Урок иврита 14 |
|
16 Детство Раисы Чесниной |
1937-1946 гг.
Я родилась 3 сентября 1937 г. в Минске. Мои родители Яков Львович Чеснин и Евгения Соломоновна Краснер жили в Борисове. Дом нашей семьи располагался рядом с домом родителей моей мамы, в котором также жили мамины сестра Фрума (Фаня) и брат Илья. Моя тетя Фрума была замужем за Максом Рубинчиком, у них были двое детей: Эммануил (Мема) и Дора, о которых моя мама всегда говорила, что они были для нее также дороги, как я и мой брат Гриша. Для нее была ужасная трагедия гибель ее родителей и сестры с детьми, о которых она плакала до последних дней своей жизни.
8 января 1939 г. родился мой брат Григорий Чеснин. До войны мы с братом ходили в детский сад, но часто болели, и маме приходилось брать больничный. Из нашего дома я сама ходила в дом к бабушке - это я помню, но сами дома не помню.
Геня Краснер и сын Гриша, 1939 г., Борисов
Яков Чеснин с детьми, 1940 г., Борисов
Рая и Гриша Чеснины, 1941 г., Борисов
Когда началась война, мы прятались от немцев в лесах и шли в сторону подальше от фронта. Наш путь папа определял по схемам, которые были в сельсоветах близлежащих деревень, куда он ходил ночью. Мой брат Гриша, когда он просыпался ночью и не видел около себя папу, поднимал страшный крик и орал «А папка мой!». Все взрослые, которые были вместе с нами, разбегались подальше от нас с криком «Он нас погубит, пусть замолчит». Угомонить Гришу до прихода папы было невозможно. Иногда ехали на телегах, а иногда в тамбурах вагонов. И, несмотря на ветер, дождь и сквозняки в товарных вагонах мы не разу не заболели, как будто чувствовали и понимали, что идет война, хотя до войны очень часто болели.
В конце концов, мы добрались до д. Булычево Пензенской области. Там мы всей семьей жили в небольшой комнатушке в бараке. В этой комнатке был большой деревянный топчан, на котором мы спали. Когда родители были на работе, мы боялись с него слезать, т.к. через щели проникали крысы. Были случаи, когда крысы запрыгивали на топчан. Мы начинали орать, и они убегали. Под окном соседней комнатки этого барака росла картошка. Однажды я вылезла в окно, собрала эту картошку и побросала ее к нам в комнату. Через какое-то время прибежала наша соседка и устроила скандал. Меня, конечно, ругали, мама собрала картошку и вернула ее соседке.
Мама работала в школе, а папа на элеваторе, и мы не голодали, т.к. папа приносил с работы отходы от переработки зерна, которые разрешали брать домой. Мама варила из них каши, суп и пекла хлеб, который потом сушила на сухари. Однажды к нам приехал мамин дядя Илья, который жил в Москве, и гостил у нас до тех пор, пока не кончились наши съестные припасы. В этой деревне был конюх дядя Коля, который часто к нам заходил, и папа давал ему немного еды и корма для коня. Когда папу демобилизовали на трудовой фронт в Москву, он попросил дядю Колю иногда заходить к нам и помогать маме принести дрова или воду. И этот человек ни разу у нас не появился, а только тогда, когда папа приехал на побывку. Мама была очень удивлена появлению Коли, и сказала папе, что он пришел к нам сегодня первый раз после твоего отъезда. Ему стало неудобно, и он ушел.
Через некоторое время папа познакомился в Москве с Давидом, очень хорошим человеком, который во время войны помогал всем, чем только мог. Давид имел достаточно денег, т.к. работал продавцом керосина, и, в конце концов, его посадили за воровство. Но пока он работал, в его доме было полно людей, которых он кормил и предоставлял им ночлег. Бетя, жена маминого двоюродного брата Семена Лившица, который был на фронте и потом попал в плен, была родной сестрой Мули - жены Давида. Давид попросил Бетю пустить нас жить в ее комнату, т.к. она с двумя дочками постоянно находилась у Давида. В эту комнату мы и переехали из д. Булычево. В ней была печурка, дым из трубы которой шел прямо в комнату. Один раз Бетя пришла и устроила скандал, что потолок закоптел от дыма, и потребовала сделать ремонт. Папа пожаловался на нее Давиду, и тот так ее пропесочил, что она была потом как шелковая. Мы жили очень тяжело, не было еды и одежды. Перед домом была огромная лужа, в которой я застряла и потеряла ботинок. Этот было перед праздником 1 мая, и на праздник мне не в чем было выйти. Это было большим несчастьем для меня.
Потом через какое-то время Давид устроил папу директором подсобного хозяйства Московской ткацкой фабрики. Это хозяйство находилось под Москвой в д. Смолево Куровского района. Там выращивали картошку и свеклу. В этом хозяйстве были корова, лошадь, коза и козел. Однажды конюху, который ухаживал за животными, сказали зарезать козла, а он был настолько пьян, что зарезал козу. Гриша страшно плакал и приговаривал «Жалко Валечку» (так звали козу), а корову украли директор школы и милиционер, они ее зарезали. Потом по следам крови нашли этих преступников и их посадили. Вообще народ жил очень бедно, почти все мужчины были на фронте, а половина женщин, которые работали на местной ситцевой фабрике, сидели в тюрьме за то, что украли метр ситца. Такое было тяжелое время. Папино Московское фабричное начальство часто наезжало отдыхать в это подсобное хозяйство. Маме они не нравились, они много пили, привозили с собой женщин и требовали, чтобы мама их кормила и ухаживала за ними. Ей было очень тяжело. Она вела хозяйство, топила печь, готовила еду и еще работала в школе.
Рая и Гриша Чеснины и Галя (жена Ильи Краснера), 1943 г, д. Смолево
В доме, где мы жили, была большая русская печь с лежанкой. Мы с Гришей лежали на этой печи и засовывали в щели семечки, которые там высыхали, и мы их ели. Там же сушили свеклу, она была очень сладкая. Мама даже варила из нее повидло. Жители в этой деревне цокали и окали. Соседка Маруся всегда звала маму «Соломонна», иди «сци» хлебать и «цай» пить. А мне почему-то нравилось 100 раз на день подбегать к окну дома соседки и кричать «Тетя Марусь, сколько время?», и она каждый раз терпеливо отвечала, хотя мама говорила мне «Не надоедай Марусе», а Марусе говорила «Не обращай внимания». Однажды родителей пригласили на какой-то праздник, маме налили стакан самогону. Я думала, что это вода, взяла и выпила. После этого родители удивились, что меня нет, а Гриша сказал, что я сплю на сеновале. Как-то Гриша серьезно заболел. Он был крепкий мальчик, болел редко, но если болел, то тяжело. Его положили в больницу, и мама была с ним. У него был жар, и кто-то из больных угостил его кусковым сахаром, и он грыз этот сахар. Шум от этого раздражал одну больную старуху. Она кричала и требовала, чтобы у него забрали сахар. Мама не смогла отобрать у Гриши сахар, и скандал продолжался, пока больные не утихомирили эту женщину.
В деревне Смолево я начала учиться в первом классе и проучилась там три года. Мою первую учительницу звали Мария Леонтьевна, и я ее очень любила. Помню, когда я училась читать по слогам, нужно было прочесть слово «велосипед». Я называла отдельно все слоги этого слова правильно, а все слово вместе я читала «лисипед». Это было много раз, и я не понимала, что от меня хотят, потому что все деревенские так говорили.
Гриша и Рая Чеснины, 1946 г., д. Смолево
В 1947 г. это подсобное хозяйство закрыли, и перед родителями встал вопрос, куда деваться. В Борисов возвращаться они не хотели, т.к. там все погибли, дома сгорели, и жить там было бы очень тяжело и негде. Они вычитали объявление, что требуются люди для работы на Дальнем Востоке, но их не взяли, т.к. с малыми детьми туда не брали. Как-то они поехали в Москву и увидели на столбе объявление, что требуется десятник. К счастью, папу взяли на работу и дали комнату в общежитии, в котором проживали еще три семьи. Так мы нежданно-негаданно стали жителями Москвы.
|
15 Предки Раисы Чесниной |
Следующие ниже разделы мемуаров написаны Раисой Чесниной и относятся к периоду, предшествующему знакомству ее с Леонидом Позиным.
ЛЕВ ЧЕСНИН - мой дедушка по отцовской линии - скончался перед началом войны. Лев Чеснин был женат дважды. От первого брака у Льва было двое детей: сын и дочь. Сын погиб в 1941 г. на фронте и у него осталась дочь Элеонора. Дочь Льва Чеснина вышла замуж (фамилия мужа Гликман) и родила 4-х сыновей: Николай, Анатолий, Александр и Ефим. Элеонора, внучка Льва Чеснина, вышла замуж за своего родного дядю Анатолия Гликмана. Сейчас они живут в Израиле и у них есть двое детей и много внуков.
РИВА - моя бабушка по отцовской линии - вторая жена Льва Чеснина, скончалась в 1927 г. в г. Борисов.
Семья Льва Чеснина и его второй жены Ривы проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было пятеро детей: Борис (1908 г. р.), Зинаида (1909 г.р.), Софья (1910 г. р.), Михаил (1911 г.р.) и Яков (1913 г.р.).
ШЛАЙМЕ (СОЛОМОН) КРАСНЕР - мой дедушка по материнской линии. Шлайме (Соломон) родился в 1876 году, место рождения: Минск. Его отца звали Мендель. Шлайме (Соломон) был женат: супруга Серл (Софья) Шпунт. Место жительства до войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Место во время войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Шлайме (Соломон) погиб 7 ноября 1942 в возрасте 65 лет, место смерти: Борисов, Белоруссия (СССР). Он находился в гетто вместе с женой Серл (Софья) и дочерью Фрума (Фаня) и внуками Эммануил (6 лет) и Дора (1 год). Источником этой информации является Лист свидетельских показаний, поданный 01/01/1994 (Музей «Яд вэ шэм», Иерусалим).
Все вышеназванные родные были расстреляны в гетто фашистами. Сейчас на месте их гибели в г. Борисов установлен памятник. Следует отметить, что Эммануил (Мема) мог бы остаться живым, т.к. Евгения Краснер (моя мать), когда она вместе с мужем и двумя детьми убегали из горящего Борисова, взяли его с собой. Однако, на краю города бабушка Эммануила Серл (Соня) Шпунт догнала их и сказала, что вы все пропадете, а мы поедем в деревню под Минском и останемся живы. Бабушка и дедушка считали, что немцы не тронут евреев, как это было в 1918 г. Тогда немцы не убивали евреев, а отправляли их на трудовой фронт, но евреи рассыпали вокруг своих домов хлорку и кричали «Тиф, тиф, все больны тифом», и немцы с ужасом бежали оттуда.
Шлайме (Соломон) Краснер был мелким коммивояжером и развозил канцелярские принадлежности в Минск и другие города. Однажды его арестовали представители советской власти, считая его деятельность незаконной, и посадили в тюрьму на несколько месяцев. В семье была большая трагедия, не на что было жить. Жена Шлайме, Серл (Софья) Шпунт освободила одну комнату в арендуемом ими доме и сдала ее квартирантам.
СЕРЛ (СОФЬЯ) ШПУНТ - моя бабушка по материнской линии.
Серл (Софья) Шпунт, родилась в 1886 году, место рождения: Борисов. Отца звали Илья. Она была домохозяйкой. Вышла замуж за Шлайме (Соломона) Краснер. Место жительства до войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Место во время войны: Борисов, Белоруссия (СССР). Серл погибла в 1941 в возрасте 55 лет, место смерти: Борисов, Белоруссия (СССР). Источником этой информации является Лист свидетельских показаний, поданный. 01/01/1994 (Музей «Яд вэ шэм», Иерусалим).
Семья Шлайме Краснер и Серл Шпунт проживала в г. Борисов (Белоруссия), у них было трое детей: Фрума (Фаня) (1911 г.р.), Евгения (Геня) (1913 г.р.) и Илья (1919 г.).
ЯКОВ ЧЕСНИН - мой отец - был младшим сыном в семье Льва Чеснина и его второй жены Ривы, и у него было два брата Борис и Михаил и две сестры Зинаида и Софья. Яков окончил рабфак, затем проучился несколько лет в Борисовском лесном институте, но из-за голода был вынужден оставить учебу и начать работать. До начала войны он работал директором Борисовского детского дома. Когда началась война, он спас многих детей - вывел их и многих взрослых из горящего города. Вместе с семьей он пешком добрался до Вязьмы. Затем его направили на трудовой фронт в Москву. Позже он работал в д. Смолево Куровского района Московской области директором подсобного хозяйства, которое принадлежало Московской ткацкой фабрике. В 1947 г. он вместе с семьей переехал в Москву и там работал десятником, прорабом, а затем и начальником производственного отдела Строительного управления Свердловского района г. Москвы.
Яков Чеснин, апрель 1932 г, Борисов
Яков Чеснин, 1934 г., Борисов
ЕВГЕНИЯ (ГЕНЯ) КРАСНЕР - моя мама - была дочерью Шлайме (Соломона) Краснер и Серл (Софьи) Шпунт, и у нее была сестра Фрума (Фаня) и брат Илья. Геня Краснер окончила Борисовский педагогический техникум и работала учителем младших классов. В 1936 г. вышла замуж за Якова Чеснина. У них родились трое детей, в 1937 г. две девочки-близнецы Рая и Инна (Инна умерла в возрасте 1,5 г. от врожденного порока сердца) и в 1939 г. сын Гриша.
Когда началась война, она с мужем и детьми бежали из горящего Борисова, они дошли пешком до г. Вязьмы Московской области и оттуда добрались до д. Булычево Пензенской области. Яков работал на элеваторе Заготзерна, а Геня работала в школе. Через некоторое время муж Гени Яков был направлен на трудовой фронт в Москву. Родители Гени, ее родная сестра Фрума с детьми и многие другие близкие родственники были убиты в гетто г. Борисова 7 ноября 1942 г., о чем было сказано выше. Гене стало известно об этом в конце войны, когда она поехала в Борисов, чтобы узнать о судьбе своих близких. Она пришла к своим знакомым учителям, и те рассказали ей, что всех обитателей гетто расстреляли, но они ничего не видели, т.к. в это время играли в преферанс. После этого Геня встала и ушла, т.к. была потрясена их отношением к происходившему и их равнодушием.
В 1944 г. Геня с детьми перебрались в Подосковье, где ее муж Яков работал директором подсобного хозяйства, а она учительницей в школе. В 1947 г. они переехали в Москву. В Москве Геня работала учителем в вечерней школе, кассиром в строительной организации и в других местах.
|
Урок иврита 13 |
|
14 Могилев |
1961 г. (продолжение)
Приехав в Могилев, я с неделю отдыхал, гулял, встречался со знакомыми. Потом решил искать себе работу. Обратил внимание на объявление в газете о том, что в Дирекции по строительству базы сжиженного газа требуется инженер по оборудованию. Позвонил, и меня пригласил на интервью директор этой базы Никитин. Показал ему все необходимые документы, и он сказал, что он со мной свяжется. Шло время, но никто не звонил.
Тем временем я прекрасно проводил время. Мать решила, что мне уже пора жениться, и стала подыскивать мне подходящую невесту. Она почему-то остановилась на дочке наших соседей Фейгиных. Они считались состоятельными людьми, так как работали зубными врачами и техниками. Вообще-то моя маманя считалась первой свахой в городе. Она познакомила многих молодых людей, причем во многих случаях это знакомство заканчивалось женитьбой. Ее метод был очень прост, она давала паре места в театре, расположенные рядом. Так и я познакомился с этой девушкой. Это была симпатичная пышка, однако после нескольких встреч с ней я понял, что она полная дура. На этом наше знакомство закончилось. Кстати через много лет я встретился в Уфе с Давидом Кажданом, который уже был женат и имел детей. Он рассказал мне, что в молодости был влюблен в нее по уши, но она его кинула. Я ответил, что ему крупно повезло.
Однажды я случайно встретил подружку моей сестры Раисы Позиной. Эта подружка была очень стройной симпатичной девушкой, и она назначила мне свидание у проходной завода, на котором она работала. Поговорили о том, о сем. Она рассказала, что ушла от мужа, который, по ее словам, вытворял с ней невообразимые вещи в постели и вообще издевался над ней. Я поинтересовался, какие такие вещи он вытворял, и она не хотела рассказывать, а потом все же рассказала. По существу, это были позиции, хорошо описанные в литературе по сексу. В следующую нашу встречу, мы поехали на берег Днепра, был уже вечер, не было куда пойти, и мы занимались любовью прямо на песке под кустиком. Так было несколько раз, после чего мы расстались по взаимному желанию.
Были или не были у меня в будущем романтические приключения такого рода, о них из моих мемуаров уже никто ничего не узнает, поскольку совсем скоро я встретил девушку своей судьбы. Но об этом чуть позже.
Наконец, я решил еще раз проведать Никитина, и где-то в середине июня зашел к нему в Дом советов (это большое здание в Могилеве, предполагалось перенести столицу Белоруссии в Могилев, т.к. Минск в 30-ге годы находился близко от границы с Польшей). В его кабинете я обратил внимание, что он является главным архитектором города. Он был уже пожилой человек, и, по-видимому, у него была причина сменить место работы. Когда я появился, он уже принял решение взять меня на работу. Наверное, он искал кого-либо из своих знакомых, но в тресте Союзгаз они не прошли, а моя кандидатура была принята сразу. И это понятно, т.к. если раньше я работал в газовой промышленности подрядчиком, то уж конечно справлюсь с обязанностями заказчика и в последующем главного инженера базы. Итак, я отправился на место работы. Строительство базы находилось на другой стороне Днепра в районе Луполова напротив Автомобильного завода им. Кирова. Это было очень красивое место. По плану строительства недалеко от базы сжиженного газа должны были выстроить дом для ее работников. По плану треста Союзгаз инженер по строительству базы, по окончании ее сооружения, становился главным инженером этой базы. Ему полагалась трехкомнатная квартира в этом доме, также как директору базы Никитину и главному бухгалтеру (фамилию не помню). Мне стала понятна причина, почему Никитин был заинтересован в этой менее ответственной работе по сравнению с его прежней должностью, он мне потом сам рассказал об этом. Кроме того, в мое распоряжение передавалась машина ГАЗ-69Б. Все эту информацию позже я узнал от этих людей. В будущем в мои функции входили регулярные командировки в Москву с отчетами о работе базы. В общем, перспективы были отличные.
Строительство по существу еще не началось, но к нему шла подготовка. Тем временем я изучал техническую документацию. Свободного времени было более чем достаточно. Фактически, никого кроме меня и нескольких сторожей не было на этой стройке. Так продолжалось все время, пока я там «работал». Полный кайф, а не работа. Но было скучно. Я продолжал свой отдых. В это время мать и сестра уехали отдыхать в Сочи. Мы оставались дома вдвоем - я и отец. Я шатался по городу, ходил в кино, встречался с родственниками и знакомыми. Как-то один из моих приятелей спросил меня, не хочешь ли ты познакомиться с одной девушкой. Я ответил, почему бы нет. Так состоялось знакомство с Раисой Чесниной, моей будущей супругой. Она в это время закончила вечерний факультет Московского института иностранных языков и приехала из Москвы погостить к своей тете Зине, сестре своего отца. Мы сразу очень понравились друг другу и стали регулярно встречаться. Много рассказывали о себе и быстро нашли общий язык и взаимопонимание. У нас было многое, что нас сближало: непростое детство, учеба в институте, очень скромные бытовые условия, отношение к жизни и близкие цели. На основании своего жизненного опыта я был осторожен, чтобы еще раз не разочароваться в любви, как уже было со мной дважды. Наше знакомство продолжалось около месяца, мы очень сблизились друг с другом и, в конце концов, решили пожениться. Мы были убеждены, что идеально подходим друг другу. Я познакомил свою избранницу с отцом, и она ему понравилась. Рая, в свою очередь, познакомила меня с тетей Зиной и ее дочерью Лилей, я им тоже понравился. Кстати тетю Зину я сразу вспомнил, т.к. она работала поварихой в пионерлагере, где я отдыхал еще пионером, а потом работал аккордеонистом. Она хорошо знала семью Позиных. Мы ожидали возвращения моей мамы и сестры, чтобы сообщить им о нашем решении. Наконец они вернулись, для матери такой поворот событий был полной неожиданностью. Как это я сам без ее участия нашел себе подругу жизни! Она еще высказала все, что думала по этому поводу, Самуилу. Но мать знала мой твердый характер, и не стала мне перечить. Рая позвонила своей маме в Москву и рассказала ей обо всем. Я и Рая решили ехать в Москву, чтобы получить благословение ее родителей, и там пожениться. Евгения Краснер, мать Раи, тоже была взволнована ее сообщением, и сказала, приезжайте. Мне предстояло уволиться с работы. Это оказалось совсем не просто. Мой шеф никак не хотел меня увольнять, хотя я и объяснил ему причину. Наконец, после банкета, который я устроил для своих двух коллег в ресторане железнодорожной станции Могилев, он согласился и отпустил меня с богом.
Так я, собрав свой чемодан и взяв с собой аккордеон, вместе со своей будущей женой поехали в Москву. Поехали в крытом кузове грузовой машины. По дороге у Раи разболелся живот, но она ничего мне не сказала. Потом призналась, что у нее был приступ аппендицита. Утром мы уже были в Москве у нее дома. Нам уже было 24 года, когда закончилась наша холостяцкая жизнь.
Прежде чем перейти к описанию последующих событий, я хочу рассказать подробней о жизни моей будущей жены и ее семьи до нашего знакомства.
|
Урок иврита 12 |
|
13 Волоколамск |
1961 г. (начало)
Мое пребывание в Семилуках было очень кратковременным. Буквально через 1,5 недели в середине февраля 1961 г. меня вызвали в Москву и сказали, что меня ждет новое назначение. Приехал в Москву, забросил свои вещи к Голантам и поехал в Люберцы. Там меня встретил главный инженер З.Я. Авинезер и пригласил к себе в кабинет. Он сказал, что меня собираются отправить прорабом на вновь открываемый участок в Волоколамске, где будет сооружаться компрессорная станция магистральных трубопроводов на трассе Тула - Торжок. Это уже неплохо, все же близко от столицы.
Пока же он поручил мне рассмотреть возможность уменьшения ширины усилительных колец при Т-образной приварке труб. Речь идет о трубе большого диаметра, к которой приваривают как ответвление трубу такого же или меньшего диаметра. Перед этим обычно в основной трубе вырезают соответствующее отверстие и к нему приваривают усилительное кольцо довольно большой ширины. Я поехал в библиотеку МИХМа, посидел там несколько дней, изучил литературу и провел необходимые расчеты. Выяснилось, что действительно ширину этих колец можно значительно сократить. Передал эти расчеты главному инженеру Управления Авинезеру. Он был очень доволен моей работой, и, по-видимому, намеревался в будущем реализовать ее результаты на практике.
Вскоре я приехал в Волоколамск, заселился временно в Доме колхозника и пошел осматривать город. Городок сравнительно небольшой и довольно уютный, в центре находился Дом культуры, почта и пр. Встретился со своими рабочими, которых было человек 7, они жили в двух строительных вагончиках недалеко от строительной площадки. Работы только-только разворачивались. А вообще делать особенно было нечего. Гуляя по городу, я случайно познакомился с одной девицей, которую звали Лемара, и она порекомендовала мне снять комнату у своей тети. Я навестил эту довольно пожилую женщину, посмотрел дом, и мне понравилось. Я сразу согласился снять комнату. Здесь не было нужды, чтобы хозяйка готовила еду, т.к. дом был в центре города, и было достаточно точек общепита. Днем я был на объекте, а вечером гулял, ходил в клуб на танцы и вообще весело проводил время. Мне захотелось попробовать свои силы как аккордеонист в местном эстрадном оркестре Дома культуры. Меня поразило, что наш репертуар тщательно контролировался директором клуба, чтобы, не приведи господь, у нас не было никаких намеков на западную музыку, и он делал это точно так, как персонаж Игоря Ильинского в «Карнавальной ночи». Через некоторое время мне это надоело, и я оставил этот оркестр.
Леонид Позин, март 1961 г., Волоколамск
Я уже хорошо освоился в Волоколамске, и у меня появилось много знакомых. Как-то хозяйка квартиры уехала ко второй своей дочке в Севастополь и поручила своей подруге Марии присматривать за домом, топить печку и т.п. Она регулярно приходила в дом и делала все, как сказала хозяйка. Это была женщина лет 35-40, выглядела вполне симпатично, как ядреная ягодка, с бюстом необъятного размера. Она пыталась заигрывать со мной, но я не замечал этого. Однажды я прихожу домой, а эта Мария приготовила ужин, выставила на стол четвертинку водки и предложила поужинать. Я сначала отказывался, а потом согласился. В конце концов, она меня совратила. Она была удивлена, когда я сказал ей, что она первая женщина в моей жизни. Она сказала, что в постели ты вел себя как опытный мужчина. Ей виднее. Потом она приходила в дом, когда меня не было. Позже я понял, почему она так себя вела. Дело в том, что она была любовницей зятя моей хозяйки. Этот зять приезжал в Волоколамск 1-2 раза в неделю и встречался с Марией в ее доме, втайне от моей хозяйки. Это был импозантный мужчина - художник, лет 30-35. Я видел дома фотографию его жены - дочки хозяйки, очень красивой женщины, и был удивлен, чем его пленяет эта Мария. Однако потом я сообразил, что эта Мария очень искусна в любви, это-то его и влечет к ней.
Тем временем, мои новые приятели видели, что я часто в клубе танцую с Лемарой. Они спросили, ты, что еще не спал с ней. Я ответил, да, не спал. Они удивились и сказали, веди ее домой и будь мужчиной, с ней переспал уже весь Волоколамск. Лемаре было где-то лет 18-19, и я не думал, что она такая доступная. Итак, я привел ее домой и провел с ней ночь. Выяснилось, что эта Лемара абсолютно фригидная девица, поэтому ее и бросают. Этой ночью произошли следующие неожиданные события. Оказывается в дом пришли Мария и этот художник, и они были в комнате хозяйки, а я с Лемарой в своей комнате. И вот ночью мы все встречаемся у туалета. Произошла «немая» сцена. Все оторопели, и разошлись по местам. Я думал, что на этом все и закончится, в конце концов, все взрослые люди. Да не тут-то было. Приехала хозяйка, и, наверное, Лемара, ее племянница, рассказала ей, что ее зять ночевал с Марией в ее доме. Что было на самом деле, я не знаю. Однако очень скоро я получаю письмо из Москвы от этого художника, который решил, что все это мои проделки, и потребовал, чтобы я немедленно покинул дом. Я не стал долго думать, и переехал к своим рабочим в строительный вагончик, который отапливался, и был вполне приемлем для жилья. Больше я ни разу не встречался с упомянутыми персонажами.
Расстояние от Волоколамска до Москвы каких-то 120 км, и я довольно часто ездил туда поездом или автобусом. Однажды я вышел на промежуточной станции, зашел в станционный буфет и встретил своего однокашника Марата Лисовского, с которым вместе учились в одном классе, и который также окончил школу с серебряной медалью. Он окончил Ленинградский институт железнодорожного транспорта, и работал на железной дороге. Как раз в это время он проверял техническое состояние станции, где я вышел.
В другой раз я поехал в Москву и в комиссионном магазине купил себе кожаное пальто на меху, а потом зашел в ЦУМ и там приобрел «пирожок» из каракуля (зимняя шапка под цвет этого пальто), и на выходе встретился с Адольфом Аврусиным, с которым мы вместе учились в институте. Я пригласил его в ресторан «Метрополь», и там мы отлично посидели. Он рассказал, что работает на Балашихинском кислородном заводе, пишет стихи, и его неоднократно преследовали власти за инакомыслие.
Леонид Позин (3-й справа), март 1961 г., Волоколамск
Леонид Позин (справа), апрель 1961 г., Волоколамск
Леонид, Волоколамск, апрель 1961 г.
В середине апреля я получаю письмо из бухгалтерии Управления о том, что с меня вычли 500 руб. подъемных. Тут я понял, что меня взяли на работу по вольному найму, и я свободная птица. Я тут же подал заявление об увольнении по собственному желанию. Мне пришлось подождать еще месяц, пока в Управлении нашли мне замену, чтобы принять от меня материальные ценности. Наконец такой человек появился, и приехал вместе с нашим ревизором для оформления акта приемки-сдачи. При ревизии обнаружилась недостача материалов на сумму 200 руб. и ее вычли из моей зарплаты. В конце концов, я рассчитался с конторой, попрощался и уехал к себе на родину - в Могилев. Итак, в начале мая 1961 г. я уже был в родительском доме.
|
Урок иврита 11 |
|
12 Острогожск |
1959-1960 гг.
В августе 1959 г. я вновь приехал в Москву, чтобы начать работать. Поселился у Голантов. Они получили новую двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной. Это был огромный дом, предназначенный для высшего офицерского и генеральского состава Советской армии, с огромным двором. Дом был прекрасно расположен между метро «Парк культуры» и метро «Спортивная». Юра Голант был уже женат на Алле Бриккер, и они занимали одну комнату. В гостиной жили его родители, и мне нашлось место, чтобы ночевать.
Поехал в Управление кадров ВНИИгаза, которое почему-то находилось в Москве, а не в Царицыне. Там мне сказали, что мое место занято, но в любом случае я обязан работать в системе Главгаза (затем он был переименован в Министерство газовой промышленности, а сейчас именуется как Газпром). Поехал туда, они стали предлагать мне разные места работы в провинции, например, на станции сжиженного газа в Лисичанске и т.п. Я не соглашался, и сказал, что я всю жизнь проживал в областном центре и не поеду в районный город. Просил освободить меня от работы в этой системе, и что я сам устроюсь на работу в Балашиху на кислородный завод, но они объяснили, что у них есть обязательства перед государством о моем трудоустройстве. Все мои попытки хождения в другие инстанции ничем мне не помогли. Тогда я стал спрашивать, что еще они могут мне предложить, и они предложили мне работу на монтаже. Я согласился с этим, т.к. такая работа сопряжена с переездами с места на место, что даст мне возможность не застрять в глубинке, и потом найти что-либо подходящее. Так вопрос был решен, и меня отправили в Сварочно-Монтажный трест Главгаза СССР.
Там обрадовались моему появлению, т.к. у них был явный недостаток в молодых специалистах, и послали меня временно подучиться и освоиться на Московский нефтеперерабатывающий завод, на монтажный участок, которым руководил прораб Латышев. Здесь я пробыл около нескольких недель, понял, что к чему, как пишутся наряды и процентовки.Это было не весть как сложно. Что же касается выполнения самих работ, моих инженерных знаний было более чем достаточно.
После этой стажировки меня направили в Специализированное управление 14 Сварочно-монтажного треста для дальнейшего трудоустройства. Там меня хорошо приняли, зачислили мастером и направили в г. Острогожск Воронежской области на монтаж нестандартного оборудования компрессорной станции магистрального трубопровода Ставрополь - Москва. Поехал в Воронеж, оттуда автобусом в Острогожск. Остановился в доме колхозника, и пошел знакомиться с городом. Прежде всего, надо было снять комнату. Мне дали адрес одной бабушки, у нее была комната. Она сдала мне комнату и согласилась кормить меня за символическую плату. Ее дом размещался недалеко от строительной площадки. В мою бытность город был сравнительно небольшим, сугубо провинциальным, в основном с одноэтажными частными домиками и участками. Достопримечательностью города была речка Тихая Сосна, впадающая в Дон. В центральной части города находился рынок, большой Дом культуры, закусочные и магазины. В целом обычный провинциальный городок. Моя бабушка очень заботилась обо мне, т.к. у нее появился некоторый заработок, старалась хорошо меня кормить, готовила котлеты, щи и борщи. Я был удивлен, что под словом борщ она понимала щи, а под словом щи борщ. В целом я устроился нормально. Из ряда других достопримечательностей, на которые я обратил внимание, был дом-музей Самуила Яковлевича Маршака. К своему стыду я ни разу его не посетил.
Старшим прорабом СУ-14 в Острогожске был Фадеев Петр Иванович, который прекрасно ко мне относился и был доволен моей работой и знаниями. Мы сидели с ним в одной конторке. Он учил меня, как нужно писать наряды. Здесь были определенные проблемы. Заказчик платил нашей конторе деньги в соответствии с объемом выполненных работ, которые мы представляли ему в виде процентовок. Затем, определенный процент от этих сумм шел на зарплату рабочих. Работа была сдельной, и иногда было трудно согласовать реально выполненные работы, отраженные в нарядах, с тем, что полагалось на основе процентовок. Приходилось писать туфту, вроде кантовка луны вручную. Например, стоимость укладки 1 м трубы диаметром 700 мм стоила заказчику 1000 руб., а реальная работа по ЕНИР (единые нормы и расценки) стоила гроши. Рабочие хорошо зарабатывали, а бригадиры и того лучше. Пришлось проявлять максимум изобретательности при написании нарядов. У нас работало несколько бригад рабочих, выполняли все трубопроводные работы для труб диаметром от ¼ дюйма до 700 мм, сооружение различных металлоконструкций, подставок для оборудования, установку и обвязку насосов, и прочее, включая монтаж путей для крана под крышей огромного машинного зала для компрессоров. Сами компрессоры должны были монтировать работники Невского машиностроительного завода, который изготавливал эти мощные компрессоры.
Фадеев был тертый калач, проработавший много лет на монтаже, он называл себя ростовским волком, показывая свои съемные челюсти. Неоднократно он брал меня с собой, мы шли на рынок, там покупали свежего гуся, картошку и «горючее», потом шли к нему домой. Там он сам готовил всю еду в русской печи, и рассказывал мне о своей жизни. Часто жаловался на свою жену, которая требовала от него все больше и больше денег. Вообще он был хороший мужик, но плохо кончил (об этом чуть ниже).
Однажды после такого ужина у меня начались острые боли в области живота. Фадеев вызвал скорую помощь, и врачи сказали, что у меня приступ аппендицита и нужно ехать в больницу. Фадеев отговорил меня делать операцию в районной больнице, и я с ним согласился. Так я и живу до сих пор, но на аппендицит не жалуюсь.
Буквально через пару месяцев, как я начал работать в Острогожске, Фадеева арестовали и посадили в тюрьму. Выяснилось, что при его работе на предыдущем участке в Ново-Черкассах, он совершил кражу большого количества кровельного железа, которое нельзя было нигде купить и которое стоило тогда большие деньги на черном рынке. По-видимому, он был готов к такому развитию событий. При его аресте меня вызвали как понятого, и я видел, как он предъявил следователям массу документов по этому делу. Теперь я понял, почему он жаловался на свою жену. Мне было его искренне жаль. Он никак не походил на мошенника.
После этого, из СУ-14 сразу же приехали начальники отделов, провели ревизию имущества, передав мне его под личную материальную ответственность, и сказали, что в ближайшее время весь участок перейдет в мое управление. Мне оставалось только согласиться. Буквально через несколько дней я получил телеграмму о моем назначении на должность старшего прораба с соответствующим повышением зарплаты. Надо заметить, что и в должности мастера моя зарплата не была маленькой, а после назначения меня старшим прорабом она вообще стала большой и составляла 360 руб. в месяц, включая монтажную надбавку, квартирные и прочее. Тут же все меня сильно зауважали, и рабочие, и бригадиры, т.к. их зарплата была в моих руках, и вообще многое зависело от моих организационных способностей, умения ладить с руководством управления, с генеральным подрядчиком, с заказчиком, с поставщиками и т.п. Новый период в моей жизни был суровой школой и послужил мне неоценимым подспорьем в будущем.
Сразу же наладил нормальные производственные отношения с завхозом, который понял, что никакие фокусы с имуществом здесь не пройдут. Его фамилия была Чеботарев, он был отставным старшиной и строго следил за расходованием материалов и др. В этом плане я мог на него вполне положиться. За моим участком была закреплена машина - грузовая полуторка, которая подвозила рабочих на участок, и была полностью в моем распоряжении. Водитель машины Василий старался во всем мне угодить. Он многих знал в городе и познакомил меня с важными людьми.
Леонид Позин и старшина Чеботарев, зима 1960 г., Острогожск
Генеральным подрядчиков был некто по фамилии Волошин, довольно вальяжный чиновник местного уровня. Он держал молодую секретаршу, девку кровь с молоком, которая была его любовницей. Генподрядчик был обязан охранять наше имущество в ночное время. Главное же в его работе была координация работ всех субподрядчиков, в том числе и моего участка. Он регулярно проводил совещания, решал те или иные проблемы, был тесно связан с райкомом партии. Были некоторые сложные местные вопросы, которые можно было решить только с помощью райкома. Волошин быстро признал во мне надежного партнера, выполняющего свои обязательства, по сравнению с другими.
Заказчиком был некто Пустынников, пожилой инженер, который, в конце концов, получил достойную работу. Он был очень въедливым человеком, требовал, чтобы были соблюдены все указания проекта. Но в проекте была масса погрешностей. Я уже знал его характер, и все вынужденные отступления от проекта заранее с ним согласовывал. В итоге у нас с ним сложились нормальные уважительные отношения. И Волошин и Пустынников неоднократно уговаривали меня вступить в партию, но в то время я не был готов к этому.
После работы я ехал домой, ужинал и шел пешком в центр города, там заходил в кинотеатр посмотреть какой-либо фильм, или же в Дом культуры, где довольно часто давали концерты. Выступал известный Воронежский хор и другие гастролеры. Когда в Доме культуры были танцы, ходил на танцы. Но девушки были не в моем вкусе, либо уже с парнями. Если вообще нечего было делать, заходил в закусочную выпить пива или что-либо покрепче, если встречал кого-либо из своих рабочих. Многие из них снимали жилье, как и я, но некоторые жили в строительных вагончиках. Я как-то зашел к ним, и удивился их «малине», к стенам и потолкам были прибиты крюки и на них висели воронежские окорока холодного копчения, бутылки с водкой и прочая снедь. Уйти оттуда просто так не представлялось возможным, пришлось поучаствовать в совместной пьянке. Однажды мои рабочие меня сильно удивили. Все были на бровях, работали ни шатко ни валко, как обычно в понедельник. Но ни от кого не разило перегаром, к запаху которого я уже привык. Пахло просто луком. Оказалось, что в районную аптеку привезли луковицу на спирту (5 коп. за пузырек 100 мл - средство для укрепления волос от выпадения - продаваемое без рецепта). Мои гвардейцы сразу пронюхали об этом и закупили весь запас. Правда, этого запаса хватило им только на неделю, и то, слава богу.
Я решил подыскать комнату ближе к центру города, и Василий нашел мне достойную квартиру. Это был почти настоящий особняк, с залой и в ней рояль, с большой библиотекой и солидной хозяйкой. Чувствовалось ее дворянское происхождение. Она сдала мне комнату, и заботилась о моей нравственности. Так она видела, что я возвращаюсь домой в сильном подпитии, и я нашел у себя на тумбочке прекрасное иллюстрированное издание Библии. Мне было интересно ее прочесть, независимо от моральных побуждений моей хозяйки. Я почти успел дочитать Библию, когда через неделю она заявила, что к ней приезжает родственник, и я должен освободить комнату. Ну, я нашел другую вполне приличную комнату. В это же время ко мне приехал новый бригадир, и позже выяснилось, что это он выставил меня из предыдущей квартиры. Более того, в этот же день ко мне пришел прокурор города, молодой парень немного старше меня, закрыл за собой дверь, представился и начал меня спрашивать об этом бригадире. А я ничего не знал. Оказывается этот прокурор, с которым мы потом очень подружились, получил из соответствующих органов информацию, что в наш город приехал этот самый бригадир, и что он член секты хлыстов и за ним требуется надзор. Я понятия не имел, что это за секта. Мой новый приятель объяснил мне, что обыкновением этой секты является истовое богослужение, после которой тушится свет и начинается оргия, когда мужчина отлавливает женщину, попавшую ему в руки, и совокупляется с ней. Он сказал, что эта секта запрещена. Просил меня, если я что-либо заподозрю, связаться с ним. Бригадир, о котором шла речь, внешне казался вполне благопристойным человеком, он увлекался живописью, хорошо рисовал. Регулярно ходил в церковь. Кроме всего, он был очень грамотным, ответственным и непьющим работником, что среди монтажников была большая редкость. Что еще интересно, мои рабочие работали с ним уже давно и хорошо знали его. Он был очень состоятельным и семейным человеком. В каждом новом месте, где он работал, он покупал участок земли и строил дом, который затем продавал, получая большую прибыль.
Каждый месяц после подписания заказчиком процентовок и оформления нарядов я ездил в Москву (Люберцы), чтобы сдать им все эти важные финансовые документы. Я обычно находился там несколько дней, ночевал у Голантов, ужинал в каком-либо ресторане. Вообще хорошо проводил время. Как-то я купил себе радиокомбайн, это был чемодан размером с патефонный ящик, внутри которого была радиола и ленточный магнитофон, удобный для моей кочевой жизни.
Как-то утром я приезжаю на участок, и меня встречает мой завхоз Чеботарев и говорит, что украли около 300 м водопроводных труб диаметром полдюйма и дюйм. Я ему сказал, пока не подымай шума, и поехал домой к начальнику районного отделения милиции. Я решил, что он тоже может быть причастен к этому делу, т.к. каждый хозяин хотел бы, чтобы у него на участке был водопровод для полива. И я не ошибся. Действительно, он оборудовал себе новенький трубопровод. Он спросил, будешь шуметь? Я сказал - нет, но я материально-ответственное лицо, так что верни мне все трубы, а свои оставь. Он тут же подобрел. Через два часа наряды милиции объехали все дворы и изъяли наши трубы. Потом командир встретился со мной уже в ресторане, и мы стали с ним друзьями.
Вскоре меня ожидало еще одно серьезное испытание. Пришла весна 1960 г., Дон разлился, и мостовой переправы не стало. Оказывается, так всегда там было. Отсутствие моста - это отсутствие кислорода, крайне необходимого для газорезки труб и металлических профилей. Работа могла остановиться на месяц. Связался с Управлением, и мне было приказано любым путем обеспечить доставку кислородных баллонов на участок. Собрал несколько «орлов» и поехал с ними на берег Дона, там арендовали рыбацкие лодки и перебрались на другой берег. Добрались до кислородного завода, там наняли машину и погрузили баллоны. Так же на лодках вернулись на наш берег. Там перегрузили баллоны на нашу машину и вернулись на участок. Проблема с кислородными баллонами была решена. Все расходы я платил из собственного кармана. В Управлении с пониманием отнеслись к трудностям, которые мне пришлось преодолеть. Вызвали меня в Москву (Люберцы) и я был приятно удивлен, увидев свой большой портрет на Доске почета Управления. Там мне вручили приказ о вынесении мне благодарности и вручении мне премии, которая покрыла все мои расходы. В руководстве не ожидали, что я справлюсь с задачей. Все меня поздравляли, благодарили и желали успехов. Выполнение плана участка был обеспечено.
Нам предстояло выполнить непростую задачу по установке «дымовых» труб аварийной сдувки. Дело в том, что для этой цели были нужны мощные специальные подъемные краны, а таковых не было. Главный инженер Управления Авинезер Захар Яковлевич разработал оригинальную методику выполнения этой работы с помощью обычных трубоукладчиков и установки вспомогательных мачт. Он приехал на участок и успешно провел эту операцию. Мой водитель Василий нашел для него отличную квартиру с хозяйкой, которая позаботилась создать отличный уют для моего шефа. Мы с ним много общались во время его пребывания на участке. Он с интересом ознакомился с моей работой по подготовке подробного перечня материалов, необходимых для последующих стадий работы. Он пообещал мне в будущем более интересную работу в должности инженера участка, которая хотя и несколько менее оплачиваемая, но открывает простор для творческой инициативы инженера-механика.
Пришел наниматься ко мне на работу Виталий Воржев, очень симпатичный парень, который только что демобилизовался из армии. Я посмотрел на его паспорт и был поражен тому обстоятельству, что мы с ним родились в один день и в один год. Я взял его на работу и позже отправил его в Москву на курсы «светил» («светила» на служебном жаргоне означал контролер по проверке качества сварных швов методом их радиоактивного просвечивания). Виталий уговорил меня переехать в его дом. Я познакомился с его семьей и домом, в котором они проживали, и согласился. Его отец (одноногий инвалид войны) был хорошим хозяином и в отличие от многих других держал свинарник с бетонным полом и поддерживал в нем идеальную чистоту. И вообще дом и обстановка производили хорошее впечатление. Виталий был первым красавцем в городе, жгучий брюнет с лицом, похожим на Марчелло Мастрояни в молодости. Все девицы в городе были от него без ума и просто падали у его ног. Я не видел в этом ничего плохого.
Примерно в это время я познакомился с очень миловидной девушкой, которая жила в Острогожске и училась в Воронежском медицинском институте, где она проживала в общежитии во время учебы. Она часто бывала дома, и мы как-то случайно познакомились с ней. Она сразу мне очень понравилась, и по мере нашего знакомства я влюбился в нее по уши. Она, как мне казалось, отвечала мне взаимностью. Я начал частенько ездить в Воронеж специально к ней, и наши встречи продолжались.
Мой приятель районный прокурор получил повышение и перебрался в Воронеж. Там мы снова с ним встретились, и он любезно предложил мне ночевать в его квартире в любое время, если мне это понадобится. Так мы с ним стали довольно регулярно встречаться. Я рассказывал ему о своих проблемах, а он о своих. Так он поведал мне историю об известном в то время деле «Зеленая шляпа», которое нашло даже некоторое отражение в центральной прессе. Однако подробности не сообщались. Он мне показал такие фото, что я просто обалдел. Речь шла о группе сынков высокопоставленных лиц г. Воронежа, которые организовали тайный притон и там устраивали всевозможные оргии. Наиболее любимым их развлечением был «хоровод», когда девицы стояли кружком на четвереньках лицом к центру круга, а парни обхаживали их одну за другой, передвигаясь по кругу, и тот, кто кончал, выходил из игры. В центре круга лежала зеленая шляпа с членскими взносами, и победитель выигрывал этот приз. Мой приятель принимал участие в разбирательстве этого дела, и благодаря его содействию сильным мира сего он и получил это повышение в должности и квартиру в Воронеже.
Я вел свой личный дневник, где описывал мои встречи с возлюбленной, и вдруг я обнаруживаю, что Виталий Воржев читал мой дневник и написал в нем, что она познакомилась со мной только, чтобы приблизиться к Виталию. И он поехал к ней в Воронеж и покорил ее, как и всех остальных его поклонниц. Мне трудно было поверить, но это оказалось правдой. Я не обиделся на Виталия, т.к. он рассеял мои надежды, но с этого момента я перестал доверять женщинам и разочаровался в любви. Я решил, что мне следует избегать такого сильного чувства и что нужно смотреть на мир другими глазами. Это событие сильно меня потрясло и наложило отпечаток на всю мою жизнь в будущем. Кстати, каким-то образом девицы, которых кинул Виталий Воржев, объединились против него. Так в местной газете и радио появились статьи и сообщения о его гнусном с их точки зрения поведении, хотя они сами вешались ему на шею.
Как-то в понедельник, который, как известно, является тяжелым днем, утром на мой участок заявился собственной персоной начальник Управления Гавриленко Михаил Николаевич. Ко мне домой приехал Василий, разбудил меня, я срочно вылил на голову ведро воды, чтобы хоть как-то приободриться, и поехал на участок. Я сразу же увидел его мощную фигуру, а он тут же понял что к чему. Поздоровались, и он тут же велел мне проверить, как мои орлы работают наверху на высоте 15 м прямо под крышей, сказав, что они ведут рельсы не в ту сторону. Я сразу же понял, что он имеет в виду, поднялся наверх, и вижу, что мои гвардейцы изображают видимость работы, стуча молотками по костылям на рельсах, которые уже давно стоят на своих местах. Я переговорил с ними, спустился вниз и доложил шефу, что все в полном порядке. Он сказал, ну я вижу, что ты успешно сдал экзамен на монтажника. По дороге на участок я дал Василию деньги и сказал, чтобы он купил ящик рябины на коньяке и всякой закуски и ехал на берег реки, готовил все что следует, и вместе с рыбаком сварил уху и т.п. Гавриленко с суровым видом пошел со мной по участку, ничего не говоря, но о чем-то думал. Наконец, я пригласил его отвлечься от мирской суеты и поехать на речку. Так мы и сделали, сели на его ГАЗ-69 и приехали на место. Там уже все было готово. До вечера погуляли, и он уехал в Москву. Мои мужики сказали, что шеф приезжает на участок, когда у него есть какое-то решение, и оно может быть судьбоносным. Так оно позднее и оказалось.
В скорости ко мне на участок прислали молодого мастера с женой, которая работала у нас нормировщицей. Очень приятный парень, который в последующем хорошо преуспел в нашей системе. У меня при этом появилось больше свободного времени для решения глобальных задач по планированию и организации работы на участке.
В мои функции кроме всего прочего входила обязанность получать деньги в банке и выдавать зарплату рабочим. Все стояли в очереди, расписывались в ведомости и получали деньги. Вдруг один выразил недовольство суммой, которая была ему выписана, поднял крик и бросил в меня арифмометр. Слава богу, что я успел увернуться. Рабочие возмутились поведением своего коллеги и вывели его из моего кабинета. Я решил не оставлять этот случай без внимания, и позвонил своему знакомому начальнику райотдела милиции, и он тут же прислал наряд милиции. Этого хама забрали, я не знаю, что они там с ним делали, но на утро он пришел с поникшей головой и принес заявление об уходе. Я сразу же подписал заявление, и больше никогда его не видел.
Через три недели после отъезда начальника Управления, на участок приезжает прораб Глонин, а мне предписано через неделю прибыть в Управление. Мои вездесущие орлы сразу же доложили мне, что Глонин это большой друг Гавриленко и что он недавно освободился из заключения. Теперь всем стало ясно, зачем босс приезжал к нам в глубинку. Я понял, что мое пребывание в Острогожске близится к концу, но не знал, что меня ожидает. Поскольку моя власть на участке завершалась, один из бригадиров (с которым у меня были прекрасные отношения) буквально перед самым отъездом в Люберцы подошел ко мне, и сказал, что он хочет через пару недель уйти в отпуск. Он не знал, как поступит новый начальник, и поэтому попросил меня подписать пустой бланк. Я по простоте душевной согласился и поставил свою подпись и печать участка. Потом моя оплошность мне припомнилась. Да, учатся на ошибках.
Когда я приехал в Люберцы, меня сразу же вызвал к себе начальник отдела кадров и вручил приказ, в котором было написано, что прораб Л.С. Позин сдает дела старшему прорабу Глонину и переводится на новый участок в пос. Семилуки (это совсем близко от Воронежа). Там предстояло начать такие же работы, как и в Острогожске. На мой вопрос, куда девалась моя должность старшего прораба или вообще за что меня понизили в должности, я не получил никакого ответа. Гавриленко вообще отказался меня принять. Удалось только пообщаться с гл. инженером З.Я. Авинезером, который сказал, что у них бывают такие приколы-проколы. Он обещал меня вытащить в более достойное место и в будущем выполнил свое обещание.
Я вернулся в Острогожск, передал все дела и подписал все акты сдачи - приемки имущества своему преемнику, попрощался со всеми, забрал с собой Чеботарева (Глонин не возражал, он уже подобрал на его место своего человека) и уехал в Семилуки. Снял там комнаты себе и своему верному стражу Чеботареву и стал ждать прибытия материалов и оборудования, чтобы приступить к новой работе. Начало работ задерживалось, и меня снова вызвали в Люберцы. Но об этом я напишу уже в следующей главе. Хочу только рассказать несколько слов, что творилось в Острогожске после моего отъезда. Мне помнится, что ко мне приходил директор Острогожского винкомбината и просил заменить у него дымовые трубы, которые уже давно пришли в негодность. Я ему отказал, т.к. эти трубы диаметром 700 мм были строго фондированы, и сделать это официально не представлялось возможным. Он предложил мне большую сумму наличными, но я отказался наотрез. После моего отъезда дирекция комбината быстро нашла общий язык с Глониным, который, видимо, был жулик еще похлеще П.И. Фадеева. Он послал туда рабочих и заплатил им какие-то гроши, после чего они обратились в суд. Я не знаю, чем кончился этот суд, но делом занималась Люберецкая районная прокуратура. Зимой 1961 г. я уже жил в Москве, и меня вызвали в прокуратуру по этому делу. Я представил документы, что во время строительства этой дымовой трубы меня там вообще не было. Они сказали, что у них в руках есть некий документ с моей подписью и печатью. Тогда я вспомнил о том, что подписал пустой бланк, но заявил, что это, скорее всего, подделка. Ну, видимо, им и так было ясно, чьих рук это дело, и меня с богом отпустили.
Во время одной из командировок в СУ-14 в январе 1960 г. заехал в Могилев навестить родителей.
На фото мой папа у легендарного радиопремника "Менде".
|
11 Окончание института |
1958-1959 гг.
Я уже учился на 4-м курсе. Начались специальные предметы, которые преподавали профессора Аксельрод Лев Самойлович и Усюкин Иван Петрович.
Из воспоминаний Л. Шувалова (конец 60-х - начало 70-х), см.
http://www.groupmixm.narod.ru/memory60-x.htm :
"Зав. кафедрой был профессор Усюкин Иван Петрович, автор цикла разделения воздуха низкого давления, естественно такой малоизвестный ученый как П.Л. Капица - не в счет. Основным предметом его немногочисленных лекций было текущее состояние его здоровья и самочувствия, а также воспоминания о поездках за границу (тогда это было еще большой редкостью). Но дед был очень приятный, и все его вспоминают с большой теплотой."
Процитированные воспоминания полностью соответствуют тому, что я помню. Следует заметить, что сдача экзаменов по специальным предметам не представляла никаких трудностей, т.к. на экзаменах можно было пользоваться учебниками и конспектами лекций.
Позже я часто встречался с Л.С. Аксельродом, а его дочка Шубина Ольга Львовна работала во ВНИИОСе в моем секторе и была моей аспиранткой.
Злата Цоир и ее дети Раиса и Леонид, январь 1958 г., Могилев
На зимние каникулы я поехал в Могилев. Мать пригласила меня в драмтеатр, где она успешно работала, на встречу Нового года. Был банкет, капустник и танцы. Было очень весело. На танцах на меня положила глаз одна симпатичная женщина примерно 30 лет - костюмерша театра. Во время танцев она прижималась ко мне, как только могла, и пригласила меня к себе домой. Моя мама, хотя и сама была не без греха (как-то я уличил ее, когда у нее был любовник, мы потом замяли это дело) следила за мной и утащила меня домой. Чего она боялась, я не знаю. Но перечить ей было бесполезно, она была очень властная женщина, и жить с ней под одной крышей было очень трудно при моем независимом характере.
Учеба в институте шла своим чередом. Жизнь в 8-м корпусе студенческого городка «Сокол» мало чем отличалась по сравнению с жизнью в 4-м корпусе. Там жили не только студенты МИХМа, но и студенты из других ВУЗов. Отношения к новичкам иногда были даже враждебными. Помню, как когда-то на танцах меня специально сильно толкнули, так что я был вынужден задеть соседнюю пару. И тут пошло-поехало, меня вытащили на кухню и замахали утюгом. Я понял, что не стоит связываться, и тихо ретировался. После этого на танцах я был очень осторожен.
Леонид Позин, февраль 1958 г., общежитие «Сокол», Москва
В мае 1958 г. студенты моей группы были отправлены на практику на разные предприятия. Я попал на Тульский металлургический завод, там мы проходили практику на кислородной станции. Нам предложили подзаработать, и я согласился. Мы надели рабочие робы и респираторы и занимались снятием старой теплоизоляции из стекловаты. Работа очень вредная и неприятная. Жили в заводском общежитии очень дружно.
Леонид Тительман, Владимир Клавдиенко и Леонид Позин, май 1958 г., Тула
Владимир Клавдиенко, Леонид Позин и Костя Трушкин, май 1958 г., Тула
Костя Трушкин, Владимир Клавдиенко и Леонид Позин, май 1958 г., Тула
Закончил успешно 4-й курс и на летние каникулы съездил в Могилев. К этому времени мои родители, наконец, получили однокомнатную квартиру на ул. Первомайская. Это был новый дом рядом с домом мясокомбината и очень близко от парка Горького. Я хорошо отдыхал, много времени проводил на пляже, встречался со знакомыми.
Начался 5-й курс, пришлось работать над курсовым и дипломным проектами. Все шло своим чередом. Надо было выбрать место для очередной производственной практики, и я попросил направить меня в Свердловск на Кислородную станцию, имея в виду последующее трудоустройство. Со мной согласились, и я поехал в Свердловск. Там жила какая-то дальняя родственница моей мамы. Она приютила меня в своей комнате. Очень интересная женщина, она рассказывала, что была личным секретарем Троцкого. Как ее звали, я не помню. В соседней комнате жил известный в то время раввин. Я часто к нему заходил, он рассказывал много интересного, и вообще был очень образованным человеком. Если я не ошибаюсь, он потом был раввином в Москве. У него была масса книг, в том числе Еврейская энциклопедия на русском языке. Там рассказывалось о жизни евреев в разных странах мира. Интересно, что евреи настолько ассимилировались, что внешне не возможно было отличить их от лиц коренной национальности. Так китайские евреи имели раскосые глаза, и были очень похожи на студентов, с которыми я учился в институте.
Кислородная станция находилась очень далеко от дома, в котором я проживал. Нужно было долго ехать на трамвае, двери которого не закрывались. Стояли лютые морозы, а я был в хилом пальтишке и отморозил свои гениталии. Пошел в поликлинику, и там мне быстро помогли поправиться.
Когда наступила весна 1959 г. всех студентов мужского пола, которые обучались на военной кафедре, отправили в лагеря в Тамбовской области, где была база военного училища войск химической защиты.
Жили в палатках, ранний подъем и ранний отбой, солдатское питание, обмундирование и все прочее. Меня почему-то назначили вестовым к лейтенанту, который командовал нашим взводом. Это было явной ошибкой, потому что он жил в километре от лагеря, а я должен был по тревоге бежать к нему домой. Но я так и продолжал бегать.
Были всякого рода марш-броски с полной амуницией, а иногда и в противогазах. Я со своим хилым здоровьем никак не являлся украшением взвода, и влачился где-то в конце. Были теоретические занятия, а также практические занятия с техникой химической защиты: дегазаторы, дезактиваторы и т.п. Всякого рода стрельбы из автомата и из пистолета. Под жестким присмотром нашего лейтенанта я все же умудрился выполнить нормативы. Выдавали махорку, и так как тогда я не курил, все рвались обменять ее на сахар. Ребята устраивали всяческие приколы. Например, один наш курсант постоянно носил очки. И как-то наш лейтенант спрашивает, ты видишь там два дуба. А он отвечает, так точно, я вижу три дуба. Лейтенант ему говорит, там же два дуба и наш полковник. Студент отвечает, ну я же говорю три дуба. Тут уж и наш лейтенант рассмеялся. В конце концов, мы с успехом завершили наши учения, приняли присягу и нам всем присвоили звание младшего лейтенанта.
По окончанию лагерей вернулись в институт. Успешно защитил дипломную работу. Получил диплом и ждал распределения на работу.
Выписка из зачетной ведомости Леонида Позина.
Наконец пришло время распределения. В соответствии со своими оценками я шел вторым по списку. Всех москвичей оставляли в Москве. Из имеющегося списка заявок я выбрал ВНИИ газовой промышленности, который находился в Царицыно (в Подмосковье). На комиссии я изложил свое желание, и представитель ВНИИГАЗа, ознакомившись с моими данными, согласился принять меня на работу.
На этом мои связи с институтом оборвались, и я поехал в Могилев.
Леонид Позин (выпускник МИХМа), июнь 1959, Могилев
Леонид Позин, июнь 1959, Могилев
Леонид Позин с отцом, июнь 1959 г., Могилев
Леонид Позин с отцом, июнь 1959 г., Могилев
Мать достала мне путевку на турбазу «Нарочь» на озере Нарочь, и я прекрасно там отдыхал. Туристы совершали пятидневный поход вокруг озера, купались, загорали, устраивали костры, шутили и развлекались, кто как может.
Леонид Позин (в центре), июль 1959 г., турбаза «Нарочь»
Леонид Позин (слева), июль 1959 г., турбаза «Нарочь»
Перейти к оглавлению
|
Прочитанные мной книги на иврите |
Вложение: 3676559_Prochitannuye_knigi.doc
|
Урок иврита 10 |
|
09 Начало учебы в институте |
1954-1955 гг.
Итак, я окончил среднюю школу с серебряной медалью, и встал вопрос, в какой институт поступать. У меня не было каких-либо особых соображений по этому поводу. Я полагал пойти по стопам моего отца, т.е. получить специальность инженера-механика, вернуться на родину и работать на шелковой фабрике, одном из крупнейших предприятий в моем городе.
Фактически, мне не пришлось решать. За меня решили Гита Цоир (сестра моей мамы) и ее муж Анатолий Голант, который в то время уже работал в Московском институте химического машиностроения на военной кафедре. И он посоветовал моим родителям этот институт. Я подумал и согласился, почему бы и нет. Могилевский завод искусственного волокна (шелковая фабрика) это, по сути, химический комбинат, где из целлюлозы вырабатывают вискозу, т.е. искусственный шелк.
Был и еще очень важный аргумент, который они выдвигали. Бывают проблемы с общежитием в Москве. А у них жила моя бабушка Двэйра Цоир, которая уже была достаточно плоха, не контролировала свои действия, ходила под себя и т.п. Они отправляют ее в Могилев и забирают меня. Несмотря на проблемы, мои родители тут же соглашаются.
Итак, я еду в Москву. В то время семья Голантов (это родители и двое сыновей, почти что мои ровесники) проживали в одной комнате площадью около 24 кв.м. в офицерском общежитии Военной академии им. Фрунзе, расположенном в Малом почтовом переулке недалеко от станции метро «Бауманская». Кстати говоря, это совсем недалеко от МИХМа (Московского института химического машиностроения), который находился на ул. К. Маркса (где-то 20 мин. ходьбы). Это общежитие было самым настоящим, длинный коридор и с обеих сторон множество комнат, посредине большая кухня с большим числом газовых плит и раковинами для мытья посуды, далее душевые и, наконец, туалеты и умывальники.
Я сдал свои документы и вскоре был вызван на собеседование. Я был удивлен элементарным вопросам, которые задавали абитуриентам - медалистам. Например, какой ток проходит через трансформатор. Меня, например, спрашивали, какие приборы были в моей школе на уроках физики. Я ответил. По-существу все медалисты прошли это формальное собеседование и были зачислены в институт.
Мне не пришлось выбирать факультет и специальность. Фактически всех медалистов, а их было совсем не так уж много, зачислили на механический факультет неорганических производств со специализацией глубокий холод (криогенная техника). Потом я понял, что это было указание сверху - подготовить таких специалистов, которые были нужны для развития ракетной и космической техники, где жидкий кислород является одним из главных компонентов топлива для ракет. В связи с этим не было никаких ограничений по национальному признаку, которые могли бы появиться позднее на старших курсах, т.е. в начале изучения основных предметов по специальности. Но в дальнейшем, в связи с отсутствием в этой области особых ноу-хау, эти ограничения и вовсе не всплыли. Таким образом, в группе 11, в которой я учился, было достаточно много евреев и способных юношей и девушек. Большинство студентов жили в Москве, а таких как я иногородних было немного.
Итак, я начал учиться, учеба давалась мне легко. Фактически по всем предметам были пятерки, и вскоре меня вызвали в деканат и назначили старостой группы. Возражать было невозможно, и я согласился. Моей обязанностью было отмечать отсутствующих, но таковых практически не было.
Жизнь у Голантов была для меня привычной. Та же теснота, я спал на раскладушке. Тетя Галя (Гита) кормила меня и моих двоюродных братьев Юру и Витю. Я и Юра отправлялись в институт, там я обедал в институтской столовой, которая мне казалась рестораном по обилию блюд, в отличие от того, как меня кормили у Голантов. Свои домашние задания я старался делать в институтской библиотеке, где было намного удобнее, чем дома. Я получал стипендию, а потом и повышенную стипендию как отличник. Это было 45 руб. в месяц, на мой взгляд, достаточно большая сумма по тем временам. Можно было сходить в кино, зайти в кафе, выпить с ребятами пива и т.п.
Дома у Голантов тетя Гита всегда давала мне понять, что я у них лишний. После успешного окончания первого семестра, я обратился к декану и попросил предоставить мне общежитие. Он вошел в мое положение, и я получил место в Клязьме (не в общежитии, где места не было, а в так называемом частном секторе).
Институт снимал комнаты у частников (владельцев частных домов и дач), которые с удовольствием сдавали комнаты студентом на период учебы. В эти же комнаты летом не было отбоя от дачников. Следует отметить, что Клязьма это очень живописный поселок по Ярославской железной дороге, где-то 20-25 мин. езды на пригородном поезде. Прекрасная природа, недалеко от нашего дома находилось и общежитие, которое меняло нам раз в неделю постельное белье. Нужник находился во дворе, рядом с ним на цепи бегала огромная овчарка. От нее до двери нужника было расстояние меньше метра. Каждый поход в туалет сопровождался лаем пса и страхом, что вот-вот этот пес сорвется с цепи. Хозяйка дома заходила на кухню и собирала все, что мы не доедали, и отдавала псу. Как-то мы сварили макароны на ужин, и она решила, что мы просто не доели их, и все отдала псу. Ну, ребята ей выдали по полной.
Хозяин дома работал железнодорожником и подолгу отсутствовал. Как-то раз мы вернулись из института и были удивлены тишиной в доме. Мы не услышали привычного лая и не увидели самого пса. Дома вообще никого не было. Соседи рассказали жуткую историю. Оказалось, что хозяйка «жила» с этим псом, поэтому он кидался не только на нас, но и на хозяина. Как-то хозяин вернулся домой раньше времени и застукал свою жену с поличным. Он взял охотничье ружье и застрелил пса. Хозяйка вообще уехала из дома. Хозяин же после недельного похмелья пришел в себя, и забыл про все.
Клязьма была прекрасным местом, где были кинотеатр и танцевальная площадка со своим оркестром. Очень часто после института я ходил на вечерний сеанс в кино. Помню, какое большое удовольствие я получил от кинофильма «Карнавальная ночь» Эльдара Рязанова с Людмилой Гурченко в одной из главных ролей.
Мои соседи по комнате были не из очень приятных. Один Ванек, очень симпатичный, типично русский деревенский паренек, был полный «валенок», и было непонятно, как он вообще сумел поступить в институт и что он там делает. Кстати через год его отчислили из института за неуспеваемость. Двое других студентов были уже довольно взрослые люди лет 30-35, так называемые «ускоренники». Они уже работали на заводах и были посланы руководством на трехгодичные курсы, по окончании которых получали инженерный диплом. Конечно, у них были свои интересы. Короче, публика была еще та. Помню, что в определенные дни недели первые часы занятий в институте были по военному делу. У меня был будильник, я его заводил и клал под подушку. Однажды я просыпаюсь и смотрю, что будильник не звонил. Это мои соседи свинтили ему голову, чтобы он не будил их утром. Я опоздал на занятия, и майор, который у нас преподавал, сделал мне выговор. Но он знал, кем я прихожусь Анатолию Голанту, и поэтому после моих объяснений, мои опоздания, которые иногда повторялись по указанной выше причине, не имели последствий.
Я привык серьезно относиться к учебе и легко схватывал новый материал. Лекции по математике читала у нас профессор Таль, она давала исключительно логично построенные объяснения, и всегда прямо на лекции задавала вопросы, направленные на развитие нашего мышления. Очень мало студентов отвечали на эти вопросы, а я был из тех немногих, которые могли ответить правильно. Помню, что как-то зимой я простудился и пролежал в постели больше недели. Несмотря на то, что я пропустил несколько лекций, я был единственным, который ответил на вопросы Таль.
Были студенты, которые отставали в учебе, и я никогда не отказывался им помогать. Так у меня появились товарищи, которые всегда могли рассчитывать на мою помощь. Среди них назову некоторых. Виктор Шмугляков испытывал большие трудности по математике, и мы ездили к нему домой, и вместе делали все задания. По-видимому, мои объяснения были достаточно понятными, и это давало положительный результат. Он жил на Б. Пироговской улице недалеко от Медицинского института и от Новодевичьего кладбища. Он и его мама занимали большую однокомнатную квартиру, мать Виктора занимала высокий пост в системе Мосторга, и была подругой министра и члена Политбюро Фурцевой. Мать много делала для сына, наняла ему репетиторов, чтобы подготовить его к поступлению в институт. Мы часто бывали у него дома. Помню, как мы готовились вместе к экзамену по марксизму-ленининзму на Новодевичьем кладбище. Обстановка там была идеальной для этой цели. Виктор был очень хорошим человеком. В будущем я встречался с ним, когда уже жил в Москве и имел семью. Другой мой товарищ Владимир Клавдиенко был современным по тем временам московским повесой, но что-то нас объединяло. Не знаю, что именно. Мы часто бывали у него дома. Они жили в своем доме в районе метро «Преображенская». Его семья была очень дружной, и все прекрасно ко мне относились. Позже я с супругой также встречались с Володей и его женой, которая, кстати, была еврейкой.
Были у меня проблемы с физкультурой, я фактически не мог сдать ни одной нормы. Меня ругали преподаватели, но что я мог поделать. На занятия ходил, и делал все, что мог. Как-то один мой приятель Виктор Сабельников сказал мне, давай я сдам за тебя зачет по бросанию гранаты. Он бросил, и сразу же был уличен, т.к. его результат был рекордным. Так или иначе, учителя шли навстречу и ставили зачет. Помню, мы ходили сдавать зачет по плаванию. Несмотря на то, что я жил на берегу Днепра, я доплыл до середины пруда и стал на ноги. Преподаватель пожурил меня и сказал, чтобы я летом потренировался.
В институте часто проводились танцевальные вечера и разные встречи. Был и свой эстрадный оркестр, которым руководил композитор Борис Фиготин. Я решил попробовать себя в этом оркестре. Фиготин прослушал меня и взял, но после нескольких репетиций я понял, что моей техники не хватает, и ушел из оркестра. Помню, мы разучивали тогда его песню «Парамариба».
Доцент Берман вел у нас семинары по математике. Он был известный человек, автор нескольких учебников и задачников. Он знал меня как способного студента. Однажды на семинаре он заметил, что у меня под партой стоит аккордеон, подошел ко мне и пригласил меня приехать к нему на дачу и поиграть, сказав, что будет много молодежи, которые собираются у его дочки. Я очень смутился и сказал, что я слабо играю. Он сказал, все равно приезжай, тебе будет интересно. Я, конечно, понял, что он хотел познакомить меня со своей дочкой. В то время я был настолько стеснительным, что отказался. Он прекрасно осознал мое смущение и перестал меня уговаривать. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я согласился.
Александр Иванов и Леонид Позин, 1 мая 1955 г., Москва
Леонид Позин, Франтишек Хреновский и Александр Иванов,
1 мая 1955 г., Москва
Софа Анастасиади, Леонид Позин, Вера Банникова, Люся Петрова, Франтишек Хреновский и Александр Иванов, 1 мая 1955 г., Москва
Итак, я успешно окончил первый курс и на каникулы поехал домой в Могилев. Здесь я прекрасно отдыхал. Мать устроилась в Могилевский драматический театр, где она работала распространителем билетов. Обладая недюжинными организаторскими способностями, она сумела обеспечить театр публикой и зарабатывала по 500 руб. в месяц, огромные деньги по тем временам. Она знала председателей всех колхозов, и они очень уважали Марковну, которая знала их прихоти и давала им ложу рядом с буфетом. Приехавший из Москвы контролер из министерства культуры был потрясен такой большой зарплатой и потребовал уволить Зою Марковну. На это директор театра заявил, что тогда можно закрывать театр, т.к. публики не будет. Вопрос, в конце концов, был улажен.
Мать, уже имея связи, достала мне путевку в молодежный лагерь под Витебском. Это было чудесное место, и я там прекрасно отдыхал. В этом лагере я впервые испытал чувство неразделенной любви к одной девочке, и это наложило большой отпечаток на всю мою последующую жизнь.
По окончании каникул вернулся в Москву. Все продолжалось как обычно. Проблем с учебой не было, за исключением политэкономии. Вспоминаю следующую историю. Сначала мы изучали политическую экономию капитализма. Здесь все было ясно и понятно, как и вся экономическая наука, сформулированная Марксом. Мои проблемы начались, когда перешли к изучению политэкономии социализма. Лекции по обоим этим предметам читал один доцент с явно еврейской фамилией. Он очень неплохо давал учебный материал, но в отличие от других преподавателей у него было обыкновение оставлять после лекции 15 мин. на вопросы студентов. Когда он начал излагать политэкономию социализма, у меня возникало масса вопросов. Я был человек простодушный и доверчивый и не понимал, что можно спрашивать, а что нельзя. Своими вопросами я «доставал» лектора. Он пытался изворачиваться, но публика была в восторге. Я вовсе не стремился к общественному признанию, вовсе нет, я просто хотел понять суть предмета, и не понимал ее. У меня еще тогда возникло чувство, что что-то здесь не то, или же что-то нам не договаривают. Понять в то время, что это просто общая коммунистическая идеология, я не мог. За экзамен по политэкономии капитализма наш лектор поставил мне пятерку. Когда же я пришел сдавать экзамен по политэкономии социализма, он решил со мной рассчитаться. Он понимал, что я способный студент и прекрасно знаю материал. Поэтому он сказал, что я не буду спрашивать по билету, а сразу задам тебе дополнительный вопрос. Это было все. Любой ответ на вопрос, который он мне задал, всегда будет неверным. Вопрос был элементарный - назови число стран народной демократии. Я сразу понял подвох в этом вопросе, и сказал, что я их перечислю. Нет, он сказал, назови только число. В то время, уже никто точно не знал, куда нужно причислить Югославию. Я отказался от ответа, и он с радостью закатил мне тройку в зачетную книжку. Эта была единственная моя тройка на всех экзаменах.
Леонид Позин, Александр Иванов и Георгий Павлов, 7 ноября 1955 г., Москва
|
Урок иврита 9 |
|
Однобуквенные предлоги и союзы |
|
Урок иврита 8 |
|
Местоименные суффиксы |
Вложение: 3674661_Suffiksuy.doc
|
Глаголы и отглагольные образования |
Вложение: 3672721_Glagoluy_slovoobrazovanie.doc
|
08 Мои родственники |
У моего отца Самуила Позина было 7 братьев и сестер, в том числе 3 сводных: брат Борис, сестра Соня (Сара-Тися) и брат Хема (Нехамия), а также родные сестры Лиза (Лэя, Лэйка), Геня, Маня и Элька (Ольга).
Борис Позин (1896-1956) после войны жил в г. Белыничи Могилевской обл. и работал в системе потребкооперации. Был женат дважды. Первая жена Полина с сыном Зиновием погибли во время войны. От первого брака остались Лева, Сара и Яков. От второго брака - сын Зиновий.
Лев Позин (1924-2000) служил в Советской Армии, демобилизовался майором, осел в г. Курске на родине своей жены.
Сара Позина (1927 г.р.) жила в г. Белыничи, Могилевская обл.
Яков Позин (1938 г.р.) жил под Ленинградом и занимался сельским хозяйством.
Соня (Сора-Тися) Позина (1898-1984) (ее муж Меер Подольский погиб в 1942 г. на войне) перенесла войну и с тремя детьми: сын Борис (1930 г.р.) и две девочки-близняшки Аня и Люба (1939 г.р.), жили в г. Могилеве. Соня до пенсии работала в магазине продавцом.
Борис Подольский после машиностроительного техникума и службы в Советской Армии попал в г. Свердловск и там осел. Был дважды женат (его первая жена умерла от лейкемии в 1961 г.). В будущем его дочь Марина от первого брака вытащила к себе в США отца (Бориса) с его второй женой Элей и их дочерью Галей. Борис, в свою очередь, вытащил в США своих родных сестер Любу и Аню с семьями. Сейчас все они живут в Чикаго.
Соня Позина и ее дети (справа налево) Аня, Люба и Борис, Могилев, 1958
Хема (Нехамия) Позин (1901-1941) был немой от рождения и погиб при немецкой оккупации Могилева.
Лиза (Лэя, Лэйка) Позина (1902-1942) умела хорошо шить. Во время войны попала в эвакуацию в Среднюю Азию с двумя детьми (Галя и Сёма). Муж Зелик Мендельсон погиб в г. Могилев при немцах. Сама Лиза умерла в эвакуации. Ее дети попали в детский дом в г. Круглое Могилевской обл.
Потом Галя Мендельсон (1928 г.р.) некоторое время пожила с Элькой (Олей) Позиной - смотрела за ее сыном Зиновием. После этого вместе с ними (Элькой и Зиновием) перебрались в г. Минск, где Галя работала на Центральном телеграфе. Затем она вышла замуж за Илью Думчина и вернулась в г. Могилев. Сейчас Галя с мужем живут рядом с их дочерью Симой и ее семьей в г. Буффало, США.
Семен Мендельсон (1935 г.р.) после детдома поступил в артиллерийское подготовительное училище (наподобие суворовского), а затем поступил в Киевское артиллерийское училище и окончил его лейтенантом. Прослужив несколько лет в армии (в Мурманске), с трудом демобилизовался и вернулся в Киев (место призыва). Там он работал на заводе. Затем женился на Маше. У них двое дочерей - Мила и Неля. Примерно в 1995 г. все они с семьями перебрались в Израиль и живут в г. Натания.
Лиза Позина и ее муж Зелик Мендельсон, Могилев, 1930
Галя и Семен Мендельсон, Могилев, 1952
Геня Позина (1905-1991) быда дважды замужем. Абрам Беленький (первый муж Гени Позиной) работал изыскателем будущей трассы БАМ, скончался в 1931 г. летом на трассе. Есть поселок, названный в честь него Беленький.
Михаил Беленький (1930 г.р.) - сын Гени Позиной от 1-го мужа Абрама Беленького. Нигде не проходит по жизни под фамилией Беленький, т.к. Геня вышла 2-ой раз замуж в 1934г. за Михаила Израильского, который усыновил ее сына Михаила. До 14 лет Миша не знал, что он неродной сын. Михаил Израильский неоднократно предлагал ему взять фамилию отца, но он отказался. Михаил (Беленький) Израильский учился в двух военных училищах, затем женился на Кларе и сразу уехал служить на Дальний Восток. У них сын Женя (женат на Ире и отец Антона и Александры). Все живут в Минске, кроме Антона, который перебрался в Москву.
Михаил Израильский (1904-1974) (второй муж Гени Позиной) работал в торговле, потребкооперации, а будучи в Казахстане до Великой отечественной войны работал там зам. Министра торговли. Семья Израильских долго жила в г. Могилев, а затем перебрались в г. Минск. От второго сына у Гени было двое детей: сын Сема (Соломон) и дочь Лина (Сталина). Соломон (Семен) (1935 г.р.) после окончания ВУЗа в Ленинграде переехал в Свердловск, там женился на Людмиле Сергеевой. У них двое детей - Миша и Маша. Жена утонула в бурной реке, когда дети были подростками. Сейчас эти дети обзавелись семьями и перебрались в Израиль. Затем туда же перебрался и их отец. После этого к Соломону приехала его вторая жена Алевтина Михайленко.
Лина (Сталина) Израильская (1937 г.р.) долго была в Свердловске, затем вернулась в Могилев, вышла замуж за Самуила (Семена) Халипского и перебралась в Минск. У Лины и Самуила двое детей - Лилия и Дмитрий.
Семен Халипский при рождении получил имя Самуил, но никогда нигде его так не звали, дома звали Семик. В международных баскетбольных кругах был известен только как Семен или Сеня. Дети были сразу в метриках записаны как Семеновичи, в 1980г. он официально сменил имя на Семен.
Геня Позина, ее муж Михаил Израильский и дети Семен (Соломон), Михаил и Лина (Сталина), Могилев, 1952
Михаил Израильский и Геня Позина с сыном Михаилом и внуком Женей, Могилев, 1958
Маня Позина (1908-1942) во время войны попала в эвакуацию с тремя сыновьями (Илья, Иосиф и Семен) в г. Алма-Ата. Ее муж Борис Кривулин погиб на фронте. Маня умерла в эвакуации.
Илья Кривулин (1928 г.р.) проживает в г. Алма-Ата, Казахстан.
Иосиф Кривулин (1931 г.р.) проживает в г. Алма-Ата, Казахстан.
Семен Кривулин (1939 г.р.) женился на женщине с 2-мя девочками, своих детей, кажется, нет, жил в Павлодаре.
Маня Позина, ее муж Борис Кривулин и их дети (слева направо) Семен, Илья и Иосиф, Могилев, 1937
Элька Позина (1914-1975) - всю жизнь ее на работе называли Ольга Захаровна. Так ей было легче жить. Она жила в г. Могилев с родителями, в свое время пошла работать на шелковую фабрику (сейчас завод искусственного волокна), окончила рабфак (курсы для получения аттестата зрелости). После рабфака сдала вступительные экзамены и поступила на биофак мединститута в г. Витебске, но ее документы перебросили на ветеринарный факультет (там был недобор). Она была вынуждена согласиться, и окончила Витебский ветеринарный институт. Потом вышла замуж за Яна Драбкина (молодой лейтенант) и у них родился сын Зиновий. Оля и Ян были троюродные брат и сестра. Во время войны их разнесло в разные стороны, и после войны они официально развелись. Ольга с сыном Зиновием перебралась в г. Минск, где и прожила всю жизнь. Работала ветеринарным врачом в Министерстве сельского хозяйства. Ольга скончалась в 1975 г. в результате инсульта. Зиновий Позин (1941 г.р.) жил в г. Минске, окончил институт и работал инженером-строителем по специальности водоснабжение и канализация. Женился на Елене Бланкфельд, и у них родилась дочь Юлия. Зиновий, будучи на пенсии, работал в Благотворительном обществе. После того, как их дочь с семьей уехали в Канаду, Зиновий с женой также перебрались туда и живут в г. Торонто.
Элька (Ольга) Позина и ее сын Зиновий Позин, Минск, 1950
У моей мамы Златы Цоир были брат Гиля и сестра Гита.
Гиля Цоир (1903-1955) был женат. Он воевал на фронте во время войны. Его сын Изя (1923-1943) окончил летное училище и погиб в Сталинградской битве. Гиля жил в Баку, после войны работал главным бухгалтером Министерства рыбной промышленности Азербайджана. Умер от грудной жабы.
Гита Цоир (1910-1988) окончила медицинский техникум и работала провизором в аптеке. Вышла замуж и уехала с мужем в Москву, ее муж Анатолий Голант (1906-1987) закончил военную академию им. Фрунзе по специальности химзащита, участвовал в войне и имел звание полковника. После войны преподавал на военной кафедре МИХМа. У них было двое сыновей Юрий (1935 г. р.) и Виктор (1938 г.р.).
Юрий Голант окончил среднюю школу и поступил в Московский институт химического машиностроения по специальности КИП и автоматика. Работал инженером-проектировщиком в ГИАПе. Юрий был женат на Алле Бриккер, которая училась в МИХМе вместе с ним, потом они развелись.
Их сын Олег также кончил МИХМ, женился и уехал в Израиль в 1990г., а затем через год перебрался в Америку.
Виктор Голант закончил МИХМ, был несколько раз женат, защитил кандидатскую диссертацию, работал во ВНИИсинтезбелок. В 1975 г. со своей последней женой и ее семьей уехал в США. Занимает высокое положение в мире бизнеса, у него в США родилась дочка.
Гита Цоир и ее муж Анатолий Голант, Гурзуф (Крым), 1946
Все братья и сестры моих родителей были мои дяди и тети, а их дети - это мои двоюродные братья и сестры.
В бытность мою в Могилеве у нас был обычай в субботу навещать всех родственников. Также и они приходили к нам с визитом. Тогда почти ни у кого не было телефонов, но личные встречи были намного теплее, чем телефонные беседы сегодня.
|
Урок иврита 7 |
|
