Агапова Ирина
ЗАГАДОЧНАЯ ЗВЕЗДА ЕГИПТА И КАЛЕНДАРЬ


СТРУКТУРА ДРЕВНЕЕГИПЕТСКОГО КАЛЕНДАРЯ

С древности египтянам были знакомы естественные промежутки счета времени, связанные с движением Солнца и Луны — сутки и лунный месяц (фазы Луны, дни невидимости и то, что месяц содержит 29 или 30 дней). Самый ранний календарь египтян был лунным. Год состоял из 12 месяцев; раз в 3 года добавлялся 13-й дополнительный месяц. 30 дней лунного месяца носили особые названия и имели ритуальный характер. Согласно теории Паркера, решение о вставке 13-го месяца принималось на основании наблюдений гелиакических (то есть — совместных с Солнцем) восходов Сириуса (Σείριος, егип. Spdt, Сопдет).

Этот восход имел особое название веп-ренпет (wp rnpt — «открыватель года»), и отмечался как большой праздник. Отсюда и название последнего 12-го месяца лунного года, называемого также веп-ренпет. Вставки 13-го месяца производились так, чтобы удержать празднование восхода Сотис¹ в одном и том же месяце лунного календаря. Если восход Сотис наблюдался в последние 11 дней двенадцатого месяца, назначался 13-й месяц, посвященный богу Луны Тоту.
________________________
[1] Σωθί, indecl. и Σῶθις (-εως) ἡ егип. Plut. = Σείριος
Σείριος ὁ (sc. ἀστήρ) Сириус (звезда) или созвездие Большого Пса Hes., Eur.

Первый день лунного года совпадал с первым днем невидимости Луны, непосредственно идущим после восхода Сотис, если год был обычным, или с днем невидимости по окончании дополнительного месяца, если была опасность, что в будущем году дата восхода выйдет за пределы месяца веп-ренпет. Поэтому ранний древнеегипетский календарь называли лунно-звездным, в котором связь с сезонами достигалась благодаря наблюдениям гелиакических восходов Сириуса-Сотис.

Для светских целей был создан календарь, названный гражданским или светским. Основой же и календаря и религии египтян стал сам Египет — мифы и реальность сплетенные воедино. Главным событием в жизни Египта был разлив реки Нил и одновременно с ним — гелиакический восход звезды Сириус, ставшей по этой причине центром жизни и главным мифом древних египтян. Разлив Нила и восход Сириуса отождествлялся с богиней Сопдет (Spdt, греч. Σωθις), а также с Изидой. Изида плачет по убитому Осирису, воплощавшему собой плодородие и возрождение, побеждающее смерть. Слезы богини попадают в Нил и, переполняя его, вызывают наводнение.

«Сотис — Великая блистает на небе, и Нил выходит из берегов».

В зимнее время Сириус сиял необыкновенным светом всю ночь, но затем появлялся лишь вечером на западе, а вскоре и вовсе исчезал за горизонтом. Через 70 дней Сириус вновь появлялся на востоке — разливался Нил, и это совпадало с днем летнего солнцестояния, 19 июля (по юлианскому стилю). Это происходило из года в год и дало возможность жрецам определить длину года. Вначале установили, что это 360 дней. Год включал 12 месяцев по 30 дней; месяц был разделен на 3 десятидневки. Позже год «уточнили», добавив 5 дней, таким образом, он стал 365-дневным. Год был разделен на три сезона по четыре месяца — Ахет (ȝḫt, «половодье»), Перет (prt, «всходы») и Шему (šmw, «урожай»).

Год в гражданском календаре был короче солнечного года на 6 часов и, он примерно на столько же короче, чем период между «возвращениями Сотис» при восходе солнца на востоке (год Сириуса). В результате начало нового года по светскому календарю египтян сдвигалось на сутки назад относительно начала солнечного года или года сотисного. Сдвиг за 120 лет составлял месяц; за 480 лет — целый сезон.

То есть: 1461х365=1460х365,25. Таким образом, 1460 «годов Сириуса» составляли 1461 календарный год. Позже этот год был назван также и Великим, Божественным или Псовым годом.² Из-за своей особенности календарь был назван «блуждающим». Относительно даты создания его до сих пор ведутся споры и называются разные даты, начиная от 5-го тысячелетия до новой эры. Поскольку одна из дат «возвращения Сириуса» была известна из «Книги о дне рождения» Цензорина, то другие были просто вычислены математически. Известно было следующее: очередное начало древнеегипетского года совпало с началом года Сириуса в 139 году н.э., во второй год консульства императора Антонина Пия.

«Юбилейные» годы таковы: 4241 до н.э., 2781 до н.э., 1321 до н.э., 139 год н.э. Причем, год 2781 до н.э. был подтвержден и Кахунским папирусом.
________________________
[2] Сириус — самая яркая звезда в созвездии Большого Пса.
Κύναστρον (Κύν-αστρον) τό Песья звезда, т.е. Сириус Arst.

Гражданский и лунный календари применялись параллельно на протяжении всего династического периода. Со временем, гражданский календарь воспринял часть функций религиозного лунного. Некоторые праздники стали отмечать в фиксированные дни схематического года, благодаря чему они перемещались одновременно с 1 Тота (1-ое число 1-го месяца египтян) по сезонам солнечного года. Другие праздники имели две даты — подвижную и неподвижную соответственно в гражданском и лунном календарях.

Чтобы исправить расхождение между этими календарями были внесены изменения в последний из них. Был создан новый вариант лунного календаря, определенным образом привязанный к гражданскому календарю. Хронологической единицей в нем, как и в раннем лунном календаре, был лунный месяц, начинавшийся в первый день невидимости Луны. Интеркаляции (вставки дополнительных дней) проводились уже не по дате восхода Сотис, а по 1-му числу Тота. Дополнительный месяц назначался раз в 2-3 года.

Таким образом, лунный календарь передвигался по сезонам вместе с гражданским, а его месяцы носили те же названия, что и месяцы гражданского календаря. Время создания этой сдвоенной системы датируется Р.Паркером приблизительно серединой 3-го тысячелетия до н.э. Но первое документальное свидетельство о существовании системы, дают символические изображения 59 божеств египетского года, датируемые X-VIII веком до н.э.

Схема его такова: 25 египетских лет =9125 дней =309 синодических месяцев. Происхождение схемы во многом неясно. Есть мнения относительно недавнего появления ее в результате контактов с астрономией Месопотамии, которые были в 525 году до н.э. после персидского завоевания Египта. Данные о длине синодического месяца, полученные вавилонскими астрономами, соединены с египетской концепцией года. Как бы то ни было, но факт существования схематического календаря подтверждает гипотезу Паркера о том, что в Египте применялся блуждающий лунный год.

Таким образом, в Древнем Египте на протяжении всей его династической истории параллельно использовались три календарные системы — ранний лунный календарь, управляемый гелиакическими восходами Сириуса, и вследствие этого связанный с сезонами, блуждающий гражданский календарь и, по видимому, с середины III-го тысячелетия до н.э. — поздний лунный календарь, привязанный к началу гражданского года.

Ключ к созданию подлинной хронологии истории Древнего Египта ученые-египтологи увидели в особенностях традиционного древнеегипетского календаря, которые описывались в сочинениях античных авторов. Календарь возник на заре становления цивилизации и генетически родственен астрологии. Уже в глубокой древности люди подметили, что промежутки времени, благоприятные для той или иной деятельности, повторяются с определенной периодичностью (посевам, охоте и т.д.). Подобные функции календаря схожи с функциями астрологии. Подтверждением этому является и то, что у некоторых народов астрология связана с календарем не меньше, чем с положениями планет (Зороастрийский календарь, китайская астрология), а иногда и вовсе основана на календаре (Цолькин). В энциклопедии дано такое определение Великого (Мирового) года: «период, спустя который все земные события начинают повторяться. Через определенный промежуток времени планеты займут те же места на небе, с которых они начали свое движение в момент сотворения мира, и история начнет свой новый цикл, повторяющий предыдущий». Посмотрим на примере Великого цикла Сириуса так ли это.

Преемственность древнеегипетского и современного календаря (юлианского и григорианского) очевидна. Об этом пишут все исследователи. И в древности и сейчас функцией календаря было упорядочение социально-бытовых отношений; религиозный характер их также очевиден. Здесь можно построить параллель возрождение Египта (разлив Нила и восход Сириуса) и главный праздник христиан — Пасха. Надо заметить также, что в современных церковных изданиях астрология игнорируется вовсе, связь же с календарем Древнего Египта не подвергается сомнению. В частности приверженцы Юлианской системы пишут о том, что Сириус дал Египту первый в мире солнечный календарь, лежащий в основе летосчисления всего Старого Света, вплоть до настоящего момента.


ВЕЛИКИЙ ГОД СИРИУСА И КАЛЕНДАРЬ ДРЕВНЕГО ЕГИПТА

В эпоху пирамид точка летнего солнцестояния приходилась на созвездие Льва; точка осеннего равноденствия — на созвездие Скорпиона; зимнего солнцестояния — на созвездие Водолея; а точка весеннего равноденствия находилась в созвездии Тельца (в окрестностях звездного скопления Плеяды). Королевские звезды Персии отмечали эти главные солнечные точки 3000-2500 лет до н.э.

Альдебаран (Страж Востока) отмечал весеннее равноденствие.
Антарес (Страж Запада) — осеннее равноденствие.
Регул (Страж Юга) указывал на точку летнего солнцестояния.
Фомальгаут (Страж Севера) — зимнего солнцестояния.

Такое положение этих ведущих звезд созвездий определяло религиозное мироустройство и Древних Персов и Египтян как предтечи христианской традиции. Битва добра и зла, света и тьмы, смерть и возрождение — эти темы выражены во всех мировых религиях.

Уже было упомянуто о четырех сотических циклах (по 1460 лет) истории Древнего Египта: это 4241, 2781, 1321 годы до н.э. и 139 год н.э. Но большой год Сириуса можно представить как 365 лет умноженные на 4, то есть равных 1460 годам. Цифра 365 интересна и как составляющая Великого года; она же связана с Солнцем и Землей; она же обозначает символически одну из главных солнечных точек зодиака (равноденствие или солнцестояния). Разобьем египетский календарь на периоды по 365 лет, и проследим основные закономерности этих периодов с астрологической и общекультурной точек зрения.

Это будут годы: 4241, 3876, 3511, 3146, 2781, 2416, 2052, 1687, 1321, 956, 591, 226 годы до н.э. и 139 год н.э. Договоримся рассматривать события с династического периода (3200-3000 до н.э.); о более раннем периоде сохранилось мало информации.

Известно, что в районе 4000 лет до н.э. в нижней части Нила возникло ирригационное земледелие; это и возникновение рабства, имущественное расслоение, зарождение органов государства, возникновение касты жрецов. Возникновение номов, на их основе образование двух царств — Южного (Верхнее) и Северного (Нижнего), борьба между ними.

4241 год до н.э. — условное начало древнеегипетского календаря и сотического цикла. В Верхнем Египте основана 1-я столица — Херакон-Полис. Первое царское захоронение. Могила обнаружена в Абидосе. Именуется могилой Осириса, в ней погребено 326 спутников. Египет додинастический и династический был разделен на религиозные центры (так называемые номы). Когда такой центр приобретал ведущее влияние в стране (перенос столицы), он отождествлял своего бога с верховным египетским богом. Божественным символом города Гелиополя был Атум, Мемфиса — Птах, Гермополя — Хепри и Ра, Фив — Амон.

3146 год до н.э. Это время начала династий Египта — I Династия. Гелиополь был городом-святилищем еще при I Династии. В это время столицей был город Абидос. Древнейшим местным богом был Хентиаментиу («первый страны западных»), изображавшимся в виде собаки. В Гелиополе возникает и развивается культ важнейшего египетского божества — Ра и его синкретического образования Ра-Харахте.

Произошло и слияние бога Атума с Ра в образе Ра-Атум, который противопоставлялся Осирису. Так возник триединый бог Хепри-Ра-Атум. По легенде, 1-м фараоном Египта был Менес (Скорпион). Он объединил два раздельных Царства и создал «Царство двух земель». Строительство Мемфиса. История объединения Верхнего и Нижнего Египта была описана в так называемой мемфисской теологии — письмена на камне Шабаки 750 года до н.э.

«Земля погребения Осириса — это регион Мемфиса и одновременно звездный Дуат, звездный загробный мир, содержащий Орион (как небесное воплощение Осириса)». С учетом этого обстоятельства особый смысл приобретают слова канадского египтолога Мерсера, который утверждает, что «Дуат был своего рода отражением Египта. Там был Верхний и Нижний Дуат, и в нем протекала великая река».

2781 год до н.э. — начало очередного цикла Сириуса. Рождение Гора в летнее солнцестояние. Это конец Ранней Династии — начало Древнего Царства (III Династии). Всплеск активности и бурное строительство пирамид. Они строятся на севере. 1-й фараон Династии их «строитель» — Джосер. Возводится храм в Гелиополе, храм Абу-Гораб. Столица Египта перенесена из Верхнего Египта (Абидос) в Нижний — Мемфис. Джосер совмещает культ Солнца с культом фараона и завладевает властью жреца. Это и время Имхотепа — великого жреца, зодчего, первого известного в мире врача, позже обожествленного греками под именем Асклепий (Эскулап — у римлян). Сооружение в Саккара погребального комплекса Джосера.

Главный бог Мемфиса — Птах. Его происхождение неизвестно, вполне вероятно, что он был местным богом Мемфиса, хотя в «Текстах пирамид» и других источниках времен Древнего Царства Птах упоминается редко. Главную роль там играли гелиопольские боги. Птах часто выступает как Птах-Татенен («поднимающаяся земля»). Жена Птаха — Сехмет, их сын — Нефертум.

Иногда супругами Птаха выступают Бастет, Тефнут, Маат, Хатхор. Птах — покровитель ремесел. В Мемфисе — демиург, творец всех богов и мира. Его орудием было божественное слово, помещенное в сердце. Всякое творческое деяние должно идти от сердца и языка. Вещи и существа, названные про себя, присутствуют только потенциально; для того, чтобы они реально существовали, надо произнести их имя вслух. Несомненно, взаимовлияние мемфисской и гелиопольской теологий.

2416 год до н.э. Древнее Царство, V Династия. Впервые в текстах написание термина wp-rnpt (т.е. день восхода Сириуса) со знаком Солнца встречается лишь с V Династии. Хронологическая версия ученого Шолпо такова: период Сотиса был известен именно с этой Династии, и с этого же времени должно было начаться смещение гражданского календаря относительно природного.

Эта Династия характерна своим ярко выраженным солярным культом, где цари ее, оказываются происходящими от самого бога солнца Ра. Многочисленные солнечные храмы, построенные в это время, были не только местом культа, но и астрономическими обсерваториями. Особенно знамениты храмы царей Сахурре и Ниусерре. Фараоны V Династии возвышают Гелиополь (егип. Ἰwnw, Иуну), город Солнца, ставший священным городом бога Ра.

2051 год до н.э. Период Среднего Царства. XI Династия. Рождение Гора в зимнее солнцестояние. И если египтяне верили, что их земля отражение Небес, то где-то на юге должен находиться центр, ориентированный на зимнее солнцестояние. Храм Карнак ориентирован именно так, и он был построен приблизительно в это время. Перед ним аллея Сфинксов с бараньими головами. Столица переносится из Гераклеополя в Фивы (Верхний Египет). 2060-2010 годы — фараон Ментухотеп I распространяет власть на Нижний Египет. Постройка грандиозного храма — усыпальницы в Дейр-эль-Бахри и некрополя в Фивах. 2134-2040 годы — это Гераклеопольские цари, распад Египта на 2 Царства.

В новой столице Фивы бог Амон превратился в общеегипетского бога. Ранее он был одним из восьми божеств Гермополя (главное божество — Тот). Политическая роль Амона отчетливо проявляется в период Среднего Царства, что отразилось в именах фараонов того времени. Их имена переводятся как «Амон во главе» — Аменемхетов. В Фивах образуется триада — Амон получает божественную супругу, богиню Мут («мать»), а их сыном считался бог Луны Хонсу. Мут по происхождению была, очевидно, богиней-коршуном и связывалась с озером Ашеру (Карнак). Хонсу именовался как «Хонсу в Фивах прекрасный ликом», ему был посвящен храм. Амон был и в образе Амон-Мин (дарующий животворную силу). Главные храмы в Карнаке и Луксоре. Даже после падения ХХ Династии (около 1000 до н.э.) Фивы играли большую роль в политике Египта. Тут же был организован и институт «жен бога» (их помощниками были верховные жрецы).

1687 год до н.э. 2-й междинастический период, XV Династия. Египет захвачен гиксосами (гиксосы — страна Ханаян или Сирия). Присоединили к Египту Куш (Судан). Принесли в Египет железо, верховых лошадей. Салитис «царь пастух» из гиксосов, ставший владыкой Нижнего Египта, основывает новую столицу — Аварис.

1321 год до н.э. — очередной год возвращения Сириуса. Конец ХVIII Династии. Снова должно произойти значимое событие. Кто-то из фараонов должен вернуть культ с юга на север. Фараон Эхнатон «угодный Атону» меняет свое имя при смене религии Амона на монотеистическую и глубоко мистическую религию Атона (Ἰtn), согласно которой все люди равны в любви к единому богу (символ его — солнечный диск, егип. itn), пророком которого является фараон.

В центре Египта он создает новую столицу — город Ахетатон («Горизонт Атона»), куда перемещают и религиозную власть из Фив. Его правление как вспышка. Уже после его смерти в течение 30 лет все его ближайшие друзья и слуги отреклись от учения Атона, самого фараона назвали еретиком; уничтожалось все, что было с ним связано. Приблизительно в это время — начало строительства храма в Луксоре. Абу-Симбел начал строиться при Рамзесе II. При Рамзесе II — бурное строительство в Египте.

956 год до н.э. — XXII Династия фараонов — Ливийская. Столица — Бубаст (Бубастис). Начался 1000-летний период «иноземных фараонов»; египтяне уже не правят Египтом (или правят очень непродолжительное время). Приблизительно в это время-сокрытие мумий египетских фараонов XVIII-XX Династий в тайнике в Дейр-эль-Бахри во избежание разграбления. XXI Династия — 3-й междинастический период. Столицы — Танис (север) и Фивы. Власть разбивается на 2 ветви, а Египет — на 2 Царства. 965-928 годы до н.э. — царь Израиля Соломон, сын Давида; заключил союз с Египтом, женился на дочери фараона Пасебахаенниута первым из иноземцев.

591 год до н.э. — Рождение Гора во время зимнего солнцестояния. Поздний период. ХХVI Династия — Саисская и XXVII — Персидская. Столицы — Саис и Мемфис. Фараон Псамтих II — фараон более не сын Осириса и его власть опирается только на низы. Период с 591 до н.э. по 139 год н.э. — конец династического Египта. Династии прекратили свое существование на цифре 30.

30 — сотическое число, связано с календарем. Очень важный праздник в Египте сепдет, связанный с правлением фараона также имеет отношение к 30. Египтяне потеряли власть над страной. Династия печально известных Птолемеев заканчивает историю фараонов Египта. В конце периода появляется новая столица — Александрия.

226 год до н.э. Династия Птолемеев или Лагидов (с 311 года до н.э.). Птолемей III Эвергет. Расширяет границы и становится «Господином Средиземного моря и Индийского океана». Александрия превращается в один из самых важных экономических и торговых центров от Испании до Индии; международной валютой становится египетский статер. Возвращение абсолютной власти. Птолемей IV Филопатор (221-203 до н.э.) — начинается потеря владений и упадок этой Династии. Особенность этого периода — изменение календаря. Попытка была сделана уже в середине периода Птолемеем Эвергетом в 238 году до н.э. (канопская реформа). Юлий Цезарь в 46 году до н.э. ввел юлианское летоисчисление. Был введен високосный год, месяцы получили другие названия и перестали составлять ровно по 30 дней в каждом. 2 сентября 31 года до н.э. (опять цифра 30, т.к. от лет до н.э. отнимают единицу).

Египет после битвы при мысе Акции попал под власть римлян окончательно. В 30-ом году до н.э. Октавиан прибыл в Египет, а Антоний и Клеопатра покончили собой. Вскоре были реформы императора Августа. Им был введен 6-ой эпагоменный (дополнительный) день в 29 году до н.э.; 1-е Тота выпало на 29 августа (по юлианскому стилю), а по григорианскому стилю это 11 сентября. Коптские календари (Египет, Эфиопия, Судан) ведут счет лет от этого числа (как от 1-го Тота) по эре Диоклетиана (Эра мучеников), но так она будет названа позднее, уже во времена правления императора Диоклетиана в 284 году н.э. Александрийским календарем до сих пор пользуются копты — прямые потомки древних египтян. Но копты — христиане. Период от 591 до н.э. по 139 н.э. можно назвать переходным к новой религии, начавшей использовать усовершенствованный египетский календарь — это христианство.

139 год н.э. Эра Римского владычества. Первый век развития христианства. В XXI главе «Книги о дне рождения» Цензорина так описывается одна из дат начала древнеегипетского календаря при появлении звезды Сириус при восходе Солнца.

«Но год всегда начинается в первый день месяца, который египтяне называют Тотом, — день, который в этом году соответствует седьмому дню до июльских календ, в то время как 100 лет назад, во второе консульство императора Антонина Пия и при римском консуле Бруте Прэзенте, этот день приходился на 13-й день перед августовскими календами, — на время, в которое в Египте имеет обыкновение восходить созвездие Пса.

Вследствие этого можно узнать, что в настоящее время исполняется столетняя годовщина годичного оборота того большого года, который, как сказано выше, называется солнечным и псовым и божественным годом».

Второе консульство Антонина Пия, принявшего верховную власть над Римской империей 10 июля 138 года н.э., приходилось на следующий — 139 год. Это и есть та дата, когда начало года календаря древних египтян совпало с началом солнечного или сириусного года.

Видно, что период в 365 лет (или четвертая часть цикла Сириуса в 1460 лет) отмечен событиями на протяжении всего династического периода. В эти периоды боги того или иного селения (нома) выдвигались на первый план и становились общеегипетскими (смена столиц); у власти в эти годы находились правители, оставившие заметный след в истории. Все это происходило в результате борьбы номов, объединения страны, возвышения тех или иных центров. Таким образом, серьезные изменения в политической и религиозной жизни Египта наблюдались каждые 365 лет. Но наиболее значимые события происходили на половине сотисного цикла, т.е. через 730 лет (это годы — 4241, 3511, 2781, 2051, 1321, 591 годы до н.э. и 139 год н.э.).


_______________________________

Карл Кереньи
ДИОНИС. ПРООБРАЗ НЕИССЯКАЕМОЙ ЖИЗНИ


Часть II
2.3. Дионис в Дельфах

В основу дельфийского календаря был положен год Сириуса. Об этом можно судить не только по счету месяцев (начало года в Дельфах приходилось на середину лета), но и на основе мифа о ежегодном появлении Аполлона, которого ждали в первом месяце года, в его месяце апеллее (Ἀπελλαῖος), начинавшемся в июле по нашему стилю. Кроме того, миф об Аполлоне указывает и на более раннее положение вещей, доисторическое с точки зрения того, что мы сегодня знаем о Дельфах. В древнейшем мифе прибытие Аполлона свершалось лишь на второй год после рождения бога. Как это ни странно, Аполлон начинал свои календарные эпидемии¹ в Дельфах годом своего отсутствия. Предпосылкой того, что Аполлону могло быть приписано такое странное поведение,² уже должна была быть триетерида,³ которая доминировала в Дельфах в более древнее время и осталась действенной в связи с дионисийским культом. Поскольку в Дельфах и в Афинах была принята одинаковая система високосных лет, следует допустить адаптацию более древнего дельфийского календаря к одногодичному календарю афинян. Ко времени этой адаптации посещение Аполлона отмечалось уже ежегодно.

Праздник по случаю его прибытия приходился на амбивалентное время предутреннего восхода Сириуса — время, когда созревают дары лета, и все же «в одно из великих смертных мгновений греческой природы, когда, словно скрытая в птичьем щебете, смертоносная жара достигает своей наивысшей точки на одухотворенно пылающих горных хребтах» (Kerényi К. Ароllоn. 1937. S. 49). Аспект жизни и аспект смерти единой природы соответствовали летним периодам триетерического года. Это время нельзя смешивать со временем предвесеннего месяца бизия, когда седьмого числа, в день рождения Аполлона,⁴ начинала вещать Пифия. Здесь мы сталкиваемся с непонятным на первый взгляд фактом, а именно: рождение и прибытие бога к его почитателям не совпадают. Еще менее понятно то, что весенний месяц феоксений (Θεοξένια), месяц радушного приема богов среди смертных, был уже давно позади, когда Аполлон в период летнего солнцестояния прибывал из страны гипербореев. Известный нам календарь, очевидно, не является тем, который соответствовал в Дельфах первоначальному мифу. Его перевод на отдельные годы, в соответствии с движением солнца и природными циклами, особенно ощутимыми в высокогорном дельфийском ландшафте, произошел уже, безусловно, под знаком Аполлона, который более, чем все великие боги, был связан с солнцем. Но в Дельфах Аполлон еще застал старый триетерический календарь, покоившийся на дионисийском мифе, и временно под него адаптировался. Это с определенностью следует из мифа о его прибытии на второй год.
___________________________________
[1] ἐπιδημία (ἐπι-δημία) ἡ пребывание, жительство Xen., Plat., Men.
[2] То, что Зевс посылает Аполлона в Дельфы, а тот в своей лебединой упряжке едет к гипербореям и остается там на целый год, есть непоследовательность, которую можно объяснить только из календарной данности, т.е., во времена Алкея, из традиции, основывавшейся на более старом календаре. (Himerios. Orationes. XIV. 10. f)
[3] τριετηρίς (-ίδος) ἡ празднество, справляемое раз в три года Pind., Her., Eur., Plat.
[4] Βύσιος ὁ бисий (месяц дельфийского календаря, соотв. аттическому элафеболиону) Plut.
Ἐλαφηβολιών (-ῶνος) ὁ элафеболион (девятый месяц атт. календаря, соответст. 2-ой половине марта и 1-ой апреля) Thuc., Aeschin., Arst.
ἑβδομαγενής (ἑβδομᾱ-γενής) 2 рожденный в седьмой день [месяца] — эпитет Аполлона Plut.
ἑβδομαγέτης (ἑβδομα-γέτης), -ου ὁ «руководитель седьмого дня» (эпитет Аполлона, которому был посвящен седьмой день каждого месяца) Aesch.

Данный факт не менее значим, чем и то обстоятельство, что из Дельф до нас не дошло никаких сведений о прибытии Диониса или об оказанном ему сопротивлении. Не сохранилось рассказа о его рождении, которое могло бы заменить прибытие, отсутствует и легенда, связанная с дворцом микенской эпохи, как это было в Фивах. «Прибывающий бог» в Дельфах — не Дионис, а Аполлон. Согласно мифу, он прибывает как завоеватель и овладевает оракулом, раньше принадлежавшим некой великой богине (в соответствии с простейшей формой традиции, самой Гее) и охраняемым змееподобным существом женского пола. Наличие в Дельфах доаполлоновского оракула Земли можно считать удостоверенным традицией и археологическими находками. Не подлежит сомнению и утверждение археологов, что в Дельфах люди в разгар бронзового века жили еще в условиях неолита и что это место, хотя расположение святилищ отличалось тогда от позднейшего, тем не менее уже считалось священным. Знаменитый каменный пуп, или омфал, в Дельфах свидетельствует о том, что там верили в связь между верхним и нижним мирами; правда, здесь, в скалистом ландшафте, дело выглядело иначе, чем в Лерне, где доступ в подземный мир осуществлялся через воду. Но источников было достаточно и в Дельфах, а среди них и такой обильный, как Кастальский ключ. В общем и целом, есть все основания говорить о схожести культово-исторической ситуации, не забывая, конечно, о существенных различиях.

К различиям принадлежит прежде всего характер оракула, который, согласно традиции, изначально принадлежал Земле. Приоритет оракула Земли является неизменным элементом дельфийского предания. Здесь уместна и ссылка на условия неолита. Уже от простого прикосновения к Земле (а не только от испарений) могли ожидаться оракулы, пророческие видения, что подтверждается гомеровскими эпитетами пророчествующих обитателей (ὑποφῆται) Додоны, селлов: ἀνιπτόποδες («не моющие ног») и χαμαιεῦναι («спящие на земле»). Они всегда ходили босыми, не мыли ног и спали на голой земле. Связь такого рода опыта с определенными местами следует принимать как историческую или, как в Додоне и Дельфах, доисторическую данность. Кроме того, возможно, что в Дельфах еще в доисторическое время произошли и языковые изменения.

Греческое слово Δελφοί точно соответствует прежнему названию этого места — Πυθώ, которому только с большой натяжкой, манипулируя этимологией, можно было найти место в греческом языке,⁵ тогда как в одном из западносемитских языков оно вполне подходит к топографии дельфийского ландшафта: puth здесь означает «зиять», а от этого глагола слово poth имеет значение «трещина», «щель», «вагина», которое в греческом передается словом δελφύς («матка»).⁶ Семитское происхождение слова Πυθώ получает тем более надежное историческое обоснование (хотя оно в общем-то в таковом не нуждается), чем больше становится наша уверенность, что еще до микено-греческого минойцы говорили на западносемитском языке. Вполне возможным представляется и малоазийское происхождение названия горы Παρνασσός. Это подкрепляется тем фактом, что и Аполлон пришел в Грецию из Малой Азии. В Дельфах местом рождения Аполлона считался остров Делос, и, следовательно, был признан приоритет его делосского культа. Последний, со своей стороны, находился в теснейшей связи с ликийским городом Патары: туда бог отбывал с Делоса на зимние месяцы и там в местном храме в течение шести месяцев давал пророчества⁷ — подобно тому, как из Дельф он отправлялся к гипербореям.
___________________________________
[5] πύθω (fut. πύσω с ῡ, aor. ἔπῡσα - эп. πῦσα) — подвергать тлению, гноить (τι HH., Hom.); pass. гнить, тлеть.
[6] δελφύς (-ύος) ἡ (= ὑστέρα) анат. матка Arst.
[7] Πάταρα τά Патары, приморский город в юго-зап. Ликии с оракулом Аполлона (на юго-востоке от Делоса) Her., NT.
Constat Ароllinеm sex mensibus hiemalibus apud Раtaram Lyciae civitatem dare responsa (…) et sex mensibus aestivis apud Delum. — «Известно, что в течение шести холодных месяцев года Аполлон дает оракулы в Патарах, городе Ликии (…), а в течение шести теплых месяцев — на Делосе». (Servius. Commentarius in Vergilii Aeneidem. IV. 143)

Кстати, между его историческими и мифическими исчезновениями и прибытиями (ἀποδημίαι и ἐπιδημίαι) существовало различие. Прибытие матриархального семейства Аполлона (его матери Лето и его сестры Артемиды) из Малой Азии в Грецию произошло однажды как конститутивное событие греческой религиозной истории, которую с тех пор нельзя себе представить без присутствия этих трех божеств. Греческим ответом на прибытие Аполлона как некой божественной мудрости, дарящей и забирающей солнечный свет, явилось возникновение религии чувственного и духовного света, которая в своих наивысших моментах превратилась в греческую религию духа с ее требованием ясности и чистоты, порядка и гармонии. Она стала решающей составляющей греческой культурной истории, далеко превосходящей то значение, которое когда-либо имел для античного мира дельфийский оракул.

Напротив, мифологическая линия прибытия и возвращения Аполлона с севера, в отличие от исторической восточно-западной линии, соответствовала Аполлону не как божеству дня и света, а как богу астрономического года. В мифическом измерении она отражала тот путь, который бог света проделывал в пору все удлиняющихся ночей, направляясь на север, в страну самых длинных ночей.

Двумя самыми древними источниками относительно диадохии (διαδοχή), то есть наследования в обладании оракулом в Дельфах, являются Эсхил и Еврипид. В «Эвменидах» Эсхила Пифия, перечисляя прежних владельцев оракула, называет Аполлона лишь на четвертом месте.⁸ Три первых места занимают богиня земли и две ее дочери в качестве наследниц: Фемида, двойник матери, возведенная в ранг богини правосудия, и Феба, мать Лето. Феба наследовала своему внуку, Аполлону-Фебу, собственное имя, а вместе с ним — в качестве подарка при рождении — и дельфийское прорицалище. Аполлон должен был давать оракулы, исходившие от Зевса. В этом, несомненно, заключалось классическое учение дельфийцев о внутренней истории их оракула. Имя Диониса подчеркнуто отнесено на периферию. Но этой периферией был весь огромный Парнас с его Корикийской пещерой (Κωρύκιον ἄντρον), нимфы которой ставятся в один ряд со всеми великими богами; упоминается и об охоте на Пенфея, благодаря чему горный ландшафт между Дельфами и Фивами превращается в одно сплошное охотничье угодье.

У Еврипида в «Ифигении в Тавриде» владелицами оракула до Аполлона названы богини Гея и Фемида, мать и дочь. Рассказывается также об убийстве змеи. Подробно останавливаться на этом у Пифии в трагедии Эсхила не было никакой причины, в то время как для поэта гомеровского гимна достойным упоминания было лишь это, а отнюдь не право древнейших богинь на владение оракулом! У Еврипида они защищают свою привилегию: Земля («Ночная») насылает на гадателей видения, которым маленький Аполлон ничего не может противопоставить, пока наконец отец Зевс сам не сажает его на дельфийский трон. Не оказывается обойденным и Дионис. Парнас, куда Лето с острова Делос на руках приносит своего маленького сына, который, еще находясь на руках у матери, убивает змею, — это уже гора вакхических празднеств в честь Диониса. «Троном» в Дельфах был трипод, треножник с котлом, на котором в историческое время сидела Пифия. Однако первым, кто стал исполнять роль прорицающей Фемиды уже сидя на триподе, был Дионис.⁹

Тот факт, что культ Диониса в Дельфах предшествовал религии Аполлона, подтверждается не только календарными данными. Вероятно, уже до прибытия Аполлона в Дельфах существовал культ, к которому принадлежала мифологема о «кожаном мешке»¹⁰ — миф, еще в древние времена достигший Парнаса с Востока. Его герой и жертва, греческий Дионис, вошел в хтоническую — подземную и ночную — сферу оракула. Схолии к «Пифийским одам» Пиндара на третье место после первых двух владелиц оракула (согласно ему, это были богиня Ночь и Фемида) ставит не Аполлона, а Пифона, змееподобное существо с образованным от семитского корня именем, в то время как первым владельцем трипода назван Дионис. По-гречески это змееподобное существо звалось Дельфиной (Δελφίνα), и в соответствии с мифом, распространенным и у греков, и у хеттов, оно временно брало верх над своим противником и оказывалось побежденным, только когда последний, взятый в плен и расчлененный, получал назад члены своего тела, частично сохраненные в кожаном мешке. В Дельфах это могло относиться лишь к расчлененному Дионису. В конечном итоге победителем и убийцей змеи был Аполлон, носивший, среди прочего, сохранившееся в мистической литературе имя Διονυσοδότης («дарующий Диониса»).¹¹
___________________________________
[8] См. Аполлон Дельфиний
[9] «Первой стала прорицать Ночь, затем Фемида» (это происходило еще явно без треножника, т.е. она посылала сны, как это описано у Еврипида [Еврипид. Ифигения в Тавриде. 1261-1262], где Земля и Ночь, как Νυχία Χθών, составляют единство). «Но когда Пифон овладел пророческим треножником, Дионис первым стал давать нам оракулы»… [Πύθωνος δὲ τότε κυριεύσαντος τοῦ προφητικοῦ τρίποδος ἐν ᾧ πρῶτος Διόνυσος ἐθεμίστευσε] (Scholium in Pindari Pythica).
[10] См. Дионис Медовый
[11] Ὁ δὲ Ἀπόλλων συναγείρει τε αὐτὸν καὶ ἀνάγει καθαρτικὸς ὢν θεὸς, καὶ τοῦ Διονύσου σωτὴρ ὡς ἀληθῶς, καὶ διὰ τοῦτο Διονυσοδότης ἀνυμνεῖται. — «Но Аполлон собирает его и ведет наверх, он ведь бог очищения и действительно спаситель Диониса и поэтому воспевается как Дионисодот». (Olympiodorus. In Platonis Phaedonem commentarii / Ed. W. Norvin. Leipzig, 1913. Р. 111)

Так завершалась мифическая история владельцев оракула от богини Земли до Аполлона. Но изначально культу не требовалось подобное завершение. Фиады, как звались дионисийские женщины в Дельфах, на Парнасе пробуждали бога, который в первую половину двухгодичного периода исчезал в темном материнском лоне скалистого, изрезанного ущельями дельфийского ландшафта. Аполлон и его жрецы помогали им тем способом, который, если верить одному из гомеровских гимнов, был заимствован с Крита: с помощью пеана (παιάν, «гимн»). В гомеровском гимне рассказывается следующее, причем подчеркивается роль мужчин в учреждении оракула: однажды, когда критские купцы плыли из «Миносова Кносса» в Пилос, Аполлон принудил их, сначала в образе дельфина, а потом превратившись в звезду видом ярче полдня, поселиться в качестве жрецов в его храме в Дельфах.¹² Мы узнаем далее, почему выбор пал именно на них: никто не мог петь и танцевать пеан так, как это делали критяне. Бог Пеан (у Гомера Παιήων)¹³ в Кноссе почитался как Paiawon. Он был еще не Аполлоном во всей полноте его существа, а только одним из его аспектов — исцеляющим богом света, который мог положить конец состоянию страдающего, расчлененного, мертвого или даже впавшего в безумие божества и вернуть его к жизнеспособной целостности.

Как Триетерик (Τριετηρικός) и Амфиет (Ἀμφιετής),¹⁴ Дионис имел в Дельфах свой влиятельный культ, охватывающий два года. Афиняне не допустили у себя возникновения подобного культа, а в их Пифионе, афинском святилище Аполлона Пифийского, вовсе не было устроено прорицалища. Дельфы для них оставались вышестоящей священной инстанцией: и ввиду культа Аполлона Пифийского, и ввиду дионисийского культа, который в Дельфах находился в неразрывной корреляции с культом Аполлона. С Дельфами Афины связывала ритуальная дорога, по которой проходила Πυθαΐς: так называлась процессия, посылаемая в Дельфы и состоявшая из жертвенных животных и сопровождавших их жрецов с топориками. В качестве ответного дара в Афины из Дельф доставлялся треножник. Тот же путь проделывали и афинянки, чтобы принять участие в фиадических празднествах в Дельфах. Таким образом, Афины сохраняли причастность триетерическому культу, который начиная с беотийской границы был общепризнанной формой дионисийской религии.
___________________________________
[12] См. Аполлон Дельфиний
[13] Παιάν (-ᾶνος), эп. Παιήων (-ονος), атт. Παιών (-ῶνος) ὁ Пеан, бог-целитель, после Гомера отождествлялся преимущ. с Аполлоном.
[14] τριετηρικός (τρι-ετηρικός) 3 справляемый каждое трехлетие.
ἀμφιετής (ἀμφι-ετής) двухгодичник.

Путь вел через перевал Дафни, где Аполлону Пифийскому принадлежало небольшое святилище, мимо Элевсина, через Ойною — «винодельческую деревню» рядом с Элевтерами, у границы с Беотией; затрагивал он и Фивы. Между Фивами и Дельфами он проходил ниже Панопея и поднимался к Парнасу. Гомеру этот неприютный, расположенный высоко в горах город был известен благодаря злодеянию великана Тития (Τιτυός), сына Матери-Земли, который именно там напал на Лето и попытался силой овладеть ею, а также благодаря своей прекрасной площадке для плясок, находившейся на пути этой великой богини в Дельфы.¹⁵ Можно предположить, что догомеровская традиция саму мать Аполлона причисляла к дионисийским женщинам, обладавшим в мифическом прошлом исключительно божественной природой; к тем женщинам, которые справляли на Парнасе свои фиадические празднества. Павсаний понял гомеровский эпитет Панопея, города «с прекрасной площадкой для плясок», лишь после того, как ему растолковали это фиады из Аттики: у них были свои танцевальные площадки на всем пути из Афин в Дельфы, а не только у Панопея. Допущение Павсания, что так дело обстояло уже в гомеровское время, отнюдь не является слишком смелым. Больше тысячи лет из Аттики, как и из других близлежащих областей, тянулись в Дельфы процессии женщин, избранных для того, чтобы принять участие в окутанных особой таинственностью дионисийских празднествах. В определенных местах на священной дороге женщины устраивали пляски. О паломничестве изобразительному искусству и поэзии предписывалось молчать.

От Павсания мы узнаем также, что это происходило ежегодно,¹⁶ хотя, с другой стороны, не вызывает сомнений то, что главные фазы праздничного периода, а значит, и он сам, были триетерическими.¹⁷ В солнечном году сменяющие друг друга триетерические фазы приходились приблизительно на один и тот же зимний промежуток времени. Поэтому в Дельфах, как говорится у Плутарха, «большую часть года при жертвоприношениях исполняют пеан, а с наступлением зимы пробуждают дифирамб и, прекратив пеан на три месяца, призывают вместо Аполлона Диониса», — то есть вместо Аполлона, которого называли также Пеаном, Диониса, к которому обращались как к Дифирамбу (Διθύραμβος). Плутарх характеризует эти дифирамбы как «полные страданий и переменчивых настроений, выражающих смятение и колебание», пеан же как «песнь упорядоченную и благоразумную».

Такое расхождение в тональности двух различных периодов года ни для кого не могло остаться незамеченным. Поэтому Плутарх и говорит о нем открыто, даже если характер дионисийского периода с чередованием лет менялся для посвященных. Этот период начинался (приблизительно 2 ноября)¹⁸ с первым зимним месяцем дадофорием (Δαδοφόριος, «несущий факел»), хотя как раз о нем известно, что подобное название он заслуживал только каждый второй год. Факельный праздник безоговорочно характеризуется как триетерический. Предпринятое Плутархом обобщение событий в соответствии с дифирамбическими периодами: «смерть и исчезновение — оживление и новое рождение» — также не может относиться к зимним месяцам одного и того же года.¹⁹
___________________________________
[15] «Латону, супругу 3евеса, шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском». О Панопее буквально говорится: «с прекрасной площадкой для плясок» (καλλίχορος). (Гомер. Одиссея. XI. 580)
[16] παρὰ ἔτος (Павсаний. Х. 4. 3). В русском переводе Павсания стоит «раз в два года».
[17] Аристоной Коринфский в своем пеане (37) говорит о триетерических факелах (τριετέν φαναῖς). У Еврипида речь идет о танцах, освещаемых факелами (ἐς φανάς γε Βάκχίου).
[18] 8 ноября — день предутреннего восхода Плеяд и тем самым, согласно широко распространенному, популярному календарю, это — начало зимы.
[19] Отсюда уже в старых календарных исследованиях о Дельфах вытекало как предмет праздника следующее: «Все два года: Рождение Диониса — все два года: Смерть Диониса» (см.: Pomtow Н. Delphi // RE. IV. S. 1532).

Триетериду вытеснили два солнечных года, которые, однако, только на первый взгляд и лишь отчасти имели одинаковое культовое содержание. Одинаковое содержание, по крайней мере с точки зрения внешнего наблюдателя, можно приписать самое большее только первым девяти месяцам каждого года — начиная с весеннего месяца бизия (Βύσιος), когда 7 числа, якобы в день рождения Аполлона, начинал вещать оракул. В древнейшие времена, как утверждалось позднее, его деятельность вообще ограничивалась этим днем. В историческое время, в период своего расцвета, оракул функционировал в принципе всегда, за исключением некоторых ἡμέραι ἀποφράδες, «несчастливых дней», смысл которых понятен скорее из мифа Диониса, чем из мифа Аполлона. Возникла даже поговорка, что ответ был неверным, поскольку он был получен в отсутствие бога. Аполлон отсутствовал в Дельфах во время своей ἀποδημία, но оракул действовал и тогда. Объяснение дает Плутарх, указывая, что Дельфы принадлежат Дионису не меньше, чем Аполлону. Посвященный в дельфийские тайны, Плутарх выразился здесь более чем сдержанно, как и всегда в тех случаях, когда он знает больше, чем ему дозволено сказать.

В честь Диониса в Дельфах пели не только дифирамбы. К нему обращались и в пеанах. Причем не только косвенно, поскольку он как-никак был богом, нуждающимся в исцелении и пробуждении, но иногда и непосредственно, как в дионисийском пеане Филодама, первые строки которого похожи на начало уже приведенного дифирамба неизвестного афинского поэта:

Сюда приди, о Вакх-Дифирамб,
...............................................
Бромий, теперь, весны
в священное время…

Такими словами Диониса могли призывать самое позднее в весенний месяц феоксений (Θεοξένια, «месяц угощения богов»), соответствовавший нашему марту, или в месяц бизий, в других частях Греции называвшийся физий («месяц роста»). А это было возможно и в год его пробуждения, и в год его разрывания, в то время как Аполлон, согласно своему мифу, прибывал в Дельфы от гипербореев не раньше летнего солнцестояния.

Для характеристики трех зимних месяцев, когда начиная с дадофория миф о Дионисе становился содержанием дельфийских празднеств, отчасти или полностью тайных, можно воспользоваться уже введенным различием между фиадическим и менадическим, тем более что связанная с Дельфами традиция говорит исключительно о фиадах, упоминая лишь то, что контрастирует с мрачными менадическими церемониями. Однако понятие фиадического применимо только к половине тех событий, которые составляли целую триетериду. На вторую половину происходившего намекает Эсхил, перенося охоту на Пенфея в окрестности Парнаса, о чем говорит и Плутарх. О закрытой коллегии дионисийских женщин, какой были шестнадцать женщин в Элиде или четырнадцать герер («почтенных») в Афинах,²⁰ в связи с Дельфами нет упоминаний, речь идет только о площадке или местности под названием Фийи, находившейся недалеко от храма Аполлона, но уже за пределами населенной части Дельф, возможно, на сегодняшнем плато с токами для молотьбы. Это был пункт сбора тех избранных женщин, которые приходили туда не только из Дельф и близлежащей округи, но и из Афин и назывались θυϊάδες (фиады)²¹ — именем, за которым скрывалась смягченная форма их служения богу.
___________________________________
[20] γεραραί, γεραιραί αἱ «старицы» (жрицы Диониса в Афинах) Dem.
[21] θυϊάς (-άδος) adj. f исступленная, неистовая Plut.

Эти женщины служили как бы приметой картины зимних месяцев в Дельфах, хотя едва ли их удавалось разглядеть вблизи, когда они поднимались на Парнас, что, по-видимому, они проделывали неоднократно. В новом году триетериды это происходило при свете факелов, начиная с того момента, когда, согласно Плутарху, «пробуждали дифирамб», и вплоть до пробуждения Ликнита, того существа в ликноне, которое нуждалось в оживлении. Однако относительно другого года подлежит сомнению, начиналась ли охота равным образом с наступлением зимы при свете факелов. В первый год речь шла о восхождении на Парнас, что проделывалось не один раз и в неистовом беге, который позволил уподобить фиад штормовым ветрам (θύελλαι). Достижение немалое, особенно если учесть зимние условия. Но дочери суровой горной природы привыкли к ним, иначе им было бы не справиться. Мы читаем, как Дионис в сопровождении дельфийских дев, с тирсом и шкурой лани, пританцовывая сходит с Парнаса (Еврипид. «Гипсипила»), и нам известно, что дионисийские женщины в Беотии, еще будучи девушками и не принимая участия в закрытых ритуалах, уже упражнялись в ношении тирса и вакхических танцах.

Своего наивысшего подъема и своей цели культ трех зимних месяцев (в строгом смысле «фиадический») достигал на первом году триетериды, когда совершался тайный акт пробуждения; он должен был следовать — если все, что происходило в это время на Парнасе, не было полной бессмыслицей — по истечении данного праздничного периода, возможно, уже в месяц бизий или непосредственно перед ним. О нем нам известно лишь несколько обстоятельств: во-первых, четкая характеристика самого действа (то, что фиады были заняты пробуждением); во-вторых, нам известно, что тот, кого следовало пробудить (Ликнит), лежал в небольшой корзине для просеивания зерна (ликноне); и, в-третьих, что это действо совершалось одновременно с другим священным обрядом. Именно столько Плутарх мог рассказать своей подруге Клее, которая в то время была предводительницей фиад в Дельфах и, кроме того, была посвящена в мистерии Осириса (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. XXXV. 364). Он говорит об этом с целью обратить ее внимание на соответствие дионисийских мистерий мистериям Осириса: и здесь, и там речь шла о пробуждении, а также о состоянии божества перед пробуждением (его пребывание в могиле). Другой обряд, совершавшийся одновременно с пробуждением Ликнита, втайне от всех исполняли «чистые» (ὅσιοι), жрецы-хранители дельфийских преданий, в храме Аполлона, именно там, где, как считалось, хранились останки расчлененного Диониса.²² В одном месте Плутарх намекает на это как на «дело с треножником».²³ Именно об этом шла речь при совершении двойного обряда: в храме и там, где происходило пробуждение Диониса из ликнона.
___________________________________
[22] Δελφόι τὰ τοῦ Διονύσου λείψανα παρ' αὐτοῖς παρὰ τὸ χρηστήριον ἀποκεῖσθαι νομίζουσι, καὶ θύουσιν οἱ ὅσιοι θυσίαν ἀπόρρητον ἐν τῷ ἱερῷ τοῦ Ἀπόλλωνος, ὅταν αἱ Θυιάδες ἐγείρωσι τὸν Λικνίτην — …«дельфийцы считают, что останки Диониса хранятся у них, позади прорицалища; и «чистые» приносят тайную жертву в святилище Аполлона, когда вдохновенные жрицы пробуждают Ликнита».
[23] τὸ τοῦ τρίποδος (Плутарх. О Е в Дельфах. II. 385)

Фиады не могли праздновать пробуждение в храме Аполлона: к той его части, где происходило священнодейство, они не имели доступа. Еще с микенского времени в Дельфах существовало маленькое святилище (Дионисион), находившееся в густозаселенном районе к востоку от главного священного участка. Здесь были найдены остатки надписей с именем «Дионис». Правда, весьма сомнительно, чтобы многочисленные толпы (θίασοι) дионисийских женщин, собиравшихся на плато Фийи, когда-либо направлялись сюда: тут было слишком мало места для их свободного передвижения. Зато в их распоряжении был весь Парнас, а по окончании танцевального периода и восхождения — еще и огромная сталактитовая пещера (Κωρύκιον ἄντρον), где в военное время укрывалось мужское население Дельф.²⁴ Павсаний описывает путь к пещере и даже еще выше в связи с подвигами фиад: подъем к Корикиону «легче сделать человеку пешком, без поклажи, чем верхом на муле или коне. (…) от Корикиона подняться на вершину Парнаса трудно даже пешком и налегке, так как его вершины находятся уже выше туч, и фиады на них совершают свои исступленные оргии в честь Диониса и Аполлона» (Павсаний X. 32. 2, 7). При свете факелов скалы у пещеры отсвечивали золотом. Надпись справа от входа прославляла Пана и нимф, которые, согласно греческой религии, повсюду считались законными владелицами пещер, особенно сталактитовых. В связи с этим гротом Софокл называет их «вакхическими нимфами).²⁵ Высеченные в скале строки, в которых также упоминаются фиады, по своей языковой форме являются, скорее всего, подделкой. Такая фальсификация могла возникнуть, только поскольку было общеизвестно, что местом для тайной фиадической церемонии пробуждения Диониса-Ликнита служила именно эта пещера. И тот факт, что Павсаний умалчивает о тайном обряде, но потом все же упоминает обоих богов — Диониса и Аполлона, — выдает его мысли. Как и Плутарх, он думал о связи праздников на Парнасе с оракулом: последний всегда подразумевался, когда заходила речь о парнасских празднествах.
___________________________________
[24] Уже в период Персидских войн (Геродот. VIII. 36).
[25] ἔνθα Κωρυκίαι στείχουσι Νύμφαι Βακχίδες (Софокл. Антигона. 1128-1129)

События, разыгрывавшиеся на Парнасе и заканчивавшиеся в Корикийской пещере, начиная с первого зажженного факела были мистериями. То, как именно они проходили — если не принимать в расчет дальнего отсвета факелов, — оставалось тайной: ни один источник не сообщает, как протекала церемония вокруг ликнона и его содержимого. С тем, кто лежал в ликноне, женщины обращались как с пробуждающимся младенцем. О нем говорили так, что все должны были думать, будто речь идет о ребенке, согласно мифологическому рассказу — о божественном ребенке, за которым присматривали его божественные кормилицы; однако под культовым именем «Ликнит» мог подразумеваться только Дионис. А вот то, что находилось в корзине, было, как и во всех первоначальных мистериях античности, «всеобщей священной тайной». В оживлении Диониса и заключался смысл телесного подвига фиад.


_______________________________

Карл Кереньи
ДИОНИС. ПРОБРАЗ НЕИССЯКАЕМОЙ ЖИЗНИ

ЧАСТЬ I
З. З. Иакар и Иакх

После того как в Египте предутренний восход Сириуса отмечал наступление нового года, постепенный подъем воды в Ниле указывал на приближение более благоприятного сезона.¹ Вместе с тем это был период ужасной жары: в высшей степени амбивалентное время! Так же дело обстояло на Крите и в Греции (с той лишь разницей, что там не было разливов Нила). Жара была нестерпимой, поэтому звезда, с появлением которой она начиналась, считалась сулящей несчастье. Однако время это было таинственным образом благоприятным. По-гречески оно называлось ὀπώρα — это слово нелегко перевести, поскольку помимо определенного сезона оно обозначало еще и созревавшие тогда же плоды.² Гомер называет Сириус «псом Ориона» (κύων Ὠρίωνος). В качестве альфы Большого пса (α Canis Majoris) Сириус принадлежал великому охотнику, чья гигантская фигура уже несколько месяцев царила на небосклоне, оставаясь там до тех пор, пока его не настигал Скорпион (созвездие). Вся амбивалентность этой звезды выражена в сравнении из двадцать второй песни «Илиады». Здесь описывается появление Ахилла.

__________…словно звезда окруженного блеском;
Словно звезда, что под осень с лучами огниcтыми всходит
И, между звезд неисчетных горящая в сумраках ночи
(Псом Ориона ее называют сыны человеков),
Всех светозарнее блещет, но знаменьем грозным бывает;
Злые она огневицы наносит смертным несчастным…

Ὀπώρα, символом которой, согласно Гомеру, был Сириус (ἀστήρ ὀπωρινός) переходила в осень как раз тогда, когда Сириус в первый раз появлялся на небе в вечерних сумерках. Длительность этого сезона составляла около пятидесяти дней, начиная со второй половины июля и до середины сентября, когда положение Ориона посреди неба и предутренний восход Арктура, согласно Гесиоду, служили знаком того, что пора начинать сбор винограда. В «Законах» Платона говорится о двух дарах этого времени: во-первых, о плодах, предназначенных для хранения, и, во-вторых, о чем-то более возвышенном — дионисийской радости, которую сохранить не так-то просто.³ Дионисийским, или даже самим Дионисом, является, согласно Пиндару, «чистый свет высокого лета».⁴ Художник VI века начертал на чернофигурной вазе рядом с Дионисом-младенцем, только что появившимся на свет из бедра Зевса: Διὸς φῶς — «свет Зевса». Этот свет первоначально был светом лучей Сириуса и даром, сокрытым в зеленеющих лозах, — даром амбивалентной звезды.
________________________________
[1] Год в Египте делился на три сезона. Начинался год с половодья. Сезон разлива Нила назывался ахет (ȝḫt). Когда вода отступала, освобождая залитые земли, начинался с/х сезон перет (prt, «всходы»). Год заканчивался сезоном сбора урожая шему (šmw, «засуха»).

[2] ὀπώρα, ион. ὀπώρη ἡ
1) конец лета или ранняя осень (третье из семи времен года греч. календаря — между θέρος и φθινόπωρον, т.е. конец июля, август и начало сентября, от восхождения Сириуса до восхождения Арктура);
ex.: ἀστήρ (Σείριος), ὅς ῥά τ' ὀπώρης εἶσιν Hom. — звезда Сириус, которая восходит поздним летом.
2) время сбора плодов (ἐπ' ὀκτὼ μῆνας Κυρηναίους ὀ. ἐπέχει Her.);
3) возмужалость, расцвет юности Pind., Aesch.
4) плоды Soph., Plat. (ὀ. Βακχίας ἀπ' ἀμπέλου Soph. — виноград).

[3] τὴν παιδιὰν Διονυσίαδα ἀθησαύριστον Plat. — непригодная для запаса дионисова забава (т.е. непригодный для долгого хранения виноград).

[4] Пиндар, fr. 140 Bowra:

Да умножит древесную поросль
Добрый Дионис,
Чистый светоч позднего лета…

Последнюю строчку можно интерпретировать двояко: ἁγνὸν φέγγος ὀπώρας может относиться как к Дионису — тогда «чистым светом высокого лета» будет сам бог, — так и к δενδρέων νομὸν — садам, которые Дионис должен заставить расти, источая «чистый свет позднего лета». В обоих случаях, непосредственно или опосредствованно, свет исходит от него.

Представляется, что еще до того, как с юга в Грецию пришел Дионис, там довольствовались собственным мифом о легендарном царе — изобретателе виноделия. Однако подлинным дарителем лозы и здесь выступал Сириус. Уже в те времена виноградная лоза имела свой миф о происхождении, которым, на основании смены созвездий на небе, она была обязана псу Ориона. Родиной этого мифа были Этолия, расположенная на западе греческого полуострова, и граничившая с ней страна западных локров — отдаленные от Крита гористые местности. Ионийский логограф Гекатей Милетский переделал этот миф в генеалогическое сказание. Согласно последнему, дикий охотник (это качество нашло выражение в его созвучном Ориону имени Оресфей — «человек с гор»),⁵ сын прародителя людей Девкалиона, пришел в Этолию в поисках царства. Его собака родила кусок дерева. Он закопал его в землю, решив, что это был выкидыш. Вскоре выяснилось, что рождена была первая виноградная лоза — дар небесного Пса, собаки Ориона, облик которого можно угадать в «диком охотнике». После этого события охотник назвал своего сына Фитием (Φυτιύς, «Сеятель»).⁶ Сыном Фития, в свою очередь, был Ойней (Οἰνεύς), получивший свое имя от слова οἴνη (виноградная лоза»). Согласно другой версии этого мифа, содержащей уже явные заимствования из дионисийского культа, в Ойнеевом стаде был козел, который часто пропадал из стада и возвращался обратно сытым. У царя служил пастух с именем, похожим на имя охотника из древнего сказания.⁷ Этот пастух выяснил, что козел питался от виноградной лозы, полной спелых гроздьев, и царь Ойней, таким образом, стал первым человеком, научившимся делать из плодов винограда вино. Тем не менее все сказания свидетельствуют о том, что и здесь дело не обошлось без вмешательства Диониса! Когда бог удостоил визитом царя, а точнее его супругу царицу Алфею — подобно тому, как он ежегодно являлся в Афины к супруге носителя царского имени (ἄρχων βασιλεύς), — Ойней почтительно удалился и был вознагражден за это даром виноделия (Гигин. Мифы. 129). В той простейшей и, вероятно, первоначальной форме, в которой этот миф сохранился у локров, речь шла не о каком-то особенном культурном герое по имени Ойней, а лишь об охотнике Оресфее и его собаке. Из рожденного ею корня проросли не просто лозы, но и — в облике побегов (ὄζοι) — первые люди этого племени, озольские локры (Павсании. Х. 38. 1).
________________________________
[5] Имя Ὀρεσθεύς не может быть прочитано как «человек с гор». Допустимы варианты: «обитающий в горах», либо «божество горы» (ὄρεος θεός).
ὦρος (-εος) τό дор. Theocr. = ὄρος
ὄρος, ион. οὖρος (-εος) τό гора, возвышенность Hom., Xen., Plat.

Ὀρεσθεύς — царь озольских локров (Οζολίας Λοκρίδας) в Этолии, сын Девкалиона и Пирры, отец Фития.
Ὠρίων (-ωνος) ὁ Орион, миф. беотийский охотник, похищенный влюбленной в него Эос, а затем застреленный Артемидой Hom.
ὀρεστιάς (-άδος) adj. f живущая в горах, горная (Νύμφαι Hom.).

[6] φιτύω — сажать, сеять, перен. производить на свет, рождать (γένος νέον Aesch.; τέκνα Soph.; παῖδα Plat.).
φυτεύω тж. med. сажать, насаждать.
Φυτία ἡ Фития (город в Этолии) Thuc.

[7] Согласно одним источникам, он носил имя «Ориста» (Первый Ватиканский мифограф. 1. 87), согласно другим — имя «Стафил», образованное от σταφυλή — «виноградная гроздь». (Servius. Commentarii in Vergilii Georgica. II. 1)

Лишь постепенно этот миф превратился в чисто дионисийское священное предание. Вполне возможно, что имя Оресфей и обыкновенный охотник были подставлены на место Ориона только Гекатеем или незадолго до него. По своему происхождению Орион принадлежал еще к эпохе пчеловодства (о чем свидетельствует его рождение из кожаного мешка), и его связь с виноделием была далеко не столь однозначной, как в случае с Дионисом. На острове Хиос у царя Ойнопиона (который сначала, видимо, был таким же легендарным героем — изобретателем виноделия, как и Ойней, и только потом превратился в сына Диониса) Орион вел себя как существо доисторического времени, не знакомое с вином, за что и поплатился. В наказание за распутство, вызванное опьянением, он был ослеплен Ойнопионом (Οἰνοπίων).⁸ Мы помним, что Аристей, принадлежавший, в отличие от Ориона, к следующему культурно-историческому слою — между медом и вином, приказал на острове Кеос встречать утренний восход Сириуса танцем в вооружении. Однако вместе с тем он сделал все, чтобы смягчить вредоносное влияние звезды, распространявшееся с появлением на небосклоне Большого Пса. За морем, в Египте, в связи с этим тоже происходило нечто особенное, а на минойском Крите, по-видимому, были свои охранительные ритуалы.
________________________________
[8] Οἰνοπίων (-ωνος) ὁ Энопион (сын Вакха или Радаманта, миф. царь Хиоса) Plut., Luc.

οἴνη, дор. οἴνα ἡ 1) виноградная лоза Hes.; 2) вино Anth.
πιών (-οῦσα, -όν) part. aor. 2 к πίνω
πίνω — пить, выпивать

В Кноссе нам встречается имя i-wа-kо, которое по-гречески может читаться как Ἰακός, Ἰαχός или даже Ἴακχος, а в Кноссе и Пилосе часто принимает форму i-wa-ka. Возможно, что с этим именем связано на первый взгляд совершенно чужеродное для греческого языка слово Ἰακάρ — одно из названий Сириуса.⁹ В качестве пояснения к этим двум именам — Ἰακάρ и Ἴακχος — можно привести одну египетскую историю. При царе Сениесе жил якобы благочестивый и мудрый египтянин, которого звали Iachen или Iachim. Возможно, этот человек был священной фигypой. О нем рассказывалось, что при помощи огня ему удалось смягчить огненную силу восходящего в предутренних сумерках Сириуса и тем самым остановить разразившиеся было эпидемии. После его смерти у его гробницы было построено святилище, а жрецы, совершив соответствующие жертвенные ритуалы, брали с его алтаря огонь, пытаясь достичь аналогичного результата. Очевидно, в Египте имел место обряд обнесения огня, направленный на то, чтобы отвратить вредоносную силу звезды.
________________________________
[9] Ἰακάρ ὁ κύων ἀστήρ (Hesychius. S.v.) — Иакар, звезда-собака.

Благодаря Дионису этот огонь превращался в «чистый свет высокого лета». В качестве сына бога неба его принимали за «свет Зевса». Греческое прилагательное Ἰαχρός, встречающееся только в «Лексиконе» Гесихия, согласно последнему означает «того, кто осенен ясным светом Зевса».¹⁰ Конкретным воплощением этого света был факел, влагавшийся в руку священной фигуры — двойника Диониса. Его имя, образованное от того же корня, что и два вышеприведенных минойских имени,¹¹ приобрело свою окончательную форму Ἴακχος не иначе как через эмфатический возглас (ἴακχος),¹² вместе с которым оно выкрикивалось участниками дионисийской процессии. Об одном только обожествлении возгласа не может быть и речи. Ведь у греческого Иакха были две характерные особенности: его не только призывали громким и многократно повторяющимся возгласом, он был еще и факелоносцем. В фигуре Иакха сохранилась связь Диониса с огнем и светом. «Дионисийское оружие — это огонь», — говорит Лукиан (Лукиан. Вакх. III). Вакханки были способны нести огонь у себя на голове (Еврипид. Вакханки, 757). В Софокловой «Антигоне» хор взывает для исцеления пораженных недугом Фив к Дионису — «водителю огненных звезд» (Софокл. Антигона, 1146). Точно так же он мог бы взывать и к настоящей звезде, сверкающей на небе. Однако хор славит Диониса как «Иакха, подателя благ» (ταμίαν Ἴακχον) — то есть как подателя дионисийских даров, расточаемых им ежегодно.
________________________________
[10] εὐδιεινός (Hesychius. S.v. Ἰαχρόν).
εὐδιεινός 2
1) спокойный, тихий, ясный (γαλήνη Plat.);
2) мягкий, теплый (ζέφυρος Arst.);
3) укрытый от ветра, подветренный (τόποι Arst.);
4) предвещающий ясную погоду (σημεῖον Arst.).

[11] Своей фонетической формой они отличаются от гомеровского ἰαχή, ἰάχω, позднее также ἰαχέω, первоначально еще и с υ- в первом слоге.

ἰαχή, иногда ἰακχή, дор. ἰαχά ἡ
1) крик, шум (θεσπεσίῃ ἰαχῇ Hom. — с ужасным криком);
2) вопль, плач (πολύδακρυς Aesch.);
3) возглас ликования, радостный крик (παμφώνων ὑμεναίων Pind.).

ἰάχω (aor. iter. ἰάχεσκον, pf. ἴαχα)
1) кричать (Ἀργεῖοι μέγα ἴαχον Hom.);
2) восклицать, провозглашать (τινί Anth.);
3) объявлять, возвещать (ἰ. λογίων ὁδόν τινι Arph. — объявить кому-л. смысл прорицаний);
4) петь (ἀοιδήν HH.);
5) воспевать (Ἀπόλλω Arph.)
6) звенеть, гудеть (περὴ ἴαχε πέτρη Hom. — загудели окрестные скалы);
7) шуметь, бушевать (ἀμφὴ κῦμα στείρῃ ἴαχε Hom. — вокруг киля бурлило море; ἴαχε πῦρ Hom. — огонь забушевал);
8) трещать, шипеть.

ἰαχέω, иногда ἰακχέω
1) (тж. ἰ. φωνῇ HH.) поднимать голос, кричать;
2) запевать, петь (ὕμνον Aesch.; αἴλινον, μέλος Eur.; ἀοιδάν Arph.);
3) причитать, оплакивать (νέκυν ὀλόμενον Eur. — v. l. ἀχέω).

[12] ἴακχος ὁ
1) крик, вопль, оплакивание (νεκρῶν Eur.);
2) гимн в честь Иакха (ὁ μυστικὸς ἴ. Her.)
ἰακχή Aesch., Eur. = ἰαχή
ἰακχέω Soph., Eur. = ἰαχέω

Этот аспект Диониса восходит к его минойскому прошлому, когда он еще находился в связи с пламенеющим началом года Сириуса. В Афинах к концу сезона ὀπώρα устраивалась особая процессия, участники которой несли статую Иакха-факелоносца. Эта процессия являлась преддверием к Большим Элевсинским мистериям, во время которых, уже в период сбора винограда, в подземном царстве рождался божественный младенец. Аристофан в «Лягушках» называет Иакха «ночных хороводов пламеносцем».

Раздуй свет искряных смол, подымай ввысь знойный витень!
Иакх, о Иакх,
Ты ночных хороводов пламеносец.

Комедиограф вывел дионисийскую процессию на сцену в качестве шествия блаженных на Елисейских полях. К I в. до н.э. относится сообщение о том, что мистерии, свидетелями которых в Элевсине могли стать только посвященные, в Кноссе были открыты для всех желающих. Даже в Афинах процессия со статуей Иакха и призывающими Иакха возгласами не могла удерживаться в полном секрете. Между табличками с минойскими именами и упомянутым сообщением о соответствующих ритуалах в Кноссе пролегло более тысячелетия. Не меньший период отделяет и появление в Кноссе священного имени pa-ja-wo (греч. Παιάων)¹³ от того времени, когда в Дельфах и по всей Греции стал раздаваться возглас Παιάν. Однако в последнем случае мы располагаем гораздо большим числом свидетельств начиная уже с Гомepa.
________________________________
[13] παιάων (-ονος) ὁ дор. = παιάν
παιάν (-ᾶνος), эп. παιήων (-ονος), дор. παίαων (-ονος), атт. παιών (-ῶνος) ὁ пэан — хоровой гимн, благодарственный, победный, военный, умилостивительный или скорбный, преимущ. в честь Аполлона, реже Артемиды и других (παιᾶνα ποιεῖσθαι Xen. — петь пэан);
Παιάν (-ᾶνος), эп. Παιήων (-ονος), атт. Παιών (-ῶνος) ὁ
1) Пэан (бог-целитель, после Гомера отождествлялся преимущ. с Аполлоном, реже с Асклепием и др.);
ex.: Παιήονος γενέθλη Hom. — сыны Пэана, т.е. врачи.
2) целитель, избавитель (Θάνατος Π. Eur.).


ЧАСТЬ II
1.3. Пути прибытия Диониса в Аттику

Икарионский миф отмечен в высшей степени древними чертами, и неверно было бы предполагать, что только Эратосфен связал его с прибытием Диониса как культурного героя, научившего людей виноградарству и виноделию. Этот культурный герой изначально уже мог носить имя Икарий.

Гористый остров Икарос (Ἴκαρος), или Икария (Ἰκαρία), в Икарийском море (так называлась часть Эгейского моря, омывавшая побережье малоазийской страны Карии) считался одним из мест рождения Диониса (HH. XXXIV. К Дионису). Отчетливо прослеживается связь острова с богом виноделия: главный город Икароса назывался Ойноя (Οἰνόη, «винный город»), а вино всегда оставалось основным из производимых там продуктов. Существовала легенда о приключениях Диониса на море, когда он попал в плен к тирренским морским пиратам. Таким образом, воспоминание о прибытии Диониса морем продолжало еще жить в период возникновения гомеровских гимнов. По одной из версий, похищение произошло, когда Дионис держал путь с острова Икарос на остров Наксос. Тем самым утверждался приоритет Икароса как дионисийского острова перед Наксосом. Нет ничего необычного и смелого в предположении, что культурный герой, принесший с собой виноделие, пришел с острова Икарос и основал в Аттике Икарион еще до того, как страна была полностью эллинизирована.

В пользу догреческого происхождения этого слова говорят колебания в фонетическом ряду: Ἴκαρος, Ἰκάριος, Ἰκαρία, Ἴκαριον. Особенно подверженной колебаниям представляется первая гласная; вторая может быть как краткой, так и долгой. Название острова записывалось также как Ἔκαρος и Ἔκκαρος, а в икарионских надписях в Аттике первая гласная иногда даже опускается: вслед за Дионисом регулярно упоминается некто Карий или даже Кар, получавший приношения для дионисийского культа. В V в. до н.э., когда появились эти надписи, таким именем могли называть только некоего «карийца», однако, раз он упоминается после Диониса, им не мог быть «Зевс Карий», то есть карийский Зевс. Скорее всего, это был герой дема, который наряду с гомеровским по форме именем Икарий (у Гомера так звали отца Пенелопы) сохранил и свое старое, более привычное имя, свидетельствовавшее о его иноземном происхождении.

Согласно прежним рассуждениям о Сириусе и о связи Диониса с этой звездой, аналогичная связь в случае с Икарием уже не кажется очередной выдумкой, измышлением эллинистического поэта; она тоже должна быть довольно древней. В мифе, переработанном Эратосфеном, Сириус появляется в образе собаки Майры, имя которой означает «сверкающая» — весьма подходящий эпитет для этой звезды.¹⁴ Собака находит мертвое тело Икария, вернее сказать, то место, где он уже давно лежал, погребенный убийцами. У Эратосфена вся история приобретает исключительно трагическую окраску и разрешается не совсем обычно: все трое — отец, дочь и собака — превращаются в созвездия. Дочь убитого героя звали Эригона, и в истории она играет значительную роль. Трагедия началась с того момента, когда Икарий стал распределять дарованное ему Дионисом вино. Он возил наполненные вином меха на повозке, запряженной волами, по гористым районам Аттики, население которых тогда состояло из диких пастухов. Те, напившись допьяна, решили, что их отравили (видимо, это измененное толкование, сначала речь шла только о легком опьянении), и убили Икария. Протрезвев, они решили скрыть мертвое тело: в позднейших фрагментах об этом рассказывается по-разному, но в первоначальной версии труп был закопан в землю. Сопровождаемая Майрой, Эригона в полном отчаянии скиталась, разыскивая своего отца. Формально миф об Эригоне повторял миф о поиске Осириса Исидой. Однако едва ли этот образ был создан лишь творческой фантазией александрийского поэта: ведь Эригону исстари называли «Алетида» (скиталица). Обе они — дочь, блуждающая в поисках отца, и собака, нашедшая его тело, — с давних пор принадлежали друг другу.
________________________________
[14] Согласно Гесихию слово μαῖρα происходит от глагола μαρμαίρειν (сверкать), в свою очередь происходящего от μαιριῆν (τὸ κακῶς ἔχειν) — «страдать», слово, якобы, тарентского диалекта (Hesychius. S.v. Μαῖρα).

μαρμαίρω (только praes.) — блистать, сверкать, гореть как жар (χαλκῷ, σὺν ἔντεσι Hom.; ἄστροισι Aesch.);
μαῖρα, ион. μαίρη ἡ звезда Сириус Anth.

В первоначальном мифе эта история использовалась с целью пояснения происхождения винодельческой культуры: на месте, где был похоронен Икарий, выросла виноградная лоза, которая со временем превратилась в дерево (Гигин. Астрономия. II. 4). В другом архаическом мифе виноградная лоза была даже порождением собаки-Сириуса. А согласно древнейшему мифу икарийцы познакомились с вином следующим образом: они убили явившегося к ним чужестранца, не признав в нем бога вина. Однако убитый являл собой прототип дионисийской жертвы и умирал только мнимой смертью. Эригона была его спутницей, то есть первой дионисийской женщиной. Из его трупа проросла первая виноградная лоза,¹⁵ которая в некотором смысле была подарком собаки, при помощи которой Эригона нашла отца.
________________________________
[15] Сравн. с «проросшим Осирисом» — фигурками, изображающими Осириса, наполненными илом, вперемешку с зерном. Проросшие зерна свидетельствовали о воскрешении бога. Гробница Осириса так же изображалась обильно поросшая зеленью, либо рядом с ней растет дерево, на котором сидит душа Осириса в виде феникса. Иногда дерево прорастает через гробницу, обвив ее своими ветвями и корнями. Как и Дионису, Осирису посвящали виноградную лозу и плющ. Плутарх в трактате «Об Исиде и Осирисе» пишет: «эллины посвящают Дионису плющ, а у египтян, по слухам, он называется хеносирис (χενόσιρις), и это имя, как говорят, означает "побег Осириса"».

Миф нельзя отделять от ритуала, один есть выражение другого: слово, претворенное в действие, и действие, претворенное в слово. В данном случае это был ритуал, который дарители виноградной лозы и вина, кем бы они ни были и откуда бы они изначально ни происходили, передавали будущим виноградарям той или иной области. В ритуале место бога занимало животное; в Икарионе это был козел. Следовательно, есть основание утверждать, что здесь в зародыше уже существовала трагедия. Разбросанные повсюду зеленые виноградники и благочестивость опьяненных вином людей между тем обеспечивали трагическому мифу благополучный исход.

Нет ничего невероятного в предположении, что бог вина, прибывший извне, претерпел раздвоение на две фигуры: на бога и героя, на Диониса и Икария. Такая реконструкция мифологического процесса позволяет выяснить все детали, нашедшие отражение в традиции. У ранних интерпретаторов этого мифа, еще до Эратосфена, хуже всего обстояло дело с мифической спутницей бога — Эригоной (Ἠριγόνη), которая была не кем иным, как Ариадной из Икариона и Афин. В соответствии со своим именем («рожденная на рассвете»)¹⁶ она, очевидно, была воплощением Великой Богини из Браврона (Βραυρών), которая под именем Артемиды являлась богиней луны. В первой фазе своего воплощения она восходит на рассвете, почти или совсем не видимая, однако встречаемая с не меньшим почтением. Поэтому в генеалогии героев, послужившей богатым материалом для античной трагедии, Эригона стала сводной сестрой Ифигении (Ἰφιγένεια), которая также была ипостасью Артемиды, дочерью Клитемнестры и Агамемнона. Согласно одной из поздних трагедий, Эригона, аналогично героине, почитаемой девушками в Бравроне, была даже возвышена Артемидой до положения ее жрицы в Аттике (Гигин. Мифы. 122). Именно богиня из Браврона в одной из своих ипостасей при появлении Диониса сразу выступила на его стороне. Она была вовлечена в его миф, предполагавший участие женского божества; таковой являлась роль страдающей и счастливой Ариадны.¹⁷ Подходящей для этого стала ипостась «Алетиды», поскольку под «скиталицей» В архаическом мифе понималась богиня луны.
________________________________
[16] Ἠριγόνη ~ ἦρι (ἔαρ, «утро») + γονή («рождение»).

[17] Ἀριάδνη, дор. Ἀριάδνα ἡ Ариадна, дочь Миноса и Пасифаи, покинутая Тесеем на Наксосе; впоследствии жена Вакха Hom., Hes., Theocr., Plut.


_______________________________

Карл Кереньи
ДИОНИС. ПРООБРАЗ НЕИССЯКАЕМОЙ ЖИЗНИ
(фрагмент первой части книги)


2.2. Изготовление медового напитка во время предутреннего появления Сириуса

Мед служил человеку пищей начиная с эпохи палеолита. Темно-красная наскальная живопись из пещеры Аранья в Бикорпе (Испания) изображает предшественников наших «охотников за медом»: чтобы обчистить улья, они влезали на высокие деревья. Проследив различные способы добычи меда в разные времена и у разных народов — из самих цветов, от диких пчел или посредством пчеловодства, — мы получили бы особую хронологию. Но везде обнаруживается нечто общее, архетипическое и биологически обоснованное: помимо пищи, ζωή¹ ищет сладости и узнает себя в ней как бы возросшей. Изготовление из меда опьяняющего напитка способствовало еще большему ее усилению. Однако здесь уместнее говорить скорее об эйфории, чем об опьянении. Ведь трудно установить, где в данном случае начинается опьянение и как его можно распознать в качестве особого состояния, отдельного от возрастающей эйфории. Пчелы были первым источником того, что позднее стала приносить людям виноградная лоза.
_____________________________
[1] Кереньи, через всю книгу, красной нитью проводит противопоставление понятий ζωή и βίος — соответственно «жизни вечной» и «жизни преходящей», т.е. жизни бессмертного духа и человеческой жизни.

Эта последовательность отражена и в греческой мифологии. Дионис получил свое место в генеалогии богов после Кроноса и Зевса. Согласно учению орфиков, вино относилось к последним дарам Диониса. Как известно, орфики оказывали предпочтение архаическим версиям сказаний о богах. Среди них сохранилась и легенда о жестоком коварстве Зевса, который застал своего отца Кроноса врасплох и оскопил его, пока тот был опьянен медом диких пчел. Орфический поэт уже не владел полноценным знанием архаической действительности, иначе он заставил бы Кроноса сначала изобрести медовый напиток и только потом дать им себя опоить. Тем не менее мед сам по себе обладал мифологическим значением, ведь он был напитком Золотого века и пищей богов. Овидию, у которого мы читаем, что «мед … тоже был Вакхом открыт» (Овидий. Фасты. III. 736), не удалось провести четких границ между различными стадиями истории человеческого питания, что обнаруживается в произведениях орфиков, а еще ранее — в греческом культе.

В греческом языке «быть опьяненным» и «приводить в опьянение» первоначально означали слова μεθύειν и μεθύσκειν. Слово οἰνοῦν («опаивать вином»), образованное от οἶνος («вино»), — позднейшего происхождения и встречается реже. Не только в ряде индогерманских языков, но и во всей совокупности индогерманской и финно-угорской языковых семей мед передается оттенками слова methy (mesi, metinen в финском, méz в венгерском языках). Немецкое Met и английское mead, с точными соответствиями в скандинавских языках, означают «медовое пиво». В греческом языке слово μεθύ сохранило смысл опьяняющего напитка вообще, даже если речь шла о пиве, изготавливавшемся у египтян. Если нам известно, что в древности больше всего хвалили медовый напиток из Фригии, это означает, что там достаточно поздно познакомились с культурой возделывания винограда — позднее, чем в Греции, в которой, в свою очередь, ни одна из областей не могла похвастаться изготовлением первосортной «медовой воды» (ὑδρόμελι).

Тем не менее в греческом культе за напитком из меда долго сохранялось преимущество. Эта культурно-историческая последовательность отражена и в «Одиссее», где возлияния мертвым предписывается совершать в следующем порядке: «первое смесью медвяной (μελίκρατον), другое вином блaговонным» (Гомер. Одиссея. Х. 519). Слово μελίκρατον означало не только смесь из меда и молока (μελίκρατα γάλακτος), но, как свидетельствуют Гипократ и Аристотель (Гиппократ. Афоризмы. V. 41; Аристотель. Метафизика. 1092b), еще и напиток, позднее названный ὑδρόμελι («медовая вода»). Аристотель все еще борется с выродившимся в суеверие, однако несомненно имевшим религиозное происхождение воззрением, что этот напиток, смешанный в пропорции 3:3, обладает целебными свойствами. Он будет, якобы, тем полезнее, чем больше в нем содержится воды. В рецепте, который приводится Плинием, помимо священного числа «три», речь идет также об определенных сроках изготовления напитка. «Небесная вода» — как Плиний называет дождь — отстаивалась в течение пяти лет, а затем смешивалась с медом. Этот срок соответствовал пятилетнему циклу больших греческих празднеств (πενταετηρίς), в рамках которого устраивались и Олимпийские игры. Вряд ли данному пятилетнему сроку можно найти другое объяснение, кроме традиционного культового цикла, который, вероятно, начиная уже с микенской эпохи лежал в основе греческого праздничного календаря.

«Более сведущие, — продолжает Плиний, — сразу же выпаривают третью часть воды, вместо нее добавляют треть старого меда и на сорок дней выставляют смесь на солнце в пору предутреннего восхода Сириуса (canis ortu in sole habent»). Лишь в одном пункте автор недостаточно точен и последователен. Смесь не могла находиться на солнце в сильную жару, она бы попросту испарилась. Плиний не называет разновидности сосуда, в котором изготавливался напиток: для него, надо думать, это было чем-то само собой разумеющимся. Подходящим сосудом мог служить только аскос — бурдюк из звериной шкуры с завязывающимся горлом. Такой сосуд был водонепроницаем, однако пропускал воздух, и жидкость в нем легко могла забродить. Плиний добавляет, что на десятый день, после того как жидкость в сосуде начинала изливаться (diffusa), другие люди крепко его закупоривали (obturant). Ученому римлянину было неизвестно, как этот процесс соотносился с пятилетним циклом греческих празднеств и с событиями, происходившими на небе. Изготовление медового напитка имело в его глазах сугубо практическое, а отнюдь не культовое значение. И все же о связи этого обычая с определенным световым периодом в пору самой сильной жары он говорит как об устойчивой традиции. Очевидно, что в определенный момент брожение должно было достигнуть своей высшей точки. Тем самым полагалось начало новому году Сириуса (canis ortus).


2.3. Пробуждение пчел

В эпоху поздней античности с этим некогда столь значительным периодом был связан один удивительный рецепт, в котором следует видеть не что иное, как еще один способ мифологизации медового напитка. Отождествление меда с Зевсовой кровью служило приспособлению медовых культов к мифологии греческого бога неба с ее мифом о сияющем Зевсе. Однако естественный процесс, о котором здесь идет речь, совершенно непосредственно и без всякого приспособления стал поводом для возникновения мифа о ζωή — жизни, которая в брожении, и даже в разложении, обнаруживает свою неиссякаемость. Между брожением и разложением было установлено родство. Притязание этого мифа на истинность было столь велико, что он лег в основу практического руководства по применению особого рецепта.

Основателем этого обычая считался Аристей,² характеризующийся как «фигура греческой религиозной истории, о которой нам известно только из фрагментарных и в значительной степени разрозненных преданий, которые тем не менее обнаруживают былое величие этого древнейшего божества, принадлежавшего к первоначальной стадии развития греческой религии». Место этого божества в истории культуры определяется его отношением к меду. Аристей научил людей плести ульи и считался изобретателем смеси из меда и вина. Это свидетельствует о его принадлежности к тому слою средиземноморской культуры, который характеризуется уже не охотой за дикими пчелами, а пчеловодством и, наряду с этим, возделыванием винограда. Согласно традиции острова Кеос, Аристей находился в двоякой связи с интересующим нас временем года. С одной стороны, он распорядился, чтобы предутренний восход Сириуса приветствовали «с оружием в руках» и в его ознаменование приносили жертву. С другой стороны, он выпустил «этесии»³ — пассатные ветра, смягчавшие опасное влияние вредоносного светила. В рамках позднейшей, олимпийской, религии эта жертва причиталась также 3евсу Икмею (Ἰκμαῖος)⁴ — божеству влаги, насылавшему ветра. Однако олимпийской религии предшествовал культ Аристея, который, после того как боги умертвили его пчел, смог оживить их с помощью удивительного рецепта.
_____________________________
[2] Ἀρισταῖος ὁ Аристей (сын Аполлона и Кирены, божество полей, садов и стад) Hes., Pind.

[3] ἐτήσιος — ежегодный (θυσίαι Thuc.; βορέαι Arst.; καρποί Plut.).

[4] Ἰκμαῖος (-ου) ὁ {ἰκμάς} эпитет Зевса, под которым Аристей воздвиг для него алтарь на острове Кеос.
ἰκμάς (-άδος) ἡ
1) влага, влажность;
2) сок (ἰκμὰς Βάκχου Anth. — вино).

Варрон и Колумелла, писатели хорошо осведомленные о земледелии и пчеловодстве, не пожелали обсуждать правдоподобность этого рецепта — потому, очевидно, что тем самым они подвергли бы миф сомнению. Варрон ссылается на эпиграмму греческого поэта Архелая и на одну старую поэму под названием Βουγονία («Рождение из быка»), Колумелла — на Демокрита и на карфагенянина Магона. Кроме того, он упоминает Вергилия, который в четвертой книге «Георгик» также повествует об этом мифическом обычае. Согласно Колумелле, Демокрит, Магон и Вергилий сходились в том, что в качестве времени проведения этого обычая все они указывали на предутренний восход Сириуса. Это было время, когда не только готовился медовый напиток, но и рождались пчелы. для этой цели нужно было пожертвовать, как минимум, одного быка. Из сочинения Кассиана Басса (одного из позднейших авторов, касавшихся этой темы) следует, что в закрытый сосуд должна была превратиться туша самого быка. Помимо связи с праздничным календарем, в этом обычае присутствует и определенная космическая ориентация, что выдает его происхождение из древнего ритуала.

Согласно Вергилию, Аристей принес в жертву четырех быков и четырех телиц. Через девять дней, в течение которых туши животных оставались нетронутыми, он увидел, что в их загнивших утробах завелись пчелы. Число четыре, бесспорно, имеет здесь космическое значение. Оно соответствует четырем сторонам света; в том же смысле появляется оно и у Кассиана Басса. Согласно указаниям этого автора, составляющим, между прочим, первое описание древнесредиземноморского кубовидного дома, сначала требовалось возвести особую постройку в форме куба, с одним входом и тремя окнами, расположенными по четырем сторонам света. В этой постройке дубиной умерщвляли тридцатимесячного быка, причем не проливалось ни капли его крови, хотя все внутренности оказывались раздробленными. Естественные отверстия в туше закупоривались, и она превращалась в сосуд для брожения. Согласно Кассиану Бассу, по истечении четырех недель и десяти дней, то есть примерно через сорок дней, как и при традиционном изготовлении медового напитка — в помещении гроздьями кишели пчелы. От быка оставались только рога, кости и шкура. Этот обычай, служивший подготовкой к большому празднеству в ознаменование предутреннего восхода Сириуса — древнему празднеству Нового года, — был возвышен до мифа о ζωή, пробуждающей пчел из мертвой плоти.


2.4. Рождение Ориона

С описанным обычаем перекликается один из вариантов легенды о рождении Ориона — не только созвездия, известного нам под этим именем, но и древнего мифического персонажа, который далеко не сразу получил место среди образов греческой мифологии. К тому времени года, которое для греков начиналось с предутреннего восхода Сириуса, великан-охотник Орион уже несколько месяцев был виден на небосводе. Сириус служил ему псом. С Критом Орион связан в другом варианте истории своего рождения, а также в одной из версий своего восхождения на небо. Здесь мы снова сталкиваемся с игрой слов — приемом, который часто использовался позднейшими мифографами при толковании старых мифов. И снова у нас нет причин полагать, что эти легенды создавались задним числом, только чтобы обосновать игру слов. Скорее всего, дело обстояло как раз наоборот. Критская история рождения Ориона объяснялась созвучием между словами Ὠαρίων (как может звучать имя «Орион»)⁵ и ὀαριστής («собеседник»): у Гомера Минос назван «собеседником великого Зевса» (Гомер. Одиссея. XIX. 179). Орион был сыном Посейдона и Эвриалы — одной из дочерей Миноса, которая в соответствии со своим именем считалась богиней «широкого моря» (εὐρεῖα ἅλς). Таким образом, Орион восходил на небо прямо из моря, как и подобает созвездию. Другая связь Ориона с Критом, представление о которой сформировалось еще в древности, заключалась в том, что смерть охотника от укуса скорпиона и его восхождение на небо последовали именно на Крите. Связь охотника со скорпионом также является древней зодиакальной легендой, возникшей на основе очевидного астрономического наблюдения: при появлении на небе созвездия Скорпион, созвездие Ориона начинает заходить за горизонт. Этот миф отражен уже в сцене, украшающей чернофигурную вазу работы художника Никосфена. На вазе изображена охота на зайца — традиционное занятие Ориона, а под ловчей сетью, среди двух змей, притаился гигантский скорпион.

Согласно второму варианту легенды о рождении Ориона, он появился на свет от семени богов, собранного в бурдюке из бычьей шкуры. Здесь мы также имеем дело с игрой слов, которой и объясняется, как божественное семя попало в бурдюк. Эта легенда связана с местечком Гирия (Ὑρία), недалеко от Танагры в Беотии, и с местным героем Гириеем. Старик Гирией был бездетен, но однажды боги, завернувшие к нему в дом на ночлег, пообещали ему сына, который должен был родиться из воловьей шкуры. Они напустили в нее своего семени: здесь-то и перекликаются слова οὐρεῖν и Ὠρίων. Однако первоначально роль жизнетворной субстанции, наполнявшей кожаный бурдюк, играл мед. Название «Гирия» имеет отношение как к разведению пчел, так и к Криту: по свидетельству Гесихия, словом ὕρον критяне обозначали рой пчел или пчелиный улей. Следовательно, Гирия (Ὑρία) значит «место, где разводят пчел». Это название встречается часто. Согласно Геродоту, еще одна Гирия, называвшаяся также Урия (Ὑρία), была основана критянами в Апулии.⁶ Таким образом, хотя место рождения Ориона и полагалось за пределами Крита, оно сохраняло с ним связь через название, благодаря критскому значению которого эта легенда только и становится понятной.
_____________________________
[5] Ὠαρίων (-ωνος) ὁ Pind. = Ὠρίων
Ὠρίων (-ωνος) ὁ Орион
1) миф. беотийский гигант-зверолов, похищенный влюбленной в него Эос, а затем застреленный Артемидой Hom.
2) созвездие, восход которого после летнего солнцестояния возвещал наступление полосы гроз и ливней Hom., Hes., Arst.

[6] Ὑρία, ион. Ὑρίη ἡ Гирия
1) город в Беотии Hom.
2) город в Япигии, основанный критянами Her.

Итак, мы имеем дело с тремя группами преданий: с предписаниями по изготовлению опьяняющего медового напитка в пору предутреннего восхода Сириуса, с рецептом пробуждения пчел из превращенной в бурдюк бычьей туши и с легендой о рождении Ориона в «сосуде» из воловьей шкуры. Из этих удивительных преданий можно сделать один общий вывод: все они объясняются изготовлением из меда культового напитка в связи с предутренним восходом Сириуса — событием, которое во многих странах средиземноморского региона принималось за начало нового года. Помимо Египта и ведущих греческих центров, к этим странам принадлежал и минойский Крит. Подобным ритуалом объясняется и свидетельство о том, что в определенную ночь в одной из критской пещер был виден свет и что тогда же начинал изливаться медовый напиток. Возможно, эта ночь приходилась как раз на канун нового года, а свет мог исходить от освещавших пещеру мистериальных факелов. В приводимых нами греческих источниках не упоминается о связи этого ритyала с какой-то определенной пещерой. Вероятно, он был распространен на довольно обширной территории. Путеводной нитью, указывающей на соответствующие пещерные церемонии, нам служит тот факт, что некоторые места назывались Κώρυκος или носили названия, производные от этого слова. Согласно Гесихию, слово κώρυκος обозначало кожаный мешок, использовавшийся в качестве бурдюка (ἀσκός).⁷


2.5. Мифология кожаного мешка

Согласно легенде, охотники за медом увидели в пещере «Зевсовы пеленки».⁸ В наказание за нарушение священного запрета доспехи их раскололись. Рассказ о том, что в пещере сохранились пеленки, соответствует воззрениям греческой мифологии. Известно, что греки украшали священные фигуры и предметы узкими лентами-тениями (ταινία), тогда как в минойское время знаками особой святости служили широкие ленты связывавшиеся узлами. Подобные реквизиты, свидетельствовавшие о неприкосновенности места, и могли быть истолкованы как «пеленки». Однако они являлись только внешними атрибутами. В греческой мифологии часто упоминается о предмете, к которому ленты, вероятно, принадлежали: это был λῖκνον — корзина в форме веялки для зерна, служившая колыбелью не только для божественных, но и для смертных младенцев. Согласно одному из гомеровских гимнов, в килленийской пещере лежал запеленутый младенец Гермес. Каллимах в своем гимне к Зевсу соединил различные критские традиции: богиня Адрастея кладет маленького Зевса в золотой ликнон, И младенца кормит ее коза, а потом вместо молока он получает мед. Третий пример относится к Дионису. Вдохновенные жрицы «пробуждали» Диониса Ликнита (то есть «лежащего в ликноне») в пещере на горе Парнас, высоко над Дельфами (Плутарх. Об Исиде и Осирисе, ХХХV. 365). Пробуждение свершалось в ходе тайной церемонии: лишь упоминание Диониса в качестве «ликнита» свидетельствует о том, что он был положен в ликнон. Последний, в свою очередь, находился в пещере, о которой было известно, что «в определенное время от нее исходит желтое зарево», — очевидно от факелов, зажигавшихся во время ночного празднества в честь Диониса. Об этом празднестве повествуется и в одном из дельфийских гимнов. Однако название пещеры не содержит и намека на слово λῖκνον и на обозначаемый им предмет, который, согласно греческим воззрениям, служил превосходным вместилищем для божественного младенца. Пещера называлась Κωρύκιον ἄντρον — «Пещера кожаного мешка», и была не только в Греции, но и за ее пределами известнейшим из мест, название которых происходило от слова κώρυκος, обозначавшего тот самый кожаный бурдюк для изготовления медового напитка, о котором шла речь в связи с рождением Зевса в одной из критских пещер.
_____________________________
[7] Hesychius. S. v. Κώρυκος: θυλάκιον, ἔστι δὲ δερμάτινον ἀγγεῖον ἄσκοι — Κώρυκος: мешочек; кожаный сосуд, похожий на ἀσκός (кожаный мешок, используемый обычно как сосуд для питья).

[8] Antoninus Liberalis. Ор. cit. XIX. 2: τὰ τοῦ Διὸς εἶδον σπάργανα — они увидели пеленки Зевса.

Название Корикос (Κώρυκος) носил и мыс, которым на западе оканчивалось северное побережье Крита. До него можно было добраться из Кидонии — города с засвидетельствованным дионисийским культом. Кидония находилась в особой связи с Теосом (Τέος) — дионисийским городом в Малой Азии, где, по уверению его жителей, происходили регулярные вакхические чудеса: в определенное время прямо из почвы начинал бить источник с вином превосходного вкуса. Неподалеку от Теоса вздымалась высокая гора, также под названием Корикос.⁹ О вышеупомянутом мысе нам больше ничего не известно, так же как и о гавани с тем же названием, находившейся в Ликии, рядом с городом и горой Олимп. Более обширными сведениями мы располагаем о киликийском Корикосе — горе, городе и пещере. Как античные географы, так и путешественники Нового времени дивились двум большим пещерам, расположенным поблизости от турецкого портового города Коргоса. Они напоминают кратерообразные расщелины, подобно Поццо ди Сантулла — знаменитому «роднику Италии» в Коллепардо в Герникских горах. Римский географ Помпоний Мела (I в. н.э.) сообщает о дионисийском характере одной из этих расщелин: посетитель, оказавшийся во внутреннем гроте, мог услышать звуки цимбал (вакхического инструмента), доносившиеся от невидимой божественной процессии. В связи с другой, еще более глухой расщелиной во времена Мелы рассказывали легенду о кожаном мешке, который был якобы спрятан туда Тифоном, соперником Зевса. Едва ли это различие между пещерами было существенным для данного мифа, который имел хождение далеко за пределами коргосских пещер. Его мотивы прослеживаются даже за морем, в Сирии, свидетельствуя о периоде, когда на обоих побережьях были распространены одни и те же божества и мифы. Древнейшие вариации мифологической темы, к которой принадлежит сюжет с кожаным мешком, можно обнаружить и у хеттов, а «Великая Киликия» в начале I тыс. до н.э. играла, возможно, ведущую роль на территории бывшего Хеттского царства.¹⁰
_____________________________
[9] У Тита Ливия она называется Корик Пелорский (Тит Ливий. XXXVII. 12. 10).

[10] Позднее название Киликии сохранилось только за узкой полосой прибрежной территории. (Garstang J. The Hittite Empire. L., 1939. Р. 167).

На киликийском побережье Малой Азии и на склонах горы Касий поблизости от Угарита,¹¹ древняя культура которого была открыта в результате раскопок в сирийском Рас-Шамра, разыгрывалась, согласно греческим источникам, борьба между драконом Тифоном (Τυφῶν) и Зевсом. У хеттов, в свою очередь, бытовал миф, в котором змееподобное чудовище Иллуянка противостояло богу грозы. В сохранившихся крайне фрагментарно хеттских вариантах этого мифа о кожаном мешке ничего прямо не говорится; здесь речь идет о частях, которые были отняты от тела побежденного бога грозы, спрятаны, а затем снова ему возвращены. Иллуянка похитил у бога грозы сердце и глаза. Однако борьба, в которой чудовище одержало верх, отнюдь не требует использования кожаного мешка, так же как и священный ритуал консервации и пробуждения, в котором кожаный сосуд мог фигурировать в качестве вместилища, не подразумевает мифологической борьбы. Это противоборство — отдельный сюжет, который в Киликии и Сирии (как, возможно, и у хеттов) был связан с другой, еще более священной темой. В позднейшей версии хеттского мифа бросается в глаза, что похищенные у бога грозы сердце и глаза были возвращены ему лишь во втором поколении, благодаря браку сына бога грозы с дочерью Иллуянки. Миф буквально гласит: «Бог грозы наказывает своему сыну: "Когда ты пойдешь в дом своей жены, требуй у них [мое] сердце и [мои] глаза". Когда он пошел туда и потребовал сердце, ему отдали его. Затем он потребовал и глаза. Когда его облик снова стал таким же, как прежде, он отправился к морю, чтобы вступить в битву». Теперь бог грозы побеждает дракона. Однако из хеттского текста — случайно или из-за умысла рассказчика — нам не удается узнать, где Иллуянка вместе с дочерью спрятали похищенные органы. Иначе дело обстоит в переданной греческими источниками киликийской версии этого мифа, где место ближневосточного бога грозы и неба занимает Зевс. Согласно данной версии, сначала Зевс стал метать в дракона перуны, а сойдясь ближе, ударил его кривым мечом, который в этой стране традиционно считался оружием богов.

Однако на горе Касий битва приняла другой оборот. Дракон вырвал у Зевса меч и перерезал ему сухожилия (νεῦρα) на руках и ногах. «Подняв его на плечи, он перенес его затем через море в Киликию и, дойдя до Корикийской пещеры (Κωρύκιον ἄντρον), запер его в ней. Там же он спрятал и сухожилия, завернув их в шкуру медведя». Значит, дракон не только «перерезал» Зевсу сухожилия, как об этом рассказывает греческий автор! Он отделил от тела побежденного бога нечто такое, что потом было сохранено в медвежьей шкуре, то есть в кожаном мешке. Слово νεῦρον в греческом языке, так же как и nervus в латыни, обозначало в том числе и мужской половой член,¹² а множественное число (νευροί) здесь только скрывает подразумеваемое. Тот факт, что мешок был сделан из медвежьей шкуры, не просто является редкой архаической чертой, но отчасти обнаруживает истинное назначение сосуда. Повсюду, где обитает медведь, — а Малая Азия, пока там росли густые леса, входила в ареал его обитания, который позже сместился на Кавказ, — людям известно о его теснейшей связи с медом. Именно медведь по преимуществу считается «зверем, поедающим мед». Так, в славянских языках его называют словом, производным от слова «мед».¹³ В венгерском оно принимает форму medve и имеет единственное значение «медведь».
_____________________________
[11] Угарит — древний город-государство в Северной Финикии, населенный ханаанитами (семитами). Известен с нач. II тыс. до н.э.

[12] «По Орфею (Орфика. frg. 154), Ночь, внушая Зевсу хитрость, с которой был связан мед, говорит: «Когда же увидишь его под ветвистым дубом, от дел жужжащих пчел опьяневшего, свяжи его». Так и случилось с Кроносом. Связанный, он подвергся оскоплению, как и Уран. Теолог объясняет иносказательно, что божественные существа через наслаждение сковываются и низводятся медом в мир становления и что, обессиленные наслаждением, они теряют семя. Урана, пожелавшего брачного соединения и для того сошедшего к Гее, оскопляет Кронос. Это наслаждение брачным союзом объединяется для них со сладостью меда, с помощью которого хитростью был оскоплен и Кронос.» (Порфирий. О пещере нимф 16)

Не вдаваясь в детали и в попытки Порфирия объяснить смысл оскопления Кроноса, а ранее Урана, отметим тенденцию лишения верховной власти божества через оскопление. Тифон, вступая в противоборство с Зевсом, тоже покушается на верховную власть. И лишение Зевса сухожилий несколько выбивается из этого ряда, опирающегося, надо полагать на определенную традицию. Поскольку слово νεῦρα можно перевести не только как «сухожилие», но и как «фаллос», то очевидной становится позднейшая коррекция деталей мифа, связанных с потерей (хоть и временной) жизненной силы и власти, которая в архаической традиции происходила через оскопление.

[13] Медведь — это производное от μέδω + ἕδος («охраняющий территорию»). Этимология слова медведь подробно разобрана в теме Комоедицы.

В киликийской версии рассматриваемого мифа Зевс и его «сухожилия» охраняются драконицей Дельфиной. Гермес и Эгипан (Αἰγίπαν, «козлоногий Пан») выкрадывают их и возвращают Зевсу, который приобретает былую силу и побеждает чудовище. В связи с Дельфами сохранилось и предание о том, что один из отпрысков дельфийского дракона (который в данной ситуации называется Пифоном) носил имя Αἶξ¹⁴ (Плутарх. Греческие вопросы. ХII. 295), что указывает на присутствие в семействе Пифона существа, подобного упомянутому Эгипану. Но дельфийское чудовище называлось еще и Тифоном, причем в легендах оно встречается как в мужском, так и в женском обличии. Так, драконица Дельфина была во вражде с Аполлоном. В дельфийском поединке с драконом бог ни разу не терпит поражения. В Дельфах из всех богов временное бессилие могло приписываться лишь Дионису: его могилу показывали во внутреннем святилище храма, рядом с «Золотым Аполлоном».¹⁵ Здесь покоились его останки. «Чистые» (ὅσιοι) в определенное время приносили в святилище тайную жертву, а в пещере жрицы-фиады пытались пробудить Диониса-Ликнита (Λικνίτης). Итак, обнаруживается связь между мотивом мифологической борьбы и таинственным событием в Корикийской пещере, победой одного бога и пробуждением другого. Можно обратить внимание на то, что у дельфийского дракона, как и у хеттского чудовища, были отпрыски. Нет сомнений, что первоначально речь шла об одном и том же противоборстве. Событие, происходившее в Корикийской пещере, доказывало, что божество лишь временно утратило силу, в действительности оставаясь непобежденным. В Дельфах, как и в других центрах своего культа, Дионис занял место более древнего образа неиссякаемой жизни (ζωή), который в определенном смысле уже и 6ыл Дионисом — однако не под знаком вина, а под знаком меда. Примечательно, что в гомеровском гимне к Гермесу повествуется о трех древних прорицательницах, от которых Аполлон научился искусству предсказания, так, будто они были пчелами (Гомеровские гимны. К Гермесу, 552), а сама Пифия, прорицательница в храме Аполлона, именуется «дельфийской пчелой» (Пиндар. Пифийские оды. IV. 60).
_____________________________
[14] αἶξ, αιγός ἡ (эп. dat. pl. αἴγεσιν) коза (редко ὁ αἴξ козел) Hom., Arst., Plut.

[15] Золотая статуя Аполлона стояла в святая святых храма (Павсаний. Х. 24. 5). Считалось, что могила Диониса представляет собой βάθρον своего рода порог или ступень перед треножником.

Итак, следует допустить, что к северу от Крита — на территории, простиравшейся от Сирии и Киликии вплоть до Дельф, — и прежде всего на самом Крите существовали культовые пещеры, где к определенному празднеству в кожаном мешке или бурдюке готовился опьяняющий напиток из меда. На основании данных, сообщаемых об изготовлении медового напитка Плинием, а также на основании мифологического рецепта пробуждения пчел мы можем заключить, что речь идет о празднестве нового года, которое отмечалось с наступлением предутреннего восхода Сириуса и которому предшествовал подготовительный период продолжительностью примерно в сорок дней. Относительная хронология культуры говорит в пользу того, что эта традиция уже существовала, прежде чем на Крите, в Греции и в Малой Азии начали возделывать виноград. Нельзя исключить, что на Крите она возникла раньше, чем в других странах, учитывая географическое положение острова и его древние связи с Египтом. Однако из Нижнего Египта, с которым на Крите уже очень рано было установлено сообщение, можно вывести лишь астрономическую подоплеку этого празднества, а отнюдь не то обстоятельство, что его ареной были пещеры. Вопрос о том, имел ли этот астрономический период аналогичное значение в культах Сирии и Малой Азии, пока следует оставить открытым. Представляется, однако, вероятным что взаимосвязь двух рассмотренных тем — поединка с драконом и ритуала, в котором немаловажную роль играл кожаный мешок, — зародилась в Передней Азии и что эта расширенная «мифология кожаного мешка» достигла Дельф с Востока. Это не исключает того, что сам ритуал пришел в Дельфы с Крита: еще в гомеровском гимне к Аполлону сохранилось свидетельство о критских жрецах, принимавших участие в дельфийском культе. Но и ритуал, в свою очередь, мог попасть на Крит из прилегающих регионов — быть может, еще в III тыс. до н.э., до начала среднеминойского периода, когда на Крите сложилась развитая дворцовая культура.

Итак, мы провели своего рода серию археологических разысканий. Там, где мы обнаружили следы Диониса, они не принадлежали к самому глубокому мифологическому слою. Таинство жизни, символизируемое медом и его брожением, обладало собственными религиозными формами, которые впоследствии перешли в религию Диониса, однако на какое-то время были переняты также религией Зевса. Различие заключается в том, что разделительная линия между религией Зевса и этой древнейшей религией более отчетлива и в большей степени затрагивает сущность божества, чем линия, отделяющая религию Диониса от древнейших мифов и культов неиссякаемой жизни (ζωή). В последнем случае нередко можно установить лишь временную последовательность. Когда мы говорим: «еще в третьем» или «уже во втором тысячелетии до н.э.», мы имеем в виду лишь относительную хронологию. Заметнее всего эта относительность проявляется в том, что уже критская дворцовая культура была связана с возделыванием винограда. Своего рода символическое преломление истории религии и культуры нашло выражение в том факте, что во время раскопок в старом Фестском дворце среди прочего были найдены и виноградные косточки — семя vitis vinifera Mediterranea.


_______________________________

Орехов Роман Александрович
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА «ПРОРОЧЕСТВО НЕФЕРТИ»


АННОТАЦИЯ

В статье затрагивается тема прогнозирования египтянами важных событий их истории по первому восходу звезды Сириус. В частности, исследуется знаменитый литературный памятник Среднего царства (1991-1785 до н.э.), папирус № 1116B recto Государственного Эрмитажа, более известный как «Пророчество Неферти». Многие древние народы, испытавшие на себе влияние Египта, использовали восход этой звезды для предсказания крупных социальных бедствий, неурожаев, мора, природных катаклизмов. Большинство этих свидетельств сохранилось от античной эпохи. Однако египетская цивилизация, создавшая первый солнечный календарь, положила в его основу именно циклы Сириуса. Поэтому очевидно, что египтяне могли быть именно тем народом, где данные предсказания появлялись впервые.

* * *
Собирая материал об астрономической (астрологической) роли Сириуса в древних культурах, я столкнулся с интересным фактом. Оказывается, многие древние народы использовали восход этой звезды для предсказания крупных социальных бедствий, неурожаев, мора, природных катаклизмов и многого другого. Ниже я хочу привести несколько примеров, которые хотя и разнятся между собой, но обладают, тем не менее, некоей общей основой.

Так, римский астролог Марк Манилий сохранил свидетельство о наблюдении за Сириусом жрецов в области Тавра:

«Те, кто с крутых пиков Тавра наблюдает ее возвращение, по первому ее восходу судят о мере согласия и здоровья, погоде и урожае. Она начинает войны и восстанавливает мир, возвращаясь по-разному. Так она движется, смотрит, взглядом управляет миром. Верным знаком ее силы служат цвет и движение огня на ее лице».

Указание на первый восход Сириуса также содержится в корпусе «Авесты»:

«Мы приносим жертву Тиштрйи [т.е. Сириусу], потому что согласно тому, как она восходит, таким будет год в стране. Будет ли в странах ариев хороший год?».¹

________________________________
[1] «Яшт» 8, 36-39 (цит. по Ван-дер-Варден 1991, 185). Свидетельство «Авесты» представляется важным, т.к., согласно древнеиранским представлениям, Сириус являлся главной звездой небосвода и непосредственно управлял жизнью земли (Зороастрийские тексты 1997, 112).

Следующее интересное свидетельство принадлежит Овидию и содержится в его знаменитой поэме «Фасты». Данная поэма представляет собой календарь, в котором описываются праздники и священные дни Рима. Именно в четвертой книге мы находим сведения о древнем обряде принесения в жертву внутренностей рыжей собаки augurium canarium, совершавшемся у Porta Catularia² при раннем восхождении Сириуса:

25 апреля. РОБИГАЛИИ

Только неделя одна до конца остается апреля,
На середине уже вешнего времени бег.
Овна уже не ищи, Афамантовой смертного Гелле:
Дождь в эту пору идет, в небе является Пес.
(…)
А на вопрос мой, зачем эта новая, странная жертва,
Фламин ответил: «Узнай, что за причина ее.
В небе есть пес, Икарий по имени; лишь он восходит,
Мучится в жажде земля и засыхает посев.
Ради небесного пса на алтарь возлагают собаку,
И лишь название «Пес» к смерти приводит ее».
(Ovid. Fasti IV, 901; пер. Ф.А. Петровского)

Как следует из текста, обряд был необходим, чтобы нейтрализовать негативное иссушающее воздействие Сириуса на посевы. Но Робигалии (Robigalia) справлялись 25 апреля, т.е. за два месяца до каникулярных дней. Следовательно, воздействие Сириуса в данном случае никак не было связано с активностью солнца. Более вероятно, что речь в тексте идет о воспоминании неких событий, связанных с аномальной активностью Сириуса, намек на которые, в частности, содержится в мифе об Аристее. Именно в данном мифе фигурирует собака Икария, которая при своем восходе погубила поля и нивы острова Кеос (Hygin. Astronomia. II. 4.6; Diod. IV. 82.1).³
_______________________________
[2] Порта Катулария — ворота в Риме, которые были названы так потому, что в непосредственной близости от них во время сильной жары приносили в жертву собак рыжего окраса, чтобы смягчить палящую жару. Из-за этого жару называли «красной сукой».

catulus, -i m детеныш животного, преимущ. щенок, собачка.

[3] Перед гелиакическим восходом, который совпадал с самыми жаркими «собачьими» днями (и с летним солнцестоянием), Сириус исчезал для наблюдателя с ночного неба и находился вне видимости 70 дней. Весенние Робигалии (и принесение в жертву собаки) были связаны с этим «умиранием» Песьей звезды, т.е. Сириуса, которого Овидий называет псом Икарием. Древнегреческие мифы обычно небесного Пса называют собакой Икария (который отождествлялся с Орионом, располагающимся рядом с созвездием Большого Пса). И именно за смерть своего хозяина Икария мстит звездный Пес в изложении Гигина (см. ниже). В Египте созвездие Ориона отождествляли с Осирисом, а Сириус (самую яркую звезду в созвездии Пса) — с Исидой. Здесь нужно заметить, что, согласно мифам, в поисках убитого Осириса, Исиде активно помогает песеглавый Анубис. Что касается Гигина и Диодора, на которых ссылается автор, то они описывают мифы связанные с ежегодными ветрами этесиями, смягчающими летнюю «собачью жару»:

«Аристей уплыл на этот остров (Кеос) и, поскольку Элладу поразил тогда мор, принес там жертву за всех эллинов. Жертвоприношение было совершено при восходе звезды Сириус, во время которого дуют этесии, которые и прекратили моровые болезни.»
(Диодор IV. 82.2)

…«взошедшая Каникула (Canicula — звезда Сириус) пылающим зноем лишила поля и нивы кеосцев урожая, а их самих, ввергнув в мучительные болезни, заставила претерпевать наказание за [убитого] Икария (…). Царь кеосцев Аристей, сын Аполлона и Кирены, отец Актеона, вопросил отца о том, что следует предпринять, чтобы избавить государство от бедствия. Бог повелел ему искупить обильными жертвоприношениями смерть Икария и просить Юпитера, чтобы на то время, когда восходит Каникула, он даровал ветер, который бы дул сорок дней и умерил ее зной. Аристей исполнил повеление и добился у Юпитера желаемого: в продолжение того времени стали дуть ветры этесии (ἐτησίαι, «ежегодные», от ἔτος — «год»), ведь они ежегодно начинают дуть в определенное время»…
(Гигин. Астрономия II. 4.6)

Κύναστρον (ῠ) τό Песья звезда, т.е. Сириус (Arst.).
Canicula, -ae f 1) собачка; 2) Сириус (в созвездии Пса).
Canis m созвездие Пса: Canis Major — созвездие Большого Пса, Canis Minor — созвездие Малого Пса.
caniculares, -ium n каникулярные (дословно «собачьи») дни, т.е. самая жаркая пора года.

ἐτησίαι (-ίων), ион. (-ιέων) οἱ (sc. ἄνεμοι) этесии, летние «годичные» ветры:
1) в Египте, северо-восточные — с Геллеспонта Her.
2) в Эгейском море, северные и северо-западные — с Адриатического моря Her., Dem.

В этой связи представляется странным, что цивилизация, подарившая миру календарь, кладущий во главу угла такое важное астрономическое явление, как гелиакический восход Сириуса, как будто не сохранила сведений о подобных прогнозах-предсказаниях. Поэтому представляется важным обратить внимание на некоторые аспекты «Пророчества Неферти».


1. Богиня Баст (Bȝst) и звезда Сириус.

Интерпретируя титулатуру главного героя произведения, значительная часть исследователей читает в тексте папируса имя богини, жрецом которой являлся Неферти, как Бастет.⁴ Это представляется справедливым. Однако необходимо принять во внимание, что существует два варианта написания данного имени.

Первый — это относительное прилагательное (нисба), Bȝst.t,⁵ подчеркивающее принадлежность богини к определенному культовому центру восточной дельты, буквально, «Бастетская» («Та, которая из Басты»).⁶ Второй, о котором идет речь в тексте «пророчества», выписывается и читается иначе — Bȝst. Большой Берлинский словарь определяет данное сокращенное написание (т.е. без второго «t») как «нижнеегипетское» и также предлагает читать как Bȝst.(t), что представляется не совсем корректным.⁷
________________________________
[4] Богиня, почитавшаяся в образах львицы (в позднее время — кошки). Расцвет культа Бастет приходится на время правления XXII ливийской династии (945-715 до н.э.).
[5] В данном случае в ж.р. ед.ч. относительное прилагательное получает окончание не -jt, а -t.
[6] Bȝst (греч. Βούβαστις или Βουβαστός; от егип. bw Bȝst — «место богини Баст»), первоначально часть 13-го, впоследствии столица 18-го нома Нижнего Египта (Hannig 2006, 2967).
[7] Можно предположить, что разное написание имен (Bȝst и Bȝst.t) отражают разные аспекты культа богини. Здесь правомерно привести аналогии с именами других богов — Бехдети («Тот, кто из Бехдета», т.е. Хор-солнце) или Небути («Тот, кто из Небута», т.е. Сет-златоградский). Если употребление имени божества было нежелательным, то о нем могли говорить иносказательно. Другими словами, относительное прилагательное (нисба) — только один из аспектов сущности божества, подчеркивающий его роль резидента того или иного места.

Учитывая данное разночтение, шведский исследователь Я. Бергман, предложил интерпретировать данное имя как «Душа Исиды» (b[ȝ] Ȝst). Культ богини Bȝst, по его мнению, восходил к временам Древнего царства и был связан с празднованием Нового года. Соответственно, и название города — Bȝst — он переводит как «город Души Исиды».⁸ Этот момент представляется важным, т.к. с древнейших времен «Душа Исиды» воспринималась египтянами как звезда Сириус, являясь главным мерилом Новогодних торжеств.

Однако первым на связь богини Баст (Bȝst) и Сириуса обратил внимание наш отечественный исследователь Н.С. Петровский, который дал отличное от общепринятого прочтение интересующего нас фрагмента текста:

И они [т.е. пришедшие на доклад к царю сановники] сказали его величеству — да будет он жив, невредим, здоров!	ḏd.jn.sn ḫft ḥm.f ˁnḫ wḏȝ snb
Есть великий маг души Исиды,⁹ государь, наш владыка, его имя Неферти.	j[w] ẖr-ḥȝb ˁȝ n Bȝst jtj nb.n Nfrtj rn.f

[8] От эпохи Древнего царства сохранилось два варианта написания данного центра:
Второе написание имени Бастет (являющейся эпонимом города) сближает ее с богиней Исидой. Название центра может быть истолковано в таком случае как «город души Исиды» (Bergman 1970, 31).
[9] В тексте стоит — ẖr-ḥȝb ˁȝ — букв. «великий херихеб», т.е. жрец-чтец, «тот, кто с ритуальным письменным текстом» (Hannig 2006, 1998).

В дальнейшем текст памятника дает Неферти более подробную характеристику:

И он [т.е царь Снофру] записал то, что сказал маг Неферти —	wn.jn n.f ḥr jrt m sẖȝw ḏdt.n ẖr-ḥȝb Nfrtj
мудрец Востока,¹⁰ принадлежащий «душе Исиды» на ее востоке,	rḫ-ḫwt pw n Jȝbt nj-sw (B)ȝst m wbn.s
уроженец Гелиопольского нома».¹¹	ms pw n ḥḳȝ-ˁnḏw

Комментируя интересующий нас фрагмент текста, Н.С. Петровский замечает: «Маг души Исиды — видимо, ученый жрец, наблюдавший за Сириусом, по представлению египтян, душой богини Исиды». И далее: «Принадлежащий "душе Исиды" на ее востоке (т.е. истоке) — видимо, совершающий жреческие функции по наблюдению за Сириусом в каком-то восточном номе».

Однако поэтический перевод данного места не должен оттенять от нас истинное значение эпитета Неферти — nj-sw Bȝst m wbn.s — буквально «тот, кто принадлежит "Душе Исиды" в ее восхождении» или «в ее восходе». Последняя трактовка позволяет считать Неферти именно жрецом, наблюдавшим восход Сириуса. Следовательно, его последующий прогноз-предсказание мы можем рассмотреть в контексте данного факта.
________________________________
[10] rḫ-ḫwt pw n Jȝbt — букв. «тот, кто знает вещи (т.е. ритуалы) Востока».
[11] Во времена Снофру и Аменемхета I Бубастис являлся частью тринадцатого нижнеегипетского нома.


2. В каком месте Неферти мог наблюдать восход Сириуса?

Однако прежде, чем мы перейдем к данному вопросу, попытаемся гипотетически установить место, откуда Неферти мог вести наблюдения. Для этой функции храм Бубастиса явно не предназначался, т.к. был окружен городом и располагался в ложбине,¹² и при этом достаточно далеко от резиденции Снофру в южном Дахшуре. В данном случае точка зрения Н.С. Петровского нам представляется неверной. Следовательно, единственная возможность вести практику подобных наблюдений связана с мемфисским округом Анх-тауи и поселением Хабес.¹³ В частности, речь может идти о знаменитом храме «Вершина Анх-тауи» (thnj.t ˁnḫ-tȝwj). Сведения о нем сохранились в демотическом архиве мемфисского жреца Хора и ряде других памятников. Как следует из текстов архива, «храм вершины» был тесно связан с культами богов Белых стен — Бастет, Анубиса, Осириса и Имхотепа, прославленного (в данном случае обожествленного) архитектора Джосера. Особенно интересен в этой связи эпитет Имхотепа — «создание того, кто южнее своей стены (т.е. сын бога Птаха), (тот, кто) на (храмовой) вершине, господин Анх-тауи в Мемфисе» (ḳmȝ rsnfj tȝ thn nb ˁnḫ-tȝwj n Mn-nfr).
________________________________
[12] Геродот дает предельно четкое описание данного храма и его местонахождение (Herod. II. 138).
[13] Вероятно, район западной оконечности Мемфиса, рядом с Серапеумом — место, где располагались знаменитый Βουβαστΐον (егип. Pr-Bȝst.t) и «Стены Имхотепа» (Hannig 2003, 1549, Bergman 1968, 268). Негативная роль данного места, очевидно, проступает в сказаниях о Сетне, когда дочь жреца Бастет, владычицы Анхтауи — Табуба околдовывает принца и заставляет его совершить ряд злодеяний. Любопытно, что имя Табуба (Tȝ-Bwbwȝ.t) может быть интерпретировано как «блистающая», «сверкающая» и, соответственно, быть связано с образом самой богини-око, т.е. Бастет-Сотис (Vinson 2009, 293-294). Поселение Хабес, скорее всего, располагалось в районе Анх-тауи, о чем свидетельствуют эпитеты Бастет из храма Сахура — «владычица Анх-тауи, госпожа Хабес» (Borchardt 1913. Bl. 35). Вероятно, в этом месте находился и храм этой богини. В эпоху Древнего царства этот центр, вероятно, был поглощен разрастающимися припирамидными городами. По крайней мере, источники Нового царства и Птолемеевской эпохи о нем уже ничего не сообщают (Hoenes 1976, 169-170).

В связи с функциональным назначением данного храма представляется важным свидетельство Элиана. Этот храм, скорее всего, располагался в непосредственной близости от гробницы Яхима/Имхотепа и был учрежден в воспоминание одного события, а именно укрощения огненной силы Сириуса в момент его предутреннего восхода. Как убедительно доказал О.Д. Берлев, произошло это событие именно при царе Джосере. Элиан уточняет, что в храме находился священный алтарь, с которого жрецы брали огонь и при первом появлении звезды проводили специальные ритуалы, предотвращавшие эпидемии и моры.

В титулатуре видного представителя XXVII династии Яхмеса подчеркивается, что он был не только жрецом храма Бастет, владычицы Анх-тауи, не только жрецом богов Белых стен и богов храма Вершины tȝ thn.t в Анх-тауи, но и (чтимым) пред Птахом и Сотис солнечным оком, а также жрецом Нечерихета-Джосера и Имхотепа. То, что этот человек был одновременно служителем Имхотепа и Джосера, Бастет и Сотис в Анх-тауи, только более убеждает нас, что он мог являться именно наблюдателем за Сириусом.¹⁴ Последняя работа английских археологов позволяет с достаточной степенью вероятности локализовать «храм Вершины» на территории Бубастейона, в непосредственной близости от пирамиды Джосера. Этот момент представляется важным. Литературный Неферти мог наблюдать Сириус именно из Мемфиса.
________________________________
[14] Примечательно, что Яхмес был также «великим уабом Сатис», богини, первые сведения о которой мы черпаем из надписей ступенчатой пирамиды Джосера. В более позднее время Сатис почиталась как «владычица наводнения» и «всепоглощающая змея, владычица звезд». В этом смысле ее функция тесно смыкалась с Сириусом (Lacau, Lauer 1959).


3. Сириус и засуха.

Если теперь, после нашего небольшого отступления, мы внимательно рассмотрим характер бедствий, о которых визионер упоминает в своем обращении к Снофру, то обнаружим в них определенную логическую последовательность: «река (Нил) станет сушей Египта, через воду будут переправляться пешком» (Е. 26-27); «не будут искать воду для судна, чтобы дать ему плыть, ибо его путь станет берегом, а берег — водою» (Е. 27); «южные ветры будут отвращать северные» (Е. 28-29); «дикие звери будут пить из потока Египта» (Е. 35);¹⁵ «будет повергнута страна в несчастье из-за недостатка пищи» (Е. 30); азиаты (Е. 19, 33, 63, 67).¹⁶

Итак, логика перечисляемых событий позволяет предположить, что их источник может быть возведен к сильной аномальной засухе. В свою очередь неурожаи порождают голод и социальную смуту, когда «один будет убивать другого». На протяжении своей истории Египет неоднократно подвергался засухам, но та, которая оставила наиболее значимый след в памяти Египта, вероятнее всего, произошла в правление упоминаемого выше царя III династии Сену/Джосера. Эта значимость определяется в первую очередь тем фактом, что природная аномалия стала причиной появления знаменитого календаря в 365 дней. О.Д. Берлев пришел к этому выводу на основе сопоставления трех памятников — надписи пьедестала Нечерихета/Сену, сообщения Элиана и текста Сехельской стелы, которая упоминает о семи годах великих бедствий.¹⁷ Примечательно в этой истории и то, что засуха связывалась египтянами именно с Сириусом, вокруг которого наблюдалось огненное свечение. Египтяне в силу своего мышления воспринимали это явление не просто как природную аномалию, а как болезнь (со всеми вытекающими последствиями) солнечного ока (т.е. дочери бога Ра). Исцеление же Сириуса в свою очередь связывалось с личностью писца священных книг Имхотепа-Яхима.¹⁸ Поэтому появление личности Имхотепа в связи с культом Бастет в Анх-тауи представляется не случайным. Вероятно, именно он стоял у истоков этого культа и был первым наблюдателем за Сириусом.¹⁹ А если это так, то не стал ли Имхотеп прообразом литературного героя — Неферти?

Собранный на основе этого факта материал позволил мне прийти к выводу, что египтяне и контактировавшие с ними народы связывали с Сириусом некие катастрофические события, впервые зафиксированные именно в эпоху Джосера.²⁰ Так как звезда воспринималась как источник потенциальной опасности для страны, ее появления не только ждали, но и научились предсказывать, пытаясь предугадать последствия, т.е. делать прогноз, который и описывается в «Пророчестве Неферти».
________________________________
[15] Даже в сегодняшней Африке во время аномальной жары дикие звери в большом количестве скапливаются у пересыхающих водоемов. При этом между ними стоит удивительное перемирие — бывшие враги мирятся с присутствием друг друга. Поэтому автор «Пророчества» подмечает этот интересный факт — пересыхающая саванна заставляет зверей спускаться к Нилу и не обращать внимания на человека.
[16] Заметим, что вторжение азиатов, о которых памятник говорит неоднократно, можно рассматривать в некотором смысле как последствие засухи, которой охвачены соседние с Египтом регионы. Вспомним знаменитый сюжет Библии о приходе Иакова и его сыновей в Египет, когда визиром там был младший сын Иакова Иосиф (Быт. 41-42).
[17] Основополагающая работа — Берлев 1999.
[18] «Он (т.е. Имхотеп) останавливал распространение заразных болезней и — τὴν ἀμφὶ τὸν κύνα τὸν Σείριον πρωτίστην ἐπιτολὴν καὶ τὴν ὁρμὴν τὴν ἔμπυρον ἡμέρωσε τοῦ ἀστέρος — укротил первое появление огненного свечения вокруг собачьей звезды, Сириуса» (Suidae II, 616). В Греции эта же роль приписывалась Аристею. И если Имхотеп побеждал огненную силу Сириуса при помощи огня (см. выше), то греческий герой Аристей учредил при первом появлении звезды боевые пляски (Кереньи 2007, 64-65).
[19] Нельзя не упомянуть и тот факт, что Имхотеп также стоял у истоков культа бога Птаха, учредив его верховное жречество — «величайшего из управляющего ремесленниками» (Берлев, Ходжаш 2004, 389-390).
[20] Вероятно, Сириус в начале III тыс. до н.э. мог взорваться как «новая» звезда, что и стало причиной появления вокруг нее светящегося ореола. К активности солнца это явление не имело никакого отношения. (Орехов 2014, 324-329, 348-353)


4. Почему Снофру?

И наконец, последнее. Рассматриваемый текст, относящийся по времени к эпохе Среднего царства, относит действие сюжета ко времени легендарного правителя Древнего царства Снофру (2613-2589 до н.э.). Почему?

Так, к примеру, Ж. Познер полагал, что в глазах своих потомков легендарный основатель IV династии стал восприниматься как идеальный правитель. Последнее отразилось в сюжете «Пророчества», где рисуется «компанейский и бесцеремонный» («roi bon vivant et sans façon») образ древнего царя.²¹ Так, после приветствия сановников, пришедших к нему с докладом, Снофру поднимает их и ласково обращается не просто как к подчиненным, а как к «товарищам» (rḥw). Неферти, которого Снофру видит впервые, сразу удостаивается чести стать «царским другом» (ḫnms), в присутствии которого Снофру садиться за письменный прибор и записывает текст предсказания. Обстановка рисуется почти домашней.

Однако если задуматься, то идеальные отношения подобного рода — это не плод безудержной фантазии автора, они вполне могли практиковаться в ту эпоху, когда и царствовал Снофру. Например, трудно представить родного брата Снофру, верховного сановника Нефермаата, в роли униженного просителя, к которому царь обращается со словами — «да не целуешь ты землю, (отныне) целуй мою ногу». Подобная чрезмерная ритуализация вошла в практику позже, когда кровные узы, связывающие правящую элиту, стали постепенно распадаться и при дворе выдвинулось служилое сословие.

Последнее замечание приобретает дополнительный вес в нашей ситуации, т.к. Нефермаат и его сын, Хемиуну, строитель знаменитой пирамиды в некрополе Гизы, а также «дахшурский принц», «сын Снофру», Канефер были не только близкими родственниками, верховными сановниками, но и жрецами богини Бастет.²² Соединение вместе титулов верховного сановника и жреца Бастет позволяет нам предположить, что в данную эпоху эти люди могли иметь прямое отношение к контролю за восходом Сириуса. Ведь не случайно, что и знаменитый текст «О служебных предписаниях верховному сановнику» содержит знаковую для нас фразу: «Ему [т.е. верховному сановнику] будут сообщать о первом появлении Сириуса и уровне (разлива) Нила».²³

Как жрец богини Бастет он наблюдает за восходом Сириуса и по его появлению, цвету и прочим визуальным характеристикам дает своеобразный прогноз развития страны. Ведь все угрозы и вызовы, которые содержатся в тексте, для египтянина вполне очевидны, а источник у них один — вызванная звездой засуха. Можно предположить, что верховный сановник в момент появления Сириуса приходил к царю на доклад и делал прогноз паводковой ситуации и, исходя из этого, описывал возможный сценарий развития событий в стране и на ее периферии. Скорее всего, во времена Снофру это закрепилось в своеобразном придворном ритуале, который и лег в основу произведения, дошедшего до нас под условным названием «Пророчества Неферти». Но вместе с тем это первый текст, который показывает, что предсказания по восходу Сириуса в Египте существовали с глубокой древности.
________________________________
[21] Posener 1956, 33. Ж.Познер полагал, что реального Неферти следует искать в окружении Аменемхета I (Posener 1956, 33-34).
[22] Strudwick 1985, 110-111, 117. Впрочем, несмотря на столь громкий титул, Канефер мог жить в более позднее время. Исследователи полагают достаточно большой временной разброс от конца IV до начала V династий, вплоть до конца VI и начала VIII (Begelsbacher-Fischer 1981, 36).
[23] Текст сохранился в гробницах верховных сановников XVIII династии Рехмира и Усера. Sethe 1984, 1116. Подчеркнем, что словосочетание prt Spdt — «выхождение Сотис» в данной инструкции подразумевает именно первое появление звезды на утреннем небе. Традиция Среднего царства, т.е. времени составления текста «Пророчества» отводит роль наблюдателя за Сириусом принцу Небкаура, современнику Сенусерта III: «Принц (ḥȝtj-ˁ) и начальник храма Небкаура главе херихебов Пепихотепу: "(Вам) надлежит знать относительно того, что выхождение Сотис произойдет…"» (Clagett 1995, Fig. III. 92a). Однако «скрытый»/«тайный» царь Имени (Аменемхет I), приход которого предрекает Неферти, был также верховным сановником при Ментухотепе III. Возглавляя экспедиции в пустыню, он оставлял на скалах надписи о являвшихся ему знамениях воли богов. Так не поступал ни один чиновник (Демидчик 2005, 6). Мог ли он подобным образом подводить идеологическую базу под свое воцарение? Думается, что да. Впрочем, данный аспект «Пророчества» мы оставляем вне рамок исследования. Отметим дополнительно, что в более позднюю эпоху за Сириусом мог наблюдать специальный жрец — «пророк-провозвестник Бастет, госпожи гор». Эта редкая ипостась имеет параллели только у Хатхор, Сехмет и ряда других богинь, отождествляемых с солнечным оком (Берлев, Ходжаш 2004, 211-215).


_______________________________

СОТИЧЕСКИЙ ЦИКЛ


В момент принятия древнеегипетского календаря, начало нового года приходилось на гелиакический восход Сириуса в день летнего солнцестояния, и совпадало с ежегодным разливом Нила.

Календарь египтян был основан на «подвижном» годе в 365 дней, который на ¼ суток меньше истинного, поэтому гелиакический восход Сириуса (первый восход после некоторого периода невидимости) постепенно смещался. Каждые 4 года накапливался один день разницы, а через 1460 лет Сириус снова появлялся в тот же календарный день. Это т.н. сотический цикл. Сириус был посвящен Изиде и назывался Сопдет (Spdt), в греческом варианте — Сотис (Σῶθις). За начало сотического периода была принята точка отсчета, когда Сириус восходил гелиакически 1 числа месяца Тота (начало года).

Открытие периодов «возвращения» (ἀποκατάστασις) Сириуса в исходную точку принадлежит древнегреческому математику Теону Александрийскому.¹ Теон, приняв за исходную точку своих вычислений утренний восход Сириуса в 139г. н.э. по юлианскому календарю, который пришелся на первое число месяца Тота по египетскому календарю, вычислил, что в 4241, 2781 и 1321 годах до н.э. Сириус также восходил в первое число месяца Тота. Период Сотис Теон отсчитывал от времени правления легендарного египетского царя, которого он на египетский манер, назвал Менофреосом. Благодаря Теону эта эра получила название ἀπό Μενόφρεως (от Менофреоса). Перед египтологами встал вопрос: кто из фараонов мог быть прототипом царя Менофреоса?

О.Д. Берлев, анализируя тексты поздних папирусов, пришел к однозначному выводу, что Менофреос не форма одного из имен царской титулатуры, переделанная на греческий манер, а своего рода «прозвище» фараона Джосера — «Мемфисец» (Mn-nfry), т.к. именно его считали родоначальником III Мемфисской династии (2781/2686-2613гг. до н.э.) и основателем Древнего царства.

Основываясь на данных текста Клавдия Элиана и знаменитой стелы с острова Сехель, Берлев также установил, что в 18-м году правления Джосера, строителя первой пирамиды (т.е. в 2781 году до н.э. по юлианскому календарю, с учетом поправок Р.Паркера — 2767г. до н.э.), в Египте был введен солнечный календарь, в котором год состоял из 365 дней.
___________________________
[1] Θέων ὁ Ἀλεξανδρεύς (ок. 335 - ок. 405гг. н.э.) — ученый-математик эпохи позднего эллинизма, философ и астроном, живший в Александрии, Египет.


РАЗЛИВ НИЛА

В конце года Сириус исчезал для наблюдателя с ночного неба и находился вне видимости 70 дней. Мистериально, это время, когда Изида собирает, расчлененного Сетом, Осириса, и мумифицирует его.

Через 70 дней отсутствия, Сириус появляется, за минуту до восхода Солнца, как яркая красная звезда, прямо над горизонтом почти точно на востоке. В этот момент Сириус, Солнце и Земля оказываются на прямой линии. Это и есть, так называемый, гелиакический восход Сириуса в лучах утренней зари.

В Египте почти все храмы, а также направление взгляда Сфинкса, были выровнены по этой линии (на восток). Во многих храмах есть крошечное отверстие в определенном месте в стене, такое же маленькое отверстие в другой стене, потом в следующей, и так далее до некоей темной внутренней комнаты. В этой комнате обычно находится нечто наподобие куба или золотосеченного гранитного прямоугольника, располагающегося прямо в центре и имеющего небольшую отметину. В момент гелиакического восхода Сириуса рубиново-красный свет падал на алтарь в течение нескольких секунд, что означает начало нового года и первый день по сирианскому, или сотическому календарю.

Каждый год, во время летнего солнцестояния, вода в Ниле прибывала и, в конечном итоге, выходила из берегов, затопляя окрестности. Это явление ставило египтян в тупик. Они не могли понять, почему Нил так себя ведет и почему вода прибывает не в дождливый сезон, как можно было бы ожидать, а в разгар лета, когда дождей не бывает.

«Нила разлив наступает
Лишь под созвездием Пса и входит в обычное русло,
Лишь покоряясь Весам, когда Ночь сравняется с Фебом.²
Не подчиняется Нил и обычным законам потоков;
Он не бушует зимой, когда с удалением солнца
В волнах покорности нет; он должен своею прохладой
Неба враждебность смирять, среди лета он ширит разливы,
Знойной страной окружен; чтобы пламень земли не расплавил.
В мире присутствует Нил и вздувается смело навстречу
Пасти пылающей Льва; когда Рак опаляет Сиену —
Ей помогает, скорбя; и с полей своих волн не уводит
Раньше, чем к осени Феб не склонится и на Мерою
Тени начнет налагать. Кто может разведать причину?
Нилу такое дала течение матерь-природа:
В этом нуждается мир.»
(«Диалог Цезаря с египетским жрецом о Ниле» Марк Анней Лукан)

___________________________
[2] Φοῖβος ὁ Феб, «Лучезарный» (эпитет Аполлона) Hom., Aesch.

Историк Геродот, посетивший Египет в 450 году до н.э., писал:

«О природных свойствах этой [удивительной] реки я не мог ничего узнать ни от жрецов, ни от кого-либо другого. Именно, я старался дознаться у них, почему Нил, начиная от летнего солнцестояния, выходит из берегов и [вода его] поднимается в течение приблизительно 100 дней; по истечении же этого срока вода снова спадает, река входит в свое прежнее русло, и затем низкий уровень воды сохраняется целую зиму, вплоть до следующего летнего солнцестояния».

Гелиакический восход звезды Сириус играл важную роль в религии, астрономии и календаре Древнего Египта. Жрецы пользовались им для предсказания наступления разлива Нила, что было жизненно важно, т.к. позволяло своевременно подготовить поля и ирригационные сооружения к началу с/х работ.

Египтологи и историки так и не пришли к единому мнению относительно возраста египетского календаря. Тем не менее большинство фактов указывают на то, что календарь уже существовал в эпоху Древнего Царства (III тыс. до н.э.), поскольку некоторые фрагменты «Текстов пирамид» прямо указывают на него.

«Осирис появляется, скипетр чист, Господин Справедливости возвышается в Начале Года… Господин вина в паводке, его сезон узнал его… Небо зачало его, заря возродила его, и этот царь зачат вместе с ним в небе, этот царь возрожден вместе с ним в небе… царь поднялся с востока неба»…

«Царь проводит ночь (в своей гробнице)… и святилище откроется для него, когда засияет Ра (солнце). Царь возносится… в присутствии Ра в тот день Праздника Года»…

«О царь, ты не умер; ты живешь среди них, Вечных Душ; когда придет сезон Разлива (ȝḫt), обеспечь истечение, которое исходит от Осириса»…

ГЕЛИАКИЧЕСКИЙ ВОСХОД

Гелиакический (гелиакальный) восход (др.-греч. ἡλιακός — солнечный) — первый после некоторого периода невидимости восход небесного светила (звезды или планеты) непосредственно перед восходом Солнца, «восход в лучах утренней зари».

Достоверно известно, что египтяне внимательно наблюдали за Сириусом, особенно в момент его восхода на восточном горизонте. Вероятно, за ним наблюдали чаще, чем за любым другим небесным объектом.

Каждый день время восхода звезд задерживается примерно на четыре минуты. Поэтому если вы наблюдаете за восходом Сириуса в августе, то этот момент совпадает с восходом солнца. Однако в сентябре Сириус появляется уже в полночь, а в начале января в сумерках. В период с конца января по конец мая восход Сириуса приходится на дневное время, он как бы проявляется на небе, когда оно темнеет после захода солнца (то есть небо становится достаточно темным, чтобы на нем можно было различить светящуюся точку звезды). Если вы окажетесь в районе Гизы в начале марта и будете наблюдать за южным небом на закате солнца, то увидите восход Сириуса прямо над Великой пирамидой.³ В году также есть период, когда после захода солнца Сириус виден над западным горизонтом. Это происходит в конце мая. После этого звезда приближается к солнцу и становится невидимой на фоне его яркого сияния. Сириус остается невидимым примерно 70 дней, вплоть до 5 августа. В этот день он снова восходит над восточным горизонтом. Этот первый предрассветный восход называют гелиакическим восходом Сириуса.

Вследствие прецессии гелиакический восход Сириуса медленно сдвигается по отношению к временам года. Сегодня это событие наблюдается в августе, то есть в конце лета. В 2781 году до н.э. гелиакический восход Сириуса приходился на день летнего солнцестояния.⁴ Такое совпадение должно было произвести огромное впечатление на древних астрономов, живших на берегах Нила. Еще удивительнее это совпадение становилось из-за того, что именно в это время начинала прибывать вода в Ниле. Это тройное совпадение — летнее солнцестояние, гелиакический восход Сириуса и разлив Нила — неизбежно подталкивало к выводу, что одновременное восхождение солнца и Сириуса является космическим пусковым механизмом, дающим начало разливу Нила.
___________________________
[3] Нужно встать перед Великой пирамидой примерно через час после захода солнца и смотреть в южном направлении.
[4] Возможно, летнее солнцестояние изначально было первым днем светского календаря. Эта мысль впервые была высказана в 1894 году астрономом Норманом Локьером в книге «На заре астрономии» (Joseph Norman Lockyer. Dawn of Astronomy). Немецкий ученый Э. Мейер (Eduard Meyer) выдвинул аналогичную гипотезу в 1908 году.

Неудивительно, что египтяне считали эти загадочные 70 дней, предшествующие возрождению великой реки, магическим превращением в преисподней Дуат, ведущим от смерти к возрождению. В Карлсбергском папирусе I (древний египетский манускрипт, скопированный с кенотафа Сети I, датирующегося приблизительно 1150 годом до н.э.) сообщается, что «Сириус… обычно проводит семьдесят дней в Дуате… [его] погребение подобно погребению людей… Семьдесят дней, которые они проводят в доме бальзамирования… вот что происходит после смерти»… Нетрудно понять, почему древние астрономы-жрецы пришли к мысли, что если космическую «магию», позволяющую звездам возрождаться после семидесятидневного пребывания в Дуате, применить к умершему Гору-царю, то он тоже возродится после семидесяти дней пребывания в «доме бальзамирования».


Звездный сфинкс: Космические тайны пирамид. Роберт Бьювэл
Сириус. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
_______________________________