Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны?
"Гамлет" Шекспир

Начать рассказ о книге Федерико Аксата я хочу не с того, что это триллер с фармакологией, спецслужбами и чувством вины, а с того, что значительное место в романе занимает тема бокового амиотрофического склероза. Совсем недавно, рассказывая о "Черной башне" Филлис Дороти Джеймс, я говорила, что в России, где высочайший процент заболеваемости этой бедой, проблема замалчивается. О чем не говорят часто, громко, четко, во всеуслышание, доступным языком масскульта - того как-бы и нет.

Нет необходимости обращать на это внимание и выделять в бюджете статью на лечение и помощь больным, без угрызений совести направляя средства на милитаристские нужды. Я не столь наивна, чтобы полагать, что одна-две-несколько книг от писателей со сложившейся аудиторией в корне изменят ситуацию. Но повлиять на нее могут, как уже многие годы делает англоязычная литература.

Герою "Амнезии" довелось пережить подростком мучительную болезнь и смерть мамы от БАС, затем арест и самоубийство в тюрьме отца, ставшего убийцей в глазах правосудия, когда помог ей уйти от невыносимых страданий. Это не сломало их с братом. Талантливый художник Джон стал автором графических романов для детей, его старший брат Марк, гений - фармацевтом, главой собственной фармакалогической компании.

Не то, чтобы все было совсем безоблачно, у Джона серьезные проблемы с алкоголем. Однако после того. как это стало причиной распада его брака, он твердо намерен порвать со спиртным. Вступает в Анонимные алкоголики, держится год... Пока одним непрекрасным утром не просыпается с адской головной болью рядом с юной незнакомой красавицей. Девушка застрелена, на столе пустая бутылка, Джон ничего не помнит.

Вопреки логике, а может подчиняясь странной алогичности этой абсурдной ситуации, вместо того, чтобы вызвать полицию или попытаться избавиться от тела, он решает выбросить подальше от дома бутылку. А когда возвращается, девушки и следов ее пребывания в его доме нет. Такова завязка этого отчасти фармакологического, отчасти шпионского триллера, соединенного с семейной драмой и историей мужской дружбы-взаимовыручки.

Романа, в котором элемент мистики получит строгое научное объяснение, из шкафов извлечется множество скелетов, приоритет дружбы перед любовью будет в очередной раз подтвержден, а спецслужбы в очередной раз укушены.

Достойная история: интересно читать, герои вызывают сочувствие, неожиданные сюжетные повороты, непредсказуемая развязка.

"Любовь - то, что ты для меня нож, которым я копаюсь в себе."
Кафка "Письма к Милене"

Давид Гроссман непростой автор, и нет, с Кафкой он у меня не ассоциируется. Если искать соответствий - то скорее прустовская самоуглубленность в соединении с достоевским надрывным трагизмом. И я люблю Гроссмана, но одновременно читать его мука, именно в силу этой вот страсти к расковыриванию душевных ран с вываливанием на читателя их неудобного содержимого.

Роман, в заглавие которого вынесен перифраз из кафкианского письма к Милене Есенской, можно воспринять как любовный: встречаются два человека, у обоих семьи, он моложе, она старше, он принимается писать ей. Нет, не в сети. самыми настоящими бумажными письмами с конвертами и почтовыми марками. Писать, рассказывая, как она прекрасна, сколько в ней тихой неосознанной прелести и грации, какое немыслимое счастье стать ее рыцарем.

Всякая женщина, какой доводилось быть объектом интереса сетевого донжуана, имеет приблизительное представление о дифирамбах конфетно-букетного периода подобного романа. Он ведь не в подарках заключается, а именно в таком куртуазном ухаживании, когда объект возводится на пьедестал, и внезапно, в этой затурканной своей жизни, начинает ощущать себя звездой, королевой, святой - всеми вместе.

Вот она бывшая обычной теткой, вряд ли кому интересной, становится средоточием чьей-то вселенной. О ней думают последнюю мысль, засыпая и первую после пробуждения. Подсаживают на иглу рыцарского поклонения, которое, осторожно - вызывает зависимость. Она может думать: "Что с того, зато я впервые за многие годы ощутила себя по-настоящему живой". Но с того многое, коготок увяз - всей птичке пропасть.

А с пойманной птицей можно разные вещи сделать: зажарить на вертеле, читай - использовать для необременительного секса, посадить в клетку - сделать долгоиграющей любовницей, набить чучело - самый трудоемкий, но и самый изощренный путь, когда другой человек становится вместилищем для твоих душевных помоев. Как психоаналитик, которому не нужно платить. С той разницей, что невольная исповедница не имеет профессиональных навыков психологической защиты от медленного яда откровений.

На самом деле, это лишь один из аспектов многообразного смыслового наполнения книги. "Будь ножом моим", как все. что пишет Гроссман, сложная плетенка из образов, обстоятельств, поступков, характеров, мотиваций. Мириам (учительница, замужем, ребенок-инвалид) не устоявшая перед соблазном отогреться ненадолго у костра, разведенного для нее заботливым незнакомцем - эта Мириам, с ее непростым прошлым, теперь живущая в аду, далеко не мышка серая-несмелая. И когда завершится часть Яира, такая же раздутая, как его эго, страницы ее записок окажутся режущим по живому ножом для читателя.

Очень хорошая книга об объекте, превращенном в инструмент, сыре в мышеловке и о том, что "ах, обмануть меня не трудно..." О том, что оставаться собой предпочтительнее, чем становиться чьим-то ножом.

Я уплываю и время несет меня с краю на край...

До этого романа художница и преподаватель Одри Ниффенеггер если была известна, то в очень узком кругу, как автор нескольких графических романов, тяготеющих к макабру и готике с названиями, вроде : "Старая дева" "Аберрант Абекадариум", "Убийца", "Инцестуальные сестры", выполненными в минмалистской манере.

Идея романа, снискавшего мировую славу, пришла тоже во время рисования, когда в голове у нее прозвучала фраза: "Жена путешественника во времени", а история, которая нарисовалась вслед за тем внутреннему взору, была скорее мрачной: вот женщина с седыми волосами сидит у окна и ждет мужа из путешествия где-то во времени. Попытавшись привычными средствами графического романа воплотить сюжет, который привела за собой эта фраза, Одри поняла, что этот инструмент в данном случае не работает и придется переходить к прозе.

Сама по себе концепция человека, по причине генетического сбоя подверженного неконтролируемым перемещениям во времени дезабилье, и его отношений с любимой женщиной - достаточно непроста. Потому дополнительное усложнять возможностью временных петель и парадоксов автор не стала. Генри в реалиях книги может встречаться с собой же, более молодым или старым и это не ведет к сокрушительным последствиям. как в большинстве книг о путешествиях во времени. Разновозрастные встречи Клэр с ним, первая из которых случается, когда малышке всего шесть лет, а ему больше тридцати, хотя реальная разница героев в возрасте составляет всего восемь лет - все это требовало именно текстового, словесного наполнения.

Роман получился в меру трогательным, порой сверх меры внимательным к романтическим перипетиям и страданиям по поводу недостаточно конструктивных отношений с родителями, но в целом захватывающе интересным А последняя четверть, когда повествование становится жестким до жестокости - по-настоящему динамичным. Немало способствовал успеху книги фильм с умопомрачительно красивыми Рэйчел Мак-Адамс и Эриком Баной. Кстати, права на экранизацию были куплены еще до выхода книги в печать продюсерской компанией, которая принадлежала Брэду Питту и Дженифер Эннистон, тогда женатым. Предполагалось, что Генри и Клэр сыграют они, однако к моменту начала съемок звездный дуэт уже распался.

А в это воскресенье, 15 мая мир ждет премьера той же истории, но уже в формате сериала, который позволит более подробно осветить сюжетные хитросплетения, уделив больше внимания каждому эпизоду романа, глубже проникнуть в извилистый внутренний мир героев - чего невозможно было достичь средствами двухчасового фильма. Будет ли снято также продолжение, роман о дочери Генри и Клэр "Другой муж", пока неясно. Известно лишь, что девочка унаследовала отцовскую способность, но, в отличие от него, может управлять своими перемещениями.

Когда я была маленькой, то воспринимала окружающую жизнь как нечто вполне нормальное и естественное. Но ничего естественного на самом деле в нашей жизни не было. Напротив! Она была крайне странной, эта жизнь. Холостяк, мужчина средних лет, удочеряет шесть девочек грудного возраста, привозит сюда, в Швейцарию, чтобы растить и воспитывать их под одной крышей.

Если фраза, вынесенная в эпиграф, заставила вас напрячься в смутном ожидании чего-то скверного, связанного с повесточкой - то расслабьтесь. Подтекста нет, удочеривший девочек человек действовал в соответствии с прямо-таки диккенсовскими принципами благотворительности, и создал им поистине райские условия. Богатая жизнь в доме на берегу Женевского озера, неограниченные возможности для развития талантов. Бережное отношение с любовью и поддержкой.

Непохожие друг на друга, девчонки дружно живут под присмотром заботливой гувернантки Марины, которую зовут Ма, учатся сначала у приглашенных педагогов, затем в частных школах - для каждой подбирается учебное заведение, более всего способствующее раскрытию ее дарования. Отец, которого все они, вслед за старшей, Майей, зовут Па Солт (Папа-Соль) появляется в доме не очень часто, в основном занят загадочными делами своего бизнеса в разных концах света. Но когда появляется, девочки обретают лучшего на свете отца.

Повзрослев, сестры вылетают из гнезда, у каждой своя интересная насыщенная жизнь. Одна только Майя возвращается домой и живет там постоянно. Она литературный переводчик с русского и португальского, хотя владеет множеством языков. Есть причина, по которой самая красивая из сестер в добровольном затворничестве, но о ней мы узнаем позже. Действие первого романа эпопеи "Семь сестер" начинается в тот редкий момент, когда домоседка Майя навещает школьную подругу в Лондоне. Ей звонит Ма с известием, что папа скоропостижно скончался и тотчас похоронен, согласно своей последней воле, на дне морском. А чего, богатые эксцентрики могут позволить себе причуды.

После его смерти каждой из сестер достается содержание, позволяющее вести достойную жизнь без излишеств, а также сведения о местах, имеющих отношение к их происхождению. Первой решается на встречу с прошлым Майя, которая летит в Бразилию. Ее история оказывается тесно сплетенной с историей страны начала прошлого века, с кофейным экономическим бумом и чудовищным кризисом перепроизводства, совпавшим по времени с началом Великой Депрессии. И еще более тесно - с созданием статуи Христа Искупителя, то самой, что символ Рио и одно из современных чудес света. Не раскрывая всех тайн, скажу, что руки Иисуса лепили с рук прабабушки героини Изабеллы, ей же посвящена большая часть романа.

Я не читала Люсинды Райли прежде и на взгляд искушенного читателя она может показаться автором чиклита, к тому же тяготеющим к монументальности - в первой книге семь сотен страниц, в каждой из следующих примерно по столько же. Но это только на поверхностный. Да, правдоподобие стремится к нулю, а вся история может показаться нагромождением штампов. Однако можно взглянуть на нее иначе, мы ведь слушаем сказку или смотрим приключенческое кино, не предполагая что события могли происходить в реальности, а по принципу "сделай мне интересно".

Райли сторителлер от бога и она умеет делать интересно, собирая из конструктов: тайна усыновления, любовный треугольник, надежда после утраты - отличную историю. Могу предположить, что с каждой из сестер будет связано нечто подобное (одно из чудес света?) И это делает возможным возвращение к "Семи сестрам", пусть нескорое.

Инструмент не твой, если ты на нем не играешь. Правило музыкантов!

Когда героиня "Жизни, которая не стала моей" говорит это, она имеет в виду, только буквальный смысл, не предполагая метафорического значения. Между тем, собственная жизнь давно превратилась в инструмент, на котором она перестала играть. Вернее, внешне все выглядит лучше некуда: сорокалетняя привлекательная обеспеченная и уверенная в себе женщина занимается любимым делом - она музыкальный терапевт, живет в Нью-Йорке и помолвлена с богатым симпатичным Дэном.

На деле, все для нее словно бы закончилось в то утро, когда погиб любимый муж Патрик. Уже двенадцать лет Кейт не чувствует вкуса жизни. Как во сне. Пока, одним прекрасным утром, перебрав на вечеринке по случаю помолвки, не просыпается в той своей жизни, какая могла бы быть, не случись несчастья: муж, с которым они созданы друг для друга, дочь-подросток, талантливая юная пианистка, творческой реализации которой не может помещать врожденная глухота.

Дивный новый мир ярче и звонче реального, и вообще не похож на сновидение или галлюцинацию. Что не мешает ему истаять, оставив героиню с положительным, но нелюбимым женихом. Однако свершилось, та чудесная девочка, дочь, чтобы понимать ее и уметь с ней общаться, когда и если им доведется встретиться вновь, героиня записывается на курсы американского языка глухих. Одновременно, зерно сомнения, годы дремавшее в ее душе, полито и согрето, Кейт все серьезнее задумывается, тот ли человек Дэн, который разделяет ее стремления, одинаковы ли их базовые ценности.

В то время, как для жениха это возможность покупать дизайнерскую одежду, хорошие вина, ужинать в ресторанах, Кейт спокойно относится к атрибутам престижа, но для нее важно приносить реальную пользу, помогать людям. Потому, с готовностью откликается на просьбу помочь в работе с проблемными глухими подростками из программы государственного попечения - сиротами и детьми безответственных родителей.

Это волонтерство, не предполагающее оплаты, но в современном мире подобное распространено шире, чем может казаться. Возможность подарить свое время и силы тем, кто нуждается в помощи, приносит куда более серьезное удовлетворение, чем радости, доступные за дензнаки. Так призрачная реальность прорастает в повседневность Кейт, все дальше разводя ее с тем, что большинство назвало бы крепким якорем в житейском море, надежной опорой и каменной стеной. Но именно эти вещи делают ее куда более счастливой, чем пребывание в золоченой клетке чужого снобизма.

Кристин Хармель, с романом которой "Забвение пахнет корицей" мне довелось познакомиться прежде, известна несколько избыточной, порой раздражающей, идеализацией романтики. Но сюжет выстраивает безупречно, каждая деталь становится его двигателем, и в конечном итоге приводит своего читателя вовсе не к любовным сюсю-мусю, а к самореализации, в ходе которой героиня решает множество проблем и выстраивает новые, более конструктивные отношения с миром и людьми, среди которых партнерские - одни из многих. Важные, но не основополагающие.

Интересная книга о том, что взамен грусти об идеальной жизни-которая-не-станет-твоей, можно что-то сделать с той-которую-живешь. Можно сделать многое.

Дайте мне власть — я все бы сделал наоборот. Самых известных — на передовую.

Я прочла об этой книге пару месяцев назад в сборнике эссе о кино и литературе Алексея Поляринова "Ночная смена". Тогда же роман поселился у меня в читалке. Дополнительным стимулом стал перевод Максима Немцова, культовой фигуры современной русской словесности. Не всегда совпадая с ним в преференциях, не могу не признать его литературный вкус безупречным.

В этом случае совпала, "Город" по-настоящему хорош. Место действия Ленинград, время - декабрь сорок первого, первая блокадная зима. История двух парней, вынужденных ради спасения жизни искать дюжину яиц - безусловно, приключенческий роман. Но написанный с благоговейным уважением к блокадникам, любовью к городу, и ни в малейшей степени не ернический. Повествовательно выстроен, как рассказ деда взрослому внуку о военной юности.

Итак, семнадцатилетний Лева, который не уехал в эвакуацию с мамой и сестрой, отчасти доказывая свою "взрослость" , частью по множеству других причин, во время ночного дежурства на крыше замечает немецкого парашютиста. Тот приземляется в их дворе уже мертвым, мальчишки из пожарной бригады обшаривают тело ради трофейных штучек, тут появляется патруль, а за мародерство полагается расстрел на месте. Но Левку отчего-то везут в Кресты. Туда же, той же ночью, попадает красавчик Коля, которого обвиняют в дезертирстве, хотя сам он яростно отрицает это.

Наутро сокамерников, вместо расстрела, ставят перед необходимостью в трехдневный срок раздобыть дюжину яиц. Которых, в силу специфики продукта, в осажденном городе не может быть по определению. Так начнется их Одиссея, в ходе которой придется столкнуться с вещами жуткими, чудовищными, горькими, трогательными, удивительными. И нет, говоря про блокадный Ленинград, не нужно непременно облачаться в тогу трагика и вставать на котурны.

В эти страшные годы люди жили, и влюблялись, и даже смеялись. Алиса Бруновна Фрейндлих рассказывала, как ее мама и тетя, блокадницы, отправились за водой, а канализация давно не работала и обессилившие от голода люди выплескивали содержимое горшков прямо на лестницу, где все это застывало, слой за слоем. И девочки осторожно шли по краешку, где оставались чистые ступени, но одна из них поскользнулась, увлекла за собой другую, обе покатились, как с горки, до самого низу. А потом начали хохотать, и мама говорила Алисе, что больше никогда в жизни она так не смеялась.

Но к нашим героям. Не буду пересказывать. По большей части события книги разворачиваются не в городе, где найти яйца нереально, а в деревне, куда они отправляются за вожделенной дюжиной. В партизанском отряде. В фашистском плену. Дэвид Бениофф прекрасный рассказчик, тяготеющий к эпичности - вы наверняка знакомы с ним, если смотрели "Игру престолов", ведущим сценаристом которой он был. Эпизоды "Города", если проанализировать их с точки зрения пропповской "Морфологии волшебной сказки", при совершенной внешней реалистичности - по сути, сказочные, мифологические сюжеты. И этот метод осмысления не менее оправдан, чем любой другой.

Интересно, грустно, страшно, захватывающе, трогательно. Хорошая книга, достойный перевод.

Модернисты копали в глубину, начиная с поверхности. Постмодернисты сглаживали глубину средствами поверхности. Метамодернисты применяют глубину к поверхности.

Не люблю постмодернизма. Мне претит его холодный цинизм, злая ирония, бесплодный снобизм и бесконечная цитируемость, словно бы упразднившая самое понятие плагиата. Несколько лет назад, формулируя свое отношение, я говорила, что постмодернизм, с его полувековой историей, юн в общекультурном контексте. Младенец, который еще не доказал своей жизнеспособности и, вполне может статься, канет в лету, не успев этого сделать. Останется в анналах истории, как короткий промежуток фельетонной культуры из "Игры в бисер"

Но может случиться и обратное, он станет основанием для новой культуры, особенностей и черт которой сегодня никто не может предсказать. Никто никогда ничего не знает наверняка и то, что кажется паразитическим, в сути, образованием - возможно, корень, умеющий брать соки не из земли, а из воздуха или напрямую из солнечного света. И вот, когда я все это себе думала, "Метамодернизм" уже был написан.

Профессор кафедры философии Университета Эразма в Нидерландах, Робин ван дер Аккер давно и серьезно занимается исследованием текущей ситуации и тенденций развития современной эстетики. Утверждая, что она уже не может быть исчерпывающе объяснена в терминах постмодернизма, на смену которому идет метамодернизм.

Метамодернизм - это термин для выражения изменений в современной культуре, которая вышла за рамки постмодерна, несколько преждевременно возгласившего "конец истории". Несмотря на постмодернистскую иронию и цинизм, казалось бы, укоренившиеся в нас, стремление к смыслу — к искреннему и конструктивному прогрессу и самовыражению - постепенно стало формировать доминирующий культурный модус.

Постмодернизм, с его цинизмом, всепроникающей иронией, установкой на отказ от героики и нигилизмом не дает сколько-нибудь внятного ответа на вопросы повседневности. Метамодернизм (далее М), согласно Аккеру, возрождает искренность, надежду, романтизм, возвращает грандиозные повествования и универсальные истины, не теряя при этом того важного, чему научил нас постмодернизм. Не буквальное возвращение к какому-то из видов реализма, классицизму, романтизму и иже с ними, но очередной виток спирали развития.

Книга рассматривает М. с трех основных позиций: историчность, аффект и глубина, каждой из которой посвящен раздел, состоящий в свою очередь из нескольких статей. Историчность - специфическая модальность, в которой человек предстает перед самим собой через пребывание в истории. В отличие от постмодернизма. провозглашавшего конец истории, М. утверждает режим историчности с его восприятием нарратива (где модернизм смотрел в будущее. а постмодернизм в прошлое, М. видит настоящее, не отрицая прошлого и будущего) .

Аффект М. прямо противоположен холодному равнодушию постмодернизма. На смену которому в книгах, фильмах и сериалах (а также фотографии, стенд-апе etc) приходит тепло, приязнь и сочувствие. Где постмодернизм смеялся "над", М смеется "вместе с". Для меня часть Аффекта была наиболее интересной, еще и потому, что в качестве объекта рассмотрения в ней привлекались книги и авторы, со многими из которых знакома, и впечатление о прозе Али Смит, Зэди Смит, Джонатана Франзена, Роберта Фостера Уоллеса, Марка Данилевского, Крис Краус, Джеффри Евгенидиса - совпадает с аналитикой автора. А вводимое им понятие постироничного билдингс-романа и расшифровка автофикшна многое объяснили.

Глубина М. в противоположность скольжению постмодернизма по поверхности событий, явлений, характеров среди стремительно расползающейся ткани бытия, позволяет применить средства проникновения в глубину уже к поверхности, вернуться к модернизму в условиях массового общества, не утратив привнесенной постмодернизмом гипертекстуальности.

Интересная умная книга, предназначенная достаточно ограниченному кругу читателей

Там, где постмодернизм целенаправленно порождает хаос и иронию, метамодернизм целенаправленно создает порядок и единство.

— Спокойно! Старики обожают слегка пощекотать себе нервы.
— Тебе не приходится их успокаивать, когда они вдруг решают, что китаянка, выносящая медотходы, приторговывает наркотиками.
— А ты уверена, что она этого не делает?
— Поверь мне, я у нее спрашивала.

Эту книгу от издательства "Манн, Иванов и Фербер" я выиграла в книжной раздаче LiveLib. Начиная читать, представления не имела о том, что это будет. Детектив? Недурно. Ирландский? Еще лучше, про Ирландию мы любим. Начало предвещало, что будет интересно: парень волонтерит в доме престарелых и хосписе, наносит визиты старикам, тщательно фиксируя в журнале время пребывания.

У него такая лицевая особенность — совершенно невыразительная внешность, за которой старики видят кто своего внука, кто сына, кто бойфренда племянницы. Он явно небогат и не вполне понятно, зачем тратит молодую жизнь на занятие, не приносящее дохода. То есть, понятно. когда по зову сердца, но в таком случае не фиксируют время прихода и ухода.

Когда медсестра просит его навестить еще одного одинокого умирающего старика, молодой человек собирается отказаться, но она предлагает после подбросить его на своей машине домой, дав возможность сэкономить евро сорок центов на автобусе. Пол, видите ли, живет на пятьсот евро в месяц, что гроши даже в небогатой Ирландии. На то есть причины и мы узнаем их достаточно скоро, но пока старикан, приняв посетителя за сына своего друга (не забыли про особенность?) принимается... душить его.

Эта сцена положит начало серии головокружительных, опасных, отчасти абсурдистских приключений, о которых невозможно будет читать без смеха. Не потому, что автор ставит своих героев в смешное положение, а оттого как это написано. На самом деле, вначале не понимаешь, почему смешно, вроде детектив и не положено, после просто отдаешься во власть дурацкому неуместному, казалось бы, веселью.

Литературный дебют Куива Макдоннела оказался очень удачным, "Человека с одним из многих лиц" был номинирован на CAP Award, хотя следует уточнить, что с этой книгой автор дебютировал только как прозаик, прежде много и успешно работал сценаристом на ирландском и британском телевидении, теперь живет в Манчестере.

Отличный роман, нетривиальный сюжет, интересная интрига. есть дико обаятельный ирландский Грязный Гарри. А возможность от души посмеяться с книгой стоит ценить в наши темные времена.