На шкуру убиенного медведя

На шкуру убиенного медведя,
Распятую в подрамнике причуд,
Смотрю, не прорицая и не бредя,
Не обсуждая ни гламур, ни блуд.

А надо б разделить сию добычу
На всех, кто вожделел, травил, страдал,
Но я врагов своих бездумно кличу
На пир души, предчувствуя скандал.

Мне жаль бездарно вскрытую интрижку,
Как не_взгноённый временем нарыв.
Из жути суть, как из берлоги мишку,
Я поднимаю, тушу оживив;

Чтоб, умилившийся случайным сходством
С тем, кто любовью публики согрет,
Ты не увлёкся похотью и скотством,
На ней рисуя злом автопортрет.

Любовь не может быть грехом

Любовь не может быть грехом:
Всё ею созданное – свято.
Не нужно думать о плохом,
Коль сердце пламенем объято;

Коль дух, свободою влеком:
Ломает данности границы;
Коль тело в травы босиком
Со всей беспечностью стремится.

Но выкатят из горла ком,
Размыв слезами крокодила,
Слова, не ставшие стихом,
Коль нелюбовь их выводила.

Цените грядущего классиков

Цените грядущего классиков,
Пока они живы, цените;
Вам шанс незначительный, масенький
Даётся от высших наитий.

Цените, пока их дыхания
С вопросами вашими слиты:
Их Слово крушит расстояния,
Как капли воды монолиты.

Цените, прошу вас, пожалуйста,
Их глас, что касается тверди,
Себя не лишайте их жалости:
Любите, надейтесь и верьте.

Никто не торопится в классики:
Их жизни, признав, сохраните,
Коль звёзды хулой не погасите
В зените, прославив в граните.

Ночь уронила на порог, как самотканую прохладу

Ночь уронила на порог, как самотканую прохладу,
Тоскою вышитый итог, сокрыв иллюзией преграду.
Дерюжкой старой тишину на путь сомнений настелила:
Не позову, не обману, на страсть я стала старше, милый.

Тобой назначенный обет на «нет» свёл все мои попытки
Тебя увидеть или свет в конце тоннеля долгой пытки.
Сама с собою тет-а-тет ту бесконечную беседу
Веду я столько долгих лет, уверовав в твоё: «Приеду…»

Молясь, чтоб был здоров, богат, послами шлю в твой дом удачу,
Как хитро-мудрый адвокат, молчу без паузы и плачу.
Уходит ночь: назначил срок ей прокурор небес – Ярило.
Причудой утренний звонок: «Просите, боль заговорила.»

Вор был, как банный лист пристав, речист, навязчив и неистов –
Судеб переписал устав любовно-беспристрастный пристав.

Тульские пряники, тульские ружья

Тульские пряники, тульские ружья,
Тульское чудо – живая река;
Плёсов песчаных таят полукружья
Предков заветы, их дарит Ока.

Пусть раскидала по русским просторам
Судьбы наследников воля планид,
Тёплую грусть по былым разговорам
Память сердец для детей сохранит.

Помню улыбку седого дедеки:
«Льдом раньше времени встала Ока…
Немцы… Фашисты… мальцы, да калеки…
Мы победили! Не мучь старика!»

Помню отца бесшабашную удаль:
«Будут ракеты взрывать тишину!»
В синь беспричинно: «Увижу ли… Буду ль…»
Верю! Летают! И … Не обману!

Помню советы певуньи-бабули:
«Олюшка, мальчиков наших жалей!
Женская доля беречь их от пули:
Силу черпай из лесов и полей!»

Пряники тульские, тульские ружья…
Сколько вас было? Сколь выпадет впредь?
Помните! Верьте! Не кнут и остужье –
Светлая память не даст умереть.

* Остуда - размолвка, обида, досада; остужий - спорщик, человек, который любит ссориться.

Тебя, на святость обрекая, как сто вагонов под откос

Тебя, на святость обрекая, как сто вагонов под откос,
Я отпускаю. Вот такая любовь – ты до неё дорос.
Пойми: не я в том виновата, что слаще мёда в пене рос,
Дороже серебра и злата был аромат моих волос.

Ты, мной просимое когда-то, на блюде страсти преподнёс
И охранял мой сон крылатый, как верный, но голодный пёс.
Но не проси о невозможном: тебе рассвет, а мне закат,
Я для тебя – печаль о прошлом, и ты ни в чём не виноват.

Себя, к забвенью обрекая, как лодку в море без весла,
Я отпускаю. Вот такая любовь, что я переросла.

Я совесть твоя, и твоё искупленье

Я совесть твоя, и твоё искупленье,
Я счастье твоё: и Эдем, и Содом,
Я тот огонёк, что ласкает поленья,
Чтоб светом наполнился сумрачный дом.

Ты радость моя и моё отреченье,
Земная юдоль и небесная высь,
Ты эхо беспечное в слоге сомненья,
Что держит и гонит, прося: обернись.

В нас демон и Бог: вдохновенье и тело
Ведут бесконечный, как миг, диалог
О том, как безумно тебя я хотела,
О том, как желанье ты не превозмог.

Страданий полунощная наперсница

Страданий полунощная наперсница,
Сегодня ты парадно-полнолика.
Банальщина, но хочется повеситься
На равнодушьем отражённых бликах.

Всё б рассказать, но сразу не получится;
Покаяться б, но тянет в грех, как в петлю;
Обидеться б, но ленятся разлучницы;
Я ж, как всегда, с разоблаченьем медлю.

Безумный мир, по что планиды грабятся:
За страсти скоморошьи и портянки,
За скачки и полёт над сеткой-рабицей,
За боль сердец, что лечат наперстянкой?!

Одна душа на полнолунья корчится
И дёргает до судорог орбиты,
Бельмом в глазу небесная наводчица;
Но с ней давно мы безнадёжно квиты.

Мудрость, раскрываясь чашей лотоса

Мудрость, раскрываясь чашей лотоса,
Мимо войн, дерзаний и величья,
Ускользает ароматом кротости,
По надёжной глади безразличья.

Глупость, потревоженная завистью,
Бьётся по судьбе горластой птицей,
Ищет, увлекаясь, ждёт и мается,
Падает, чтоб вновь кричать и злиться.

Вечность и с цветком, и c Божьей птахою
Бережно-слепа безумьем стужи:
Изомнёт, изнежит, разбабахая,
И уронит там, где обнаружит.

Со дна затмений кратким откровеньем

Со дна затмений кратким откровеньем
Придёт твоих отчаяний кинжал,
На грудь моих игривых отречений
Коль руку ты над сущностью разжал.

Но в силу родовых недоумений
Гармония разрух и мятежа
Проникновенно таинству прочтений
Не даст нам шанса рока избежать.

И торжествуя над невинной тушей
Под гром оваций нудный, как обвал,
Ты душу в тишине невзгод послушай,
Которую, как девку, продавал.

Ни оправданий гнев, ни обвиненья
Тяжёлый и навязчивый туман
Тебя проводит по тропе сомненья
В одну из самых заповедных стран,

А к сути неизбежной принадлежность,
Чиркнув по небу крылышком стрижа,
Вернёт тебя в мою любовь и нежность,
Не веруя, не требуя, дрожа.

Ноябрь, по прошлому алея, обдав волною мирных шествий

Ноябрь, по прошлому алея, обдав волною мирных шествий,
Ласкает старою аллею, но по привычке против шерсти.
В ней, сострадательно жирея, в который раз с ним удивлюсь я
Тому, как плен оранжереи мы смело именуем Русью.

Пересадив у мавзолея былых затей седые ёлки,
Идеи новые лелея, чтим, пуще правды, кривотолки.
А сердце рвётся на просторы, где колыбель свобод качали
Вожди несбыточного «скоро», безумств, иллюзий и печали;

Чтоб те, кто чресла греет в кресле, сжав в лапах скипетр и державу,
Забыли «кабы» все и «если», трудом увлекшись для забавы.

Не лови ворон – зеркала тянут жуть, словно сталь магниты

Не лови ворон – зеркала тянут жуть, словно сталь магниты:
По любви бы я в них прошла – пусть хоть склеены, хоть разбиты.
Отвернись от них, не смотри: в мутных бликах и краски лживы.
Если б был ты в душе, внутри, то остались и чувства б живы.

А теперь ты для нас пропал: лёд стекла, поглощая стужу,
Королевство кривых зеркал обратил в мир людей, наружу.
Я былая в зрачках витрин, там, где мальчики-манекены,
Словно ленточки для смотрин, тянут нервы и режут вены.

Лобовик протри изнутри; светом фар мигнёт отражатель.
Нет меня в зеркалах, смотри: только ты – былой обожатель.
Светофор проезд обагрил – год за три: Пути не лужайка.
Шёлк дороги прикрыл акрил – зеленей не дадут, езжай-ка.

Вера нам на всех одна дана, но слова… Они порой так странны

Вера нам на всех одна дана, но слова… Они порой так странны:
Звукорядом ловит Сатана в повседневность шорохи сутаны.

А как часто не найдя ответ, мы за ним спешим на поле брани
Путать аргумент и арбалет, словом походя смертельно раня?

Не видна причастия вина к истине: ни много и ни мало,
Хоть одна, до горечи, до дна и душа, и капля из бокала.

В нашем тазике страстей не меняют воду

В нашем тазике страстей не меняют воду –
Та ж она, но чуть грязней от любви к народу.
Как его нам не любить, коль, томим от жажды,
Ноги мыть и воду пить норовит тут каждый?!

Долог путь, да в сборах скор тот, кто злато-сбрую
Потерял, идя на спор, но базар фильтруя,
Правду-матку заменив сказкою и сплетней:
Пусть на час, но ты Халиф, дай, Бог, не последний.

После мойки: хоть в потоп, хоть в пожар, хоть в трубы
Бабу с возу, и в галоп – люди, кони, срубы.
Музыкант, гончар, пиит, пей, даруй и страждай,
Помня, истина гласит: не омыть ног дважды

В нашем тазике обид и любви народа –
Всякий может быть убит, коль не видит брода.

Не ремесло, но хобби лоботряса

Не ремесло, но хобби лоботряса
Толкает по бумаге карандаш;
Ночных тревог бесформенная масса
Из бреда входит в мозговой вираж,

Чтоб, зацепив случайные картинки,
Слова, дрожа в калейдоскопе фраз,
Нашли к сердцам заветные тропинки,
Иль сгинули… когда бы не про вас.

Их плодотворней, чем известный веник,
Иль менее прославленный бизон,
Безвременьем гонимый, шизофреник
Сливает в осень, обострив сезон.

Настроив память на предел печали

Настроив память на предел печали,
Я тело погружаю в негу вод;
Подъемля волны томные: желали,
Гошу их в омуте страстей: приплод,

Где лаской из купели неизбежность,
Словам не веря, доверяя сну,
Перемножая правую бережность
На левую, нечаянно блесну.

Врата вселенной – зев гонимой самки –
Притянут, стадностью закоротив,
В гнев, праведный, банальной перебранки –
Защиты Левия святой мотив.

Чтоб левитаций истого судейства,
Опорожнённый трезвостью, бокал
За действо, окрылённого злодейства
Ты с парадизной леностью акал.

Истинного золота земли Яуза вертлявая намыла

Истинного золота земли Яуза вертлявая намыла
Там, где водяные сберегли с лешими в ручьях-лужайках силу.
Изумруды чистые ветлы ветер рвёт, срываясь на берёзках,
Тополь, что раздет и суетлив, с ясенем тягается в обносках.
Клён вульгарной томностью кичлив, истерично, беззащитно тонок…
И на всё: надеждой на разлив вечная пронзительность сосёнок.

Ты так хотел, чтоб победила плоть

Ты так хотел, чтоб победила плоть,
И новой жизни искорка забилась,
Не в нашей власти – в праве лишь Господь
Послать двоим любви бессмертной милость.

Я так хотела, но вселенский страх
Сжимал в тисках, как реку жмёт плотина,
Тебе я объясняла впопыхах,
Что думать мне о будущем противно.

И так, желаний развилась спираль
В прямую: бесконечную прилежность,
Перечеркнув надежды и мораль,
И суету, и высоту, и нежность.

Дождь нудней, чем китайская пытка

Дождь нудней, чем китайская пытка,
Всё стучит и стучит мне о том,
Что цыганского счастья кибитка
Затерялась в тумане густом;

Что была зачтена нам попытка
От оседлости выстроить дом,
Сад взрастить, ограничив калиткой
Память предков о веке былом.

И мотивам холодным с улыбкой
Я внимаю, но дрёмой влеком,
Дух, свободой укрыв, как накидкой,
В сон уводит жестоко – силком.

Затянув, словно струнку на скрипке,
В дождь тропою неписанных глав
Из тепла накрахмаленной зыбки
Рвёт, с крылами коня оседлав.

Чуть-чуть сфальшивил – родилась поэма

Чуть-чуть сфальшивил – родилась поэма,
Сказителя обдав волной фантазий,
На бреге лести кочкою богемы
Питаемого новизной межфразий.

Чуть-чуть добавил – вырос до романа,
Ультимативное приняв условье,
Болтаемый толпою беспрестанно,
Маяк мирян на островке межсловья.

Чуть-чуть подправил – вышла эпопея:
Эпоху популярно в лоно сучье
Имея: то потея, то тупея,
Став голышом в промоине межзвучья.

Но всё, что сотворит пером отныне,
Бездушно отослав в удел затишья,
Бесследно, безразмерно слог заклинит,
Атоллом рифм окольцевав межстишье.

Разнимутся чуть близкие понятья:
Суть истина и мудрость человечья;
Оплатит дар иронией проклятья
Путь слова тонким шёлком междуречья.

Вечера, как кисель смородинный

Вечера, как кисель смородинный,
И закатов густые пенки
На асфальтовой сковородине;
Фонарей пропекают гренки.

Магарыч за труды бензиновый
Через лёгкие в мозг прохладой:
Чтоб, красавица, образиною
Ты предстала, сколь выпить надо?

Во хмелю твоём колобродили
Благородия из нетленки:
Во садах былых, в огороде ли,
В ёлках-палках кремлёвской стенки.

Хлебосольной, зовя, резиновой,
Люд рыдать с малых лет обучен
Над Москвой-рекой – как грузила, вой
Топит скорбно волна излучин;

Зорь туман с молоком смородины
По крутым берегам кисельным
Смог вливает под ковы Родины,
Слёз похмелье глуша весельем.
_____
КОВЫ мн. устар. Тайные, коварные умыслы; козни
СМОГ м. Густая пелена дыма, копоти, выхлопных газов и т.п., характерная для атмосферы больших городов.

Душный август на хмарь звездопада

Душный август на хмарь звездопада
Сеновалов душистый постельник
Расстилает, как будто в награду
Осуждённым к забвенью в сочельник.

А пушкарь громогласных пророчеств,
Отстрелявшись скандально-пушисто,
В грязь кидает короны высочеств
Фарс-минорный протест реваншиста.

Сушит ночь на рогатке небесной
Откровенья хмельных сенокосов,
В сны вплетая меж тягот телесных
Запредельность духовных запросов;

Предрассветно-холодной лягушкой
Проникая вульгарным и вялым
Клином страсти бывалой в подушку,
Затихающей под одеялом.

Забивая последнюю стрелку
В многотомник болотных сказаний,
Я ломаю твой лук об коленку,
Августейших не чтя показаний.

Сердце, словно промокашка, тянет кляксы диалога

Сердце, словно промокашка, тянет кляксы диалога,
А душа из каталажки: то ли к бесу, то ли к Богу.
Как промытые букашки, мысли, высохнув немного,
Отлетают без отмашки: или спело, иль убого.

Веры нет, одни ромашки: воля, доля, ложе – стогом;
Оседают на бумажки либо словом, либо слогом.
Вверх тормашками – кармашки высыпают на дорогу
Колокольчик, клевер, кашку: и к свободе, и к острогу…

Молний цветных знамения бьются о подоконники

Молний цветных знамения бьются о подоконники.
Брошу в коктейль забвения лёд из имён поклонников.
Громов пустых соломинки град размешают в зелени,
Дождик, бубня, из слов венки мне наплетёт для темени.

Ветер, как в топке веником, искрами, завихрением:
Сном усмирит соперников, явью воздаст сомнением.
Солнцем июльским вымещен, грозами взбитый, смрад тугой
Ядра спалив; а гниль лещин – плата за песнь под радугой.

Всегда и везде добивается правды…
К произведению «Он был коммунистом» автора В. Кузнецова.

Всегда и везде добивается правды…
Нужна ль она, папа, кому и зачем?
Век новый пришёл, он кудесник засады,
Иллюзий, обмана и каверзных тем.

Он ваши заветы поставил на счётчик
И ваши дела перевёл на рубли,
На подвиги дедов гранитом пощёчин
Бандитских разборок аллеи легли.

Прочтением новым историю судим,
Разгульные пляски ведя на костях;
И наши детишки под ласковый бубен
Легко принимают: великое – прах.

Мне болью на душу твой каждый листочек:
Последней надеждой воздай! Покажи
Намёком, прощеньем, улыбкой меж строчек –
Не все, не всегда добиваются лжи.

Всех острожных в депутаты

Всех острожных в депутаты; это – новая дрезина;
Каторжане и плакаты; это – старая трясина:
Квакать, хапать, славить тину, заглушая трель соловью;
Это – наша бригантина в перекроенных сословьях;
На причале карантинном в наш цемент по стыд залита,
С поля марсова по минам наций дух ведёт в элиту.
Это русская затея: лягушатников Бастилью,
Как Аврора, пламенея, сдать любителям насилья,
Чтоб отверженным паяцем со слезою крокодильей
Похотливо не бояться стать из квакш придонной гнилью:
Оловянно в медсанбаты, как скотина, в жизнь воловью,
На дерьмовочке женатым, от любви плеваться кровью.

Бесподобный – подобный бесу

Бесподобный – подобный бесу, нарисуй на спине крыла,
Я речами слагала пьесу, и, уверовав, в ней жила.

Бескорыстный – корыстным бесом, извращая мои слова,
Ты игрой создавал завесу, уверяя, что я права.

Беззаветно – заветы беса чтим бездушно и без конца,
А у веры: псалмы да мессы под безмолвие их Творца.

Мне тыкнуло небом в пальцы

Мне тыкнуло небом в пальцы: стекая по ним дождём,
Вернув не того скитальца, которого с ним мы ждём.
Трагично о днях минувших, от фарс до колик взвыв,
Ломаю ковчег подушек и в ванне терплю заплыв.

Как самый лояльный зритель, со свистом да к небесам:
Не ангел, ты – бес-хранитель, халтурщик по чудесам,
По жанру исправь программу: от грома трещит карниз,
По каплям разучишь гаммы, и всё повтори на бис.

Небывало, запоздалое подкатилось

Небывало, запоздалое подкатилось, как к лесу, гром,
Не ко времени, и устала я разбирать планид бурелом.

Пустозвоном в душе, безделица, по макушкам забытых нег,
Куражом: никуда не денется твой июльский, нежданный снег.

Растопила, как лёд, лобзания под истерику слёз, каприз:
Вместо радуги – наказание; сердце лаской прожгла на бис.

Уроню пред собой на колени

Уроню пред собой на колени
И достану до самых глубин –
Твоя суть, не чураясь велений,
Упадет пред желаньем моим!

Всё, что скрыто моралью до срока,
Затрепещет, как лист на ветру,
И ты вспомнишь и Чёрта, и Бога –
И забудешь, что значит: умру!

Вмиг вселенной и времени тени
Распахнут пред тобой небеса!
Я люблю! Пред тобой на колени
Ставлю душу, подняв телеса!

У каждого из нас своя война

У каждого из нас своя война –
И каждый род свои припомнит беды,
Когда мы называем имена
Той давней и Святой для всех победы!

Сегодня всем и каждому хочу,
Кто спас от скверны матушку-землицу:
И воину, и тылу, и врачу
До самой боли вашей поклониться!

Покой вам вечный в памяти детей
От всех потомков искренно желаю!
И жизни долгой – мало вас теперь –
Тем, кто скорбит и радуется маю!

И как наказ, как светлый дивный дар –
Желаю всем грядущим поколеньям,
Чтоб той войны невиданный кошмар
Остался там последним преступленьем!

Из скорлупы чужой морали

Из скорлупы чужой морали
Птенца сомнения достав,
Его пускаешь по спирали
В петлю неверия без прав.

Бескрылой птахе в тягость небо.
И обреченности полёт
Тебе подарит только небыль,
Да и к истоку не вернёт…

Согрей его в своих ладонях,
На зёрнах истины вскормив.
Расправив крылья над бездонным,
Он напоёт тебе мотив.

И лишь тогда свободы птица
Тебе откроет в тишине:
Как можно вольным возвратиться
Не к тяжкой доле, а ко мне.

Когда лишь страсть волною томной

Когда лишь страсть волною томной
Тела накроет в поздний час
И опрокинет мир огромный,
Ты отрекайся: не сейчас!

Когда, уставшие от ласки,
Сбивают мысли пену фраз,
Не жди желаемой подсказки –
Найдешь ее, но не сейчас!

Когда от слившихся желаний
Вулкан последний вскроет пласт,
Откроет жерло обладанья –
Совсем чуть-чуть, почти сейчас!

И лишь когда и мир, и время
Сомкнут на миг свои края –
Ты Богом стал в ее вселенной –
Владей! Она теперь твоя!

Ночное

Если ты по наивности звонко
Вдруг поманишь в ночное меня,
Попрошу: отгони жеребёнка –
Дай мне дикого нрава коня!

Я не буду уздечкой рвать губы,
Стременами царапать бока –
Вольный дух и свобода мне любы –
Так скакун узнает седока!

Только степь, только ветер и ласки
Окружают двоих до поры –
Прелесть скачки в срывании маски –
Нету правил у дивной игры!

Вне сознания, мира, закона –
Только зверь и единый порыв.
И блаженство от тихого стона.
Трепет скрытый в порхающий взрыв.

И разнеженной неги комочек
Разливается тёплой волной
По стыдливости тающей ночи,
Как отставший ленивый конвой…

Заблажит обреченностью тонко,
На прощанье тревогой маня:
Не пленяй наготой жеребёнка –
Позови ты в ночное меня…

Вот она опечалится – отрекись от границ…

Вот она опечалится – отрекись от границ…
Пересохшею старицей исхудалых десниц…
И не скоро утешится в пустошь прежних зарниц
Как прощенная грешница с тенью длинных ресниц…

Вот она над печалями да раскроет зарей
Цвет и песни венчальные над тобою и мной…
Вот… И что ты растерянно смотришь омутом в даль?!
Шаг над думой расстеленной… и глотком: пропадай!

Постреляют ворон! Постреляют!

Постреляют ворон! Постреляют!
Эх! Москва! А потом голубей?!
И распустят крысиную стаю
По ладоням твоих площадей…

Ведь и правда, страшна не проказа;
И не ворог с открытым клинком,
А до боли забитая фраза:
«Крепок русский лишь задним умом!»

Наша тяга к расправам-расстрелам:
Да из пушки, да по воробьям,
По пределам ведет к беспределам,
К старорусским и новым князьям…

Эх! Вороны! Вы мудрые птички –
Может, ну их, и к землям мечты?!
Мы тебя воспитали, москвичка –
Выше неба не взять высоты…

Предательство…

Предательство… Ну, что ещё тут скажешь?!
Ты ранишь… И спасаешь от иллюзий…
Не верится! И гейзером из скважин
На рану йод разбитого союза…

Предательство… Что может быть больнее?!
Бессмысленней… Обидней… И суровей…
Выходит гной обманом… И потери
Всё вьют бинты, в мечты, у изголовий…

Предательство… И щерится от страха,
Та, что с руки твою любовь лакала…
Наука, как последняя рубаха,
Надеждой прикрывает от оскала…

Предательство… Прости! – душа просила…
И сердце боль на небо разрывала…
О! Господи! Ты дай мне только силы
Испить всю горечь скорбного финала!

Предательство… Я столько раз прощала
Ошибки, слабость, подлость и обиду…
Неужто всех нестойких было мало,
Чтоб оправданий строить пирамиду?!

Предательство… Я, видно, не готова
Стать выше Вавилона прошлой лести…
И нету сил, чтоб выговорить слово,
Что выжмет яд в бокал добра и чести…

Я бы имя твоё написала!

Я бы имя твоё написала!
Я бы встретилась взглядом с тобой!
Силой в мире ещё небывалой
Я б сломала условностей строй!

К берегам суеты бесконечной
Подкатила желаний волну!
Стала б ветреной… Тихой… Беспечной…
Чтоб ты время и рок обманул!

Но пойми: нет условия строже,
Чем свобода души! Только рай!
И тебе тут никто не поможет!
Только сам о себе возжелай!

Тоску, как высохший валежник

Тоску, как высохший валежник,
Я на помине соберу,
Где снишься ты, мой старый грешник,
То на юру, то на миру…

Поймаю взгляд твой давнесиний
В ладонь, как искру мятежа:
Не тронь! Я помню, как любили!
Как ты держал… Как ты бежал…

Сожгу в огне уют камина…
Как поседевший рыжий пес,
Он, мне виляя, тихо сгинет
Под жар… Под дым… Под пар от слез…

И пламя слижет расстоянья –
На седину твоих кудрей
Посыплет пленом покаянье
Виной моей… Бедой твоей…

Предел! И вспыхнуло, как порох!
Прости! Я больше не могу!
Не снись! Не днись, мой милый ворог!
Гори иголкою в стогу!

Из будней сотканный союз

Из будней сотканный союз –
Дела рябиною на нитке…
И рвется связка терпких бус
Под светом брошенной улыбки!

И бьется взгляд об суету,
И рассыпается на данность
Дробя на радости мечту,
Приняв душою слов туманность…

Закрыть бы на игру глаза…
На случай… Ветреность… Ошибку…
Но ты почти уже сказал,
Ступив на гладь природы зыбкой…

Разлить оброненный сосуд,
Беспечной шалостью играя?!
А вдруг дела нас не спасут -
Затянет в омут близость рая?!

Что-то совсем особое… Что-то едва тебе…

Что-то совсем особое… Что-то едва тебе…
Милый, я сердцем трогаю мыслей твоих предел…
Светлое… Дивное…Строгое… Время забрало вдаль…
Вздорною недотрогою ты отпусти печаль…

Призраком зацелованным в думы мечты стекут…
Пленником избалованным выйдет душа из пут…
И в караваны снежные выпустит мой февраль
Светлое… Дивное… Грешное… Нам открывая даль!

У всех крестов есть свой Иуда

У всех крестов есть свой Иуда,
Как вечный бич, и вечный стыд…
И всех монет позорных груда
Свою судьбу всегда творит…

И истин зов тяжёл, как дыба,
На каждый клич есть свой Пилат…
И паствы казнь – неверный выбор.
И плеть хулы чредой расплат…

Святых даров для душ защита.
Пророков слово, как пароль.
И верой, как щитом, укрыта
Одна на жизнь – твоя лишь роль!

Собою быть! Не стать изгоем
Под гнётом тягот и щедрот…
На суд Его не ходят строем –
И каждый только в свой черёд!

Я присела на кромку осени

Я присела на кромку осени –
Тридцать первое ноября…
Дерева, словно пальцы в проседи,
Шевелит на себе земля…

Заповедного счастья неводом
Я ловлю небывалый день.
И вернуться туда, где не были
Пригласил колдовской олень!

В королевстве снегов и холода
Рукавички стыда надень!
И бежим поскорей из города,
Где запреты одеты в тень…

И гоню я карету снежную –
Вот и первое декабря!
И любовь отпускаю прежнюю,
Не взирая на якоря…

Расплавь ты мечту свою дрожью…

Расплавь ты мечту свою дрожью…
Зажги над порогом звезду…
Изведай версту бездорожьем…
И я к тебе сердцем приду…

Рассветы, виляя туманом,
Увяжутся в плен за тобой…
Закаты, лакая обманы,
Былое прольют на покой…

И я дотянусь к тебе строчкой…
И звездам раскрою ладонь…
И лад обменяю на ночку…
Раскаюсь на долгий огонь…

По вашим трупам вышла перестройка

По вашим трупам вышла перестройка,
Что без войны нам наплодила вдов,
О! Мраморные идолы прослойки
Погостов буйно сложенных голов!

И девочки, как Боговы невесты,
Венчальных не обретшие колец,
Под новые склонились МаниФесты -
Подачка власти на чело венец.

Что ждет детей, которым четвертушка
Должна с лихвою заменить отца?
Что ждет её, до времени старушку,
На жизнь в аду родившую юнца?

А вы, схватившие кормило власти?
Нет, к совести не смею я взывать -
К чему терпеть привычные напасти
От тех, кто выбрал званье «вечный тать»?!

Я вас спрошу, что ждёте от народа.
Чтоб наплодил вам мяса для стрельбы?
Иль засадил острог, как огороды,
Отрекшись от свободы и борьбы?

Кому вы земли продали России,
Загнав крестьян в бомжатник городов?
Кому в награду трубы нефтяные
Протяните, как жулика улов?

Да, старики, уставшие сражаться,
Ушли, зажав свои гроши в кулак.
И нет народов векового братства,
Сибирь - китайцам - где же ты, Ермак?

Как тополям, вы юности срубили
Макушку их, но тополиный пух
Поднимет нерушимую Россию,
Ведь битый, он всегда идет за двух!

Я шут его величества – Забава короля!

Я шут его величества – Забава короля!
И дурь в большом количестве проходит сквозь меня…
Терпенье и веление… Шути – не пыльный труд!
Склоняются в почтении мудрец, гордец и плут!

Я шут… Веками плакали под окрик палача.
Мечи секли… И саблями владыку мир венчал…
Иконы… Поп… И ладаном заткнуть хотелось рот…
Вожди и царства падали, стонал честной народ!

Я шут… В каком столетии родился смеха дар?!
Прошли… И не заметили! Награда… Миг… Угар…
И скрою за поклонами Иронию… Каприз…
Стою я над законами – Свобода главный приз!

Не падай, мир, к моим ногам

Не падай, мир, к моим ногам –
Я не готова. Я не стою.
Армагеддон ли, балаган –
В делах любви они пустое.

Не падай ты, не бей челом
Грехов обычные баклуши –
Я не приму привычный лом.
Не падай, а садись и слушай.

Нет, не меня – я обману,
С тобой из одного мы теста,
А сердца тонкую струну,
И слова боль, что льет невеста.

Не мне поверь, а только ей –
Там рай и ад, и их законы,
А мне, изгнаннице морей,
Слышны не души – только стоны.

Но если разорвется круг,
И разобьются все устои,
Ты вспомни – у тебя есть друг,
А остальное – всё пустое.

И мир я подниму с колен –
Тебе – лишь за любовь в награду.
Подстрочник «Книги перемен»
Соврёт… И упадут преграды.

Соболями сметая бедово

Соболями сметая бедово
Звёзд лузгу на небесном краю,
Подою я ночную корову
И парным молоком напою.

Пусть товарки судачат, что дойка
По утру, по росе хороша,
Пену облака, как первотелку,
За сосцы нежно тянет душа.

Теплый ливень без молний и грома
В пальцах трепетно я соберу.
Зазвенит, как по стенкам бидона,
Благодатная речь на миру.

И луны унесу я подойник,
Расплескав на небесную грудь
Млеко ночи! Мой звездный любовник,
Видишь, Млечный нам выдался путь.

Не печалься и следуй им смело.
Нет преград – мы с тобой не в раю.
От бессонницы и королевы
С пастушками их песни поют.

Оскал... Клыки... Слюна стекает с нёба...

Оскал... Клыки... Слюна стекает с нёба...
И жалит явь - язык... Горячий всплеск...
Едва прыжок... И страх-хлопок: “Не трогай!”
И полозом дыхание: “Не съест!”

И только снег... И бор...И нет не тропки...
Волков бояться - под запретом в лес...
Присела: “На!” - Ему, как стопку водки -
Ладони протянула... - Мы лишь здесь!

Откройся зверь! Тебя я не обижу!
Оскал потух... Лишь шерсть... Глаза его!
Подходит волк... С руки любовь он лижет...
О! Как же просто - лаской естество!

Испей и просто помолчи - судьба, а не вина..

Испей и просто помолчи - судьба, а не вина..
Не слушай, что душа кричит о том, что жизнь одна.
О том, что к счастью есть ключи, и нет печали дна.
И упадет звездой в ночи в тревогу пелена.

Ты всё поймешь, но в этом ль суть, кто прав, кто виноват.
Испей, молчи, прости, забудь и отпусти в закат.
Нельзя исправить и вернуть ни вспять и ни назад.
По капле иль рывком на грудь испей бальзам и яд.

Прими, как я давным-давно разлукой приняла:
Лекарством стать вино должно, коль доля в нем мала.
И лечит то, что травит ум избыточностью доз.
Закрой кредит всех давних сумм, какой теперь с них спрос!

Ты пей, я промолчу: ‘Люблю!’ - и сердце приготовь:
И в думу тайную твою пускай уйдет любовь..

Молчание – золото. Только без пробы

Молчание – золото. Только без пробы
Оно не дороже твоих медяков…
И ложью нестрогою можно угробить
Любые слова под каприз дураков…

А я от рождения лгать не умею,
И правда, что застит порою глаза,
Учила, что там, где не сладить со Змеем –
Молчи! Он придумает, что им сказать…

И слово учило ковать и калечить,
Спасать, и держать, отпускать и любить…
И сон в волшебство превращал наши встречи,
И к звездам тянул путеводную нить…

И Бог, проведя запредельный экзамен,
За гранью о воле Своей возвестил –
Молчание в платину ваших дерзаний
И слово над душами, словно настил.

Теперь, когда все розданы долги

Теперь, когда все розданы долги,
Когда сожгли мосты в былые дали,
Мне сердцем, милый рыцарь, помоги
Сложить слова, что столько лет мы ждали.

Теперь, когда разгул стихий земных,
Мне подчинился в дар за отреченье,
Испей душой, не слово, и не стих,
А дум моих глубокое прочтенье.

Прости меня - молчанье не вина,
Оно - оплата тяжкому неверью.
Позволь, согрею тот бокал вина,
Которым я измерила терпенье.

Пусть не тебе, а только хрусталю
Доверю тайну скорбного начала -
Молю, услышь, как я тебя люблю,
Прости за то, что столько лет молчала.

Налей себе, мой гордый Водолей, -
На звездный шаг признанья опоздали -
Последней каплей сдобренный, елей
Прольет бальзам на все твои печали.

Божественной сути объятья...

Божественной сути объятья...
Молвою истрепанный миг...
Души карнавальное платье...
И скорби прощающий лик...

Из мелочных рек вожделенья
На суетной пене страстей
Мы ищем спасенья в забвенье,
Из плена пугаясь цепей...

Беспутной дороге поклоном
Отдавши рождения крик,
Фантазию тешим законом...
В бездонный врезаемся пик...

И в час постижения тайны,
Не веря уже ничему,
Бросаем Вселенной печально:
‘Я истин твоих не пойму!’

Как только сказка станет былью

Как только сказка станет былью,
Подрежу крылья на авось,
Веревку умникам намылю,
И улыбнусь: «Не верь! И брось!»

С утра проснемся, став мудрее,
И бед ночных тугую ось,
Смеясь, приставим к батарее,
Поняв, что снова не срослось.

И замахнемся на Севилью –
Там брадобреев целый воз,
И твоему в угоду стилю
Я причешу копну волос,

Чтоб, наконец, царица Болдинь
Нашла ответ на свой вопрос:
Как, просыпаясь ровно в полдень,
Умыть мечты в купели рос!

Любви мы учимся всю жизнь

Любви мы учимся всю жизнь,
Ловя блаженство абсолюта,
И просим душу: удержись
От поражения и смуты.

Сердцами, устремляясь ввысь
До первозданного салюта,
Кричим, уверовав, молись,
Лишь вечность подарив кому-то…

Не осуди, не возгордись.
Покорно слабости минутной,
Не допусти, чтоб мысли слизь
Смогла сомнением опутать.

Чтоб возлюбить, нам жизнь дают,
Не требуя иной валюты,
Но и у смерти на краю
О ней молчим мы… почему-то.

Зима-наркоманка иголки сосулек

Зима-наркоманка иголки сосулек
Вонзает в набрякшие вены карнизов.
И ветер-бродяга, пройдоха и жулик,
Сквозь щелочки дня потакает капризам.

Ногтями мизинцев законную пайку
Цыганят деревья у хладной зазнайки.
И как вожделенный дурной порошок,
Она насыпает ночами снежок.

Свинцом беспредельно заряжены тучи,
Метелят пургою последний зарок,
Амнистией вьюжат назначенный срок,
Тиранят, ласкают, прощают и мучат…

На залп снегопадов открылась тюрьма.
Вся в белом свободу вдыхает Зима!

Полночью мысли твои разметало

Полночью мысли твои разметало.
По небу чувств несгоревших обрывки.
Лесть для души, словно ржа для металла –
Правда, как к кофе вечернему сливки.

Мало, кто ценит уют самоварный
На угольках откровений томлённый,
Сердце вверяя премудрости барной –
Страсти вульгарной угар воспалённый.

Не тороплю: всё придет постепенно.
Жизнь откатает рекламный свой ролик.
Истина, сделав прозрачными стены,
Нас пригласит за свой собственный столик.

Примешь, попросишь, чтоб не рассветало,
Дико пеняя на краткость побывки,
Каплей последней ночного бокала
Вспомнишь иронию давней улыбки.

Я не гоню, но и не возвращаю,
И не вздыхаю, как все, обреченно –
Как от похмелья, так и от печали:
Чай лишь без сахара, кофе лишь чёрный!

Осеннее солнце, как старый любовник

Осеннее солнце, как старый любовник,
Касается сердца небритым теплом…
Забывшись, лучами скользит в подголовник,
Щекочет мечтою о страсти былой…

Стекая в овраги, припудрив склерозом,
На длинные тени кромсает уют…
Пугает неверных забвеньем, морозом,
Целует, как милость пред храмом дают…

Мне жалко тебя, пожилое светило,
Сусального злата последний каприз!
Забудь, мой хороший, я просто любила…
Я душу раскрыла – ты ж думал: стриптиз….

Омутами и грёзами, ложью спасая, лазали

Омутами и грёзами, ложью спасая, лазали.
Мысли по чувствам ёрзали, чувства по мыслям – фразами.
Нету любви прощения, не отогнать проказливой,
Тайною и Крещением, милый мой, не наказывай!

Знаю, мое молчание тьму разливает по сердцу.
Вольною закричала бы – поздно уже… И колется.
Верится иль не верится, Солнышко запредельное,
Счастья тебе и девицы – Силой моею велено.

Будь! И забудь! Влечение всё в иордани выкупай.
Мне же на отречение боль за любовь всю выкупом!

Ты будешь смеяться, но только на грани

Ты будешь смеяться, но только на грани
Приходит отчаянный страх от утех.
Ты будешь ругаться, но лишь на экране
Нас ловит в капканы удачи успех.

Ты будешь пьянен, но удел устаканен –
Согнешься, лишенный привычных помех.
Простишь обреченно на казнь и закланье
За помыслы, промысел, принятый грех.

Ты будешь… Но в будущем сгинешь, изранен
Не громом, а молнией смятый орех.
Ты будешь рыдать, но поймешь лишь на грани,
Что святость естественна, милый, для всех.

Не могут быть хорошими стихи

Не могут быть хорошими стихи,
Коль их душа с червивинкой выводит –
Из-под копыт подкованной блохи
Летит смешок в лицо царице Моде.

Красивых фраз витой рекламный трюк –
Гнилой каркас не творчества, а муки.
Он метит в глаз, попав в карманы брюк,
Дурачит нас лукавостью науки.

И не спеши точить карандаши,
Достичь вершин иль согласиться: плохи,
Пока на сердце жжет печать Левши,
Что нам с тобой стихи, грехи и блохи!

Как серебра, дешевого черненья

Как серебра, дешевого черненья,
Насыпал снега улицам февраль.
Зима, устав в попытках воцаренья,
Слезит. Теплом ей потакает враль.

День, удлиняя лучики-морщины,
Лукавит, льстит и прячет зеркала.
Да, вслед тебе ещё свистят мужчины,
Но с сожаленьем: «Хороша была!»

Последний рыцарь хладного эскорта
Закатит пир, вступив в свои права.
Он главный спринтер ледяного спорта,
Но у него седая голова.

Чтоб доживать в забвенье и покое,
Сменив парчу на мягонький ватин,
Яви величье истин вековое:
Без понуканья вовремя уйти.

Пегас перо мне уронил в ладони

Пегас перо мне уронил в ладони.
Легка строка, но он ли виноват,
Что без труда?! От пота дохнут кони:
Он – та же лошадь, но мальца крылат.

Узда в руке, и, не страшась погони:
На каждый стон ложится слов набат,
На плахе фраз не каждый удостоен,
Глухой толпой наплаканных, наград.

Гордыни гон – ирония в загоне,
Но бьёт глагол, как кнут, витиеват.
Один, но волен, если слога воин
На минном поле поднимал солдат.

И лишь навоз, как не топи – не тонет,
Даря сердцам свой едкий аромат,
Давно Парнас укрыт туманом вони:
Он – та ж скала, но малость плутоват!

Ушла в народ, как пламя революций

Ушла в народ, как пламя революций,
Что треплет нервы, души, кошельки.
Пока дают, мне б не забыть вернуться,
А если бьют – собрать на угольки.

Каков приход, в того и поп рядится,
На свечке жгут обёртки мотыльки.
Непониманье отражая в лицах,
Моих улыбок греют камельки.

Ружьё на стенке может разрядиться,
Не дожидаясь шороха кулис,
Коль порох слов зарыженной водицей
Добро таможни получал у лис.

И перевод мой на исконно русский,
Что заставлял неметь любой язык,
Провалится в разрез неброской блузки,
Чтоб припечатать: истинный мужик.

Пристрелить бы уже, чтоб не мучилась

Пристрелить бы уже, чтоб не мучилась,
Только палец дрожит на курке,
Удремучилась с нею по случаю,
Задержала синицей в руке.

Пристрелить бы, да совесть захныкала:
С ней ещё не окончен вояж,
Колесует дорожными стыками,
И заныкала где-то багаж.

Пристрелить бы уже окаянную,
Да, патроны, как мокрый горох:
Целишь бережно в стынь конопляную,
А ложатся крестом между ног.

Пристрелить бы, да горе-попутчица,
Привязалась, как беглый щенок.
И скулит: ничего не получится,
Зуборезно мусоля зарок.

Пристрелить бы… Душа, или к лучшему?!
Есть с кем выхлебать банку «ерша».
И забегала радость дремучая,
Самобранкою рай вороша.

Ребро ладони

Ребро ладони. Горло. Стенка. Другая – хлёстко по щекам.
И в пах впечаталась коленка. Очухался?! Конечно, дам!

Ты чукчу вспомнил; я – эвенку. Ты по губам, да по складам;
Я – вертикально и нетленку. Осилил?! Да, конечно, дам!

Я кровь не пью – снимаю пенки, хоть тресни, лести лью бальзам;
You as the teacher переменки, указкой тычешь. Точно, дам!

Ох, напугал! Раздулись венки… На шейке. Ну, конечно, там!
Огонь ты мой: вулкан и гренки! Раздел? Распял? Подумал? Дам!

Разуй глаза! Как очи?! Зенки! Хоть вестового к Небесам,
Не убедил дешёвой сценкой. Всё. Отпустила. Дальше – сам.

Доколь нам слать фашисткой гидре

Доколь нам слать фашисткой гидре
Для отращения голов
Сынов, чью кровь прибалты вытрут,
Смеясь, с янтарных берегов?!

Доколь, Европа – мать порядка,
Рыжьё по норам разметав,
Играть намерена ты в прятки,
Заполнив глупостью анклав?!

Доколе ты, Колумба жрица,
Как в подкидного дурака,
Краплёной картой будешь биться,
Сплясав лезгинкой гопака?!

Затихла Азия премудро,
Дипломатично, словно вошь
На гребешке! Проснись! Полундра!
Стоп караван! Куда грядёшь?!

А сумчатых, и правда, жалко –
Там уникальный полигон:
С десятка бомб – в ветвях русалкой
Вся сказка лет на миллион.

«Доколь?!» – всех войн нам вторит эхо;
«Доколь?!» – из будущего глас.
Доколь?! Очнитесь! Не до смеха:
Доспехи фраз раздавят вас.

Слегка пленившись, малость став звездою

Слегка пленившись, малость став звездою,
На чёрно-белом поле невпопад
Ты говорил о вечности со мною,
А я в уме прокручивала мат.

Едва касаясь нежною рукою,
Мальца забыв, что чуточку женат,
По чёрно-белым клеточкам за мною
Шагал небрежно, выходя на мат.

И раскачав устои над доскою,
Ты Богу с чёртом душу сдал в заклад,
А пешки шли к нам чёрно-белым строем.
«Не виноват!» - кричали через мат.

Высоких сфер мелодику настрою,
Пролью на сердце сладкий мармелад,
Мир чёрно-белый грёз назвав «дырою»,
Прозрачность мысли заменю на мат.

Сотри с фигур контрастные узоры,
Моих забав нестойкий меценат,
Ферзь ходит сам по линиям позора,
А короли – под чёрно-белый мат.

Отдирая горностая с мантии твоих причуд

Отдирая горностая с мантии твоих причуд,
Манифесты пролистаю, про капели промолчу.
Пусть весна, и все смеются, позабыв уроки зим,
Без фанатов революций мы с тобою прогорим.

Кончим миром – отреченье мне сам фатум подписал.
Трон, прогнивший, попеченьем охватил тревог вассал.
Я ж свободная, босая, власти щёлк порвав на блуд,
В кольца дыма побросаю львиной долюшки хомут!

А когда слова прольются ливнем в крылья воронья,
Ты поймёшь, что контрибуций не подмахиваю я!

Солнечная рулетка – Зов казино «Вселенная»

Солнечная рулетка – Зов казино «Вселенная»:
«Вертится, видишь, детка.» – «Делаем ставки.» – «Сделаны.»
Души горят в азарте: «Чёрное или белое?»
Будущее на карте: «Делаем ставки.» – «Сделаны.»

Шарик бежит по кругу: «Полюс, магнит, мгновение.»
«Шельма, извольте руку!» – «Делаем ставки.» – «Сделаны.»
Плазменною лопаткой фишки сгребает бренные
Вечный крупье порядка: «Делаем ставки.» – «Сделаны.»