Есть в художественном мире такая характеристика - модный художник. Для мастеров, претендующих на то, чтобы вписать свое имя в историю живописи, это скорее обидное определение, для менее амбициозных деятелей - вполне лестное. Художник Михаил Сатаров - модный художник по всем признакам. И это скорее факт, чем качественная оценка. Его картины находятся в коллекциях президентов России, Грузии, Казахстана, принца Монако Альберта. Сатаров - один самых копируемых сегодня живописцев. Репродукции его работ можно встретить в самых разнообразных местах - в закрытых частных галереях, на известных вернисажах и тд. А еще Михаил Сатаров - автор в некоторой степени скандальных и шокирующих высказываний. Например, недавно в передаче “Культурная революция” он откровенно признался в нелюбви к “Джоконде”, чем немало обескуражил приглашенных на передачу к эксминистру культуры представителей творческой интеллигенции. Досталось от него и художникам-абстракционистам. Словом, в “Культурной революции” Сатаров замахнулся на святое. При этом аргументировал не всегда логично, но искренне. Может, поэтому, его позиция была интереснее, чем хрестоматийные восклицания оппонентов? Хотя нашлись в зале и его сторонники.


— Михаил, расскажите о себе. Как вы пришли к тому пониманию живописи, к тому авторскому выбору, который сегодня так по-разному оценивается публикой? — Я родился в Москве в 1963 году. Классическое профессиональное образование получил в Московском государственном академическом художественном институте им. В.И. Сурикова. Считаю себя приверженцем классической школы. А это — определенная позиция, творческое кредо, сопряженное с постоянной работой, адским трудом: все надо прорисовать до мельчайших подробностей, правильно передать тона и полутона, каждую травинку, листочек, камешек. Людям это нравится. Этим я и объясняю то признание, которое получили мои работы. Их воспринимают как простые люди, так и президенты и королевские особы. Но за это я поплатился здоровьем, многолетний тяжелый труд привел к тому, что у меня стерлись межпозвонковые диски, и, если раньше я сидел за мольбертом, то сейчас приходится стоять, ибо сидеть я уже не могу из-за невыносимой боли.


Я — верующий человек. Бог наделили меня талантом, и я верю в постулат — кому много дано, с того много и спросят. Поэтому много работаю, у меня не бывает выходных и праздников, я всегда у мольберта. Основная моя задача в живописи — это воспеть красоту божьего мира. Я ищу моменты прекрасного и пытаюсь оставить их на полотнах последующим поколениям.

— Кого вы считаете вашими учителями ?

— Мои учителя — это Рафаэль и Леонардо да Винчи, и Брюллов, Кипренский, Боровиковский, Репин. Я учился на работах Шишкина, Айвазовского, Бужеро, Давида, Энгарта, Гудварда и многих других. Можно перечислять до бесконечности. Мне кажется, что существует некая связь времен, цепь. И она очень важна. Да, я базируюсь на достижениях старых мастеров, пишу в старой манере, пытаясь впитывать в себя то, что было создано до меня. По этому поводу могу рассказать один забавный случай. Когда Пьеру Кардену показали мой альбом, и ему понравились мои работы, он сказал: “Да, замечательные были мастера в России”. Его спросили: “Почему были?” На что он удивился и воскликнул: “А что, он еще жив? Тогда ему, наверное, лет сто”! Каково же было его удивление, когда он узнал, что мне всего сорок.

— Почему вы не приемлете так называемое современное искусство?

— Ненавижу профанацию, обман. Картины Малевича, всякая другая абстракция — все это попытка снискать себе славу на эпатаже. Когда люди не умеют хорошо рисовать, им приходится обманывать. Все эти инсталляции, абстракции, перформансы — это не искусство, эти работы не воспевают прекрасного, божественного. Все это произрастает из темных, негативных энергий, из пороков и низменных инстинктов. Такое ощущение, что современный художник обленился, ему хочется быстро что-то намазать и выдать за шедевр. СМИ это подхватывают, быстро раздувают из мухи слона, и пошло-поехало. Ведь если людям постоянно капать на мозги, что это гениально, они начинают верить, так же, как верили в Сталина, Гитлера. А когда процесс зомбирования завершен, богатые граждане начинают платить огромные деньги за откровенно бездарные работы.

— Но ведь “Джоконда”, которую вы не приемлете, это совсем другое искусство?

— Я не отрицаю творчества Леонардо да Винчи, он — великий мастер. Я против стереотипов. За многие годы людям навязали мнение, что у “Джоконды” некая загадочная улыбка. Я бы это назвал не улыбкой, а ухмылкой. Техника исполнения этого произведения хорошая, но тот же Божеро или импрессионисты гораздо выше в своих работах по цветопередаче, по игре цвета и света. «Джоконда» практически написана в ахроматичном стиле, буквально двумя цветами — умброй и земленисто-коричневым. Я считаю, что в мире много замечательных мастеров, которые в живописи были намного выше Леонардо.

— Приведите примеры.

— Энгар — великий французский художник XVIII века. Бужеро, или в другой транскрипции Бугеро, тоже француз, художник конца XIX - начала XX веков. Английский художник Джон Гудвард (XIX - начало XX веков), относящийся к так называемому направлению прерафаэлитов. И многие другие.

— Что сейчас, на ваш взгляд, происходит в современном искусстве?

— Мы живем в очень интересное время. Время, когда пал коммунистический режим, и у художников появилась полная свобода выражения. Они могут творить, ездить по всему миру, впитывать лучшее, что создала мировая культура. Но выжить в рыночных отношениях сложно. Мне нравится, как сказала певица Галина Вишневская: «Чтобы чего-то добиться, надо выходить на сцену и петь лучше всех». Вот и я — встаю к мольберту и стараюсь рисовать лучше всех.

Что интересно, сейчас сформировался класс людей типа Третьякова, Морозова, Мамонтова, которые имеют большие деньги и готовы тратить их на коллекции выдающихся мастеров современности. Так что пройдут годы, и люди будут восхищаться этими собраниями живописи, как сейчас восхищаются тем, что представлено в Третьяковке, Эрмитаже, Лувре и других музеях мира.



— А как вы относитесь к творчеству Шагала?

— Шагал — это великое недоразумение. Он учился у известного академиста Бакста, великолепного театрального художника. И Шагал боготворил Бакста, он считал его супергением, и в этом я с ним согласен. Но он не то что не превзошел своего учителя, но даже и не приблизился. Мы живем в век рекламы, когда «искусство принадлежит рекламе». И к Шагалу это имеет отношение. Его раскрутили французские галеристы. И ситуация сложилась просто абсурдная: великий Бакст на аукционах Сотби, Кристи стоит $3—4 тыс., максимально 15 тыс., а посредственный ученик — миллионы. Вывод простой, нa Шагале хорошо заработали те, кто вложил в его раскрутку деньги. Ужасно, когда перепутаны ценности. Великий мастер стал посредственностью, и наоборот. И все это оттого, что кто-то превращает искусство в средство наживы. Шагал и сам признавал, что не достигнет таких высот, как его учитель. Или еще пример — Пикассо. Многие его работы — это вызов, издевательство над зрителем. И Пикассо сам в этом признавался. А зомбированный зритель думает, что он не дорос до понимания великого художника.




Вообще-то это страшно, когда из-за «золотого тельца» черное становится белым. Очень хотелось бы, чтобы люди внимательнее прислушивались к себе, к своей интуиции и могли отличить хорошее от плохого, а не руководствоваться навязанным мнением недобросовестных искусствоведов.

Уверен, что будущее за классикой, реализмом. Слишком много негативного вокруг нас накопилось, и люди естественным образом будут стремиться повесить на стену красивый пейзаж, а не «Черный квадрат» Малевича, который, кстати, в конце жизни пытался рисовать реалистические картины, но ничего не получилось.

Мне нравится, как сказала Галина Вишневская: "Чтобы чего-то добиться, надо выходить на сцену и петь лучше всех". Вот и я - встаю к мольберту и стараюсь рисовать лучше всех.

— Вы ощущаете, что художник зависит от экономики страны, в которой живет?

— Безусловно. Если в стране экономический подъем, то и искусства процветают, будь то музыка, живопись, архитектура. Если экономический спад — это автоматически отражается на культуре, на театре, литературе и т.д. Меня часто спрашивают, оставляю ли я себе свои работы. К сожалению, у меня такой возможности нет, мне их приходится продавать, чтобы на вырученные деньги жить, содержать семью и снова работать. Мне очень нравится выражение Джека Лондона: «Деньги — это отчеканенная свобода». Я не продаюсь за деньги, а стараюсь вкладывать в свои работы всю свою душу, тепло, чтобы они несли только положительные эмоции.

— Как-то сопоставляя имена и страны, я пришел к интересному наблюдению. Много великих мастеров дали Италия, Россия, Голландия, Франция и другие, и почти никого не дала Германия, я не имею в виду художников, кроме, пожалуй, раскрученных ею брэндов — это Дюрер, Босх. С чем это связано, как вы думаете?

— По всей видимости, это связано с духом нации, с ее ментальностью. Действительно у них художественное искусство сухое, обедненное. Чего не скажешь о немецкой музыке, философии. Может, как-то сказывается темперамент? Итальянцев я, напри-мер, считаю лидерами в области живописи, за ними бы поставил французов и русских.

— Наш разговор напомнил мне стихи Гумилева, посвященные мастеру эпохи Возрождения Фра Беато Анжелико:

“...Пускай велик небесный Рафаэль,
Любимец бога скал, Буонаротти,
Да Винчи, колдовской вкусивший хмель,
Челини, давший бронзе тайну плоти,
Но Рафаэль не греет, а слепит,
В Буонаротти страшно совершенство,
А хмель Да Винчи душу замутит,
Ту душу, что поверила в блаженство”,

Как вам эти строки?

— По-моему, замечательные, оценки точные, я бы сказал лапидарные. Но, если мне не изменяет память, стихотворение заканчивается так:

«Есть бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в бога»