В советское время великий поэт Роберт Бёрнс, политизированный и перегруженный идеологическими штампами, представал этаким борцом за народное счастье, защитником угнетенных, революционером-якобинцем. За таким образом пропадал живой человек со своими пристрастиями, слабостями, ошибками, любовью к веселым застольям, вкусной еде и хорошеньким женщинам. Имея нескольких внебрачных детей, он, бывало, за свои любовные похождения сидел на скамье позора в церкви. Но Роберт Бернс не столько «ненавидел эксплуататоров и богачей», сколько любил свой народ, родную Шотландию, язык, на котором говорил его народ, красоту шотландской природы. Он воспевал деревенскую жизнь во всей ее простоте и национальной самобытности. Роберт Бернс писал свое, о своем и по-своему. У шотландцев есть такая поговорка: «Когда Шотландия забудет Бернса, мир забудет Шотландию». Поэт создал поэтический мир, прославляющий его Родину и известен он в мире как шотландский поэт, а не как английский, хотя писал он и на литературном английском

  И если в России Александр Сергеевич – наше всё, то в Шотландии наше всё – это Роберт Бёрнс.

Я – Бард простой и не могу
Творить по правилам искусства,
Но изливаю, как могу
Души несдержанные чувства.
Я вдохновлен, когда на то
Дает природа одобренье;
Ее – моя любая трель,
В ее огне – мое горенье!
(Перевод Е.Фельдмана)

  В каждом шотландском доме обязательно есть хоть один томиков его стихов, на видном месте – его портрет и каждый житель знает наизусть сотню поэтических строчек из Бёрнса. Ему посвящено несколько сотен сайтов с количеством посетителей до двухсот пятидесяти тысяч ежемесячно из всех уголков мира.

Памятник Р.Бёрнсу с его любимой собакой Луат, убитой неизвестным. Ей он посвятил стихотворение "Две собаки". Памятник стоит в центре города.Дамфрис

По всему миру поэту поставлено более пятидесяти памятников, из которых в самой Шотландии - пятнадцать. Здесь его любят больше, чем Милтона и Шекспира. Сложилась парадоксальная ситуация: стихи, написанные Робертом Бёрнсом на литературном английском языке, наиболее слабые и можно найти с десяток английских поэтов гораздо более сильных, чем "английский" Бёрнс.

Поэтому англичане, читающие его стихи на литературном английском, удивляются его популярности, а читающие Бёрнса  на шотландском - просто его не понимают. В Шотландии же ситуация  другая: написанные на английском языке стихи Бёрнса в народе не понимают, а на шотландском – выше его нет. И это правда, потому что все лучшее создано Бёрнсом на шотландском диалекте и о Шотландии, а не на английском – для Лондона.

Но мировая популярность поэта не зависит от этого, потому что каждая страна читает его стихи на своем языке, и знает его - через свои переводы. Сегодня известность поэта за рубежом так велика, что многие едут в Шотландию, только чтобы побывать в тех местах, где Бёрнс родился, жил, писал стихи, поэмы, эпиграммы и эпитафии.

Из всех, Господь, даров небесных,
Дай разум мне и слов для песни,
Бродить в Шотландии прелестной
Мне без препоны,
И я купцов и лордов местных
Тогда не трону.

Права страны у нас гласят:
'К богатству, славе - через ад'',
Звать к вечным мукам своих чад,
Умно едва ли,
Но, слава Богу, этих врат
Мы миновали.
………………………….
Воскреснут пусть Лапрейк и Бернс,
Чтобы достичь родных небес,
Чтобы воспеть страну чудес
В тончайших сферах,
Пусть дружба их растет, как лес,
В грядущих эрах.
(«Второе послание Джону Лапрейку». Отрывки. Пер. Ю.Князева)

Доход, который сегодня приносит поэт в государственную казну, исчисляется миллионами. При жизни чуть не угодивший в долговую яму с долгом в четырнадцать фунтов стерлингов, только от туризма по его местам он приносит в казну не менее ста миллионов фунтов и еще пятьдесят  – от продажи сувениров и проведения вечеров памяти поэта.

Двадцать пятое января в Шотландии – национальный праздник: в этот день 1759 года родился ее великий поэт. В июле 2016 исполняется ровно 220 лет со дня смерти (1796) поэта и страна уже готовится встречать эту дату. Ну, а через три месяца - очередной праздник в честь рождения поэта.

Этот день в Шотландии отмечается салютами, совместными трапезами, общим застольем. Поэзия Роберта Бёрнса обладает силой объединять людей и собирать их вместе. Сегодня традиция собираться в этот день где-нибудь вместе уже имеет свои обычаи и атрибуты:

на столе обязательно должен быть пудинг Хаггис, воспетый поэтом, большое количество напитков, в том числе горячительных, и каждый тост сопровождаться чтением стихов и общим пением застольных песен Роберта Бёрнса.

У которых есть, что есть, - те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, -
Значит, нам благодарить остается небо!
(Заздравный тост. Пер. С.Маршак)

***

Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней? Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
За дружбу старую –
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
………………………………………
Я пью за старую любовь,
За дружбу прежних дней!
За дружбу старую –
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
("Забыть ли старую любовь". Отрывок. пер. С.Маршака)

 

Знаменитый пудинг Хаггис

В тебе я славлю командира
Всех пудингов горячих мира, -
Могучий Хаггис, полный жира
И требухи.
Строчу, пока мне служит лира,
Тебе стихи.

Дородный, плотный, крутобокий,
Ты высишься, как холм далекий,
А под тобой поднос широкий
Чуть не трещит.
Но как твои ласкают соки
Наш аппетит!
(«Ода шотландскому пудингу "Хаггис"», отрывок. Пер. С.Маршака)

Роберт Бёрнс - очень популярный в России поэт. Его первые переводы и первая биография поэта появились уже в 1800 году.  До революции великолепные переводы сделаны М. Михайловым, тем самым народовольцем, И. Козловым, прославившимся знаменитым романсом «Вечерний звон» (перевод Т.Мура), им занимался В.Белинский, его знал Пушкин, Лермонтов и многие другие.

Но особенно популярным Бёрнс стал после революции: в Советском Союзе его переводили много и по-разному. Самые известные переводы - С.Маршака, которые он делал в течение сорока лет. Часть из них так и осталась в черновиках, но более двухсот – напечатана.

Специалисты считают, что Самуил Яковлевич, из политических и цензурных соображений, некоторые вещи сокращал или причесывал, облагораживал или смягчал, и говорил о классовой борьбе там, где ее не было и в помине.

Переводил Бёрнса Э.Багрицкий («И я была девушкой юной», песня, известная по фильму «Старшая сестра»), Т. Щепкина-Куперник, А.Кузнецов, Ю. Князев, С.Петров, Е.Фельдман  и другие. В общей сложности сегодня переведено почти все наследие поэта, в том числе и то, что не было переведено Маршаком или уже было переведено им и другими, но в усеченном варианте или слишком сглажено.

Переведено даже то, что считается подделкой, например «Дерево свободы». Первые переводчики Роберта Бернса сформировали то литературное поле с его темами, музыкальностью, рифмами и ритмами, с особым поэтическим языком, в котором продолжают переводить поэта и сегодня.

О смерть, ты уравняешь всех,
Страдальцев лучший друг.
Покой и отдых ты сулишь,
Конец жестоких мук.
Страшатся знать и богачи
Тебя сильней всего!
А мы благословляем час
Прихода твоего.
(«Людской удел – скорбь». Пер. А.Петровой.)

Сергей Андреев . К стихам Роберта Бернса

Гуляли ветры по холмам
И солнце, отходя ко сну,
Глядело сбоку на Лугар,
На лес, впадавший в желтизну.
Гнетут года; гнетёт беда;
Крута гранитная скала.
О смерти друга пел Поэт,
Что так безвременно пришла.
(«Плач по Джеймсу, графу Глэнкерну».Пер. Е. Фельдмана.)

Согласимся, что эти меланхоличные стихи очень не похожи на знакомые нам – ироничные, жизнелюбивые, задиристые и, в своем большинстве, веселые и оптимистичные. Нет, у Бернса есть много  печальных и философских стихов,  и они тоже выросли на родной почве, как и любимый поэтом шестистрочник - с  укороченными четвертой и шестой строчками, которой написано большинство самых известных и популярных его стихов. Но она требует ироничности, дурашливости, лукавства, юмора и простоты, а серьезности – вовсе не выносит.

Поэтому и создается образ поэта-гуляки, бесшабашного парня-пропойцы, готового волочится за каждой юбкой. Эти стихи больше всего напоминают брейгелевские карнавальные картинки и раблезианскую сатиру. Роберт Бернс обладал редким даром сочетать лирику и сатиру, как на русской почве сочетал то и другое неподражаемый Саша Черный.

Ты, завладев моей скулой,
Пронзаешь десны мне иглой,
Сверлишь сверлом, пилишь пилой
Без остановки.
Мечусь, истерзанный и злой,
Как в мышеловке.
Так много видим мы забот,
Когда нас лихорадка бьет,
Когда подагра нас грызет
Иль резь в желудке.
А эта боль – предмет острот
И праздной шутки!
(«Ода зубной боли». Отрывок. Пер. С.Маршака)

Но кроме этого шестистрочника есть в его наследии еще и шотландская королевская строфа, которой написан знаменитый «Хэллоуин», и есть  классический поминальный плач, встречающийся почти у всех народов. Именно ею написаны стихи-размышления о жизни, смерти, судьбе, любви, грехе….

Студеный вест свистит окрест -
Стучит и дождь и град.
Сумбурный норд берет аккорд -
Нас дождь и снег слепят.
Ручей ревет, напором вод
Раздвинув берега, -
Лесной народ со страхом ждет
Нашествие врага.

Другому пусть тоска и грусть,
Чем дале, тем страшней.
Зимою мне милей оне
Веселых майских дней.
Метели вой отзыв живой
В душе моей найдет:
Худые дни тому сродни,
Кто стонет от забот.

Небесный Вождь, пролей не дождь,
А ливень страшных бед!
Что наша боль! Ты - воля воль,
Ты сам себе запрет,
Но я прошу, пока дышу,
Чтоб ты помог меж гроз
Мне твой удар принять как дар
С улыбкой - вместо слез!
(«Зима. Плач». Пер. Е.Фельдмана)

Роберт Бернс: Я вам не священник…

Природа Шотландии

Тридцатисемилетняя биография поэта не очень богата внешними событиями: родился Роберт Бернс (1859) в семье шотландского фермера-арендатора,  всю жизнь работавшего в поте лица своего. Сначала садовником,  потом - на своем арендованном участке, где построил собственными руками ветхий домик, бережно сохраняемый сегодня властями. Чтобы прокормить семью, отец начал привлекать к работе своих малолетних детей: Роберт работал в поле с шести лет, потом к нему присоединился и его младший брат. Рождение первенца  обещало быть счастливым: легенда гласит, что когда Роберт Бернс родился, цыганка нагадала младенцу великое будущее, о чем с юмором поведал сам поэт:

За год до смерти короля,
Едва забрезжилась заря,
В день двадцать пятый января,
Как свет увидел Робин.

Взглянув в ладонь малютке, так
Кума решила: "Наш толстяк,
Поверьте, будет не дурак;
Пусть он зовется Робин.

Хоть в жизни беды ждут его,
Он не погибнет от того, -
Напротив, края своего
Составит славу Робин.

Но (я готова присягнуть!),
По всем приметам будет льнуть
К другому полу плут... О, будь
Любимцем нашим, Робин!

Хоть много, девушки, средь вас
Найдется жертв его проказ, -
Есть люди хуже во сто раз...
Христос с тобою Робин!"
…………………….
(1785. Робин - Пер. Н.Новича)

Дом, построенный Вилли Бёрнесом, отцом поэта

Отец мальчика  очень  хотел, чтобы его дети выучились, хотя потом часто ворчал на Роберта, когда  тот во время работы застывал на месте и отвлекался: «Я дал тебе образование не для того, чтобы вместо трудолюбивого сына получить господина поэта!»

Бедность не давала возможность платить за учебу обоих мальчиков, да и сразу двоих сыновей отпускать в школу было слишком накладно для бедного фермера. Вот и ходили братья в школу по очереди: один учился, другой – пахал. С учителем детям повезло: имея  университетское  образование,  он смог многому их научить, а главное - пробудить интерес к знаниям.

Математика, литература, классический английский, французский, история, философия – все было интересно и увлекательно!!! Так и повелось – днем Роберт работал в поле, вечером – читал книги, а ночью – писал стихи. В деревне смеялись над семейством Бернсов: каждый, усаживаясь ужинать, брал с собой книгу и, уткнувшись в нее, молча поглощал свою еду.

Стихи к Роберту Бернсу пришли  не сразу, а с первой любовью, как это часто бывает. Она была дочерью мельника,  Нелли Килпатрик, старше его на один год. С ней он вязал снопы, но больше никогда не виделся. Этой первой любви Роберт Бернс посвятил одно из самых известных стихотворений:

Я прежде девушку любил,
И до сих пор люблю,
И никогда б я не забыл
Нелль славную мою.

Красавиц много видел я,
Им не было числа,
Но только милая моя
Изящна и мила.
…………………………………
Цветистый шелк и взгляд пустой
Заденут сердце вскользь,
Но скромность вместе с чистотой
Пробьют его насквозь.

Вот чем мне нравится она,
Вот что чарует в ней.
Она одна и лишь одна
Царит в душе моей.
(Пер. Ю.Князева)

Первые поэтические опыты оказались не последними и не бесталанными. Мать и тетка часто рассказывали ему народные сказки, баллады, пели шотландские народные песни. Все впитывала душа мальчика, а потом это вылилось в изумительную по простоте, мелодичности, иронии и юмору поэзию.

Семья арендует другие фермы, но разбогатеть не удается. Отец отправляет сына весной 1781 года учиться на чесальщика льна, где молодой Роберт Бернс впервые прочитает тоненькую брошюрку стихов  Роберта Фергюссона, написанную на шотландском диалекте и будет поражен, что шотландскому разговорному языку  можно дать литературную жизнь.

Это было второе рождение – как  поэта. Он никогда не забывал, кому обязан и позднее, уже став известным, Бернс разыщет заброшенную могилу гениального Фергюссона, поставит ему на собственные деньги памятник и напишет эпитафию:

Ни надписи помпезной, ни скульптуры
Лишь грубо обработанный гранит
Шотландии указывает хмуро,
В каком углу земля тебя хранит.

 

Твоею потрясённая судьбою,
Пускай припомнит родина, скорбя,
Как Роскошь, восхищённая тобою,
Лишеньями замучила тебя.

Скромны плоды хлопот моих упорных,
Но в памятниках пышных правды нет.
И краше вычур хитрых, рукотворных
Бессмертные стихи твои, Поэт!
(Перевод Е.Фельдмана)

Роберт Бернс - член масонской ложи

В Тарболтоне в том же 1781 году Роберт Бернс  вступает в масонскую ложу, оказавшей  на него большое влияние. Один другим появляются его меткие и смешные стихи, которые вскоре уже распевала вся местная округа.

Не создан я был для парламентской битвы,
Служения Богу и жаркой молитвы.
Претит мне купчина, мошенник завзятый,-
Пленен я навеки бутылкой пузатой!

Вовек не завидовал доле дворянской,
Вовек не чурался судьбине крестьянской.
Люблю я пирушки до ночи глубокой
Да шашни с бутылкой моей крутобокой.

Помещик коня погоняет сердито:
В уме лишь проценты, долги да кредиты.
А я о делах вспоминаю с ухмылкой
При каждом знакомстве с пузатой бутылкой.

Скончалась моя дорогая супруга,
Нашел было в церкви я первого друга,
Но вовремя вспомнил слова Соломона:
"Бутылка нас лечит со времени она!"

Однажды мошною рискнул я с размахом.
Моя авантюра закончилась крахом.
Приятель не стал утешать меня пылко,
А молча принес и поставил бутылку.

"В заботах ищите себе утешенье!"-
Внушал нам поэт, и я верю внушенью,
Поскольку давно за собой замечаю,
Что хлопоты жизни бутылкой венчаю.

Да здравствует наша масонская ложа,
И циркуль ее, и квадрат ее - тоже,
А также бутылки священное пузо,
С которым забудешь любые обузы!
(Я вам не священник...1782. Пер. Е.Фельдмана)

От непосильного труда, подорвавшего здоровье, умер отец. Старший сын вынужден  взять на себя все заботы о семье и о новой ферме Моссгил, которую арендует вместе с братом. Ему уже  двадцать пять, а ни положения, ни богатства не нажил. Зато у него много  друзей, с которыми любил коротать вечера, его знают как поэта и он очень нравится девушкам.

Обаятельный, образованный, с бархатным голосом, всегда со вкусом одетый, Роберт Бернс был неотразим. Девушки мечтали, чтобы он обратил на них внимание. Да и сам юноша был не прочь подружиться с какой-нибудь красавицей. Но однажды он встретил  Джин Армор, ставшую любовью всей его жизни.

Четыре ветра на земле,
Но западный один,
Мне повторяет имя Джин,
Моей любимой Джин.
Мечтаю я под звон ручья,
Под шум лесных старшин.
Моя душа летит спеша,
Летит к любимой Джин.
………………
О, встреч, разлук блаженный круг!
О, жаркие сердца!
Река, холмы, – здесь только мы,
Здесь клятвы без конца!
Лишь только Тот, кто создал род
И женщин, и мужчин,
Поймёт меня: прожить ни дня
Я не могу без Джин!
(Пер. Е. Фельдмана)

Тайно обвенчавшись, т.к. ее зажиточный отец никогда бы не согласилась на брак с бедняком, они уже ждали первенца. И тут разразился скандал: отец Джин, узнав о тайне влюбленных, порвал брачный контракт, дочь выслал из города, а Роберта посадили на позорную скамью в церкви за прелюбодеяние. От любви родилась двойня: мальчик умер, дочь семья Бернсов забрала себе.

Джин вдохновляла его на новые стихи и в год своего тайного венчания он пишет «Полевой мыши», «Людской удел – страданье», «Веселые нищие» и многие другие стихи. По совету друзей Роберт Бернс готовит для печати по подписке свой первый сборник, который выйдет в Килмарноке в июле 1786.

В день совершеннолетья, Тэм,
Свою покину клеть я, Тэм,
Заставлю всю свою родню
Другие песни петь я, Тэм!

Моя родня учить меня
Готова чуть не плетью, Тэм.
Три года подожди до дня,
Дня совершеннолетья, Тэм!

Наследство тётка мне даёт,
И стану им владеть я, Тэм;
И враз родня закроет рот
В день совершеннолетья, Тэм!

Твердит богатый дуралей,
Могу, де, пожалеть я,Тэм,
Но я решила стать твоей
В день совершеннолетья, Тэм!
(День совершеннолетья. Пер. Е.Фельдмана)

Бернс. Я стихоплет не для господ…

Роберт Бернс в Эдинбурге. 1787 г.

  В «килмарнокский» сборник с длинным названием Бернс включил  44 стихотворения, и выходит он тиражом всего в 612 экземпляров. Он тут же, моментально, раскупается – всего за одни день. Непосредственность, простота рифмы, музыкальность, юмор и сарказм, узнаваемость жизни простого крестьянина – все было неожиданно и смело.

Часть тиража разошлась по подписке,  другая – буквально разлетелась по рукам. Рассказывают, что последний экземпляр купил рабочий, собравший на книгу деньги вскладчину со своими друзьями. Книгу они  аккуратно расшили, потом  по очереди брали себе по листочку и вручную копировали, пока у каждого из них не собралась вся книжечка.

Сборник открывался поэмой «Две собаки», в которой рассказывается житие  породистой собаки из богатой семьи и шотландской овчарки колли  – из бедной крестьянской. Так Бернс увековечил память о своей Люат, убитой неизвестными. Когда это произошло, Роберт поклялся, что ее имя будет бессмертно. Это все, что он мог сделать для своей любимицы.

Ландсир "Две собаки"

В шотландском уголке одном,
Что бухтой Олдкинг мы зовем,
В безоблачный июньский день,
Когда уж удлинялась тень,
Два пса, не занятые дома,
Сошлись как добрых два знакомых.
Один - по кличке Цезарь; он
Беспечно жил при знатном лорде:
Судя по росту, шерсти, морде,
Был родом из чужих сторон,
Куда мы посылаем лодки
На лов трески или селедки.
………………………………..

Другим владел один крестьянин:
Рифмач, безумец, нравом странен,
Его в друзья себе избрав,
Он кличку дал ему "Люаф",
Псу из старинной песни в честь,
Сложенной кем, когда - бог весть.
Умней, верней - навряд ли колли
Еще скакал по лужам в поле:
Своей веселой мордой честной
Снискал друзей он повсеместно.
(Две собаки. Отрывок. Пер. Т.Щепкиной-Куперник)

Начинается  другая жизнь, с фермерством покончено: права на ферму Моссгил он передает младшему брату, а сам перебирается в столицу Шотландии. В Эдинбурге его тепло принимают в аристократических салонах, ему поют дифирамбы, удивляются его образованности, начитанности,  хорошим манерам и знанию французского. Светская знать меньше всего ожидала увидеть это в поэте-пахаре, как теперь его называют.

Тут же начинает готовиться второе, расширенное,  издание знаменитого сборника, который выходит менее чем через год, в апреле 1787, уже в столичном издании. Расходится тираж также быстро, как и первый. Теперь Бернс, казалось бы, может  не беспокоиться о своем будущем: живой классик, активный член масонской ложи и знаменитый поэт.

Но в Эдинбурге он не прижился, однако слава и деньги, хоть и небольшие, позволили ему через два года обвенчаться со своей возлюбленной, примирив отца Джин с ее избранником. Бернс покупает ферму Эллислэнд, но в 1791 году Бернс переезжает вместе с семьей в портовый  город Дамфриз, где ему друзья выхлопотали должность сборщика акцизов, что давало неплохой, а главное – постоянный, доход. Так, по меткому слову Е.Витковского  поэт-пахарь становится поэтом-мытарем.

Ферма Эллислэнд

В Эдинбурге Бернс знакомится с собирателем фольклора и совершенно бескорыстно начинает помогать ему, разъезжая по всей Шотландии и собирая народные песни. Часто на старые народные мелодии Бернс пишет свои стихи или переделывает старые.

Так создаются такие шедевры, как «Любовь моя — алая, алая роза…», застольная песня «Старая дружба», пением которой заканчивается Ночь Бернса: люди встают в круг и, держась за руки, и распевают ее все вместе. Застольям посвящено много и других его стихотворений, как, например, это.

Эль нам души согревает,
Догола нас раздевает.
Эх, снесу штаны в заклад -
Добрый эль нам друг и брат!
Прежде было, я на вспашке
Шесть волов гонял в упряжке.
Продал всех, остался плуг -
Добрый эль нам первый друг!
С добрым элем, славным элем,
Без штанов, зато под хмелем
Липнешь к девкам всем подряд -
И сам черт тебе не брат!
(Пер. М.Бородицкой)

Дом в Дамфризе, где жил в последние годы Роберт Бернс

Став известным человеком и относительно крупным чиновником, Бернс не оставил старых привычек: по-прежнему любит веселые компании и застолья, женщин и свободу, но и писать стихи  - тоже не перестал. Это подтверждает старую истину: поэт не вмещается в расхожие представления о морали и, чтобы писать бессмертные стихи, быть добродетельным вовсе не обязательно.

Любитель веселых компаний и женщин, Бернс легко тратит все, что приходит и снова - долги и бедность. А между тем семья растет, Джин рожает  одного ребенка за другим и финансовые проблемы тоже растут. В 1793 году выходит второй его эдинбургский сборник, уже в двух томах. В нем собраны и старые, и последние поэмы и стихотворения Роберта Бернса.

Я с женою, видит Бог,
Лет не замечаю.
И другим не ставлю рог,
И себе – не чаю.

Никого я не гноблю,
Сам не унижаюсь.
Попрошаек не люблю,
Сам не одолжаюсь.

 

Без нужды не лезу в бой,
Ближних не увечу.
Острый нож ношу с собой:
Надобно – отвечу.

Не судимый, не судья,
Завистью не сужен,
Никому не нужен я,
Мне – никто не нужен!
(Пер. Е.Фельдмана)

Памятник жене поэта Джин Армор, пережившей его почти на сорок лет

Поэт начинает неожиданно думать и писать о смерти, хотя ему всего тридцать три. Здоровье постепенно ухудшается и в июле 1796 Роберта Бернса не стало. Жена в это время рожала пятого ребенка и не смогла быть на его похоронах. К счастью, по подписке была собрана большая сумма денег, позволившая семье Роберта Бернса уже ни в чем не нуждаться, а потом ей была назначена королевская пенсия.

И в конце предлагаю небольшую подборку новых переводов Роберта Бернса, в которых он предстает живым, веселым, озорным и жизнерадостным  с его темами любви, застолья, веселья и юмора.

Круговая ходит чаша.
Велелись, кабацкий люд!
Зачинайся, песня наша!
Пусть со мною все поют!

Хор
По законам мы не тужим.
Воля - вот что любо нам!
Суд одним лишь трусам нужен,
церкви милы лишь попам.

На кой ляд искать нам чина?
Не беда - свистать в кулак,
Коль живем мы без кручины,
все едино где и как.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Днем в дороге озоруем,
колобродим без конца.
По ночам - зазноб милуем,
подстеливши им сенца.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

В колымагах нам негоже
по дороге разъезжать,
а на чинном брачном ложе
неприлично нам лежать.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Жизнь - как том тяжеловесный,
толку в нем не перечесть.
Тот толкуй о жизни честной,
кто попал в чины и в честь.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Вздевши сумки, взявши клюшки,
двинем, братцы, снова в стынь!
Славьтесь, женки! Славьтесь, шлюшки!
И крапивники! Аминь!
(Кантата «Голь гулящая» («Веселые нищие»). Песня. Пер. С.Петрова)
***

Р.Бернс с одной из своих возлюбленных

Хозяйка, счет скорей неси:
Взыграла зорька в небеси.
Всех мутит, Господи спаси,
Держусь один лишь я.

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?

И если все лежмя лежат,
И если все лежмя лежат,
Я за себя и за ребят
Спою - мне черт не брат!

Будь счастлив ты, и счастлив я,
И вся шотландская земля!
Храни нам, Боже, короля
И грешных нас храни!

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?
(Хозяйка, счет скорей неси... - Пер. Е.Фельдмана)
*****

Мавзолей Р.Бернса в Дамфризе

Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди

Куда ты, чертова холера?
Какого, извиняюсь, хера?
Зачем возвышенная сфера
Ничтожной вошке?
Не лезь на леди и на сэра, -
Там нет кормежки!
Какой пассаж! Невероятно!
Всё было б ясно и понятно,
Когда бы к голи перекатной
Ты лезла, вошь,
Но ты полезла к леди знатной…
Ну ты даешь!
Ты в космах нищей побирушки
Была бы с пищей на пирушке.
Твои друзья, твои подружки
Сползлись бы кодлой,
И не устроил бы прорушки
Вам гебень подлый.
Тебе бы лучше было, гадкой,
Лежать под лентой или складкой,
Но ты до славы стала падкой,
И кажешь дерзость,
И лезешь наглой супостаткой, -
Какая мерзость!
Черна, красна твоя одежа,
И серой ты бываешь тоже.
И на крыжовник ты похожа.
Ползи тишком,
Пока тебя не уничтожу
Я порошком!
Уж лучше б ты облюбовала
Старух чепцы и одеяла,
По мужикам покочевала
И вверх, и вниз ты,
Но нет, нахалка, увенчала
"Лунарди" мисс ты!
Напрасно в спеси и гордыне
Головкой ты поводишь, Джинни,
Не видя то, что, видя ныне
На модной тулье,
Гудит народ по сей причине,
Как пчелы в улье.
Когда б мы были в состоянье
Со стороны, на расстоянье
Свое увидеть одеянье,
Свою походку,
Нам было б с ними расставанье
Всегда в охотку!
(Пер. Е. Витковского)

***

Я стихоплет не для господ -
не ихнего я нрава!
Певец простой, но вслед за мной
бредет зевак орава.

Не туда, так сюда!
Не слева, так уж справа!
Не с одной, так с другой,
а будет мне забава!

Из лужи Муз я не напьюсь,
Кастальский ключ - отрава!
Мой Геликон - где ключ хмелен!
Так честь ему и слава!

На милых краль похвал не жаль,
хоть их мутит лукавый,
иметь их всех - не смертный грех,
когда посудишь здраво.

Теперь у нас утешный час -
со мной моя шалава!
А много ль дней любиться с ней -
на это нет устава.

На сладких баб и впрямь я слаб,
и им кричу я: Браво!
Готовьтесь в бой! Сражусь с любой,
пока в порядке справа!
(Кантата «Голь гулящая» («Веселые нищие»). Песня. Пер. С.Петрова)

  Тина Гай