«Давно я подметила, что всякий раз, когда разговор заходит о наших китайских друзьях, перетекает он плавно, естественно и органично в некую товарно-денежную тему. Так и сейчас речь о том, во что вам и нам обходятся котята японского бобтейла – дети Марии Гулегиной-Галушки и Штабс-Капитана Рыбникова.
Недавно хозяева были на выставке и там поинтересовались ценами на самые редкие породы. Выяснилось, что за мейнкуна просят R40.000, за «сомалиек» – примерно вдвое меньше. Наши запросы куда скромнее, хотя «самураев» даже в российской столице месяцами днём с огнём не сыщешь. Мы бы и даром отдавали, но плата за котят – это какая-никакая гарантия того, что жить они будут достойно.
Жить сейчас трудно не только людям, но и нам, кошкам. На питание в день (еда с барского стола категорически запрещена) нужно рублей пятьдесят-шестьдесят, а если оно диетическое, то и до стольника. Сходить в ветлечебницу – до R1.500, не считая лекарств. В срочных случаях вызвать врача на дом – R2.500, а с медикаментами – 3-3,5 тыс.рублей. Если, не дай Бог, нависает над нами или нашими собакевичами нож хирурга, то тут впору вообще брать кредит, но обязательно в Сбербанке.
О богатеньких я не говорю – мы в КИСе их за версту чуем. А вот всем остальным перед тем, как принять у себя четверолапого члена семьи, надо всё тщательно взвесить. Мама Ира давеча своим друзьям – семейной паре – рассказала, что за неделю на лечение наших бобтейлов ушла почти вся месячная зарплата хозяина. Супруги переглянулись, а муж и говорит: «Тогда я нашего лучше усыплю». «Как заболеешь, я те тоже колыбельную спою и нового найду – нежадного», – ответила ему верная спутница жизни» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR).

На фото внизу: свибловского пришельца-принесельца Кота Дмитрия взвешивали тщательно

«Наш Луканя признался мне, и я ему поверила, что снится ему всё время один и тот же странный сон. И понимает он в этом сне, что происходящее – невозможно и не могло случиться в реальности, ведь кошки пришли в Европу из Месопотамии и Египта.
И всё же снится Пану Луке Когоуту, как 5.000 лет назад древнеегипетские воины, охотники, художники и архитекторы – целый отряд в несколько сотен человек – ловят его в диких пущах Богемии и Моравии, чтобы отвезти на новую родину. А там по образу и подобию чешского пленника создать своего бессмертного Сфинкса» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR).

Автор дневника – Александр Львович Самохоткин. Почтовые адреса – sister-meimei54@mail.ru и samokhotkin@vremya.ru (служебный). Другие сайты – http://pethotel.narod.ru, http://pethotel.hut.ru и служебный www.vremya.ru (в поиске по имени, а также псевдониму Алексей Слободин).

Он был из тех русских людей, которые, сопереживая каждому, погибли от вина. С Сергеем я познакомился в посольстве СССР в Республике Конго, тогда – Народной. С моей подачи 30-летние 3-и и 2-е секретари посольства начали называть 1-го секретаря Меринова Дедом. Был он нас постарше лет на пять.
«Это кто у нас дед – Серёжка что ли?» – удивился, услышав впервые это прозвище, посол Сергей Александрович Кузнецов. «По военной табели 1-й секретарь – майор, подполковник, в любом случае не дед», – и пошёл, шаркая искалеченной на войне ногой. Но с тех пор всегда говорил: «Эй, ребята, позовите-ка мне вашего Деда», после чего весь ОДС (тогда был, а, может, и сейчас есть такой термин – «оперативно-дипломатический состав») иначе Сергея Меринова не называл.
Жил он в центре Браззавиля в просторной двухуровневой квартире, где привечал не только людей, но и местных кошек. Четверолапых собиралось не менее десятка – французские кошачьи консервы выдавались всем. Кроме одной – звали её Мари-Маруська. Дед, большей частью обходившийся в Конго без семьи, привечал её, потому что Мари-Маруська была наименее дикой из сородичей и часто оставалась ночевать.
Кошачьей конголезке предстояло стать россиянкой, поэтому Сергей кормил её детскими кашами, приговаривая: «В Союзе для вас консервов не делают, а детей кормят не хуже – привыкайте, мадам: каша – мать наша, ешьте кашу – мать вашу». В Конго детское питание поставляла французская компания, представлявшаяся в песенке-рекламе «второй мамой». Её и напевал весело Дед, готовя для Мари-Маруськи кашу: «Bledine», «Bledine» - C’est ma seconde Mama!». Рифма получалась роскошной: ударение во французском на последнего слоге, поэтому "ne" произносится как "на". Мурлыча, Алексеич не забывал и о комментариях: «Слова-то какие правдивые. Но мы, совьетики, – облико морале».
Всё хорошее когда-то кончается, и пришло для Мари-Маруськи время отбывать на новую родину – в Советский Союз.

На снимках вверху - наше посольство в Браззавиле и флаг марксистского Конго; на фото внизу - Мари-Маруська и, если кто подзабыл, государственный флаг Советского Союза

Дед, когда ехал в отпуск, то обычно в Москву всеми правдами и неправдами стремился попасть через Париж. Мы все знали, что он делает там – просто ходит по городу, сидит в кафе, разговаривает с горожанами всех возрастов и оттенков кожи. Французский язык Сергей Алексеевич знал изумительно, в тонкостях.
Но на этот раз пришлось везти с собой скарб и главное – Мари-Маруську. Вещи поместили в багаж, конголезка в специально купленной переноске осталась в салоне: предварительно Дед раздал всему экипажу «Ту-154» сувениры-презенты – cadeaux. Когда борт проходил над Чадом, ему дали приказ на посадку. В этой стране вечно какие-то заморочки – были и сейчас есть: ситуацию, как правило, разруливает французский Иностранный легион.
После того как лайнер часок постоял на аэродроме посреди раскалённой пустыни, пассажиров все-таки рассадили неподалеку за дощатыми столами под навесом из оцинкованного железа. Мужчины приуныли, у женщин, тщательно готовившихся к встрече с Советской родиной, поплыл макияж. Дети капризничали. И тут стоявшие рядом легионеры начали ржать – прозвучало что-то вроде «льюрс». Дело в том, что по-французски СССР-L’URSS и медведь-l’ours звучат очень похоже, и вояки со скуки развлекались: советские "медвежата", дескать, парятся.

Наш Дед, до этого рассеянно смотревший по сторонам и на переноску с Мари-Маруськой, вдруг встал во весь свой величественный рост, называемый в русском народе «метром с кепкой», и властно-чеканно произнёс: «Капитан, немедленно подойдите ко мне». Белый гигант-француз посмотрел себе за спину, как бы желая убедиться, что обращаются к нему, и только после этого неспешно направился к странному русскому.
А тот ещё поторопил («Vite, vite!»)», чуть отодвинулся от надменно нависшего над ним легионера и, не дав ему рта раскрыть, сказал: «Это что же Вы здесь вытворяете? Франция прислала Вас сюда защищать женщин и детей. Где, капитан, Ваше французское гостеприимство? Немедленно прикажите Вашим подчинённым обслужить Ваших гостей водой и едой».
Слушая эти слова, офицер постепенно принимал стойку «смирно». Но, когда прозвучало завершающее: «Это говорю Вам я – Сергей Алексеевич Меринов, дипломат и официальный представитель Союза Советских Социалистических Республик», капитан вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и, как по команде «Кругом!», двинулся в сторону офицерского барака. Вдогонку услышал: «И ещё пожалуйста – про кошку мою не забудьте … и мне что-нибудь принесите».
Спустя минут десять к навесу выдвинулись несколько – ростом повыше своего капитана – легионеров всех цветов кожи, несших подносы с чайниками, кофейниками ароматными, сахарницами, прохладительными напитками, печеньем и конфетами. Шествие замыкал белый верзила-капрал с банкой консервов для Мари-Маруськи и – капитан угадал это гениально! – с запотевшим высоким стаканом джин-тоника со льдом для Сергея. Вскоре лайнер «Аэрофлота» взял курс на Москву.

В Москве мы с Мериновым виделись нечасто. У дипломатов ведь жизнь такая: пока одни по пять-шесть лет в загранке, другие в «отстойнике» – центральном аппарате. Так что даже однокашники по МГИМО иногда встречаются, уже выйдя на пенсию.
Сергей Алексеевич запивал всё чаще, но терпело даже жёсткое мидовское начальство – лучшего специалиста по франкофонской Африке и южнее было не найти. Из одного из своих «виражей» Дед не вышел – сердце не выдержало. Ему не было и сорока. Безмерно любившая хозяина Мари-Маруська пережила его ненадолго.
Фотографий Деда у меня на сохранилось - может быть, два его сына, прочитав этот материал, мне их дадут

Заметка эта, видимо, для другого моего сайта, и, даст Бог, он скоро будет. Но слишком очевидно вписывается она и в этот дневник, и в предыдущий материал.
Итак, начнём с первой половины первого тысячелетия после Рождества Христова. Тогда на всю Адриатику уже наводили ужас славянские – не из этрусков ли? – пираты. Звали они себя «братьями» – то ли были детьми одного отца, то ли, по-нашему, – братвой. Разбойничьим гнездом был выбран остров, так ими и названный – Брат, по-тамошнему Брач (сейчас хорватский Brac).
Сами хорваты, пришедшие, как они сами признают, в VII веке, откуда-то из Персии, были людьми равнинными. Поэтому ясно, что своей победой над мощными генуэзскими ВМС в IX веке, они, как и другие балканские славяне, были обязаны морским «братьям», уже чувствовавшим себя нотаблями.
Те плодились-размножались, Брач становился для них тесен и к тому же всё время переходил из рук в руки, поэтому брачане, будучи пацанами конкретными, начали перебираться в Италию. Самым известным из них был знаменитый кондотьер XIV-XV веков и правитель Перуджи Браччо да Монтоне (Braccio da Montone - на картине справа вверху). В морской битве он наголову разгромил надменных испанцев, самонадеянно назвавших итальянцев «слабаками».
Потомками «братьёв» стали и графы ди Брацца (di Brazza) – повелители города Удине. В 1858 году в обедневшем римском доме у графа Асканио Саворньяна ди Брацца родился седьмой сын – Петро Паоло. Только открыв глаза, мальчик начал – вполне в духе предков – грезить морскими странствиями и авантюрами. В десять лет, став подданным последнего из Бонапартов – Луи-Наполеона, он, уже Пьер Поль Франсуа Камий Саворньян де Бразза, поступил в военно-морскую академию в Бресте. А после ее окончания совершил несколько экспедиций военно-географического характера в Западную и Центральную Африку, где уговаривал местных королей подчиниться обаянию Франции.
В 1880-м де Бразза, 28-летний потомок славянских пиратов Адриатики (на фото внизу), основал город Браззавиль – столицу нынешней Республики Конго.
Автор напоминает, что все материалы этого дневника перепечатываются только с надлежащей ссылкой - All Rights Reserved.

Браззавиль – город компактный, малоэтажный, с утопающим в зелени центром, спокойный. В отличие от застроенной вычурными высотками, разухабистой Киншасы – Kinshasa, в прошлом Леопольдвиля, Leopoldville. Это – находящаяся по другую сторону широченной Конго столица одноименной страны, бывшей бельгийской колонии.
В 1940-1943 годах Браззавиль дал приют «Свободной Франции» генерала Шарля де Голля. По этой причине горожане после получения Конго независимости в 1960-м не дали Браззавиль переименовать. Рассказывают они о своём малозаметном на карте городе такой анекдот: «Нацисты направили эскадрилью разбомбить к чёртовой матери голлистское гнездо. Ассы Геринга вернулись не с чем и докладывают: «Херр маршал, Кинсасу видели – Браззавиль не обнаружен».
Самое красивое в Браззавиле его женщины – статные, высокие – и их песни. Кто их не слышал, тот по первоначалу подумает, что исполнительницы откуда-нибудь из Юго-Восточной Азии. У сильного пола свои песни – очень похожие на … русские. Когда тамошние мужики, мирно попивая пиво-вино в центральной забегаловке «Chez Papa Tranquille» («У умиротворенного папы»), беседуют о житье-бытье не по-французски, а на своих племенных языках – и слышишь не слова, а только интонации, – то создаётся полное впечатление, что ты в какой-нибудь московской «шайбе», только столичные жители – почему-то африканцы темнокожие.
В большинстве своём мужчины Конго – интеллигентны, всегда отутюжены с ароматом хорошего парфюма, домовиты и работящи. Видимо, поэтому так много русских женщин захотели взять их к себе в мужья.
На фотоснимках: браззавильянка (1), лидер сражающейся Франции в Браззавиле - 1941 год (2), на улице Браззавиля (3), вид на Киншасу с другого берега реки Конго (4) - помните? - "... там солнце печёт, река под названием Конго течёт ..."

«Хозяин давеча с работы вернулся, вынимает из сумки фотоальбом Юрия Роста. «У главного редактора одолжил. Вот сюда мы поедем», – говорит и пальцем на снимок показывает. Он у нас уже давно в этом смысле с глузду сдвинулся, с Великой Китайской стены упал. Есть у него такая безумная мечта – оставить КИС на попечение мамы Иры, а самому на время с «ближним кругом» уехать на необитаемый остров.
«Тебе там будет привольно, леммингами облопаешься», – соблазняет папа Саша нашу Макико-сан. И мне тотчас представилось, что лемминги эти – что-то вроде овцебыков, поскольку Макиша у нас сильно свирепая.
Приснилось мне тогда же, что заключили мы контракт на сезон – поработать на маяке то ли на нашем Сахалине или Курильских островах, то ли на скандинавских каких-то.
Не жизнь – благодать. Раздражителей нет. Вертолёт прилетает раз в месяц. Макико-сан обитель нашу охраняет, гостей незваных с острова выпроваживает и, как было ей обещано, ловит леммингов. Ватаси-сан, то есть я, наводит порядок и кухарит. Мам-Джаляль-сан управляется с маяком – сын в плане всякой техники головастый. А хозяин закусывает и пишет за меня мои повести» (Из книжки первой «Ватаси – это Я» – ARR).