ГОТОВИМ КЕКСЫ В МИКРОВОЛНОВКЕ |
Микроволновая печь получила «постоянную прописку» на наших кухнях. И это понятно – невероятно удобная штука, тарелку супа подогреть – минутное дело, и продукты разморозит в один миг! А еще в ней можно готовить полноценную еду 
. И, что немаловажно, быстро! Все это знают, разумеется, да пользуются не все .
А между тем даже самая простая СВЧ-печка, безо всяких там грилей и конвекций, умеет кексы-бисквиты печь. Пышные, нежные – и пекутся они всего 5 минут! Хотите? Ставьте чайник!
Испечь бисквитный пирог в микроволновке очень легко. У меня получилось со второго раза . Первый я пересушила – ну никак не могла поверить, что на выпечку и вправду хватит пяти минут. А чтобы у вас уж точно все получилось, напомню специфику этой выпечки. Кстати, можно адаптировать к СВЧ некоторые рецепты, учитывая эти особенности.
* Выпечка в микроволновке не румянится, получается бледной – нужно добавлять в тесто какао (шоколад), цедру апельсина или готовый бисквит покрывать глазурью.
* Тесто делают более жидким, чем для выпечки в обычной духовке. Для того, чтобы адаптировать рецепт любимого кекса к СВЧ, надо немного уменьшить количество муки, и (или) добавить жидкость - тесто по консистенции должно быть немного жиже, чем на оладьи. Густое тесто – сухой кекс/бисквит.
* Если кекс получился сухим, это значит, что его перепекли и/или в тесте изначально было мало жидкости (густое тесто). В следующий раз добавьте пару-тройку ложек молока или воды.
* Процесс выпекания идет от краев к центру, и центр кекса будет печься немного дольше краев. Поэтому идеально подойдет форма в виде кольца. Можно поставить в центр обычной круглой кастрюли для СВЧ стакан с водой – получится подобие кольцевой формы .
* В прямоугольной форме подсыхают уголки, их придется прикрывать, поэтому … лучше все же печь в круглой.
* Тесто в микроволновке поднимается высоко – наливайте форму до половины высоты.
* Сахар очень восприимчив к свч-излучению, и нагревается намного быстрее остальных ингредиентов теста, поэтому надо тщательно размешивать его до растворения. Нерастворенные кристаллы сахара могут сгореть.
* Жир также восприимчив к свч-излучению. Масляный бисквит испечется быстрее, чем бисквит без жира в составе.
* Проверяйте готовность бисквита как обычно, методом «тыка» деревянной шпажкой – она должна быть сухая, без налипших крошек. Часто бисквит только выглядит мокрым – на поверхности образуется тонкая чуть липкая пленочка, которая влажно блестит. Под ней обычно – нормально испеченный кекс.
* Отличие от выпечки в обычной духовке - «тыкать» шпажкой надо не в середину пирога, а на расстоянии ¼ диаметра. То есть посередине отрезка «край-центр». Если в этом месте бисквит готов, и палочка выходит сухая, то можно выключать СВЧ и дать кексу 5-7 минут «отстояться» - в это время внутри вашего пирога еще идет процесс выпечки, и серединка как раз «дойдет» и кекс не будет пересушен.
* Чем больше порция, тем дольше готовится. Если вы уменьшите количество теста, соответственно в тех же пропорциях уменьшайте время приготовления.
Я пекла на мощности 900 Вт – это максимум для моей микроволновки. Вы можете пересчитать время выпечки для СВЧ другой мощности по формуле: Мощность (Вт)*Время приготовления)/мощность (Вт) вашей СВЧ=Время приготовления для вашей СВЧ. Или воспользоваться таблицей перевода – вот такая таблица прилагалась к моей микроволновке.
Экспресс-кекс шоколадно-маковыйПонадобится:
Шоколад тёмный (не менее 50% какао) – 1 плитка (100 гр.);
Масло сливочное – полпачки (100 гр.);
Сахар – полстакана (100 гр.);
Яйца – 3 шт.;
Мак – 50 гр.;
Молоко – ⅓ стакана;
Мука – 75 гр. (полстакана);
Разрыхлитель – 1 с горкой чайная ложка;
Для глазури:
Сахарная пудра – 150 гр.;
Какао – 2 ст.л.;
Молоко – 3 ст.л.;
Масло сливочное – 1 ст.л.
Стакан 240 мл.
Форма для выпечки: У меня это стеклянная кастрюлька, объемом 2 литра, диаметр кастрюльки примерно 22 см. Если вы возьмете форму большего диаметра, то тесто распределится более тонким слоем, и, соответственно, быстрее пропечется - нужно уменьшить время выпечки. Это достаточно просто – пеките, например, на минуту-полторы меньше, чем указано, потом проверяйте каждые 30 секунд. Так как печется пирог за счет микроволнового излучения, а не температуры в духовке, никаких потерь тепла при открывании дверки не произойдет. (При уменьшении размера посудинки для выпекания соответственно увеличится немного время выпечки.)
! Самый скоростной вариант кекса - и печется, и замешивается в одной посуде. Он получается очень мягким, и довольно плотным по структуре, из-за того, что яйца не взбиваются. Отличная, кстати, основа для торта – бисквит получается ровный, и без твердых краев и корочек.
1. Темный шоколад и масло расплавьте в микроволновке на мощности 900 Вт в течение 40 секунд. Хорошо размешайте до образования блестящей однородной массы.
2. По одному добавьте яйца, не взбивая, но хорошо и энергично размешивая. Насыпьте сахар – можно менять количество сахара по вкусу и в зависимости от шоколада (молочный-горький).
3. Сюда же влейте молоко. Теперь всыпьте примерно ⅓ стакана мака и чуть больше ½ стакана муки с чайной ложкой разрыхлителя, и перемешайте.
4. Выпекайте на 900 Вт в течене 3,5 минут.
5. Дайте постоять 5-7 минут, в это время пирог еще готовится. После этого можно вынимать.
6. Глазурь: смешайте сахарную пудру, какао и подогретое молоко до однородности. Добавьте чайную ложку масла и сразу, пока глазурь не застыла, нанесите на пирог. Можно просто посыпать его сахарной пудрой .
Приятного аппетита!
Вариант шоколадно-макового: более пышный и воздушный.
Понадобится:
Шоколад тёмный (не менее 50% какао) – 1 плитка (100 гр.);
Масло сливочное – полпачки (100 гр.);
Яйца – 3 шт.;
Сахар – полстакана (100 гр.);
Какао-порошок без сахара – 2 ст. л.;
Мука – 75 гр. (полстакана);
Разрыхлитель – 1 полная чайная ложка;
Коньяк, ром или апельсиновый сок – 2-3 ст. л.
Стакан 240 мл.
В этот кекс можно добавить тертый апельсин, или орехи, или измельченный банан - вкус будет восхитительным!
Форма для выпечки: У меня это стеклянная кастрюлька, объемом 2 литра, диаметр кастрюльки примерно 22 см.
1. Темный шоколад и масло расплавьте в микроволновке на мощности 900 Вт в течение 40 секунд. Хорошо размешайте до образования блестящей однородной массы.
2. Миксером взбейте яйца с сахаром до густой пышной пены.
3. Добавьте к взбитым яйцам муку, просеянную с разрыхлителем, и аккуратно перемешайте.
4. Влейте шоколадную смесь, перемешивайте, зачерпывая со дна и с краев, до однородности.
5. Выпекайте на 900 Вт в течение 5 минут.
6. Дайте постоять 5-7 минут, в это время пирог еще готовится. После этого можно вынимать.
Приятного аппетита!
Кекс апельсиновый в СВЧПонадобится:
Апельсин – 2 больших (3, если маленькие);
Крахмал – 2 ст. л.;
Яйца – 4 шт.;
Сахар – 1 стакан;
Масло сливочное – 100 гр.;
Мука – ¾ стакана;
Разрыхлитель – 1 полная чайная ложка;
Стакан 240 мл.
Форма для выпечки: круглая, объемом 2 литра.
1. Апельсины вымойте. Один очистите, второй вместе с кожурой разрежьте пополам и выньте все косточки. Измельчите в блендере или мясорубке очищенный апельсин и половинку того, что с кожурой. Добавьте 4 ст. л. сахара (от общего количества). Пробуйте, количество сахара меняйте в зависимости от сладости апельсинов.
2. С оставшейся половинки апельсина снимите теркой цедру. Выжмите сок. Сока нужно ¼ - ⅓ стакана. Сок и цедра пойдут в тесто.
3. Из апельсинового пюре будет начинка. Насыпьте в него 2 ст. л. крахмала, рамешайте. На дно формы положите кружочек бумаги для выпечки. Выложите апельсиновое пюре с крахмалом, поставьте в СВЧ и готовьте 2 минуты на 900 Вт. Оно немного уплотниться – заварится крахмал.
4. Яйца и сахар взбейте до густой пены – сахар должен полностью раствориться.
5. Растопите масло в микроволновке – 40 секунд. Влейте во взбитые яйца. Аккуратно размешайте. Добавьте выжатый сок, цедру.
6. Теперь можно всыпать муку с разрыхлителем.
7. В подготовленную форму поверх начинки вылейте тесто.
8. Печем на 900 Вт 6 минут. Отстаиваем 7-10 минут.
Приятного аппетита!
Понадобится:
Сахар для карамели – 6 ст.л.;
Сахар для теста – полстакана;
Яйца – 2 шт.;
Масло сливочное – 60 гр.;
Молоко – ⅓ стакана;
Мука – полстакана;
Разрыхлитель – 1 полная чайная ложка;
Стакан 240 мл.
Форма для выпечки: круглая, объемом 2 литра.
Примечание:
1. Этот кекс пекла в виде кольца – со стаканом. На дно формы положила кусок пергамента для выпечки, на него – стакан с водой. Вокруг стакана, на дно формы, нужно насыпать сахар – 6 столовых ложек, и на сахар 3 ст. ложки воды – будем делать карамель. Сахар должен весь намокнуть . Поставьте эту конструкцию в СВЧ и варите, пока сахар не расплавится и не станет золотисто-коричневым. На это уйдет несколько минут – 4-5 примерно. Получилось? Достаем, и пусть стоит, ждет, остужается.
2. Яйца взбиваем с сахаром до пышной пены, добавляем растопленное масло, молоко, муку с разрыхлителем и замешиваем негустое тесто.
3. Банан нарежем кружочками толщиной около 0,5 см и выложим на дно формы, поверх карамели. Заливайте тестом, и можно печь .
4. Готовился пирог 4 минуты на 900 Вт, и 5 минут «выстаивался».
5. Перед тем, как извлекать его из формы, проведите тонким ножом или палочкой между тестом и стенками стакана, и, слегка поворачивая, выньте стакан. Если пирог сам не отошел от стенок кастрюльки, тоже осторожно проведите ножиком вдоль стенок. Накрываем большой плоской тарелкой и тихонько переворачиваем вместе с ней. Теперь снимите бумагу, пока она не прилипла к карамельке - собственно карамель, кстати, вы тут не найдете – она растворилась и пропитала бананы и макушку пирога. Готово!
Метки: кулинария кексы в свч |
Мечты домохозяйки |
Метки: открытка анимация отдых отпуск мечты домохозяйка юмор |
Мультфильм Супер-динозаврик |
Метки: мульты для детей юмор позитив |
*** |
Метки: открытка лето позитив пожелание |
ПРОПАЛО ВСЕ-MIX (Тимошенко) |
Метки: видео приколы политики mix |
Лина КОСТЕНКО - Черный сон веков не сбудется... |
От переводчика
 |
 |
|
|
ЛИНА ВАСИЛЬЕВНА В ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ ЗОНЕ. КОНЕЦ 1990-Х гг. |
“Казаться или быть?” — этот вопрос, проблематичный для многих и многих любителей мотылькового “мельтешенья” вокруг негаснущей лампады литературы, никогда не стоял перед истинным поэтом — Линой Костенко. Она всегда б ы л а, и когда говорила, и даже когда молчала. Как вешняя вода, прорывала она все плотины официоза и никогда не шла ни на какие компромиссы. Может быть, поэтому Лина Костенко в “застойные” годы печаталась реже, чем следовало бы по ее таланту. Но каждая ее публикация становилась событием. Книги ее, изданные в Киеве “Над берегами вечной реки” (1977), “Маруся
Чурай” (1979), “Неповторимость” (1980), “Сад нетающих скульптур” (1987),
“Избранное” (1989), по праву вошли в золотой фонд украинской поэзии. И не только: истинным любителям поэзии ее стихи давно известны и в России, и за рубежом. Но... Лишь для тех, кто может читать ее в оригинале.
Верная своему правилу “не мельтешить”, сама Лина о переводе своих стихов не помышляла, и издательства, в частности, наши, московские, не решались проявить инициативу — отчасти из-за рутинной инерции, а главным образом — побаиваясь столь непримиримого ко всяческой халтуре автора. После перестройки и распада Союза разобщение еще усилилось — в издательской практике. А поэзия, если рассматривать ее как мировой процесс, все-таки едина и неделима. В стихах Лины Костенко всегда ощущался масштаб, дыхание вечности: многое из того, что она написала десятилетия назад, — звучит и сегодня как нельзя более актуально.
Я давно знаю, люблю поэзию Лины Костенко, довольно много переводила ее по собственному почину, кое-что напечатала — в журналах “Литературное обозрение”, “Октябрь” (меня “пугали”, что Лине Васильевне — де, угодить невозможно, как бы чего не вышло, но, как видите, я жива до сих пор, так что слухи о “невыносимом” характере Костенко сильно преувеличены), многое из того, что я делала “для души”, ждет своего часа в моем письменном столе.
Журнал “Дружба народов” проявил добрую волю — и вот перед вами эта подборка. Вслушайтесь в неповторимый голос Лины Костенко...
Переводы Игоря Кручика.
* * *
Послушаю-ка дождь. Подкрался и шумит.
Веселый звук воды, шаги самой Природы.
Мне кажется, что миг прошел, лишь миг,
вдруг оглянусь — а это годы, годы!
Да нет, уже века. Не ведает никто,
в туманностях души, а может, Андромеды,
я, завернувшись в дождь — в стеклянное пальто,
с живыми, с мертвыми ль веду беседы.
Целую все леса. Спасибо скрипачу,
Он славно нам сыграл про все, что есть, чем буду.
Я дерево, я снег, все, что любить хочу.
И, может, в том мой смысл, а вовсе не причуда.
* * *
Мастера умирают, и память о них — словно рана.
В барельефах печали мгновенье впадет в забытье.
Подмастерьям сменить мастеров еще рано.
А работа не ждет. Кто-то должен делать ее.
И приходят пролазы, дельцов беспардонные шайки.
Потираючи руки, берутся за все.
Пока гений стоит и слезу осушает,
суетливо бездарность отары свои пасет.
Очень странный пейзаж: косяками идут таланты.
И седьмое небо пригнула к себе суета.
С мастерами-то легче. Они — как Атланты.
На плечах держат небо. Поэтому есть высота.
Климена
Орел терзал — все как обыкновенно,
клевал он печень… Зевсова затея!
А как тогда жилось тебе, Климена,
несчастная супруга Прометея?
Ой, можно жить в изгнанье и в обиде,
корой питаться — вот беда какая!
Но вновь к скале той подходить и видеть,
как он… прикован… кровью истекает!
И сколько крови той уже пролилось!
А боги глухи, боги непреклонны…
Глотала слезы и домой тащилась,
баюкать своего Девкалиона.
И жить, и ждать, кто камнем бросит слово,
хотя у всех людей свои заботы:
— Вон та, чей муж там, на скале, прикован!
Он, говорят, злодей. Украл чего-то…
* * *
Памяти бессмертна диорама.
Осень. Вечер. Улица. Гора.
Пламя, отнесенное ветрами,
наклонилось в сторону Днепра.
А под утро — пепел.
Ни травинки.
Минет время, вырастет трава.
Кто-то скажет: городок
старинный,
что ж тут хата каждая — нова?
Белый Феникс, огненные выси!
Только — бомба с дужкою ведра.
… В памяти, пылая, кипарисы
наклонились в сторону Днепра.
* * *
Луиза, Магда ль — чем тебе согреться,
под старость вдвое холодней ветра…
У нас железом — крупповским наследством —
полны поля, то знают трактора.
Ну, как там вальсы — славились когда-то?
Как доктор Фауст — борется со злом?
А наши хлопцы не покинут хаты —
живут навеки в рамке, под стеклом.
Я злого слова не скажу, не надо.
Твой, может, тоже сгинул на войне.
За что убит он, с кем он бился, Магда?!
Он не кричит «Хайль Гитлер!» на стене?!
* * *
Вот встретились, и негде им присесть.
А снег идет, такой бесшумный, чистый.
И сумрак до плеча (темнеет в шесть…).
И по дворам гоняют хоккеисты.
Снег на скамье. Дорожки замело.
На льду машин рискованные трюки.
Часы бегут, как цифры на табло,
И холодно. И он ей греет руки.
И деревце сгибается в дугу.
Печальное, но все-таки веселье.
И застревает молодость в снегу
лошадками ребячьих каруселей.
Княжья гора
Памяти Т. Г. Шевченко
Дожить бы свой век, после долгой тяжелой неволи,
на Княжьей горе, над любимым, родимым Днепром!
Он так тосковал по Отчизне своей, что от боли,
казалось, и вирши рыдают уже под пером.
Ходил по горе и дышал ненасытно, всей грудью.
Неужто я дома?! — не верю и сам не пойму!
И княжьего града останки, предревнее чудо,
обломками фресок в земле усмехались ему.
Как батькин гостинец, как хлебушек сладкий от зайца,
как радость забытых и вечных младенческих снов, —
так в ведрах дрожала вода, чтоб сиять и смеяться,
шумели дубы, синий ветер пил цокот подков.
Гора моя Княжья, отсюда все видно — до солнца.
Смарагдовый айсберг по самые груди в Днепре!
Спускается вечер, и панское стадо пасется,
да, стадо пасется на милой, на Княжьей горе.
Слеза закипает. Душа, ты поссорилась с Богом.
А небо, а ветер, а там, под горою, село!
И как же здесь славно! И Днепр перед самым порогом!
Да только порога… порога-то быть не могло.
Уже за плечами цидульку для пристава пишут,
и сеют сквозь сито песчаную осыпь стрижи.
Родная земля моя! Как здесь — без воздуха — дышат?
Поэты твои — твои пасынки. Как же им жить?
Вот здесь, на руинах известного города Родни,
над берегом светлым, где блещет святая река,
над славой минувшей стою я в бесславном сегодня,
и как же дивиться тому, что мельчают века!
А завтра поеду. И, может, сюда — не вернуться.
И берег, и ветер… И люди родные в селе…
Уж там, в Петербурге, сумею тоской захлебнуться,
припомнив мечту — на своей поселиться земле!
Там есть и друзья. И «Слепую» писал я, и «Тризну».
А вирши рыдают… Далеко до Судного дня.
Будь прокляты все, кто отнял у поэта Отчизну!
Зато у Отчизны — никто не отнимет меня.
* * *
Как и всегда, украдкой, злобно, с тылу, —
Всесветный лай мещан вдогон судьбе...
Мне не прощают яростную силу,
Я — не прощаю слабостей себе.
И сколько их! Не снять покров печали:
сниму один, а там — другой, за ним.
Колена преклонивши, как Почаев,
стоит душа моя пред всем святым.
Язвят и жалят мириады версий.
Ну что ж, пускай. Сильна я, даже зла.
Я знаю: слабость — хуже всех диверсий.
А я средь диверсантов не была!
Летучие ритмы
Так захотелось простора —
и чтоб никаких травм,
И чего-то такого простого —
как прорастание трав,
И чего-то такого дивного —
как музыка
без дураков
И слова —
хотя б единого!
Но чтоб навеки веков.
У мудрецов обычай был не скорый —
передохни, когда осилишь горы,
Постой, на перевале оглянись,
А дальше сам решай — вверх или вниз.
Ох какие мы все гении!
Напасешься ли венков?
Только что же там останется
по прошествии веков?
Пригляделись, поостыли мы —
эволюции нема.
Так, стишки довольно милые,
Паутиночка ума.
Побольше музыки,
поменьше умных фраз,
в которых лжеученость так и дышит.
Всю жизнь безделкой тешишься подчас,
А век — он мудрый:
фикции все спишет.
Какие зори в памяти планеты?
Мрак первобытных ледяных пещер,
Минувших лет неспешных менуэты,
Космическая скорость НТР.
И вырастают поколенья —
они не знали тишины.
Страшней всех летоисчислений —
война, войною, до войны!
И снова каннибалы в силе —
утрат людских не отрыдать.
Что сберегли мы,
что скопили
чтоб нашим детям передать?
Миры иные в небесах ночных —
Там пустота за серебром и чернью!
А может быть, мы светимся для них?
А может, мы им звездочка вечерняя?
Режимы хунты и претории
менялись. Вечны лишь народы
Решетки — что ж —
канва истории.
На чем же вышить лик свободы?
Черный сон веков не сбудется —
что пройдет, а что забудется,
что уснет, а что разбудится.
Черный сон веков не сбудется...
Цавыт танем
Быки и мулы пали. Аулы стали дымом.
Изгнанники уходят, уходят налегке...
Чтоб не расстались дети с наречием родимым,
им буквицы выводят армянки на песке.
А ветер, ветер, ветер!..
Снесет и рощу буков,
а что — людей, чьи лица обуглила печаль?
Едва напишешь что-то ажурной вязью букв,
но ведь слова — без корня! Подхватит смерч — и вдаль.
И слову стать колючкой в утробе у верблюда,
а детям — жить без речи, без пламени во тьме.
Изгнанники уходят: ни крова, ни приюта...
Нет крова, нет приюта — букварь им на уме!
Руиной стали храмы. Защита их убита.
Хранит колокола их под водами Севан.
О, как теперь армянам? Над ночью геноцида
не лунный серп восходит — турецкий ятаган.
А ветер, ветер, ветер!
Не в милость человеку.
Изгнанников уносит судьба за окоем.
И некогда писать им для малых абевегу,
и некогда, и нечем, и нет писать на чем.
И только на привале, очажный свет затепля,
пока еще в повозку армянки не впряглись,
выводят вязью буквы, похожие на стебли,
слезами поливают — и буквы принялись.
В песках пустили корни —
а ветер, ветер, ветер!..
Изгнанники уходят, уходят налегке.
И вот в пустыне жгучей восстали буквы эти,
как детские побеги, взросли в чужом песке.
По ним гарцуют кони в куражной свистопляске,
но буквы прорастают, листвой тревожа тьму...
“Цавыт танем” — так должно прощаться по-армянски.
Твоей печалью полнюсь. И боль твою приму.
* * *
Экзамен для смутившейся души:
“люблю” — глазами молвил ты. Как странно!
Как хрусталя вибрация в тиши...
Несказанное — снова несказанно.
Шло время, отдаляя тот перрон.
Молчанье в рупор каркало вокзально.
Немало слов исторгнуто пером...
Несказанное — снова несказанно.
Светлели ночи и смеркались дни.
Судьба весы не раз качнула заново.
Твои слова — во мне опять они!
Несказанное снова несказанно.
Часовой мастер
Еще чадили пароходы утюгами,
в ракушки мы играли ежедень...
А там, где явь казалась облаками, —
светлел домишко, спрятанный в сирень.
Там жил старик, манерней дворянина, —
он в бабочке вершил свои труды.
В трельяже отражение графина
дрожало сном колодезной воды.
Куда ж нам плыть? Как если бы у озера,
он у трельяжа сумерки стерег.
И тикала механика с угрозою,
и шепот звал: приди, истек твой срок...
А он, как лоцман сложного корвета,
вращал штурвал — и плыл издалека...
И детство в закруглении багета
глазело со стены на старика.
Вгрызались древоточцы в дуб комода,
в углу темнели святцы и отцы...
И кашель удушал его, и годы,
и запах аллергической пыльцы.
И маятник круглел, шагая шире,
и тенькала в будильнике струна,
А мастер над термитами цифири
корпел горбатой тенью колдуна.
Он часики лечил — любого класса.
А век то ускорялся, то хромал...
И ночью полный маятник являлся,
а он всего лишь гирьку поднимал.
Наталка Белоцерковец
Время репетиций
Наша всякая страсть
предыдущей — теснее и ближе
смертоносной иглою расшит этот флер или дым
чтоб лицо дорогое увидеть луну поверни же
и дрожи как художник
и плачь точно изверг над ним
это час репетиций деревья вступают на сцену
кровь больного актера течет
листопад психиатр
ты доподлинно веришь наивный
что взрезаны вены
впрочем смерть достоверна всегда подтверждает театр
и на сад что покончил теперь
до весны леденея
на морщины горы в декольте
и на флер и на дым
на лицо дорогое ты видишь оно все бледнее
налагает искусство широкий подчеркнутый грим
это час репетиций
трагедией веского текста
перетружены губы ремарки пылают из тьмы
да не прокляты будут те роли что избраны с детства
мы как сад многорукий
готовы к приходу зимы
* * *
Худой, сутулый, с нимбом высоты
Сей образ осени, предзимнее пыланье
Багряных рощиц, противостоянье
Морозной и заплаканной воды.
На берега Европы ветхоризой
И на карнизы выцветших дворцов
Чуть полночь — ниспадает пепел сизый
От сигарет мечтательных юнцов.
Какой дрожат идеей, увлекаясь?
О чем — сердцебиенье этих дней
Под свитерами?.. Тайна велика есть —
Готовность жизнью жертвовать своей.
Ужель в наш век, что стал руинней Трои,
В чаду несокровенных телетайн, —
Еще взрастают дети, как герои
Лазурных калевал и лунных дайн?
На площадях, где нервы на пределе,
Во имя слов,
нагих, что кровь из вен,
Еще встают поэты на дуэли
С эстетикою трупов, лбами стен!
О романтизм осенний...
Как близки мне —
Пусть ради новых истин прописных —
Виденья неуступчивых, как в гимне,
Вихрастых оркестрантов мировых!
Преступно думать: слаб-де, человеке...
Преступно верить: жизни, мол, конец,
Коль глас народный
музыкою вече
Себя доверил тысячам сердец!
Юрий Андрухович
Ужин со шпагоглотателем
В нем нечто есть от мясника... Вернее, самурая.
Его ножи — дзержинский джаз,
какофоничный вжик.
Хлебало с караван-сарай технично раззевая,
тут важно губы растянуть и вывалить язык.
12 очень острых блюд — стилеты, шпаги, финки.
О, аэробика для губ, для щек, трахей!.. Итак,
он шпагу вскинул в небеса — вниманье, украинки:
вот сердца волевая грань, он — пламенный казак.
И шпага в рот,
как луч в туннель,
вонзится без оглядки.
“Глотай ее — сейчас и здесь! Глотай!” — стенает хор.
И трепет — прочь,
дыханье — стоп,
а сердце — зайцем в пятки.
Теперь он полый, точно дух, и чуткий, как минер.
Вот входит шпага вниз
и вниз,
вперяется в кишечник.
А мы орем: “Давай! Банзай! Вонзай, а не мозоль!”
От наших неуместных фраз,
от визга алчных женщин
он инфракрасен, как Исус... Он излучает боль.
...И мы вскричали: “Браво! Бис!”
Воспряли оголтело,
как будто цирк, партийный сьезд
или толпа жлобов.
Нет! Кинофильм,
где диссидент пал жертвою за дело,
да так, что роза проросла сквозь горло и жабо.
Этюд завода. Конверсия
Ну что, кирпичный призрак огнестойкий?
Пора на свалку. Никуда не деться.
Чугунный век закончился... Но только
еще гремит в котлах больное сердце.
Мы милостей природе не прощали:
в невежестве ребячески невинны,
мы руки с кирпичами совмещали,
тянули жилы из дрожащей глины.
Свергали горы властью динамита,
чернея от морщин и антрацита...
Гниет земля и сточные озера,
среди репья ржавеет труп мотора.
Мартеновская печь с потухшим брюхом,
разбитый кузов, загнанная гайка.
Отстойники разят холерным духом...
Но в битых стеклах — проблески Клондайка:
ведь рычаги ладоней человечьих,
дерзанием и нежностью ведумы,
взрастят тюльпаны, птиц поселят певчих,
цветистых рыб запустят в водоемы.
Метки: поэты лина костенко |
Человек, который остается сам собой. |
Эту поэтессу я только узнаю... как многое в этой стране. Но , то что успела прочесть восхищает.
Только, для того чтобы читать ее в оригинале стоило изучать язык. И пожалуй, точнее всего о ней сказал
Сергей ТРЫМБАЧ, кинокритик:
— Как это ни банально звучит, но Лина Васильевна Костенко для меня — просто пример человека, который остается сам собой. В любых обстоятельствах. Мы знаем ее поведение, ее поэзию, ее творчество в 1960 — 1970 годах и позже; мы знаем, какая она в 1990-е и в начале уже нынешнего тысячелетия. Никакие идеологические веяния и влияния не разрушают ее внутренний стержень. То есть это действительно чрезвычайный человеческий характер. Вот, я думаю, ключевое слово — ХАРАКТЕР. То, чего, собственно, не хватает как всей Украине, как государству, так и многим украинцам. Лина Васильевна и как человек, и как поэт, и как женщина, мне кажется, — просто безупречна. А то, что она дистанциируется от процессов, происходящих сейчас в Украине... По-видимому, она делает правильно. Потому что слишком много грязи, слишком много люди (в том числе люди искусства) суетятся. А она — Поэт. И в этом также, кстати, один из ее уроков. Поэт не должен растворятся в этом мраке суеты, в этом цирке, каковым часто является сегодня наша и политическая, и культурная жизнь. Она — вне этого цирка. Поэт не должен быть паяцем. Поэт должен оставаться поэтом. Лина Костенко — это Лина Костенко. И ничто к ней не пристает. То есть это действительно чистый Поэт. Чистота ее поэзии и чистота ее духа поражает. Это Поэт на все времена.
Владимир ПАНЧЕНКО, доктор филологических наук: В ее поэзии слышен бунт против стандартизации, упрощения, примитивизации человека. Неповторимость — вот второе из ключевых понятий, смысловых знаков вольнолюбивой музы Лины Костенко. Ее творческой личности прекрасно подходят слова про «чи не єдиного мужчину на всю соборну Україну», сказанные когда-то Иваном Франко о молодой Лесе Украинке. Время, выпавшее Лине Костенко для жизни, тоже требовало от нее самоотречения, веры и отваги. Своей поэзией во времена безмолвия и стандарта она спасала честь украинской литературы...
Федор СТРИГУН, художественный руководитель Львовского театра им. М. Заньковецкой— Для меня поэзия Лины Васильевны — словно глоток свежего воздуха, второе дыхание. Когда впервые прочитал ее произведения, то был потрясен силой таланта Костенко. Было такое впечатление, что каждая строчка написана сердцем. Лина Васильевна — это будущее и прошлое, наша современность. Она — личность, человек, который в разных ситуациях всегда остается на высоте — была, есть и остается принципиальной, не меняя свою позицию от веяний времени. :
Евгений МАРЧУК, — Лина Костенко — это настолько сложная фигура, что сразу выразить какую-то ее сущность очень сложно. О таких фигурах даже нельзя просто так говорить. Это гениальная поэтесса, которая войдет на века не только в историю украинской поэзии, но и в историю Украины. По уровню своей гениальности она — поэтесса века, поэтесса всей человеческой цивилизации. Причем это касается всего творчества Лины Васильевны, а не только известной «Маруси Чурай». http://www.laidinen.ru/women.php?part=536&letter=%CA&code=715Это мыслитель, реализующий себя в филигранно утонченной поэзии. Это ярко выраженный патриот по сути своей, а не по декларациям. Одной только своей «Марусей Чурай» Лина Костенко сделала столько для национального самоосознания, национальной самоидентичности украинцев, сколько не сделали все научные институции, вместе взятые. И это при том, что этот роман в советские времена издавался с очень большими проблемами
Иван МАЛКОВИЧ, поэт, директор детского издательства «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА»:
— Когда-то Юрий Андрухович свою статью о Лине Костенко назвал «Не пойманная королева». Такой «не пойманной королевой» наша лучшая поэтесса остается и до сих пор.
В дни, прожитые грустно и просто,
Было все, как нетронутый снег.
Темноглазым прекрасным гостем
Я ждала тебя с дальних рек.
Задержался, пришел нескоро.
А одной - хоть рядись в петлю.
И в недобрую сердца пору
Я кому-то сдалась: "Люблю".
На руках меня к небу поднял,
Я не знала угроз, обид.
О тебе не мечтала - полно,
Чтоб тебя же не оскорбить.
А бывает - замру на месте,
Только руки тяну без слов,
Словно жду невозможной вести
Из далеких твоих краев.
Есть для сердца тягчайший опыт -
Забывает скорее зло,
Чем такое, что быть должно бы
И чего не произошло.
ПЕЛЮСТКИ СТАРОВИННОГО РОМАНСУ
Той клавесин і плакав, і плекав
чужу печаль. Свічки горіли кволо.
Старий співак співав, як пелікан,
проціджуючи музику крізь воло.
Він був старий і плакав не про нас.
Той голос був як з іншої акустики.
Але губив під люстрами романс
прекрасних слів одквітлі вже пелюстки.
На голови, де, наче солов'ї,
своє гніздо щодня звивають будні,
упав романс, як він любив її
і говорив слова їй незабутні.
Він цей вокал підносив, як бокал.
У нього був метелик на маніжці.
Якісь красуні, всупереч вікам,
до нього йшли по місячній доріжці.
А потім зникла музика. Антракт.
Усі мужчини говорили прозою.
Жінки мовчали. Все було не так.
Їм не хотілось пива і морозива.
Старий співав без гриму і гримас,
були слова палкими й не сучасними.
О, заспівайте дівчині романс!
Жінки втомились бути не прекрасними.
ПІДМОСКОВНИЙ ЕТЮД
По двійко лиж — і навпростець лісами,
в сніги, у сосни, в тишу — без лижні.
Сполохать ніч дзвінкими голосами,
зайти у нетрі, збитися — аж ні!
То там, то там над соснами димочок,
і в крижаних бурульках бахроми
стоїть такий чудесний теремочок —
друбок бурштину в кружеві зими!
Там Пастернак, а там живе Чуковський,
а там живе Довженко, там Хікмет.
Все так реально, а мороз — чукотський,
а ми на лижах — і вперед, вперед!
Ще всі живі. Цитуємо поетів.
Ми ще студенти, нам по двадцять літ.
Незрячі сфінкси снігових заметів
перелягли нам стежку до воріт.
Зметнеться вгору білочка—біженка.
Сипнеться снігом, як вишневий сад.
І ще вікно світилось у Довженка,
як ми тоді верталися назад.
Ще нас в житті чекало що завгодно.
Стояли сосни в білих кімоно.
І це було так просто і природно —
що у Довженка світиться вікно...
Очима ти сказав мені: люблю.
Душа складала свій тяжкий екзамен.
Мов тихий дзвін гірського кришталю,
несказане лишилось несказанним.
Життя ішло, минуло той перон.
Гукала тиша рупором вокзальним.
Багато слів написано пером.
Несказане лишилось несказанним.
Світали ночі, вечоріли дні.
Не раз хитнула доля терезами.
Слова як сонце сходили в мені.
Несказане лишилось несказанним.
Двори стоять у хуртовині айстр.
Яка рожева й синя хуртовина!
Але чому я думаю про Вас?
Я Вас давно забути вже повинна.
Це так природно — відстані і час.
Я вже забула. Не моя провина,—
то музика нагадує про Вас,
то раптом ця осіння хуртовина.
Це так природно — музика і час,
і Ваша скрізь присутність невловима.
Двори стоять у хуртовині айстр.
Яка сумна й красива хуртовина!
Розкажу тобі думку таємну,
дивний здогад мене обпік:
я залишуся в серці твоєму
на сьогодні, на завтра, навік.
І минатиме час, нанизавши
сотні вражень, імен і країн, –
на сьогодні, на завтра, назавжди! –
ти залишишся в серці моїм.
А чому? То чудна теорема,
на яку ти мене прирік.
То все разом, а ти – окремо.
І сьогодні, і завтра, й навік.
Ідалія Полетика,
прославилася бабонька,
цькувала собі генія, знічев'я, просто так.
Тепер в музеях Пушкіна
зі стін очима кліпає,
за віяло ховається, коли екскурсовод
ні-ні та й скаже: - Ось вона,
та сама світська дамочка,
котра цькувала генія. Нікчемна, а й вона
отрути жменьку вкинула, де наклепи варилися,
і є в його загибелі також її вина.
Куди ж тепер їй дітися?
Безсмертя річ безвихідна.
Всі погляди спиняються на ній, на ній, на ній!
А що, мадам Полетико?
Позиція невигідна.
Тепер сиди у рамочці, прилюдно червоній.
Він щедрий, незлопам'ятний,
він вивів тебе з ницості.
Без нього, без убитого, ну ким би ти була?
А так усі розплутують по вузлику, по ниточці,
вже років сто розплутують усе, що ти плела.
В Дантеса були крильця - сріблясті еполетики.
Він пурхав, ти звивалася - як жевжик і змія.
Воно, звичайно, бувши
дружиною Полетики,
годилось би залишити достойніше ім'я.
Ідалія, вродливиця, і очі з поволокою,
дитя розпусти графської, рождене без вінця.
Як ви цькували генія!
Безжалісно, толокою.
Чого ж тепер ти віялом прикрила півлиця?
Ідалія, сучасниця,
ну, як тобі сичалося?
Звідкіль взялося віяло, бо наче ж не було.
Чи ти ото прикрилася, щоб совість не пручалася,
щоб люди не побачили роздвоєне жало?
А треба ж було думати,
царі, Дантеси, Дубельти,
Ідалія Полетика, і всі на одну масть!
То небезпечно - генія цькувати.
Він у безсмерті страшно вам воздасть.
Страшний калейдоскоп:
в цю мить десь хтось загинув.
В цю мить. В цю саму мить. У кожну із хвилин.
Розбився корабель.
Горять Галапагоси.
І сходить над Дніпром гірка зоря-полин.
Десь вибух.
Десь вулкан.
Руйновище.
Заглада.
Хтось цілиться.
Хтось впав.
Хтось просить:
«Не стріляй!»
Не знає вже казок Шехерезада.
Над Рейном не співає Лореляй.
Летить комета.
Бавиться дитя.
Цвітуть обличчя, острахом не стерті.
Благословенна кожна мить життя
на цих всесвітніх косовицях смерті!
Метки: поэты лина костенко |
ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ (ЧАСТЬ 52 - РУСАЛКИ, НИМФЫ И НАЯДЫ - ВЫБИРАЙ КОГО НАДО! ) |
Метки: легенды мифы русалки |
*** |
Метки: открытки на украинском языке открытки побажання щастя |
*** |
Метки: открытка блестяшки мышки с днём рождения |
