У нас говорят, что, мол, любит и очень,
Мол, балует, холит, ревнует, лелеет...
А помню, старуха - соседка, короче,
Как встарь в деревнях, говорила: жалеет.
И часто, платок затянувши потуже,
И вечером в кухне усевшись погреться,
Она вспоминала сапожника-мужа,
Как век он не мог на нее насмотреться.
- Поедет он смолоду, помнится, в город,
Глядишь, уж летит, да с каким полушалком!
А спросишь – чего мол управился скоро?
Не скажет… Но знаю: меня ему жалко.
Зимой мой хозяин тачает, бывало,
А я уже лягу, я спать мастерица.
Он встанет, поправит на мне одеяло,
Да так, что не скрипнет под ним половица,
И сядет к огню в уголке своем тесном,
Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек...
Дай Бог ему отдыха в царстве небесном!
И тихо вздыхала: жалел меня очень.
В ту пору смешным мне все это казалось.
Казалось любовь чем сильнее, тем злее,
Трагедии, бури… Какая там жалость!
Но юность ушла,
Что нам ссориться с нею?
Недавно больная бессонницей зябкой
Я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла.
И вспомнилась вдруг мне та старая бабка –
Как верно она про любовь говорила!
Ирина Снегова. (1922-1975гг.)

Ирина Снегова (1922) - поколения военного: когда началась война, ей исполнилось всего девятнадцать, но ей не пришлось воевать. Она, как и многие другие, жила и работала в тылу. Потом училась в литературном институте и видела, как приходили с фронта и из госпиталей в институт совсем юные солдатики в военных шинелях и сапогах. Иногда они уходили обратно на фронт и уже не возвращались...
Ее поэзия женская, а интонационно и тематически похожа на стихи Вероники Тушновой. Наверное, поэтому Вероника Михайловна сразу выделила ее среди других поэтесс, заметив простоту стиля и подлинность чувств, выраженных так же естественно, как человек дышит.
Такие поэты как Ирина Снегова действительно оправдывают даже самые жестокие эпохи. Ее стихи очень женские, в них нет необычных рифм и ярких метафор, большинство - о любви, верности, разлуке и вечных истинах. Женщины сразу узнают в ее стихах себя, свои переживания и чувства.

Об Ирине Анатольевне Снеговой почти ничего неизвестно, о ней никто не собирал материал по крупицам, не писал диссертаций и биографий, не появилось ни одной статьи с разбором особенностей ее стиля. Известно только, что прожила она пятьдесят три года. За четверть века поэтической жизни выпустила шесть сборников стихотворений («Лирические стихи», «Август», «Лирика», «Крутизна», детский сборник «Бьют часы»), переводила поэзию грузинских, армянских, башкирских и других поэтов братских республик. Родила дочь.
Умерла в 1975 от скоротечного рака легких, который едва распознали и уже спасти не успели. Она сама себя отпела, написав стихотворение на собственную смерть, которое рифмуется со стихотворениями Марины Цветаевой («Настанет день печальный…») и Бориса Пастернака («Август»).
И тот, кто не видел её годами,
И те, кто с ней рядом, бок о́ бок жили,
Все к ней сегодня пришли с цветами,
И рядом у ног её их сложили.
Стояли торжественные корзины,
От младшего сына, от старшего сына.
Плача, склонялась над ней невестка,
Та, что не раз отвечала дерзко.
И внук, что ленился очки подать ей,
Свежие листья ей клал на платье,
И, подобревшей рукой соседка
Вдруг положила хвойную ветку.
Люди кольцом стояли в печали,
Плакали, думали и молчали.
Стыли от стужи цветы живые,
Так много их у неё впервые.
А если б она их увидеть могла бы,
Взять, разобрать и поставить в вазы,
Может, из сморщенной, старой, слабой
Стала б красивой и сильной сразу.
И мне захотелось уйти из круга!
Сказать что все эти букеты лживы!
И крикнуть — дарите цветы друг другу
Сейчас, сегодня, пока мы живы!

По статье Тины Гай