Но вот в чем проблема. Если терпение, которое необходимо для переброски абстрактной старушки через дорогу, можно посчитать в граммах, то для своего домашнего постоянного старичка, с которым нужно постоянно общаться, терпения потребуются тонны.

Десятки тонн.

Сотни.

От этого и уважать чужого старика или старушку гораздо легче, чем своего, родного. К своим мы привязаны. В прямом смысле. Мы практически от них несвободны. Мы зависимы. Зависимость от стариков раздражает и мешает уважению.

Близкое общение со старыми людьми чревато и по-любому очень хлопотно. Оно, это общение, намного сложнее, чем с детьми. Потому что общение с детьми, пусть и сложное, но в основе своей оптимистично — дети учатся, растут, и день ото дня мы наблюдаем хоть маленький, но прогресс. А со старыми родителями, к сожалению, все с точностью наоборот. Дети каждый день научаются чему новому, а старики наоборот, день ото дня всему разучиваются. Видеть это нам отчаянно тяжело. И это отчаяние тоже мешает уважению.

Что можно сделать? Надо в один прекрасный день всерьез дать себе отчёт, что родитель навсегда поменял статус и теперь за ним нужен глаз да глаз, как за ребенком. Да-да, это все тот же папа, та же мама, которых мы знаем всю жизнь — только сейчас они старые. Нужно позволить им постареть. Они не виноваты — так решила природа. Надо прекратить бессмысленно злиться на мироздание.

То есть уважать их надо, уважая их свободу быть такими, какие они есть, а не такими, какими мы бы хотели, чтобы они были. Научиться уважать процесс, через который они бодро себе идут обратно в детство.

Научиться уважать их занятия, какими бы никчемными и бессмысленными, по сравнению с нашими насущными заботами, они нам не казались.

Учиться на старости лет играть в преферанс? Распевать в хоре народные песни? Вырезать из дерева голых танцовщиц и орлов с распростёртыми крыльями? Слушать лекции на отвлечённые темы? Или совсем ничего не делать возле телевизора?

Хорошо, мама. Конечно!

Вроде, к чему это всё? Зачем им? Граждане-дорогие, ну это же их жизнь.

Безмерного уважения достойно одно лишь хладнокровие, с которым они идут навстречу приближающейся развязке! Они — мужественные люди.

— Как здоровье? — спрашиваю Михаэля, увлечённо срисовывающего акварелью картинку с дешёвой репродукции.

— Э-э, так себе, — улыбается 93-летний пейзажист, — доктор сказал, что с инвалидного кресла мне уже никогда не подняться.

Понятно? Ему больше никогда не подняться из инвалидного кресла. Никогда. А он увлечён рисованием пейзажа.

Все, что бы они ни делали, чем бы они ни занимались — достойно уважения. Даже бездумное катание ладошкой глиняных колбасок на манер детишек детсадовского возраста. Включая, кстати, и ничегонеделанье. И оно достойно уважения.

Потому что они живут в ожидании смерти.

И прекрасно это понимают.