоветовали, как одну из лучших книг и даже не удивилась, когда этот роман оказался тем самым, о котором говорила главред Сторителла. Просто время пришло. Итак, один из миров Великого Кристалла, начертавший на всех знаменах "Стабильность". Затратные наукоемкие проекты свернули, от мечты о космической экспансии отказались – незачем этот журавль в небе, станем лелеять свою синичку в руке: стабильность и благосостояние граждан превыше всего. При рождении каждый получает вакцинацию препаратом, спустя несколько дней вырабатывающим у реципиента личный индекс. Столь же уникальный, как отпечатки пальцев (биометрические данные в нашей с вами реальности). Индекс воспринимается считывающими сканерами, посредством его собираются самые точные досье о гражданах, учитывающие все грехи и достижения на всем жизненном пути.

Все наказания в Обществе Стабильности заменены единственным, но и самым радикальным – смертью. Нет, не пугайтесь, это не деспотия с государственным террором в качестве метода правления, хотя тоталитарное государство. А система наказаний такова: за всякое нарушение общественного порядка, потенциально угрожающее стабильности, индекс гражданина вносится в лотерейные списки, проигравшего определяет машина. Серьезность прегрешения обратно пропорциональна масштабу списков: за халатное небрежение служебными обязанностями повлекшее человеческие жертвы и/или порчу дорогостоящего оборудования можно попасть в "десятку"; перейдя улицу в неположенном месте, станешь "миллионером". Тому, кто понесет наказание за недисциплинированность сограждан, предстоит умереть от инъекции некоего препарата. Простая арифметика диктует вывод, что вероятность пострадать за други своя у "десяточника" много выше, чем у "тысячника"; миллионер же может за всю жизнь не дождаться, когда наберется достаточное количество нарушителей его степени тяжести. А когда и случится розыгрыш, шансы оказаться козлом отпущения, почти равны нулю.

"Почти" не считается, как выясняет сорокадвухлетний законопослушный дизайнер Корнелий Глас, весь грех которого в перейденной на красный сигнал светофора улице. Он тогда спешил на вечеринку к приятелю, рассказал всем об улане, зафиксировавшем нарушение, люди посмеялись над тем, какие встречаются идиоты, и благополучно забыли обо всем. Сегодня в почтовом ящике бланк с печатью: "С прискорбием сообщаем, что ваш индекс выбран машиной". А он две недели назад последний взнос за дом выплатил. И все у него в ажуре: нелюбимая нелюбящая жена сильно не докучает; нелюбимая нелюбящая дочь выросла и устраивает собственную жизнь вдали от родителей; в меру любимая работа продвигается с переменным успехом; нежно любимый дом полная чаша, а в нем обожаемая голографическая установка – идеально, чтобы смотреть сериалы после работы.

А теперь представьте, каково это, обнаружить такого рода послание. Бежать некуда, да и бессмысленно, бегство поставит тебя в разряд уголовников, которым выпадает вовсе не безболезненная смерть, и вдобавок имущество конфискуют в пользу казны. До имущества ему большого дела нет, Клавдия по миру не пойдет, у нее свои сбережения. Но умирать в расцвете жизни! Страшно, горько, больно. Тем не менее, герой отправляется к месту исполнения наказания. Тут-то и выясняется, что хваленый порядок в некоторых сегментах госсектора больше похож на бардак. Исполнитель (врач-палач) не прибыл; мальчишка практикант, которого комендант подрядил уколоть Корнелия, надрался в хлам и раздавил ампулу препарата; а индекс арестанта по знакомству и личной телефоной просьбе коменданта его однокашник задним числом уже аннулировал, даже и родне коробочку с каким-то пеплом выслали. И вот наш герой, человек без свойств, торчит на тюремном дворе в ожидании исполнителя, который может полгода не появится. Просто застрелить из табельного оружия у улана рука не поднимется, он же не убийца. Выпустить арестанта в мир тоже нельзя, он теперь безында (одно из самых страшных ругательств того мира). А кормить чем-то каждый день нужно.

Выход находится здесь же, в границах периметра. Интернат, где содержатся безындексные дети, в разное время отобранные при облавах у маргиналов родителей, которые не позаботились о своевременной вакцинации. После определенного возраста делать прививку поздно, теперь эти дети отбросы общества. В буквальном смысле – общество их отбросило. Образования приличного им не получить, работы не найти. Одна дорожка – преступники и на смерть. Но пока государство о них заботится (не особо усердствуя с заботой). Предыдущую воспитательницу как раз уволили за вопиющую некомпетентность, а освободившуюся должность купно с крышей над головой и миской чечевичной похлебки из детского котла предоставляют Корнелию.

Я знала Крапивина как мастера создания масштабных картин средствами локальных историй, но "Гуси..." превосходят все ожидания. Такой эпический размах, такая невероятная мощь, оплавленная горькой болезненной нежностью к малым мира сего, которые не могут сказать за себя. От них и за них говорит книга. Целая система мира, прописанная четко, детально, логически непротиворечиво; и одновременно история школьной травли, которая не оставит равнодушным никого, кому хоть раз довелось побывать в шкуре жертвы харассмента. Политическая сатира в духе "Швейка" и рассказ о дружбе, любви, самопожертвовании, приводящий на память подвиг Януша Корчака. Потрясающая книга.