Неделю тому назад наткнулся на давно, казалось бы, почивший в бозе аргумент о неправильности Советского Союза. Мол, когда спускали советский флаг над Кремлём, никто не вступился. Ни сколько-то там миллионная КПСС, ни хомо советикус вульгарис ан масс. Не тот, значит, Союз-то был, а? В августе за новую свободную Россию, эвон, под танки бросались.

Люблю такие рассуждения, когда они звучат не в споре со мной, а так, мимолётом. Если человек помер от сердечной недостаточности, то, значит, был дураком или сволочью.

Оно бы и ладно, боевая ностальгия с некоторых пор не мой вид спорта. Однако сам предмет, этим изнаночным аргументом затронутый, с тех же пор стал актуален, и его бы не грех рассмотреть.

Теория. Есть такой предмет, как легитимность государства, и, если выжимать смысл из его словарных определений, то это потенциальное согласие подданных государства с его действиями. Потенциальное, как потенциальная энергия в физике.

Легитимность в отдельно взятом государстве трудно наблюдаема и сложно измеряема. Её легко объявить существующей или несуществующей, и неважно, существует она де-факто или нет здесь и сейчас. Так поступают «цивилизованные страны», когда объявляют настоящим, «легитимным» президентом своего зарубежного клиента, проигравшего выборы или не дошедшего до них. Другое дело, что долго поддерживать хорошую мину в этой игре невозможно, и «легитимный» клиент рассасывается во втором переносном смысле.

Следствием этого балагана оказывается инфляция самого понятия «легитимность»: её и продолжают отождествлять с внешней оценкой местных дел, хотя она, во-первых, совсем другое, а, во-вторых, критически важна для общества, у которого есть государство.

Легитимность трудно посчитать, однако можно указать на проводимые в жизнь государственные решения, однозначно снижающие легитимность этого государства.

Отличительным признаком таких решений станет бессудное поражение подданного в субъективных правах.

Права эти, опять же в моём понимании, сводятся к гарантированным государством возможностям подданного добиваться своих целей. Свободы, в моём же понимании, описывают ограничения на эти цели. Свободы – это «что можно», права – это «как можно».

В обсуждении состоявшейся или возможной делегитимации речь идёт именно о лишении прав, которые были, а не об отказе в предоставлении прав, которых не было. Именно поэтому требования прав мигрантами и ещё прав всевозможными меньшинствами не посягают на легитимность соответствующих государств.

На полях отмечу, что возможности, то есть суть субъективных прав – это не только возможность что-то делать, но и возможность чего-то не делать. Западные общества, в силу господствующей там этики, придают большее значение первой категории возможностей. Апологеты советского общества обычно говорят о второй («право на труд» как возможность не искать работу и проч.).

Лишение человека каких-то субъективных прав в принципе не может быть приемлемым для человека, даже если он именно этими правами здесь и сейчас не пользуется, достигая своих целей с помощью других субъективных прав. При этом самое резкое отторжение таких решений и у него, и у его близких, и у ему подобных возникает при отсутствии возможности оспорить эти решения. Суд, как учреждение, и нужен-то для того, чтобы такое отторжение смягчить.

Соответственно, делегитимация государства происходит тогда, когда подданные рассматривают, как действительную, возможность бессудной потери своих субъективных прав. Не обязательно только «тогда», но «тогда» обязательно.

История. Советский Союз не вышли защищать не потому, что не понимали, к чему идёт, – хотя последствий уж точно не предвидели – а потому, что он потерял легитимность в глазах своих граждан. Было государство, и нет государства. Нет его потому, что подавляющее большинство граждан знало: оно может им легко сделать крупную гадость. Не сделало, проклинать незачем. Исчезло, ну и скатертью дорога.

Замечу, что такой взгляд никак не противоречит тому, что СССР, по мнению любого отдельно взятого гражданина, был плохим или хорошим, адом или раем. Легитимность этим мнениям безразлична, она о том, что может быть, а не о том, что было или есть.

Как был делегитимизирован Советский Союз? Очень просто.

За свою историю Советская власть многажды творила дела, полностью подходящие под данное определение, – бессудное лишение субъективных прав – в отношении заметного числа граждан советского государства, а равно их близких и знакомых, которые гражданами, например, стать так и не успели, когда пришли красные.

Повторю: эти дела понижали легитимность советского государства в глазах современников, хотя те же современники могли считать их правильными и нужными (например, массовые репрессии 1937-1938 г. г.). Разумеется, Советская власть занималась и другими делами, не только расходуя, но и восполняя свою легитимность. И, опять-таки, оценка современниками этих дел могла быть совершенно не связанной с их, дел, эффектом.

Советский Союз второй половины восьмидесятых был делегитимизирован следующим образом. Были собраны все делегитимизирующие события в его истории и в концентрированном виде вывалены на голову населению через централизованные СМИ. Таким ходом можно убить любое государство без особенных беспорядков и криков ненависти.

Отдельного упоминания заслуживает триумф национальных окраин СССР. Триумф был основан на надрывном визге о том, что Сталин лишил республики тех прав, которые были ими обретены от Ленина и, конечно же, гарантировали райскую жизнь. Древняя история и вековое угнетение – это уже потом, когда первый трюк прошёл.

Выводы из изложенного.

Первый вывод, теоретический и футуристический.

Все предприятия, прямой или сопутствующей функцией которых является донесение непроверяемых фактов до населения без прямого согласия каждого абонента (обобщение понятия централизованных СМИ), должны быть государственной службой. Не предприятием со 100% акций в казённом владении, а службой с погонами. «Старший корреспондент», «спортивный редактор второго ранга». Приказы, построения, штабы, учения, тревоги, выслуга лет.

Должно быть запрещено законом само донесение непроверяемых фактов до населения без прямого согласия каждого абонента помимо этих предприятий. Это вовсе не тёмный ужас: Вы читаете меня, заглянув на этот адрес вполне самостоятельно, хотя бы и по ошибке. Прямое Ваше согласие есть, поэтому за свою здешнюю чушь я сидеть не буду. То же касается авторов художественных произведений всех возможных жанров. А вот рекламу «по площадям» это условие убьёт, да и чёрт с ней.

Негосударственные предприятия по донесению до абонента без его прямого согласия фактов, которые тот мог бы проверить лично, разрешены и приветствуются. Зачем они? Во-первых, чтобы он не проверял, а во-вторых, для сколько-нибудь полезной траты его внимания. Там, кстати, будет место и для рекламы, но избирательной и не наглой. Особенно если уточнить сами пределы возможностей «проверки фактов» у конкретного обывателя и привязать те пределы к классам рекламируемых товаров.

Предложенные меры не уменьшат информированности населения. Они не имеют целью некое торжество правды и ответственности. Они всего лишь делают невозможным советский прецедент. Уроки истории, изволите видеть, причём всерьёз, а не на уровне деклараций и смены эмблем.

Стоимость всего этого великолепия – огромный, несопоставимый с нынешним спрос на художественные произведения со всеми вытекающими последствиями.

Второй вывод, практический.

Всякое государство, лишающее своих граждан права вести свою житейскую, экономическую, гражданскую деятельность на русском языке – нелегитимно. Это частный случай понимания, изложенного выше. Нелегитимное государство не может рассчитывать на признание своего суверенитета другими, легитимными государствами: хотя бы какая-то их часть и была его, нелегитимного, союзниками и содержателями. Действия Российской Федерации, имеющие целью или эффектом восстановление права населения нелегитимного государства общаться на русском языке, не могут оцениваться с точки зрения их совместимости с суверенитетом нелегитимного государства. Даже если это, например, одна из прибалтийских гипердержав.

На полях. В своё время – восемь лет тому как, да и позже – Рунет шутливо недоумевал, чем занимаются люди из СК РФ в независимых республиках. А они занимались уголовно наказуемыми действиями украинского государства по лишению своего населения права говорить на русском языке. Или, уточню, занимались строго юридическим преследованием уголовных преступлений киевской клики. Я бы добавил, что настырно предлагавшаяся РФ «федерализация Украины» была первой и единственной возможностью релегитимации украинского государства после 2014 года, но это уже отдельная тема.

Ещё раз на полях. Сволочи убили Дарью А. Платонову в результате профессиональной операции спецслужб, а срок подготовки и проведения этой операции составил месяцы и недели. Внимание, вопрос: а почему Янукович девять лет жив? Ответы вроде «я, сотрясатель миров, только что про него вспомнил, а значит, он никому в нашей Галактике не интересен», не принимаются. Принимается ответ: зачем-то его, последнего легитимного президента Украины, хорошо охраняют. Вот я и думаю, зачем. И вообще, что лучше звучит: «правительство национального единства» или «правительство национального спасения»? Про «правительство национального покаяния» я не буду, советский опыт подсказывает, что это унизительно.

Третий вывод, вновь теоретический и не менее футуристический, чем первый.

Похоже, с врождёнными правами человека пора завязывать. Благо это возможно.

Например, чтобы не убивать новорожденного или старика, достаточно прописать в правах семьи то, что ни один её член не может быть лишён жизнеобеспечения. Там, вообще-то, сложнее, но подход понятен. Так и с остальными правами, которые кажутся обязательными. Человек без общества будет или станет маугли с маленькой буквы, который и слова-то «право» не различит, а «врождённое» не выговорит.

Однако все эти врождённые или, точнее, надуманные права могут быть предъявлены любому обществу извне как отказ в легитимности его управления. Просто потому, что государство этого общества не может обеспечить их, а значит, – если они были изначально, врождённые – оно лишает их. А дальше всё решает сила, благо повод для внешнего вмешательства есть, причём такой, который даже в обществе-жертве принимают за оправданный: права врождённые, права по умолчанию, как же иначе.

Такая дыра под ватерлинией или, если хотите, backdoor пережила себя. Она была нужна во времена буржуазных революций как оружие против абсолютизма, да где те революции нынче с тем абсолютизмом. Пора это дело сворачивать.

Однако это уже отдельная тема. Покамест спасибо за внимание.

Меня попросили рассказать о такой вещи, как «искусство» в понятиях учения об аналитической этике, которое я не устаю здесь комментировать. Я даже его придерживаюсь в жизни, если что, и не жалею об этом. А окружающих не спрашивайте.

Выполняю просьбу. Текст получился очень длинным и скорее громоздким, однако частные случаи всегда требуют больше времени и сил, нежели общие, а «искусство» есть частный случай «культуры»: точнее, одно из явлений «культурной сферы» общества.

Что ж, начну. И картинку поставлю. Слова на ней суть мой перевод начала широко известного монолога. Кто не понял, извините меня. А кто понял, извините уже моё чувство юмора, оно законченная сволочь.



1. Сначала словарь. Для объяснения своей точки зрения я буду использовать термины «факт» и «переживание» в значениях, которые определю ниже. Я придерживаюсь этих значений в собственных размышлениях.

Если кто-то считает, что приведённые определения не соответствуют его пониманию «фактов» и «переживаний», мне очень жаль. Если кто-то считает, что «факты» и «переживания» суть совсем другое, причём только совсем другое, то мне ещё жальче. А «феномен» и «ноумен» идут лесом, я не философ, а погулять вышел.

Итак, и перетакивать не буду.

Я считаю фактом всякое событие, воспринятое человеком, которое человек способен описать и передать средствами второй сигнальной системы, то есть такое событие, которое можно символизировать (словами, формулами и проч.).

Подробность и правильность такого описания суть «вторые сложные вопросы», и они действительно непростые. Хорошо, что речь сейчас не о них.

Переживание, напротив, есть воспринятое человеком событие, которое тот не способен описать и передать средствами второй сигнальной системы.

Назвать или обозначить такое событие он может, только это будет указанием на событие, а не его описанием или передачей: другой человек, услышав это обозначение, просто обратится к своему собственному переживанию под тем же или схожим названием.

Аналогия: одинаковые имена файлов в разных директориях и с разным содержанием. А то и в разных форматах.

В первую очередь в «переживаниях» окажутся события, которые влияют на само восприятие человека: их в принципе труднее всего описать.

Обычно такие события отождествляют с изменениями внутреннего состояния человека. Однако для конкретного человека переживанием будет всякое событие, которое он не может описать и о котором он не может поведать просто в силу своих недостаточных способностей это сделать. Под это ограничение могут попасть и события во внешнем мире: «принеси то, не знаю что».

Вообще, развитие умений и навыков описания событий у человека как вида неизбежно ведёт к увеличению доли фактов в воспринимаемых отдельно взятых человеком событиях и уменьшению доли переживаний в них.

Теперь главное.

Наука в обществе – то, что связывает факты между собой. Искусство в обществе – то, что связывает переживания между собой.

Далее только про искусство.

2. Искусство занимается тем, что структурирует невиданное (нераспознанное), упорядочивает неописуемое.

Искусство в обществе присутствует как множество конструкций из переживаний. В этих конструкциях переживания выступают составными частями, формы и размеры которых известны лишь приблизительно, к тому же различны у разных людей с разными навыками описания событий.

Само понятие «конструкции» здесь имеет смысл лишь потому, что получается описать и объяснить положение этих составных частей друг относительно друга.

Такого можно добиться только через ввод в невиданное и неописуемое, которое подлежит структурированию и упорядочению, таких фактов, которые определят взаимное расположение переживаний друг относительно друга.

Эти факты, таким образом, создадут связи, отношения между различными переживаниями; выступят более или менее понятными символами, скрепляющими разные экземпляры неописуемого между собой.

Общепринятое название таких фактов и их собраний – «произведение искусства». Статуя, картина, книга, песня, кинофильм, компьютерная игра и так далее. Каждое «произведение искусства» есть пересечение лёгких путей между необъяснимыми вещами. Ранее я говорил об искусстве как средстве экономии воли (сил): я полагаю, что так это средство и работает.

Замечу, что такое понимание можно отнести и к искусству как сверхдолжному умению в создании вещей. Это умение сам его обладатель, как правило, не может объяснить и не может передать.

Опять-таки, искусно сделанная вещь, пусть будничная, тем и отличается от всего лишь правильно сделанной вещи (хотя бы и финта в спортивной игре), что провоцирует пользователя на переживания. Точнее, она облегчает пользователю их проявление: от сиюминутного восхищения до размышлений о бренности всего сущего.

Замечу уже на полях, что то же самое верно для присутствия сверхдолжных умений в истории той или иной вещи: например, древнего, пробитого пулями боевого знамени.

3. По моему мнению, к пониманию искусства как общественного явления вполне применим аппарат аналитической этики. Тем более, что применить его просто. Намного проще, чем изложить результаты применения.

Сумму переживаний отдельно взятого человека, сумму необъяснимого, называют его «внутренним миром», составной частью мира вообще. Да, слово «подсознание» мне известно, но оно перегружено копирайтами.

Думаю, что сознание человеческое, ум человека, его волю, личность, «я» правильно понимать, как прослойку между «внутренним миром», то есть частью окружающего мира, и всеми остальными частями. Такая оболочка воздушного шара. Хотя это слишком богатая аналогия, не ко времени.

Я всего лишь хотел сказать, что прошлое рассуждение о понятии «истины» в работе «Поведение» вполне может быть применено здесь, и «истина» для «искусства» пребудет всего лишь составной частью «истины» как «соответствия иному», «симметричного соответствия бытия и сознания» по Крылову.

«Бытием» здесь окажется не весь мир, воспринимаемый человеком, а только его «внутренний мир», с которым через сознание и работает искусство.

4. Перед тем, как начать рассуждения об искусстве в различных этических системах, надо указать на следующие обстоятельства.

Во-первых, речь не идёт о том, что правильные, «истинные», «свои» с точки зрения господствующей в обществе этики «произведения искусства» обязательно должны оказаться лучше, «искуснее», чем произведения импортированные. Они всего лишь понятнее.

Во-вторых, некоторая часть «произведений искусства» может быть изначально создана на экспорт, «для туристов», и она по определению заметнее извне. Эти произведения будут скорее узнаваемы, чем содержательны.

Если какое-то общество получило возможность дёшево доставлять любые свои «произведения искусства» в каждый дом на планете, тогда, конечно, само искусство в этом обществе будет тяготеть к карикатурности. Однако это никак не означает, будто такое общество лишено возможности создавать «настоящие», глубокие «произведения искусства».

В переводе на русский: наличие в США Голливуда не отменяет возможности появления там Достоевского, как бы нашим борцам с бездуховностью ни хотелось верить в обратное.

В-третьих, в самом обществе «сфера культуры» может оказаться менее важной и значимой, чем «сфера власти» или «сфера экономики». Я написал «может», хотя не знаю обратных случаев.

Если функционирование «сферы культуры» ограничено условиями, которые ей ставят «сфера экономики», «сфера власти» или «коммунальная сфера», то и форма, и содержание «произведений искусства» могут быть ограничены соответствующими расчётами и соображениями авторов.

Опять-таки, «могут», но не обязательно «будут ограничены». И именно на этой разнице между «могут» и «будут» паразитирует так называемая «альтернативная культура». Она живёт с того, что выдаёт себя за «настоящую культуру», якобы не подверженную влиянию ни экономических, ни управленческих, ни коммунальных соображений.

5. К системам.

«Южная этическая система». «Я должен делать другому то, что он делает мне». «Я должен уподобиться реальности». «Я должен уподобиться своему внутреннему миру, положиться на необъяснимое во мне».

Конечно же, чутьё. Интуиция как нечто нужное, достойное и похвальное. Кстати, я склонен полагать, что в «южных группах» так и получаются вожди. Обычно они не бабы, но они «сердцем чуют». Именно поэтому за вождями идут, поэтому им подражают те, кто чует хуже: больше вероятность выжить.

«Южное» искусство обеспечивает такое поведение большинства. Надо отличить от остальных в своём окружении того, кто чует лучше; надо пойти за ним. В самом акте различения рациональность человеку только вредит, им верховодит лишь его самовосприятие, его «внутренний мир».

На выходе получаются боги, герои и прочее такое же. Минимум достоверности и минимум последовательности в сюжетах и антураже. Достоверность, изощрённость, последовательность тут вредны, ибо они претят иррациональности, забивают чутьё.

Сами факты, создающие структуру произведения искусства как конструкции, могут быть взяты вообще наугад, благо в примитивном обществе фактов немного. Творческий процесс «южного искусства» со стороны может казаться безумием, и присутствие в его обеспечении галлюциногенов не выглядит странным.

С другой стороны, безумные «произведения искусства» по определению трудно запомнить, и передача их в «южных обществах» из поколения в поколение влечёт очистку штучного, сколь угодно талантливого шаманского бреда до архетипических образов и понятных действий.

«Восточная этическая система». «Я не должен делать другому того, чего он не делает мне». «Я не должен противоречить реальности». «Я не должен спорить со своим внутренним миром».

«Восточное искусство» помогает человеку уклоняться от внутренних проблем, которые грозят вызвать проблемы внешние, то самое противоречие реальности. Оно отвлекает и успокаивает, оно решает задачу профилактики и выглядит гимнастикой.

Строгая форма и ритуальность, выверенная последовательность действий. Предсказуемость в изображении даже сильных чувств. Ограниченное количество очень тщательно проработанных образов и приёмов. Отождествление импровизации с провокацией, то есть делом во всяком случае вызывающим, а чаще всего ненужным и опасным.

«Восточное искусство» назидательно и поначалу скучно. Развлекаться им надо учиться.

6. Перед тем, как перейти к особенностям искусства как общественного явления в обществах, где доминируют «западная» или «северная» этическая система, необходимо задаться вопросом: что здесь станет «гносеологическим переворотом» – точнее, той его частью, что касается искусства? Как скажется переход от «я (не) должен» к «мне (не) должны»?

«Южное искусство» помогает человеку найти образец для подражания в материальном мире. «Восточное искусство» помогает человеку вовремя заметить неприятности в материальном мире, избежать их и не спровоцировать их, в наименьшей степени меняясь самому.

Непосредственное изменение «внутреннего мира» человека всего лишь через ознакомление с «произведением искусства» здесь побочный, плохо предсказуемый и никак не обязательный эффект. «Познавать себя» выходит делом очень трудным, а какие-то успехи в этом деле суть редкость. Настоящих гуру мало.

А вот «западное искусство» и «северное искусство» изначально позволяют человеку работать над собой: только выполняя это условие, они вообще могут существовать и развиваться как общественные явления.

Человек здесь по умолчанию получает доступ к своему «внутреннему миру» и возможность намеренно его редактировать, то есть в «западном» и «северном» обществах искусство позволяет человеку управлять самим собой.

Если вспомнить определение Константина А. Крылова человека, как существа, управляющего самим собой, то можно сказать, что искусство в «западных» и «северных» обществах позволяет человеку становиться более человечным. Если хотите, то более сознательным.

Хотя подчеркну, что не надо путать «человечность» или «сознательность» с соответствием человека той или иной доктрине: научной, социальной, религиозной. Универсальной, единой и безошибочной теории человека нет, хотя претендентов на это место полно.

7. «Западная этическая система». «Другой должен делать мне то, что я делаю ему». «Реальность должна уподобиться мне».

Работа «западного искусства» с «внутренним миром» человека подчинена императиву «познай себя» и сводится к вытеснению во «внутреннем мире» человека переживаний фактами. В идеале «западное искусство» должно добиться того, чтобы человек мог полностью ответить за себя, полно и понятно рассказать, что у него внутри. Или не рассказывать, а сохранить в запароленном профиле, владея собой.

Изначально это требование отнюдь не тождественно требованию совершенной правильности восприятия человеком своего внутреннего состояния. Знать, где что лежит, вовсе не то же самое, что знать, как оно работает.

Факты отгрызают у бесформенных и безразмерных переживаний разные куски и в разных режимах. Например, такое течение в искусстве, как «реализм», занимается этим в открытую, не требуя от человека дополнительных усилий; у других течений могут быть другие подходы.

Переживания, однако, теряя в размерах и приобретая форму, оставляют за собой силу, то есть влияние на поведение человека.

В результате «западное искусство» как связывание фактами переживаний становится пересечением, развёрткой с очень большой пропускной способностью («коротким замыканием») между очень малым количеством точек, в которых необъяснимое всё ещё остаётся и даже наращивает свою концентрацию.

Со стороны такое выглядит как упрощение, типизация, схематизация отдельно взятого сюжета, всё большая характерность исполнителей в «произведениях искусства», сопряжённые при этом с нарастающими разнообразием и дороговизной антуража. Орудием «познай себя» выступает «очень просто обо всём».

Параметром, по которому судят о качестве «произведения искусства» в «западном искусстве», получается возможно более сильный, пускай и примитивный эмоциональный отклик аудитории сразу же после ознакомления с «произведением искусства» («вау»). Он может быть обеспечен как пресловутыми «спецэффектами», то есть яркостью и громкостью, так и выбором очень разных переживаний для «короткого замыкания» между ними, резкого перехода.

С учётом того, что именно «западное искусство» получило техническую фору по средствам доставки куда угодно и кому угодно («для туристов»), то карикатуризация, о которой шла речь выше, в настоящее время более всего заметна в «западном искусстве» и работает на усиление перечисленных особенностей.

Ещё одним усилителем, очевидно, будет доминирование «сферы экономики» в нынешнем «западном обществе». Сильный эмоциональный отклик обязательно должен быть положительным, иначе «произведение искусства» не продать.

Повторю, всё это не отменяет возможности появления Достоевского. «Аппарат есть».

8. Наконец, «северная этическая система». «Другие не должны делать мне того, чего я не делаю им». «Реальность не должна мне противоречить».

Если «восточное искусство» по цели может быть названо профилактикой, а по форме гимнастикой, то «северное искусство» можно соотнести с хирургическим вмешательством после болезни или травмы с целью устранения их последствий.

Где «западное искусство» способствует слиянию фактов и переживаний в единое целое, там «северное искусство» разделяет их, работая на такой «внутренний мир», где нет «классовой борьбы» между переживаниями и фактами.

Факты вольны мешать друг другу: человек вчера знал, что Земля плоская, сегодня узнал, что круглая. Борьба переживаний друг с дружкой тоже дело обычное: сперва любил, потом возненавидел. А вот соперничество фактов с переживаниями во «внутреннем мире» человека – то, что «северное искусство» обязано выявлять и прекращать. Тут можно провести аналогию с кровоизлиянием, но поберегу нервы читателя.

Лучше скажу, что «северное произведение искусства» посвящено распознанию, предотвращению и исправлению ситуаций вроде «чую, что что-то не так» (переживание посягает на факт) и «покорись, ты проиграл» (факт посягает на переживание). Вместо «познай себя» здесь будет «не верь и не поддавайся».

Это, кстати, задаёт приоритет героического эпоса и детектива над остальными жанрами.

«Северные» «произведения искусства», как правило, востребованы «северным обществом». Их ждут после крупных неприятностей, повлиявших на значительное количество людей в группе, где существует «северное общество». Эти произведения не зазорно заказывать и требовать быстрейшего выполнения заказа. А в идеале заказывать много разных «произведений искусства» сильно заранее, с привязкой ко всякому варианту возможных крупных неприятностей. Вакцинирование, да.

Понятно, что «свободный выбор» из множества уже доступных, предлагаемых или навязываемых «произведений искусства» здесь может помочь, однако для «севера» это не оптимальное решение. «Северу» вообще соответствует примат покупки над продажей. «Я могу купить всё, что есть для меня» вместо «западного» «я могу выставить на продажу всё, что есть у меня».

Отсюда «северное искусство» и, шире, «северное общество» испытывают потребность в критике и критиках, причём не для оценки уже состоявшегося «произведения искусства», а для разъяснения авторам, какого рожна от них ждут здесь и сейчас. Профессиональные критики в «северном обществе» на работе должны читать только черновики и играть только в альфа-версии.

На что это будет похоже в понимании «произведения искусства» как лёгкой дороги из фактов от переживания к переживанию? Чем будет «северное» «произведение искусства»?

Главной особенностью «северного» «произведения искусства» станет сложный протокол взаимодействия тех фактов, которые граничат с переживаниями. В порядке аналогии: те пункты инструкций для водителей общественного транспорта, которые касаются конечных остановок.

В «северном» «произведении искусства» аудиторию надо готовить и к наступлению переживаний и, что намного труднее, к отходу от них, к возвращению на дорогу из фактов. Сужу по себе, наличие или отсутствие такой подготовки видится как уважение или неуважение автора к аудитории: одним из важнейших критериев оценки качества «произведения искусства».

9. Итого для «севера».

«Большие вещи», а не сериалы. Дискретизация здесь будет задана не разбиением или повторением сюжета, а разнообразием самого общества: много «больших вещей» для разных частей общества (хотя бы и в одном и том же антураже), а не один сериал для всего общества. Отсюда следуют плохо совместимые с рыночным подходом требования по финансированию таких предприятий.

Ограничения на минимум фактов в связке между разными переживаниями: их должно быть достаточно, чтобы аудитория успела расслабиться и напрячься вновь. Быстрый темп – нехорошо, неожиданностей минимум и жёстко завязанных на сюжет. Это, кстати, суть претензий тех, кто вырос на советских фильмах, к пресловутой «голливудщине» и её местным эпигонам новых времён. «Так и мелькает, так и мелькает».

Неоднозначность и глубина персонажей как обоснование упомянутого выше сложного протокола взаимодействия на неизбежной границе фактов и переживаний.

Отказ от типичности. Отсутствие ограничений на «завихи» действующих лиц постольку, поскольку «завихи» могут быть разъяснены в действующем антураже применительно к действующему лицу, без отсылок «они там все такие странные». Если «завихов» не хочется, то без проблем: главное, помнить, что «нормальный человек» не есть клон, эталон или сырьё на четверть сюжетного хода. Все мы разные, все мы любимы.

И, наконец, по виду искусства: «северному искусству» в наибольшей степени соответствует компьютерная игра («западному» – кино, «восточному» – книга, «южному» – театр). В компьютерной игре совмещение героизма (альтернативных сюжетных линий) с детективом (решением головоломок) напрашивается само, равно как и промежутки в сюжете (между переживаниями), наполненные боёвкой (фактами).

Впрочем, это всё уже как-нибудь в другой раз, я и так уже настроил здесь вавилонских башен. Восемь страниц в Word’е, остатки совести голосят.

Спасибо за внимание. А к темам я ещё вернусь.

ПостСкриптум. Ах да, мои измышления в этом блоге по поводу возможно более достоверной автогенерации сюжетов и антуража для «произведений искусства». Они отсюда. Чтобы были вещи для разных частей общества, а не сериалы с их экономией на антураже. Чтобы автор не сходил с ума, выдумывая оригинальных персонажей, а раскрашивал то, что выдаст ему машина. Чтобы критики могли более или менее спокойно, без мордобоя с автором, знать, что у того получается или нет.

Да-да, «бороду сбрить могу, а вот мысли куда девать?»

Я нынче телевизор смотрю только в промежутке между его включением и выбором диска с фильмами. Увы. Подкрались и уязвили. «Россия нуждается в идеологии», бурно провозгласил человек со скошенными к носу глазами гуманитария. Уж не знаю, в который раз он это сделал. Раньше переключения выпадали на рекламу.

Я тут довожу до ума лабораторные стенды в родном ВУЗе, – не знаю, понадобятся ли, но мне уже едино, решил и сделаю – так что выпущенный на волю внутренний технарь развопился и потребовал слова.

Он знает, как надо. Не что, а как, поэтому его, технаря, надо бояться. Галич чуял.

Слово технарю.

Итак, идеология как понятие есть учение о мере присутствия идей и вещей среди людей.

Проведение любого экземпляра идеологии в жизнь сводится к созданию, поддержанию и изменению списка предметов (вещей, событий, отношений), которые могут быть идеализированы или деидеализированы, то есть к выработке правил включения предметов в этот список, их исключения их из него и определения их места в этом списке.

Идеализация здесь – уменьшение понимания предмета, уменьшение степени разрешения в его рассмотрении, уменьшение доли умственных усилий во внимании, уделяемому человеком этому предмету, в пользу чувственного восприятия.

В пределе идеализация предмета сводит его к неделимой идее с единственным отличительным признаком, требующей от человека наималейших умственных усилий во внимании к ней.

Образ идеализации: у любимого человека нет недостатков. Во внимании, которое уделено любимому человеку, подавляющая часть остаётся за чувственным восприятием,а для работы по различению недостатков, отделению их от достоинств «ума не хватает».

Деидеализация – детализация – есть обратный процесс, когда умственные усилия, уделяемые человеком тому или иному предмету, увеличиваются за счёт доли чувственного восприятия во внимании. Степень разрешения растёт, фотографию рассматривают по точкам. Разоблачают.

В пределе всё внимание человека будет отведено этому предмету при том, что оно почти целиком уйдёт на умственные усилия по объяснению различий, на отслеживание которых останется наивозможный минимум чувственного восприятия.

Образ деидеализации: «безумный учёный», совершенно увлечённый своими исследованиями и предельно рассеянный в обыденной жизни. Или «Focused» из «Deepness in the Sky».

Место предмета в списке, который поддерживает идеология, задано количеством внимания, которое человек должен уделять этому предмету. Из-за того, что внимание человека конечно и ограничено, речь тоже идёт о доле внимания.

Образ: близкий человек отличается от любимого тем, что доля чувственного восприятия во внимании, уделённом ему, может быть такой же, как у любимого человека (и у близкого человека тоже может не быть недостатков), однако доля самого этого уделённого внимания может быть много меньше, чем та доля, которая была бы уделена любимому человеку. Близкий – он просто хороший и рядом.

Итого, идеология как технология сводится к правилам распределения человеческого внимания и изменения соотношения чувственного восприятия и умственных усилий в распределённом внимании.

Материально-техническое, организационное и методическое обеспечения идеологии сводятся к средствам и способам достижения этой цели, то бишь распределения и изменения.

«Отсюда совсем не является странным», что «идеолог» (знания) и «идеологический работник» (навыки) суть понятия различные, а требование обязательной приверженности «единственно верному» от идеологического работника – добрая история для детей.

«Идеологи», а особенно «основоположники» – те да, должны; иначе не получится достигнуть тех целей, которых они надеются достигнуть внедрением или поддержанием идеологии. А вот «идеологические работники»… «Мы дрались не однажды. С вами и против вас, но всегда со славою».

Присутствие «идеологического аппарата» в государстве и в обществе может быть сосредоточенным (решение СССР), когда за идеологию отвечает особое учреждение, или распределённым (решение «цивилизованных стран»). Второе решение позволяет одновременно поддерживать противоречивые экземпляры идеологий в обществе («плюрализм», «свобода слова»).

В обоих случаях «идеологический аппарат» работает через навязывание обывателю понимания того, что хорошо и правильно вносить идеологическую компоненту во всякую свою работу – виднее всего такое в работе обывателя с текстами.

…на всякий случай, на полях. Текст – это не обязательно цепочка букв, это всякая последовательность символов, претендующая на связность, и не важно, какими техническими средствами она выполнена…

Сосредоточенный «идеологический аппарат» в силу императива экономии энергии тяготеет к возможно более долгому поддержанию текущей версии идеологии так, что всякое обновление версии норовит стать кризисом общественной жизни.

Распределённый «идеологический аппарат» обеспечивает нечувствительную эволюцию существующих в обществе идеологий, однако он не даёт единства обществу для защиты от достаточно избирательных и неожиданных угроз.

И сама идеология, и «идеологический аппарат» всемерно полагаются на культуру в общем и на религию, науку, искусство, технику в частности (риторика, психология, кино, миссионерство, Интернет) – на всё, что можно использовать для решения задачи идеологии. Именно поэтому идеология часто претендует на статус науки, религии, искусства или техники, или пытается использовать их для собственного признания.

Как обратное действие, не обязательно намеренное со стороны идеологического персонала (и «идеологов», и «идеологических работников»), идеология уже сама формирует эти общественные реалии, оказывая влияние на связанные с ними общественные институты вообще и отдельно взятые учреждения в частности.

Всякое «идеологическое учение» представляет собой текущую версию решения задачи идеологии для некоторого экземпляра идеологии.

«Идеологическое учение» должно привлечь внимание человека к одним предметам в порядке их важности, отвлечь внимание человека от других предметов, навязать идеализацию или детализацию по каждому предмету, к которому привлечено внимание, объяснить правила (условия, события), по которым в список может быть принят новый предмет, и правила, по которым предмет может быть из списка исключён.

Именно объяснить, и не более: применением этих правил в частных случаях занимается «идеологический аппарат» или государственный аппарат с его подачи, а от человека требуется всего лишь знать эти правила и вести себя осмотрительно, распознав их применение к себе или вокруг себя.

В общедоступном виде «идеологическое учение» выглядит как совокупность корпуса текстов, идеологическое назначение которых не скрывается, и ореола ссылок на этот корпус в остальных текстах, не претендующих на явное участие в решении задачи соответствующего экземпляра идеологии.

Ссылки могут быть и прямыми цитатами из основоположников или цитатами из тех, кто цитировал основоположников; они могут быть и пересказом сюжетов непосредственно идеологических текстов в приложении к частному случаю; могут быть и просто художественными образами, иллюстрирующими содержание текстов корпуса.

Что следует из моих скромных рассуждений?

Во-первых, «идеологические учения», существующие в некотором обществе, могут быть обнаружены, различены и исследованы с помощью машинного анализа содержания конечного и ограниченного множества общедоступных текстов (книг, фильмов, диссертаций, газетных статей и проч.).

Биг-дата и всё такое: как минимум «в лоб», на уровне «что сколько раз, где и когда упоминается».

С помощью того же анализа, и это главное, могут быть сделаны предположения о мере присутствия соответствующих экземпляров идеологий в некотором обществе, об их действенности, об их влиянии на умонастроения в этом обществе, нынешние и, важнее, будущие.

Так как я не считаю себя первооткрывателем столь простых вещей, то я не могу спорить с утверждением, что этим уже занимаются все, кому не лень, в отношении всех, кого не лень.

Во-вторых, «идеологическое учение» и, следовательно, идеология может быть объектом технического задания по её созданию, производству, обслуживанию, применению и утилизации. Нет, упёртые и талантливые «основоположники» по-прежнему нужны…

…ещё раз на полях. Что такое отказ от экземпляра идеологии, исполненный трусливо и бесталанно, можно было наблюдать в СССР во второй половине восьмидесятых годов прошлого века. Безразлично мнений о надобности такого отказа, он встал в такую цену, что упёртые и, главное, талантливые «утилизаторы» потерявших адекватность экземпляров идеологии (или их текущих версий) на будущее тоже должны быть востребованы…

…однако в «основоположничестве» есть разница между Левшой при молотке, наковальне и горне – и Левшой при гибком автоматизированным производстве.

Из вышесказанного следует, что действия по разработке идеологии (нуждается в ней Россия или нет) вполне очевидны.

Создать список предметов, на которых нужно сосредоточить внимание обывателя.

Упорядочить созданный список по важности.

Выделить в нём те предметы, о которых размышлять не надо, а только пожирать взором, и те предметы, на которые лучше вообще не смотреть, а только думать о них.

Составить список событий и условий, необходимых и достаточных для изменения списка предметов.

Если браться за дело добросовестно, то можно заранее прикидывать кандидатов на вход и на выход, да и вообще не надеяться на случай.

Только после всего этого идти трепетать в приёмных ихних превосходительств с папкой на коленях и флэшкой в кармане, а не кривляться на телеэкране.

Я предупреждал, что знаю, как надо.

Критерии адекватности предлагаемой идеологии, они же вопросы анализа существующей идеологии тоже вполне очевидны.

Предметы в списке не должны быть совершенной экзотикой для обывателя, чтобы привлечение внимания к ним стоило дёшево.

Сущностное различие между предметами из списка, претендующими на примерно равные умственные усилия обывателя, должно быть незначительным по той же причине стоимости переобувания.

То же верно для формальных различий между предметами из списка, претендующими на примерно равный объём чувственного восприятия.

Правила работы с составом списка должны быть объяснимы: просты ли они, сложны ли, вызывают приятие либо отвращение – неважно. Главное, чтобы обыватель их знал и понимал.

Правила работы по идеализации или детализации отдельного предмета из списка (как общие, так и характерные для данного экземпляра идеологии) должны быть закрыты для обывателя хотя бы через их сложность, действительную или надуманную.

Соотношение чувственного восприятия и умственных усилий во внимании обывателя, которое собрано списком предметов, заданных в экземпляре идеологии, должно быть возможно ближе к тому же соотношению, которое существует у обывателя для предметов неизбежных и обыденных, для рутины.

Если на внедрение и поддержание идеологии ассигнованы достаточные средства, то такое же соотношение надо обеспечивать как можно более избирательно, то бишь для отдельных групп обывателей, различаемых по интеллектуальному развитию, профессиональным компетенциям, возрасту, принадлежности к государственному или частному сектору экономики и проч.

Могу повторить своё предупреждение: я знаю, как надо.

Собственно, всё. Перечисленное есть не более, чем различные аспекты одного и того же вопроса: дешевизны распространения, поддержания и обслуживания экземпляра идеологии в отдельно взятом обществе.

Про дешевизну утилизации не могу предполагать, не обдумывал, хотя, опять же повторю, советский закат выглядит образцом разнузданных и невынужденных трат.

Почему дешевизна как критерий? Да потому, что я материалист, и для меня единственный способ поверить применимость той или иной задумки без актуального испытания – это прикинуть путь к её удешевлению или, напротив, к удорожанию. А если такой возможности нет, то это либо духовность впаривают, либо свободой манят.

Делайте идеологию так, как я сказал, и будет вам счастье. Или счастья не будет, потому как это дело сложное, долгое и ненадёжное. Нужны «основоположники», то есть люди отмороженные, готовые либо страдать, либо сидеть на коште у фабрикантов.

А сейчас я вижу только публичные предложения государству довольно странной сделки: публичная озвучка сентенций, записанных другими людьми, в другие времена и по другим поводам, в обмен на пенсию в дееспособном возрасте.

Нет, я и сам так бы рад, винить не могу, но вот внутренний технарь бесится. И я его мнение изложил.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Граждане философы дипломированные и самопальные. Честно признайтесь перед тем, как принижать дилетанта: вы правда не понимаете, что я имел в виду под «чувственным восприятием» и «умственными усилиями»?

Ещё раз поздравлю уважаемых читателей с безвозвратно прошедшими и неуклонно надвигающимися праздниками. Ответных поздравлений не требуется, я был «живительно тронут» состоявшимися (без шуток) и благодарю за них.

Пользуясь парой дней отдыха, я собрал свои заметки разного времени по поводу того, как я оцениваю те или иные предложения по изменению общественной жизни, как я их классифицирую. Делал я эти заметки для себя и весьма беспорядочно, так что сопряжение тут обошлось в довольно большую часть предлагаемого текста. Подчеркну, что речь идёт о принципах классификации и подхода к оценке, а не о самих оценках конкретных событий. О базисе, а не о прейскуранте.

Конечно, этот базис обязан собою работе «Поведение» (а чего Вы ожидали?), и считайте это честным предупреждением.

Сперва о времени. Время – это смена состояний системы. Отсюда следует, что время может быть и субъективным, если субъект способен отмечать смену собственных состояний.

Значит, если разные субъекты согласились считать «объективное время» по изменению состояний системы, независимой от них (заход-восход солнца), то в один и тот же отрезок такого объективного времени у разных субъектов может помещаться разное количество субъективного времени. Это количество можно увеличивать или уменьшать с помощью как собственных усилий субъекта, так и каких-то внешних средств и орудий.

Ничего нового, всего лишь объяснение понятия «темперамент», его обобщение и утверждение того, что это понятие количественное.

Теперь о воле. Я не делаю разницы между волей, умом, «я» или самообладанием. Это либо одно и то же буквально, либо стороны одного и того же предмета, настолько тесно между собою связанные, что для моих рассуждений разницы с буквальным отождествлением нет.

Воля есть тоже понятие количественное, иначе ни уговоры, ни пытки не имели бы смысла. Волю накапливают и волю тратят. Опять-таки, и накопление, и трата могут осуществляться исключительно самим субъектом или с какой-то внешней помощью.

Далее о действии. «Действие» в физике есть величина, пропорциональная энергии и времени. Само понятие, очевидно, заимствовано у дел обыденных без потери смысла; значит, возможно и обратное заимствование.

То есть действие как элемент поведения тоже можно понимать как нечто количественное, прямо пропорциональное воле субъекта и его субъективному времени, затраченным на это действие.

Следовательно, понятия «участия в действии» и «уклонения от действия» могут быть рассмотрены как увеличение и уменьшение всякого отдельно взятого действия для субъекта.

Эти действия над действием получаются настолько распространёнными, что, во-первых, их не замечают, как не замечают воздух, а во-вторых, во всяком обществе, существующем достаточно долго в достаточно многочисленной группе, разным способам уменьшения и увеличения действия окажутся сопоставлены некие вполне заметные и долговременные явления, развивающиеся и усложняющиеся вместе с обществом (или деградирующие и упрощающиеся, неважно).

Теперь о сферах деятельности. В «Поведении» сферой деятельности называется совокупность действий, воплощающих некоторые общественные отношения. Понятно, что сферы деятельности в обществе взаимосвязаны, а на уровне отдельного человека и взаимопроникающи, когда последовательность его поступков может быть набрана из действий, относящихся к разным сферам деятельности.

Одной из сфер деятельности Константин А. Крылов называет сферу управления, которая реализует участие во всяких отношениях, а другой – сферу культуры, которая воплощает изолирующее поведение, то есть уклонение от всяких отношений. С точки зрения, обозначенной в настоящем рассуждении, можно говорить о практиках увеличения или уменьшения действия, где практики увеличения будут относиться к сфере управления, а практики уменьшения – к сфере культуры.

Далее о таких практиках. Из ранее изложенного видно, что всякая практика по увеличению действия (его поддержке) может быть рассмотрена как комбинация решений по увеличению количества воли или по увеличению количества субъективного времени, вложенных в это действие. Равно практика по уменьшению действия (уклонению от него) сводится к комбинации практик по уменьшению количества воли или количества времени субъекта, вложенных в это действие.

Понятно, что тут могут быть противоречивые случаи, когда, например, сами работы по увеличению количества воли, вложенной в действие, ведут к уменьшению количества времени, однако здесь речь идёт о том, что воля будет нарастать в большей степени, чем время – уменьшаться; то есть итогом здесь станет всё же увеличение действия.

Теперь о сфере управления. Для её образования и функционирования требуется увеличение действия, а оно может быть достигнуто двумя способами – вероятно, в подавляющем большинстве случаев речь идёт об их комбинации, но здесь удобнее рассмотреть предельные случаи.

Отдельно надо отметить, что цель действия здесь вовсе не обязательно будет одной и той же. Цель может меняться, так что накопленное действие будет израсходовано на эту изменённую цель; и это было всё, что я хотел сказать о слове «политика». Вернусь к способам увеличения действия.

Во-первых, это наращивание воли, вложенной в некоторое действие. В обществе этому подходу соответствует институт предпринимательства («длинная воля», «вложиться в дело» и проч.), когда воля не ограничена субъективным временем, то есть цель действия отнесена в будущее по объективному времени, а сколько чего там переживёт субъект до её достижения, неважно.

Предпринимательство принято ассоциировать с «рыночной экономикой», однако это предрассудок. Известная фраза «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» есть вполне себе предпринимательское кредо, хотя оно и подразумевает отказ от «рынка». Предпринимательство присутствует в обществе постольку, поскольку там присутствуют задачи поддержки, усиления и совершенствования сферы управления. Другое дело, что его формы могут отличаться до неузнаваемости. Скажем, «ударный труд» очень сильно отличается от «майнинга».

Полагаю, что предпринимательство ассоциируют с рынком потому, что в «рыночной экономике» оно в принципе общедоступно и сравнительно безопасно. Однако оно везде работает на наращивание и усиление сферы управления, как минимум через запрос и согласие на всё более сложную и разнообразную управленческую деятельность. Буржуазные государства очевидно сильнее феодальных.

Скажу страшное: в некоторых государствах предпринимательство и нужно только для этого, а объявление его причиной и гарантией высокого уровня потребления – недобросовестная реклама.

Во-вторых, это наращивание субъективного времени, вложенного в некоторое действие. Сюда входят согласие субъекта на всё большее количество переживаний между началом и завершением действия, согласие субъекта на внешнее обеспечение этих переживаний, и само это обеспечение.

Всему перечисленному соответствует институт медиа, создающий и доставляющий эти переживания во всё большем количестве и со всё большей скоростью. Думаю, пользователям Интернета не надо доказывать, что масс-медиа, пресловутые СМИ образца XX века – частный и необязательный случай медиа.

Опять-таки, медиа в «открытом обществе» есть всего лишь один из способов увеличения субъективного времени, со своими преимуществами и недостатками. Возможное решение этой задачи без «открытого общества», в рамках «единственно верного учения» – «второй сложный вопрос», однако вполне решаемый; биологические возможности человека что-либо переживать ограничены, и в этот барьер можно упереться разными способами.

Далее о сфере культуры. Уклонение от действия как уменьшение его количества в предельных случаях может быть достигнуто через уменьшение количества субъективного времени на это действие (быстрое достижение соответствующей цели) или через уменьшение воли, потраченной на это достижение (лёгкое достижение цели).

Очень важно понимать, что уклонение от действия не обязательно – и очень часто не – включает в себя отказ от цели этого действия. «Мы пойдём другим путём», а этим не пойдём. Политика, которую я обещал не упоминать.

Во-первых, за уменьшение количества субъективного времени, отведённого на действие, отвечает наука. Преодолев сто километров пешком, человек меняется намного сильнее, чем если бы он проехал то же расстояние на поезде. Запрашивая информацию из поисковика, человек меняется намного меньше, чем если бы он штудировал учебник.

Как одно из отражений того же процесса в общественном сознании, можно вспомнить эволюцию научно-фантастических произведений, где космические корабли на субсветовых скоростях (анабиоз иногда прилагается) были оттеснены на вторые и десятые роли всевозможными нуль-переходами и ансиблями.

Известное «вкалывают роботы, счастлив человек» говорит именно о таком торжестве науки: трудами роботов человек вообще не меняется, он перманентно счастлив, а субъективное время, которое человек тратит на всякое действие, стремится к нулю: руку протяни – получишь нужное. Такое состояние совершенного торжества науки считается желательным для весьма различных мировоззрений.

Во-вторых, за уменьшение воли, как составляющей всякого действия, в обществе ответственно искусство.

Это утверждение неочевидно, однако рассмотрю пример, близкий к предельному случаю.

Пусть я по условию задачи домосед. Пусть у меня есть два приятеля, каждый из которых съездил в земли далёкие и экзотические, причём одни и те же. Пусть каждый из них привёз равное число фотографий (или вручную написанных картин), сувениров и проч.

Изучив набор привезённого любым из приятелей, я получу какое-то представление о землях далёких и экзотических, ни разу там ни побывав. Это, конечно, не столь полное представление о тех же землях, что появилось у побывавших там (не обязательно менее правильное), однако оно есть, и я приложил к его появлению много меньшие умственные усилия, чем любой из туристов.

Очевидно, что подбор артефактов был искусством, а сам набор, как и составляющие его артефакты суть произведения искусства – даже случайно подобранный на пляже камешек. Именно произведения искусства, продемонстрированные приятелями, позволили мне сэкономить волю.

На изучение каждого привезённого набора – они равны числом предметов – я потрачу примерно равное количество субъективного времени. Приму, что порядок изучения не имеет здесь влияния. И вот, чтобы получить одинаковое представление о землях далёких и экзотических от одного набора, мне понадобится больше умственных сил, воли, прилежания, чем от другого. Фотографии менее понятны и/или менее значимы, сувениры скучны и не дают сразу же заметного представления о своеобразии посещённых мест.

Или, что то же самое, в одном наборе искусства больше, чем в другом, и больше именно в том, на который я затратил меньше сил для получения одного и того же результата.

Теперь об авторитаризме и демократии. Это различные решения организации сферы управления.

Если приложить к этим понятиям изложенное выше рассуждение о различных способах наращивания действия для сферы деятельности по управлению обществом, то становится видно: под авторитаризмом обычно понимают практики по увеличению воли, под демократией – практики по увеличению субъективного времени.

Предел авторитарных, предпринимательских практик – «кризисное управление», «чрезвычайщина», «волюнтаризм», когда значимых событий мало, субъективное время сравнительно медленно, но размечающие его события требуют наивысшей отдачи.

Предел демократических практик – это достижение целей по управлению через большое и всё увеличивающееся множество неважностей чуть выше уровня повседневного шума. Технологии такого достижения нынче называют «мягкой силой».

Хорошо или плохо то или другое – не имеет самостоятельного значения и зависит от намеченных к достижению целей. Хотя можно сказать, что демократия с её упором на медиа всегда будет иметь преимущественную позицию в азартном деле взаимной ругани.

Далее об эльфах и гномах. Точнее, о дварфах, потому что когдатошний WoWовский импринт «гномов» как мелкой писклявой сволочи, в которую толком не прицелишься – это навечно.

Вышеприведённый расклад позволяет понять эльфийское общество как такое, в котором сфера культуры в решающей степени, почти полностью обязана собой искусству. Наука и техника как её производная играют ту же определяющую роль в сфере культуры общества дварфов. Эльфы экономят волю (у них вечность), дварфы экономят субъективное время.

Собственно, всё. Сам Константин А. Крылов говорит о наличии в обществе четырёх сфер деятельности, – на тех же правах, что сфера управления и сфера культуры, в обществе присутствуют коммунальная сфера и сфера собственности – однако это разделение уже связано с отношениями к разным типам действий: одно- и двусторонним. Я не готов рассуждать о таком разделении здесь.

В заключение повторю, что изложенное более или менее обрисовывает и упорядочивает мой подход к оценке постоянно присутствующих общественных явлений, сколько-нибудь масштабных событий и, главное, всевозможных предложений по первым, влекущих вторые. Та самая разметка прицела, о которой предупреждает заглавие.

На полях ещё можно отметить, что выше изложены некоторые наметки по давно интересующей меня теме автоматизированного проектирования художественных произведений. Здесь речь идёт уже не столько о сюжетных ходах, сколько о «ресурсах юнитов» (количество действия) при выборе этих сюжетных ходов (принцип наименьшего действия в механической системе) и следующих отсюда требованиях к характеристикам этих юнитов и антуражу собственно произведения.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Дыра в рассуждениях – отличие действия как акта, действия дискретного, элемента поведения, «сработало» или «перестало работать», от действия, количественно увеличиваемого или уменьшаемого. Однако такое тоже «второй сложный», ибо для больших групп усредняется.

Рассудил, чего Вам пожелать на Новый год. Или под него.

Всеобщий праздник как идея сводится к демонстративному отказу от существующей в обществе иерархии с целью поддержания этой иерархии. Изначальный смысл: «пусть лучше молодёжь и неудачники денёк или недельку побузят, чем всё время на них оглядываться». Позднее «единство общества» или там «открытость общества», не важно. Смысл тот же.

Предсказуемость всеобщего праздника, привязка его к действующей версии календаря нужны для снижения расходов на сопутствующие мероприятия при сохранении эффекта от них.

С усложнением общества количество праздников увеличивается потому, что на отдельный праздник масштабов общества претендует всякая общественная деятельность, последствия которой чувствует всё общество, и которой необходима иерархия. Постольку, поскольку общество сохраняет сходство с семьёй, эти праздники числом и содержанием будут сохранять сходство с семейными праздниками. Точнее, семейные праздники будут сохранять сходство с ними, так как всеобщие, думаю, были раньше.

Отсюда всеобщий праздник власти, отсчитываемый от событий её основания или смены (семья – заключение брака, отселение); всеобщий праздник мирной жизни, отсчитываемый от запоминающейся победы над врагом или природой (семья – завершение самой изнурительной рабочей нагрузки в году); всеобщий праздник смены поколений, отсчитываемый по периодическим изменениям в окружающей природе (семья – рождения и, в нагрузку, смерти).

На НФ-орбитальной станции объёмом в современный мегаполис можно вообразить праздники систем жизнеобеспечения, отсчитываемые от событий по их радикальному улучшению или исправлению (эквивалент праздников власти и мира соответственно). С другой стороны, отдельных праздников «рынка» или «демократии» не будет никогда в силу их постоянного показного отрицания иерархии, так что и «рынок», и «демократия» подаются их апологетами как постоянный, вечный праздник. С «праздником труда» тоже вопрос, ибо с усложнением общества «труд» становится чересчур многообразным понятием, и в нём сложнее выделить составляющую, критически важную для всего общества.

Праздник Нового года, как читатель уже догадался, есть нынешняя версия всеобщего праздника смены поколений. Новый год временно отрицает превосходство родителей над детьми – конечно, с учётом технической возможности и безопасности такого отрицания. Когда эту лямку тянуло Рождество, там всё было наружу: новорождённый изначально был манифестацией всемогущей сущности, бесконечно превосходящей условных родителей.

Итого, для праздника Нового года оригинальная составляющая пожеланий блага всякому знакомцу и незнакомцу, – а без таких пожеланий ни один праздник не решает свою задачу по поддержанию «единства» и/или «открытости» общества – должна быть связана с нынешними или возможными успехами этого знакомца как родителя (точнее, представителя старшего поколения) или ребёнка (представителя младшего поколения). Независимо от возраста.

Я Вам этого и желаю, уважаемый незнакомец. Или неуважаемый, там разберёмся. Нужное вписать согласно собственному положению дел.

Спасибо за внимание и с наступающим Новым годом.

Этого в «Поведении» не было, Константин А. Крылов ограничился рассмотрением понятия «истины» для «южной», «восточной» и «западной» этических систем.

Опираясь на изложенное им, я попытаюсь рассмотреть здесь понятие «истины» для «северной» этической системы.

Считаю необходимым предупредить: я не намерен в основном тексте или, возможно, в комментариях объяснять, доказывать или защищать тезисы, высказанные в «Поведении». Я их комментирую. Между ссылкой и катом выбирайте ссылку: кстати, прекрасное высказывание, если вспомнить, что «катом» называли палача.

Ограничусь кратким изложением условия задачи для тех, кто «почти помнит».

Итак, условие.

«Истина», по Константину А. Крылову, это ситуация, при которой отношение сознания к миру и отношение мира к сознанию одинаковы. Автор считает, что «эти критерии, сформированные в рамках этики, переносятся в область познания».

Я здесь вижу точку зрения на мир, то есть [действительное или чаемое] нахождение субъекта в той позиции из всех возможных, где это условие выполняется.

Рассматривая «южную» этическую систему, автор из её императива «я должен делать другому то, что другой делает мне» получает «я должен уподобиться реальности». Отсюда следует вывод о «южной» истине как точном подобии мира и о «южном» познании как увеличение такого уподобления методом аналогий.

Я здесь вижу требование предельного совершенствования наблюдения.

«Восточная» этическая система, с её «я не должен делать другому то, чего другой не делает мне» получает «я не должен противоречить реальности»; здесь становится возможной теоретическая наука.

Я здесь вижу запрос на теоретизирование как таковое, то есть умение избегать реальности в возможно более сложных и протяжённых умственных конструкциях («ангелы на кончике иглы»).

«Западная» этическая система задаёт, что «другой должен делать мне то, что делаю ему я», отсюда истина в ней задана через «реальность должна уподобиться мне». Это делает возможным экспериментальный метод и технику, порождает техническую цивилизацию per se.

«Северная» этическая система оперирует условием «другой не должен делать мне того, чего я ему не делаю», так что «мир не должен вести себя по отношению ко мне так, как я не веду себя по отношению к нему», отсюда «реальность не должна мне противоречить».

Конец условия. Теперь я попробую рассмотреть «северную» истину.

Напомню, что «южное» понятие об истине сводит её к соответствию мыслей фактам, а «восточное» – к непротиворечию мыслей фактам.

И та, и другая истины, однако, сходны в том, что само сопоставление отношения сознания к миру (мыслей о мире) и отношения мира к сознанию (наблюдаемых фактов) предполагает изначально правильным отношение мира к сознанию («я [не] должен»).

Проще говоря, для «юга» и «востока» сперва есть факты, полученные нами в общем случайно, а потом мы, преследуя истину, приводим наши мысли в соответствие этим фактам.

Далее, говоря о «западном» понятии истины, Константин А. Крылов употребляет выражение «гносеологический переворот», который, собственно, состоит в том, что теперь изначально правильным будет отношение сознания к миру, а не отношение мира к нам.

Здесь сперва есть наши мысли, а факты, в том числе полученные намеренно, при установлении истины могут соответствовать или не соответствовать нашим мыслям. Очевидный (в наше время) подход: экспериментальное доказательство гипотезы.

Этот «гносеологический переворот» («мир [не] должен») сохраняется для «северной» этической системы. Здесь, как и в «западной», первично отношение сознания к миру, а истину надо устанавливать через приведение фактов в соответствие этому отношению.

Однако, если «западная» истина получается через производство новых фактов (эксперимент), то «северная» истина обязана своим появлением уничтожению – точнее, обезвреживанию – фактов существующих; лишению их способности мешать нам думать, то есть препятствовать нашим мыслям, противоречить нашему представлению о мире, вмешиваться в нашу жизнь.

Если «западная» истина отвечает на вопрос «как должно быть», – буквально «мир нам задолжал» – то «северная» даёт ответ на «как не должно быть»: «мы не должны миру», «у мира нет прав на нас».

«Право» мира в данном случае (по аналогии с «субъективным правом») есть наша возможность получить от мироздания неприятности, на которые мы не напрашивались, и получить их сугубо в силу действия физических законов.

Конечно, и «неприятности», и «не напрашивались» могут быть поняты очень по-разному мной или Вами, однако они могут быть обобщены в «неизбежное». Мол, кто-нибудь точно огребёт то, чего он не хочет, и при этом ни за что. «Северная» истина призвана такому воспрепятствовать.

Итого, «северная» истина есть опровержение неизбежности, победа над судьбой. Причём победа именно над fatum, а не fortuna, хотя любой древний римлянин, услышав такое, покрутил бы пальцем у виска.

«Западная» истина не опровергает ни «южной», ни «восточной». Более того, она вырастает из их противоречия. Умение воспринимать факты (наблюдение, «юг») и умение избегать их (теория, «восток») для каждого природного явления могут прийти к противоречию видимого и предсказанного/вспомянутого.

Именно поэтому эксперимент становится востребован. И, в свою очередь, он невозможен без умения наблюдать и без умения теоретизировать.

Так же и «северная» истина нуждается и в наблюдении, и в теории, и в эксперименте: для точного понимания, от чего именно надо избавляться так, чтобы избежать «работы по площадям» с лишними тратами и непредсказуемыми побочными эффектами.

Отличие «северной» истины от «западной» состоит в отношениях практической составляющей (эксперимента в частности и техники вообще) к теоретическим (наблюдению и теоретизированию).

«Западный» эксперимент дополняет наблюдение (новыми фактами) и разрушает (опровергает) теорию. «Северная» же практика разрушает наблюдение, устраняя из него обезвреженные факты, и дополняет теоретические построения, освобождает место для них.

Выглядит заумью, нуждается в примере. Извольте.

Люди, умирающие от чумы на улице средневекового города. «Это есть факт, месье Дюк». А теперь этого факта нет. Он убран из нашей жизни вполне себе научно-техническими усилиями. Отсутствие этого факта ослабило ограничения на размышления людей о мире. Один из всадников Апокалипсиса ослаб, его стали меньше бояться, этим всадником стало труднее запугивать. Мир стал меньше противоречить человеку. Люди, формулируя свои жизненные планы, исключили из них возможность гибели себя и семьи в считанные дни от непонятной заразы – столь надёжно, что Стивен Кинг получил возможность зарабатывать, пугая таким раскладом, как чем-то крайне необычным.

Это и есть «северная» истина.

Разумеется, для того, чтобы чума не вернулась на улицы городов, надо работать, надо поддерживать и развивать очень сложные и многоплановые системы и учреждения. «Северную» истину надо содержать, иначе она перестаёт быть. Требования к поддержанию и повышению технического уровня здесь только ужесточаются, техническая цивилизация не отменяется.

Более того. «Западное» достижение истины – это событие. Его достаточно записать в Книгу рекордов, а потом можно пойти по своим делам (высадка на Луну). «Северное» достижение истины перманентно, это реальность (орбитальная станция); оно не может считаться достижением, если/когда оно прекращается – и это самая сильная претензия к делам советским с «северной» точки зрения.

Изложенное относится далеко не только к науке. Я говорю о познании вообще, об увеличении количества истины, о распространении ситуации, переживаемой нами как «истина», на возможно большую часть нашей жизни.

У Константина А. Крылова взятая в пределе «западная» истина – максимум познания о мире – может быть достигнута через «абсолютный эксперимент», то есть достижение ситуации, ранее не встречавшейся во Вселенной, и это было бы равнозначно творению нового мира.

Применяя тот же подход к «северной» истине, получаем столь же масштабный результат; правда, несводимый к единственному событию. Это уничтожение энтропии, исключение смерти из бытия. Здесь будет достигнута наивозможная «северная» истина, максимум знания о мире с «северной» точки зрения.

Да, это результат, который может быть обеспечен только той самой работой очень сложных и многоплановых систем и учреждений, а не законодательной отменой законов природы или хорошим поведением обывателя в рамках той или иной доктрины. Что поделать? – никто не говорил: «будет легко».

В этом пределе, кстати, видно и неустранимое противоречие «северной» и «западной» истин. «Северная» истина не даёт «западной» состояться. «Западная», состоявшись, уничтожит «северную».

Кто хочет, применяйте этот антагонизм к делам помельче. По крайней мере, не покидая пределов нашей Галактики.

А так переспросите меня обо всём этом миллиардов через двести лет. Гляну, что у кого получилось.

Спасибо за внимание. Надеюсь, мои разъяснения кому-то понадобились.

Почитал я тут материал по встрече президентов Российской Федерации и Республики Беларусь. Ну, вот мой прогноз, как оно пойдёт. Прогноз бесплатный, посему на предъявы за несбычу я отвечать не намерен, извините. Да, и с ужасной правдой тоже никак.

Сначала несколько тезисов, чтобы было понятно, откуда прогноз взялся.

Во-первых, РФ, в отличие от ЕС, нужны люди: и как рабочая сила, и как рынок сбыта, и как собственно «население». РБ может предоставить нужное, причём… как бы это поточнее… в предсказуемом количестве и качестве, что очень важно для планирования будущего развития.

Во-вторых, население Белоруссии слишком мало, чтобы для РФ имело смысл обирать РБ через какую-то неполноценную и асимметричную экономическую интеграцию. Продолжительная работа «вбелую» здесь выгоднее. В качестве иллюстрации можно напомнить о «соглашении» между ЕС и Украиной, которое отказался подписать Янукович. Украина для ЕС тогда была куском, достаточно жирным, чтобы обращаться с ней нечестно. Для РФ, кстати, тоже, но пресловутый «транзит энергоносителей», имхо, давал различимые гарантии «честной игры» в пределах Таможенного союза.

В-третьих, политической интеграции на уровне российского флага над Минском я не жду; формально независимая Республика Беларусь нужнее (местами в ООН не бросаются). То же самое соображение относится и к Киеву, если что.

Такое положение дел можно критиковать, употребляя выражения вроде «бутафорский» и «марионеточный», до тех пор, пока не спросят: «а ты кто вообще такой»… извините, я хотел сказать «по сравнению с чем». Предложенное нынче есть лучший из доступных вариантов общественного, да и государственного развития Белоруссии, в том числе с точки зрения действительной независимости. Свою нынешнюю Республика Беларусь не удержит в любом случае, а большую, чем РФ, ей никто не предоставит.

В-четвёртых, «сам процесс» экономического сотрудничества РФ и РБ, идущий «под запись», исторически не менее важен, чем идущая под неё же работа по освобождению и восстановлению новых регионов РФ. Те знания и умения… компетенции, если хотите… которые сейчас получает РФ, трудно переоценить: я затруднюсь назвать страну, которая владеет ими (Китай с Гонконгом?). А без них те же намёки Польши о возможном присоединении некоторых регионов Украины выглядят по-мазохистски. Это не компьютерная игра.

В-пятых, Лукашенко останется на своём посту до последней возможности, причём отнюдь не в силу абстрактного «стремления к власти». Никто, кроме него, не смягчит переходного процесса по совмещению российской и белорусской систем («разница в субсидировании», да), и в первую очередь системы социального обеспечения.

Дело не в том, какая система лучше. Дело в том, что они разные, поэтому большинство белорусских граждан из-за нормального человеческого консерватизма будет корёжить от самого перехода, несмотря на материальный выигрыш (имхо, он будет). Их будет раздражать само изменение порядка работы. Появится значительный внутренний и, главное, внешний спрос на «нашу хорошую жизнь продали Путину». Если сам обладатель копирайта на «хорошую жизнь» не будет с этим бороться, то мнение устоится на десятилетия: «хорошая жизнь» чем дальше, тем лучше – что в пространстве, что во времени. А такая ностальгия попросту опасна, ибо её можно использовать безразлично тех идеалов, которых ностальгирующий придерживается. Бурчание «продали хорошую жизнь», к сожалению, приближает вопли «за хорошей жизнью в Европу», а не отодвигает их.

Всё. Мой прогноз отсюда выводится. Взаимовыгодная, предварительно просчитываемая обеими сторонами интеграция РФ и РБ по всем возможным аспектам, кроме политического, который (в отличие от остальных) станут выставлять напоказ, играясь во всякие споры, раздоры и сенсации, чтобы гарантированно отвлечь публичное внимание от этих расчётов. «Обработка напильником», доведение до ума и оформление социальных, экономических и политических технологий по интеграции кого-нибудь с РФ, которые могут быть применены в других местах и в другие времена. Всемерное предупреждение ностальгии в белорусском обществе, поэтому Лукашенко на своём посту и до, и после медицинских заключений о состоянии здоровья (лет пятнадцать?).

Ничего экстраординарного. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Приведённый источник, мягко говоря, единственным для меня не является. Хотя, конечно, вопросом я особо не интересовался: так, скомпилировал, что запомнил за последние восемь лет.

Надо ачиву давать за сотый раз услышанный вопрос. А чтобы без спама, ставить проверки на искренность выражения лица спрашивающего. Я бы таких ачив с дюжину набрал уже.

Ладно, отвечу.

Сперва я обратился к работе Александра А. Зиновьева, «Коммунизм как реальность», 1980 год, премия Алексиса де Токвиля. Описание советских реалий содержит немало слов вроде «подлый» и «мерзкий».

Сама же идея книги следующая.

Капиталистическое общество основано на доминировании экономических отношений. Коммунистическое (советское) общество основано на господстве коммунальных отношений.

Коммунальные отношения основаны на распространении борьбы за существование из сугубо природной сферы в сферу общественной жизни. Они естественны и постоянно воспроизводятся в любом человеческом общежитии.

Цивилизация (мораль, право, та же экономика и проч.) развивается как совокупность работоспособных решений по ограничению человеческой коммунальности, по постоянному противодействию ей.

Советское общество, опираясь на коммунальность, отвергает всякую цивилизованность сверх минимально необходимой для выживания, и потому оно есть «антипод цивилизации», её враг и угроза ей.

В случае победы «реального коммунизма» в мировом масштабе человечество столкнётся с многовековыми застоем и деградацией.

Вот что в книге сказано по поводу собственно идеологии.

Идеологическую работу в советском обществе автор считает жизненно для этого общества важной, а меру её присутствия в этом обществе – предельно возможной или близкой к ней. Приведено доступно изложенное описание организации советских идеологических усилий периода семидесятых годов двадцатого века.

Конечно, сама эта организация как процесс сводится к государственной и общественной деятельности в конкретных исторических условиях. Я же хочу обобщить понятие «идеологической работы». Однако, чтобы хотя бы попытаться это сделать, надо посмотреть уже на общий подход автора к рассмотрению признаков советского общества.

В «Коммунизме как реальности» автор развивает, на мой взгляд, разумный и дееспособный подход к изучению всякого человеческого общежития через выделение в нём «клеточек», то есть возможно более распространённых, типичных и возможно менее численных человеческих объединений (один человек тоже считается), обладающих чертами объединений более высокого уровня и общества в целом.

Изучение таких «клеточек», их внутренних и внешних связей, дальнейший ход исследования «снизу вверх» позволяет изучить исследуемое общество лучше в смысле определения процессов, идущих в нём, и предсказания его дальнейшей эволюции.

Автор таким образом создаёт описание общества «реального коммунизма», где при минимальном уровне цивилизации «будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, бесхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искажённая оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причём не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а деловой человек выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдёт в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причём, это состояние может длиться века».

Ад, ад шествует по земле. Бо-рис, бо-рись!.. Ах, да. Продолжу. Столь чудное положение дел обязано собою тем самым правилам коммунального поведения, примеры которых приводит автор: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Естественно, не согласиться невозможно.

Только тут моё терпение закончилось, и я открыл другую книжку, которая у меня в закладках: тот самый учебник политэкономии образца 1954 года – я этим фолиантом здесь размахивал и ещё буду. Открыл, уже зная, какая глава мне нужна.

Приводимые Александром А. Зиновьевым описания социальной борьбы в обществе «реального коммунизма» тождественны описаниям действия закона стоимости в парадигме «трудовой теории стоимости» для условий простого товарного производства. Стороннему наблюдателю очевидно, что «рыночная конкуренция» производителей движима точно теми же правилами, что и коммунальная борьба: «меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почёта; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя». Иными словами, и там, и там речь идёт о регулировании распределения общественного труда и обмена товаров посредством постоянных колебаний цен.

«Клеточка» советского общества, «коммуна», как называет её автор «Коммунизма как реальности», живёт точно теми же механизмами, что экономика целого капиталистического общества, как её описывают авторы «Политической экономии». Обстоятельствам и эффектам жизни одного можно точно сопоставить обстоятельства и эффекты жизни другого.

Это сопоставление описаний разных аспектов общественной жизни, «делового» и «коммунального», как называет их сам Александр А. Зиновьев. То, что я беру описание одного из аспектов из другого источника, не запрещено. В проектировании – только в путь; и там подобие, как правило, намного туманнее. Да и совсем уж прямо: нынче вообще невозможно указать на идеологическую работу, которую бы вели вне парадигмы товарного производства («ты сколько подписоты на хайпе собрал?»).

Итак, соответствия.

Человек как «простейший коммунальный индивид» получается «предприятием по [простому] товарному производству впечатлений» о себе самом. «Впечатления как товар» здесь надо понимать как «такие впечатления, которые он производит для обмена».

Когда говорят «он умеет произвести нужное впечатление», то «нужное» оно не производителю, а тому, на кого это впечатление производят. Производитель заинтересован в вознаграждении за это кому-то нужное, обладающее «потребительной стоимостью» впечатление.

Обмен товарными впечатлениями полностью определяет жизнь в «коммуне». Экономическое преуспевание «коммуны» здесь вторично, ему уделяют ровно столько времени и сил, чтобы обеспечить такое вознаграждение за участие «коммуны» в народном хозяйстве, которое стоит коммунальной борьбы за него. Как это там выше? – лицемерие, бесхозяйственность, очковтирательство, вот это вот всё.

Там ещё у Александра А. Зиновьева было о том, что человек в «коммуне» превращается в функцию, в придаток, теряет свою человечность через исполнение некоторой «роли» из ограниченного множества, в котором нуждается «коммуна», то бишь «коммунальный индивид» следующего уровня по отношению к человеку. Короче, специализация производства и разделение на отрасли-«роли».

Всевозможные способы организации обмена во времени (кредит, рассрочка и проч.), которые в товарной экономике существуют как итог огромных организационных усилий, в «коммуне» при обмене впечатлениями присутствуют по умолчанию.

А вот теперь о главном. О деньгах. Что такое «деньги» в этом сопоставлении?

В экономике деньги суть «товар товаров», средство обмена, признанное всеобщим эквивалентом всякому другому товару. Почему он выделен из всех остальных, стихийно или обдуманно? Чаще востребован в разных условиях.

Соответственно, в человеческом общежитии речь пойдёт о «впечатлении впечатлений», то есть о таком наборе впечатлений, которому может быть сопоставлен всякий набор впечатлений, производимых членом «коммуны» для распространения как внутри таковой, так и вне её. Идеал.

Мера соответствия здесь и определяет успех человека в коммунальной борьбе за лучшие условия существования – цену тех впечатлений, которые он производит на окружающих. Сильное сходство с идеалом – коммунальное «много денег», не слишком похож – надо, брат, лучше стараться.

Так вот. Смысл и назначение всякой идеологической работы:

- создание, поддержка, модификация, локализация описаний идеального набора впечатлений от человека;
- возможно более широкое распространение этих описаний;
- документация впечатлений, получаемых от отдельно взятого человека;
- сопоставление документов и текущей версии идеала, оценка соответствия;
- пересылка оценок в инстанции, заведующие распределением материальных благ, социальной мобильностью и проч.;
- в случае реакции извне в виде вознаграждения или наказания по степени соответствия – контроль за распределением полученного.

Читателю просьба не мучиться с формулировкой собственных возражений и огласить весь список, пожалуйста. Там выше, в самой верхней цитате: «лицемерие, насилие, коррупция…», дыр-дыр-дыр. С указанием на то, что описанная мною «идеологическая работа» получается набором мероприятий по намеренному развитию и распространению всей этой мерзости.

Конечно, соглашусь я. Именно что. А теперь, пожалуйста, расскажите мне о каком-нибудь другом способе сделать «обычного человека» – абстрактного такого сородича, средневзвешенного – лучше. Ну, чтобы десятилетиями, а в идеале и веками поднимать уровень посредственности и средней бестолковости.

Религию не предлагать, она обратное запрошенному. Религия питается верой, которая и так есть у каждого, всего лишь форматируя имеющееся для лучшего использования и растрачивая его. Идеология, напротив, нужные чувства создаёт и навязывает, тратя на это внешний ресурс.

Сволочь можно сделать лучше только одним способом: соблазнять и заставлять её притворяться хорошим человеком, можно (и нужно) выдуманным. Да, обманет. Да, сорвётся. Да, ощерится и нападёт, но всё это только первые раз двести (не является офертой), потом будет легче. Да, сволочь сама рьяно полезет в те же идеологические работы (если те выгодны), и это их сильно замедлит – и вообще, чего уж там, «сам процесс» будет сильно напоминать подъём по спускающемуся эскалатору, как и любая долговременная общественная деятельность.

В учебнике политэкономии этот цирк называется «на основе закона стоимости происходит развитие производительных сил товарного хозяйства».

А вот теперь я прошу читателя вновь посмотреть на приведённый выше список занятий, составляющих идеологическую работу. Никакая идеология без идеологической работы состояться не может: да, может быть, не сразу, не в масштабах всего общества, но без перечисленного не стоит и начинать.

И ответ на вопрос «какая идеология нам нужна» первым пунктом должен быть: «такая, идеологическая работа по которой вообще возможна здесь и сейчас», а не своя версия раскраски священного тотема.

Второй пункт ещё неприятнее.

Публичные рассуждения о желательности, приемлемости, возможности и опасности той или иной идеологии (точнее, сопутствующей ей идеологической работы), как правило, ограничены требованиями безопасности огромного масштаба: мол, исторический опыт запрещает нам то, в современном мире невозможно сё, а уж это точно не отвечает требованиям стабильности общества и взаимопонимания в нём.

Так вот. Идеология посягает на мои впечатления от другого человека и на впечатления другого человека от меня. Каждый день. Везде и всюду. Это в принципе другой уровень. Требование избегать масштабных потрясений тут бессмысленно. Это всё равно, что обращаться к молекулам взрывчатого вещества с требованием безопасных траекторий осколков снаряда.

Идеология – это «какой получится, такой и получится», она эффект принятого решения по упорядочению коммунального аспекта того или иного общества. Решения, которое может стать спасительным или фатальным, но которое никак не будет предсказуемым или ограниченным такими вещами, как книжная полка по истории, философии или политике. Когда адепты любой идеологии говорят Вам о предсказуемости или управляемости последствий её присутствия в масштабах общества, они врут.

Значит, в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», надо записать «любая, предоставляющая идеалы, к которым можно стремиться». «Можно» здесь подразумевает техническую возможность, то есть «приложить силы и сдвинуться с места». Без оглядки на то, к чему этот сдвиг приведёт.

«Привлекательность» отсюда получается, скажем так, делом десятым. Стремиться можно и к отвратительному, хотя бы оно (по определению) и отвращало. С двухсотого раза (не является офертой) что-то начнёт доходить.

А исторический опыт, стабильность, современный мир и вот это вот всё… Если что-то защищать – дело праведное, то отсюда никак не следует, что кормить то же самое и приносить ему жертвы – дело столь же хорошее.

Наконец, третий и последний пункт ответа. С оглядкой на СССР.

В свойствах советского идеала… вообще, не путайте «идеал» с Кузьмой Крючковым, Юрием Гагариным или Павлом Дуровым. Это очень сложная вещь; «многоплановая», как выражались в советские времена – там, я полагаю, сумели достаточно близко (пусть и стихийно) подойти к её адекватному воплощению.

Да, так о свойствах советского идеала… там был сбой. Вполне объяснимый, но не становящийся от этого менее вредоносным.

Бессребреничество и аскетизм как нечто хорошее. Самоограничение в потреблении благ материальных и социальных. Благородный отказ от вполне заслуженного (по тогдашним понятиям и меркам) вознаграждения.

Понятно, что с точки зрения экономии ресурсов такое казалось очень удачным решением. Более того, оно давало вполне легитимный повод подозревать того, кто не отнекивался от заслуженного, в некой антиобщественности – и надеяться, что таким образом удастся выявить ту самую сволочь, о которой шла речь выше; препятствовать её продвижению и т. д.

Однако действительным эффектом здесь стало то, что всякая нахапавшая сволочь чувствовала себя спокойно именно потому, что знала: вокруг неё мало, а то и совсем нет таких же благоустроенных, но честных, получивших свой кусок заслуженно. Отрицательный отбор в чистом виде. Это, как его, «инферно».

Можно сказать, что здесь «бессребреничество» искренних адептов советской идеологии складывалось в её собственное «бессребреничество», отказ использовать выгоду, отказ защищаться при угрозе.

Поэтому третьим пунктом в ответе на вопрос «какая идеология нам нужна», нужно поставить «такая, которая не запрещает «хорошим» людям жить «хорошо»».

Итого. Какая нам нужна идеология?

Во-первых, такая, идеологическая работа по которой вообще возможна.
Во-вторых, такая, следование которой в обществе технически возможно.
В-третьих, такая, которая не экономит на своих адептах.

Это суть: считайте её сколь угодно очевидной и горюйте о потраченном на чтение времени. Остальное же форма, раскраска священного тотема и дело вкуса.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Об эволюции взглядов Александра А. Зиновьева я осведомлён. Его апологии дел советских я читал и смею Вас заверить: это точка зрения изменилась, а не объект, который зрят.

Прочтёшь вот такое вот, и как-то лучше становишься у себя на глазах. Ниже я предлагаю версию 2.0 подхода к пресловутой информационной войне – или 1.01: по сути ничего оригинального, но уж как читателю покажется.

«Сейчас в интернете очень много информации, поэтому нужно доверять профессиональным журналистам. Их всегда учили проверять и сравнивать, опираться на достоверные источники, официальные порталы»

Великий Ктулху, больше тридцати лет обывателю ставили слюноотделение на яркую разноцветную вспышку. Текущие тр-р-ревожные новости и экспертные рассуждения – и те, и другие забываются через полчаса – периодически прерывает реклама, где двуногие полуживотные весело скалятся и бойко скачут в нарисованном антураже по свистку заказчика ролика. Ничего странного? Нет?

И ну надо же, «сейчас в интернете очень много информации», и обыватель бежит туда, где вспышка ярче, как его три десятка лет учили и продолжают учить. А спохватившийся оратор хочет, чтобы бежали за гордо предъявленным дипломом с кириллицей. Это всё надо как-то обустроить, да. Совместить. Чтобы и рыбку съесть, и на ёлку влезть.

Ладно, давайте обустрою – правда, без совмещения.

Берём пресс-службы публичной власти на всех уровнях и для всех министерств, департаментов и комиссий, заводим в соцсетях (а лучше всего ещё и оригиналы в отдельной соцсети) по каналу от каждого: сертифицированные сообщения от ежедневных уведомлений по неделям, месяцам и кварталам до ежегодных обзоров, возможность фильтра и сборки всего этого дела абонентом в единое вещание для себя или подписчиков: вещание визуальное, звуковое и текстовое по отраслям, местоположению и времени. Примечание: без казённых денег на местном уровне публичной власти о таком можно и не мечтать.

Создаём регламент для составления и распространения комментариев от любой официально признанной общественной организации к вышесоздаваемым сообщениям. Чтобы без мата и всё такое. Расширяем регламент на публичные обсуждения этими организациями комментариев себе подобных. Пускай на всяком лихом и придурковатом эксперте будет написано, откуда взялся, кем нанят, и что не «дипфейк». Продолжаем расширять и загоняем под этот регламент все агитационные, программные и дискуссионные сообщения от тех самых организаций с их родных сайтов. Не путать с ограничениями по содержанию: здесь речь идёт о порядке, объёме, жанре, авторстве и проч..

Переформатируем текущие «новостные передачи» в серию обзоров положений дел у нас и за рубежом. Обзоры по заказу, а именно от тех же общественных организаций, с предварительным согласованием темы, формата и времени, потому что сама идея «свежих новостей», пошедшая от биржевых листков, протухла уже до невозможности. Делают обзоры те самые профессиональные журналисты в статусе госслужащих, а заказчики снуют рядом с ними и действуют на нервы замечаниями и предложениями, помогая создать шедевр, штучную вещь, которую потом можно представить на ежегодную премию среди ей подобных. Распределением времени (а то и его розыгрышем) может заняться какая-нибудь парламентская комиссия.

Далее. Из помянутой выше отдельной казённой соцсети выносим, в том числе в ящик, – то есть в телевизор, у них корпуса раньше объёмные были – сборки топовых сюжетов (по стране и региону) из повседневной жизни, собирая регулярные обозрения по быту, работе, благоустройству, преступности и так далее.

И вот в оставшееся время что в ящике, что в мониторе будет уже собственно развлекалово, прерываемое рекламой. Времени этого, если что, останется предостаточно, ибо изложенный выше публичный формат станет тяготеть к перечислению ссылок с их краткими запоминающимися иллюстрациями. Всё это будет сделано всерьёз, то есть людьми, заинтересованными в том, чтобы их работу и в самом деле почитали или посмотрели, а не просто прошли по ссылке и уставились на череду рекламных объявлений, загромождающих экран.

Дальше, вокруг всего этого – и в публичном, и в контролируемом вещании – уже художественные произведения. Однако о них другой разговор, а именно разговор о желательном перенасыщении публичного пространства сюжетами (было, упоминал), которые повинны генерить пресловутые «нейросети», и о формате собственно художественных произведений. Как-нибудь потом.

Извините за длинноту и неотмирность. «Профессиональный журналист» звучит короче, будничнее, смачнее и убедительнее. Чтобы огого на коварного врага, не забывая копипастить вражеские выходки на возможно большую аудиторию.

Я ж тут для «как надо», а не для «как хорошо». Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Кстати, вроде бы уже проговаривал онлайн, так хорошее и повторить не грех. Телевизор. Идёт шоу про то, как «они там» бездуховны, а на большом экране в студии показывают всяких извращенцев: я не знал примерно про две трети из того, что показывают, и лучше не знал бы дальше. Перерыв на рекламу. Человекоподобная курица в очках и с указкой в компании таких же куриц, ведущих социальную жизнь а-ля хомо сапиенс, на русском языке рассказывает, какое хорошее у них всех мясо, предлагаемое для еды зрителю, намеренному и случайному. Мясо разумного человекоподобного существа, способного на социальные взаимодействия. Подозреваю, что немалое количество упомянутых «всяких извращенцев» на загнивающем Западе, узнав про такое, оскорбились бы в режиме «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу».

Если читатель ещё не запамятовал, то в своём крайнем посте я разорялся о бесполезности «государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» ©.

Отвергать – значит, предлагать. Подойду к снаряду. Потешу уважаемую легиторию.

В «Основах...» оной политики, помимо прочих была провозглашена ценность многодетности, отрицание которой губительно.

Что ж. Я сейчас попробую подойти к проблеме увеличения населения РФ с сугубо материалистических, бездуховных, бескультурных и, чего уж там, с безнравственных позиций. Однако с традиционных. Нигилизм у нас всё же в традиции.

Рассуждение, пусть и огульное, но очень продолжительное и непростое – неважно, компетентен я или нет, но само изложение долгое и сложное. Почему? Потому, что экономия мышления материалисту непростительна. А уж общий объём обсуждения всех ценностей из списков, приводимых в «Основах…», в таком режиме я и не способен себе представить.

Идеалистам проще. Они могут провозгласить и уповать. А кат придуман для материалистов.

Определения, с которыми я согласен:

«Труд есть целесообразная деятельность человека, в процессе которой он видоизменяет и приспособляет предметы природы для удовлетворения своих потребностей» ©.
«Рабочая сила есть способность человека к труду, совокупность физических и духовных сил человека, благодаря которым он способен производить материальные блага» ©.

Итого, человек может быть носителем рабочей силы. Тогда в рабочей силе по скорости её восстановления у человека можно выделить «быструю» и «медленную» составляющие.

Быстрая составляющая рабочей силы отвечает за работоспособность человека; медленная составляющая рабочей силы отвечает за его жизнеспособность – как в биологическом, так и в социальном аспекте.

Далее, ради экономии трафика (ага), я буду употреблять обороты «быстрая рабочая сила» и «медленная рабочая сила».

Сам человек – всего лишь средство производства той рабочей силы, которая у него восстанавливается: средство необходимое, но никак не достаточное.

Кроме самого человека как части материального и технического обеспечения, процессу восстановления и быстрой, и медленной рабочей силы требуется ещё многое: недостающее материальное и техническое обеспечение, обеспечение организационное, методическое, экономическое, а в новейшее время ещё и программное.

Следовательно, можно уверенно сказать, что человек есть часть предприятия по производству той рабочей силы, носителем которой он является.

Самым точным наименованием такого предприятия будет «домашнее хозяйство», если не зацикливаться на слове «домашний» и понимать, что даже «семейки» в тюремном быту суть вырожденная форма того же явления.

Строение рабочей силы, носителем которой будет человек, может отличаться по долям быстрой и медленной рабочей силы, и за это разделение ответственно домашнее хозяйство, к которому этот человек принадлежит.

Далее очень важный тезис: с распространением индустриального производства (капитализм, социализм) рабочая сила стала товаром, поэтому домашнее хозяйство стало товарным производством. Домашнее хозяйство, восстанавливая людей-носителей рабочей силы, тем самым производит рабочую силу на продажу.

Согласен, это неприятно читать. Апология «традиционных семейных ценностей» выглядит гораздо привлекательнее, но она сводится к требованиям восстановления доиндустриального, докапиталистического семейного быта. Такое восстановление для страны либо невозможно, либо губительно, ибо необходимым условием имеет отказ от индустриального производства и от высокой степени разделения труда.

Далее ещё один очень важный тезис: у быстрой рабочей силы и у медленной рабочей силы – разные покупатели.

Быструю рабочую силу покупает… ну, пусть будет «капиталист». Такой хрестоматийный, коротко стриженый, при цилиндре, красном фраке, монокле и тренировочных штанах. «Ответственный предприниматель», да. Капиталист покупает ту рабочую силу, которую домашнее хозяйство произвело в порядке восстановления работоспособности человека (рабочего).

А медленную рабочую силу покупает государство. Сделка здесь обеспечена налогами, собранными с тех же капиталистов (налог с зарплаты рабочего тоже сюда), однако сама выплата за восстановление домашним хозяйством жизнеспособности человека осуществляется в форме поддержания условий жизни, их упорядоченности и стабильности.

Проще говоря, капиталист платит рабочему достаточно, чтобы тот выспался перед работой, а государство платит ему же достаточно, чтобы его не убили в подворотне по дороге к кровати.

И опять очень важный тезис: капиталист не платит рабочему за его семью. Капиталист платит домашнему хозяйству рабочего за воспроизводство его быстрой рабочей силы на период найма.

Поэтому, если:

- такое воспроизводство может быть обеспечено способами, которые не включают в себя семью;
- какой-то из этих способов дешевле семьи;
- капиталист может как-то влиять на поведение рабочего в пределах его домашнего хозяйства,

то капиталист приложит все усилия по исключению семьи из домашнего хозяйства рабочего или, как минимум, снижению её ценности для него.

Сами эти усилия примут форму отнюдь не заговора со злобным хохотом за кулисами, а множества удачных, достойных повторения частных решений предпринимателей по увеличению доступной им рабочей силы («трудовую миграцию» сюда же). Точнее, по увеличению доли быстрой рабочей силы во всей рабочей силе, производимой как типичным домашним хозяйством на некоторой территории, так и совокупностью этих домашних хозяйств.

Всего лишь рыночная стратегия. «Ничего личного, бизнес» ©. В стране, где достаточно развитая экономика обеспечит выполнение помянутых «если», следствия такой стратегии, обеспеченной огромными финансовыми и организационными ресурсами, могут накапливаться десятилетиями в масштабах всего общества.

Это и есть фундаментальная причина того самого «глобального цивилизационного и ценностного кризиса, ведущего к утрате человечеством традиционных духовно-нравственных ориентиров и моральных принципов» ©.

Можно приписывать «креативной интеллигенции» сверхъестественную прямо-таки власть над умами и нравами, можно объяснять всякий отвратный «активизм» неосознанным стремлением шерудить и гадить у одержимой бесами молодёжи, можно вообще съехать в утверждение неполноценности целых стран и обществ. Всё можно. Только деньги всегда вперёд и деньги всегда впереди.

Сволочное мировоззрение материализм, а? Надо будет посмотреть какой-нибудь документальный фильм про фабриканта конца позапрошлого века, которого после горячей молитвы перед чудотворной иконой понесло в меценаты. Может, сам уверую и покаюсь.

К теме. Домашние хозяйства производят рабочую силу в разном количестве и разных качеств. Естественно, и капиталист старается выбрать на рынке доступной быстрой рабочей силы ту, которая лучше подходит для его предприятия. Иными словами, капиталисту интересна потребительная стоимость этой рабочей силы, определяемая через работоспособность.

Производство медленной рабочей силы больше всего проявляет себя в том, что в домашнем хозяйстве выращивают детей. Действительно, без этого жизнеспособность населения страны – не сейчас, так через полвека – обеспечить в принципе невозможно.

Государство (если оно заинтересовано в долговременном выживании граждан) покупает медленную рабочую силу домашних хозяйств, направляя её именно на рождение и выращивание детей. При этом о каких-то свойствах этих детей сколько-нибудь детального разговора не идёт, государству интересны практически все – или, то же самое, интересен «абстрактный», «средний» ребёнок. Стоимость без прилагательных, согласно основоположникам.

Что именно общего у всех этих детей, которые, повзрослев, поставят на рынок труда быструю рабочую силу с самыми разными свойствами? Только то, что они со временем, принадлежа уже к другим домашним хозяйствам, тоже будут делать, рожать и выращивать детей.

Отсюда производству домашним хозяйством быстрой рабочей силы и медленной рабочей силы в качестве аналогии можно сопоставить в масштабах экономики целой страны производство предметов потребления и производство средств производства соответственно (II и I подразделения).

Тогда задача обеспечения прироста населения сводится к задаче расширенного воспроизводства домашнего хозяйства, которая решается через опережающее развитие производства средств производства. И делать это должно государство, потому что увеличение населения требуется именно ему, пускай не обязательно для него самого.

Какие-то подробные предложения, следующие из такого понимания, я тут затруднюсь обрисовать за недостатком места. Навскидку можно вообразить следующее.

Известно, что в новое и новейшее время обязательное условие расширенного воспроизводства составляет крупное машинное производство, сводящееся к непрерывному производству изделий (в т. ч. услуг) с

а) использованием машин в качестве орудий труда и
б) предельно высоким разделением труда, вплоть до того, что на одном рабочем месте выполняется одна операция.

Эти рамки могли бы определить большой набор решений по избавлению семей с детьми от рутины. Таких решений, которые можно назвать «льготами» в буквальном, изначальном смысле слова.

Высокоразвитая (в смысле и доступности, и разделения труда) система свободного предоставления повторяющихся услуг (доставка еды и проч.); разработка и создание «умной», адаптивной (в т. ч. к детскому поведению) домашней техники; внедрение «семейных» стандартов производства тех или иных вещей, с опорой на долговечность и узнаваемость, со льготами семьям по их покупке и использованию (вопрос о перепродаже и, следовательно, о метках – побоку); дополнительно к этому сравнительно дешёвый доступ к «заказным», уникальным вещам; фильтры для информации неконтролируемого распространения; постоянная работа по стандартизации, сертификации, стратификации и контролю такого рода помощи.

Жилищную проблему я здесь не хотел бы затрагивать, хотя она, конечно, ключевая. Я вижу начало её решения в разработке технологий безлюдного строительства – в первую очередь инфраструктурного. Если не научиться дёшево разворачивать многотысячные поселения «на пустом месте», то паразитирование строительства на уже сложившейся инфраструктурной – как частный случай, транспортной – связности продолжит делать из больших городов раковые опухоли, высасывающие людей с менее развитых территорий страны. К тому же это привлекательные и очень уязвимые цели для внешнего воздействия, будь то ОМП или провоцирование общественных возмущений.

И то, и другое несовместимо с жизнеспособностью населения страны в целом. Это, кстати, намекает, что научно-исследовательские, проектно-конструкторские и внедренческие усилия в этом вопросе должны получить финансирование, сопоставимое по размерам с финансированием схожих статей оборонного бюджета страны.

Про «маневренные фонды» я даже заикаться не стану с этой точки зрения потому, что тут самообладание читателя, сколько-нибудь вовлечённого в дела строительные, повинно дать трещину, хотя бы тот читатель был и солипсистом.

Лучше я попробую рассмотреть ещё один аспект задачи. Как читатель помнит, я исхожу из того, что домашнее хозяйство с наступлением индустриального производства стало предприятием товарным. Товарное предприятие однотипно с капиталистическим, но вовсе не обязательно таковым является. И тогда возникает вопрос: а будет ли домашнее хозяйство капиталистическим производством? Я полагаю ответ утвердительным, однако с небезынтересными оговорками.

Вот товарное производство быстрой рабочей силы домашним хозяйством.

Человек – часть домашнего хозяйства, член семьи – идёт на работу, предлагает несомую им быструю рабочую силу с её потребительной стоимостью (навыки, прилежание и проч.), получает за неё деньги, из которых капиталистический злыдень изъял «прибавочную собственность», тратит полученное на еду и жильё, после чего снова идёт на работу… Здесь работает формула «товар-деньги-товар», где первым товаром будет быстрая рабочая сила, а вторым – всё, что покупают на зарплату.

Это ещё не капиталистическое производство.

А вот тот товар, который будет носителем медленной рабочей силы, произведённой домашним хозяйством, потребительной стоимости не имеет (точнее, имеет все возможные её виды и конфигурации в будущем) – это «абстрактный», «средний» ребёнок из рассуждения выше. Такой ребёнок получается просто стоимостью. Его уже можно назвать капиталом (не с большой буквы, это будет надругательством), ведь капитал, по основоположникам, именно что стоимость. И тогда «сам процесс» выглядит как «деньги-товар-деньгиштрих» или, то же самое, «стоимость-товар-стоимостьштрих».

Вот этот процесс. В семье рождается ребёнок («стоимость»). Семью за это осыпают благами («товар»). Возросший уровень потребления делает возможным (не обязательно желательным) содержание ещё одного ребёнка («стоимостьштрих», двое детей).

Это уже капитализм. Просьба не приписывать автору гневной или презрительной интонации.

Забавно, что в качестве «прибавочной стоимости», присваиваемой домашним хозяйством, выступает то потребление семьёй дополнительных благ, которое не имеет отношения к режиму выращивания одного и далее двух детей.

Меры против такого присвоения получаются мерами антикапиталистическими, которые могут быть докапиталистическими (см. выше, призывы шутов и шаманов к восстановлению доиндустриального семейного быта) и посткапиталистическими.

Интересно, мелькала ли у современных «левых» авторов такая постановка вопроса, или всё осталось на уровне отмены семьи в светлом будущем?

Обратно к теме. Итак, в современном домашнем хозяйстве можно выделить сугубо товарную и капиталистическую составляющие.

«Осыпание благами» ещё во времена недавние было медленным и неизбирательным: пенсии, общее увеличение уровня жизни в стране со сменой поколений. Сиюминутные и значительные пособия (например, «маткапитал») призваны решить эту проблему – точнее, переформировать её так, что уже со стороны государства эта проблема становится проблемой инвестиционных рисков. Платишь за малыша, а в кого он ещё вырастет.

Решения у этой проблемы нет. Есть, однако, универсальный подход к её смягчению, а именно диверсификация «инвестиционного портфеля», следующая из его конкретизации. В применении к рассматриваемому выше она задаст цель: обеспечение возможно большего различия между детьми, растущими в одной и той же семье.

Добиться можно и через манипулирование предоставляемыми государством льготами (вроде ограничения доступа к одному и тому же виду внешкольного образования), и через приглашение или вынуждение домашнего хозяйства к трате сэкономленного на рутине времени (см. выше) по-разному в зависимости от ребёнка, на которого это время тратят. Уточню на всякий случай: речь никак не идёт о навязанном извне количественном распределении времени, потраченного на разных братьев и сестёр.

Только здесь возникает надобность в шутах и шаманах. И то, обязательно по регламенту, согласно ТЗ, с адаптацией требуемых проектов… извините, событий духовной и культурной жизни… с возможно большей избирательностью, вплоть до отдельного домашнего хозяйства, вплоть до отдельной семьи. Без этих всех видений, вдохновений и нервных требований привилегий за свою умственную нестабильность.

Чтобы сразу было видно – не помешанные недоумки вроде меня, а уважаемые работники, профессионалы, отдельная отрасль психотерапии. Нейросети им в помощь.

Конец рассуждения. Теперь те недочёты, которые я вижу (и большей частью допустил) сам и комментировать не буду.

За пределами рассмотрения остались предложенные меры в сколько-нибудь конкретном, «списочном» представлении, очищенном от обоснований и сколько-нибудь детальном.

За теми же пределами пребывает вопрос отношений населения, народа (нации, если хотите), общества и государства: от чьего имени государство покупает медленную рабочую силу, и кем/чем гарантировано это приобретение? – думаю, отсюда и получается ТЗ верхнего уровня для шутов и шаманов.

В стороне остаётся вопрос обязательной исчерпываемости, то есть конечности и ограниченности домашнего хозяйства. Я его и затрагивать не хочу, чтобы не вводить в рассуждение ещё и аналогию с добычей полезных ископаемых.

Там же, за пределами и в стороне, оказывается более чем известный вопрос ограничений аппетитов покупателя быстрой рабочей силы (не обязательно капиталиста). На сами эти аппетиты, несовместимые с выживанием и увеличением народонаселения, я указал.

Ладно, спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Автор сознаёт, что его представление об окружающем мире трудно назвать всеобъемлющим. Нет, автору-то легко его так величать, но легитории? Да, так вот: вышеприведённые измышления не основаны на каких-то специализированных экономических, социальных или политических исследованиях. Это ни похвальба, ни кокетство, всего лишь констатация того, что я не имею представления ни о том, кого я повторял, ни о том, с кем я спорил, ни о том, кто меня опроверг уже полвека тому назад или раньше.

Вы читаете всего лишь блог. Да, не Спарта, «но что-то героическое в этом есть».

Прочёл указ президента РФ об утверждении "Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей".

Значит, так. Пресловутая традиционность для духовно-нравственных ценностей никак не подспорье и не обуза. Она им перпендикулярна. "Деды с прадедами огого, значит, и мы улюлю". То, что деды с прадедами огого, не указывает ни на нашу способность к улюлю, ни на нашу потребность в оном. Это навязывание другим экономии мышления, дело злое и презренное.

Сохранение и укрепление каких бы то ни было ценностей в обществе - это в принципе проигрышный подход, "фестунг". Ценности надо не сохранять и укреплять, а воспроизводить и обновлять. При этом идолизация отказа от существующих ценностей, отказ ради отказа, лишь бы что-то было по-другому - это уже не "фестунг", это "зерг-раш", но такой же идиотизм.

Воспроизводство и обновление ценностей - самая дорогостоящая стратегия для общества, хотя и самая наглядная. Постоянная публичная проба на прочность (п-п-п-п) существующей версии чего-то, что провозглашено ценностью; спектр публичных же прогнозов эволюции этой ценности как в аспекте смыслового содержания соответствующих понятий, так и в аспекте социальных практик, формированию которых эти понятия способствуют; опять же публичная оценка проб и прогнозов, причём со стороны... ладно, не самих принцев-администраторов, но хотя бы секретарей те принцы пускай себе специальных заведут. Или генеральных.

Цитирую помянутый указ: "к традиционным ценностям относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России".

Вот всё перечисленное именно что подвергать. Очищать возвышенную чушь до конкретных предъяв к политическим программам. "Как именно вы будете укреплять гражданственность, сколько той гражданственности было при Василии Втором Тёмном, и что такое эта гражданственность вообще?" Ну да, быдло в моём лице обнаглело. Простите меня за демагогию, конечно, вопросы должны были идти в обратном порядке, но всё равно обнаглело. На несколько растерянное, однако преисполненное достоинства панское "чего ты тут мычишь, это ж все и так знают", быдло согласится и мирно отойдёт в сторонку. И так каждый раз. Чтобы лет через двести историки, уж не знаю чьи, опять охреневали, почему всё так было хорошо, а за несколько дней исчезло в пыль, будто его, хорошего, и не было. Ведь всемерно укрепляли же электромагнитные волны... извините, духовно-нравственные ценности.

Та же самая ценность крепкой семьи, уж не знаю, духовная она или нравственная. Родные мои, провозгласите вы государственную гарантию аренды семейного жилья... понимаю, уже смешно... однако семья - это всего лишь оптимальное социальное решение по поддержанию дома, то есть места, где общественные требования к индивиду минимальны. Будут гарантированные дома (квартиры или ещё что), и будут вам гарантированные семьи, предельно крепкие при прочих равных.

Ладно, не провозглашайте (бабосы строительных компаний в список ценностей), а хотя бы попробуйте организовать (сугубо добровольную) регистрацию телевизоров и компьютеров в "семейных" квартирах, смартфонов у мужей и жён, и от той регистрации задать технические решения по блокированию передачи на них рекламы (приватность идёт к дьяволу, её и так нет)... ага, ещё смешнее и вообще вредительство, святой Гайдар Вторый из делюксового рая щеками трясёт неодобрительно... и вы не сразу, но получите такое приращение тех самых крепких семей, до обеспечения которого всяким благочинным радениям на первых каналах во имя великих свершений восемнадцатого века как до Луны. И вот тогда уже критикуйте, ибо побочка, на мой взгляд, там будет, и немалая. Однако именно что побочка, исправимая применительно к изменившимся условиям.

Ну да, "а можно как-нибудь так?" Чтобы улюлю, но чтобы панам... как там их, "элита", да?.. вот чтобы элите не беспокоиться? По моему скромному мнению - нельзя.

И это я ещё до "высоких нравственных идеалов" не добрался, до вопроса отличения их от невысоких, но тоже нравственных; или высоких, но уже безнравственных. Да и что я тут буду? Сами знаете: "когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели!" Закончится всё именно этим, скучной покорностью скотины на бойне. А попадёт она туда по старости...

...я, если что, впал в прострацию, увидев в "Основах..." "естественное продолжение жизни" как нечто благое. Я не Луи Пастер, но всё же берега надо иметь, нет?..

...да, так попадёт скотина на бойню по старости или по "противостоянию элит", то бишь панскому пиханию и толканию, - это мне без разницы. У меня, как видите, приступ гражданственности.

Я искренне надеюсь, что дал читателю пищу для размышлений. Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Ах да, я настолько уважаю своих читателей, что даже объясню им, чего это я тут бушую. Давным-давно, в отдалённой галактике, я отослал на проверку некие "бумаги". Файлы, конечно. Пару дней назад мне пришло отрицательное заключение на них. Это отрицательное заключение мне попробовало объяснить местное начальство. Начальство состояло из 2 (двух) человек. Половиной начальства была леди преклонных годов, которая на соответствующий сервер заходила через ссылку в письме (автопароль ей прописали), а мои ошибки объясняла мне как "ну вот видите, вот здесь такая цифра, а вот там другая" (это цитата). Другой половиной был джентльмен чуть помладше, который мне объяснял, что не имеет значения, как я выполняю свою работу, лишь бы "алгоритм" проверки "по шаблону" соответствующих бумаг "не возражал". Если что, то я признаю свою вину: в своё время не понял, что некоторые "бумаги" не моего авторства считаются за скрижали, а про их оформление мне в своё время (февраль 2021) мне не сообщали. Я же, дурак, не спрашивал, хотя мог бы. Считаю окружающих равными себе, потому в "элиту" в принципе не гожусь.

И вот сегодня утром я получил от помянутого начальства пакет моих файлов с их замечаниями (.odt). 100%... может быть, 99%, но я не уверен... замечаний состоит из "?" и "не соответствует шаблону" (цитаты). Сами видите, указу президента РФ приходится отдуваться, ибо я уверен: "сохранение и укрепление традиционных духовно-нравственных ценностей" отымеет всё общество в том же самом стиле.

ПостСубСкриптум. Пишу из горящего танка, то бишь с работы, и даже не пишу, а набиваю. Потому прошу извинить отсутствие привычной вёрстки.

ПостУжЯНеЗнаюЧегоСкриптум. Кстати, разговор с начальством закончился тем, что меня назвали "добросовестным и принципиальным работником". С учётом того, что начальство, похоже, планировало состоявшийся разговор на четверть часа, а продлился он полтора, то перевести цитату можно "как же ты нас за...л". Я в ответной реплике пообещал обязательно обратиться к ним, если возникнет дальнейшее непонимание ("я ещё не начинал")

Запишу себе названье, чтобы в спешке не забыть.

Не давайте человеку с техническим образованием (мне, например) читать учебники по экономике: хотя бы старый, образца 1954 года, где в рецензентах, а то и в заказчиках отметился сам Хозяин.

Запомнилась фраза «полезность вещи наделяет её потребительной стоимостью». Ага, «и так понятно». Аксиома.

Я немножко подумал, а как, собственно, наделяет. Получилось вот что.

Потребность человека в вещи прямо пропорциональна её полезности для него. В различных возможных ситуациях эта полезность бывает разная (в большинстве ситуаций так и вообще нулевая).

Все возможные ситуации человек различает, хорошо или плохо, по вероятности их наступления.

Значит, полезность можно умножить на эту вероятность и с точностью до коэффициента получить ту самую потребность: «насколько вероятно, что случится именно так, что эта вещь станет мне полезна/нужна именно настолько».

Если у вас есть лучшее понимание потребности как переживания, предложите.

Понятно, что у людей, которые готовятся выживать после ядерной войны, и людей, которые стараются выплатить ежемесячный процент по кредиту, эти распределения потребностей по ситуациям будут сильно отличаться.

Так вот, стоимость – для начала та самая, потребительная – это интеграл произведения полезности на вероятность по множеству возможных ситуаций (будущему), то есть на множестве всех вообразимых человеком ситуаций.

Хотя собственно число, без прибавления нулей от ситуаций без полезности той или иной вещи, даёт тут только то подмножество, где полезность вещи в некоторой вообразимой ситуации и вероятность наступления этой ситуации (и то, и другое, подчеркну, по мнению самого человека) будут больше нуля.

Разбиение множества здесь будет соответствовать способности человека различать ситуации между собой; то есть разбиение произвольное, которое, однако, можно стандартизировать (концепция «сознательности»).

При этом понятно, что представления о будущем у человека, даже «сознательного», со временем меняются, так что потребительная стоимость вещи, взятая по ним в одинаковых условиях, будет отличаться, «плыть».

Замечу, что верно и обратное: полезность некоторой вещи получается производной от её потребительной стоимости, когда «дорого доставшееся» стараются использовать где только возможно. Именно потому, что оно досталось дорого. Скажем, демонстрация некоторого трофея по поводу и без. Точнее, повод у демонстратора есть всегда, он думает, что демонстрация вражьих скальпов принесёт ему пользу в любых условиях. Ладно, про «статус» и «наследие» как-нибудь потом.

С возникновением «товарного производства» возникает стоимость вообще, без эпитетов… какая же зараза это придумала и не отредактировала. Мол, А итое - это одна физическая величина, а просто А, без индекса - это совсем другое. Экономисты наши гуманитарные, я вас ненавижу. Ладно.

Вещь, произведённая на продажу, сиречь «товар», отличается тем, что совокупность ситуаций, в которых её полезность для владельца-изготовителя ненулевая, критически уменьшена, сужена до ситуаций обмена этой вещи на другую – при том, что усилия, «абстрактный труд», затраченный на производство «товара», сама «энергия», может оставаться соизмеримым тому, который тратили, делая вещь «для себя».

По моему профессиональному перекосу – это лазер (Light Amplification by Stimulated Emission of Radiation), пришедший на смену диффузному источнику света.

Собственно потребительная стоимость товара в своём увеличении опирается, выходит, на уменьшение разнообразия ситуационной области, то есть на только на обеспечение продаж – а что покупатель сделает с покупкой, дело десятое. Интеграл тут будет расти постольку, поскольку велики продажи, при минимуме полезности вещи для покупателя. В свою очередь у покупателя, то есть потребителя, согласование стоимостей при таком обмене возможно только за счёт уменьшения собственной потребительной стоимости приобретённого товара: вещь не универсальна, то есть область применимости товара чересчур узка, вещь не шедевр, вещь «не нужна» – в смысле не может быть использована в самых вероятных предвидимых покупателем товара ситуациях.

И на этом я прекращу дозволенные речи, потому что к стоимости как общественному труду я даже и не примеривался. Повторю: дорогие самоправедные экономисты, не допускайте технарей в святая святых святой святых. Они напакостят.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Уже из изложенного следуют очень... вызывающие... некапиталистические решения, ну да первый попавшийся солипсист с ними. Технарь, получающий деньги совсем за другое, бузить изволит. Угомонится, поганец. Со временем.

Сижу, праздную. Ради праздника перечитываю конституции образца 1936 года, 1977 года и нынешнюю. Сразу хочу порасспрашивать: в нынешней, ст. 67.1, п.2

«Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство»

– там какой бог упомянут? Перун или Сварог? Нет, я посижу и подожду, пока мне объяснят про идеализм, теизм, монотеизм, про наидуховнейший выбор в пользу двухтомника ближневосточных сказок и очень заглавную первую букву в слове. Имя собственное, как же.

Потом я спрошу, что такое сохранение памяти тех, кто передал нам идеалы. Я понимаю, это сброс на диск кэша ПО управления светодиодом, от которого мы что-то прочли азбукой Морзе? Отличная, без шуток, идея: получится разобраться, кто и когда те программы, может быть, взломал, чтобы у нас в головах нынче сидела всякая чушь. О, сразу не дошло, тут всего лишь «сохраняя», то есть «выставляя на витрину и обязывая лохов пускать слюни при виде». Какой там поиск ошибок. Ну, и ладно.

Теперь: это предки передали нам ещё и «преемственность в развитии» в нагрузку к «идеалам» и «вере», или это Федерация преемственность сохраняет? Понять-то можно и так, и сяк, см. цитату. Что, «а так же»... то есть «а также» у нас тут вместо «и»? Многонациональный синтаксис многонационального народа?

Опять же, чьё государственное единство Федерация признаёт? Где написано «своё», «собственное» или хотя бы «унаследованное ею»? Какое там, нахрен, «подразумевается»? – это основной, сука, закон!

Исторически случившееся… то есть «сложившееся»… оно, «государственное единство», не сложилось, над ним те же предки работали столетиями, не жалея своего и чужого времени: и аналогово, то есть по жизни, и дискретно, то есть насмерть. Немалая часть этой работы была сделана намеренно, с пониманием выражения «развитие Российского государства». А «сложилось» – это логика падальщика. Извините, приватизатора.

В качестве десерта, «признает» или «признаёт»… ссылка-то на duma.gov.ru… какое ещё правописание для подданных, у нас же идеалы с верой наперевес, грамматическая денацификация. Ужо тебе, придире, иди помолись лучше.

Разобранный пункт в конституции образца 1993 года, мягко говоря, не уникален. После стрельбы в Москве текст, похоже, доводили до ума наспех и не довели. Про публику, которая этим занималась, тоже скажу мягко: она заняла свои места в первую очередь благодаря неумеренной общественной ажитации второй половины восьмидесятых годов двадцатого века.

Отмечу, что содержание документа я здесь не обсуждаю. Я здесь обсуждаю его, содержания, отсутствие. И я отнюдь не противопоставляю положения о правах, свободах, обязанностях, государственном и экономическом устройстве, приведённые в различных конституциях, друг дружке. Мол, кто лучше, кто хуже. Это в принципе другая тема, несравнимо более объёмная.

Когда я перечитывал все эти тексты, я считал возвратные… окончания или как их там… в глаголах и производных от них. Сколько в конституциях написано, что нечто неодушевлённое должно «делаться», без однозначного указания на «кто, куда, чаво и как». К сожалению, этого добра полно везде, вне зависимости от даты. Подавляющее большинство этих оборотов может быть переписано через «обязан», «имеет право», «может».

Вот «может добиваться» и прочее такое же – это да; в составном сказуемом, когда уже ясно, о каком субъекте идёт речь, возвратный глагол вполне уместен. Остальное оставим поэтам и писателям; мимолётные, сиюсекундные догадки читателя, о ком или чём именно в новом предложении идёт речь – непременная часть читательского очарования повествованием. А вот в любом официальном публичном сообщении, тем более в законе, тем более в основном – всё это не более, чем вредительство.

Как обычно, отвергать – значит, предлагать. Желательно, – если уж от блоггера, помешанного на весьма узком спектре идей – предлагать что-нибудь эксцентричное, рядом с которым даже нынешнее изделие выглядит совершенством. Реклама от противного, щедро оплаченная башней Кремля, пожелавшей остаться неизвестной.

Значит, так.

Сначала делаем список субъектов, которых, по нашему мнению, касаются дела государственные. Само государство, соседи по планете, гражданин в единственном или во множественном числе, государственная структура, общественное объединение, экономическое предприятие и тому подобное.

Потом список действий, составляющих эти государственные дела или ограничивающие их, глагол «быть» в третьем лице единственного числа настоящего времени включительно.

Потом список отношений к этим действиям (модальность, ага).

Потом список объектов, на которые эти действия направлены. Потом список обстоятельств, эти действия сопровождающих, «и в прочих случаях» включительно.

Потом список причин, по которым эти действия бывают, сколь угодно общих («переданные идеалы», «стремление к свободе», «всеобщая справедливость» и прочая лирика).

Вроде всё.

Скармливаем эти списки ЭВМ, напоминаем ей слово «комбинаторика», ограничиваем форму высказывания условием присутствия в нём единственного пункта из каждого списка, и получаем очень, очень длинный перечень всех вообразимых вещей в государственном бытии.

Оформляем этот перечень через применение к нему «онтологической возможности», «онтологической необходимости», «деонтической возможности», «деонтической необходимости», см. предыдущий текст. Созываем политиков с народными массами на поводках и просим политиков вычеркнуть то, что им не по нраву, при чём избежать хотя бы стрельбы, если уж без мордобоя не выходит. Отдельный микс-файт объявляем по поводу словаря присутствующих в списке определений и конституционной процедуры обновления этого словаря.

Согласованный остаток перечня вновь скармливаем ЭВМ, даже если она отказывается, и пишем программу, которая заведует поиском присутствующих в перечне утверждений по заданным признакам.

«Гражданин может» – список результатов поиска, что гражданин может, кому, на кой и когда. «Во имя веры в бога» – список результатов поиска, что, кто, кому, когда. «Гражданину можно устроить» – список результатов поиска, что, кто, когда, на кой. «Гражданин может во имя веры в бога устроить другому гражданину» – список результатов поиска, что именно и при каких обстоятельствах можно себе подобному отдуховничать.

Понятно, что распечатка такой Конституции будет выглядеть угрожающе, а поднять её, распечатку, смогут два человека минимум. Ну, и что? Это же для работы государства, для жизни его граждан, а не на показ по случаю всеобщей масту… извините, всеобщего ликования.

Для завзятых и замшелых выкладываем сертифицированные тексты Конституции в сеть… совсем забыл, ещё можно штрих-коды учинить по изначальному перечню, текущему перечню и месту того или иного пункта в них.

Для остальных, кому поисковика обычно достаточно, объявляем государственный – или народный, чего уж стесняться – язык программирования, заведующий этим поиском, архитектуры «конституционных» ЭВМ, выкладываем в общий доступ соответствующие листинги. Учим будущих граждан пониманию этих листингов со школы, и я не могу себе представить большего резона в постановке детворе компьютерной грамотности. Лет через двадцать такое будет казаться естественным, и эта естественность – наивозможная похвала любому государственному переустройству. А то нынешняя боязнь революций настолько театральна, что скучна.

Здесь охреневший читатель повинен спросить: а зачем? Что такое в лесу сдохло, чтобы провозглашать этот цирк с конями, переходящий в балаган с ослами?

Отвечаю: именно что за тем, чтобы я рожи не строил, глядя на нынешнюю Конституцию, написанную «на отъе…сь», пример чего приведён в начале рассуждения. Я вот не хочу отъё…ться, да… и ругаюсь в своём закутке, предлагая, как сделать лучше. А Вы как хотите, я Вам не начальник. Я что-то вроде гражданина.

Про нынешний же праздник я попробую вспомнить в первой половине декабря, когда он станет свежей темой.

Спасибо за внимание.

Это не развитие недавнего «Трактата о восьми счастьях», хотя в тогдашнем постскриптуме я и сослался на ныне развиваемую тему. Нынешнее рассуждение представляет собой очередное скучное упражнение в аналитической этике…

…а затем, что про выступление Путина, про комментарии к выступлению Путина и про комментарии по поводу комментариев к выступлению Путина и так пишут все, кому не лень. А мне лень. Я трактаты пишу.

…так вот. Обдумывая порядок описания воображаемого общества, построенного на некоем этическом императиве, и обнаружил совершенную недостаточность своего словаря. Нет, сами слова есть, но вот надежды составить из них такие тезисы, которые читателем будут поняты сколько-нибудь однозначно, нет.

Что тут делать? Лезть в латинские и греческие словари, да не ради шутки? Чересчур фундаментально, рылом не вышел. Смириться и надеяться, что поймут правильно? Тогда и саму работу не стоило начинать. Самому придумывать сочетания русских корнесловий? Идея, недостойная граммар-наци вроде меня.

Остаётся учинить список собственных толкований всем известных слов. Я те толкования использую и по жизни, но вот читателю, зачем-то заглянувшему под кат, может, и сгодится. Чтобы не превращать словарь в скрижали, я приведу рассуждения, в которых соответствующие толкования проявили себя.

Рассуждения эти обязаны собой попытке анализа этических императивов, приведённых в работе «Поведение», с точки зрения отношения между различными модальностями суждений субъекта об окружающем мире. Суждение далее я рассматриваю как указание на некоторое состояние, именование его.

Полагаю, читатель помнит, что императивы те были выведены и проанализированы Константином А. Крыловым в понятиях «должен» или «может», и только в пояснениях и примерах было «хорошо» или «плохо»: то есть деонтическая и онтологическая модальности здесь стались очевидно важнее аксиологической. Будь наоборот, как раз и получились бы заповеди вместо анализа.

Итак, ниже я попробую охарактеризовать отношения между различными модальностями (онтологической и деонтической) и их операторами в суждениях субъекта об окружающем мире как отношения ограничения, то есть как оформление.

Я считаю такой подход разумным, ибо субъект, в данном случае субъект этических суждений, существуя в материальном мире, ограничен в своих возможностях: он не может оценивать всё, он не может оценивать одновременно. Эти ограничения я и объясняю как ограничение одних модальностей и их операторов другими. Порядок этих ограничений, полагаю, читатель найдёт очевидным, как и я.

Итак.

Для субъекта все возможные состояния окружающего мира создаёт воображение субъекта как сумма его способностей воспринимать окружающий мир, анализировать и рекомбинировать воспринятое. Для меня, материалиста, «это биология», у идеалистов, как правило, другие объяснения.

Того, чего я не способен вообразить (никогда, пока или уже), для меня не существует (сейчас). Я вовсе не обязательно останусь безучастен, если вдруг окажусь в невообразимом состоянии, я просто его не пойму, приму за другое, вообразимое. Может быть, только сначала, может быть, вообще («что это было?!» – «море, сынок» – «где?»).

Онтологически возможные состояния выделяются из всех вообразимых через возможность субъекта их достичь или оказаться в них со своего ведома. Все эти состояния вместе я называю действительностью.

Состояние, принадлежащее ко всем возможным состояниям, но не принадлежащее к онтологически возможным, называется вымысел.

Из онтологически возможных состояний выделяются онтологически необходимые состояния, которые субъект воображает, как запросы к себе или окружающему миру, или потребности (не обязательно свои, это важно). «Мне нужно принимать лекарства», «электричка должна прийти через три минуты».

Это не желания, это именно что запросы во вполне себе машинном смысле: бюрократическом или компьютерном. Прозвон, ощупь, пинг.

Состояние, принадлежащее к онтологически возможным, но не являющееся онтологически необходимым («может статься, ну и ладно»), называется пустяки, дело житейское неважное.

Уже в онтологически необходимых состояниях можно выделить деонтически возможные состояния, то есть состояния, разрешённые субъекту самим субъектом или разрешённые ему извне.

Любое такое состояние может быть понято, как состояние, в котором всякая потребность, возникни она у субъекта (онтологическая необходимость), может быть им беспрепятственно удовлетворена (деонтическая возможность).

Это не покой и не отдых, так как те подразумевают отсутствие в данный момент у субъекта потребностей вообще. Я полагаю, что такое лучше всего назвать удобством или комфортом, так как «удобными» и «комфортабельными» могут быть и место работы, и сам процесс определения и удовлетворения потребностей.

Онтологически необходимое состояние, не принадлежащее к деонтически возможным, называется нуждой. «Мне это надо, но мне этого не разрешено».

Наконец, в деонтически возможных состояниях можно выделить состояния, деонтически необходимые, то есть такие, которые обязательны для достижения. Каждое такое состояние по отдельности можно назвать делом или волей («последняя воля покойного»). «Волей», однако, можно назвать и все подобные состояния субъекта, ибо даже для выполнения им некоторого дела как чужого приказа требуется собственная воля.

Деонтически возможные состояния, не принадлежащие к деонтически необходимым, называются добром или достатком.

И на вершине здесь воля со свитой синонимов: «разум», «я», «сознание», «субъект», «душа» и проч., в зависимости от мировоззрения комментатора. Или «это биология», чтобы не соблазняться дальнейшим дроблением.

Итого, разложение по модальностям состояний окружающего мира, на которые указывают суждения субъекта:

- окружающий мир состоит из вообразимого и невообразимого;
- вообразимое состоит из вымысла и действительности;
- действительность состоит из пустяка и потребности;
- потребность состоит из нужды и удобства;
- удобство состоит из достатка и воли.

Волю как пик перечисления я рассматриваю чем-то неделимым, и не разлагаю её на «дело» и что-то ещё. Дальнейшее упорядочивание словаря мне не надобно.

Я не знаю, кого я переписываю. «Своим умом дошёл». Тогда уж добавлю, благо стесняться некого, замечания о границах не межмодальных, а внутренних, то есть тех, которые получаются в каждом разбиении.

Во-первых, это граница внутри окружающего мира между вообразимым и невообразимым. Рассматривать не готов, спросите идеалистов, они всё знают или успешно притворяются.

Во-вторых, граница внутри вообразимого между вымыслом и действительностью. За неё отвечает опыт как текущий эффект одновременной работы восприятия и памяти, их функция.

Тут интересно то, что практическое применение опыта ограничено воспроизводимостью тех или иных объектов с его помощью.

Нельзя воспроизвести то, что не может существовать. Очень часто нельзя воспроизвести того, чего ещё нет (создать), потому утопию резонно относят к вымыслу. Однако столь же часто нельзя воспроизвести того, чего уже нет, и оно тоже становится вымыслом. Не в смысле «ложью», а в смысле «не-действительностью». Я бы сказал, что такое важно понимать участникам диспутов о делах давно минувших дней, но они меня не послушают.

В-третьих, граница внутри действительности между пустяком и потребностью. Здесь тоже есть, что сказать. Эта граница, назову её потреблением, выглядит обманчиво чёткой; так, что возникает надежда её измерить и актуализировать, причём как нечто универсальное и неизменное. Мол, вот это людям действительно нужно, а без вон того люди перетопчутся.

Увы, такое достижимо только через избирательность, только через адаптацию, только через подстройку. Каждому своё, возможно быстрее и точнее. Либо стихийно («рынок»), либо вручную. А будут те руки разгружать вагон с пайками или тюкать по клавиатуре – «второй сложный».

Особо подчеркну, что, в силу размытости этой границы, о ней очень легко врать (политические программы, реклама).

В-четвёртых, граница между удобством и нуждой. Ею заведует право, которое, собственно, и состоялось как набор инструкций по управлению доступом к удовлетворению потребностей.

В исчислимость права люди вкладывают издавна, постоянно и много. Право есть одна из опор человеческой цивилизации, поэтому здесь соответствующая граница на деле прочнее, чем граница между пустяком и потребностью.

Именно потому право маскируют, прячут через его бессмысленное усложнение, отпугивают от него обывателя, и, кроме того, право намеренно дезавуируют через публичное пренебрежение им на словах и, показательно, на деле. Повторю: показательно, ради создания впечатления массовости, иллюзии всеобщего пренебрежения правом.

Той же цели служат вымышленные «истории успеха», сводящиеся к тому, что границу между нуждой и удобством между перепрыгнуть одним махом, без оглядки на то же право. На всякий случай: я не отрицаю ни успеха, ни того, что к нему не зазорно стремиться, я говорю про… «утечку вымысла», назову это так.

В-пятых, за границу между достатком и волей отвечает этика.

Мои очень скромные и невыносимо продолжительные размышления на тему аналитической этики имеют своей целью (помимо развлечения моего и раздражения окружающих) ту самую исчислимость границы между достатком и волей.

Зачем это надо? Видите ли, цепочка «этика-право-потребление-опыт» представляет собой зависимость, причём двунаправленную и циклическую.

Опыта нам Вселенная предоставит в избытке: бабочек подраздавим, как великий Брэдбери завещал. Потребление и право суть вещи достаточно инерционные, поэтому ошибки в них можно вовремя исправить. А вот этика, точнее, этические ошибки в масштабах общества – опасность насущная, при этом плохо предсказуемая, но несущая последствия, схожие по масштабу с аварией в вирусной лаборатории (опыт) или очередным единственно верным учением (потребление и/или право).

Этические ошибки надо определять и предупреждать, причём без скрижалей, иначе получится лекарство, которое хуже болезни.

Для того и стараюсь... а что это Вы так смотрите на дилетанта и провинциала? У каждого своё хобби. С манией величия у меня всё в порядке, держу её в подвале.

Да, и чтобы уж было. В рассмотренной выше композиции некое счастье (из «Трактата о восьми счастьях») может быть понято как пробой… короткое замыкание, туннельный эффект… между разными слоями перечисленных состояний.

Сразу видны два случая: сочетание удобства и действительности, «свобода от» и «свобода для»; сочетание воли и потребности, «наличие цели», то есть «правота» и «долг». Остальные, с отрицаниями, я разбирать не буду за недостатком времени и места.

Не знаю, уважаемый читатель, как Вам, но мне после этих записок, с выделениями жирным шрифтом, будет проще продолжать мои выкладки. И опровергать указания на ошибки в них.

Покамест спасибо за внимание.

Нынешний набор невнятных тезисов и безумных предложений обязан собой очень простому обстоятельству, которое меня наконец достало.

Вот телешоу, на которое я наткнулся после включения телевизора, пока тот искал Интернет. Трепыхнулась некогда преодолённая аддикция, я даже заинтересовался и велел музыке подождать. А то ведь люди в шоу пышут. Громокипят. «Подозрительное дело, не случилось ли чего».

А, вон оно. У людей, они сами сказали, «информационная война». Враг информационно обрушился на нас, а они информационно его сдерживают, поражают и отражают. Непрекращающаяся информационная атака мёртвых, простите мне кощунство. Бедненькие жертвуют собой, чтобы нас – простецкий люд, который без вышнего вдохновения свой же зад для подтирки не отыщет – не взяли в информационный полон.

Ладно, я в чужие истории болезни не ходок, у меня своя на полное собрание сочинений Толстого, причём Льва. Однако эти же персонажи стали цитировать и показывать каких-то обм…ков с «той стороны», со всеми их дискуссионными и риторическими находками, которые, давайте называть вещи своими именами, и на нас тоже рассчитаны. В смысле на меня и на Вас.

Ну, знаете… Уважаемые читатели, вряд ли в Великую Отечественную ради обличения фашизма в вагон к эвакуированным подсаживали эсэсовца.

Нет, я и раньше все эти копипасты видел. Более того, я прекрасно понимаю, что это рутина, стандарт, а те, кто это делают, в ответ на моё возмущение пожмут плечами и спросят «а что такого-то?»

Сейчас достало. Достало, чтобы сказать: не «информационную войну» я тогда вижу с условно «нашей» стороны. Я вижу «профессиональную солидарность», мать вашу, причём за счёт зрителя. За мой счёт. И она возможна потому, что персонажи за прилавками этих шоу – не воины и не солдаты, а персонал какой-то фирмы. А те, кого они не упускают случая процитировать и показать, суть персонал других фирм, с другими эмблемами и названием, но такие же специалисты. Хороша ж война.

Я далёк от того, чтобы отрицать нынешнее противостояние. Я всего лишь говорю, что именно «информационной войны» нет. Что само её понятие есть следствие чудовищно разросшегося паразитизма медиа на российском обществе (в других обществах тоже, но на них наплевать), и этот паразитизм для своего оправдания требует всё более масштабных и натянутых надувательств. Хуже того, он прямо мешает нынешнему противостоянию.

И мне это не нравится.

«Отвергать» значит «предлагать». Я думаю, что «информационную войну» в её нынешнем изводе нельзя выиграть. Однако её можно убрать, снять. Снять сам вопрос через радикальные (я не сказал единовременные) изменения в информационном обеспечении российского общества.

Конечно, мои излияния здесь – это не глас вопиющего в пустыне, а шёпот шута в жерле вулкана, но, тем не менее, выдам. Тем более, что некоторые идеи я уже излагал ранее.

Я уже сказал, что виданные мною громовержцы и справедливцы, влёгкую допускающие к себе всякую мразь, отнюдь не ресурс нынешнего противостояния, а его, ресурса, растрата. Они не воины. Они всего лишь работники некоего предприятия, бессмысленного и бесполезного.

Стоп. В данном случае бессмысленного и бесполезного. Однако кроме данного есть и общий случай. Потому давайте я начну с описания этих предприятий вообще. Не приносили бы они пользы, не было бы их.

Итак. О некотором классе предприятий.

Работники таких предприятий живут с того, что создают и распространяют информационный продукт. Не «информацию», а «информационный продукт», то есть информацию, в намеренное изменение и распространение которой вложен конкретный труд этих работников. Так как на дворе капитализм, то такая деятельность может быть только товарным производством, а распространяемый информационный продукт может быть только товаром.

Информационный продукт не будет товаром лишь тогда, когда человек или группа людей создают и распространяют его даром, то есть не получая за это средств к существованию от кого бы то ни было.

Пресловутый «здравый смысл» подсказывает, что человек заботится о себе более, чем о других; значит, для себя он делает вещи качественнее, чем на продажу; значит, вещь, ставшая товаром случайно или вынужденно, будет качественнее, чем товар… умышленный, скажу так. Простаки на это клюют и будут клевать всегда.

Для «информационного продукта» такое надувательство работает через пучеглазое «не могу молчать». Мол, копил в себе и теперь выговариваюсь – коряво, не по бумажке, без суфлёра, не готовясь, так что всё правда истинная. «В Интернете врать не будут» (низкий поклон автору мема).

Отвлёкся, извините. Я к тому, что у вещи, продукт она или нет, товар она или ещё нет, существует полезность, которая наделяет эту вещь потребительной стоимостью. И вот вопрос: что будет потребительной стоимостью информационного продукта?

Самый очевидный ответ: экономия времени вообще или, что то же самое, увеличение доступного человеку свободного времени, которое он сам потратил бы на выяснение сказанного в продукте. Если хотите, увеличение субъективной продолжительности жизни.

Это верно для любого информационного продукта; точнее, для любого продукта, который не может состояться без присутствия в нём информационного продукта. Это верно для телевизионных новостей, учебника, дорожного знака, художественного произведения, каталога товаров, священного писания, какого-нибудь абонемента и проч.

Здесь, однако, можно указать, что это лишь часть потребительной стоимости, недостаточная для поддержки меновой стоимости, то есть недостаточная для выставления перечисленного на обмен.

И действительно, если я покупаю сезонку на электричку, чтобы не терять времени на возню с билетами, то это работает только в хорошо известных и возможно более предсказуемых условиях. Новости, интриги, божественные откровения, реклама – они, напротив, используют свою предсказуемость против меня, привлекая моё внимание к неожиданностям; они изнашивают свою предсказуемость, но не поддерживают её.

Значит, информационному продукту как товару нужно что-то ещё, привлекательное для меня как его потребителя (важно: не обязательно как его покупателя) «здесь и сейчас», без расчёта на недостаточно известное будущее.

Ответ и здесь лежит на поверхности: эту привлекательность создаёт переживание. Не обязательно приятное переживание, но обязательно ожидаемое.

Думаю, многие читатели этого блога знают и помнят, что в своих представлениях о человеке и обществе я в решающей степени опираюсь на работу Константина А. Крылова «Поведение».

«Поведение» рассматривает общество как четыре взаимосвязанные сферы деятельности, основанные на различных видах отношений: отношений властных, отношений социальных, отношений собственности и отношений культуры.

Каждое отношение, будучи основанием для некоторого единства норм поведения, создаёт ценность: ценность превосходства, ценность справедливости, ценность пользы, ценность свободы.

Я позволю себе сделать вывод: базовым переживанием будет переживание человеком меры своего соответствия одной из этих ценностей. Насколько я превосхожу окружающих, насколько я справедлив с окружающими, насколько окружающие полезны мне, и насколько я свободен от окружающих.

Получается, что основных, простых, базовых переживаний у человека не так много: всего пять. Остальные переживания – сложные, тонкие и разнообразные, это бесспорно – суть различные комбинации этих пяти.

Замечу, что я уже описал одно такое переживание, самое фундаментальное и необходимое, по умолчанию присутствующее везде: насколько я жив – собственно жизнь, то самое время, которое хорошо или плохо высвобождает всякий информационный продукт. Даже Тетрис, если подумать.

Такое понимание вопроса позволяет понять привлекательность условного информационного продукта, если принять, что за неё в решающей степени отвечает одно из этих базовых переживаний.

Если актуальные человеческие переживания можно представить себе как функцию базовых переживаний, то в порядке ответа на «второй сложный вопрос» привлекательность актуального информационного продукта тоже можно описать и оценить как функцию от привлекательности таких условных информационных продуктов.

Начну с переживания человеком («своего соответствия», далее эта вставка подразумевается) справедливости. Справедливость обеспечивают уклонение от односторонних действий и участие в двусторонних. И я хочу получить соответствующий информационный продукт для того, чтобы иметь тему для общения с другими людьми. Я оцениваю его привлекательность по шкале «есть о чём поговорить». Сплетня.

Пользу обеспечивают участие в односторонних действиях с уклонением от односторонних. Чтобы пережить пользу, мне нужен такой информационный продукт, который поможет мне обойти окружающих и достичь своей цели, пренебрегая их помощью или сопротивлением. Секрет.

Превосходство получается через одновременное участие в односторонних и двусторонних действиях. То есть не просто обходить окружающих, а ещё и говорить с ними об этом. Очевидно, что информационный продукт, который позволил бы мне пережить превосходство, должен быть основан на похвале в мой адрес.

Наконец, свобода состоит в уклонении как от односторонних, так и от двусторонних действий. Здесь тоже вполне очевидно, что информационный продукт, созданный для переживания свободы, должен быть сказкой. Не прямой ложью как инверсией достоверных сведений, а именно что искусством, описанием необычного, не встречающегося потребителю в повседневной жизни.

Итого, сплетня, секрет, похвала и сказка. И жизнь как базис, как бульон для супа. Это и есть компоненты, которые создают привлекательность информационного продукта. Она нужна для того, чтобы поднять его, продукта, потребительную стоимость до уровня, на котором может существовать меновая стоимость как аспект стоимости вообще. Иными словами, чтобы сделать информационный продукт товаром.

Это советская политэкономия, если что.

Как видите, правды и лжи здесь в принципе нет. Да, информация об окружающей реальности, сырьё, может этой реальности соответствовать в разной мере. Эта мера обязательно пойдёт на убыль при производстве информационного продукта, и ещё скорее она пойдёт на убыль в товарном производстве информационного продукта. Товар надо продать, и это главное.

«При трёхстах процентах прибыли нет такого преступления, на которое он [капитал] не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы». Стыдливые же были времена, с астрономическими какими-то запросами…

Вернусь к одному замечанию в скобках выше. Привлекательность информационного продукта создаёт причину для его потребления. Однако потребитель и покупатель вовсе не обязаны быть одним и тем же субъектом.

Я не плачу за выпуски новостей, за них платят те, кто хочет, чтобы я новости смотрел. Для этого новости должны быть привлекательны для меня – соответствовали моим вкусам, если придерживаться кулинарной метафоры.

Причины этого? Да всё те же, наблюдаемые невооружённым глазом. Заказчику информационного продукта нужно установить, поддерживать или разорвать какие-то связи со мной. Из вышеизложенного следует, что ему нужно превосходство надо мной (власть), польза от меня (моё невмешательство в его дела по собственной воле), солидарность со мной (единство) или свобода от меня (моё незнание о нём). Всё вместе в разных пропорциях или по отдельности, это уже сам заказ. Правда и ложь здесь что-то вроде «натуральных продуктов» в рекламе, сотрясение динамиков.

«Правда» и «ложь» имеют несомненную, хотя и ограниченную ценность в личном, штучном, натуральном общении. В общении товарном «правду» или «ложь» имеет смысл учитывать в продолжительном платном общении на узкоспециализированную тему, при этом чем уже тема, тем большего внимания заслуживает критерий соответствия исходной информации действительности. Ну да, аналог мелкосерийного и штучного производства на заказ для постоянных клиентов.

Как легко видеть, в современной медиасфере такое проходит по разряду совсем уж вычурной экзотики.

Изложенные размышления позволяют мне предложить следующие мероприятия – нет, не по «выигрышу информационной войны», а по снятию вопроса о ней через максимально возможное ограничение товарного производства в информационной сфере.

1. Создание платных служб по информированию абонента о возможно большем количестве видов и подвидов общественной деятельности (трудовой и нетрудовой) с возможно более глубоким географическим разбиением. Создание службы по поддержанию возможно более полного соответствия сообщений этих служб действительности: реактивно, конечно, по жалобам пользователей, для активного тут требуется универсальная компетентность, что нереально.

2. Создание и поддержание публичных служб по сборке «новостных выпусков» из материалов служб п. 1. Платное или свободное распространение среди частных пользователей ПО и ТО для самостоятельного решения той же задачи.

3. Создание службы информационной экспертизы сообщений из внешних источников. Определение раскручиваемого вообще и продвигаемого на наш рынок информационного продукта зарубежного производства, разбиение его на отдельные тезисы, экспертиза каждого тезиса – не так, как в нынешних «телешоу», а как полагается: дюжина экспертов с различными степениями и весами, дюжина вопросов с ответами «да-нет», и резюме для абонентов, можно в изложении неспециалиста.

4. Создание общего «спортивного» протокола – если хотите, то конституции для любого публичного состязания, любого публичного соперничества за ограниченную награду: что футбольных матчей, что «Поля чудес». Подчинение этому протоколу освещения соответствующих событий службами из п. 1.

5. То же для публичных событий в области культуры и искусства.

6. Создание на казённый кошт и содержание на нём же многочисленного сообщества профессиональных критиков, со своим протоколом публичных выступлений в службах п.1; я бы вообще тут предложил принцип соревновательности в отношении оцениваемого артефакта.

7. Драконовский запрет на рекламу в публичном или в платном вещании, с обязательным затиранием вывесок и запикиванием названий. Я понимаю, что на рекламе мир стоит, лежит и поворачивается, «что за жизнь без пианины» и так далее. Привыкнете, и быстрее, чем кажется. Это я к заказчикам, если что.

8. Постановка на разделённые, принадлежащие государству предприятия по производству своих и адаптации импортных сюжетов, описаний обстановки разных уровней (не люблю слово «сеттинг»), визуальных и звуковых решений, исторических справок, реквизита, программного обеспечения и прочего, что требуется для создания художественных произведений разных видов и жанров – без обязательств применять эти решения. Создание базы данных по ассортименту таких производств со свободным доступом для граждан страны. Добровольная сдача государству прав на художественные произведения с минимально возможной компенсацией затрат на их производство; может быть, с экспертизой критиков из п.6.

9. В развитие п. 8 – выход на перенасыщение местного рынка художественными произведениями «на все случаи жизни» (которые предоставят службы из п.1), сопровождение таким художественным обеспечением наблюдаемых перемен в общественной жизни, итерация и обновление этого обеспечения как решение, альтернативное надрывной и, как правило, фальшивой «новизне».

10. Требование под угрозой уголовного преследования у частного пользователя социальных сетей чёткого указания на размер оплаты и на заказчика для любого платного сообщения.

Вот, собственно, и всё. Прошу занести в мою разбухшую историю болезни. Радикально, да. Полно возможностей обойти. И минимум десятилетие для установки.

Вот только альтернативой в режиме «а можно как-нибудь так?» станут «информационная война», «информационное противостояние», «информационная оборона», «информационное отступление», «информационная осада», «информационная капиту… ну не шмогла я, не шмогла». Зато на всём протяжении будут хорошие продажи.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Нынче у меня тут редко можно увидеть апелляцию к «Поведению». Это не потому, что я охладел. Напротив. Я обобщаю и пакую свои комментарии к этой работе, в письменном виде, и это очень долгое и сложное дело, причём дела рабочие и домашние его не сокращают и не упрощают. А уж добавлять новые комментарии здесь… вот сейчас добавил, теперь думаю, как потом, через месяцы и месяцы, учесть.

Обретение, восстановление и поддержание государственного суверенитета может быть обеспечено только опережающим развитием производства средств производства сравнительно с производством предметов потребления. Цари на дворе, императоры или генсеки – без разницы; я использую тезаурус красных только потому, что им нужно было что-то публично объяснять. Понимали все и всегда. Сейчас говорят об «импортозамещении» только в отсутствие дилеммы crucis aut braccae. Не любят ассоциаций.

Однако средства производства суть объективный фактор производства. Есть ещё и субъективный, известный как «рабочая сила»; он тоже распадается на сравнительно объективную составляющую – здоровье, знания, умения – и собственно субъективную «желание работать». Отражением потребления из предыдущего сопоставления здесь станут нездоровый образ жизни, отказ от приобретения новых знаний и умений, а также от употребления имеющихся; всё это складывается в неспособность и в нежелание работать. Короче, «потребление себя» и «нерабочая сила»: всем этим принято гнушаться на публику, зачастую лицемерно. «Хорошая жизнь» – ведь «это совсем другое», верно?

Тезис об «опережающем развитии» в проблеме государственного суверенитета может и должен быть применён не только к объективному, но и к субъективному факторам производства.

Иными словами, для достижения, восстановления и поддержания государственного суверенитета необходимо опережающее наращивание рабочей силы через её количественный рост, через обеспечение её физического и умственного здоровья, через обучение, через постановку производственных навыков и – вишенкой на торте – через задание ей желания работать. Это желание сводится к пониманию упорного и добросовестного труда как лучшего, правильного (в пределе единственно возможного) средства решения всех жизненных вопросов. Вот только в жизни труд может статься простым и монотонным, а полученные решения могут быть неудобными, причём заметно неудобными сравнительно с решениями соседа по подъезду.

Особенно радует то, что опережающе созданный излишек рабочей силы - численный или качественный («слишком учёные») – не может быть потрачен на ещё не доступные предприятия, достаточно масштабные или сложные для людей, которых под эти предприятия выращивали. И тех людей приходится гнобить на работе слишком лёгкой или слишком простой, де-факто поощряя то самое «потребление себя», наращивая «нерабочую силу» через лишение людей желания работать. В группе эффект будет только усиливаться, потому что жаловаться на жизнь проще, чем убеждать в том, что «счастье в труде», при этом не предлагая такого осчастливливающего труда.

Рабочая сила - предмет скоропортящийся. Временно невостребованные станки можно хранить на складе и надеяться, что не заржавеют. Временно невостребованные здоровье, знания и умения... сохранить можно и без анабиоза, однако коммунистическое учение в его советском изводе подчёркнуто, вызывающе игнорировало эту проблему. Теперь апологеты советских решений избегают вопроса, а почему население повелось на «рыночную демагогию». Вот потому и повелось. Люди увидели возможность стать такими, какими им обещали во вполне себе советских школах, пока Чубайс ещё только в пелёнки гадил.

«Но и это ещё не всё» – фраза, за которую рекламщику надо уже давать в морду. Цари с императорами, а равно и генсеки вслед за ними не испытывали проблем с количеством рабочей силы. Точнее, поздние генсеки уже испытывали: СССР замутил СЭВ отнюдь не (только) из альтруизма и патологической любви к ближнему. А вот на нынешнем отрезке истории людей в России мало. Мало для всех этих глобальных противостояний, которыми нас тут осеняют. Что? «Война до последнего украинца»? Принятие в Федерацию новых регионов? Несколько миллионов людей, говорящих на русском и отличающих компьютер от рушника или галушки? Циничные вы, если такое подумали. Я, впрочем, тоже циничный.

Если рабочей силы мало, то она дорога. Работа с ней труднее или сложнее. Инерционность воздействия на материал больше. Как легко догадаться, это проблему только усиливает. Уже невозможно учинить коллективизацию и получить миллионы рабочих рук в городах – причём таких, владельцы которых сочтут горячую воду из-под крана за библейское чудо.

Так что. Вопрос ограничения производства средств производства минимально приемлемым уровнем потребления. Вопрос цены наращивания (через присоединение земель) рабочей силы. Вопрос воспроизводства рабочей силы, свободный от презумпций аграрного общества. Вопрос глобального и локального соответствия занимаемого обывателем места в общества требованиям по его, места, поддержанию. Вопрос ин-те-ри-о-ри-за-ци-и работником локального или глобального неравновесия на рынке рабочей силы. Вопрос избирательного и протяжённого обеспечения воспроизводства рабочей силы (то, во что должны перерасти нынешние «пособия на ребёнка»).

Эти вопросы и составят задачу обеспечения суверенитета РФ на ближайшие полсотни или сотню лет. Если хотим побить крымского хана, то именно их нужно решать. Тогда и налога на пару лаптей не понадобится.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. А телеграм-то я себе так и не... вру. Вернул каналы нескольких министерств и собственно правительства; далее объясняемру плюс оповещалки студенческих групп, которым я читаю мои курсы. Остальное потёр напрочь и, с моим характером, навсегда. Понимаю, богохульство. Однако я атеист.

ПостСубСкриптум. Вотсап я тоже потёр, ибо нехер, в твиттере меня не было вообще, в аське я был в прошлом тысячелетии, а ФБ и всё такое – наважденье бесовское. «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина».

Спроси человека о счастье, так он выдаст описание обстановки, в которой пережил положительные эмоции, оставшиеся в памяти. А отправь его на тот же самый речной бережок любоваться восходом солнца, вот только добавь в картину просрочку по кредитам, и счастье почему-то не вернётся. Возраст, что ж ещё-то.

Да, уважаемый читатель, я намерен покуситься на то самое, неописуемое и неназываемое, неповторимое, глубоко личное – короче, якобы невоспроизводимое – счастье.

Нет, универсальных технических (а тем более химических) решений по его достижению я не предложу. Да и не может их быть, счастье наступает по самым разным причинам и поводам.

Однако что такое счастье, я себе представляю, и сейчас поделюсь этим представлением с Вами. Отрицайте, Ваше право. Ждите трамвая.

Счастье – это переживание субъектом совпадения описаний жизненной ситуации, в которой он находится, сделанных им в субъективных модальностях: онтологической, деонтической, эпистемической.

Описание жизненной ситуации в субъективной модальности опирается на понятия возможности и необходимости, и состоит из их утверждения или отрицания для некоторого действия или множества действий.

Эпистемическая модальность здесь всего лишь даст коэффициент пропорциональности, поэтому она не рассматривается ради экономии места и времени.

Ради той же экономии места и времени я не стану различать времена описываемых действий.

И уж тем более не стану шлифовать семантику описаний (утверждений и отрицаний) с расписыванием вариантов и исключений, на такое не хватит ни места, ни времени, ни моих дилетантских познаний предмета. Первого приближения достаточно.

Итак.

Для деонтической модальности утверждение и отрицание необходимости и возможности дадут четыре элементарных описания, так как и необходимость, и возможность в ней суть эффект авторитета, которым может выступить и сам человек для себя самого.

А в онтологической модальности различают внутренние и внешние возможность и необходимость, отсюда восемь элементарных описаний.

Значит, всего восемь счастий. Несовпадение элементарных описаний, а это ещё двадцать четыре случая, не будет счастьем, а потому в рассмотрение не входит. Это другие переживания или другие случаи переживаний, перечисленных ниже. Сейчас о счастье, точнее, о счастьях.

Исходники.

Утверждение деонтической необходимости: «я должен это сделать» как «я обязан».

Утверждение деонтической возможности: «я могу это сделать» как «это разрешено».

Отрицание деонтической необходимости: «я должен сделать не это», включающее в себя «я не обязан этого делать».

Отрицание деонтической возможности: «я не могу этого делать» как «это запрещено».

Утверждение онтологической необходимости, внутренней: «я должен это сделать» как «мне надо».

Утверждение онтологической необходимости, внешней: «так должно быть».

Утверждение онтологической возможности, внутренней: «я могу это сделать» как «я способен на такое».

Утверждение онтологической возможности, внешней: «так может быть» как «такое бывает».

Отрицание онтологической необходимости, внутренней: «я не должен этого делать» как «мне не нужно этого делать».

Отрицание онтологической необходимости, внешней: «так не должно быть».

Отрицание онтологической возможности, внутренней: «я не могу этого сделать» как «я не способен на такое».

Отрицание онтологической возможности, внешней: «этого не может быть».

Поглядывайте, если я где-то накосорезил с перечнем, хотя старался проверять.

Далее совпадения утверждений и отрицаний возможности и необходимости в разных модальностях, то есть обещанные разновидности счастья или, что то же самое, элементарные составляющие «счастья в жизни», возможные формы неделимых частиц счастья.

«Я обязан это сделать» и «мне надо это сделать». Счастье как правота.

«Я обязан это сделать» и «так должно быть». Счастье как долг.

«Мне разрешено это сделать» и «я способен на такое». Счастье как свобода для.

«Мне разрешено это сделать» и «так может быть». Счастье как свобода от.

«Я не обязан этого делать» и «мне не нужно этого делать». Счастье как отдых.

«Я не обязан этого делать» и «я не способен на такое». Счастье как покой.

«Мне запрещено это делать» и «я не способен на такое». Счастье как послушание.

«Мне запрещено это делать» и «этого не может быть». Счастье как вера.

Теперь замечания, обесценивающие ранее сказанное.

Очевидно, что перечисленные переживания («правота», «долг» и т. д.) нельзя со счастьем отождествлять полностью: те же формы могут быть и у других сущностей, не только у счастья. Например, переживание долга может быть счастьем («And how can man die better Than facing fearful odds, For the ashes of his fathers, And the temples of his Gods»), однако в повседневной жизни ассоциируется скорее с неприятностями.

«Счастье в жизни» даже в отношении к одному-единственному предмету («этому») в общем случае будет включать в себя несколько переживаний из приведённого списка. Так как умственные и эмоциональные возможности человека ограничены, возникает вопрос их использования разными составляющими «счастья в жизни».

«Этого» в жизни много; предметов, составляющих окружающий мир в человеческом восприятии, много. Связей между этими предметами ещё больше. Сложность вопроса о «движении к счастью» становится совершенно неподъёмной.

Казалось бы. Однако замечания на замечания.

Во-первых, проблему можно упростить, если принять, что «человек живёт для счастья», и рассматривать перечисленные переживания счастья, как аттракторы при планировании человеком своего поведения в окружающем мире.

Хотя упрощение здесь будет относительным, ибо в рассмотрение принимается время. Оно сказывается через память и воображение, то есть через восприимчивость человека к конкретному виду счастья и через готовность человека к достижению этого вида счастья.

Во-вторых, окружающий мир вследствие своей сложности для человека разумного весьма этим человеком упорядочен. Значит, к вопросу о счастье можно применить системный подход: даже не структурный, а блочно-иерархический.

Иными словами, можно разбить счастье на аспекты («счастье на работе», «счастье дома», «счастье за рулём» и т. д.) и уровни абстрагирования («личное счастье», «семейное счастье», «народное счастье» и т. д.), чтобы можно было работать с получающимися блоками по отдельности. Вопрос связи между блоками остаётся, но это уже не вопрос связи между всеми предметами в окружающем мире.

Наконец.

Думаю, читатель ещё сохранил надежду, что автор не станет ратовать за искусственное осчастливливание каждого, до кого гипотетические счастьеносцы дотянутся.

Конечно, не стану. Это и так делается. Все усилия, прямым или побочным эффектом оказывается «хорошая жизнь» для кого-либо, сводятся к приведению описаний этой жизни в соответствие перечисленным выше совпадениям. Все вопросы по издержкам этих усилий заданы давным-давно и не мне. А я даже не знаю, насколько стихийно идёт процесс вообще, а уж тем более его составляющие.

Так что пользы от того, что я тут написал, как обычно, немного.

Однако было бы интересно увидеть настраиваемый и программируемый генератор, которому скармливаешь некий антураж, а он, паршивец, – из того самого императива «человек живёт для счастья» – рассчитывает траектории того «движения к счастью», экономные и не очень, в разных аспектах и на разных уровнях…

Да, так вот – генератор выдаёт в ответ захватывающие сюжеты, зажигательные лозунги, искренние обещания, житейские мудрости, шпаргалки и «рыбы» для благих и не очень намерений и прочие credo, вплоть до текстов с претензиями на эпитет «священный».

Конечно, не может такого быть. Всё ж неповторимо же. Вдохновение и всё такое. Душа.

И я уж вообще говорить не буду про генератор списка препятствий к достижению счастья из текущего состояния.

Спасибо за то внимание, что Вы и так потратили.

ПостСкриптум. Ах, да. В рассуждении подразумевается приоритет деонтического над онтологическим, то есть ограничение «этого-онтологического» «этим-деонтическим». Такое верно только для «западной» и «северной» этических систем, у «южной» и «восточной» приоритет обратный. От изменения мест слагаемых здесь сумма меняется, и потому переживания, соответствующие счастью, в «южных» и «восточных» обществах будут несколько иными.

Вы поняли, про «Поведение» Константина А. Крылова я вовсе не забыл.

«Я знаю сотню способов раздразнить материалиста, но не знаю ни одного способа его угомонить»
Человек, существуя, норовит осваивать действительность, иногда выступающую под псевдонимами вроде «окружающего мира» или «реальности». «Осваивать» переводится как «добиваться её предсказуемости для себя и предсказуемости себя в ней». Для того, чтобы добиться предсказуемости окружающей действительности для человека, человеку нужны знания. Для того, чтобы добиться предсказуемости себя в ней, человеку нужны переживания, пресловутый «чувственный опыт».

Производство знаний называется «наука». Производство переживаний называется «искусство». Пояснение: к производству вещей приступают обезьянолюди, и всякая обезьянолюдь может сделать палку-копалку, причём в антисанитарных условиях; производство смартфонов было не всегда. К производству знаний и переживаний это тоже относится.

Получение человеком знаний или переживаний меняет его мировоззрение. Мировоззрение человека, извините за тавтологию, это совокупность взглядов человека на предметы.

«Взгляд» человека на некоторый предмет суммирует восприятие человеком этого предмета и оценку воспринятого. Оценка, в свою очередь, состоит из а) сравнения человеком предмета со своим обобщённым представлением о нём (знание) и б) влияния предмета на будущее поведение человека (переживание).

Один и тот же человек может быть и производителем знаний и/или переживаний, и их потребителем: более того, это обычное положение дел. Иными словами, деятельность человека меняет его мировоззрение, а изменившееся мировоззрение человека, в свою очередь, меняет его деятельность.

А тут уже возникает вопрос сообщения человеческого мировоззрения с человеческой же деятельностью – даже в отдельно взятой голове. Человек может быть поставлен перед необходимостью искать решение этого вопроса.

Для того, чтобы осваивать действительность, человек, носитель мировоззрения, пользуясь найденным решением, должен объяснить, – хотя бы самому себе – какие знания он собирается искать, а какие нет, и какими методами он намерен добиться того и другого; к каким переживаниям он стремится, а каких хочет избегнуть, и какими методами он будет этого достигать.

А потом то же самое решение должно помочь человеку, научному и художественному деятелю (уж какой есть), понять – чего именно он добился, и каким макаром у него это получилось. Понять не через отчёты и шедевры (это средства), а через изменение собственного восприятия действительности и собственных оценок её.

Вот это решение и называется «философия». Философия в освоении человеком действительности – кодер-декодер для взаимной связи между деятельностью человека по этому освоению и мировоззрением человека. Разные философские учения (в т.ч. привязанные к отдельным аспектам частной или общественной жизни) суть листинги программ разных кодеков.

«Дай денежку юродивому, чтобы спасение обрести», и взаимосвязь между востребованностью действия («денежку дать») и пониманием наступившего переживания («спасение обрести») обеспечивается философией, в данном случае религиозной.

Надо понимать, что милосердный даритель и так знает, что такое – дать юродивому денежку. Он и так понимает, – или думает, что понимает – что такое «спасение». Религиозная философия обеспечивает возможно лучшую (быструю и точную) взаимосвязь между этим знанием и этим пониманием, но сама не создаёт ни того, ни другого.

За понятие «спасения» отвечают местные священные тексты, за акт уступки ресурсов – местные протоколы общения, за статус юродивого – местные стереотипы «нормальности». Философия позволяет это (сколько-то) быстро и точно соединить: для одного человека или для группы.

Думаю, что запрос на философию возникает тогда, когда одиночная или групповая деятельность по освоению действительности становится настолько сложной, что может сама себя затормозить; проще говоря, когда у человека руки опускаются не от усталости, а от непоняток. Вряд ли философия как нечто отдельное существовала во времена палок-копалок.

Всякий кодек можно оценить по скорости и точности передачи информации, обеспечиваемых им. Эта оценка особенно важна тогда, когда пропускная способность линии передачи ограничена так, что существующие возможности по отправке и приёму её явно превышают. Тогда и приходится выбирать между «быстро и расплывчато» и «медленно и точно».

Для философии эта проблема осложнена ещё и тем, что передача между мировоззрением и наукой/искусством одновременно идёт в обе стороны, используя одни и те же ресурсы: умственные способности, органы чувств, опыт, общение, саму философию и проч.

Иными словами, вопросу предпочтения скорости или точности предшествует ещё один выбор: как распределить пропускную способность этой взаимосвязи? Что должно получить преимущество: сообщение мировоззрения с наукой/искусством или сообщение науки/ искусства с мировоззрением? Под обслуживание какого именно сообщения надо затачивать философию как кодек, а какое обслуживать по остаточному принципу?

Этот выбор, кстати, называют «основным вопросом философии». Если философия имеет основной целью обеспечение сообщения между наукой/искусством и мировоззрением, то её листинги, тексты, философские учения будут тяготеть к материализму. Если основной задачей будет признано сообщение между мировоззрением и наукой/искусством, то это даст идеалистические решения.

Запрос на различные подвиды философских учений в таком случае всецело определяется условиями той деятельности человека по освоению действительности, которую эти виды сообщения делают возможной. Присутствие уже состоявшихся философских учений, принятых человеком к сведению, входит в условия деятельности человека.

Выбор по распределению пропускной способности взаимосвязи (выбор между «бытием» и «сознанием» как ответами на «основной вопрос философии») вовсе не обязательно будет сознательным и/или добровольным, его главным фактором окажутся внешние условия – а потом уже под этот выбор станут заказывать (или подбирать) материалистические или идеалистические философские концепции.

Решение в рамках сделанного выбора, как и сказано выше, нуждается в дальнейшем уточнении через задание предпочтения между скоростью и точностью передачи в условиях ограниченной пропускной способности. Ну да, размер файла против качества данных, которые тот содержит.

Можно сказать, что это решение будет зависеть от наблюдаемой и предполагаемой скорости изменения внешней обстановки. Например, извод религиозной философии уровня секты упирает на скорость в ущерб точности; достаточно часто такой упор явно оправдывают предсказаниями скорых и огульных изменений вроде апокалипсиса.

С другой стороны, само количество сторонников той или иной философии, привычно и/или сознательно применяющих её в повседневной жизни, будет одной из составляющих этой внешней обстановки. Следовательно, инерционность человеческого поведения создаст постоянный запрос на точность сообщения в ущерб скорости. Оставьте секту в покое, и она обязательно попробует вырасти в церковь с тысячелетней историей.

Примеры приведены не из-за моей любви к верующим, если что. То же можно сказать про философию, обслуживающую военный быт. «В окопах под огнём» скорость объяснения любого вопроса имеет безусловный приоритет перед точностью его объяснения (не путать с правильностью). В штабах, напротив, могут позволить себе ждать. Оба состояния отражены в сочинениях, претендующих на принадлежность к «философии войны». И так далее.

Это было первое приближение. Не думаю, будто у меня в обозримом будущем найдётся рассмотреть тему подробнее – вспомнить, что философы тоже люди; что общество неоднородно; что общественная жизнь эволюционирует с обязательным объяснением и возможным обоснованием всякого изменения через философию; что эволюционные решения принципиально отличаются от проектных (материалист, да).

Слишком сложно. Так, застолблю. Пока же спасибо за внимание.

Ниже читатель найдёт длинный комментарий к рассуждениям Сталина по национальному вопросу, запечатлённым в двух его работах: «Марксизм и национальный вопрос», знаменитый труд 1913 года, и несколько менее известный «Национальный вопрос и ленинизм» от 1929 года, где Сталин… защищает, поправляет, развивает?.. своё понимание нации в радикально изменившейся обстановке.

При составлении этого комментария я заглядывал и в отчётные выступления Сталина, где тот клял всевозможных уклонистов и по национальному вопросу, но ничего принципиально нового, не встреченного в этих двух работах, я не нашёл.

Сразу проговорю следующее.

Во-первых, я не защищаю рассуждений и утверждений Сталина, сделанных в этих работах. Вопрос моего согласия или несогласия с автором здесь не стоит. Я всего лишь сопоставляю прочитанное и делаю выводы в меру своих способностей.

Во-вторых, я исхожу из презумпции рациональности Сталина и приоритета этой рациональности над текущим изводом доктрины, которой он искренне придерживался. Ну да, «не догма, а руководство к действию», когда эти слова ещё что-то значили.

В-третьих, тут не найти обычно привлекающего внимание вопроса о «великорусском шовинизме»: мол, Сталин был «за» или «против», и на самом ли деле он так был, или маскировался до времени, или напрягался по нужде. Такое не любопытно именно в силу рациональности комментируемого автора, стремившегося закрывать поднятые вопросы по возможности раньше и навсегда. Если нужно его конечное мнение про «великорусский национализм» и «местный национализм», то найдите «Отчётный доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б)» (1934, синедрионимы есть), там в огромном выступлении буквально полдюжины абзацев по национальному вопросу.

Наконец, в-четвёртых, я не пересказываю автора, а комментирую его. Всецело уверен в способности читателя ознакомиться с названными трудами самостоятельно.

Повторю, комментарий у меня получился очень длинным, с обилием цитат. Тема, знаете ли. Масштабы.

Сначала, разумеется, классическое определение нации от 1913 года:

«Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры».

Далее в 1913 году Сталин предельно чётко утверждает: нация возникает во время разрушения феодализма и подъёма капитализма, возникает вследствие появления в некоторой национальности собственной буржуазии, борьба которой за внутренний и внешний рынок – единственно возможная движущая сила строительства и укрепления нации.

Прошло время. В 1929 году Сталин уже знал кое-какие ответы в масштабах исторических; более того, сам приложил немало сил и времени, чтобы эти ответы получить. И его понятие о нации претерпело заметные изменения.

В-главных, Сталин образца 1929 года не ограничивает будущее наций падением капитализма. Он выделяет буржуазные, «современные» нации (скорее всего, буквальный перевод «modern nation») и нации социалистические, возникшие, по Сталину, «на базе старых, буржуазных наций в результате ликвидации капитализма, – путём коренного их преобразования в духе социализма».

Повторяя своё определение нации от 1913 года и не отказываясь от него, Сталин говорит о том, что тогда речь шла только о буржуазных, «современных» нациях, то есть социалистические нации не обязательно должны соответствовать этому определению. Скажем, отмирание социалистических наций, по Сталину, должно состояться потом-потом-потом, уже после образования мирового социалистического хозяйства, когда людям действительно потребуется единый язык и прочее такое же.

Более того, Сталин считает благом появление новых социалистических наций в период наступления, развития и распространения социализма, чтобы «забытые народы и народности» получили «новую жизнь и новое развитие».

И вот тут надо смотреть подробнее. Обычно трудам большевиков по спонсированию и поощрению так называемого «национального строительства» на землях бывшей Российской империи приписывают статус некоей иррациональной мании, причём приписывают и сторонники, и противники. Мол, народы надо освобождать, потому что такое хорошо само по себе, с самыми расплывчатыми ссылками на доктрину, или народы надо освобождать, чтобы уничтожить Россию на радость злым силам.

Здесь же Сталин обосновывает большевистскую практику.

Вот его прежнее утверждение: нация (буржуазная, напомню) возникает «на базе общности четырёх основных признаков». Он не говорит, будто буржуазная нация обязательно должна возникнуть, если эта общность присутствует. Более того, он разъясняет, что

«элементы нации – язык, территория, культурная общность и т. д. – не с неба упали, а создавались исподволь, ещё в период докапиталистический. Но эти элементы находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае представляли лишь потенцию в смысле возможности образования нации в будущем при известных благоприятных условиях. Потенция превратилась в действительность лишь в период подымающегося капитализма с его национальным рынком, с его экономическими и культурными центрами».

Надо понимать, что это и есть разъяснение оборота «возникшая на базе»: актуализация существующего потенциала, накопленного в обществе до некоторой общественной эволюции и независимо от неё.

Значит, социалистическая нация, возникающая «на базе» буржуазной нации, должна быть, по Сталину, актуализацией некоего потенциала, накопленного в буржуазном обществе (или ранее) до социалистической революции и независимо от неё.

Чтобы указать на этот потенциал, я позволю себе сопоставить описания Сталиным буржуазной нации и социалистической нации. Вот буржуазная нация:

«Буржуазия и её националистические партии были и остаются в этот период главной руководящей силой таких наций. Классовый мир внутри нации ради «единства нации»; расширение территории своей нации путём захвата чужих национальных территорий; недоверие и ненависть к чужим нациям; подавление национальных меньшинств; единый фронт с империализмом, таков идейный и социально-политический багаж этих наций».

А вот социалистическая нация:

«Рабочий класс и его интернационалистическая партия являются той силой, которая скрепляет эти новые нации и руководит ими. Союз рабочего класса и трудового крестьянства внутри нации для ликвидации остатков капитализма во имя победоносного строительства социализма; уничтожение остатков национального гнёта во имя равноправия и свободного развития наций и национальных меньшинств; уничтожение остатков национализма во имя установления дружбы между народами и утверждения интернационализма; единый фронт со всеми угнетёнными и неполноправными нациями в борьбе против политики захватов и захватнических войн, в борьбе против империализма, – таков духовный и социально-политический облик этих наций».

Как видно из цитат, и «багаж», и «облик» изложены Сталиным как различные решения одних и тех же вопросов. Актуализация что буржуазной, что социалистической нации происходит из-за востребованности решений именно этих вопросов обществом, а решить их может только то общество, где востребована «общность четырёх основных признаков», то есть существует и набирает силу нация.

Позволю себе сколько-нибудь абстрактно сформулировать эти вопросы.

Вопрос возникновения и существования общественных объединений, которые отстаивают интересы людей, сознающих своё превосходное положение в производственной деятельности общества, то есть свою незаменимость в этой деятельности. Это вопрос о националистических партиях буржуазии и об интернационалистической партии рабочего класса.

Вопрос поддержания правил и границ общественно приемлемого поведения для обеспечения производственной деятельности внутри общества. Это вопрос о «классовом мире» и о «союзе рабочего класса и трудового крестьянства».

Вопрос поддержания правил и основанных на этих правилах протоколов общения между людьми различных национальностей, а также протоколов их участия в совместной производственной деятельности. Это вопрос о «ненависти и недоверии к другим нациям» и об «установлении дружбы между народами».

Вопрос перераспределения производственной деятельности внутри и вовне общества, вопрос распоряжения этой деятельностью. Это вопрос об империализме с его финансовым капиталом, концентрацией производства и выносом его в колонии: вопрос о союзе с империализмом или о борьбе с ним.

Почему «производственная деятельность» в этом списке ходит в именинницах? Потому, что я комментирую Иосифа Сталина, а не Иосифа Волоцкого. Материализм, да.

По Сталину, социалистическая нация предлагает лучшие решения этих вопросов, нежели буржуазная. Хорошо, пусть так. Однако отсюда следует, что сама необходимость в решении перечисленных вопросов – причина возникновения нации – пришла вместе с капитализмом и не исчезла при социализме.

Что же она такое? – желательно без божьей воли, мировых заговоров, подделок истории или сбоя в Матрице, а ещё лучше с указанием на всё ту же «производственную деятельность».

Да, конечно, это обобществление производства. Вот, для разнообразия, Ленин:

«Обобществление труда капиталистическим производством состоит совсем не в том, что люди работают в одном помещении (это только – частичка процесса), а в том, что концентрация капиталов сопровождается специализацией общественного труда, уменьшением числа капиталистов в каждой данной отрасли промышленности и увеличением числа особых отраслей промышленности; – в том, что многие раздробленные процессы производства сливаются в один общественный процесс производства».

Вся эта радость не может наступить без отделения производителя от средств производства, без разрушения самодостаточных хозяйств непосредственных производителей, без установления взаимной экономической зависимости между специализированными предприятиями.

Проще говоря, обобществление производства создаёт в обществе критически важный запрос на «общность». У единоличного хозяйчика, живущего собственным трудом, этот запрос небольшой и сезонный, связанный с поездкой на ярмарку. А производителю, отделённому от производства, пресловутому пролетарию «общность» в обществе нужна сильно и постоянно – без неё нет законных способов пережить неожиданную и желательно временную потерю рабочего места.

И вот именно тогда «общность четырёх признаков» реализует свой потенциал, оказывается востребованной и незаменимой. Становится просто «общностью».

В первую очередь она нужна буржуазии, потому что всякое колебание рынка, ведущее к массовым увольнениям (или сгону мелких землевладельцев с земли), без этой «общности» сразу переходит в обрушение общественного порядка, а буржуазия есть главный выгодополучатель этого порядка. В той же Англии времён наступления капитализма такое было понятно безо всяких теоретических выкладок, наблюдений хватало.

Когда этот запрос от буржуазии из стихийного становится сознательным (национальное сознание), тогда и происходит оформление востребованной «общности» в собственно нацию (буржуазную, «современную»), а та форма, в которой нация пребывает, зависит от особенностей проявления перечисленных выше вопросов (партийное руководство, правила поведения, правила общения, распоряжение производственной деятельностью) здесь и сейчас, в данном обществе в текущее время.

Обобществление производства при социализме никуда не исчезает, перечисленные выше вопросы до появления мирового социалистического хозяйства не могут быть закрыты в принципе, хотя ответы на них, как показывают сталинские описания «багажа» и «облика», могут сильнейшим образом отличаться. Так или иначе, нация как историческая категория остаётся востребованной.

Более того, в случае социалистической нации запрос на «общность» изначально сознателен, не имеет стихийной фазы и основан на опыте буржуазной нации; я полагаю, что Сталин именно это имел в виду, когда утверждал, что социалистические нации возникают «на базе» буржуазных наций.

Так как передача этого опыта проходит не через байки у костра о своих похождениях в юности, а через исторические, научные и художественные труды, то этим опытом могут воспользоваться и те самые «забытые народы и народности», ведущие своё «национальное строительство». Этим народам и народностям их национальное сознание, то есть его отдельные и оригинальные экземпляры ставят по методичке, применяя одни и те же операторы к разным множествам национальных особенностей.

Значит, по моему мнению, Сталин утверждает, будто умножение количества наций в социалистический период до создания единого мирового хозяйства по крайней мере возможно, то есть требование такого умножения не есть безрассудное требование чего-то невыполнимого.

Однако это не отвечает на вопрос, почему увеличение количества наций Сталин считает благом.

Да, здесь давно назрело указание на «классовую общность»; понятие, которое в понимании большевиков (не только их, но сейчас речь о них) было очень важным в их доктрине и подлежало всяческому продвижению.

«Классовая общность» боролась с «национальной» за приоритет в самоидентификации обывателя, обеспечивая нужное большевикам политическое действие в обществе. Отсюда позиция большевиков в отношении «национальной общности» и следующая из неё политика очевидны: что до взятия власти, что после.

Тем не менее, у политического деятеля, глубоко вовлечённого в разработку коммунистической доктрины в условиях её практического применения, не может не возникнуть вопрос: а как изменится соперничество «национальной» и «классовой» сущностей после «победы социализма в отдельно взятой стране»? Да, обеспеченный «классовой сущностью» момент в международных отношениях остаётся, но что изменится внутри страны?

Вернусь к ранее приведённым цитатам. Вопрос поддержания правил и границ общественно приемлемого поведения для обеспечения производственной деятельности внутри общества имеет, по Сталину, два решения.

Буржуазное: «классовый мир внутри нации ради «единства нации»» – и социалистическое: «союз рабочего класса и трудового крестьянства внутри нации для ликвидации остатков капитализма во имя победоносного строительства социализма».

По поводу буржуазного решения Сталин ещё и добавляет в работе 1929 года про «новые, социалистические нации, являющиеся гораздо более сплочёнными, чем любая буржуазная нация, ибо они свободны от непримиримых классовых противоречий, разъедающих буржуазные нации, и являются гораздо более общенародными, чем любая буржуазная нация».

Иными словами, запрос на «классовую общность» при «ликвидации остатков», при добивании классового врага неизбежно уменьшается («свободны от противоречий») сравнительно с запросом на «классовую общность» при навязывании «классового мира» врагом, ещё не свергнутым и пребывающим в полной силе или даже ещё набирающим её.

А вот запрос на «национальную общность» остаётся прежним, потому что обобществление производства со следующим из него раздроблением производственных процессов и при социализме никуда не делись. А если с усложнением производства степень его раздробленности увеличится, то и запрос на осознанное продвижение «общности четырёх признаков» для поддержания порядка в обществе тоже должен увеличиться.

Все решения, все учреждения, смягчающие и отменяющие недостатки этого раздробления, как и при капитализме, могут состояться только при существующей «национальной общности» – ну да, до создания того самого мирового социалистического хозяйства в прекрасном далёке.

Скажем, «право на труд», гарантия от безработицы может быть «завоеванием социализма», но без «национальной общности» оно не может состояться в принципе. «Социалистические» решения в отсутствие «национальной общности» сводятся к дани мигрантам.

Поэтому Сталин и говорит о «гораздо более сплочённых социалистических нациях». Подозреваю, что все высказывания и решения, которые нынешний наблюдатель мог бы отнести к национальному строительству в героический период СССР, следовали именно из этого понимания и были сделаны без какого-то внутреннего напряжения.

Как видите, каждую «новую, социалистическую нацию» Сталин вполне мог считать благом именно с позиций действующей политической доктрины. Присутствие нации в обществе неизбежно, её ответы на пока ещё насущные вопросы уже социалистические: значит, её усиление, как следствие оттеснения всё менее востребованной «классовой общности» столь же или более востребованной «национальной общностью», будет способствовать строительству социализма.

Однако это не объясняет, почему надо было поощрять всякий экземпляр национального строительства, а не пытаться создать единую социалистическую нацию – по умолчанию «на базе», «на развалинах» «великорусской буржуазной нации».

И Сталин отвечает на этот вопрос с позиций материальной выгоды, а не положений доктрины. Отвечает вполне рационально. Длинная цитата:

«…мы говорим о необходимости культурной революции в нашей стране… необходимо сделать в этом направлении хотя бы первый шаг: сделать прежде всего начальное образование обязательным для всех граждан страны, без различия национальности, а потом и – среднее образование. Ясно, что без этого невозможно никакое культурное развитие нашей страны, не говоря уже о так называемой культурной революции. Более того: без этого у нас не будет ни настоящего подъёма промышленности и сельского хозяйства, ни надёжной обороны нашей страны.
А как это сделать, если иметь в виду, что процент неграмотности по нашей стране всё ещё очень велик, что в целом ряде наций нашей страны неграмотные составляют 80–90 процентов?
Для этого необходимо покрыть страну богатой сетью школ на родном языке, снабдив их кадрами преподавателей, владеющих родным языком.
Для этого нужно национализировать, т. е. сделать национальными по составу, все аппараты управления от партийных и профсоюзных до государственных и хозяйственных.
Для этого нужно развернуть прессу, театры, кино и другие культурные учреждения на родном языке.
Почему – спрашивают – на родном языке? Да потому, что миллионные массы народа могут преуспевать в деле культурного, политического и хозяйственного развития только на родном, на национальном языке».

Как видите, связная идея. Сейчас это называется «выгодные инвестиции». Мол, в «родные языки» надо вкладываться потому, что это отобьётся «культурным, политическим и хозяйственным развитием» «миллионных масс». Способность к сложной деятельности, обеспеченная культурой; лояльность, обеспеченная политическим развитием; итоговые «подъём промышленности и сельского хозяйства», «надёжная оборона», обеспеченные развитием хозяйственным.

Со всем своим здравомыслием Сталин мотивирует вложения в «национальное развитие» всех, кого можно, тем, что «80-90 процентов» неграмотных русскому языку сразу не научишь. И здесь он прав: представьте себе, что Вас стали бы учить выводить китайские иероглифы до того, как Вы научились читать и писать по-русски. А теперь представьте себе, что это происходит с Вами в возрасте 30 лет.

Полагаю, что приведённая цитата убедительно объясняет, почему Сталин считал правильным поднимать всякую «забытую народность» до уровня нации, и эта правильность отнюдь не исчерпывается следованием коммунистической доктрине тогдашнего извода.

В заключение я суммирую положения, которые высказал в своём комментарии.

Во время окончательного оформления социалистических практик в СССР Сталин объявляет новую форму прежней исторической категории «нация» – «социалистическую нацию», наследующую «буржуазной нации» и превосходящую её в «сплочённости», «общенародности» и «устойчивости».

Отмирание такой социалистической нации, по Сталину, в отличие от буржуазной, предполагается в отдалённом будущем, после создания единого мирового социалистического хозяйства.

Социалистическая нация, по мнению Сталина, представляет собой благо для социалистического общества. В одном и том же социалистическом обществе одновременно может существовать множество социалистических наций, и благо для социалистического общества увеличивается пропорционально этому количеству, полученному через работу с национальными группами, где ещё нет нации.

Всякая национальная группа, считает Сталин, по возможности должна быть развита в социалистическую нацию даже без прежнего присутствия в ней буржуазной нации, так как это обеспечивает наибольшую отдачу в деле строительства социализма, сохранение и укрепление единства общества и страны через устранение почвы для национальной розни, практику «интернационализма».

Пожалуй, всё. Я думаю, что сопоставление двух работ одного и того же автора на одну и ту же тему, разнесённых по времени, само по себе любопытно, а репутация комментируемого автора и важность поднятого им вопроса лишь разжигают это любопытство. Искренне надеюсь, что поспособствовал его удовлетворению.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Любопытно, как Сталин в «Национальном вопросе и ленинизме», рассуждая об «устойчивости нации», записывает в нации, ничтоже сумняшеся, балканские народы и кавказские народы под турецким и персидским игом. То-то там полно было буржуазии к приходу турок. Правильно было бы сказать про устойчивость «общности четырёх признаков», «на базе» которой значительно позднее возникает, по самому же Сталину, буржуазная нация.

Тем не менее, сама эта ошибка указывает на интересную особенность национального вопроса с проекцией реалий ныне существующей буржуазной нации в бесконечное прошлое ради того же самого «классового мира». Так, что даже сторонний наблюдатель принимает такое по умолчанию.

УПДАТЕ. Мне в комментариях по делу предъявили, что это мой прогноз, который противоречит ранешним рассуждениям, вот и вот. Каюсь и разоружаюсь перед партией, не уследил за словами. Вначале как надо, «этот прогноз», а вот «в-шестых» я и в самом деле написал «мой». Это неправда. Я всего лишь упражнялся в описании наихудшего положения дел в будущем, – а любое описание возможного положения дел в будущем нельзя назвать иначе, чем «прогноз» – но «мой» прогноз остаётся на ссылках.

ТЕКСТ. Возьму сроком этого прогноза… ну, лет десять. Разобью его по пунктам.

Во-первых, решающее большинство условных европейцев в обозримом будущем согласятся с тем, что это Россия их морозит и отвечает за все неприятности, происходящие с ними – и за большую часть уже произошедших. Если человеку постоянно говорить одно и то же, то он сам станет это повторять, причём искренне.

Во-вторых, те же условные европейцы, как показывает многовековая история, менее изнежены, нежели сами нынче преподносят: швейцарская уголовка по комнатному термометру – это вовсе не смешно; люди знают, что и с кем делают. С одной стороны, у них может хватить стойкости выдержать надвигающиеся лишения и в эту зиму, и в следующие; с другой стороны, у них может хватить напора, чтобы убрать из публичного пространства самые одиозные персоналии – такое может даже быть подано как «возмущения» или «революция». В любом случае и стойкость, и напор повлекут радикализацию европейского публичного пространства: вместо лицемерных фарисеев придут искренние праведники. Сложите с «во-первых».

В-третьих, и это классика: в условиях общего падения производства его обычно пытаются перезапустить через оживление военной промышленности; гарантированный спрос, всё такое. Не нужно впадать в конспирологию, чтобы предположить: обстоятельства «зелёного перехода» были заранее, за годы и годы оценены, – хотя бы и его апологетами в режиме «это жертвы, на которые я согласен пойти» – решения о раскрутке ВПК были давно приняты, и потому уже годы и годы тому назад были востребованы не замороженные конфликты поблизости, а масштабные вооружённые действия, за одну из сторон которых можно было бы вписаться: такое объясняет мужской половой орган, возложенный европейскими гарантами на Минские соглашения. Сбрасывать мученикам устаревшее железо и оправдывать туземными делами заказы на новое.

В-четвёртых, в Европе и вокруг неё достанет тренировочных площадок. Сербия, Ливия, да и вообще в Африке и на Ближнем востоке беды… то есть небольшие вооружённые операции, спланированные и проведённые в условиях тотального технического превосходства. Потренироваться. Кто сказал: «Муссолини в Эфиопии»? Показалось, да.

В-пятых, можно указать, что в военной доктрине РФ прописано применение ЯО в случае угрозы самому существованию государства, созданной с помощью обычного вооружения. Иными словами, разборки на границах (скажем, во Львовской области) под предлогом «возврата незаконного» и с целью «повергнуть еретический режим» сюда не входят. Заметьте, это будут разборки с участием государств, где людишки за несколько зим к холоду уже притерпелись, политическими условностями себя не заморачивают, затраты на военную технику хотят отбить, в своём превосходстве уверены, а Россию считают очень крупным мошенником» – про такие вещи, как уверенность в «слабости России», я уже не говорю, это само собой, это повседневное и вековечное.

В-шестых, за время, которое мой прогноз запрашивает, руководство РФ изменится персонально и/или качественно, а существующая обратная связь с населением («Единая Россия», новая номенклатура), мягко говоря, не достаточна ни для контроля этого процесса, ни даже для его отслеживания.

В-седьмых, про российский… назову его так… «гуманитарный суверенитет» я даже не стану говорить, а то вдруг дети прочтут. Я ж не зря в прошлый раз поднял тему внимания. Нынешние усилия российской администрации воссоздать довоенный импринт «малой кровью, могучим ударом» на месте послевоенного наследия заслуживают всемерного уважения (да и похвалы, ибо правильны), но, мягко говоря, затруднительны в силу сопротивления пресловутых «гуманитариев», в том числе претендующих на статус «лояльных».

Собственно, всё. Это не призыв паниковать и сдаваться, это всего лишь попытка обозначить крайне неприятную точку зрения (оттого и множество разновсяких «если»), обрисовать максимально пессимистическое развитие событий без привлечения к нему «неверной российской элиты», «мирового правительства» и прочих всемогущих, но от того отнюдь не становящихся нужными сущностей.

Всё остальное будет лучше. «Запиши себе названье, чтобы в спешке не забыть»©. А лет через десять выдвигайте претензии.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Если что, то я уже третий день не читаю телеграм. Полёт нормальный. Намерен не читать его неделю. Услышите от меня «да здравствует Путин», знайте – и этот джедай пал.

ПостСубСкриптум. Извините за краткость, на лаконичность не претендую, но работа и работа помимо работы – требовательны. Не желаю Вам того же.

«Глупец! Золота не бывает слишком много!»
(м/ф «Золотая антилопа»)

Вот золото найдено. Сначала самородки у везунчиков, потом песок у сколько-нибудь порядочного (в смысле «организованного», а не «честного») люда, потом меньшая часть золота идёт в ювелирку, которую не насосут, а подарят, потом большая часть, однако, станет деньгами.

Сперва золото станет непосредственно золотыми монетами. Потом (сколько раз я уже это слово употребил?) оно станет купюрами и банкнотами с подписью Попандопуло из Одессы, казначея пана-атамана Грициана Таврического. Честное слово Попандопуло – и всего цеха – эластично и безгранично, посему и бумаги не хватит. Электрических сигналов в мире больше, чем целлюлозы, так что тут ещё одно «потом». А золото – вот оно, в подвалах, погребах, склепах и микросхемах. Иногда вольфрам, но в основном золото.

При чём тут искусство? Подставьте вместо золота человеческое (моё, Ваше) внимание. Количественно как часть времени жизни, качественно как составляющую ума. Подсказка: начало дел золотых – дебюты, открытия, шедевры и священные писания, конец этих дел – мемы про мемы про мемы про мемы про мемы.

Нет, я не хочу расплачиваться золотыми монетами на алиэкспресс. Это очень громоздко и долго; это неудобно. Золоту и в самом деле место в казённых и частных подвалах и в технологических процессах: даже ювелирка здесь лишняя, ибо в статусные игры можно дуться сотней разных способов.

Однако золото должно быть, и оно должно быть золотом, его должно быть много, оно должно быть чистым, и оно должно быть доступно суверену (народу в том числе) «в случае чего» и «на случай чего» (голод, война, нашествие зомби, падение астероида): без всего этого попандопульское творчество не ограничить.

Перечисленное «всё это» – «очень печально»: приведённая аналогия безжалостна в отношении подавляющей части создаваемых ныне произведений искусства, начиная с сообщений в соцсетях (моих включительно).

С другой стороны… прошу прощения у читателя за развязную непристойность… давайте представим себе на мгновение, что это отнюдь не творец, преисполненный неотмирного вдохновения, осеняет и осеменяет своим креативом вонючее и толкучее быдло. Окончательно отринем приличия и вообразим, будто сам творец – не более, чем продукт и орудие («я – орудие?!»), не более, чем пережиток тех давно завершившихся самородных времён, ныне живущий шарлатанством, осознанным или нет. Тогда прежняя аналогия с делами золотыми начнёт подсказывать решения и меры по работе с вниманием обывателя. Не идеальные решения и меры, как не идеально нынешнее положение дел с золотом, но…

Извините, мгновение закончилось. Мои способности потакать извращениям всё же не беспредельны и нуждаются в перезарядке.

Покамест спасибо за внимание.

Легенды приписывают И.В. Сталину слова «без теории нам смерть», то ли произнесённые, то ли повторяемые в последний период его жизни. Обычно их (и легенды, и сами слова) комментируют в том смысле, что требовались поправки в экономические обоснования социалистических практик: оно и понятно, сами коммунисты декларировали примат экономики над политикой.

Однако имеет право на жизнь и другое предположение. Те же коммунисты подчёркнуто отрицали стихийный характер доминирования экономики над политикой в том обществе, которые сами строили. Они считали, что в социалистическом обществе поведение человека в зависимости от его участия в производстве и потреблении общественного продукта предсказать и задать много легче и проще, нежели в обществах предыдущих «исторических формаций».

Следовательно, запрос на теорию мог быть и запросом на формулирование законов, описывающих такую зависимость при социализме, а равно и методов её, зависимости, учёта, контроля и обеспечения.

Дальнейшее рассуждение оказалось много длиннее, нежели я сам рассчитывал, а в лаконичности выступлений в Живом журнале меня вроде бы ещё не упрекали. Ну не спартанец, что с меня взять. И тем не менее, я попытался здесь определить предметы и задачи несостоявшейся «теории, без которой нам смерть» (ТБКНС): не её саму, не используемые в ней методики, а то, о чём она могла бы быть.

К теме.

Первое. Эксплуатация человека человеком есть извлечение пользы первым из второго без оглядки на мнение этого второго. Это одностороннее (асимметричное) действие, несправедливое в принципе.

Если стремление к такому действию («я хочу/вынужден использовать» и «я хочу/вынужден согласиться на своё использование») сопряжено с уклонением от двусторонних (симметричных) действий («мы не свои друг другу»), то получается та самая эксплуатация, которую видели и стремились извести коммунисты (доминирование ценности «пользы»).

Мол, есть класс тех, кто использует других людей, «эксплуататоры», и класс тех, кого эксплуататоры используют, «эксплуатируемые», при этом они чужды друг другу, как элои и морлоки. Такое состояние в принципе несправедливо, и несправедливость создаёт достаточное основание для наивозможного уменьшения этого состояния в человеческом обществе, а лучше его полного уничтожения.

Этого состояния при капитализме достигают благодаря сделке, заключаемой при заведомо неравном положении сторон: «продажа рабочей силы собственнику средств производства». Надо понимать, что никакая торговая сделка не может быть справедливой сама по себе: это не двустороннее действие, а два односторонних. Какая-то, чаще всего показная адекватность у любой торговой сделки присутствует только из-за совершения её в обществе («люди смотрят»).

В капиталистическом обществе это состояние доминирует над всеми остальными; деятельность по общественному управлению («государство») и общественному развлечению («культура») представляют собой не более, чем средства использования эксплуатируемых эксплуататорами.

Второе. Идеалом коммунисты объявили обратное положение дел, то есть общество, в котором присутствуют только двусторонние (симметричные) действия между людьми: «мы свои друг другу и должны друг друга учитывать» плюс «я не хочу использовать окружающих и могу без этого обойтись». Это и есть коммунизм, доминирование ценности «справедливости».

Осуществить переход от капитализма к коммунизму – в вышеприведённых понятиях – можно двумя путями.

Первый: отвержение односторонних действий, когда общество будет основано на уклонении от любых совместных действий, – что односторонних, что двусторонних, доминирование в обществе ценности «культуры» – а потом, «на пустом месте», наращивание двусторонних действий, набор свойства. Анархо-коммунизм, свободные общины, вот это вот всё, постепенное установление равноправных связей между ними, образование нового общества на этой основе.

Путь изначально требует совершенно непредставимого культурно-политического уровня общества, то есть пресловутой «сознательности», и он предельно уязвим перед внешним силовым воздействием, интервенцией. Упование на то, что любого врага можно разложить и обратить в соратника, выглядит красиво до тех пор, пока не начинаешь прикидывать, что ещё не разложенный враг, предельно превосходящий в выучке и вооружении, успеет с тобой сделать.

Второй: всемерное приятие двусторонних действий, сопряжение возможно большего количества экземпляров односторонних действий в обществе с двусторонними действиями. Объявление нужным, должным и неизбежным стремления к обоим видам отношений в каждом общественном взаимодействии (ценность «превосходства»), а затем постепенное избавление от односторонних действий в этих отношениях с оставлением в них только двусторонних.

Добро пожаловать в Советскую Россию.

Очевидно, что минимальные требования защиты строящегося коммунистического общества от внешней интервенции требуют не просто временного доминирования ценности «превосходства» в общественных отношениях, а её временного доминирования в условиях сложного общества, сложного производства, нужного как минимум для создания и поддержки необходимой вооружённой силы.

Задача такого доминирования решена за тысячелетия до Великой Октябрьской, решений найдено множество по самым разным поводам в самых разных условиях, однако общее название этих решений – «государство».

Третье. А теперь держитесь за стулья. Из сказанного следует, что предельно возможное огосударствление советского общества – это неизбежное обстоятельство единственно сколько-нибудь реально выглядящего способа построения коммунизма.

Вы пытаетесь обуздать рыночные отношения через присмотр особых людей за большей их частью? Вы таким образом либо создаёте государство, либо распространяете и укрепляете уже существующее, либо вступаете в прямое противоборство с существующей государственной властью за её место.

Неизбежным, обязательным, не зависимым от революционных пожеланий эффектом такого огосударствления стало государственное строительство как единственная форма социалистического строительства на всякой территории, доступной большевикам.

Оно шло и при Ленине, сильнейшим образом удивляя великого князя Александра Романова, и шло оно вовсе не потому, что Ленина обуяла идея возрождения Российской империи, или его тешили планы каких-то захватов и аннексий.

Отношение самого Ленина к русскому государственному аппарату известно, он был готов пойти на отказ от хозяйственных связей с социализируемыми окраинами, лишь бы там не обижались на русского держиморду Орджоникидзе. Ленин хотел восстаний в многолюдных колониях планеты, – Индия, Китай – воодушевлённых российским примером, и опасался, как бы эти потенциальные восстания не расхолодить (реалистичность ленинских упований – «второй сложный»).

Однако у красных государство получалось само по себе, как бы они его ни честили, и что бы там Ленин со Сталиным ни замышляли.

Страшное скажу: пресловутое «государственничество» Сталина – это не причина героической эпохи Советского Союза, а её следствие. Следствие вполне объяснимое: вменяемый политик не может отказаться от использования в своих целях мощнейшей движущей силы, де-факто существующей в современном ему обществе. А политик добросовестный… понимаю, абсурд нынче, но «раньше был романьтизьм… закуска»… он, бедолага, ещё и пытается соответствовать этой силе.

Тривиальным здесь выглядит и яростно критикуемый на протяжении всего советского времени, но всё равно постоянно воспроизводящийся «бюрократизм» со всеми его производными вроде «волокиты». Это тоже неизбежный эффект разрастания и усложнения государственного аппарата.

Четвёртое. Изложенное выше предполагает, что следующим ходом (очень условный термин) в построении коммунизма должно было стать «отмирание» пролетарского государства, понимаемое Сталиным как противоположность «слому» буржуазно-капиталистического государственного аппарата пролетарской революцией.

Это «отмирание» в свете изложенного очень легко понять: то самое постепенное избытие односторонней составляющей в общественных отношениях, её зачистка.

Я считаю, что одной из сторон «теории, без которой нам смерть» как раз и должны были стать понимание и кодификация этого «отмирания», обоснование минимизации присутствия государства в социалистическом обществе до уровня, обусловленного текущими положениями внешних и внутренних дел, и при этом без потери справедливости в общественной жизни.

Понятно, что форма изложения тут могла быть самой разной, желательно льстящей читателю, и, скорее всего, речь шла бы о «развитии социалистического общества».

Пятое. Само это «развитие социалистического общества», то есть рождение коммунизма не в смысле бесплатного потребления, а в смысле общественных устоев и приличий, красные представляли себе следующим образом.

Вот пролетариат, часть рабочего класса, эксплуатируемая сильнее всего: единственным способом прожить у пролетария остаётся продажа его рабочей силы.

Со временем до отдельно взятого пролетария начинает доходить, что он по жизни не горбатый, а его нагнули, и кругом полно таких же. Пролетариат перестаёт быть вещью в себе и подаётся в феномены: проще говоря, появляется и растёт «классовое сознание».

Первым продолжительным эффектом этого роста становятся профсоюзы. «Сознательность», однако, не отпускает. Пролетарий всё больше узнаёт о том, «как дела делаются», а хочет узнать ещё больше, и вот оказывается востребованной «партия – передовой отряд пролетариата». Это очень ёмкая и не слишком вольная метафора, чем кажется на первый взгляд: предположу, что она обязана своим появлением наполеоновским войнам (атаки колоннами).

Партия существует с того, что объясняет пролетариату, кто виноват и что делать, причём объясняет правильно. Её прогнозы сбываются, её подсказки работают, и это вызывает интерес к её идеям, оформленным в «единственно верное учение».

Так Партия начинает распространяться в пролетариате, вытесняя конкурентов и набирая силу, необходимую для приведения своего «единственно верного» в действие. Чтобы прогнозы стали самосбывающимися.

Затем, после разбирательства с эксплуататорами, Партия работает передовым отрядом уже не просто пролетариата, а пролетариата как суверена государства пролетарской диктатуры. Этот суверен по определению не стеснён законами, кроме тех, которые создал и покуда не отменил сам. И ввод, и отмена законов происходят в основном через Партию, органически соединённую с пролетариатом и доминирующую в различных государственных органах, выборных и не очень. Сейчас такое называют «умным интерфейсом».

Отношения пролетариата с союзным классом, мелкобуржуазным крестьянством, копируют отношения Партии с пролетариатом с поправкой на масштаб. Пролетариат показывает крестьянству, «как надо», и тем заманивает союзника (не такого же суверена, а ведомый класс!) в новую счастливую жизнь демонстрацией того, что его пролетарские рецепты работают: «железный конь идёт на смену крестьянской лошадке».

Воодушевлённые крестьянские предприятия из единоличных эволюционируют в кооперативные сперва по сбыту и закупкам, потом по производству, а там и в «нормальные» индустриально организованные. Другая сторона того же процесса: городское окультуривание крестьян, отправляющихся с полей на заводы.

Так пролетариат переваривает крестьянство (и другие группы населения) подобно тому, как Партия распространялась в пролетариат. Да и само распространение Партии не прекращается, «сознательность» в обществе растёт.

Конечным результатом здесь станет совпадение личного состава Партии с группой, в которой существует общество. Народ и Партия тождественны, а не просто едины. Коммуна как основная мода общежития и так далее. Всё, коммунизм настал, стройте звездолёты.

Почему я уверен в том, что красные так себе это и представляли? Сталина читаю, примерно с 1926 по 1931, где он ещё пытается объясниться с оппозицией на предмет, «как надо, и почему так надо». Там именно что такие разъяснения произошедшего, происходящего и желательного; вполне себе системные, последовательные и упорядоченные. Я всего лишь взял на себя труд свести их воедино, неимоверно сжав.

Шестое. Да, «гладко было на бумаге». Оставлю в стороне практические препятствия, с которыми столкнулось советское общество на пути постепенной и тотальной коммунизации: внешние угрозы; низкий уровень образования что управляющих, что управляемых; инерционность самого человеческого материала; грубо и безоглядно практикуемая, при том весьма спорная интернационалистская доктрина и проч.. Всё-таки я веду речь о так и не случившейся теории, должной послужить устранению препятствий теоретических, которые ещё не икнулись по полной.

Другими словами, такая теория должна была дать решение некой проблемы коммунизации общества, причём такой проблемы, которая была понятна ещё в те давние времена (начало пятидесятых годов двадцатого века). То есть это была какая-то несообразность в самом «единственно верном»: эта несообразность не должна была зависеть от конкретного общества, в котором идёт коммунизация, и несообразность должна была стать заметной лишь при продолжительной коммунизации (десятки лет).

Я могу предположить лишь одну такую проблему, которая может претендовать на статус всеобъемлющей. Назову её проблемой убывающей предельной сознательности по аналогии с убывающей предельной полезностью.

Седьмое. Поясню. Если пролетарий на демонстрации схватит дубинкой от полицейского наймита буржуазии, то его, пролетария, классовое сознание, его валентность «единственно верному учению» резко пойдёт вверх.

А как поднять ту же сознательность в уже состоявшемся социалистическом обществе, без наймитов? Поднимать-то её надо в любом случае для перехода на высшую ступень коммунизма.

Читать проникновенные книжки о тяжёлых старых временах? Смотреть репортажи о трудной участи безработных за океаном? Ужасаться неустройствам в развивающихся странах? Извините, тут всё и близко не сравнится по доходчивости с дубинкой по лбу от классового врага, безразлично искусства писателей и корреспондентов.

Повышение сознательности у населения по мере обустройства социалистического общества обходится всё дороже и дороже; более того, привлекательными становятся практики, основанные на пренебрежении этой сознательностью («пусть лохи напрягаются»).

Подчёркнуто всеобщая организация потребления общественных благ при социализме лишь усиливает этот эффект: потребляемые блага видятся чем-то неисчерпаемым, неким обязательным свойством окружающей среды («у всех есть»). Не возникает и мысли о том, что этих благ можно лишиться в результате каких-то ошибок или злоупотреблений.

Особенно «радует» такая уверенность в решениях всё более высокого начальства.

Что здесь можно сделать в рамках уже обозначенной идеи постепенной коммунизации общества? Добиваться повышения сознательности через принуждение, то есть постоянной угрозой получить дубинкой по лбу уже от собственного класса? Это будет не сознательность, а нечто, прямо ей противоположное: безрассудный страх. Кроме того, этот подход несовместим с требуемым «отмиранием» государства.

Остаётся действовать через поощрение, то есть через соотнесение уровня (качества) благ, потребляемых в условиях социалистического общества, с той самой сознательностью. Подчеркну: не количества того или иного блага, а его качества.

Именно здесь и оказывается ещё раз востребованной та несостоявшаяся теория.

Другой её стороной, дополняющей ту, первую, о протоколах «отмирании» пролетарского государства, становятся поиск и обоснование закономерностей дискретизации потребляемых в сообществе благ в зависимости от уровня сознательности в сообществе, от самого типа сообщества (семья, рабочий коллектив и проч.), внешних условий его существования («от южных морей до полярного края», да-да) и приоритета самих потребностей.

Восьмое. Иными словами, от минимального уровня потребления, который должен быть гарантирован любому законопослушному обывателю (обязанность работать входит в законопослушность, как в СССР и было), до уровня потребления, максимально возможного при нынешних технике, технологиях, доступных ресурсах, – нарезают по шпаргалке со стандартами и формулами пару сотен промежуточных уровней по каждой из потребностей любого сообщества, где этот обыватель присутствует (дом, работа, кружки по интересам и т. д.).

Подчеркну: не личных потребностей самого обывателя в зависимости от его текущего настроения, а потребностей некоторого сообщества с общеизвестной расстановкой по приоритетам.

Увеличение или уменьшение уровня потребления в каждом из этих сообществ по той или иной потребности происходит в зависимости от увеличения или уменьшения культурно-политического уровня («сознательности») в этом сообществе.

Эти изменения сознательности отслеживают через обобщённые показатели жизнедеятельности сообщества в соответствии с действующими требованиями к общежитию. Очень мелкий пример: количество мусора, выброшенного мимо урн в каком-то районе города.

Технически увеличение или уменьшение уровня потребляемых в сообществе благ происходит через регулирование затрат на их обеспечение. Распределение затрат в общем не связано с распределением изменений в сознательности в разных аспектах общежития и подчиняется существующим в сообществе приоритетам. Проще говоря, если некий район города сильнее всего нуждается в большем количестве автобусов для общественного транспорта, то в связи с уменьшением количества выброшенного мимо урн мусора он в первую очередь получит сколько-то этих автобусов.

Сами потребности, разумеется, уточняют через периодические обсуждения в сообществах. Напомню, что партейный люд пока всего лишь часть кворума в таковых. Регламент обсуждений – «второй сложный», но он вовсе не обязан быть унифицированным.

Да, при таком подходе к материально-техническому и культурному обеспечению общежития в масштабе страны потребуются очень значительные, но кажущиеся ненужными и обходимыми затраты на учёт, контроль и информирование. С ростом самого количества сообществ, изменением количества и состава актуальных потребностей, а тем более с повышением требований по избирательности и оперативности такие затраты будут только расти.

Конечно, можно ехидно заметить, что «неотбившиеся» затраты на неудавшиеся предприятия в «рыночной» экономике для обществ схожих масштабов тут окажутся вполне сопоставимы, но упомянутая в самом начале рассуждения стихийность «рынка» создаёт гораздо более привлекательную картину для стороннего наблюдателя. «Дураку не повезло, но я-то не дурак!»

В отсутствие средств автоматизации такого учёта и контроля задача всё равно выглядит неразрешимой (текущий личный состав Партии просто не потянет по масштабам и сложности), что в те же пятидесятые должны были понимать. С другой стороны, «нет таких крепостей»; отсутствие технического обеспечения здесь и сейчас для коммунистов редко сходило за причину не браться за какое-то дело.

То бишь где-то в светлом будущем результатом применения представленного подхода оказывается положение дел, когда люди живут «хорошо», при этом им есть, куда стремиться, чтобы жить «ещё лучше» (то самое поощрение), однако они живут и продолжат жить «по-разному».

И это «по-разному» очень трудно (в идеале невозможно) сравнивать, ибо оно следует, во-первых, из отличий самих сообществ, между которыми происходит сравнение (разный климат, разные стартовые условия, разный человеческий материал и т. д.). а во-вторых, это различие обязано собой разной важности для обывателя тех сообществ, к которым он принадлежит одновременно.

Получается, что сумму различий в уровне жизни между «хорошими» и «ещё лучшими» сообществами наблюдать можно, и стимул повышать культурно-политический уровень себе и окружающим у обывателя есть, однако конфигурации этих различий между сообществами получаются достаточно разнообразными, чтобы исключить стремление к прямому подражанию, ослабить «стадный инстинкт» и следующую из него зависть.

Так кроме собственно повышения уровня сознательности через поощрение, можно уменьшать недовольство, которое возникает при сравнительно малых отклонениях от единого, усреднённого и обобщённого обеспечения потребления. Думаю, что об этом недовольстве советскими практиками говорить не надо, об ошибках здесь с удовольствием вспоминают до сих пор и будут вспоминать ещё долго.

Приведённое рассмотрение крайне упрощено, вплоть до намеренного пренебрежения очень важным фактором нестабильности разных типов сообществ (отселение молодёжи, всякие «великие стройки» и проч.), но полагаю, что смысл передан.

Именно таким образом можно понизить барьер «убывающей предельной сознательности»; разумеется, применительно к текущему уровню технического развития и доступных к распределению ресурсов.

Девятое. Итого, сторонами «теории, без которой нам смерть» окажутся следующие задачи.

Во-первых, обоснование, разработка, стандартизация и диверсификация порядка и основанных на нём протоколов «отмирания» пролетарского государства применительно к различным внешним условиям.

Это «отмирание» должно быть достигнуто через устранение из существующих административных практик стремления к совершению односторонних действий и замены его на стремление к уклонению от таких действий.

Во-вторых, обоснование и разработка стандартов дискретного общественного потребления всех возможных, как доступных в настоящий момент, так и пока не существующих общественных благ. Опять-таки, применительно к внешним условиям существования субъектов такого потребления (различных сообществ) и особенностям обратной связи с ними.

Можно отметить, что это стороны взаимозависимы, решать эти задачи последовательно нельзя.

Излишне быстрое «отмирание» государства вызовет неприемлемый беспорядок в отладке как самих стандартов потребления, так и порядка их изменения.

Если же, напротив, оставить государство в прежних силах, переборщив с регламентацией протоколов потребления, то неизбежно скатывание в ситуацию безнаказанной экономии администрацией усилий по общедоступному обоснованию стандартов потребления, то есть замены этого обоснования на «делай, потому что я так сказал» с последующим разрастанием как ненамеренных ошибок, так и умышленных злоупотреблений.

И на этом я закончу свои рассуждения. На всякий случай предупрежу: не стоит напоминать автору о том, что монитор ещё глаже, чем бумага, а поднятый автором вопрос гротескно не соответствует нынешнему положению дел и следующим из него стремлениям, чаяниям, методам их организации в отдельно взятой голове и тем более способам их воплощения в жизнь.

Автор об этом знает. Однако выслушанные в неизвестный по счёту раз плохо рифмованные стихи в рекламном ролике могут вызвать в жизни ещё более странные сочинения, ибо «да когда ж вы все сдохнете наконец» в адрес создателей и бенефициаров получается реакцией обыденной и нелюбопытной для окружающих.

Спасибо окружающим за внимание.

ПостСкриптум. Читатель заметил, что моё представление о теме обеспечено всё той же аналитической этикой. То, что в настоящее время я мало говорю о ней в блоге, отнюдь не означает потери моего интереса к ней. Напротив. С обретением всех своих чистовых текстов по ней за несколько лет, собранных воедино в удобочитаемой форме… с таким подарком понятие «ответственности за свои слова» приобретает не только астрономические масштабы, но и новые измерения. Буду оптимистом и предскажу, что работы тут ещё на месяцы (пессимистических оценок не просите), в которые присутствие этой темы в блоге будет весьма ограничено.

Я начну со сноса памятников в Прибалтике, но «уберите хлеб из овина – я подожгу овин»©.

Мне тут зуб удалили два дня тому; счастье, которое я испытывал три дня до этого и примерно час во время процедуры, передаваемо с трудом. Не говоря уж о будущих визитах к очаровательной стоматологине (дама не только компетентная, но и приятная, без шуток – или это «стокгольский синдром»?), со штырём в дёсну и подорожавшими в силу санкций имплантами.

Посему овин обречён. Памятники здесь повод.

Памятники на территории лимитрофов были потеряны тридцать лет тому назад.

Они были потеряны тогда, когда глаза у людей становились пустыми и прозрачными от слов «общечеловеческие ценности», «возвращение на столбовую дорогу цивилизации» (какие слова знали! Безо всяких кружевных трусиков, а?), «саморегулирующаяся рыночная экономика», «так жить нельзя», «хомо советикус». И, конечно же, «покаяние», куда же, б…дь, без него. «Если дорога не ведёт к храму, то зачем она?»© «Если дерибан не ведёт к офшору, то зачем он?»

Я не отношусь серьёзно к нынешним громким, но недолговечным заявлениям и комментариям.

Потеряны, тридцать лет тому. Предположим, меня спросят: «эти скульптуры восстановят только через тридцать лет при условии, что Вы каждый день станете говорить об этом – потянете?» А сразу после моего утвердительного ответа (пусть я подвыпивши) мой собеседник, едва справляясь со слезами восхищения, попросит меня вспомнить, что именно раздувало мой пыл до того же самого жара полтора месяца тому назад… нет, логи не смотреть… тогда этот низкий провокатор удостоится лишь моего гордого молчания.

Это не про Вас, это про меня, оттого я и несерьёзен. За себя не беспокойтесь. Вы-то огого. Кремень.

«Сила эльфов – убедить других в их собственной слабости»©. Сносы и переименования, священные жесты и громогласные кличи, вызывающие позы и поучающие слова – это не доказательство наличия тамошней силы, это доказательство отсутствия здешней.

Это попытка чужаков навязать мне стыд за то, что я это я, вину за всё на свете, непреходящую горечь от «не уберегли»: вызвать у меня безнадёжную, а оттого изматывающую ненависть. Человек её переносит плохо и потому хорошо её переносит, обвиняя всех, кто, по его мнению, мог бы уберечь, в том, что не уберегли. «Это вы виноваты в моём стыде, вы плохие!» – льётся на ближних, покуда своих.

Ещё раз: эти памятники, эти улицы, эти учебники, эти права были отданы давным-давно за золото эльфов «сто сортов колбасы», когда на телеэкранах лучились радостью одухотворённые (о, «духовное возрождение» забыл!) лица на фоне красно-коричневых межеумочных толп, когда само слово «россиянин» значило… ладно, хорош язвить.

Сделку можно обсуждать, хулить или защищать, но её нельзя ни отрицать, ни отменить, ни перезаключить на других, лучших условиях: сто пятьдесят или, гулять так гулять, двести сортов колбасы.

Я плохо представляю себе, что делать; далее Вы в этом убедитесь. Однако я хорошо представляю себе, чего не делать.

Не мстить. Мстят равным; да что там – у народов, которые месть исследовали завзято, прямо-таки прейскуранты были, кого за кого можно зарэзать. Презентации с блок-схемами тут хорошо пришлись бы, да.

«Не мстить» в сущности означает, что очередное па-де-труа рехнувшейся жмуди не может и не должно быть причиной и тем более поводом для действий, не имеющих иной цели, кроме нанесения ей, рехнувшейся, ущерба. Нет смысла тратить силы и внимание на сумасшедших, наполеоны они в эти выходные или макиавелли.

«Отказаться, то бишь смириться?» – возопит самоправедный. – «Известно от века, коли отрекаешься от фиолетового, то лишь цвет бордо тебе любезен». Или, вспоминая дела коммунальные: «да Вы же в кастрюлю с супом ему плюнули!» – «а что, я е…ться с ним должна?!» Мол, «не мстить» непременно означает «подчиниться, смириться, снести пощёчину». И сразу видно, что первобытная магия одичалых соседей и ныне сильна.

Я же, материалист, предложу: давайте для начала уберём из широкого вещания все заклинания и ритуалы чужаков. Сделаем их – и ритуалы, и чужаков – чем-то неприличным. Как? Смотрите.

В широком вещании подробно информировать об ущербе интересам российских граждан от приграничных симулякров государств. Ущербе интересам вполне шкурным, без этих ваших «духовности» и «исторической памяти»: отсюда и понимание критерия «подробно». Сколько; почём; когда вступит в действие; к кому обращаться, если.

Корректно, но по возможности кратко и шаблонно пересказывать юридические обоснования этого ущерба, сделанные тамошними официальными лицами достаточно высокого ранга («номенклатура»? нет, не слышал). Ни в коем случае этих лиц не цитировать и сами документы не зачитывать.

Любой мем, присутствующий в таких обоснованиях (например, «оккупация») безо всякой экономии переводить на русский, с минимальным присутствием ответочки («период пребывания территорий нынешней Выдумляндии в составе Советского Союза»).

Насколько возможно, обходиться без упоминания имён: только должности и учреждения. Видео идёт лесом в принципе; этих лепрехунов вообще узнавать не должны, незачем.

Все остальные ораторские упражнения тамошней официальной публики – «в сад». Интеллектуальные усилия официальных лиц ниже рангом, независимо от темы и формы – «в сад». Любые публикации в тамошних медиа – «все в сад».

Какие блокировки, что Вы, какая цензура, какое глушение? Всего лишь отказ в сколько-нибудь широком и подробном внимании. Без износа аппаратуры, она денег стоит.

Отмечу, что речь идёт именно о выступлениях и публикациях некоторого множества лиц, а не о, например, независимо удостоверенных статистических данных, которые угораздило в выступления и публикации попасть; не о голах; не о концертах.

На человека, который вздумал бы в широком вещании обратиться к материалам «из сада» для иллюстрации или усиления своих тезисов (для доказательств эти шедевры всё равно не годятся), собеседники должны смотреть, как на наслаждающегося диареей. Сперва подчёркнуто не обращать внимания (может, случайность), затем вежливо предупредить, а потом отказать в приличном обществе.

Вот как-то так – и настоящий, а не опереточный эффект (то есть тот, который вредит нам, а не ублажает их) от сноса некогда проданных памятников и от всяких других переименований устремится к нулю.

Для работы с опереточным эффектом ещё нужно протоколирование всех этих художеств на будущее без срока давности, но это уже развитие темы, не «для начала». И само будущее без этого срока, то есть «а вот потом-потом-потом», начнёт вырисовываться.

Покамест я ожидаю один недоверчивый вопрос и одно неопровержимое возражение. Разумеется, помимо сравнений меня самого с ранее упомянутыми полоумными наполеонами и макиавелли.

Вопрос: а почему все эти «ди эрсте колонне марширт», сложные и недешёвые, нужно применять к тем бантустанам, о незначительности которых автор распинался пару килобайт?

Ответ: для тренировки. Со временем тот же подход, по моему скромному мнению, должен быть применён вообще ко всем государствам мира и их клиентам, которые не считают РФ дружественным государством. Внимание широкого вещания в РФ к словам и жестам иноземного происхождения – «не право, а привилегия»©. Кстати, такие цитаты как раз и не должны считаться приличными. Случайность.

Неопровержимое возражение: а ведь это дорогостоящее мероприятие, причём во многих смыслах. Коммюнике надо составлять, а видеопродукты фильтровать быстро и правильно, требования к профессионализму тут растут по экспоненте; «экспертов» в широковещательных медиа надо застраивать под новый, очень затратный для них режим обсуждения насущных вопросов и мировых проблем; надо обходиться местным видео вместо трансляции чужачьего паскудства под собственные хлёсткие комментарии; надо закладываться на долгую и скучную работу по распространению предложенных выше приличий на медиа частные и маленькие – так, чтобы их нарушение было сопоставимо с прилюдной матерщиной в голос: да, иногда не обойтись, а кое-где так вообще разговаривают, но всё же. Аналогии с порнографией лучше вообще не проводить.

Я кивну, ибо понял. Его величества хайпа будет меньше. Кликов. Просмотров. Рейтинга. Уважухи. Люди развлекаться станут по-другому. Хотя развлечения нынче несравненно доступнее и разнообразнее, нежели в Советском Союзе (безо всякой иронии), посему «голосов» и им подобных сущностей можно не опасаться. «Это очень хорошо, что в Швейцарии компьютеры».©

Короче, у большого количества состоявшихся, признанных, лояльных и уже немолодых профессионалов работа станет несколько менее нужной, но при этом заметно более сложной и трудной. И это работа, опасная для окружающих; речь идёт о человеческом восприятии.

Неопровержимое возражение, как я и предупреждал. По крайней мере, в обозначенных рамках.

Вне этих рамок можно подумать о достаточно интересных вещах, вроде пожизненных льгот за создание и поддержание аудитории соответствующей численности без нарушения предложенных приличий, однако и такие предложения вовсе не «для начала».

А пока спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Цитата про эльфов из «Дам и Господ» («Lords and Ladies», 1992) Теренса Дэвида Джона Прэтчетта, ещё не сэра. Хотя лучшие слова там – «у них железо в головах». Кто читал, тот поймёт применительно к теме. Там глубоко, особенно в оригинале.

Я не виноват. Это они сказали с экрана лишний раз «культура отмены», которая «cancel culture».

«Культура отмены» – это коммунальная борьба в профессиональных сообществах производителей информации.

Коммунальная борьба – это «борьба за справедливость», борьба за уравнивание прав, то есть борьба против тех, у кого этих прав становится больше.

Древний и наглядный пример такой борьбы – остракизм. Введён после административно-территориальных реформ, обеспечивших гегемонию горожан (афинян) над окрестной родовой аристократией. Принят как средство профилактики тирании.

Гражданство в Аттике было наследственным, сохранялось по имущественному цензу (сколько-то там тысяч драхм), а самих граждан с детства воспитывали, обязывали служить в вооружённых силах (не надо упрекать Роберта Э. Хайнлайна в оригинальности), так что афинские граждане были профессиональным политическим сообществом. Не в смысле источника дохода, а в смысле знаний, умений и понимания, как их применять.

Присутствие на народных собраниях было рутиной для меньшей части граждан: остальные либо жили вне Афин, либо не могли себе позволить такую потерю времени на постоянной основе. Эта меньшая часть, таким образом, получалась изначальным, эталонным, идеальным «политическим активом», то есть компетентным и высокосвязным сообществом: «люди в теме» и «все всех знают».

Не путать с самими выборными и должностными лицами. Речь идёт именно об активе в несколько тысяч профессиональных граждан, которых эти выборные и должностные, хотя сами были из них, но побаивались: не из-за слепого буйства, а из-за обдуманной въедливости. «Огласите весь список, пожалуйста» и построчные разборы бюджета.

Очевидно, что тиран мог появиться только в этом активе, и его надо было распознать заранее. После чего утвердить распознание большинством на общем голосовании, а затем следовало выселение на определённый срок без поражения в гражданских или имущественных правах.

Достойным уважения выглядит понимание, что, оставь поганца в городе, он это большинство сам получит. Пылкие утверждения всякого отдельно взятого «активиста» о своей вечной непоколебимости и непреходящей верности идеалам демократии имеют ограниченную ценность.

«Набрать силу» в политическом сообществе можно разными способами. Запугать, подкупить, обольстить, просветить. Всё это присутствует и в повседневном общении, посему опознавательным признаком быть не может. Надо сравнивать промежуточные результаты этих действий у разных членов «политического актива». Эти промежуточные результаты сводятся к одному: у потенциального тирана субъективное право приобретает слишком большую силу. И тут возможна универсальная оценка.

Поясню. Всякое право субъекта не может существовать без обязанностей окружающих по отношению к нему. Замечу, что я рассматриваю всякое право, как возможность чего-то не делать: ради субъекта это должны делать или не делать обязанные ему окружающие.

В гражданском праве можно выделить три правомочия. Правомочие на собственные действия, правомочие на требование, правомочие на защиту. Чтобы обязанные субъекту лица ему не мешали, чтобы помогали, чтобы охраняли.

Так что потенциального тирана становится возможным отличить по тому, что его подозрительно тщательно оставляют в покое, чересчур хорошо охраняют, а его запросы выполняются слишком быстро и точно по сравнению с обычным, рядовым «политическим активистом». И этого достаточно, чтобы забить тревогу, пока не поздно.

«Какие ваши доказательства?» Можно и никаких. Ни перехваченных писем, ни подслушанных разговоров. Потенциальный тиран может и не мечтать о власти, он всего лишь умней, харизматичней и расторопней среднего, но под остракизм он всё равно может попасть. Это коммунальная борьба, а не «борьба за власть», это пресловутая «уравниловка» в самом общем смысле.

Вытащу из-под умолчания условие, которое присутствует в этом объяснении, а то оно настолько естественно, что его надо проговорить. Субъективное право, как обеспечение общественной жизни, есть ресурс ограниченный – хотя бы численностью людей в сообществе, где это право существует. «Набирать силу» даже потенциальный тиран может только через обессиливание окружающих.

А теперь к современной действительности, к той самой «культуре отмены».

Она действует в сообществе профессиональных производителей информации, которое можно описать как совокупность более или менее специализированных сообществ: учёные, учителя, работники искусства от поэтов до режиссёров, хотя центром тяжести здесь, конечно, станет пресловутое PR-сообщество, начиная с секретарей (исторический пример нужен?). Напомню, «профессионализм» мною понимается не как источник дохода, а как наличие некоторых знаний и умений, приобретённых через подготовку или опыт.

Высокая связность в этом сообществе подразумевается, а в специализированных сообществах она ещё выше («люди в теме»): это неизбежный эффект самого занятия производством и распространением информации. Здесь можно указывать на какую-то иерархию (тиражи, число просмотров): пускай она нестабильна, но описанную выше коммунальную борьбу для простоты можно разметить по отдельным уровням этой иерархии («все всех знают»).

Ограниченность ресурса по восприятию произведённой информации присутствовала и осознавалась всегда, однако раньше существовала возможность её экстенсивного распространения на всё новых читателей, зрителей, слушателей. Сейчас этой возможности нет, планетарный уровень достигнут, всякий выстрел единственный. Впрочем, и раньше было проще сбросить с парохода современности ближнего своего, а не дискутировать с талантливым заморским аборигеном.

Объектами применения «культуры отмены», современного извода старого доброго остракизма, становятся более защищённые, более спокойные и более… как назвать того, кому охотнее помогают?.. льготные члены профессионального сообщества. Может быть, здесь даже присутствует осознанное стремление к справедливости, понимание правильности такого преследования, вплоть до аргумента «если сейчас этого болтуна не остановить, он же в гуру выбьется, в классики, в пророки, в мессии!» В тираны, короче.

Причиной «отмены», понятной всем отменяющим, становится множество событий, демонстрирующих сообществу эти защищённость, спокойствие или льготность потенциального объекта «отмены». Гарантированная возможность распространения произведённой информации, способность сохранять рассудок и хладнокровие в публичных дискуссиях уровня обезьянника, готовность всё увеличивающегося множества потребителей информации платить за неё деньгами или вниманием.

Запуск «отмены» происходит через рассмотрение тех же событий, как действий по производству информации. В этой информации выделяют такие высказывания, которые неприемлемы для сообщества, к которому принадлежит объект отмены, то есть указания на то самое «набрать силу» за счёт остальных, намеренно или нет.

Далее следует «публичное голосование» как согласие на разрыв двусторонних связей с объектом отмены, а потом и «выселение» объекта из сообщества. Остановим тиранию, наплюём соседу в суп. Замечу, что, как и в оригинальном остракизме, сами права, связанные с профессиональной деятельностью, не страдают. Её не запрещают, её всего лишь делают невозможной.

Таким образом, «культура отмены» вовсе не есть какой-то признак «загнивания капитализма» или как там утеря достоинства западных стран в наших глазах именуется сейчас.

Это всего лишь тенденция, которая обязательно проявляет себя в любом достаточно связном профессиональном сообществе, независимо от места и времени. Профессиональные граждане, профессиональные жители коммунальной квартиры, профессиональные государства (в принципе не способные существовать отдельно от «мирового сообщества»), профессиональные работники театра и кино, профессиональные учёные, профессиональные спортсмены и так далее, вплоть до профессиональных бомжей (я не шучу).

Заметность нынешних процессов обязана собой тем, что они, во-первых, затронули собственно производство информации, во-вторых, некий уровень связности был достигнут для очень больших профессиональных сообществ по такому производству и распространению. В средние века вряд ли был представим глубокомысленный спор об Аристотеле в реальном времени между шутами двух суверенов. Технически, кстати, возможно, но...

Запретить «культуру отмены» невозможно без такого ущерба общественным отношениям в коммунальной сфере общества, который станет для общества критическим. «Культура отмены» не преступление, она болезнь. Рак, если хотите: отбившийся от рук митоз. Что-то надо вырезать, – и я не про тех, кого отменяют, я про тех, кто – что-то лечить через изменение положения дел в обществе в целом.

Наконец, ещё один очень неприятный вопрос. Если голосование по остракизму прошло, а несостоявшегося тирана отправили на каникулы, то голосовавших «против» (скажем, 49% против 51% «за») это напряжёт. Доверия в сообществе станет меньше, самого общества как возможности совместной деятельности станет меньше. Остракизм расходует и ослабляет сообщество, а не производит и не укрепляет его. И здесь возникает этот вопрос: а может ли общество, если оно и без того слабо, позволить себе такое? Можно ли окупить уменьшение единства общества в целом через прирост единства у голосовавших «за»?

Древние греки считали, что можно, но у них на народном собрании обычно присутствовало несколько тысяч человек, причём, повторю, «все всех знали», и усилия по оформлению того самого остракизма были личными усилиями, под свою ответственность. Нынче запретить «отменённому» автору публиковаться на своём сайте – это тоже личная ответственность. И то, и другое – это не дизлайк поставить.

Примером возьму положение дел в Российской Федерации с началом специальной военной операции по денацификации и демилитаризации Украины.

Кто-то из известных производителей информации, рифмованной или ещё какой, уехал сам, при этом публично объявив причиной такого отъезда своё несогласие с происходящим. Отлично, их право.

Однако я не вижу серьёзной дискуссии или хотя бы широко разошедшихся требований о разработке нормативных актов, которые ограничивали бы право на возвращение этих персонажей. С перечислением оснований этих ограничений, с установкой сроков, с обязательством МИДа вести работу по вытуриванию этих кадров из любой страны, на которую РФ имеет влияние. Это те требования, которые активистам надо предъявить государству, а нынче вместо них то «йо-хо-хо» по поводу неприятностей у беглецов, то вопли ярости по поводу их возвращения. Такое только вредит российскому обществу, а не укрепляет его.

Далее, в активе присутствует запрос на саботаж публичной деятельности тех производителей информации, кто не уехал, но с нынешними делами не согласен. Ослабление их правомочий на требование, то есть на обязанность окружающих содействовать им в их деятельности.

Выглядит разумным подходом, но лишь на первый взгляд. Тут дыра под ватерлинией.

Она состоит в том, что этот запрос на саботаж выдвигают потребители информации, а не то профессиональное сообщество, к которому принадлежат саботируемые производители. Проще говоря, народ обиду забудет, у народа других дел полно, а будет ещё больше.

Самое неприятное в том, что народ можно обольстить. Можно публично покаяться, например. И, затаив обиду, сделать по-настоящему хорошую, талантливую, запоминающуюся вещь, которая неявно, не на первый и не на второй взгляд, не в это десятилетие даже!.. но выступит разгромным аргументом для тогдашних потребителей против нынешних, окажется позором и осмеянием на века. Да, один из аналогов «тирании».

Контраргументы типа «плохой дядя не может быть талантливым» я с Вашего позволения проигнорирую. Даже если не может, то Чернышевского в советской школе всё равно преподавали.

Сколько-нибудь действительный саботаж публичной деятельности в данном вопросе возможен только со стороны профессионального сообщества производителей информации, желательно специализированного: того самого, к которому принадлежат «плохие дяди».

Народ (пока у него внимание обращено на этот вопрос) в лице своего «актива» должен давить на «хороших» производителей информации, чтобы те писали коллективные письма, искренние и пылкие, с обличениями «плохих» и с требованиями наказать отщепенцев.

Неужели как-то… нехорошо? Прошлым повеяло? Ну-ну. А про то, что это «нехорошо», Вам те самые производители рассказали, слезами обливаясь, верно? Это многое объясняет.

Я считаю, что действия по стихийному, не подкреплённому коллегами по цеху и, смотря правде в лицо, преходящему, сиюминутному саботажу публичной деятельности неблагонадёжных профессиональных производителей информации – они тоже расходуют общество, а не укрепляют его.

Действия эти чересчур легки и безответственны для большинства участников (заявление скопипастить); они наносят обиду людям «вне политики»; они никак не влияют на уже состоявшихся противников действующих политических решений.

Чем весь этот расход доверия предполагается окупить? Может ли его позволить себе российское общество в целом? Более того, а доступны ли вообще лучшие решения в нынешних условиях?

Моё мнение здесь очень скептическое. Работающий остракизм для современного российского общества с использованием доступных средств – это опасная бессмыслица. Возможно, это даже ловушка: я не считаю изложенные выше размышления чем-то оригинальным, нехорошие люди могли догадаться сами, причём задолго до сегодняшнего дня и даже нашей эры.

В заключение на всякий случай укажу, что я никак не расположен к тем деятелям, методы предъявления претензий к которым я здесь критикую. Это не защита «свободы слова» как средства обеспечения сытой и радостной жизни для всякой сволочи. Это критика стихийных, дорогих, плохо работающих и небезопасных решений по борьбе с ней. Со сволочью. Впрочем, можно и со свободой побороться, невелико счастье.

Однако с безответственностью у меня тоже всё порядке, поэтому собственные решения я ещё изложу, причём с тегом «футуризм», ибо не вижу сколько-нибудь доступных путей к ним. Сами понимаете, принадлежность к производству информации (задаром) обязывает.

Покамест спасибо за внимание.

Пресловутый «гендерный» вопрос, по моему скромному мнению, есть одно из следствий решения проблемы увеличения и развития потребительского спроса через виртуализацию идентичности потребителя.

Обобщая и не ограничиваясь гей-парадами, которые столь рьяно освещают охранители, в качестве аналогии приведу разные стратегии размножения. Аналогия здесь в том, что «потомством» считать надо не приплод, а идентичность или идентичности одного и того же человека, проявившие себя за время общения с другим человеком. Тогда «гендерный» вопрос можно сопоставить с вытеснением K-стратегии R-стратегией в человеческой популяции.

Медленная и последовательная эволюция человеческой идентичности, внимание к окружающему миру и к своему месту в нём, «цельность», неприятие чересчур быстрых перемен в себе и других будет соответствовать K-стратегии. А множество слабых, а в пределе и «одноразовых» идентичностей, обязанных своим появлением отклонениям от общественно приемлемых норм – это R-стратегия.

Нет ката, не пояснений про K- и за R-. А с катом я бы вам и треугольник Грайма приволок.

Во втором случае (аналог R-) потребительский спрос принципиально выше: вчера хотел одно, сегодня совсем другое – пол сменил, ага. И это «выше» может быть десятками процентов ВВП. Не 300% в известной проповеди, но достаточно. Тем более, что провернуть всё получится и в долг постольку, поскольку этот долг может быть отнесён вне популяции.

Такой переход, от аналога K- к аналогу R-, можно объяснить, помимо шкурничества производителей товаров и услуг, ещё и тем, что потенциал конкуренции с себе подобными в сложном обществе со сложным производством небесконечен. Человек перестаёт соперничать с фактически близкими ему людьми (K-стратегия) и начинает соотносить своё поведение с сильным и непреодолимым воздействием очень масштабных, безличных факторов (R-стратегия) – вроде курса валют или любовных злоключений суперзвезды.

Тогда и оказываются востребованными множество разных идентичностей в одной голове, множество легко приобретаемых и отвергаемых отклонений от нормы. Кто сказал «свобода» как нечто священное? Я уж точно не говорил.

Интересно здесь то, что описываемое подобие R-стратегии для отдельно взятой личности – «гендерный» вопрос, все возможные «меньшинства», прочее калейдоскопическое самовыражение – эффективно дезавуирует K-стратегию «в реальном мире» (задача защиты и воспитания себе подобного ребёнка осознаётся как нечто невозможно долгое и затратное), однако никак не способствует торжеству R-стратегии в нём. Стратегия исчезает в принципе.

Проще говоря, это самоуничтожение популяции. Или её эволюция, если есть приток извне: оттуда, куда раньше относили долг.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. Ах, да. Эти ваши «традиционные ценности» чуть более, чем полностью суть следствие K-стратегии размножения, веками навязываемой популяции на территории, где де-факто правила R-стратегия. Я не к тому, что это плохо (наоборот, это «лютый вин», которым мы до сих пор наслаждаемся), я к тому, что это… нетрадиционно. И продолжили мы в двадцатом веке нетрадиционно. Так что термин, уважаемые охранители, сменили бы.

0. Составлять трактат, наверное, дело гораздо менее благодарное, чем его читать, и уж точно более долгое. Увы, иногда оно необходимо.

Трактат как жанр нужен для борьбы с вдохновением. Со своим собственным вдохновением: чтобы не мяться, объясняя, откуда что взялось в словах, за которые согласен отвечать. И, конечно же, с чужим вдохновением: чтобы мялись или отказывались отвечать.

Нового далее немного, если оно вообще есть. Я всего лишь привожу в порядок собственные представления о сущности, к которой нынче постоянно взывают все, кому не лень, причём публично. И всякий неленивый уверен, что окружающие разделяют именно его понимание «информационной войны», потому что другого нет и быть не может. Ладно, своё я по крайней мере изложу.

Конкретики в составленном мало, а примеров так и вовсе нет, иначе никакого места не хватит. Всего лишь стремление дилетанта потратить умственные усилия здесь и сейчас, чтобы рутинно экономить на них в дальнейшем. От этого стремления текст станет не только нудным и долгим, но и общим.

Претенциозное название обязывает.

1. Конфликт – это взаимодействие сторон с разными представлениями о желательном общем будущем (интересами).

2. Война – такая разновидность конфликта, когда продолжение существования как минимум одной из его сторон не ограничивает действий другой стороны по разрешению конфликта.

Или, то же самое: когда интерес как минимум одной из сторон конфликта не включает в себя существование другой стороны.

3. Прекращение существования одной из сторон – такая совокупность изменений в ней самой или окружающем мире, которая достаточна для обесценивания самоидентификации этой стороны («это уже не я», «меня не стало»).

Физическое уничтожение – экстремальный и необязательный случай.

4. Конфликт мировоззрений – аспект конфликта, заданный противоречиями в обосновании представлений сторон о желательном общем будущем, противоречиями в объяснении ими своих и чужих(!) интересов.

Важность конфликта мировоззрений сравнительно с иными аспектами конфликта может быть различной.

5. Информационная война – разновидность конфликта мировоззрений, когда продолжение существования как минимум одного из этих мировоззрений не ограничивает применения другого мировоззрения к окружающей действительности.

6. Прекращение существования мировоззрения – такая совокупность изменений в нём самом или в окружающей действительности, которая делает невозможной объяснение и предсказание чужих и своих(!) действий через это мировоззрение.

Этого добиваются отъёмом у носителей мировоззрения способности к пониманию окружающей действительности через различение и распознание её составляющих.

Мировоззрение перестаёт быть, когда его носитель уже не может отличить «добро» от «зла», выгоды от убытка, поощрения от наказания и т. п. – и, главное, уже не может распознать угрозу. В рамках информационной войны неважно, завершится такое отказом носителя мировоззрения от этого мировоззрения или физической гибелью носителя.

7. Конфликт мировоззрений всегда имеет причиной различие представлений сторон о будущих методах регулирования общественных отношений. Далее для простоты изложения я буду относить этот конфликт только к обществам и государствам, хотя «дел внутренних» излагаемое касается так же, как и «дел внешних».

8. Способы регулирования общественных отношений, включающие в себя различные методы такого регулирования и распространённые на всё общество: право и мораль. Эти способы тесно связаны между собой, возникают и развиваются одновременно, а приоритет одного над другим в смысле усилий на поддержание и развитие этого способа определяется для каждого общества и государства отдельно.

Добиться уничтожения мировоззрения противника можно, обесценив для носителя мировоззрения метод регулирования общественных отношений, соответствующий морали, и/или метод, соответствующий праву. Так как право и мораль тесно связаны между собою, то действие против одного из этих методов может нанести ущерб и другому.

9. «Метод регулирования общественных отношений, соответствующий праву» получается неуклюжим синонимом для сущности, издавна известной, как «правовая система», которой придерживается государство или блок государств.

Для «метода регулирования общественных отношений, соответствующего морали» я не могу найти общепринятого понятия. Пусть будет «этос», на многозначность слова можно списать что угодно.

10. Этос общества и правовая система государства основаны на одном и том же принципиальном подходе к самой задаче регулирования общественных отношений. Такое верно для каждой стороны информационной войны.

Прикладное несовпадение этих принципов у взаимодействующих сторон может стать поводом для конфликта мировоззрений, не переходящего в общий конфликт, или поводом для включения конфликта мировоззрений в конфликт вообще.

Сущностное несовпадение этих принципов у взаимодействующих сторон есть фундаментальная основа конфликта мировоззрений, достаточная для того, чтобы конфликт мировоззрений стал причиной конфликта вообще.

Формализм права позволяет обратиться именно к нему за сколько-нибудь кратким описанием разных принципов регулирования общественных отношений. Иными словами, конфликт мировоззрений проще понять через сопоставление правовых систем государств, а не этосов соответствующих обществ.

11. Тот конфликт мировоззрений, который стал нынешней информационной войной, обязан собой сущностному противоречию принципов англосаксонской и романо-германской правовых систем и соответствующих этосов.

С одной стороны, этот конфликт мировоззрений всего лишь один из аспектов конфликта, более сложного и продолжительного, чем нынешняя информационная война. С другой стороны, это один из важнейших его аспектов.

12. Сущностное противоречие правовых систем и этосов сторон нынешней информационной войны состоит в том, что именно стороны считают основным и главным источником права и морали: прецедент или закон, опыт или учение, переживание или повествование, ощущение или слово, практику или теорию (понятно, что я утрирую, и я утрирую, чтобы понятно).

13. Победой одной из сторон в информационной войне станет ослабление правовой системы и/или этоса противника до такого уровня, когда во взаимодействии с противником их можно не учитывать.

Один из видов победы – насаждение собственных правовой системы и этоса в государстве и обществе противника, разрешение конфликта мировоззрений через уподобление противника себе. Такое положение дел очень убедительно выглядит, и потому его могут ошибочно принимать за необходимый признак победы в конфликте мировоззрений.

Применительно к текущему конфликту я не считаю победу любой из сторон достижимой в обозримом будущем. Более вероятным выглядит сколько-нибудь заметное изменение географического ареала распространения той или иной правовой системы в теоретическом (объективное право) и/или практическом аспектах, а также появление или исчезновение «бесправных» и/или «аморальных» территорий, обществ и государств.

14. Цели действий сторон в информационной войне:

а) ослабление права в государстве противника через дискредитацию его правовой системы вообще – дискредитации принципиальной, относимой к делам прошлым, настоящим и будущим – и применительно к актуальным конфликтам законных интересов граждан этого государства;
б) ослабление морали в обществе противника через дискредитацию его этоса, доказательство неадекватности этоса окружающему миру, как вообще, так и применительно к актуальным жизненным задачам членов этого общества;
в) изменение приоритетов права и морали через их противопоставление друг другу в решениях задач регулирования общественных отношений государством и обществом противника;
г) защита своих общества и государства от перечисленного выше.

15. Основным способом достижения перечисленных целей в информационной войне является распространение специфической информации и препятствование такому распространению (кто бы мог подумать, да). Эта информация неизбежно будет продуктом преобразования информации об окружающем мире. И преобразование информации, и её распространение, и препятствование её распространению представляют собой деятельность тем более сложную и разнообразную, чем сложнее и разнообразнее общество, в котором, ради которого или против которого они ведутся.

16. Существует ограниченное число подходов к ведению информационной войны. Выбор одного из них или переход от одного к другому можно описать через решение, что именно – право или мораль государства и общества противника – подлежат преимущественному воздействию, и что именно надо сильнее беречь у себя.

Этот выбор может быть рациональным, полученным на основе исследований своего и чужого государств и обществ, с теориями и экспериментами, а может быть стихийным: «что больше хочется испортить» и «что меньше хочется потерять». Во «внутренних делах» стихийный подход намного более распространён в силу постоянно возникающих мелких конфликтов мировоззрений; точнее, конфликтов из-за мелких деталей господствующего мировоззрения.

Дальнейшая конкретизация здесь получается чересчур объёмной в силу разнообразия изводов правовых систем и этосов.

17. Существуют две основные моды распоряжения информацией, созданной или отобранной для ведения информационной войны. Первая: создание и распространение привлекательных (приятных) информационных объектов. Вторая: создание и распространение нужных (полезных) информационных объектов.

Эти моды не исключают друг дружку и могут быть использованы одной и той же стороной в информационной войне. Распределение усилий между ними – так же, как и выбор приоритетов в действиях информационной войны – может быть рациональным или стихийным.

В общем случае соответствие действительности для распространяемой информации не обязательно.

18. Можно отметить естественную склонность государств и обществ, принадлежащих к англосаксонской правовой системе и соответствующим ей этосам, к созданию, потреблению и распространению приятной информации, а их визави от романо-германской правовой системы и соответствующих ей этосов – полезной информации.

По моему мнению, такая склонность отнюдь не достаточна, чтобы быть решающим аргументом в рациональных планировании и разработке действий информационной войны любой из этих сторон.

19. Защита от распространения и потребления вредоносной информации в сложном и развитом обществе может быть обеспечена множеством способов, описание большей части которых выходит за пределы настоящего изложения.

20. Я остановлюсь на решениях задачи такого препятствования без дополнительных средств – технических, экономических, организационных и проч. – к уже существующим средствам производства и распространения информации. Таких решений два.

Первое, априорное – это перепроизводство сведений по некоторому вопросу и обесценивание таким образом всякой информации по нему, в том числе и вредоносной информации от противника. Второе, апостериорное – это выделение вредоносной информации из всей информации, приходящей извне, и обесценивание уже отдельно взятых информационных артефактов, изделий, работ.

С учётом нынешнего уровня технологий обработки и распространения информации только комбинация этих двух решений применительно к отдельно взятой задаче может рассчитывать на успех в препятствовании распространению вредоносной информации.

Заключение. Итого, я изложил своё – сколь угодно тривиальное – понятие конфликта мировоззрений вообще и «информационной войны» в частности. Кроме того, я привёл те правила, которых стараюсь придерживаться при распознании, классификации и оценке причин, орудий или проявлений конфликта мировоззрений, а так же методов работы с ними. К сожалению, оценка здесь возможна только качественная. У меня нет – у дилетанта в наше время, наверное, и не может быть – сколько-нибудь достаточных сведений для количественной оценки.

С другой стороны, даже качественная оценка вполне обеспечивает несравненное право критиковать и предлагать, не вставая с дивана. А экономия мышления с опорой на вышеизложенное – то, что для этого надо.

Спасибо за внимание.

Ниже я попробую изложить своё понимание Советов как исторического и политического явления. Откуда взялись, чем были, почему исчезли, какие выводы можно сделать на будущее.

Источник вдохновения? Изволите видеть, в миллионный раз (гипербола) узрел пылкую дискуссию по поводу условного «совка». Сильно подозреваю, что в отсутствие этой темы диспутанты стремительно нашли бы другую – собственные достоинства нуждаются в сравнении, да. И про Советы как органы государственной власти в СССР там, как обычно, не было ничего. Сплошь лагеря, пионерские и исправительно-трудовые, ударники и несуны, великая культура и великая цензура.

А ведь от того, что тема о собственно Советах не знаковая, «все всё знают», интересной она быть не перестаёт: можно и нужно посмотреть, хотя бы на уровне реферата.

Вот любопытный момент в изложенном Лениным политическом отчёте ЦК на седьмом экстренном съезде РКП(б) в начале марта 1918 года.

С одной стороны, указано, что отличие буржуазных революций в европейских странах от пролетарской революции в России заключается в том, что буржуазная революция снимает политические ограничения для уже существующего капиталистического уклада в экономике. В свою очередь, социалистическая революция в России сталкивается с отсутствием готовых форм социалистических отношений, «если не брать самых развитых форм капитализма, которые, в сущности, охватили небольшие верхушки промышленности и совсем мало ещё затронули земледелие».

С другой стороны, Ленин говорит о вещах, ныне забытых, а именно о том, что Советы не были изобретены большевиками, что «нам пришлось провозгласить принцип Советской власти», что «необходимо было взять в руки Советов власть», и далее:

«Если бы народное творчество русской революции, прошедшее через великий опыт 1905 года, не создало Советов ещё в феврале 1917 года, то ни в каком случае они не могли бы взять власть в октябре, так как успех зависел только от наличности уже готовых организационных форм движения, охватившего миллионы».

Что здесь любопытного? По моему мнению, Ленин говорит о процессах подобных, схожих. Что в Европе, что в России революция не создаёт нового, она всего лишь сносит препятствия для сущностей уже состоявшихся и набирающих силу. Только в Европе эта сущность экономическая (множество капиталистических предприятий), а в России – политическая, административная (Советы).

Ленин, насколько я могу судить, объясняет эту разницу отсталостью России: мол, если бы «развитые формы капитализма» охватили значительную часть национальной экономики, то привести эту экономику к полностью социалистическому укладу потребовало бы несравнимо меньших организационных усилий, чем те, которые де-факто требовались от партии большевиков как «авангарда пролетариата».

Чтобы объяснить, почему социалистическая революция состоялась именно в России, большевики использовали концепцию неравномерного развития капитализма в разных странах и основанное на ней понятие «слабого звена в цепи империализма», которым и оказалась Россия. Иными словами, социалистическую революцию объяснили именно недоразвитостью России, её «военно-феодальной» версией империализма. Заметьте, эпитеты опять относятся к административному аспекту общества.

Ленинское объяснение, если учесть идею примата материальной стороны общественной жизни, каковой идеи предельно упорно держались большевики, выглядит откровенно натянутым. Мол, революционные события обязаны собой противоречиям в экономике, ибо так учат Маркс и Энгельс, но революция вот она, а экономических реалий, должных послужить одной из сторон этих противоречий, ещё нет.

Сюда можно добавить горячее стремление Ленина к слому, уничтожению прежнего государственного аппарата, причём стремление осознанное, с пониманием отличия этого решения от практики буржуазной революции, где государственный аппарат оставался наследием прежнего режима.

Я считаю разумным предположение, что русская революция стала итогом противоречий между разными административными укладами, а экономика здесь на побегушках, однако Маркс с Энгельсом так не учат.

Такое предположение, очевидно, требует доказательства того, что Советы не были случайностью, что они были востребованы обществом и потенциально могли проявить себя в любой экстремальной ситуации масштабов страны: не обязательно изматывающей войны.

А уже это доказательство требует доказать, что Советы были административным решением, производным от решений даже не привычных для большинства населения, а естественных для него на уровне «как же иначе».

Здесь нужно рассмотреть эпопею Иваново-Вознесенского общегородского совета рабочих депутатов образца 1905 года, взявшего на себя ответственность за стачку продолжительностью в 72 дня, в которой участвовало больше половины населения города.

Само «советское решение» в известном нам виде обязано собою тем, что заводчики и фабриканты попросту отказывались говорить со всеми бастующими зараз, с толпой, и практика отправления на такие переговоры выборных (депутатов) уже существовала.

Когда стало понятно, что забастовка в Иваново-Вознесенске принимает общегородские масштабы, стало понятно и то, что такие переговоры надо упорядочить, а требования привести к единству: проще говоря, учинить совместные заседания таких депутатов. Неизбежным следствием этого решения стало принятие получившимся Советом на себя ответственности за обеспечение порядка в городе во время стачки.

Новый административный уклад состоялся, его заимствовали в близлежащих городах, его запомнили в подробностях: запомнили не в последнюю очередь благодаря усилиям большевиков, находившихся тогда в подполье как партия, но на уровне отдельных лиц вполне легально (если здесь уместно это слово) принявших участие в организации и работе Совета.

Впрочем, даже без этого «сохранения» Советы, повторю, оказались бы востребованы как административное решение в любом быстром и масштабном неустройстве российского общества, с поправкой на то, что некоторые детали пришлось бы открывать заново.

Думаю, такое развитие событий обязано собой тому, что Совет как сущность оказался работоспособной проекцией сельского схода на городские условия и стал тем самым решением на уровне «а как же иначе». «Как иначе», знали фабриканты, люди по определению только и явно городские, но именно от них забастовщики старались добиться уступок, а не назидательных лекций о жизненных реалиях. Кроме того, фабрикантов с такой же городской обслугой было очень мало.

Что такое «сельский сход», к 1917 году либо знало, либо помнило примерно 85% населения Российской империи, а понимало ещё больше. Далее я попробую изложить своё понимание этого решения, сто лет спустя.

Как административное решение, сельский сход обязан своим существованием очень простому (не путать с лёгким), неспециализированному производству в деревне, условия которого кратко можно описать «на границе выживания». С одной стороны, управление должно было обходиться предельно дёшево; с другой стороны, самих задач управления было очень мало, и они были однообразной рутиной.

В такой ситуации разделение властей, в сколь угодно зачаточном состоянии, выглядит решением и вообще дорогим, и не окупающим себя. Востребованным же станет решение, основанное на отождествлении задач управления производством с задачами собственно производства, с чётким пониманием управления как производства порядка.

Устойчивость такого решения невелика, кулак со сравнительно небольшим количеством свободного ресурса (наличных денег) без особенных усилий подминает сход под себя.

Участник схода выступает и как обыватель, и как производитель: отсюда сама идея «рабочих и крестьянских депутатов», то есть главное, критическое отличие Совета от «буржуазного парламента» или «муниципалитета» и прочих «городских управ». Именно это отличие, обязанное собой пониманию порядка как одного из продуктов производства, запечатлено в праве выдвижения кандидатов в депутаты «общественными организациями и обществами трудящихся» (1936).

По моему нескромному мнению, Советы оказались действенной альтернативой и «царизму», и «буржуазной республике» не потому, что они правильней или справедливей (такое всегда можно разъяснить задним числом), а потому, что при сравнимых количестве и сложности задач управления Советы дешевле за счёт отказа от принципа разделения властей. С началом процесса усложнения сельскохозяйственного производства Советы вернулись в деревни как новый уровень сельского схода, адекватный произошедшим изменениям, то есть как то же самое естественное решение.

Кстати, замечу: в том же Иваново-Вознесенске новообразованный Совет начал с упорядочения стачки, а стачка – тоже хозяйственная деятельность, пускай и противоположная деятельности производственной.

Ленина славословят за то, что он «открыл» Советы как государственный способ осуществления диктатуры пролетариата: идеи, основанной на положениях «Манифеста Коммунистической партии», опубликованном задолго до 1905 года. Вот только сама диктатура пролетариата в своём практическом применении выглядит постоянной работой по компенсации ранее упомянутой неустойчивости Советов. Теоретическое обоснование есть обоснование именно этой практики: пролетариат в позиции надзаконного суверена и проч..

Тезис можно подкрепить аргументом «от противного»: отмену шестой статьи Конституции СССР считаные годы отделили от краха Советов как способа администрирования на всех уровнях государственной иерархии. И этот крах прошёл исторически молниеносно, как и пресловутое «триумфальное шествие». То есть Советы не смогли и в принципе не могли существовать без диктатуры пролетариата.

Если читатель одолел этот текст до сих пор, то, думаю, он вытерпит и следующее замечание перед выводами: я полагаю изложенное не требующим присутствия каких-то дополнительных сущностей. Ни мирового заговора, ни предвечных архетипов русского народа здесь попросту не нужно. Если нужда что-то похвалить или охаять нестерпима, то можно попробовать погоду в частности и климат вообще. На протяжении сотен лет.

Теперь к выводам, и выводы эти о будущем: не знаю уж, насколько светлом.

Первое. В настоящий исторический момент в РФ нет ни экономических, ни административных укладов, способных составить конкуренцию укладам господствующим. По аналогии, нет даже «сельского схода», не говоря уже о его рафинированных и универсальных формах.

Если фантазировать, то в качестве почвы для появления альтернативного экономического уклада я назвал бы самозанятых (нанобуржуазию, извините за выражение), а для административного – национальные диаспоры, но, повторю, самих этих укладов нет, а государство эффективно препятствует их появлению (например, «борьба с терроризмом»).

Можно заметить, что предыдущие претенденты на эту роль – условные «братки» в регионах – либо уничтожили себя, либо оказались успешно интегрированы в легальную или хотя бы ненаказуемую экономическую, а то и политическую деятельность. А уж эта социальная группа появилась по итогам весьма радикальных и очень масштабных процессов, и её возможности заведомо превосходили возможности социальных групп из предыдущего абзаца.

Итого, революции, подобные тем, что мы проходили в школе, для современной РФ не актуальны. О чём бы за нас ни мечтали и чем бы нас ни пугали.

Второе. В рамках представления об обществе, которого я придерживаюсь, кроме административных и хозяйственных аспектов существуют ещё два аспекта: культурный (искусство) и коммунальный (общежитие).

Я не вижу никаких препятствий тому, чтобы применить изложенное выше представление о революции к любому из них как главному, лидирующему аспекту в потенциальной революции или в очень масштабном и затратном неустройстве российского общества.

Тут вечер перестаёт быть томным, ибо нынешняя информационная избыточность видится мне если не достаточным, то необходимым условием для порождения и укрепления альтернативных культурных и коммунальных укладов по изложенному выше сценарию. И неважно, намеренным или случайным, всеобщим или целенаправленным окажется это укрепление.

«Сельский сход» как некая общепринятая и устаревающая практика, успешная её проекция на иные условия («Совет»), несовместимость полученного с практиками, ныне привычными… подробнее не могу, ибо даже само понятие «уклада» я прямо заимствовал из цитат, и оно ещё нуждается в дополнительном осмыслении.

Впрочем, расплывчатая угроза лучше, чем ничего. Она даже лучше, чем угроза определённая.

Спасибо за внимание к моим рассуждениям о прошлом и будущем.

ПостСкриптум. Неприятным побочным эффектом рассмотрения вопроса у меня стало чёткое понимание того, о чём спорили в конце восьмидесятых. Успел вовремя, да. А ещё чёткое понимание самого спора, как спора б…й с расп…ями, извините мой фламандский. Позорище хуже Пёрл-Харбора.

Наткнулся тут на свои заметки к одной сталинской работе, мол, глянь потом, что такое эти «производительные силы», а то как-то там оно всё подразумевается.

Опять же, собственный здравый смысл сразу предлагает понимание термина… а в случае термина фундаментального такое не очень хороший сигнал.

Ладно, вот из БСЭ, то есть дистиллированное определение:

«Производительные силы - система субъективных (человек) и вещественных элементов, осуществляющих «обмен веществ» между человеком и природой в процессе общественного производства. П. с. выражают активное отношение людей к природе, заключающееся в материальном и духовном освоении и развитии её богатств, в ходе которого воспроизводятся условия существования человека и происходит убыстряющийся в рамках сменяющихся общественно-экономических формаций процесс становления и развития самого человека».

Метафора в определении это всегда впечатляет. А если без иронии, то я кавычки в определении однозначно понимаю, как «отвали и копайся сам».

Хорошо, уговорили. Покопаюсь. Вот моё понимание «производительной силы».

В общем я понимаю всякую силу, как отношение обобщённого различия между двумя состояниями рассматриваемой системы к комплексу событий, создавших это изменение.

Это не из головы, это из ньютоновой физики. Кто не верит, посмотрите хотя бы на старый добрый эмжэаш предмета над поверхностью Земли и ноль на её поверхности. Энергия, делённая на путь, да. Подчеркну: это предельно простой пример не без допущений, а отнюдь не эталон.

Важное примечание. Не существует силы, которую можно ощутить или измерить саму по себе, её можно определить только через наблюдение и/или воспроизводство различных состояний системы и комплекса событий из определения выше.

Производительная сила есть характеристика каждого предприятия в моём понимании. Теоретически такая характеристика может быть получена через следующий анализ.

Во-первых, описание различия между обществом (или обществами), в котором полностью использован продукт этого предприятия (включая вывоз на свалку нераскупленного), и обществом (-ами), в котором этого продукта вообще ещё не было.

Во-вторых, описание различия между предприятием до производства им этого продукта и после производства.

Наконец, в-третьих, сопоставление этих различий по свойствам, единым и для общества, и для предприятия как его части.

Таким образом, производительную силу отдельного предприятия можно определить, как отношение различий общества и предприятия, взятых за период производства и использования продукта предприятия.

Очевидно, что этот анализ ни в коем случае не универсален. Для его проведения необходима общественная (политическая и/или экономическая) доктрина, дающая язык самого анализа.

Кроме того, практически применимая точность этого анализа стремительно убывает с увеличением количества предприятий, анализируемых одновременно, если средства такого анализа не увеличиваются количественно и качественно, и время, отведённое на него, тоже остаётся прежним.

Вопросы, сопутствующие такому анализу, очень сложны и трудоёмки.

Ведь сами понятия «предприятия» и его «продукта» для меня широки настолько, насколько я вообще могу представить себе обдуманную деятельность человека по предупреждению будущего – а не только деятельность по отношению к природе! Изволите видеть, природа и окружающее общество – это разные вещи, но обе они влияют на будущее, которое видит перед собой человек.

Предприятие – это не только завод или банк, это и ограбление банка. Вообще, большую часть человеческой деятельности и общественной жизни можно разбить на предприятия со своей производительной силой для каждого.

С «периодом производства и использования» тоже сложно. Брать всё время с постановки на производство некоторого продукта и до отказа от него, затем прибавить всё то время, пока этот продукт будет предметом повседневным, а потом ещё добавить время его пребывания в магазинах б/у и антикварных лавках?

Я бы сказал, что тут надо вводить некую пороговую величину влияния продукта на общество («шум»), ниже которой отсчёт времени ещё не начинается или уже прекращается.

Что же до предприятия, то можно рассматривать не его продукт как целое за всё время производства, а следовать разбиению продукта на партии (или на отдельные почему-либо неделимые действия) в самом предприятии, и далее отслеживать влияние на общество отдельно взятой партии и собирать общую картину уже из них.

На всякий случай, чтобы не было совсем уж... разоблачительных... вопросов: «партия изделий» – это совокупность изделий одного типа, запускаемая в производство одновременно или непрерывно в течение определенного интервала времени.

Однако даже эта гомерическая сложность задачи количественной оценки производительной силы хотя бы одного предприятия, не говоря уже о многих, не мешает сделать качественные выводы в рамках изложенного подхода. Например, возникает возможность ответить на вопрос «что такое развитие производительных сил?»

Развитие производительных сил понимают как их увеличение, и я не возражаю, но его принято увязывать только с качественными изменениями в средствах производства, с их усовершенствованием, а то и с заменой – а это уже ошибка.

Эта ошибка обходима, но объяснима: она вызвана той самой невозможностью измерить любую силу саму по себе, поэтому наблюдатель использует такие индикаторы, как «передовые технологии»; индикаторы неоднозначные.

Из теоретической ошибки получается уже практическая ошибка, когда собственный недостаток предприимчивости, пассивность и бездеятельность оправдывают уверенностью в том, будто некие абстрактные учёные, изобретатели и рационализаторы всё нужное откроют, сделают и отладят, а потом нам представят или продадут из-за морей.

Приведённое выше рассуждение о способе оценки производительной силы показывает, что в развитии таких производительных сил присутствует и количественная составляющая.

Увеличение производительной силы предприятия может быть достигнуто через увеличение изменений в обществе, вызванных (обеспеченных) продуктом предприятия, непропорционально большее, нежели изменение самого предприятия при выпуске этого продукта. Что отсюда следует?

Во-первых, увеличения производительной силы легче всего добиться предприятию, занимающемуся «производством средств производства». Влияние его продуктов на общество включает в себя и влияние тех продуктов, производство которых стало возможным благодаря этим средствам.

Чисто количественное расширение производства здесь имеет больше всего шансов вызвать или обеспечить непропорционально большие изменения в обществе.

Во-вторых, освоение новых рынков сбыта для продуктов предприятия равнозначно увеличению (развитию) его производительной силы без каких-либо качественных изменений в самом производстве.

Пусть некоторое предприятие производит сто пар джинсов и сбывает их в обществе, где все к джинсам привыкли. И то же самое предприятие, чисто количественно расширенное, производит сто десять пар джинсов, и новые десять уезжают на окраину или в другую страну, где на них смотрят, как на облачение богов. Понятно, что и здесь изменения, вызванные или обеспеченные продуктом, непропорциональны изменениям в его производстве, а значит, присутствует развитие производительной силы, её увеличение.

Существует, однако, и другой путь увеличения (развития) производительной силы предприятия. Он показывает себя в таких случаях, когда изменения предприятия при производстве продукта непропорционально меньше, чем изменения в обществе, вызванные или обеспеченные этим продуктом, когда эти изменения в обществе тоже становятся меньше.

Скажем, упрощение и ухудшение некоторого продукта, даже оставление им каких-то рынков сбыта, и сопутствующий этому переход на конвейерное производство этого худшего продукта с ещё большим упрощением самого предприятия – это тоже развитие производительной силы предприятия, и оно неизбежно станет преимуществом в конкурентной борьбе, в какой бы форме таковая ни присутствовала.

Например, и «сталинки», и «хрущёвки» в советском строительстве оказываются индикаторами увеличения (развития) производительных сил предприятий, включённых в это строительство.

«Сталинские» квартиры, согласитесь, обеспечивали очень большие изменения в обществе, явно опережающие эволюцию строительных техник, а прямым следствием их строительства стало освоение отраслевых знаний и навыков (качественное развитие), которые потом были распространены на большее количество строительных предприятий. «Хрущёвские» же строительные достижения, как читатель знает, обязаны собой отказу от слишком сложных подходов к строительству с постановкой оного, однако, на поток. Развитие – и там, и там, причём развитие в обоих случаях именно через количественный аспект.

Здесь вспоминается мультик в начале фильма «С лёгким паром».

В качестве обратного примера, то есть примера деградации производительной силы, можно привести производство «Жигулей», а именно заимствование производства у ФИАТа вместо адаптации собственного производства автомобилей для «больших людей» к нуждам и средствам остального населения.

В завершение изложения своего понятия «производительной силы» сделаю ещё два замечания.

Во-первых, в тексте не шло речи о «производственных отношениях» из тех же марксистских выкладок. «Отношение» в этом тексте не более, чем указание на определённую, то есть ограниченную и оформленную связь между понятиями. К «производственным отношениям» я ещё вернусь, когда захочу окончательно утомить читателя.

Во-вторых, мне могут заметить, что всё сказанное выше можно изложить (и оно многажды изложено раньше) в таких понятиях, как «прибыль», «экстенсивный» и «интенсивный экономический рост» и прочих, основанных на сумме допущений, обычно называемой «рынок» или «свободный рынок».

В ответ я укажу, что в моём понимании продукт предприятия оказывает влияние на общество, вызывает и обеспечивает перемены в нём, а не просто используется потребителем.

Кроме того, я считаю нужным учитывать, что само предприятие всегда будет частью общества и его общественной жизни, а это обстоятельство порождает вопрос обратной связи, то есть вопрос о том, что часть изменений предприятия будет (не той же самой) частью изменений общества, в том числе вызванных или обеспеченных продуктом этого предприятия. «Прибыли» как индикатора тут, к сожалению, недостаточно.

Практическое применение изложенного вполне возможно. Например, мероприятия по цифровизации РФ вне зависимости от внешних поставщиков аппаратного обеспечения. Или действенная кампания по работе с чиновничьими привилегиями на пользу общества, без идиотского «пересажать на «Волги»». К пресловутому «импортозамещению» такое вообще относится чуть более, чем полностью.

Впрочем, всё это – не более, чем одно из многих диванных упражнений, которыми пестрит Рунет. Спасибо за внимание, оказанное упражнению.

Ранее мне посоветовали ознакомиться с фэнтези-эпопеей под общим названием «Книга всего». Жанр развлекательный, и я последовал совету, ибо скоро мне предстоит преобъёмное чтение, которое развлечением точно не будет. Перед смертью не надышишься.

Изложу своё мнение по тому, с чем сумел ознакомиться.

Я одолел примерно четверть текста, если считать по объёму, а не по названиям. Потом мне стало очень скучно. Именно «очень», потому что просто скучно мне стало гораздо раньше.

Что бы я хотел озвучить в первую очередь и трижды подчеркнуть: всё общение между персонажами произведений посвящено и подчинено установлению рангов между ними, словесному или физическому выяснению, кто кого во всём лучше и завсегда превосходнее. С этого начинается, этим заканчивается или из этого целиком состоит почти каждый диалог. Достаточно редкие исключения: собеседники согласны между собой насчёт места в греческом алфавите каких-то третьих лиц или сообществ. А когда автор нисходит до изображения хода мысли тех или иных персонажей, там вопрос собственного превосходства составляет подавляющую часть этого самого хода.

Такое очень утомляет. Склока следует за склокой, буквально на каждой странице, иногда перемежаясь размышлениями того или иного персонажа на темы «я самый-самый» и «неужели я не самый-самый». Сюжеты раздёрганы этими склоками напрочь, и отдохнуть книга не даёт.

Большинство персонажей… я даже не знаю, как сказать это вежливо. Скажу так: всякий персонаж первого плана практикует амбициозное, масштабное и долговременное планирование при явной неспособности различать и учитывать обстоятельства близкие и сиюминутные. Это простительно людям кабинетным и диванным (мне), но не обвешанным оружием пиратам и пластунам. Как следствие, такой персонал выживает только непрестанной опёкой автора.

Возможно, автор полагал, что это даёт ему известную свободу в изложении сюжета («вдруг откуда ни возьмись» всякое ранее неучтённое), однако эта свобода в глазах читателя исчерпывается стремительно.

При этом иногда автор вопиюще непоследователен. Он утверждает, что глава региональной службы безопасности снискал себе репутацию честного человека, и почти сразу выдаёт, что у него в доверенных лицах, буквально в штатном расписании, присутствует очень дорогая дама со сниженной социальной ответственностью, живущая с организации наёмных убийств – нет, не в казённых интересах, а по заказу любого стороннего нанимателя. Причём начальству это известно, и оно закрывает на такой сторонний бизнес глаза, потому что работник-то хороший, компетентный. Извините, либо крестик, либо трусы. Во взятки я бы поверил, но не аренда полномочий, а их прямое уничтожение «хорошим подчинённым»?

Другой пример: обсуждение планов восстания против империи, эффективно контролирующей весь населённый людьми мир, и надежда на успех восстания «увидят, что плыть до нас далеко, и отстанут»… всё это очень печально.

Уже упомянутое выше «откуда ни возьмись» зачастую оказывается столь натянутым, что заставляет предположить: автору либо наплевать на читателя, либо он пародирует самого себя. Персонажи неожиданно вспоминают о чём-то предельно важном в ситуации, состоявшейся в результате их собственных долгих усилий – и тому подобное.

Если говорить о самом мире, где разворачиваются – если здесь применимо это слово – сюжеты эпопеи, то это единственный континент с островами-сателлитами, окружённый океаном, а свойства океана исключают дальние морские путешествия. Плоская земля, проходите, ничего нового.

В мире присутствует неодушевлённая «волшебная сила» (Шернь), которая провозглашена автором нейтральной и структурированной. Рассуждения о поведении или механике этой силы суть вульгарная диалектика с безосновательными обобщениями и, следовательно, с такими выводами, какие угодны рассуждающему.

Шернь известна тем, что время от времени наделяет разумом всё новые биологические виды: после людей там коты, потом стервятники… у котов нет способности к абстрактному мышлению, но есть язык: не спрашивайте, как, я не понимаю.

Итого, книга не даёт отдохнуть (см. выше) читателю невнимательному и не слишком развлекает читателя внимательного.

Такое заставляет предположить по остаточному принципу, будто автор намерен изложить читателю, поддерживаемому в тонусе, нечто, достойное глубоких размышлений о себе и мире; размышлений во время чтения и после чтения. Ожидания не оправданы: читатель получает простые и огульные утверждения, причём зачастую необоснованные, когда автор прячется за принципиальную непознаваемость обсуждаемого.

Утверждения, опять же, поданы автором как способ мудреца поставить на место окружающих его невежд.

В общем, всё здесь не слава богу: ни герои, ни сюжеты, ни окружение, ни обустройство… Поэтому после известного количества всё более натужно одолеваемых страниц вспоминаешь, что цикл «Книга всего» относится к классу «произведений искусства». А искусство вечно. Моя же жизнь коротка, и с каждым днём она становится короче, потому с «Книгой всего» у меня всё. И о книге тоже всё.

Спасибо за внимание к моему сугубо личному, ни к чему читателя не обязывающему мнению.

ПостСкриптум. В первой по счёту повести эпопеи немногочисленная пограничная команда людей, солдат большой и цивилизованной империи (на описание её разумных порядков автор тратит немало текста) хлестается с двумя видами нелюдей, которые азартно хлестаются друг с другом.

У одних нелюдей – красивые доспехи, понятная речь и какой-никакой реал-политик. Другие – всех давящая и всё пожирающая бессмысленная орда. Люди, уступая и тем, и другим в военной силе, талантливо используют эти противоре…

Я ещё не договорил, зачем отмахиваться. Ну да, поляк.

Без мировых заговоров жить скучно. Они простые и яркие, даже если начинаются со слов «в чёрной-пречёрной комнате чёрного-пречёрного дома на чёрно-пречёрной улице».

Ниже я попробую обсудить нынешние санкции против РФ, по возможности не указывая на какие-то стремительные порывы, вихри яростных атак, тайные ритуалы и даже на спор из-за основных вопросов бытия.

Собирая свои замечания на полях в единый текст, я пою о том, что вижу, и подгоняю задачу под ответ. Минимальное присутствие закулисных «элит» (один раз, в скобках); никак не мгновенная импровизация, но весьма непродолжительная подготовка соответствующих решений; и даже не ущерб РФ как цель и смысл введённых санкций – да-да, ныне пограничное с русофобией утверждение.

Сами понимаете, в сумме такое даёт ту самую скукоту (каюсь, без картинок), и продолжительную к тому же: надо ведь как-то обходить население чёрной-пречёрной комнаты стороной. А то кинутся.

Поэтому, увы, не приняты в рассмотрение никакие стимулы, кроме материальной выгоды и работы на победу своей партии на следующих выборах, то есть той же материальной выгоды. Из угроз всего лишь возможный, но необязательный БП (без него никак, жанр не позволяет), который стараются обойти через вакцинацию населения послушным и управляемым МП.

Сплошные предположения и спекуляции как метод, ибо с заслуживающими доверия числами плохо, а в высокие кабинеты не допущен. Так, игра ума в шашки. В «чапаева».

1. За формирование Европейской комиссии, то есть правительства Европейского союза отвечает Европарламент, а он представляет всех граждан Евросоюза, а не его государства-члены.

Отсюда количество депутатских мандатов, которое получает государство-член ЕС, пропорционально численности его населения. Больше всего мандатов у Германии, так как там примерно 83 млн. населения, и это даёт Германии 96 мандатов из 705. Франция с её 67 млн. имеет 74 мандата. Испания – 47 млн. и 54 мандата, Польша – 38 млн. и 51 мандат.

Население Украины на 2014 год, хвала украинской статистике, составляло примерно 45 млн. человек. Спрашивается в задачнике: насколько странам-членам Евросоюза надо е…нуться, чтобы принять к себе Украину? Извините за грубость, но приличия здесь отказывают.

Более того, перед глазами у европейских государственных деятелей есть пример Польши. Государство, в которое на протяжении долгого времени были вложены огромные средства для приведения уровня жизни тамошнего населения к среднеевропейскому, становится клиентом США, увлечённо и небесплатно портит жизнь «старой Европе», благо располагает достаточным для этого голосом в ЕС.

Для Украины «долгое время огромных средств» и не начиналось. Украинская бедность и неспособность бедного украинского государства ограничить коррупцию (дітей моїх ти годувати будеш?) в сочетании со значительным количеством населения сделали и покамест продолжают делать Украину немыслимо дорогим приобретением для ЕС.

Итого, в ЕС Украину никогда не собирались брать, разве что от неё останется огрызок с пяти- или десятикратно меньшим населением.

Кроме того, ЕС и так получал от Украины всё, что хотел.

Подписанное Украиной соглашение об ассоциации с ЕС закрыло вопрос её пребывания в Таможенном союзе: свободная торговля с ЕС одного из членов Таможенного союза обессмыслила бы союз как целое. Неизбежное следствие: интеграция Украины в европейскую экономику в качестве поставщика рабочей силы, полезных ископаемых и сельскохозяйственной продукции. По-прежнему буйствующая коррупция помогает зарубежным производителям додавить сколько-нибудь конкурентоспособные украинские предприятия, выпускающие продукцию высокого передела. Та же коррупция заметно уменьшает выгоды украинских государства и общества от действующих экономических связей с зарубежными контрагентами.

Ах да, на полях: население Турции в 2022 году – 86 млн. чел. Даже не знаю, почему она до сих пор не в ЕС. Наверное, что-то с правами человека или цивилизационными противоречиями?

2. Широкомасштабное вооружённое вмешательство РФ в вялотекущий конфликт между украинской администрацией и народными республиками Донбасса стало неизбежным тогда, когда было принято решение о наращивании группировки СВУ на линии фронта.

Даже если принять, что к масштабному наступлению СВУ не готовились, то сама провокация на этой линии активных – а главное, заметных и правильно поданных общественному мнению действий – без вариантов вела к массированным обстрелам городских агломераций народных республик в масштабах, несопоставимых даже с нынешними; сейчас эти преступления всё же совершаются «по остаточному принципу».

Полное невмешательство РФ, исключающее всякий повод для санкций, кроме тех, что уже были введены, подразумевало уничтожение народных республик прямыми боевыми действиями или через невозможность поддерживать жизнеобеспечение на соответствующих территориях из-за бегства населения из-под обстрелов на территорию РФ.

Такое развитие событий было бы воспринято украинским обществом как эпохальный триумф и исторический перелом в противостоянии РФ. Это восприятие, сколь угодно истеричное, было бы всемерно поддержано большинством политических и медийных деятелей ЕС.

Одновременно НАТО или, точнее, ВПК стран-членов НАТО не упустили бы возможности массированной (и беспрепятственной, в отличие от нынешнего положения дел) военной помощи украинской администрации, а в пределе полного переоснащения СВУ относительно современным натовским вооружением. Это деньги, а не какое-то там жу-жу-жу.

Если добавить в рассмотрение Крым и три тысячи километров сухопутной границы (даже к делимитации можно придраться через правопреемство, но демаркация точно сорвана) Украины с РФ, то становится понятно: следующий повод к санкциям против РФ даже при её совершенном невмешательстве в донбасскую эпопею состоялся бы стремительно и даже без таких громоздких провокаций, как отказ Украины от безъядерного статуса.

3. Я не оговариваюсь, я действительно считаю СВО всего лишь поводом к санкционному блицкригу против РФ, а не его причиной. Поясню.

С одной стороны, огромное количество санкций было принято стремительно, и сама по себе скорость принятия весьма сложных документов может объяснена только состоявшимся предварительно согласованием их содержания.

С другой стороны, то понимание положения дел на Украине, которое публично демонстрировали страны-субъекты нынешних санкций, качественно никак не изменилось с началом СВО. Проще говоря, вводить санкции против РФ за «вторжение на Украину» можно было с 2014 года, за 8 лет постепенно и намного более продуманно доводя ситуацию до нынешней. Этого не было сделано.

Я не вижу иного объяснения такому развитию событий кроме того, что санкции стали реакцией на положение дел, сложившееся уже после украинского переворота и сложившееся не только из-за российско-украинских отношений, а скорее всего, вообще не из-за них.

Если же посмотреть на количество стран, присоединившихся к санкциям, а там проживает заметная часть населения Земли, то можно предположить, что это положение дел имеет планетарный масштаб. Причина санкций должна быть настолько очевидна, что она не воспринимается как причина.

4. Санкции как действие сводятся к отказу субъекта санкций исполнять обязательства, ранее данные объекту санкций, а также обязательства перед этим объектом ожидаемые и подразумеваемые; отказу при существующей и видимой возможности их исполнить. Эта возможность и отличает санкции от дефолта с выворачиванием дырявых карманов наружу.

Если я утверждаю, что причиной санкций против РФ не была РФ, то мне остаётся только признать, что этой причиной были сами субъекты санкций или, точнее, сами санкции. Их введение было представлением «городу и миру» большой группой развитых и влиятельных стран, сотрудничающих друг с другом, того, что исполнение данных ими обязательств странам, не входящим в эту группу, зависит от отношения к отдельно взятой стране.

Такое предположение объясняет, почему именно РФ стала объектом санкций из всех возможных вариантов, и объясняет даже без привлечения украинских событий или какого-нибудь эсхатологического противостояния, до чего охочи многие комментаторы. РФ – член СБ ООН, поэтому санкционный блицкриг против неё в принципе исключает всякий арбитраж ООН (право вето), а это весомый бонус для предприятия. Иран, Ирак, Ливия, Афганистан, КНДР и Куба здесь не тянут, «без публисити нет просперити». А санкции против КНР влекут за собой гораздо менее предсказуемые последствия.

Если уж раздражать комментаторов всерьёз, то санкции как ход в давнишних контрах России и самопровозглашённых «цивилизованных стран», по моему мнению, тоже всего лишь бонус, но не цель и не смысл.

Цель и смысл состоят именно в том, что объединение стран, принявших санкции, демонстрирует миру свои способность и желание отказаться от обязательств в отношении любой другой страны, не входящей в это объединение.

5. Думаю, читатель уже знаком с сопоставлением списка стран, особенно ярых в санкционном штурм-унд-дранге, и списка стран с наибольшим внешним долгом на душу населения. Если что, то я не вижу причинно-следственной связи между собственно списками, а рассматриваю их как различные индикаторы одного и того же процесса.

Долг – это обязательство. Внешний и внутренний долги – это обязательства правительств (и, опосредованно, их бенефициаров) перед подобными себе правительствами и своими подданными.

Убедительная демонстрация своей возможности и своей способности отказаться от данных ранее обязательств выглядит бесценной для должника, не способного рассчитаться. Во всяком случае, она намного важнее страданий населения украинских территорий – и даже страданий собственного населения без продолжительного душа.

При этом у каждой страны – свой долг. Разные размеры, разный состав, разные условия, разные сроки. Демонстрация множеством стран способности пренебречь своими долгами вразнобой по времени и ситуациям, а не синхронно и не единым фронтом против общего контрагента – не только не выглядит убедительной, но и провоцирует разногласия между самими должниками. Помните склоки между странами ЕС по поводу грузов медицинских масок?

Так что смысл и цель санкций – именно в этом, в убедительной демонстрации способности правительств «цивилизованных» стран (безо всякой иронии – развитых и влиятельных) одновременно и с одинаковым обоснованием пренебречь своими обязательствами.

Именно поэтому РФ как объект санкций, именно поэтому такая динамика принятия санкций, – с 2014 не было ни гроша, и вдруг алтын – именно поэтому публичное оправдание своих действий сугубо моральными соображениями (читай: отказ от обсуждения материальных причин), именно поэтому тут же стартовавшие потуги каждого субъекта санкций по отдельности смягчить полученное положение дел (демонстрация-то уже состоялась) и попытки эти потуги обуздать через завихи о «справедливой цене» на энергоносители.

6. Причиной санкций, то есть тем самым очевидным событием планетарного масштаба, я считаю пандемию ковида. Именно она поставила вопрос о приучении собственных подданных и иностранные правительства к невозврату долгов с объяснением типа «мне твоя морда не нравится, и ты нарушаешь права человека». Ливийское золото, оприходованное французами, всё же слишком частный пример, недостаточно поучительный.

Повсеместное поражение логистики, подлежащая оплате приостановка работы очень многих предприятий, следующая отсюда «стагфляция». Всё это при отсутствии уверенности, что какой-нибудь новый штамм не заглянет в гости через полгода (точнее, до конца текущего избирательного цикла), оказавшись много хуже прежнего. Очевидно, что такого счастья привалило больше всего тем государствам, производство и потребление в которых сильнее зависит от тех же логистических цепочек (те самые страны-должники), равно как и угроза следующего раунда страшнее всего виделась именно тамошним «верхам».

Я уверен, кстати, что вслух, на уровне «протоколов сионских мудрецов», «верхи» этого не обсуждали, а скорее подразумевали, глядя на вполне открытые данные, делая из них одинаковые выводы и зная, что сосед за столом думает так же. А то мало ли, Макрон стенографистку приведёт от большого ума.

РФ как объект санкций выбирали и утверждали на основании тех же чисел, объясняя выбор – даже не на публику, а самим себе – высокими и благородными соображениями: мол, не можем по-хорошему договориться именно с этими варварами. Конечно же, виновны варварские имперские амбиции, пренебрежение свободой, презрение к демократии, всего два пола и тому подобное.

Потом засели формулировать и согласовывать сами санкции, без рекламы, на уровне помощников заместителей и заместителей помощников, чтобы по свистку вывалить их разом.

Параллельно с процессом – а скорее, к его завершению, ибо я безо всяких оснований считаю, это где-то год-полтора работы – предложили гордой и независимой Украине готовиться к решающей стадии АТО и пообещали всемерную поддержку на дипломатическом и медийном фронтах в зачистке Донбасса, плюс поставки вооружения. Подозреваю, что Порошенко с прихлебателями не купился бы.

7. Что же до недопотребления, наступающего на страны-субъекты санкций (его у нас принято обозначать «выстрелом себе в ногу» или ещё куда), то здесь я рискну указать на следующие вещи.

Во-первых, не идёт и речи о потере этими государствами управляемости и о каких-то чрезвычайных положениях. Всё остаётся в рамках «временных трудностей» и «сложных, но решаемых задач», так что обыватель ан масс с надеждой смотрит на своих избранников и привыкает к горячей воде по расписанию. Бузят те, кто обычно бузят, а в отсутствие «руководящей и направляющей» это стихия краткосрочная и слепая.

Во-вторых, во всём виноваты Россия, Россия, Россия, Россия вообще и Путин в частности. Замечу, что здесь получается беспроигрышное положение дел. Даже если европейский обыватель начнёт клясть свои правительства и громко извиняться в интернете, то для РФ это в принципе не станет сколько-нибудь заметным обстоятельством, а вот обыватель сильно разозлится: мы попробовали по-хорошему, а не помогло. Останется «низам» сплотиться вокруг ранее клятых «верхов» (в лице победителей на последних выборах) и замаршировать колоннами… надеюсь, что я шучу.

Наконец, в-третьих, идёт неизбежная работа по переформатированию логистических цепочек, а не только по их восстановлению в прежнем великолепии. И заинтересованы в таком переформатировании, то есть в придании мировой логистике возможно большей устойчивости перед будущими гадостями вроде ковида, именно страны-субъекты санкций. Было бы только разумно заполучить управляемый резерв для этого дела в виде «замороженных» отношений с РФ. Их можно «размораживать» в открытую или глядя на обход санкций сквозь пальцы, можно «замораживать» обратно. Всё это можно использовать как в отношении самой РФ, навсегда или временно с замысловатыми условиями. Самое же главное, что такая возможность резко усиливает позицию «цивилизованных стран» в отношениях с другими партнёрами, не входящими в санкционную шайку. А это очень большое и продолжительное преимущество, стоящее риска стихийных и кратких выступлений в собственных странах.

Собственно, всё. Здесь ещё могли бы быть прогнозы и рецепты, ну да сказанного достаточно, и так текст получился слишком длинный для летней жары.

Спасибо за внимание.