Ребе Шмуэль-Аба, цадик из Жихлина, начинал готовиться к Пуриму с первого дня месяца адар. Все, что касалось святости, он проделывал с нарастающей радостью, которая достигала высшей точки в канун праздника. 
В Жихлине было принято, несмотря на пост, приходить на вечернее чтение «Свитка Эстер» в субботней одежде. Ребе Шмуэль-Аба очень следил за этим и горе тому хасиду, который осмеливался нарушить обычай.

Однажды в синагогу на чтение «Свитка» явился один из жителей Жихлина. Не хасид, а обыкновенный еврей, исполнявший заповеди по привычке. Так его воспитали, так было принято в его семье, так вели себя близкие соседи и дальние родственники. Ни о каком духовном жаре, возвышенности чувств или духовном трепете речь, разумеется, не шла – сделал и ладно. Разумеется, он был одет по-будничному и нимало этого не стеснялся.
– Разве ты не знаешь, – обратился к нему габай, староста синагоги, – что у нас принято надевать в Пурим праздничную одежду?
– Вот еще, – усмехнулся простак и ответил прибауткой, распространенной среди незнающих законы людей: 
– Насморк не болезнь, Пурим не праздник!
В этот самый момент распахнулась входная дверь, и ребе Шмуэль-Аба вошел в синагогу. Он остановился возле простака, окинул его внимательным взглядом и сказал:
– А мы говорим: насморк – это болезнь, а Пурим – праздник. 

После окончания молитвы и чтения «Свитка Эстер» простак вернулся домой, сел на стол, чтобы плотно поужинать после поста и вдруг почувствовал, что его нос заложен.
– Ребе, ребе, – воскликнул он с укоризной. – Я тебе докажу, что насморк это не болезнь.
Он велел жене сварить картошку и, укрывшись с головой одеялом, долго вдыхал горячий пар. Пар пробил затор и нос очистился. Простак засунул в ноздри по кусочку свежего лука и с торжествующим видом вышел на крыльцо. Увы, красоваться было не перед кем, все жители Жихлина сидели по домам. Кто еще ужинал, кто готовил на завтра шалахмонес. 
Простак постоял несколько минут, выбросил лук и глубоко втянул воздух обеими ноздрями. Дышалось легко и привольно, а сам воздух после лука, казался свежим и ароматным.

– Ну что, праведник? – с усмешкой спросил простак. – Съел? 
Спал он плохо, часто просыпаясь из-за сухости во рту. Утром, он понял, в чем причина этой сухости: обе ноздри были наглухо забиты.
– Ты храпел, как на пожар, – пожаловалась жена. – Я никак не могла заснуть.
– Что ты имеешь в виду под «храпеть как на пожар»? – огрызнулся простак.
– Ну, храпеть как подорванный. 
– А это еще что такое?! 
– Не морочь мне уже голову! – взвизгнула жена. – Всю ночь из-за тебя промаялась, так еще утром покою не даешь!

На сей раз не помогли ни картошка, ни лук, ни другие испытанные средства. От проклятого насморка простак постоянно пребывал в дурном расположении духа, ругался с женой, кричал на детей, скандалил на работе. Спустя месяц он испортил отношения со всеми, с кем только мог, а спустя два написал ребе Шмуэлю-Абе покаянное письмо, с просьбой простить и вылечить.

– Ну что ж, – сказал ребе, прочитав письмо.– То, что насморк это болезнь, он уже понял, теперь ему предстоит понять, что Пурим – это праздник.
С того самого дня насморк пошел на убыль, но окончательно он оставил простака лишь через год, во время Пурима. Габай пригласил его на чтение «Свитка» и простак явился в синагогу одетый в свою самую лучшую одежду и не изменял этому обычаю до самого конца жизни. 

«Голос в тишине»

 

 

https://www.facebook.com/yashecht/posts/1408841549220512