10. ТАИНСТВО ЖИЗНИ

Итак, едите ли, пьете ли, или (иное) что делаете, все делайте в славу Божию.
1Кор.10:31

Одним из величайших препятствий, которые встречаются христианину на пути к обретению внутреннего мира, является установка делить жизнь на две сферы: святую и мирскую. Поскольку они изначально задуманы как раздельные и несовместимые друг с другом в нравственном и духовном отношениях и поскольку под давлением обстоятельств мы вынуждены постоянно пересекать их рубежи то в одном, то в другом направлении, наша внутренняя жизнь дробится и мы живем раздробленной, а не цельной жизнью.
Наше бедствие проистекает из того, что мы, последователи Христа, обитаем сразу в двух мирах — небесном и земном, духовном и материальном. Как дети Адама, мы живем в этом мире и неизбежно несем в себе все немощи плоти и болезни, которые человек передает по наследству своим потомкам. Чтобы просто жить среди людей, мы расплачиваемся годами тяжкого труда и заботы о земном. Совершенно противоположна этому наша жизнь в Духе. Будучи не от мира сего, мы обладаем иной, высшей жизнью, ибо мы чада Божьи; мы имеем статус небесных граждан и тесное общение со Христом
В результате вся наша жизнь расщепляется надвое. Невольно мы принимаем два стереотипа поведения. Первый исполнен чувством удовлетворения и твердо убежден, что он угоден Богу. Он представлен святыми делами, к числу которых обыкновенно относят молитву, чтение Библии, песнопение, посещение церкви и тому подобные поступки, вытекающие из веры. Эти дела отличаются тем, что не имеют прямого отношения к миру сему и не имели бы никакого смысла, если бы вера не указывала нам на иной мир, "дом нерукотворенный, вечный" (2Кор.5:1).
На противоположной от святых дел стороне располагаются дела мирские. Сюда включается вся наша повседневная жизнедеятельность, которую мы разделяем с сынами и дочерями Адама: прием пищи, сон, труд, забота о теле и выполнение многих других безрадостных обязанностей, неизбежных здесь на земле. Все это мы исполняем часто без всякого желания и с тяжелым сердцем, а временами прося прощения у Бога за пустую трату времени и сил. В результате большую часть своей жизни мы испытываем беспокойство. Мы занимаемся своими обычными делами с чувством глубокой неудовлетворенности, печально говоря себе, что грядет день лучший, когда мы сбросим с себя эту земную оболочку, и ничто земное уже не сможет властвовать над нами.
Противопоставление святого и мирского существует издавна. Большинство христиан попадаются на эту удочку. Они не могут примирить в себе требования этих двух миров. Они пытаются ходить по канату, протянутому между тем и другим царствами, однако не находят мира ни здесь, ни там. Силы их убывают, кругозор затуманивается, и радость уходит от них.
Полагаю, что нет никакой необходимости пребывать в подобной ситуации. Несомненно, что мы поставили себя перед дилеммой, которой на самом деле не существует. Она есть плод недоразумения. Существование парной категории святое — мирское не находит никакого основания в Новом Завете. Освободиться от этой ловушки нам поможет более глубокое понимание христианских истин.
Сам Господь Иисус Христос является и здесь примером для нас, ведь для Него не существовало раздробленности жизни. Пред лицем Отца Своего Он жил на земле без всякого напряжения с младенчества и до смерти Своей, принятой на кресте. Бог принял жертву всей Его жизни, не делая различия между одним и другим. "Ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно" — вот краткий вывод из Его жизни (Ин.8:29). Живя с людьми, Он оставался уравновешенным и спокойным. И какое страдание Он принял на Себя за грехи всего мира! Этот шаг не был следствием нравственной или духовной несостоятельности.
Увещевание Павла "все делайте в славу Божию" больше, чем религиозный идеализм. Эти слова суть составная часть святого откровения, и их следует принимать за слово Истины. Тогда для нас открывается возможность превращать всякое действие, всякий поступок и всю нашу жизнь в славу Божью. А чтобы мы не испытывали ложного стеснения, Павел специально упоминает о пище и питье. Эту принадлежность жизни мы разделяем со смертными животными, и если эти физиологические акты, присущие и животным, можно исполнять, прославляя Бога, тогда просто трудно представить себе нечто, что не могло бы прославить Его.
Монашеская ненависть к телу, которая так рельефно выступает в трудах ранних христианских писателей, не имеет никакого обоснования в Слове Божьем. Верно, простая скромность, сдержанность, умеренность описаны в Священном Писании, но там не говорится о притворной стыдливости и ложном чувстве стыда. Новый Завет признает за истину то, что наш Господь в Своем земном воплощении облекся в настоящее, реальное человеческое тело и не делал никаких попыток как-то уклониться от исполнения неизбежных приложений к этому факту. Он жил в земном человеческом теле здесь, среди людей, и ни разу не сделал того, что было бы не свято. Его пребывание в человеческой плоти отметает навечно всякое злое помышление о том, что в ней скрыто нечто врожденно оскорбительное для Божества. Наше тело сотворил Бог, и мы никак не оскорбляем Его, возлагая на Него ответственность за то, какими Он создал нас. Бог не посрамляется делами Своих собственных рук.
Но человек извратил все. Физиологические функции, совершаемые во грехе и вопреки установленному природой порядку, никак не прославляют Бога. Повсюду, где по своей воле мы привносим в отправления своего тела моральное зло, невинные и безвредные органы перестают функционировать так, как предусмотрел для них Бог, вместо этого мы получаем нечто вредное и вывернутое наизнанку, что не может принести славы Творцу.
Но допустим, что ни извращения, ни злоупотребления нет. Представим себе верующего во Христа человека, который пережил в своей жизни двойное чудо покаяния и возрождения. Теперь он живет согласно воле Божьей, которая открывается ему в силу его разумения в Слове Божьем. О таком человеке можно сказать, что всякое дело его есть или может быть столь же святым, как и молитва, водное крещение или вечеря Господня. Сказать так не значит низвести всякое деяние к одному неизменному уровню; наоборот, это значит всякий факт жизни вознести в живое Царство и обратить всю жизнь в таинство.
Если таинство есть внешнее выражение невидимой благодати, тогда следует не колеблясь принять приведенный выше тезис. Одним только актом посвящения всего себя Богу можно превратить всякие последующие действия в проявления этого посвящения. Не надо стыдиться своего тела — нашего земного слуги, как не стыдился Иисус того смирного животного, на котором въезжал в Иерусалим. "Оно надобно Господу" (Мф.21:3), — можем сказать мы о своем теле, подверженном тлению. Если Христос обитает в нас, то мы можем носить Господа славы в себе, как носил в древности осел, подавая толпам повод восклицать: "Осанна в вышних".
Однако только понимать эту истину оказывается недостаточно. Если нам удастся избежать дилеммы святое — мирское, истина "войдет в нашу кровь" и станет определять наши помышления. Нам следует неустанно упражняться жить для славы Божьей. Когда погружаешься в размышления об этой истине, часто обсуждаешь ее с Богом в своих молитвах, напоминаешь себе о ее существовании во всяком общении с людьми, вот тогда восприятие ее чудесного смысла становится полным. Древняя и болезненная двойственность утрачивает былое значение перед лицом спокойной цельности жизни. Понимание того, что мы принадлежим Богу полностью, что все наше Он принял и не отверг ничего, будет способствовать объединению нашей раздробленной внутренней жизни и соделает для нас святым все.
Но этого мало. Нажитые в течение долгого времени привычки не отмирают с легкостью. По зрелом размышлении и по великой благоговейной молитве можно окончательно вырваться из психологической ловушки разделения святого и мирского. Например, обыкновенному верующему будет трудно свыкнуться с мыслью, что его каждодневные занятия могут исполняться как богослужебные дела, приятные Богу во Иисусе Христе. Древнее противопоставление будет всплывать из подсознания, чтобы тревожить душевный покой. Не таков этот древний змий, диавол, чтобы упустить свою возможность. Он будет в кабине автомобиля, за письменным столом или в поле напоминать христианам, что они отдают лучшую часть дня мирским делам, оставляя своим религиозным обязанностям до смешного малую часть своего драгоценного времени. И если мы не будем заботиться о мире своей души, эти атаки врага могут привести ее в смятение и породить упадок духа.
Бороться с этим можно, только упражняясь в воинственной вере. Должно предлагать все свои дела Богу и верить, что Он принимает их. Следует твердо стоять на этом и непоколебимо верить, что всякий поступок во всякое время дня и ночи сослужит свою службу. Напоминайте Богу во время уединенной молитвы, что всякое дело наше направляется к Его славе; дополняйте это обращение тысячекратными мысленными молитвами во всякий день жизни. Давайте учиться превращать всякую работу в священническое служение. Давайте верить, что Бог присутствует в каждом простом труде нашем, и учиться искать Его там.
Разделение жизни на святую и мирскую углубляет внутренний раскол в нашей душе. Это заблуждение распространилось так широко, что, пытаясь бороться с ним, чувствуешь себя одиноким воином. Оно служит своего рода красителем, окрашивающим весь ход мыслей религиозных людей; оно надевает им на нос очки того же цвета, дабы им невозможно было определить построенные на его основании ложные выводы. Вопреки всем новозаветным догматам, об этом заблуждении говорили и его воспевали веками, принимая за часть христианской идеи, однако в нем нет ничего христианского. И только квакеры, насколько мне известно, воспринимали это заблуждение как ересь и находили мужество разоблачать его.
Вот как выглядят факты. В течение четырех сотен лет Израиль обитал в Египте в атмосфере вульгарнейшего идолослужения. Наконец, благодаря Моисею они вышли из этой земли и направились в землю обетования. Сама идея святости оказалась утраченной ими. Дабы поправить это, Бог начал с самого начала. Он поместил Себя в огненное облако, а позднее, когда была построена скиния, Он обитал в огненном проявлении в святая святых. Тысячекратно подавая разнообразные знаки. Бог учил Израиль различать священное и несвященное. Были священные дни, священные сосуды, священные одеяния. Были омовения, жертвы, приношения всякого рода. При помощи этих средств Израиль познавал, что Бог свят. Вот чему Он учил их, а не святости вещей или мест. Святость Иеговы — вот предмет, который должны были выучить сыны Израилевы.
И вот наступает тот великий день, когда является Христос. Не медля, Он начинает говорить: "Вы слышали, что сказано древним". А Я говорю вам..." (Мф.5:21-22). Ветхозаветные классы кончились. Когда Христос умер на кресте, завеса в храме разорвалась сверху донизу. Святая святых открылась для любого и каждого, кто захочет войти верою. Тогда вспомнили слова Христа: "...наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу... Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине" (Ин.4:21,23-24).
Вскоре Павел во имя свободы от всякого рабства объявил всякую еду чистой, всякий день святым, всякие места священными и всякое дело приемлемым для Бога. Времена, признававшие святость мест, как сумеречная пора образования человечества, прошли, миновали, когда восстало солнце духовного богослужения.
Духовность богослужения оставалась во владении церкви до тех пор, пока со временем не оказалась утраченной. Тогда укоренившееся в сердцах падшего человечества законничество начало возвращать древние отличия. Церковь снова начала соблюдать дни, периоды и времена. Определенные места были избраны и отмечены как особенно святые. Появились различия между одним и другим днем, одним или другим местом, одной или другой личностью. Святых таинств вначале было два, затем три, затем четыре, пока с победой католицизма их не стало семь.
Со всякою любовью и не желая думать плохо ни о ком из христиан, пусть и одураченных, мне бы хотелось указать на то, что римская католическая церковь представляет это заблуждение, разделение жизни на святое и мирское, в его логическом завершении. Его мертвящий эффект приводит к полному расколу между религией и жизнью. Ее учителя пытаются избегать этой ловушки с помощью множества примечаний, объяснений и уточнений, однако разум инстинктивно стремится к логичности. Поэтому в практической жизни раскол воспринимается как очевидный факт.
Вот из этого капкана потрудились вытащить нас реформаторы, пуритане и евангельские мистики. Сегодня в консервативных кругах замечается возврат к прежним узам. Говорят, что лошадь, повинуясь какому-то дикому инстинкту, иногда порывает узы и бежит от спасителя, чтобы броситься в горящее здание и погибнуть в пламени. Фундаментализм наших дней с подобным же упрямством взял курс на духовное рабство. Соблюдение дней и времен становится все более и более выдающимся явлением. "Великие посты", и "святые недели", и "благие Пятницы" — вот слова, которые слышишь в разных местах из уст евангельских христиан все чаще и чаще Похоже, мы не знаем, как остановиться.
Во избежание недоразумений я должен оттенить практический аспект учения, которое я отстаиваю, то есть учения о священном качестве всякого дня жизни. Чтобы высветить позитивное значение этого учения, хочу представить его на фоне негативного, то есть на фоне того, чего в нем нет.
Это учение вовсе не означает, к примеру, что все, что мы делаем, одинаково важно. Одно деяние в жизни благочестивого человека может значительно отличаться от другого. Павел шил палатки, но эти его дела никак не сопоставимы с тем, что он написал известное Послание к Римлянам. Однако Бог принимал и то и другое за истинно святые дела служения Ему. Конечно же, вести души к Богу важнее, чем насаждать сады, но насаждение садов может быть таким же святым делом, как и приобретение душ.
Опять-таки, мое учение вовсе не означает того, что все люди полезны в одинаковой мере. В Теле Христа дары разнятся между собою. Билли Брей несравним с Лютером или Уэсли по той пользе, которую каждый из них принес своей церкви и миру, однако служение менее даровитого брата столь же чисто, как и служение более одаренного, и Бог принимает обоих с одинаковой радостью.
"Прихожанин" никогда не должен думать о своей скромной миссии как о более низкой в сравнении с миссией своего наставника. Пусть всякий человек остается верным своему призванию на избранном поприще, и его труд будет столь же святым, как и труд служителя. Святой у человека труд или мирской, определяется вовсе не тем, что человек делает, а тем, почему он это делает. Все зависит от мотивации. Если человек славит Господа Бога в своем сердце, тогда в его жизни не может быть пустых дел. Все, что он делает, есть добро и принимается Богом во Христе Иисусе Сама жизнь для такого человека станет священной, а мир — святыней Вся его жизнь будет священнослужением Исполняя простейшее задание, он услышит голос Серафима, говорящий "Свят, свят, свят Господь Саваоф! Вся земля полна славы Его!" (Ис.6:3)

Господи, мне хочется довериться Тебе; мне хочется быть всецело Твоим; мне хочется превозносить Тебя превыше всего. Я желаю, чтобы во мне не было иных желаний, кроме желания иметь Тебя. Я хочу всегда ощущать Твою затмевающую все непосредственную близость, хочу слышать Тебя, Глас Глаголющего. Я жажду жить в покойной искренности сердца. Я хочу жить в полноте Духа, чтобы все помышления мои были как благовонный ладан, возносящийся к Тебе, и все дела моей жизни как дела священного богослужения. Посему я молюсь словами Твоего великого служителя в древности: "Я прошу Тебя так, дабы очистить намерения сердца моего неизреченным даром Твоей благодати, чтобы, я мог совершенно любить Тебя и достойно восхвалять Тебя". И все это, я верю. Ты подаришь мне во имя Иисуса Христа, Сына Твоего. Аминь.

http://www.blagovestnik.org/books/00082.htm